Текст книги "Полуночные признания"

– Возможно, ты права. – Он погладил щеку рукой, превращая прикосновение в ласку.

– В комнате Филиппа есть его одежда. Надо пройти через боковую дверь, – произнесла она, отступая от него на шаг – подальше от этих опасных прикосновений и соблазнительной близости сильного мужского тела. – Ты найдешь там все, что нужно.

Она открыла дверь – и легкий порыв уже утихающей бури взметнул край ее пеньюара, заставив спешно схватиться за ткань руками.

– Эммануэль! – Зак решительно шагнул вперед.

Но она уже бежала; ее босые ноги скользили по влажному полу галереи, а ветер трепал непричесанные волосы.

Зак застыл в открытых дверях. Влажная ночная прохлада приятно ласкала кожу. Зак с силой втянул в легкие очищенный дождем воздух. Его сердце все еще сильно билось от первобытного мужского желания. Ему так хотелось броситься следом, прижать Эммануэль к своему сильному телу и немедленно взять ее. Но он сделал долгий, полный разочарования выдох и пошел в комнату Филиппа.

Взяв масляную лампу, Зак повернул ручку и распахнул стеклянную дверь. Филипп де Бове умер всего несколько месяцев, но в его комнате уже царило запустение. В воздухе перемешались едва ощутимые запахи пыли, табака и кожи.

Помещение было небольшим и разумно спланированным. Пол покрывали широкие доски из кипариса, на которые постелили летние соломенные коврики. Для обогрева был сооружен простой камин. В других особняках подобная комнатка предназначалась бы рабам или взрослеющим сыновьям. Но и этому скромному помещению Филипп смог придать элегантный вид, поместив здесь кровать из тонких кедровых досок и высокие шкафы, набитые книгами в кожаных переплетах. Побеленные стены украшали весьма искусно подобранные картины в фигурно вырезанных позолоченных рамах. На стоящем у окна столе, выполненном в стиле времен Регентства, стоял хрустальный графин с бренди. Зак направился в ближний левый угол – к высокому шкафу из кедра. Повернув ключ, он открыл дверцу…

Одежды не было. Зато на него пахнул отчетливо ощущаемый запах гашиша, смешанный с мускусным ароматом ветивера и легким привкусом опиума. На полке лежали три съежившиеся головы аборигенов островов Тихого океана с длинными спутанными черными волосами и навсегда застывшими страшными гримасами. Рядом находилась плетка с искусно разукрашенной ручкой и кожаными полосками, порядком изношенными, и аккуратно сложенная веревка. Не составляло большого труда понять, для чего они предназначались.

Отступив на шаг, Зак внимательно оглядел полки. Здесь была целая коллекция, которая напоминала бы экзотические принадлежности Папы Джона, если бы она имела медицинское предназначение. Скорее всего, эти предметы были собраны из желания удивить или поразить. Заку захотелось просто захлопнуть этот ужасный шкаф и навсегда забыть о его секретах. Он знал, что хозяйка дома не подозревает о тех вещах, что он обнаружил. Иначе она не направила бы его сюда, опасаясь раскрыть все тайны человека, с которым она вместе прожила двенадцать лет. Ветер на улице почти стих, о дожде напоминала только капель. После яростной бури эта относительная тишина казалась странной, почти неестественной. Заку на миг почудилось, что в углах таятся чьи-то тени – или призраки убитых.

Сжав челюсти, Зак начал внимательно изучать содержимое шкафа. Он не знал наверняка, что ищет, но вскоре понял, что копался здесь не напрасно. На последней полке, около книги большого формата с фотографиями обнаженных молодых девушек, лежал прямоугольный дубовый ящик, углы которого были обшиты медными полосами, а на одной стороне виднелись петли.

Он медленно откинул защелки и поднял крышку, надеясь обнаружить набор для убийства вампиров – бутыль со святой водой, большой крест, заточенную на одном конце деревянную палочку и маленький арбалет. Когда-то в наборе имелось четыре стрелы с серебряными наконечниками, каждая из которых покоилась в своей нише.

Теперь осталось только три.

