Текст книги "Император-гоблин"

Она сделала реверанс, пробормотала «ваша светлость», села в кресло по знаку Майи и, как ему показалось, превратилась в мраморную статую. Она сидела прямо, с неподвижным лицом, не выказывая никаких признаков любопытства по поводу того, зачем он пожелал увидеть ее. После обязательного приветствия Вэдеро не произнесла ни слова. Майя быстро понял, что она способна вот так сидеть и ждать до бесконечности, и заговорил:

– Мы должны обсудить с вами вопрос вашего брака.

Вэдеро помедлила секунду и ответила:

– Мы не желаем вступать в брак.

Это было сказано безо всяких эмоций, без малейшей заинтересованности.

– Насколько нам известно, наш покойный отец вел переговоры по поводу вашего брачного союза.

– Да.

Майя уже начинал думать, что она нарочно дразнит его. Так или иначе, он понимал, что, утратив самообладание, ничего не достигнет. Он хладнокровно продолжал:

– С кем?

По крайней мере, она не стала притворяться, будто не поняла вопроса.

– С герцогом Тетимелем, который выступал от имени своего сына Эшевиса.

По ее тону нельзя было понять, нравился ли ей Эшевис Тетимар, вызывал ли он у нее отвращение, и вообще, встречалась ли она с ним хоть раз. Подобное равнодушие подсказывало Майе печальную истину насчет ее чувств.

– И как далеко зашли переговоры?

– Нам это неизвестно, ваша светлость.

Если она лгала – а он подозревал, что так оно и было, – то лгала умело. Майя подумал об Эшевисе Тетимаре, который пытался всеми возможными способами подобраться ближе к императору, навязать ему свою волю, запугать его, заставить дать согласие на брак. Подумал о графе Баджевеле, который вознамерился заменить один брачный союз другим, словно и Вэдеро, и его собственная дочь были дойными коровами. И он отрывисто спросил:

– Если бы вам позволили не выходить замуж, что бы вы делали?

– Ваша светлость?

Майя испытал нечто вроде извращенного удовольствия, заметив, что надменную эрцгерцогиню тоже можно застать врасплох.

– Если вы не выйдете замуж, чем вы займетесь?

– Благодарим вас, ваша светлость, но вас вряд ли заинтересуют наши несбыточные мечты и глупые амбиции.

Это была самая длинная фраза из всех, что она произнесла в его присутствии. Майя мягко улыбнулся и, следуя ее собственной тактике, продолжал молча ждать.

В конце концов, Вэдеро поняла, что Майя не собирается нарушать молчание и не собирается отпускать ее. Она взглянула на него глазами полными грусти и с вызовом ответила ломким, дрогнувшим голосом, который неожиданно навел Майю на мысль о том, какой она была в детстве:

– Мы хотели бы изучать звезды.

– Звезды?

– Да, ваша светлость, – кивнула она, и он внезапно осознал, насколько нелепа и унизительна эта ситуация: взрослую женщину судит ее сводный брат, который моложе нее на десять лет и лишь недавно достиг совершеннолетия.

Он сказал:

– Тогда вам следует этим и заняться.

Все четверо – Вэдеро, Ксевет, Кала и Бешелар – уставились на него как громом пораженные, и он понял, что опять сказал что-то не то. Воцарилось неловкое молчание. Майя почувствовал, как лицо заливает краска. Наконец, Вэдеро расправила плечи и сказала:

– Ваша светлость, вам следует выдать нас замуж.

– Но если вы не желаете этого…

– Ваша светлость, ваши позиции в дипломатических переговорах и без того достаточно слабы. Вы не можете позволить себе ждать до тех пор, пока Ино и Мире’ан достигнут брачного возраста.

– Но с кем мы должны вести переговоры?

– Со всем миром, ваша светлость, – печально ответила Вэдеро.

Ее голос и выражение лица напомнили Майе о том, что она воспитывалась при дворе с рождения. Он сожалел, что нельзя было посоветоваться с нею. Несмотря на неожиданную откровенность насчет астрономии, он боялся, что сводная сестра по-прежнему его ненавидит. Понимая, что невежество является самой большой его слабостью, он не желал окончательно выставить себя перед ней на посмешище, унизить себя в ее глазах.

