Текст книги "Бегом к алтарю"

– Хорошо, – отозвался Рейф.

Она не могла поверить своим ушам. Этот идиот принял ее слова на веру и вернулся к своей дурацкой игре!

Внезапно, охваченная яростью, она села на кровати:

– Слушай, я ведь не каждый день выхожу замуж! Ничего удивительного, что я лежу тут и плачу как последняя дура! А я вообще никогда не плачу! – Она всхлипнула. – Никогда! Ненавижу плакать! Тем более в присутствии посторонних.

– Я не совсем посторонний, – сухо напомнил ей Рейф. – Теперь я твой муж.

– Ну, так и в присутствии мужей я тоже не привыкла плакать! – крикнула Дженни, и ее уже прорвало по-настоящему.

– Ну-ну, все хорошо, – успокаивающе произнес он и, присев на край кровати, обнял Дженни. Она ткнулась лицом ему в грудь.

– Я намочу тебе рубашку, – промямлила она.

– Ничего, переживу.

– Это все стресс. И усталость, – попыталась объяснить свое состояние Дженни, хотя ее трезвый тон звучал довольно странно при залитом слезами лице и изредка прорывающейся икоте. – За последние несколько дней я ни разу по-человечески не выспалась.

– Знаю. – Он откинулся на подушки, положил на матрас ноги – медленно, осторожно, чтобы лишний раз не потревожить ее. – Закрой-ка глаза и отдыхай. – Ладонь его легла на ее голову, пальцы запутались в волосах. – Поверь, придешь в себя – и все увидишь в лучшем свете.

Дженни выплакалась от души, и веки ее отяжелели. Она и в самом деле вымоталась. Предсвадебные хлопоты, подготовка к открытию фирмы «Медведь Бенджамин и Компания» оставляли ей в среднем по четыре-пять часов в сутки на сон. Она только закроет глаза, всего лишь на минуточку…

Когда Дженни в следующий раз открыла глаза, снаружи было светло, а ее щека все еще прижималась к груди Рейфа. Видимо, ночью он накинул на них обоих покрывало. Его белая рубашка сильно измялась, да и слаксы, как подозревала Дженни, были не в лучшем состоянии. На подушках, подсунутых вчера вечером под спину, ему вряд ли было очень удобно.

Словно почувствовав ее взгляд, Рейф неожиданно раскрыл глаза. Темно-синие глаза впились в ее, обласкали лицо, остановились на ее полураскрытых губах. Не успела она угадать его намерение, как он уже наклонил к ней голову с поцелуем. Но его губы так и не прикоснулись к ее рту – он застонал и вытянулся, горестно потирая онемевшую шею.

– Кажется, я для такого уже староват, – пробормотал он.

Дженни почувствовала вину за его страдания.

– Прости, что вчера разрыдалась у тебя на плече. Не нужно было всю ночь держать меня… Рейф пожал плечами.

– Тебе было одиноко…

– Одиноко? – Она отпрянула, как будто ее ударило током. – Ты решил, что мне одиноко, пожалел меня – и потому был ко мне так добр?

– Я этого не говорил.

– Но имел в виду.

– Не подсказывай мне, что я имел в виду, а чего – нет. Я сам знаю.

– Так просвети меня. Рейф буркнул едва слышно:

– Это просто смешно.

– Согласна. Уверяю тебя, нет никакой необходимости испытывать ко мне жалость.

– Я и не испытывал к тебе жалости, – прорычал он.

– А что тогда?

– Вот что. – Он притянул ее к себе. Оказавшись прижатой к нему всем телом, она ощутила его возбуждение. – Похоже на жалость?

Но она не собиралась так легко сдаваться.

– Не смей хватать меня в объятия всякий раз, когда тебе что-то нужно мне доказать!

– Не буду. – Чисто мужской гнев буквально распирал его.

– И не смей целовать меня, пока мы не договоримся, – тут же предупредила она, уловив уже знакомый блеск в его глазах.

– Почему нет? – Он легонько прихватил зубами нежную кожу на шее, прошелся губами к виску. – Похоже, такое общение нам лучше всего удается.

– Перестань, я не могу думать!

– Ну, так и не думай.

– Ты обещал не давить на меня, – напомнила она.

Рейф нехотя оторвал губы и, нахмурившись, взглянул ей в лицо.