Глава 18

Когда Зак покинул дом на улице Дюмен, о грозе напоминали только свежесть и легкий моросящий дождь. Выйдя с галереи на кирпичное крыльцо, майор остановился.

Черный костюм, белая полотняная рубашка и черный галстук, которые были на нем, когда-то принадлежали Филиппу де Бове – так же как и низкие черные ботинки и дорогая шляпа из бобра. Заку было неприятно сознавать, что эти вещи подошли ему по размеру – это как-то ставило их на одну доску: его и того человека, который коллекционировал трофеи охотников за черепами и фотографии несовершеннолетних обнаженных девушек, а также прятал у себя набор для убийства вампиров. Под мышкой Зак держал завернутую в брезент мокрую военную форму и дубовый ящичек, обитый медными полосами.

По содержимому шкафа Зак много узнал о странных наклонностях бывшего хозяина этого дома. У него мелькнула мысль, что Эммануэль все же, наверное, догадывалась об ужасной коллекции в комнате Филиппа, поскольку искала здесь арбалет после убийства Сантера, но, по ее словам, не нашла.

Майор сошел с мостовой и зашагал по дороге, широко расставляя ноги, чтобы не попасть в канавы от колес. Он хотел поднять голову и посмотреть, не наблюдает ли за ним Эммануэль из-за занавесок, но поборол этот порыв.

Зак вспомнил, как, стоя в «гарсоньер» с арбалетом, из которого убили Генри Сантера, он было заподозрил Эммануэль во лжи, решил, что убедил себя в ее невиновности только из-за внезапно вспыхнувшего желания. Это мимолетное сомнение выбило его из колеи. Но в следующее мгновение, трезво оценив ситуацию, он понял свою ошибку: если бы Эммануэль знала, что арбалет находится в шкафу, она никогда бы не оставила его одного в этой комнате. Он также вспомнил, как она упоминала о странной ночи, когда кто-то снял с двери засов. Похоже, что тот, кто воспользовался арбалетом, вернул его назад. Зака осенило: если кто-то тайком проник в дом, то он так же незаметно может совершить и убийство. Хорошо, что, выслушав рассказ Эммануэль о загадочном ночном визите, он не поспешил обыскать дом – тогда, обнаружив арбалет, он наверняка бы решил, что именно она виновна в убийстве, и мог приказать ее повесить.

Размышляя над этим, Зак дошел до конца улицы и только здесь позволил себе на мгновение оглянуться на высокий, укутанный вьющимися растениями балкон с чугунной решеткой, что вел в комнату Эммануэль. В его груди что-то сжалось, и, чтобы освободиться от тяжести, он с силой выдохнул. Сегодня он зашел слишком далеко. Эта женщина недавно овдовела, она яростно предана Конфедерации, с которой он воюет, и входит в число главных подозреваемых по делу об убийствах. Но, даже напомнив себе все это, Зак продолжал раздумывать над тем, что могло бы произойти, если бы он оказался с ней наедине в той комнате, где сейчас еле заметно дрогнула занавеска, словно отстраняемая чьей-то невидимой рукой.

Тучный ньюйоркец повернул арбалет; между его густых бровей появилась задумчивая складка.

– А ты спрашивал ее, как эта гадкая штуковина снова очутилась в комнате мужа после того, как она сказала, что арбалет исчез?

Стоя у окна своего кабинета, Зак молча наблюдал, как на противоположной стороне улицы молодой квартерон раскладывает на лотке дыни.

– Еще нет, – ответил он.

Разглядывая декоративную инкрустацию на деревянном ложе, Хэмиш понимающе скривился:

– Думаю, у тебя были причины с этим повременить.

Зак продолжал наблюдать за продавцом дынь.

– Да. – Если бы он остался у Эммануэль де Бове на ночь, то, конечно, не для разговоров о проклятом арбалете. Но Хэмишу об этом говорить не стоило.

– Почему эта дорогая маленькая игрушка появилась вновь?

Зак пожал плечами:

– Похоже, что убийца хотел подбросить улики против мадам де Бове.