Он поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

– Благодарим вас, Вэдеро. Мы подумаем о том, что вы сказали.

– Ваша светлость, – сказала она, поднимаясь и делая реверанс. – Вы не должны принимать в расчет наши чувства и желания, когда будете решать вопрос нашего брака. Наш покойный отец не спрашивал мнения своих детей.

Она все-таки дала ему совет, хотя он не просил об этом. И она ушла, оградив себя высокомерием, словно доспехами, а Майя задумчиво смотрел ей вслед. Проблема заключалась в том, что ему не слишком хотелось следовать этому совету.

Ксевет, по обыкновению, деликатно кашлянул. Майя обернулся и увидел, что секретарь смотрит на него с некоторой опаской.

– Вы хотите сказать что-то, что нам не понравится, – заметил Майя.

– Мы боимся, что так, ваша светлость. Эрцгерцогиня права. Вы должны вести переговоры и заключать торговые сделки со всем миром, и вы не можете позволить себе дожидаться совершеннолетия племянниц.

– Вы снова намекаете на то, что нам следует жениться.

– Да, ваша светлость. Но прежде всего… Ваша светлость спрашивали нас о печати… Так вот, сегодня мы получили по пневматической почте письмо от даченсола Хабробара, в котором говорится, что он в распоряжении вашей светлости. Путь до мастерской займет около четверти часа, и мы сможем поговорить по дороге.

– Император должен сам отправиться к ремесленнику? – спросил Майя. Он не был оскорблен – его самомнение еще не выросло до таких размеров, – но ситуация его позабавила.

– Ваша светлость, насколько нам известно, для того, чтобы решить, какой символ подходит будущему владельцу, даченсол Хабробар должен свериться со своей коллекцией печатей, которых у него несколько тысяч.

– Вот как, – улыбнулся Майя и понял, что Ксевет, вызвав интерес к посещению даченсола Хабробара, выбил у него почву из-под ног. Теперь Майе не удастся избежать разговора о женитьбе.

«Переговоры и сделки бывают разные», – подумал Майя и решил выполнить свою часть сделки, внимательно выслушав Ксевета.

Он не удивился, обнаружив, что у секретаря имеется список.

– Мы подумали, ваша светлость, что лучше всего рассказать вам немного о каждой из дам, находящихся в данный момент при дворе, чтобы вы, встретившись и побеседовав с ними, смогли решить, которая из них вам нравится больше. Разумеется, это важный вопрос, которым вы не должны пренебрегать, но мы не считаем, что с этим следует спешить.

– Не следует, – согласился Майя. – Мы не желаем копировать нашего отца в его отношении к браку.

Уши Ксевета дрогнули и на мгновение прижались к голове.

– Ваша светлость, мы чувствуем, что должны напомнить вам… Нельзя винить одного лишь покойного императора за его многочисленные неудачные браки.

– Возможно, – пожал плечами Майя. Ему не хотелось спорить с Ксеветом. – Расскажите нам о наших потенциальных императрицах.

Ксевет сверился со списком.

– Во-первых, насколько нам известно, Эшевис Тетимар привез ко двору свою старшую незамужнюю сестру, Пару Тетимин, хотя мы ее еще не видели. Ей четырнадцать лет. Дач’осмер Тетимар, скорее всего, клянет себя на чем свет стоит из-за того, что поторопился выдать другую сестру, Улеви’ан, за принца Ту-Атамара. Улеви’ан как раз подходит вам по возрасту.

– Вам не нравится дач’осмер Тетимар, – сказал Майя, слегка удивленный словами Ксевета. Прежде придворный не позволял себе высказывать собственных мнений – ни положительных, ни отрицательных.

– Простите, ваша светлость, – пробормотал Ксевет. Уши у бедняги порозовели. – Это вырвалось невольно.

– Не беспокойтесь, – сказал Майя, – в этом нет ничего оскорбительного. Кроме того, мы ценим ваше мнение. Мы и сами не находим дач’осмера Тетимара особенно приятным.