– Это же не значит, что ты будешь таять в моих объятиях, а я буду лежать как каменный.

– Ах так?! Значит, я во всем виновата? – Она вскочила с кровати и уставилась на него сверху вниз, воинственно уперев кулаки в бедра. – Ну, ты тот еще фрукт, Мерфи, вот что я тебе скажу!

– Ты теперь тоже Мерфи. И предупреждаю – не забывай об этом.

– У меня нет времени стоять тут с тобой и препираться.

– Не с этого ли мы начали? – насмешливо поинтересовался он, припомнив их ссору при первом знакомстве. И кулаки она тогда точно так же упирала в бедра. Приковывая его внимание к их мягким изгибам – как и сейчас.

– Поэтому я и хочу подождать, прежде чем двигаться дальше, – говорила Дженни. – Именно потому, что мы, похоже, не спорим, только когда… – Ее голос неуверенно затих. Что-то в его горящем взгляде заставило ее сначала опустить руки, а потом скрестить их на груди, словно защищаясь от его глаз. – Я имею в виду, что нам нужно научиться лучше ладить друг с другом.

– Это нелегко сделать, учитывая, что ты вечно превратно истолковываешь мои слова и поступки, – возразил Рейф, выведенный из себя ее мгновенным превращением из оскорбленного ангела в мымру-учительницу.

От его гнева загорелась и она.

– Может, если бы ты мне сообщал хоть изредка, о чем думаешь, я бы не блуждала в потемках, – выпалила она в ответ. – Твоя драгоценная Сюзан, возможно, умела читать мысли, но мне это не дано.

Дженни поняла, что совершила промах, едва увидела помрачневшее, а потом и вовсе холодное, замкнутое лицо Рейфа.

Она сделала попытку исправить промах:

– Послушай, нам просто нужно время, чтобы получше узнать друг друга…

– Прекрасно. Тебе нужно время – оно твое, – оборвал он. Прошел в ванную, с треском захлопнул дверь. Через несколько секунд до нее донесся шум льющейся воды.

С какой радостью она сейчас сбежала бы отсюда – только пятки бы засверкали! Совершив тяжелейший грех – упомянув Сюзан, – она здорово ухудшила ситуацию. Но Дженни твердо решила, что, пока Рейф не разберется сам с собой, она ни за что не ляжет с ним в постель, ни за что не превратится для него в подручное средство на несколько часов забыть его бесценную жену.

Она знала, что прежде не хотела его любви, и убеждала себя, что и сейчас не хочет. Но если они будут заниматься любовью, то с ними в постели не должно быть призрака его покойной жены. Разве это такое уж непомерное требование?

Завтрак этим утром по напряженности не уступал вчерашнему ужину. Желудок Дженни словно сводило судорогами.

– Может, расслабишься? – прорычал Рейф. – Я не собираюсь прыгать через стол и насиловать тебя, так что успокойся и дай вилке отдохнуть от твоей смертельной хватки.

– Послушай, у нас ничего не выйдет, если мы станем каждую минуту впиваться друг другу в глотку. – Дженни вспыхнула, припомнив, как совсем недавно он нежно покусывал ее шею. – Я хочу сказать – нам нужно постараться поладить. Я знаю, как непросто привыкать жить с кем-то рядом.

– Откуда ты знаешь? – подозрительно поинтересовался он, чувствуя, как от мысли, что она жила с другим мужчиной, в жилах закипает кровь.

– Ребенком, когда я переехала к бабушке с дедушкой, мне было очень непросто, – отозвалась Дженни. – Но в конце концов все уладилось. Поэтому я и предлагаю объявить на этот период притирки перемирие.

– Перемирие?

– Да. Так сказать, временное прекращение огня.

– То есть разбежаться по своим углам – так, что ли?

Она согласно кивнула.

– Ладно. – Он пожал плечами. – Раз тебе так хочется.

Дженни вообще не знала, чего ей хочется, и это выводило ее из себя, но не больше, чем идея делить с Рейфом постель в течение следующих пяти лет. А ведь, как только они вернутся домой, деваться будет некуда.

Глава 7

– Папочка, вы вернулись! Как я скучала! – Синди с радостным визгом бросилась им навстречу. Рейф наклонился и подхватил дочку на руки.