– Возможно. Но она умная барышня, эта французская вдовушка. А что, если она оставила тебя в этой комнате специально, надеясь, что ты найдешь арбалет случайно и решишь, что его вернул кто-то другой, поскольку ты очень не хочешь ее подозревать? – Видя, что Зак смотрит на него тяжелым взглядом, Хэмиш добавил: – Твой интерес к ней серьезно мешает расследованию.

– Я с ней не сплю, – сказал Зак.

– Нет. Но хочешь. Не отрицай.

Зак положил арбалет в выстланный бархатом ящик и закрыл крышку.

– Я отправляюсь в церковь, – произнес он, запихивая ящик в полотняный солдатский ранец, и вышел из комнаты. Капитан смотрел на него удивленными и круглыми, как у совы, глазами.

Большая католическая церковь Успения святой Марии немецкой общины, выполненная в стиле, отдаленно напоминающем готический, была кирпичной. Сводчатые стеклянные окна перемежались с витражами. Еще не добравшись до деревянных входных ступенек, Зак понял, что строительные работы здесь кипят вовсю. У открытой двери были сложены приятно пахнущие свежеспиленные бревна, из церкви эхо доносило звук молотков.

Остановившись у огромной двери, Зак вдохнул знакомые запахи ладана и пчелиных сот. Неф удивлял своей простотой, стены были лишь побелены и украшены только несколькими терракотовыми дисками, на которых разместились картины, изображающие установку креста. На лесах около алтаря какой-то человек трудился над возведением ограждения с витыми деревянными столбиками. Это был высокий худой молодой мужчина с копной светлых волос. Заслышав шаги Зака, он поглядел вниз, и какое-то мгновение стоял неподвижно, крепко сжимая молоток.

– Гутен таг, – произнес он и небрежно бросил молоток в ящик у своих ног.

Зак медленно прошел по центральному проходу, внимательно глядя на немца.

– Вы трудитесь здесь, когда не заняты в больнице?

– Это не работа, – ответил Спирс, вытирая рукой потный лоб. На немце не было ни костюма, ни даже жилета – только простые брюки и рубашка без воротника. – Это я делаю для Бога. – Он свел руки, изображая арку. – Мы строим церковь все вместе. Моя мать и другие женщины носят кирпичи в своих фартуках. Помогают даже маленькие дети, которые могут дотащить за раз всего один кирпич.

Зак обратил внимание на изящно вырезанные из дерева столбики ограждения.

– Вы умелый плотник. Думаю, вы смогли бы заработать значительно больше, чем в больнице Сантера.

Спирс с чувством провел ладонью по ровной поверхности ограждения.

– Я работаю с деревом для удовольствия. – В пустой церкви его голос звучал гулко и усиливался эхом. – Но это не будет моей профессией. – Он захромал вверх по лестнице, где лежали жилетка и костюм. – Моя мать – вдова с четырьмя сыновьями, майор. Она могла позволить себе дать образование только самому старшему из нас, моему брату Бертрану. Тот заплатил за образование Карла, а когда медицинские школы откроются снова после войны, Карл поможет мне, а я, в свою очередь, Джозефу.

– Вы хотите быть доктором? – удивленно произнес Зак.

Он сам не мог понять, почему это известие так его ошеломило.

Молодой немец неопределенно хмыкнул и повернулся спиной, натягивая на себя жилетку.

– Работая в больнице, я многому научился. Кое-что знал и сам. Меня интересуют не только книги, но и такие тонкости, о которых не говорят в медицинских школах.

– К примеру, то, что знает негр на болотах?

– Да, Папа Джон. – Спирс одернул пиджак. – А что?

Зак снял с плеча рюкзак и вытащил обитый медными полосами дубовый ящик.

– Вы видели это раньше?

Немец медленно повернулся к майору. – Да.

От этой обезоруживающей откровенности Зак почувствовал неловкость.

– Когда?

Опираясь рукой на заграждение, Спирс протянул руку за ящиком и поставил его на ступеньки алтаря.

– Филипп показывал мне это прошлой весной, – произнес он и положил рядом с собой костыль. – Перед тем как покинуть Баварию, я сделал себе арбалет. Конечно, он был гораздо крупнее. Филипп знал, что мне это будет интересно. – Он открыл крышку ящика и какое-то время молча смотрел туда, где в углублении не было стрелы.