– Кое-что произошло, – покраснев до корней волос, объяснил Ксевет, – когда мы только поступили на службу дворцовым посланником. Мы предпочли бы не обсуждать этого, но… – Он откашлялся и не без труда выпрямил уши. – Возможно, именно тот случай настроил нас против дач’осмера Тетимара.

– Мы будем иметь это в виду, – кивнул Майя. – И еще мы считаем, что четырнадцать лет – слишком ранний возраст для замужества.

– Да, ваша светлость, – согласился Ксевет. – Также при дворе находится осмин Лоран Дученин. Ей двадцать лет, она вторая дочь графа Дученеля. Кроме того, она приходится племянницей лорду Чавару по материнской линии.

– Благодарим вас за информацию, – сказал Майя, – мы этого не знали.

– Откуда же вы могли это узнать, ваша светлость? – любезно посетовал Ксевет, словно не было ничего необычного или утомительного в том, чтобы просвещать императора по элементарным вопросам. Император даже не должен был задумываться о таких вещах, он должен был знать их с рождения. Для всех, кто воспитывался при дворе, это было все равно что дышать.

– Осмин Дученин – очень красивая и чрезвычайно образованная молодая госпожа. В некотором роде она является соперницей вдовствующей императрицы. Дач’осмин Ксетиро Кередин, внучатая племянница Арбелан Драджаран, не менее умна, но склонна к наукам…

Он смолк, словно ожидал услышать от Майи комментарий относительно преимуществ – или отсутствия таковых – у девицы, «склонной к наукам». Но у Майи не было никакого мнения. Догадавшись об этом, Ксевет продолжал:

– Дач’осмин Кередин и осмин Дученин – самые известные и выдающиеся придворные дамы из тех, кто близок по возрасту к вашей светлости. А это означает, что как они, так и их семьи весьма амбициозны и поэтому, скорее всего, будут предлагать вам брак.

– Да, конечно, – пробормотал Майя, чувствуя себя угодившим в волшебную сказку. Однако сказочное превращение не делало его счастливым. Но он уже успел привыкнуть к этому чувству с момента прибытия к Унтэйлейанскому Двору. – Насколько мы понимаем, таких девиц больше, чем две.

– Есть несколько кланов с большими амбициями, – ответил Ксевет, – но они не воспитывали своих дочерей в расчете на брак с императором, поэтому, возможно, сейчас начнется суета. Как, например, в случае с дач’осмин Тетимин, которой вряд ли позволят появиться на публике, пока ее не подготовят должным образом. Однако ваша светлость правы, и мы не сомневаемся в том, что дома Убеджада, Эримада, Шулихада… – Он заглянул в свой список. – …а также Виренада и Олчевада вскоре представят вам девиц на выданье. Возможно, ваша светлость предпочтет одну из менее блестящих красавиц.

Он снова приподнял брови, глядя на Майю, и тот беспомощно ответил:

– Мы не знаем.

Он никогда не задумывался о браке, никогда, даже в самых смелых мечтах, не мог представить, что молодые красивые женщины будут соперничать между собой, добиваясь его внимания. Теперь, когда это стало реальностью, такая перспектива вовсе не казалась ему привлекательной.

– Это не срочно, ваша светлость, – успокоил его Ксевет. – Мы пришли. Это мастерская даченсола Хабробара.

Мастерская располагалась в подвале. И это было скорее хранилище. По огромному полутемному помещению гуляло эхо, стены были заставлены шкафами с маленькими квадратными выдвижными ящичками. В центре стоял стол, освещенный современным газовым светильником, а за столом сидел даченсол Хабробар.

Это был невысокий мужчина – когда он вскочил со стула, чтобы поприветствовать императора, оказалось, что его рост не превышает пяти футов. У него были серебристо-серые глаза, серебристо-серая кожа и совершенно лысый череп, который ослепительно блестел. Говорил он с незнакомым Майе акцентом, очень быстро, глотая окончания, так что слова сталкивались и сливались друг с другом. За то время, которое потребовалось бы Майе для произнесения одного слова, даченсол Хабробар успевал выговорить пять. Он принес из недр подвала ящик, похожий на большую шкатулку для драгоценностей: внутри находилось множество углублений, выстланных бархатом, а в углублениях лежали предметы, которые он назвал «шаблонами» печатей.