– Я тоже скучал по тебе, кнопка.

– Папочка, у меня вопрос.

– У тебя их каждую минуту миллион, детка. Валяй, выпаливай. Что ты хочешь узнать на этот раз? – спросил он, молясь в душе, чтобы это не был ее излюбленный вопрос о том, откуда берутся дети.

– Мне теперь нужно называть Дженни «мамочка»?

Рейф знал, ему следовало бы быть к этому готовым, и умом он в самом деле подготовился. Но сердце у него сжалось от вины перед Сюзан, он даже не смог скрыть своих чувств. Он удивился, когда Дженни пришла ему на помощь:

– Ты можешь, если хочешь, по-прежнему называть меня Дженни, – обратилась она к Синди. – Я не против. А если тебе когда-нибудь захочется назвать меня «мама» – тоже хорошо. Я буду твоей второй мамочкой.

– Отлично! Знаешь что? – Синди протянула ручку, чтобы показать, как стерся лак, хотя Дженни накрасила ей ногти всего два-три дня назад. – У меня стали такие смешные ногти!

Сердце Дженни тоже творило «смешные» вещи – а все оттого, с какой легкостью приняла ее Синди. По крайней мере хоть одному члену семейства Мерфи вовсе не казалось странным видеть ее у себя в доме.

– Эй, детка, дай Дженни хоть часик-другой на отдых, прежде чем упрашивать ее перекрасить твои модные ноготки. Договорились? – Рейф поставил малышку на ноги.

– Ваш медяковый месяц получился впечатляющим? – спросила Синди.

– Правильно – «медовый». Все было нормально, – ответил Рейф.

– Что мне понести, папочка? Я тоже хочу помогать, – настаивала Синди, пока Рейф вынимал вещи из джипа. – А подушки вы не брали? Всем известно – когда уезжаешь из дома на ночь, нужно брать подушку.

– И я даже понимаю – зачем, – отреагировал Рейф, стрельнув в сторону Дженни многозначительным взглядом и рассеянно потирая шею.

Дженни схватила свою сумку и проследовала внутрь. Ресторан еще не открылся для посетителей, так что она прошла через пустой зал к лестнице, которая вела в квартиру.

Поднимаясь по ступенькам, она вдруг поняла, что в новом качестве – жены Рейфа – делает это впервые.

В спальне Рейфа она уже побывала, когда перевозила из своего дома несколько коробок с вещами. Весь третий этаж – как ей объяснили, бывший чердак – теперь представлял собой роскошную спальню с застекленной крышей и отдельными ванной и туалетом. Мебели оказалось не очень много – только гардероб и широченная кровать с пологом. Рейф признался, что, не долго думая, заказал все это по каталогу. Своим вещам Дженни нашла место в одной из двух кладовок.

Дженни неловко замялась на пороге спальни, как будто не отваживаясь ступить дальше, внутрь комнаты. В этот миг она особенно остро ощутила присутствие бывшей жены Рейфа.

За ее спиной Рейф, словно получив способность читать мысли, тихонько произнес:

– Сюзан никогда здесь не была. Ремонт третьего этажа был закончен только после ее смерти. Наша спальня находилась на втором этаже, и эту мебель я купил, когда перебрался сюда. Нам понадобится еще один шкаф для тебя, – будничным тоном добавил он.

На взгляд Дженни, комната казалась просторной и пустой. Мягкий палас темно-синего цвета на полу, а белые стены совершенно голые, ни единой картины или эстампа.

– Теперь это и твой дом, так что будь хозяйкой и меняй все, что захочешь, – сказал он.

Она не чувствовала себя здесь как дома. Она и у себя-то едва успела устроиться, и вот теперь новый переезд, по соседству. Дженни не знала, что она станет делать со своим домом, просто не успела обдумать этот вопрос. Но продавать его пока не стоит – на всякий случай.

– Наверное, нам нужно договориться, как мы будем спать, – продолжал Рейф. – Придется делить. эту спальню – из тех же соображений, по которым мы вчера ночевали вместе.

Дженни понимающе кивнула.

– У меня есть армейская раскладушка, купил по случаю на распродаже. Могу поставить ее здесь, пока суд да дело.

– Мне подойдет, – быстро согласилась Дженни.