– Значит, вы знаете, как им пользоваться? – уточнил Зак.

– О да. – Немец затаил дыхание и бросил на Зака пристальный и тяжелый взгляд. – Но я не убивал Генри Сантера.

– Вы знакомы с кем-нибудь, кто умеет обращаться с арбалетом?

Спирс внезапно коротко рассмеялся:

– Что это? Возможность уйти от подозрения, указав на кого-то другого? Вы, видно, невысокого мнения обо мне, майор?

– Я вас вообще не знаю, – коротко ответил Зак. – А Филипп мог использовать арбалет?

– Конечно. Однажды мы отправились на охоту в Байу-Креве. Он взял с собой арбалет. Его может использовать даже ребенок, потому что он очень тщательно и умело сделан и натягивать его совсем несложно.

– Или женщина.

В глазах немца вспыхнул опасный огонек, но Спирс поспешил опустить взгляд.

– Возможно.

– А Антуан Ла Туш? Он интересовался арбалетами так же, как и Бове?

– Это ведь его подарок Филиппу.

Зак улыбнулся:

– Вот как? Это важная информация.

Немец сжал челюсти так, что на скулах заиграли желваки. Опустив глаза на ящик, он быстро и уверенно закрыл его.

– Любой мог воспользоваться им.

– С такой точностью? Я в этом сомневаюсь. – Зак протянул руку за ящиком, и Спирс безропотно отдал его. – А доктор Ярдли? Он знаком с арбалетами?

– Не могу сказать, – ответил немец, неловко выпрямляясь и стараясь перенести вес на здоровую ногу. – Я с ним мало общаюсь.

– Но вы хорошо знали Филиппа де Бове?

Спирс протянул руку за костылем, стоящим у ограждения.

– Филипп был не только хороший доктор, но и прирожденный учитель. Он часто помогал мне.

Это совсем не соответствовало тому образу развратного и самовлюбленного человека, который Зак нарисовал в своем воображении.

– Вот почему вы пошли с ним в ту ночь, когда он был убит?

Спирс поставил костыль под мышку и со вздохом оперся на него.

– Ему нужен был человек, которому можно было доверять.

– Кто еще отправился с вами?

Подняв голову, немец откинул волосы со лба.

– Чернокожий по имени Бабба. Он был убит вместе с Филиппом.

– И никто больше?

– Нет.

– Об этой операции кто-то донес.

Осторожно опираясь на костыль, Спирс взялся за ручку ящика для инструментов. Выпрямился он медленно и заговорил только через несколько секунд:

– Я ничего не знаю по этому поводу. Но Филипп думал именно так. Он сказал это, когда в него попала пуля.

– Мне говорили, что он умер быстро.

– Такое счастье выпадает не многим счастливчикам, майор, – заметил Спирс, повернувшись на костыле. – Даже когда ранение бывает в голову.

Он двинулся к открытой двери, Зак последовал за ним.

– А что точно произнес Филипп в тот момент?

На секунду Спирс приостановился, его лоб прорезала вертикальная складка.

– Помнится, он произнес «стерва» и добавил: «Она выдала всю игру, потому что хотела моей смерти, а ей всегда удается то, что она задумала».

– И после этого он скончался?

– Да.

– Вы видели его мертвым?

Кончик костыля глухо стучал по непокрытому полу, пока Спирс двигался к двери, из которой падал солнечный свет.

– Конечно.

– Как вы думаете, о ком он говорил? Может, о Клер Ла Туш?

– Не знаю.

– А как насчет его жены?

– Эммануэль де Бове? – Прищурившись на солнце, Спирс распахнул двойные двери и остановился. – Нет, она бы никогда такого не сделала.

– Почему вы так уверены?

Спирс оглянулся на него.

– В тот день погиб не только Филипп, но и Бабба тоже. Он был ее другом. К тому же она не отправила бы никого на смерть.

По улице пробежал мальчик.

– Но она же пошла на Филиппа со скальпелем, разве не так? – спросил Зак.

Внезапно Спирс рассмеялся. Выйдя на улицу, он поднял голову к голубому небу.

– Да. Но она хотела лишить его мужской чести, а не жизни.

– Из-за Клер?