– Это на случай небрежности, понимаете? Если вы, к примеру, беспечно прогуливаетесь по Садам Герцогини Пашавель, и при этом в задумчивости переодеваете печатку с одной руки на другую – хотя мы очень не рекомендуем этого делать, ваша светлость. И вот, вы подбрасываете кольцо в воздух и – оп! – оно летит в декоративный пруд! И прежде чем вы успеваете подумать, что надо бы зайти в воду и найти кольцо, его съедает декоративный карп! Этих карпов клан Пашавада импортирует за большие деньги откуда-то с запада, и мы едва ли не ежедневно поражаемся, почему они у них не дохнут. И вот вы приходите к нам в смущении и отчаянии, но оказывается, что еще не все потеряно, потому что мы сохранили шаблон.

И он маленькими ловкими пальцами достал из шкатулки какой-то предмет.

– Вы видите, ваша светлость, что это, собственно, не печатка, а клише, с помощью которого изготавливают кольцо с изображением. Мы храним клише всех печаток, которые мы когда-либо делали. Это шаблон для кольца дач’осмин Лисету Певеннин. Она была последней из своего рода, бедняжка, и умерла, не успев использовать эту печатку и пяти раз.

Майя смотрел на печать, на которой был искусно вырезан лебедь в короне, и пытался вспомнить, откуда ему знакомо это имя. Певеннин… Певеннар… Певеннада, Певеннель… это было редкое, старинное имя…

– Дач’осмин Певеннин была казнена почти пятьсот лет назад, – напомнил Ксевет, – по приказу Эдретелемы Пятого.

– Она была очень беспокойной дамой, – печально сказал даченсол Хабробар.

Разумеется, родовое имя было знакомо Майе потому, что клан Певеннада возглавлял последнее крупное восстание против династии Драджада.

– Просим нас извинить, – обратился Майя к Хабробару, – но неужели это вы сделали ее печатку?

– Наш народ живет очень долго, – объяснил даченсол Хабробар. – Мы стары, но, скорее всего, именно мы будем изготавливать кольца даже для ваших внуков, ваша светлость.

«Если они у меня будут», – подумал Майя. Он надеялся, что ему удалось предотвратить непроизвольное подергивание лицевых мышц, но не был в этом полностью уверен. Не зря же Хабробар немедленно затараторил:

– Мы принесли набор печаток дома Драджада, чтобы вы могли рассмотреть различные варианты.

Он быстро и аккуратно разложил печати перед Майей, называя имена императоров, императриц, эрцгерцогов, эрцгерцогинь и младших отпрысков рода, которым принадлежали кольца. На всех были кошки: лежащие, стоящие на задних лапах, прыгающие на мышь, держащие розу, держащие меч… Здесь были свернувшиеся рядом черная и белая кошки, рычащая кошачья морда с искусно вырезанными усами и зубами; кошачья лапа с выпущенными когтями…

– Покойный император, ваш отец, выбрал вот этот рисунок, – пробормотал Хабробар.

Он указал на клише с котом, положившим одну лапу на корону. Корона была очень похожа на Этувераджид Мура, и Майя при виде этой печати одновременно поразился искусству ювелира и испытал отвращение к результату его работы.

– Эдрехасивар Шестой, – сказал Хабробар, выкладывая клише с сидящим котом, обернувшим хвост вокруг лап. Вид у кота был весьма торжественным. – Мы с радостью покажем вашей светлости любые другие образцы, какие пожелает ваша светлость, чтобы помочь вам принять решение.

Майя невидящим взглядом смотрел на разложенные перед ним шаблоны. Чего-то не хватало, и он не сразу понял, чего именно.

– А вы делали печатку для… то есть, у императрицы Ченело, нашей матушки, было такое кольцо?