– Да не тебе. Я имел в виду для себя.

– Глупости. – Он уже и так заставил ее испытывать вину за свернутую шею. Хватит с меня, подумала Дженни. – На раскладушке буду спать я.

– Она не слишком удобна, – предупредил он.

– Ничего, сойдет.

– Что ж, отлично. Поступай как знаешь. Смею, однако, заметить, что кровать достаточно велика, чтобы спать на ней вдвоем без особых проблем.

Проблем? Это она, что ли, для него проблема? Дженни вся напряглась от обиды.

– Лучше раскладушка.

– На здоровье.

Разумеется, Дженни поторопилась со своим «лучше раскладушка», как выяснилось той же ночью, когда она безуспешно пыталась уснуть. Во-первых, раскладушка была слишком узка, на ней нельзя было даже повернуться. Во-вторых, эта штуковина оказалась просто погибелью для поясницы. Дженни тяжко вздохнула, с тоской мечтая о коробке замороженного шоколадного десерта для поднятия духа. Но она не захотела, чтобы Рейф застал ее за поглощением огромных количеств лакомства, а потому оставила все свои запасы у себя на кухне. А еще дома остались ее восхитительно мягкие простыни на не правдоподобно мягкой постели…

Дженни снова вздохнула.

– Это просто смешно, – рявкнул Рейф. Усевшись на кровати, он включил бра. – Ты же так и не сомкнешь глаз на этой штуке. – Он наклонился и откинул край покрывала с другой стороны кровати. – Иди, забирайся сюда.

Дженни колебалась.

– Послушай, меня тебе сегодня нечего опасаться, – заверил он ее, а потом не удержался от подковырки:

– Разве что ты не мне, а себе не доверяешь?

Она подозрительно вглядывалась в него.

– Откуда мне знать, что ты не выкинешь какой-нибудь номер?

– Оттуда, что я сегодня не в том настроении, – ответил Рейф. – Ну, так ты идешь или останешься на всю ночь на этом прокрустовом ложе?

Дженни, набычившись, решила, что травмированная гордость все же лучше, чем навечно травмированный позвоночник. Подтянув пижаму, она метнулась к кровати и затаилась под одеялом на самом краешке матраса.

Настал черед Рейфа вздыхать.

– Если ты так заснешь, то дело кончится падением и сломанной ногой. Протяни руку назад, – предложил он, – там же целая миля свободного пространства – только и ждет, чтобы ты устроилась поудобнее.

Дженни последовала его совету. В самом деле, свободного места было более чем достаточно. Она уныло призналась самой себе, что выглядит, должно быть, круглой идиоткой, цепляясь за край кровати, как скалолаз, у которого внезапно начался приступ головокружения. Она постаралась расслабиться и улечься поудобнее. Ее последней мыслью перед тем, как заснуть, было напоминание себе самой – не забыть купить на эту кровать новые простыни, такие же прекрасные нежные простыни, как те, что остались дома.

Рейф, опираясь на локоть, смотрел на нее и удивлялся, как она быстро уснула. Бледный свет луны, проникавший сквозь застекленную крышу, позволял ему видеть ее профиль – изгиб высокой скулы, алебастровую прозрачную мочку уха, пушистые длинные ресницы.

Заметив, как одна непокорная прядь сползла ей на щеку, Рейф машинальным жестом убрал ее. Матовая кожа Дженни казалась такой гладкой, такой манящей… Здесь, в темноте, Рейф признался самому себе, что вторая жена пробуждала в нем слишком сильные чувства. И, если откровенно, Рейфа охватывала паника. Дженни сказала, что им нужно время. Сейчас он склонен был с ней согласиться. Ему нужно время, чтобы справиться с этим влечением, которое грозит превратиться в нечто большее, чем просто влечение. Итак, ему придется обуздать вожделение – пока ситуация не вышла из-под контроля и он не потерпел полный крах.

Дженни проснулась с ощущением надежности и защиты. Секунды две ей понадобилось, чтобы осознать, что она второе утро подряд просыпается в объятиях Рейфа. Кажется, это входит в привычку. А Дженни вовсе не была уверена в мудрости такого поведения.