Немец перевел взгляд на Зака.

– Это она сказала вам?

На какое-то мгновение Зак почувствовал себя неловко.

– А что, была другая причина?

Спирс пожал плечами и, двинувшись вперед, начал неловко спускаться по ступенькам.

Зак осторожно взял у него из руки ящик с инструментами и вернул его только на деревянной мостовой.

– Данке шён, – поблагодарил Спирс, но в его глазах читалась злость. Немец хотел повернуться, но вдруг остановился и задумчиво посмотрел на майора.

– В немецком есть такое слово, Leidenschaft, – уже спокойно произнес он. – Я вспоминаю его иногда, когда вижу Эммануэль де Бове. Это слово означает пыл, страсть.

– И страдание, – негромко заметил Зак. Глаза Спирса удивленно расширились.

– Вы говорите по-немецки?

Зак покачал головой.

– Я прочитал Гете.

– Необычное занятие для кавалериста, не так ли?

– Как и плотницкое ремесло для доктора.

Лицо Спирса расплылось в искренней радостной улыбке.

– Мы все имеем некоторые странности, не правда ли, майор?

Мальчик в аккуратном маленьком фургоне перед домом на улице Дюмен не заметил, как к нему подъехал Зак. Он сидел, закрыв глаза, подставив лицо лучам яркого полуденного солнца и бросив вожжи.

– Если ты не будешь следить, лошадь съест базилик у дверей миссис Анжело, – предупредил Зак.

Паренек быстро повернул голову, раскрыв рот от удивления. Зак чуть толкнул ногой лошадь, чтобы она подошла ближе к фургону. Мальчик бросил быстрый взгляд в сторону, к мостовой, словно раздумывая, куда удрать. Однако аккуратная маленькая черная кобыла мотнула головой, и паренек, забыв о бегстве, начал собирать вожжи.

– Как вы узнали, что ее зовут миссис Анжело? – спросил он, глядя на Зака чистыми голубыми глазами.

– Также как и то, что тебя зовут Доминик де Бове.

Доминик сглотнул.

– Вы разговаривали с моей мамой?

– Да, – ответил Зак, поправляя на плече солдатский мешок. – Но не о тебе. – Посмотрев на заднюю часть фургона, он увидел коврик для пикника, удочки и сети для ловли крабов.

– Мы собираемся на озеро половить крабов, – беспокойно произнес Доминик. – Это не нарушает законы янки?

– Насколько я знаю, нет, – улыбнулся Зак. – Я сам часто ездил за омарами, когда был в твоем возрасте. Мы ловили их в горшки.

– Горшки? – заинтересовался мальчик. Его лицо выражало недоверие. – Вы это выдумали?

Из дома вышла Эммануэль. Она не сразу заметила Зака.

– Увы, Доминик, я искала везде, но не нашла, – начала объяснять Эммануэль.

Увидев майора, она осеклась; краска залила ее щеки. Зак подумал, что у нее очень красивое лицо – с широкими скулами, изящным подбородком и полными пухлыми губами. Эти губы выражали страсть, были греховны, лгали.

– Мы сейчас уезжаем, месье, – произнесла Эммануэль низким, чуть хрипловатым голосом.

Зак положил руку на луку седла и оперся на нее.

– Мне нужно поговорить с вами кое о чем важном.

– Сейчас? – недовольно воскликнул Доминик. – Но мы опаздываем!

– Доминик! – одернула его мать. Затем она снова перевела взгляд на Зака. – Нельзя ли отложить разговор, месье? Я обещала ему эту поездку несколько недель.

– Я могу сопровождать вас до озера. Мы можем обсудить все, пока он ловит крабов.

Какое-то время Эммануэль молча смотрела на него. Зак пришел сюда, чтобы предъявить улику – ящик с медными полосами – и заставить ее сказать правду. Но когда он смотрел в ее темные, глубокие глаза, все, о чем он мог думать, – это о ее сладких, горячих губах, о пьянящей мягкости ее кожи и о том, как она стонала, когда он положил руку на ее грудь.

– Хорошо, – через несколько мгновений произнесла Эммануэль и с шумом выдохнула, из чего Зак заключил, что она тоже вспомнила о прошлой ночи. – Если позволите, я возьму большую корзину с крышкой для пикника.

Когда Эммануэль вернулась в прохладный коридор своего дома, ей навстречу вышла Роуз.

– Что вы делаете? – произнесла она громким шепотом. – Приглашаете с собой этого янки?

– Я его не звала. – Эммануэль прижала плетеную корзину к животу. – Либо мы едем с ним, либо от поездки на озеро придется отказаться. Что мне выбрать?

– Знаете, что я думаю? – заявила Роуз, глядя на Эммануэль, чуть прищурившись. – Если вы будете выполнять прихоти этого янки, то скоро погубите себя.

Эммануэль неестественно улыбнулась:

– Не смеши меня.

Роуз уперла руки в бока.

– Вы живете без мужчины очень долго, а этот – единственный, кто здесь хорошо выглядит. Но вы помните, кто он? Этот майор-янки может потащить вас за ваш хорошенький маленький зад в тюрьму быстрее, чем попугай произнесет «Дикси». Не забывайте это. А?

Глава 19

– Папьер и я часто приходили сюда ловить крабов и мелких креветок, – гордо произнес Доминик. – Он знает много такого, чего вы не знаете, – о заливах, болотах и обо всех животных и растениях.

Майор перевел свою кавалерийскую лошадь на легкую рысь, следуя за фургоном, который на ровной дороге двигался быстро.

– Папьер? – переспросил Зак, наклоняя голову, чтобы спрятать улыбку.

– Мой дедушка, – объяснил Доминик, бросая на него недовольный косой взгляд, как бы говорящий: «Ты не знаешь?» – А папа научил меня управлять лошадью. Мама говорила, что я слишком мал, но папа сказал, что мы, де Бове, прирожденные спортсмены. – Наступила пауза, нарушаемая только цоканьем копыт и позвякиванием упряжи. Внезапно Доминик сдавленным и безразличным голосом добавил: – Конечно, он многого не может. Чтобы пойти куда-нибудь, ему приходится звать на помощь Батиста.

От этих слов у Эммануэль к горлу подступил комок. Вплоть до мая Жан-Ламбер де Бове был полон энергии и, казалось, забыл о том, что перешагнул семидесятилетнюю отметку. Несмотря на крах супружеских отношений с Филиппом, Эммануэль удалось сохранить дружбу с Жан-Ламбером. Они не раз вместе ловили окуней в Бо-Ла и бывали на представлениях во французской опере. Но когда в Новый Орлеан пришло сообщение, что единственный сын старика погиб от пули янки в Байу-Креве, Жан-Ламбер сразу постарел на двадцать лет.

– Если бы не его нога, – продолжил Доминик, – он пошел бы убивать этих янки.

– Доминик, – прошептала Эммануэль, укоризненно нахмурившись. Однако всадник на лошади только рассмеялся и придержал от налетевшего ветра черную фетровую шляпу, из которой торчало страусовое перо.

«У майора сегодня новый головной убор», – подумала Эммануэль.

Мимо них уже проплывали предместья города. Здесь было меньше домов. Вдоль улиц тянулись побеленные стены, из-за обилия тепла и влаги густо заросшие гортензиями, жимолостью и алтеем. Эммануэль чувствовала тепло солнечных лучей, ритмичные движения фургона приятно укачивали ее. В полудреме она как будто издалека слышала негромкие звуки мужских голосов и пыталась представить, что было бы, если бы ехавший рядом человек не был врагом.

Повернув голову, Эммануэль заметила, что майор пристально смотрит на нее. В его темных глазах горел опасный огонек желания. Эммануэль знала, что ей следовало сделать вид, что ничего не произошло. Но заалевшиеся щеки и растрепавшиеся на ветру волосы выдавали ее. Первым не выдержал майор – он перевел взгляд на старинный высокий дом в креольском стиле. Его рука твердо сжимала рюкзак с ненавистным, ярко сверкающим на его крышке орлом Федерации.

Добравшись до озера, они начали собирать выброшенные на берег ветки, чтобы развести костер, для которого была вырыта ямка в песке. Пока Эммануэль расстилала коврик в тени ив и распаковывала корзину, Зак Купер и Доминик забросили со старого пирса сети в спокойные серо-голубые воды озера Понтчартрейн. Эммануэль с улыбкой наблюдала за ними. Доминик старался изобразить из себя специалиста, показывая майору, как привязывать в качестве наживки шеи цыплят и прикреплять их к сетям для крабов, а потом медленно опускать в озеро.

Много лет назад они часто приходили сюда вместе – она, Доминик и Филипп. Поначалу это доставляло им массу удовольствия и давало немало поводов для смеха – как у всякой молодой семьи. Но потом появилось раздражение, и они перестали устраивать совместные вылазки. Теперь Эммануэль не хотела об этом даже вспоминать.

– Мама! – крикнул с берега Доминик, поворачиваясь с живота на спину. До этого он внимательно наблюдал за лесками. – Майор Купер говорит, что там, откуда он приехал, много омаров, больших, как обеденная тарелка. Такое может быть?

– А из каких вы краев, месье? – спросила Эммануэль, подходя к тому месту, где майор присел на берегу, привязывая сеть к причалу быстрыми уверенными движениями.

– Из Род-Айленда, – не оборачиваясь, ответил Зак. – Мой отец – капитан. – Он опустил сеть в воду, прищурившись от отблесков на невысоких волнах. – Как и все мужчины в нашей семье.

– Но вы стали кавалерийским офицером. – Подойдя ближе, она оперлась бедром на изъеденный непогодой столб. Из-за широких полей шляпы ей пришлось поднять голову, чтобы видеть майора. – Вы не любите море?

Он поднял на нее глаза. Солнце окрашивало жестко очерченные линии его лица в золотистый цвет.

– Нет, почему же. Но не настолько, чтобы посвятить ему жизнь. – Он поднялся легким быстрым движением, чтобы проверить линь. – Моя мать всегда говорила, что настоящая жена у моего отца – это море; она же, с которой он встречается на стороне.

Эммануэль заворожено смотрела на его уверенные, сильные руки, способные нанести смертоносный удар саблей, но и достаточно нежные, доставляющие своим прикосновением удовольствие женщине.

– Должно быть, ей было трудно, когда он долго отсутствовал, – произнесла Эммануэль.

– Она любила его, – отозвался Зак. – И очень переживала и плакала каждый день, когда он был в море.

Внезапно налетевший бриз взметнул вверх юбки Эммануэль и чуть не сорвал шляпу с Зака Купера. Эммануэль коротко рассмеялась:

– Берегитесь, майор, иначе вам снова не избежать потерь.

– Возьмите. – Зак протянул ей свой головной убор.

Согретая солнечными лучами шляпа была изготовлена из тонкого черного шерстяного фетра. На одной стороне ее торчало страусовое перо, на другой блестел орел. Спереди был написан номер того кавалерийского полка, в котором служил майор до ранения; номер был украшен парой золотистых скрещенных сабель. Шляпа была воплощением того, что Эммануэль ненавидела, но тем не менее ее обладатель не вызывал у нее отрицательных эмоций. Эммануэль увидела имя, вышитое на полоске золотистыми буквами: ЗАКЕРИ К. КУПЕР.

– Скажите мне, майор, что значит буква К?

Зак потащил к себе мокрую сеть, и Доминик радостно закричал при виде маленького голубого краба, застрявшего в ячейках.

– Ксавье, – ответил майор, доставая добычу уверенными движениями.

Эммануэль зачарованно смотрела на его сильные мускулы, которые перекатывались под кителем.

– Согласитесь, странное имя для потомков многих поколений пуритан Новой Англии.

Зак подошел к корзинам, чтобы положить в одну из них краба.

– Мой дед по линии матери был испанским губернатором Кубы.

От удивления Эммануэль чуть не уронила шляпу.

– Ваша мать была испанкой?

Зак поднял голову – ее реакция насмешила майора.

– Знаете, вы не единственная, у кого родители были очень разными. Мой отец регулярно плавал в Гавану. Во время одной поездки губернатор совершил ошибку, пригласив офицеров корабля на бал, который давали в честь рождения короля. Поскольку моей матери в тот момент исполнилось шестнадцать, ей разрешили присутствовать. Через неделю, когда мой отец отплывал из города, она отправилась с ним.

– Так быстро?

– Она сказала, что уехала бы за ним после первой ночи.

Эммануэль пробежала пальцами вдоль мягкого края страусового пера на шляпе.

– Но почему? – негромко спросила она. – Как можно узнать человека за такой короткий срок?

– Она прислушалась к голосу своего сердца.

Эммануэль заметила, что майор внимательно смотрит на нее.

– И она никогда не жалела о своем решении?

Зак отрицательно покачал головой:

– Я как-то спрашивал ее: как она могла покинуть дом с человеком, которого плохо знала, и уехать туда, где до этого ни разу не бывала?

– И что она сказала?

– Лишь улыбнулась.

Эммануэль молча глядела на жесткую линию его губ, понимающие глаза, в которых таилась легкая чувственность. Возникла неловкая пауза, которую нарушали лишь разбивающиеся о береговые столбы волны и дуновение теплого ветра. Они многого не сказали друг другу в это мгновение, но поняли все и без слов.

Молчание прервал всплеск и ликующий крик Доминика:

– Мама! Посмотри, в сети два краба!

Они отвернулись друг от друга; волшебное очарование, длившееся всего несколько секунд, исчезло.

Потом они сидели в тени ивы и ели вареных крабов, яйца, чуть завядший салат-латук и сыр из корзины для пикников. Подкрепившись, Доминик взял ведро и лопату и направился к воде.

– Думаю, моллюски в двухстворчатых раковинах здесь несъедобны, – сказал Зак.

– Это так. – Эммануэль достала из корзины спелый апельсин и начала его чистить, быстро поворачивая в изящных, но сильных пальцах. – В них слишком много грязи из озера.

– Тогда почему он их ищет?

– В качестве наживки для креветок, – ответила Эммануэль. – Он разбивает их и бросает на дно, а когда снова забрасывает сеть, то вытаскивает креветок, которые приплывают пообедать.

Эммануэль разделила апельсин на дольки, и воздух наполнился приятным ароматом.

– Итак, вы собираетесь показать мне, что хранится в вашем рюкзаке? – поинтересовалась Эммануэль.

Зак повернул голову, чтобы прямо поглядеть ей в лицо. Их глаза встретились. Эммануэль поднесла дольку ко рту, и Зак вдруг обнаружил, что внимательно следит, как она вонзает ровные белые зубы в мякоть. Он откинул крышку солдатского ранца и вытащил обитый медью дубовый ящик.

Эммануэль быстро вдохнула. Недоеденный апельсин так и остался лежать в ее безвольно висящей руке.

– Это набор для убийства вампиров, который принадлежал Филиппу, – прошептала она. – Где вы его нашли?

– В ящике в шкафу его комнаты. Прошлой ночью.

– Но… – Она отрицательно покачала головой и судорожно сглотнула. – Это невозможно. Я все осматривала там в тот день, когда Генри был убит. Ящика не было.

– Но потом вы слышали, что кто-то приходил в ваш дом ночью.

Отложив апельсин, Эммануэль протянула руку к ящику. Майор молча наблюдал, как она откидывает застежки и поднимает крышку. Несколько мгновений Эммануэль молча смотрела внутрь, затем дрожащей рукой дотронулась до того места, где должна была находиться стрела, и перевела тревожный взгляд на майора.

– Вы мне верите?

– Выстрелите из него, – произнес Зак.

– Что?

Он взял арбалет с его бархатного ложа и протянул ей.

– Я хочу посмотреть, как вы будете из него стрелять. – Он показал подбородком на ствол сучковатого старого кипариса, который стоял примерно в двадцати пяти футах. – Похоже, это неплохая цель.

Она могла бы притвориться, что не умеет пользоваться арбалетом, неумело его зарядить и сделать неловкий выстрел. Вместо этого Эммануэль пристально посмотрела на майора, затем с видом опытного арбалетчика натянула тетиву и нажала на спусковой крючок.

Стрела, со свистом рассекая воздух, вонзилась в кипарис с мягким «тванк», которое в окружающей тишине эхом разлетелось по окрестностям.