– Разумеется, ваша светлость, – ответил Хабробар. – Но мы не были уверены…

Он не договорил, то ли из страха оскорбить императора, то ли из сочувствия.

– Минуточку. – Он снял верхний планшет с шаблонами и безошибочно выбрал печатку из нижнего. – В Бариджане не пользуются личными печатями, но у каждого авара имеется символ, который изображен на его боевых знаменах. Эмблема нынешнего Великого Авара – морская змея, которую в Бариджане называют Корат’ Архос – Жестокость Воды. Поэтому для императрицы Ченело мы изготовили вот это.

Мастер положил печать на стол, и Майя увидел искусное изображение странного существа – наполовину кошки, наполовину змеи, свивающейся кольцами. Существо выглядело гротескно, но в то же время, как это ни странно, обнадеживающе. Майя часто заморгал, смахивая горькие слезы.

– Нам искренне жаль, – негромко и быстро заговорил Хабробар, – что госпожа императрица так ни разу и не воспользовалась ею. Император нашел это изображение неподходящим и настоял на том, чтобы его супруга взяла кольцо с кошками рода Драджада. Но мы сохранили этот эскиз, как и все прочие. Мы не знали, захотите ли вы увидеть его. – Взгляд его серебристо-серых глаз встретил взгляд Майи. – Ваша светлость, если вы пожелаете воспользоваться им, нам кажется, это будет уместно. Но такое кольцо для императрицы так и не было сделано.

– Да, – голос Майи дрогнул, но все сделали вид, будто ничего не заметили. – Да, спасибо.

– Изготовление кольца займет не больше недели, – пообещал Хабробар. – А теперь, если позволите…

Последовали короткие вопросы и быстрые измерения. К тому моменту, когда Майя покинул подвальную мастерскую Хабробара, ему почти удалось перестать думать о неловком эпизоде со слезами при виде печати матери. Но он не забыл о том, что сейчас узнал, и пообещал себе, что не забудет. Разговор с ювелиром продемонстрировал ему, что иногда эльфы, гоблины и другие существа проявляют доброту безо всяких скрытых мотивов, что иногда можно обойтись без торговли и сделок.

«Иногда, – уточнил холодный голос в его голове, так напоминавший голос Сетериса. – Но не слишком часто».

Глава 14
Мин Неда’о Вечин

Ужин с придворными с первой же минуты показался Майе одной из наиболее тягостных императорских обязанностей. Ченело и Сетерис в свое время уделили большое внимание поведению за столом, и Майе не приходилось задумываться и вспоминать правила этикета. В этом ему повезло. Но одну вещь его наставники все-таки упустили. Это было искусство вести светскую беседу. При жизни матери Майя был слишком мал, а Сетерису и в голову не пришло бы преподавать Майе нечто подобное. Слева от Майи сидела его сводная сестра Немри’ан, справа – лорд Дешехар, Свидетель от Парламента, и Майя понятия не имел, о чем с ними говорить.

Немри’ан, видимо, сама не желала с ним общаться: даже не извинившись, она отвернулась к своему соседу, пожилому, но сохранившему остроту ума Свидетелю от Верховного Суда, и до конца ужина разговаривала исключительно с ним. Дешехар оказался более воспитанным, а может быть, более ясно представлял себе, какая опасность может угрожать придворному, пренебрегшему беседой с императором. Он предпринял несколько попыток завести разговор. У него хватило такта не касаться политики, и он выбрал в качестве темы литературу. Поскольку Сетерис запрещал Майе читать книги большинства современных и классических авторов, а библиотека Эдономи едва ли была достойна этого названия, усилия Дешехара пропали втуне. Майя уже в который раз почувствовал себя жалким невеждой. Он с огромным облегчением поднялся из-за стола и с еще большим облегчением обнаружил, что его ждет Нуревис. Молодой придворный любезно улыбнулся и немедленно начал болтать, избавив Майю от необходимости поддерживать разговор.