Пусть так, но ей все равно было слишком хорошо, чтобы сразу отстраниться. Слава Богу, он еще спал. А потому она осталась как была – с щекой и ладонью на его груди. На его обнаженной груди. Теплый, пряный запах его кожи щекотал ей ноздри. Ее ладонь поднималась и опускалась с каждым его вздохом. Прислушавшись, она смогла даже уловить биение его сердца. Каа-бум. Каа-бум. Она улыбнулась.

Она наслаждалась его объятиями, ей нравилось слушать его ровное дыхание. К этому нетрудно и привыкнуть, с усмешкой подумала Дженни. В том-то и проблема. Усмешка погасла, когда вернулись ее опасения. Ей не следует слишком сильно привязываться к Рейфу. Их ситуация – временная, а чувства… в чувствах полный разброд. Во всяком случае, в ее чувствах к Рейфу.

Ее к нему тянет. Сильно. Непреодолимо. И это еще не все. Он вызывает в ней желание, восхищение, нежность, раздражение, злость, желание… список пошел по кругу.

А как же насчет любви? – раздался тоненький внутренний голос. Разве тебе не хотелось бы испытать и любовь? Чтобы он любил тебя так же, как любил Сюзан? Чтобы смотрел на тебя так, словно солнце для него с тобой встает и садится, словно ты – центр его мироздания?

Нет ничего хорошего в несбыточных мечтаниях. Так говорил ее дед, когда она, еще совсем ребенок, горько плакала от желания иметь котенка. Это пустая трата времени.

Интересно, а как в такой ситуации поступила бы дерзкая женщина? – рассуждала сама с собой Дженни. Добивалась бы желаемого, вот как.

Приподнявшись на локте, Дженни заглянула в лицо спящего Рейфа. Красивый. Уставший, но очень, очень красивый. Ее тянуло обвести кончиком пальца изгиб его губ, но она лишь смахнула спутанные густые пряди с его лба. Он повернулся в ее сторону, будто ожидал следующего прикосновения. А потом он произнес имя…

– Сюзан…

Дженни как ошпаренная выскочила из постели, не заботясь о том, что разбудит его.

– Что это? – Глаза Рейфа распахнулись как раз вовремя, чтобы заметить Дженни, которая стремглав ринулась в ванную и захлопнула за собой дверь.

Он уселся на кровати, с трудом отделываясь от сна, где видел Сюзан. Он пытался догнать ее, но в тот момент, когда уже почти схватил, Сюзан обернулась, покачала головой и махнула, чтобы он возвращался. Возвращался… куда? – недоумевал Рейф. К Дженни?

Дженни стояла под душем, ожидая, что струя горячей воды вернет ей здравый смысл. Да сколько же ей учиться уму-разуму! – корила она себя и остервенело терла тело мочалкой. Нет ничего хорошего в несбыточных мечтаниях. Напрасная трата времени. К тому же все шансы за то, что даже если мечта исполнится, то все равно долго не продлится, добавила она.

Только насухо вытершись мягчайшей банной простыней из египетского хлопка, Дженни сообразила, что оставила всю одежду в спальне – не удосужилась схватить хоть что-нибудь, когда выпрыгнула из кровати. Следовательно, выбор у нее невелик – придется завернуться в простыню. Не может же она торчать тут. У нее масса дел перед открытием фирмы. Сегодня у нее великий день, и она не позволит ничему его испортить. И никому. В том числе и Рейфу.

Она расправила плечи и зашагала из ванной прямиком к своему стенному шкафу – даже не взглянув на все еще нежившегося в постели Рейфа.

– А знаешь, я всегда поражался, как это женщинам такое удается. Ну, как вы удерживаете на себе целое полотенце одним малюсеньким узлом сверху? Я пробовал сам: завернулся в полотенце, сделал шаг – и оно свалилось к моим ногам.

Вообразив себе картину – Рейф стоит с полотенцем в ногах, а на нем ничего… лишь капельки воды, – Дженни на миг отвлеклась от поисков подходящего к случаю наряда. Но лишь на миг. Затем она решительно выбросила из головы эротическое видение и протянула руку за шелковым брючным костюмом серовато-зеленого цвета. Схватив в охапку трусики, лифчик и белую блузку, она вернулась в ванную, не соизволив ответить на риторический вопрос Рейфа.

– Интересно, почему у меня такое ощущение, что ты на меня злишься? – услышала Дженни сквозь массивную дверь ванной.

– Наверное, потому, что я на тебя злюсь, – отозвалась она.

– Не потрудишься объяснить – за что?

– Нет.

– Предполагается, что я должен прочитать твои мысли, так, что ли? – сказал он, когда она открыла дверь.

Дженни бросила в его сторону ледяной взгляд и ответила лишь:

– Удачного дня, Рейф. Я исчезаю.

– Секундочку. Куда ты?

– На работу. У меня сегодня открытие фирмы, если ты не забыл.

– Не забыл. – Несколько дней назад он предложил ей пойти на открытие вместе, но она поспешно ответила, что и так будет чувствовать себя не в своей тарелке – без его присутствия. А потому он заказал ей на торжество цветы.

Рейф смотрел на нее, безмолвно отмечая, что Дженни выглядит бесподобно в своем зеленом шелковом брючном костюме. Струящийся материал льнул к ее телу, искушая дотронуться и убедиться, что на ощупь она не менее прекрасна, чем на глаз. Даже опустив веки, Рейф видел матовый изгиб ее грудей и тенистую ложбинку между ними…

Дженни, терзаясь тем, что он закрыл глаза и, соответственно, спрятал от нее свои мысли, сказала:

– Да уж, ты ничего не забываешь, верно? Цепляешься за прошлое и не позволяешь ему уйти. Он вскипел:

– То же самое могу сказать и о тебе.

– То есть?

– То есть – я не единственный, кто страдает от ран прошлого.

– Нет. Но ты единственный, кто произносит имя другой женщины, когда мы вдвоем в постели! – И с этим Дженни покинула спальню.

– Ты слишком рано, – пожаловалась Мириам, когда Дженни переступила порог амбара. – Я еще не готова к твоему появлению. Выйди сейчас же.

– Что ты там делаешь, на лестнице?

– Ногти крашу, – моментально нашлась Мириам. – А на что похоже? Пытаюсь повесить вывеску. Вернее, лозунг с приветствием. А он не желает сотрудничать. Как и ты. Это же должен был быть сюрприз.

– Я не могу попасть к себе в кабинет, Мириам.

– Точно. Ты и не должна туда попасть. Только после церемонии разрезания ленточки.

– Что еще за церемония разрезания ленточки?

– Церемония открытия фирмы. Ты думала, что мы разобьем о дверной косяк бутылку шампанского? Это для кораблей, а не для зданий.

– Откуда все эти цветы? – спросила Дженни.

– Из цветочного магазина, – пробубнила Мириам с полным ртом гвоздей. – Хватит уже вопросов. Становись вот тут и помогай.

– Слушаюсь, мэм, – насмешливо отсалютовала Дженни.

– Мэм-шмэм, – парировала Мириам. – Ты мне весь сюрприз испортила. Должна бы выразить полнейшее раскаяние.

Дженни быстренько поменяла ухмылку на скорбную гримасу.

– Так лучше?

– Гораздо. Подай-ка молоток, будь добра.

– Дай лучше я, – предложила Дженни. Мириам не пришлось уговаривать. Поменявшись с ней местами, Дженни вбила несколько гвоздиков еще для одного транспаранта.

Заметив, с какой страстностью Дженни орудует молотком, Мириам поинтересовалась:

– Ну и как прошел медовый месяц?

– Отлично. – Дженни еще яростнее ударила по гвоздю.

– А вы с Рейфом часом не сцепились, нет?

– С чего ты взяла?

– С того, что ты готова забить этот гвоздь до самого Китая.

– Мужчины просто невыносимы, – заявила Дженни.

– Это относится ко всему полу в целом или же к одному представителю? Дженни вздохнула.

– Не обращай на меня внимания. Пусть сегодня все будет хорошо.

– Непременно, – уверенно пообещала Мириам. – У тебя будет грандиозное торжество…

– Только, пожалуйста, не настолько грандиозное, чтобы приглашать губернатора, – насмешливо вставила Дженни.

– Ты так решила? А то ведь у меня есть связи, – сказала Мириам. – Я могла бы заполучить сюда и губернатора.

– Я решила. В отличие от свадьбы мне хотелось бы, чтобы этот праздник получился скромным.

– Тебе не понравилась свадьба? – У Мириам был оскорбленный вид.

– Ну, я этого не говорила.

– Тогда в чем дело?

– Я нервничаю, – призналась Дженни..

– Из-за чего?

– Боюсь провалиться.

– Этого не случится. Ты же не шлемазл.

– Это хорошо или плохо?

– Сейчас объясню. Есть такая старая поговорка: когда шлемазл заводит часы, они останавливаются, а когда он продает зонтики, тучи рассеиваются и проглядывает солнце.

– Иными словами, я не неудачница?

– В точку! Так что покончим с переживаниями. В моих глазах ты просто молодец, а остальное не имеет никакого значения. – Мириам расплылась в ухмылке.

Дженни схватила ее в объятия.

– Чем я могла заслужить такую подругу?

– Должно быть, чем-то очень хорошим, – отозвалась неугомонная Мириам.

– Должно быть, – с улыбкой согласилась Дженни.

– А я для такого случая приготовила особую шляпку. – Мириам надела обнову, чтобы продемонстрировать ее Дженни. – Видишь? Сама лиловая, а сбоку аппликация из мишек. И я собственноручно вышила логограмму фирмы «Медведь Бенджамин и Компания». Высший класс, верно?

– Здорово. А что Макс сказал?

– Что это произведение искусства. Наконец-то он чему-то научился, после тридцати лет супружества.

– Из тебя вышел хороший учитель, Мириам, – усмехнувшись, ответила Дженни.

– Вот одна из многих причин, почему я тебя люблю, – отозвалась старшая подруга. – У тебя превосходный вкус. Кто бы мог подумать, когда мы пять лет назад познакомились на выставке-продаже мишек, что все кончится вот этим?

– Ты помнишь женщину, которая к концу выставки вернулась и расплакалась, увидев, что понравившегося ей мишку уже купили?

Мириам кивнула.

– Еще бы. А тот парень, что купил мишку Бертрама по причине поразительного сходства с его родным дядей?

– А еще был тот фанат, коллекционер мишек, который всю выставку проносил Бенджамина в рюкзаке за спиной, причем у того высовывалась лапа, вроде он всех подряд приветствовал.

– Ты наверняка приобрела там немало клиентов.

– Буквально позавчера я получила письмо от того самого коллекционера с уверениями, что мой мишка жив-здоров и в прекрасном настроении.

– Все остальные мишки тоже. Взгляни на них. – Мириам жестом указала на огромную выставочную витрину, на которую они потратили большую часть прошлой недели – не только для торжественного открытия фирмы, но и для будущих покупателей.

Бенджамин и Боинга, как влюбленная парочка, сидели на специально изготовленной скамеечке. Неподалеку восседал верхом на деревянной лошадке один из Мишуток, в ковбойской шляпе и ботинках. Плутишка Бертрам, с ярко-голубым бантом на шее, соорудил перед собой гору из деревянных кубиков, а Дедушка, в очках и с газетой на коленях, удобно устроился в кресле-качалке и поглядывал на всю эту картину.

В другой группе расположились остальные игрушки Дженни, почти все в одежде. Здесь был студент Тедди, в форме своего университета и с портфелем. Теодора, медведица из пушистого белого мохера, одетая с элегантностью викторианской эпохи – вплоть до кружевных панталончиков и шляпки с цветами. Мишка Берни в матросской форме стоял на борту деревянной парусной шлюпки. Мишку Бойо Дженни поместила рядом со снеговиком из пенопласта, которого сделала своими руками, а потом обсыпала их обоих искусственным снегом.

У Дженни была и собственная коллекция мишек других мастеров, собранная за годы увлечения. Игрушки работы Мэри Холстед, Сью Коул, Беверли Порт и других она хранила в специальном выставочном шкафу у себя дома. Забавно, она никак не может привыкнуть, что ее дом теперь у Рейфа. Но здесь… здесь все принадлежит только ей.

Дженни оглядела мастерскую – ей хотелось, чтобы здесь все было в самом лучшем виде. Она проверила держатель с катушками ниток: обычных хлопчатобумажных для шитья, специальных, для вышивания носиков и ртов, а также средней толщины лески для пришивания глаз. Остальные необходимые рабочие принадлежности – от изогнутых игл для пришивания ушек до инструментов в виде буквы «Т» для набивки туловищ – помещались в пластмассовых коробках на рабочих столах. Тут же стояли в полной готовности две новенькие швейные машины.

На одном из столов были разложены образцы новых материй – гладкий мохер с вплетенными в основную нить темными волосками, крученый мохер прелестного приглушенно-лилового оттенка и синтетическая ткань с густым ворсом в дюйм длиной. Материал, который Дженни выбирала для мишек, придавал каждому из них разный облик и соответственно разный характер. Она щупала образцы, представляя себе, какие из них могут получиться мишки.

– Хватит уже прятаться, – поддразнила ее Мириам. – Пришло время открываться. Все зрители, я не говорю о работниках и Максе с видеокамерой, собрались снаружи и ждут. Ты это сделала, Дженни… – Мириам стиснула ее в медвежьих объятиях. – Ты осуществила свою мечту!

В дом Рейфа Дженни вернулась только после восьми. Это был тяжелый день, но они и сделали немало, чтобы начать разгребать быстро растущую гору заказов. На открытии присутствовали местные журналисты; Дженни и ее мишек несколько раз сфотографировали для прессы. Дженни чувствовала глубокое удовлетворение от сознания успешно прошедшего дня и от того, что ее идеи нашли воплощение в нескольких мишках, изготовленных сегодня с помощью ее новых мастериц, из которых одна женщина кроила материал и набивала туловища, вторая шила вручную, а третья ловко управлялась с машинкой.

Все заключительные операции Дженни по-прежнему выполняла собственноручно – электробритвой подстригала каждому мишке шерсть на мордочке, вышивала глаза и рот, а где необходимо, орудовала ножницами. Случалось, она тратила больше двух часов на одного мишку, чтобы добиться нужного выражения.

Вышивая носик одному из мишек, она снова уколола палец. Металлические наперстки мешали ей осязать материал, поэтому она привыкла работать с кожаными, а те ее частенько подводили.

Рассматривая крошечную ранку, она вспомнила, как уколола палец в прошлый раз. На следующий день Рейф повез ее и Синди на пикник на горе Вашингтон. Там он, увидев укол, и поцеловал ей палец. Она впервые ощутила его губы на своей коже. Дженни следовало догадаться, что он перевернет ее жизнь. Так нет же, она, глупая, решила, что держит все под контролем. Теперь-то она понимала, что к чему.

Когда она вошла в дом, Рейф уже поджидал ее с ужином. Он кинул на нее всего один взгляд, усадил за стол в семейной столовой и поставил перед ней тарелку. От блюда исходил божественный аромат.

– Что это?

– Тушеное мясо. Попробуй. Дженни так и вскинулась.

– Кролик? – Она покачала головой. – Не буду.

– Я почему-то так и решил, что ты к этому относишься неодобрительно. Нет, сегодня блюдо дня именно кролик, но у тебя – телятина. Точнее, four-nedos de veau a I'oseille. Телятина под соусом из свежего шпината, – перевел он с французского в ответ на сосредоточенный взгляд Дженни.

– Учти: если там все же есть крольчатина, я тебя во сне удавлю, – пообещала она.

Рейф вернулся на кухню, где царила обычная вечерняя суматоха, но Дженни показалось, она уловила его бурчание – что-то насчет того, что она его так или иначе угробит.

Ужин оказался превосходным, как и сretе caramel на десерт. Она до последней ложки наслаждалась нежнейшим густым кремом, который обволакивал ей небо и язык, наполняя рот изысканным вкусом.

– Синди ждет, чтобы ты ее уложила, – произнес вернувшийся Рейф.

Они вместе поднялись на второй этаж, где нашли Чака, который держал оборону, безуспешно пытаясь заинтересовать Синди «Моби Диком».

– Прочитайте мне «Спящую красавицу», – потребовала Синди у Рейфа и Дженни. – Только на этот раз ты должен ее поцеловать, как в книжке, – добавила проказница.

– Приказ генштаба, – с ухмылкой прокомментировал Чак и ушел, оставив их втроем.

Дженни читала вслух свою роль, а все мысли ее были прикованы к приближавшемуся моменту, когда принц целует принцессу, чтобы пробудить ото сна. Дженни убеждала себя, что Рейф, наверное, пропустит эту часть, как и в прошлый раз, когда его дочь предложила разыграть сказку по ролям.