На первый взгляд, Нуревис не сказал ничего особенного, но на самом деле снабдил Майю большим количеством информации. Майя не мог понять, намеренно это было сделано или нет. Он узнал об Оперном театре Джа’о:

– Вам наверняка известно, что это старейший театр в Эльфийских Землях, все заслуживающие внимания композиторы стремятся представить свои новые произведения именно там.

А потом Нуревис завел речь о певице, которая должна была выступать вечером, и, забыв о своем собеседнике, принялся многословно восхвалять ее талант.

Ее звали Неда’о Вечин. Она была самой молодой певицей за всю историю Оперы Джа’о, исполнявшей партии сопрано, и обладала удивительным, необыкновенным голосом – некоторые даже называли его божественным. Хотя ее семья не принадлежала к высшим слоям общества, Нуревис утверждал, что она красива и умна, а ее манеры и речь безукоризненны.

– Поверьте нашим словам, ваша светлость, вы никогда не встречали такой замечательной женщины, – сказал сын канцлера, и Майя не стал разочаровывать его, объясняя, как мало на самом деле значит этот комплимент.

Апартаменты Чавара, конечно, не могли сравниться с Алкетмеретом ни по размерам, ни по роскоши отделки, но комнаты были обставлены богато и со вкусом. По мнению Майи, много лет прожившего в бедности в Исваро’э и Эдономи, интерьер свидетельствовал о финансовом благополучии лорд-канцлера. Хозяева не бросали денег на ветер, но явно не были стеснены в средствах. Вопрос о происхождении богатства дома Чавада показался Майе не совсем праздным, и он сказал себе, что нужно будет расспросить об этом Ксевета. Получает ли лорд-канцлер жалование? Очередной вопрос в его бесконечном списке.

В салоне уже толпились гости в ярких нарядах. Период официального придворного траура закончился после поминок. Черное продолжали носить лишь ближайшие родственники Варенечибеля. Сам Майя, разрываясь между желанием быть вежливым и отвращением ко лжи, надел белые императорские одежды, но выбрал строгие украшения с темными камнями.

Он не сомневался, что задел чувства своих родных, не притворяясь убитым горем. Но лгать значило унизить самого себя и оскорбить умерших, к которым он не чувствовал любви. Оскорбить мать, по которой он не носил траура после похорон, потому что Сетерис счел это неуместным. И все же, несмотря на эти здравые рассуждения, Майе было не по себе: он видел, что придворные осуждают его.

Нуревис ловко расчистил в толпе проход, и Майя с телохранителями прошел к креслу, предназначенному для императора. Кресло стояло на большом расстоянии от аккуратных рядов обычных стульев, и его окружал участок сверкающего паркета, напоминавший крепостной ров. Это смутило Майю. Даже здесь, на частном приеме, он вынужден был вести себя как император. «А ты предпочел бы сейчас томиться в башне?» – спросил он себя и приободрился, заметив, что по-прежнему может смеяться над собой и своими воображаемыми несчастьями.

Появление императора послужило знаком к началу концерта. Придворные расселись по местам, и певица, которая в это время беседовала с группой мужчин в дальней части зала, покинула поклонников и направилась к импровизированной сцене – пространству между двумя высокими напольными светильниками. Майя изумленно замер в своем кресле и забыл обо всем на свете.

Неда’о Вечин была не просто красива. Невысокая, хрупкая, с удивительными бледно-зелеными, как нефрит, глазами, она была совершенна. У нее были идеальные черты лица и нежная белая кожа. Она была одета просто, но элегантно – в платье-тюльпан темно-розового цвета с длинным шлейфом. Белоснежные волосы были уложены в высокую прическу, которую поддерживали черепаховые гребни и розовые ленты. Украшений не было, если не считать рядов крошечных серег в виде золотых колец с бусинками. Но даже если бы ее платье, волосы, шея и руки были усыпаны рубинами, она не произвела бы на Майю более сильного впечатления.

Он решил, что она на три или четыре года старше него, и поразился ее спокойствию и уверенности в себе. Ей не нужно было прилагать усилий для того, чтобы привлечь к себе взгляды всех собравшихся. Она улыбнулась зрителям и безо всяких предисловий начала петь.

У нее был сильный, чистый голос. Майе он действительно показался божественным. Когда-то, в Эдономи, ему нравилось пение одной из дочек кухарки; но теперь, услышав мин Вечин, он понял разницу между А’ано, приятным голоском напевающей старинные баллады, и настоящей артисткой. У него мурашки бежали по телу, он боялся дышать, боялся разрушить чары, красоту, создаваемую певицей.

Майя не знал арий, которые она исполняла, никогда не слышал названий опер. Но это не имело значения; он слушал мин Вечин, и ему казалось, что он парит над землей, что ее голос уносит его в неведомые чудесные края. Когда она замолчала, он не сразу смог собраться с мыслями и лишь через несколько секунд осознал, что от него чего-то ждут. Придворные молчали, настороженно подняв уши, мин Вечин вглядывалась в его лицо радостным, полным надежды взглядом, но через несколько секунд он заметил на ее лице признаки растущего страха.

– Аплодируйте, ваша светлость, – быстро прошептал Телимедж, и Майя, испытывая одновременно облегчение и смущение, принялся восторженно аплодировать. Придворные немедленно последовали его примеру, а мин Вечин сначала сделала глубокий реверанс императору, а потом поклонилась гостям.

Ему пришлось подняться, чтобы освободить остальных от ограничений, налагаемых этикетом. Эльфы начали собираться в небольшие группы, продолжив прерванные разговоры, а Майя по-прежнему топтался у своего кресла. Теперь истории об императорах, которые переодевались в обычную одежду, чтобы побродить по городу среди простых смертных, стали ему гораздо ближе и понятнее, чем в убогой спальне Эдономи. Он рассматривал придворных, которые с энтузиазмом обсуждали и анализировали выступление мин Вечин, и больше всего на свете ему хотелось подойти к одной из компаний и присоединиться к разговору.

Ему от всей души хотелось, чтобы отец в свое время счел нужным воспитывать его при дворе или хотя бы в каком-нибудь провинциальном городе. Там он смог бы, по крайней мере, научиться вести себя в обществе и не стоял бы сейчас в одиночестве, подавленный сознанием собственного ничтожества и неспособности поддержать простейшую светскую беседу.

«Мне следует уйти», – подумал он и собрался дать знак ноэчарей, но в этот момент заметил Нуревиса. Сын канцлера решительно пробирался сквозь толпу по направлению к императору, а за ним грациозно, словно лань, следовала мин Вечин.

Из вежливости она остановилась на некотором расстоянии от Майи, а Нуревис приблизился к императору.

– Ваша светлость, – негромко сказал он, – мин Вечин очень просила нас представить ее вам. Вы позволите?..

Майя, не веря своим ушам, несколько секунд переводил взгляд с Нуревиса на девушку.

– Представить… представить нам?

– Вы император, – с улыбкой напомнил ему Нуревис.

– Да. Да, конечно… то есть, мы будем чрезвычайно рады познакомиться с мин Вечин.

Его лицо пылало.

– Замечательно! – воскликнул Нуревис, любезно сделав вид, что не заметил смущения императора. Он кивнул певице, и та подошла и присела в глубоком реверансе.

– Ваша светлость, – поприветствовала она Майю. Ее голос при разговоре был таким же прекрасным и чистым, как и пение.

Майя совершенно растерялся. Вблизи она была ослепительна. Он почувствовал запах ее духов, нежный, слегка пряный. Майя никогда прежде не слышал такого чарующего аромата. Сердце стучало, как молот.

– Очень приятно с вами познакомиться, мин Вечин. – Не зная, что еще сказать, он добавил: – У вас красивый голос.

– Благодарим вас, ваша светлость, – ответила она.

Майя разозлился на себя. Правильно Сетерис называл его гоблинским пугалом. К собственному ужасу, он услышал, как продолжает говорить:

– Нам очень мало известно об опере, но мы в восторге от вашего пения.

– Вы так любезны, ваша светлость, – ответила певица. Она вела себя безукоризненно вежливо, но Майя чувствовал, что она разочарована его общими словами.

– Нет, я… – Он спохватился и, тщательно подбирая слова, добавил: – Мы имели в виду, что не можем судить о вашем голосе как знаток; мы можем лишь сказать, что искренне восхищены.

По крайней мере, его оговорка привлекла ее внимание. Ее удивительные зеленые глаза, слегка подкрашенные темными тенями, внимательно изучали его. Майя чувствовал на себе взгляды придворных, которые следили за ними, не прекращая светской болтовни.

Потом Неда’о Вечин улыбнулась, и Майя обнаружил, что остальной мир перестал для него существовать.

– Похвала вашей светлости дорога нам более дифирамбов музыкальных критиков, потому что она абсолютно искренна.

Она говорила с легким акцентом, незнакомым Майе, и едва заметно шепелявила. Но это не портило ее прекрасного голоса. Вслушиваясь в него, Майя представлял себе сверкающую стеклянную вазу, изготовленную искусным стеклодувом. Майя вдруг понял, что снова отвлекся, и поспешно спросил:

– Давно ли вы служите в Оперном театре Джа’о?

Он понимал, что задал ужасно банальный вопрос, однако мин Вечин простила ему и это.

– С шестнадцати лет, – ответила она. – Мы мечтали петь с раннего детства, но дирекция не принимает несовершеннолетних учеников. До шестнадцати мы пели в Детском Хоре.

– А какое отношение дирекция оперного театра имеет к детскому хору?

Она рассмеялась, и Майя понял, что снова обнаружил свое невежество. Но девушка улыбалась не насмешливо, а сочувственно.

– Мы видим, что вы действительно незнакомы с театральным миром, ваша светлость. Во многих крупных оперных театрах есть детский хор. Когда нам было одиннадцать, мы исполняли партию древесной лягушки в опере «Сон императрицы Кориверо». А потом, конечно, существуют еще Мичен-оперы.

– Как вы сказали?

– Маленькие оперы, – с удивлением пояснила она.

Он все равно не понимал, о чем речь.

– Разве ваша светлость в детстве не посещали детские спектакли?

– Нет, – ответил он и едва не принялся рассказывать ей, что именно ответил бы Сетерис на подобное предложение. Но вовремя сдержался и лишь добавил: – Мы провели детство и юность вдали от городов, в сельской местности.

На долю секунды во взгляде девушки промелькнул ужас, но она тут же взяла себя в руки.

– Мы надеемся, что ваш первый опыт побудит вас искать возможностей слушать оперу.

– Конечно, – пробормотал Майя. Откуда-то сбоку вынырнул Нуревис и шепнул, что кое-кто еще желает быть представленным императору.

Мин Вечин сделала реверанс, ослепительно улыбнулась и отошла.

Майя, забывшись, смотрел ей вслед.

Лишь ценой гигантских усилий ему удалось сосредоточиться и сказать несколько вежливых фраз придворному, которого представил Нуревис. И следующему придворному. И еще одному. Каждый хотел, чтобы император обратил на него внимание и запомнил его. Майя мог лишь улыбаться и повторять заученные фразы «Благодарим вас» или «Нам очень приятно познакомиться с вами». Запомнить все имена и лица было невозможно. Он почти сразу отказался от попыток вникнуть в запутанные родственные связи между представителями различных аристократических домов. Майя встрепенулся лишь после того, как Нуревис доложил:

– Ваша светлость, осмин Лоран Дученин.

Несмотря на усталость и обилие новых впечатлений, Майя узнал это имя и вспомнил характеристику, данную Ксеветом племяннице лорд-канцлера: блестящая амбициозная аристократка, соперница Ксору. Девушка, которая хочет стать императрицей. Он поморгал и заставил себя сосредоточить взгляд на женской фигуре в зеленом шелковом платье.

Когда молодая женщина сделала реверанс и выпрямилась, он увидел, что она выше Ксору, но такая же изящная и стройная. Глаза у нее были зелеными, как у мин Вечин, но более темного оттенка; украшения с хризолитами выгодно подчеркивали их цвет. Она улыбнулась императору и заговорила: