Текст книги "Медный ангел"

Глава 10

День для прогулки верхом выдался очень удачный: яркое солнце, голубое небо, теплый ветер. Камилла, сидевшая на хорошенькой серой лошадке, была очень красива – бирюзовая амазонка, кокетливая шляпка, – Теодор залюбовался, даже на пару минут забыл про свои обязанности.

– Иветт начинается вон там! – Анри, сегодня облаченный в светское платье, махнул рукой куда-то в сторону. Камилла смотрела на него и улыбалась, явно оценивая переливы жемчужно-синего цвета на камзоле аббата и изящество вроде бы простого кружевного воротника, скрепленного крошечной алмазной брошью. Святой отец сейчас менее всего напоминал лицо духовного звания и поразительно походил на бравого лейтенанта, который ежедневно сопровождает дам на прогулку и вообще всячески блистает в светских салонах.

Теодора сильно интересовало, когда же священник исполняет свои монастырские обязанности – как выяснилось, последние дни Вильморен провел в Париже, и теперь с удовольствием делился новостями высшего света.

– Как ты думаешь, мы можем сейчас туда доехать? – тут же оживленно спросила Камилла.

– Нет, сейчас не получится. Через месяц, когда закончится распутица. Ты же помнишь, какая там грязь.

Госпожа де Ларди притворно вздохнула.

– Камилла, не в моей власти приказать весне наступать быстрее, чем она того желает! – шутливо раскланялся Анри, направляя своего коня прочь от замка Жируар.

– Вон тот замок – это Леви-Сен-Нон. – Камилла повернулась к Теодору, который чувствовал себя несколько неуютно – будто был лишним. Однако, беседы давних друзей его не касаются, он здесь службу несет. – Сейчас там живут только старшие Леви-Мирпуа, я вам рассказывала о них, и это совсем неинтересно! Летом в замке, правда, полно молодежи.

Они повернули к речушке. Иветт освободилась из ледового плена, но вода стояла не очень высоко. Угрозы наводнения на правом, скалистом берегу не было вовсе, да и левый в этом месте почти никогда не подтапливало.

Виллеру залюбовался окружающим пейзажем: известняковые обрывы, скалы, буро-зеленые пятна мха на древних валунах были непривычны его взору, он ведь вырос на юге.

– А там что за замок? – поинтересовался шевалье. – Это уже Дампьер?

– Нет! – Камилла как-то уж очень нежно улыбнулась. – Это Кур-Санлис.

– Вы хотели бы там побывать?

Камилла явно колебалась.

– Да, – тихо сказала она. – Но тогда мы сегодня не попадем в Дампьер. Я не хотела бы тратить много времени на прогулку, после обеда обещал заглянуть преподобный де Вернёй…

– Я постараюсь к тому времени уже оказаться в аббатстве, – вздохнул Анри. – Преподобный не слишком обрадуется, обнаружив, что я так и не добрался до бумаг, которые нужно разобрать…

– Едем в Дампьер! – нарочито весело приказала Камилла. – И немедленно!

– Мы и так почти у цели, – обратился Анри к Виллеру. – Лес совсем скоро перейдет в парк. Видите вон тот холм? За ним и будет Дампьер. То есть не за ним, а на нем. Деревья выросли, и даже зимой теперь не видно крышу замка.

– А раньше было видно? – Теодор поддержал разговор – отмалчиваться было бы невежливо.

– Раньше – да. Лет двадцать назад.

Камилла, нахмурившись, резко ударила пяткой свою лошадь, и та, весело заржав, помчалась по дороге вверх. Мужчины переглянулись.

– Здесь безопасно, дорога прекрасно просматривается! – сказал Анри поравнявшемуся с ним Теодору. – Хотя, если хотите, нагоните ее, но мне показалось, что она хотела бы несколько минут побыть одна…

Теодор кивнул. Он не понимал, зачем Камилла затеяла эту прогулку по местам, которые связаны для нее и с любовью, и с предательством. Ведь Дампьер – владение герцогов де Шеврез. Зачем бередить раны и себе, и аббату? Похоже, Анри сейчас тоже нуждается в том, чтобы хоть немного побыть одному.

– Вам нехорошо, святой отец? – спросил Виллеру, заметив, как побледнело и напряглось лицо аббата.

– Нет, все в порядке! – Анри через силу улыбнулся. – Просто… много воспоминаний. Я вырос здесь, в Кур-Санлисе. Вон за тем поворотом, если не ошибаюсь, лежит огромный валун, который в темноте легко принять за медведя.

Они повернули, и Анри обрадованно ахнул:

– Он на месте! Взгляните только – похож?

Да, камень в сумерках вполне можно спутать с медведем, прилегшим отдохнуть.

– Здесь охотятся, святой отец?

– Разве что на птицу… – Анри поморщился. – Хотя иногда тут устраивается охота на оленей или кабанов. Во всяком случае, так было раньше… Теперь посмотрите вон туда… Видите – кустарник образует живую беседку?

– Да вы почти поэт, святой отец! – признал Виллеру. – Только поэты способны разглядеть подобные мелочи!

– А военные сказали бы, что это превосходное место для засады? – прищурился Анри, и неожиданно посерьезнел. – Давайте и в самом деле не оставлять нашу даму без присмотра. Мало ли что…

Но дама возвращалась сама: раскрасневшаяся, с блестящими глазами и опасной улыбкой на губах. Теодору показалось, что улыбка эта – несколько натянутая.

Зачем нужен весь этот балаган? Я же вижу, что вам больно, госпожа де Ларди.

– Едем дальше, – сказала Камилла. Она казалась Теодору замерзшей, и захотелось укутать ее плечи теплым плащом. Но холод, который идет из сердца, даже мехом горностая не согреешь.

Лес незаметно переходил в парк, а на холме, действительно, возвышался замок, едва видный – так густо столпились вокруг него деревья. Должно быть, летом здесь и вправду восхитительно, спокойно и тихо. Неподалеку бежала еще одна речушка, Анри сказал, она называется Серне.

– Но к ее истокам мы тоже не поедем, там наверняка очень грязно.

– Верно, эта местность не вымощена камнем… и слава Богу! – заявила Камилла?

– Едем дальше? – спокойно спросил Виллеру, придерживая Фернана, которому вздумалось взбрыкнуть.

– Да, конечно! – сказал аббат де Вильморен.

– Смотрите, какие облака! – мечтательно промолвила госпожа де Ларди. – Похожи на фрегаты…

Недавней скованности Камиллы как не бывало: ожила, будто расколдовали. Или заколдовали?

У меня дар знакомиться с людьми, которые умеют превращаться в ледяные статуи.

Герцог Энгиенский тоже так умеет: бешеный шквал, река слов и жестов, лавина непревзойденных усмешек – и вдруг застыл, и неподвижный взгляд в одну точку, на четверть часа. Можно орать ему в ухо – не слышит, а потом стоит бабочке на соседней прогалине качнуть цветок – и очнется, и все сызнова. Так и Камилла: то застывает в ледяном панцире боли, отчаяния или страха, то оттаивает – и живет взахлеб, как будто последнюю минуту.

Теодор специально придержал коня, и Анри с Камиллой уехали вперед. Виллеру хотелось немного побыть одному; он уже почти забыл о том, что ему тоже требуется одиночество. Хоть иногда, по капле, наедине с самим собой – посмотреть в это дикое небо и ни о чем не думать. Надо полагать, Вильморен сумеет защитить свою спутницу; все равно совершенно невозможно быть рядом с ней ежечасно и избавить ее от всех бед и волнений, а Анри – неизмеримо более давний для нее друг и защитник. Жизнь без волнений – не жизнь. Эту истину Теодор когда-то свято исповедовал, насыщая волнующими событиями собственную жизнь, пока маленький демон внутри не наелся и не успокоился. Камилла же чувствует весну и расправляет крылья; кто он такой, чтобы мешать ей летать?

В аббате Теодор чувствовал родственную душу, несмотря на то, что Анри был гораздо более вероятным претендентом на сердце Камиллы, чем он сам. Ему можно доверить ее сердце. А вот Теодору с самого начала не следует ни на что рассчитывать.

Опомнись, ее сердце тебе не принадлежит, чтоб ты мог его кому-нибудь доверять… Да, но мне, кажется, принадлежит ее доверие.

Камилла обернулась и помахала ему рукой. Виллеру дал шпоры коню и приблизился к хозяйке.

– Не отставайте, шевалье, поглядите, какая красота! – волосы госпожи де Ларди слегка растрепались, и сама она выглядела очень оживленной. – Этот замок, этот парк…

– Действительно, очень красиво, сударыня, – вежливо сказал Виллеру. Его больше интересовало, что чернеет вон в тех кустах. Оказалось, старый пень. Чем-то он напомнил Теодору одного из офицеров герцогской ставки – маршала л'Опиталя.

– Мы хотим подъехать к замку, Теодор, – сообщила Камилла. – Вы отправитесь с нами, или… Мне хотелось бы побеседовать с Анри, раз уж он не станется обедать.

Ну, конечно же, «или». Хотя он ждал этого, удар все равно оказался болезненным. Камилла очень хочется побыть с аббатом наедине. Ну, что ж, места тут относительно безопасные, а ему так хотелось одиночества.

– Я предпочел бы подождать вас здесь, сударыня. Меня не очень интересуют замки прошлого века, – любезно улыбнулся Виллеру. – Ваш спутник обеспечит вам достойную защиту.

Камилла подарила ему странный взгляд из-под ресниц – то ли благодарный, то ли обиженный, по лицу же аббата нельзя было понять – рад он или нет подвернувшейся возможности проехаться с прекрасной женщиной по местам, которые для них обоих так много значат. Вот пусть и разбирается. Теодор подождал, пока Камилла и Анри скроются за поворотом, затем спешился, сошел с дороги, проваливаясь в снег по щиколотку – здесь, под сенью деревьев, он еще не растаял, привязал Фернана к одной из нижних веток старого дуба и отправился на прогулку.

Ушел он недалеко, всего шагов на тридцать: кусты раздвинулись, заискрилась водная гладь. Речушка Серне. Дальше пройти оказалось нельзя, и Теодор, оглядевшись, выбрал чудесное место на берегу, под еще одним раскидистым дубом. Шевалье устроился прямо на осевшем сугробе, прислонившись спиной к стволу дерева. В ветвях звонко чирикала какая-то птица, мирно журчала вода. Королевская синь неба завораживала взгляд, и Теодор долго смотрел вдаль, туда, где изломанная линия холмов переходила в небеса. Когда у него заболели глаза от солнца, он смежил веки.

Ему почудился женский смех, но Виллеру знал, что это – лишь отголоски видений, живущих здесь. Он знал, как сложилась история любви Франсуа к герцогине Мари де Шеврез, но мог лишь гадать о подробностях, – а отзвук прошлой любви и боли, кажется, еще жил в окрестностях замка. Может быть, здесь даже призраки бродят – те самые Мари и Франсуа, боль из-за смерти которого не перестает терзать Камиллу. Возможно, они и под этим дубом любили сидеть. Если прислушаться, можно услышать их голоса…

– Франсуа, скажите мое имя!

– Мария…

– Еще!

– Мария!

– Еще, еще, еще!

– Мария, Мария, Мария!

И смех, звонкий смех:

– Вы учите его, чтобы не забыть?

– Я никогда не забуду вашего имени!

– Поклянитесь мне в этом?

– Вашим именем и клянусь…

Может быть, они и не произносили клятв. Может быть, дуб навещали лишь белки, но никак не пылкие влюбленные. Так причудливо сплетаются судьбы, поражая сложностью узора, и иногда оказывается, что чужие истории любви до последней черточки повторяют твою собственную – а потом, если приглядеться, не имеют с нею ничего общего.

Нет, Теодор не осуждал Франсуа. Кто он такой, чтобы судить человека, которого вовсе не знал? Ему самому доводилось любить, и любить крепко, и все эти женщины оставили в его сердце глубокий след. Так будет и с госпожой де Ларди… но, стоп: буквы имен, его и Камиллы, не сплетутся вензелем. Хватит уже думать об этом.

Снег под рукой был очень холодным.

Теодор не знал, сколько он так просидел: с закрытыми глазами, ловя ленивые прохладные мысли, которые пахли вербой. Наверное, не слишком долго: когда он услышал оклик аббата, солнце, кажется, не сделало ни шагу по небу.

– Шевалье? – Снег захрустел совсем рядом, появился встревоженный Анри. – С вами все хорошо?

– Да, благодарю вас. Я созерцаю природу.

– А! – Священник успокоился. – Мы увидели вашего коня у дороги, ждали вас некоторое время, потом я решил отправиться на поиски.

– Не стоило утруждать себя, святой отец, – Теодор поднялся с некоторым усилием, нога затекла, пока он сидел. Анри сделал было движение, чтобы помочь ему, но вовремя остановился. – Госпожа де Ларди уверяет, что я, похоже, – одна из неизменных вещей в окружающем мире. Что со мной может случиться, когда в меня так свято верят?.. Как там, у замка?

– Многое изменилось. – Несла в себе фраза двойной смысл или нет, оставалось лишь предполагать. Мужчины медленно пошли обратно к дороге.

– Птиц нельзя держать в клетке, – пробормотал Виллеру.

Анри бросил на него быстрый взгляд и уточнил:

– Вы имеете в виду Камиллу?

– Да. – Отпираться не имело смысла.

Вильморен чуть не проткнул его взглядом.

– И вы ищете ключ?

– Что вы, святой отец, – тихо сказал Виллеру – дорога была уже совсем рядом. – Она сама ищет. Я помогу, по мере своих скромных возможностей. Хотите присоединиться к поискам? Мне кажется, у вас неплохие шансы обнаружить ключ первым.

Он не хотел это говорить, вернее, не хотел говорить это так. Анри остановился, губы его побелели. Теодор видел, как Камилла, спешившись, рассматривает причудливо искривленный куст у дороги.

– Что вы имеете в виду, шевалье? – холодно спросил аббат.

Теодор вздохнул.

– Я жертва собственного косноязычия, святой отец. Никогда не умел играть в слова… Я хотел сказать, всего лишь, что госпожа де Ларди – очень несчастная женщина, и пока не знает, как выйти за рамки своего несчастья. Знание путей и возможностей подарит ей покой. Если вы можете ей чем-нибудь помочь, словом или делом, прошу вас, помогите.

Анри кивнул, принимая объяснение, вертикальная складка на его лбу пропала.

– Да, шевалье, я понял. Спасибо. – И отрицать, что претендует на благосклонность Камиллы, аббат не стал.

– Вам не за что меня благодарить, – сказал Теодор.

Уж скорее, я буду благодарить вас, если вы сделаете ее счастливой.

Но вслух он, понятное дело, ничего не сказал.

– Господа, вы исследуете пень? – весело спросила Камилла, подходя к ним. – Я устала и хочу выпить чаю.

– А мне пора возвращаться в аббатство, – с сожалением сказал Вильморен. Он бросил еще один взгляд на Теодора, давая понять, что их разговор не окончен. Что ж, Виллеру готов продолжить при первом удобном случае.

В гостиной Камиллы было довольно жарко; в камине горел огонь, а сама хозяйка пряталась в клубах табачного дыма. Теодор остановился у дверей, сдержанно кашлянув.

– Вы звали меня, сударыня?

– Садитесь, шевалье, садитесь, – сказала Камилла, откладывая трубку в сторону. – Хотите вина?

– Благодарю вас, нет, – после прогулки шевалье чувствовал себя не очень хорошо: его слегка знобило, голова раскалывалась. Пить при недомогании он считал глупостью.

Усевшись в кресло напротив госпожи де Ларди, он стал ждать.

– Через несколько дней я собираюсь объезжать поместье. Готовы ли вы сопровождать меня?

– Да, вполне. Не помешает проверить новобранцев в деле. – Теодор потер лоб.

– Вы хорошо себя чувствуете? – Камилла явно заметила, как Виллеру поморщился.

– По правде говоря, не очень.

– Вот и отправляйтесь отдыхать, а вечером мы можем продолжить нашу беседу. Преподобный де Вернёй приедет с минуты на минуту, я хотела вас представить, но, пожалуй, вам лучше пойти лечь. – Госпожа де Ларди выглядела встревоженной. – Не хватало еще, чтобы вы вновь заболели.

– Ну что вы, сударыня, я не столь слаб, – усмехнулся Теодор, вставая.

– Разумеется, – спокойно сказала Камилла. – Значит, вечером, около девяти, я вас жду. И, шевалье… я хотела просить позволения называть вас по имени. Мы ведь друзья.

Виллеру помедлил, затем кивнул.

– Вы тоже можете звать меня Камиллой.

– Это большая честь, сударыня.

– Это большая глупость – вот так церемониться! – рассмеялась госпожа де Ларди. – Ну, ступайте же, ступайте.

…Теодор проверил посты, убедился, что все в порядке, и отправился в свою комнату. Возможно, сон принесет облегчение. Он всего лишь устал. Прогулка в Дампьер оказалась достаточно тяжелой, не столько физически, сколько морально. Он так и не понял, зачем Камилла затеяла ее – и что вынесла из этой прогулки. Его задача – охранять, и все. Выполнять приказы.

Не лги себе. Если она прикажет тебе отдать ей твое сердце – ты отдашь. Даже без просьбы отдашь.

Глава 11

Оставшись в одиночестве, Камилла не стала метаться по комнате, или пить чай, или курить, или снова листать книги – бесполезно, ответа нет ни в табаке, ни в напитках, ни в чужой мудрости. Все ответы – в нас самих, только надо иметь мужество их увидеть.

Конечно же, она отправилась в Дампьер нарочно, хотя Анри и пытался ее отговорить, едва услышал о цели прогулки. Но Камилле необходимо было проехаться по столь памятным для нее местам в сопровождении двух мужчин, одного из которых она знала с детства, а второго всего месяц – однако это не помешало шевалье де Виллеру занять привилегированное положение в ее сердце.

Вряд ли Теодор догадывается, насколько стал ей дорог. Камилла закрыла глаза и представила его лицо, уже до боли знакомое. Как хорошо, что шевалье де Виллеру согласился остаться в Жируаре! Если бы он уехал, жизнь превратилась бы не в ад, конечно, она просто стала бы совсем пустой и бесполезной.

Ей очень хотелось перейти в наступление, разыграть партию в собственном стиле, но нельзя, нельзя. Теодор не поймет. Придется делать вид, что ничего не происходит – а ведь происходит же, черт возьми! Сердце, проснувшееся после многолетней спячки, забилось сильнее и даже, кажется, какими-то новыми оттенками чувств обросло. Влюбиться в Теодора де Виллеру было… невыносимо.

Именно эта невыносимость сподвигла Камиллу на прогулку в Дампьер. Ей было необходимо убедиться, что старые призраки не имеют над нею власти. Или имеют – тогда тем более… Нехорошо получится, если она даст Теодору надежду, а потом эта надежда разобьется на мелкие осколки из-за ее, Камиллы, вынужденной холодности. Хотя она совсем не чувствовала себя застывшей, прошлое могло оказаться сильнее ее. Могло – но не оказалось. Проехавшись по парку с Анри – который, конечно же, о многом догадался, и не упустил случая попенять Камилле за такие выходки, – она ощутила, что ее собственная история любви, занимавшая всю жизнь, вдруг действительно оказалась позади. А жизнь продолжается.

Прошедшее время. Я теперь могу говорить об этом в прошедшем времени. Я не люблю Франсуа, я его любила.

Конечно, любовь к погибшему жениху оставалась в ее сердце, но Камилла понимала, что это мертвая любовь, приправленная сожалением. Виллеру же был живой, настоящий, и он остался с нею, и она будет круглой дурой, если этим не воспользуется. Только – как? С Франсуа все было проще, с Анри тоже – до сих пор ее сердце принадлежало людям, которых Камилла знала давно. Она многого не понимала в Теодоре. Ее ставила в тупик его способность оставаться невозмутимым, когда даже она начинала кипеть. Алебастровый панцирь, что носил шевалье де Виллеру, пробить непросто, но Камилла была уверена, где-то должны быть щели. Панцири без щелей – это гробы.

Она все-таки набила трубку и, вдыхая ароматный дым, подумала: как хорошо, что Анри рядом. Это навело ее на другую мысль, и Камилла нехорошо прищурилась. Конечно, некрасиво играть в такие игры, но, возможно, ревность подтолкнет Теодора к неким действиям? Ах, если бы быть уверенной, что шевалье испытывает хоть какие-либо чувства по отношению к Камилле! Но увы. Тут Виллеру ничем себя не выдавал.

Госпожа де Ларди возвела очи горе.

– Боже мой, – сказала она потолку, – как я аморальна! Как я восхитительно аморальна!

Потолок воздержался от ответа, и Камилла сочла за лучшее пойти сменить платье перед визитом преподобного де Вернёй.

Полночь застала Теодора на полпути из своей комнаты на кухню. У него с вечера разболелась рука, то ли предвещая перемену погоды, то ли просто так, чтобы о себе напомнить. Боль была почти невыносимой; Теодор пренебрег заслуженным отдыхом и отправился на кухню, надеясь отыскать там повара, который приготовит ему подогретого вина с пряностями.

Преподобный де Вернёй приехал не один, а в сопровождении какого-то священника, как выяснилось – тоже давнего знакомого Камиллы. От вечера в их обществе Теодор отказался, сославшись на дела. Святые отцы засиделись, поздний ужин все продолжался.

Охрану ночью, как обычно, несли новобранцы Виллеру. Пора перестать называть их новобранцами, одернул себя Теодор, всего за несколько дней его люди многому научились. Способные – других нет смысла нанимать. С бокалом в руках Теодор обошел посты, убедился, что все в полном порядке, сурово поглядел на снующих туда-сюда слуг. Этих беспечных ребят он как следует напугал в первые же дни, теперь слуги побаивались Виллеру, но, как ни странно, по-своему любили. Наверное, это и есть та самая, инстинктивная любовь к тем, кто умеет приказывать и хорошо знает свое дело. Служанки робко улыбались ему, лакеи вытягивались во фрунт, а Теодор находил для них всех доброе слово, когда они того заслуживали.

Вино с пряностями не помогло: руку будто раскаленным огнем жгли, заснуть совершенно невозможно. Лежа на кровати, Теодор смотрел в потолок и прислушивался к звукам в доме и за окном. К трем часам ночи все утихло, видимо, святые отцы уехали, установилась относительная тишина. Теодору хотелось повыть на луну, но она спряталась за плотными облаками.

К рассвету облака разошлись. Виллеру, которому так и не удалось заснуть, вновь прошелся по спящему дому. Бодрствовали только его стражи, к их чести, не задремал никто. Теодор отыскал на кухне початую бутылку вина и сделал несколько глотков прямо из горлышка, потому как чувствовал он себя совершенно измученным, не до бокалов тут.

После этого он вернулся в свою комнату, прилег на минуту – и заснул сразу, едва голова коснулась подушки.

В Париж пришла чума. Улицы исходили вонью, на мостовой валялись трупы, откуда-то доносились крики, а Теодор шел, закрывая нос и рот полой плаща, и пытался отыскать в этом бедламе Камиллу. Он знал, что она где-то здесь: ушла по своим делам, без охраны, под вечер. И вот уже половину ночи он ищет ее и не может найти… Как страшно думать, что она может лежать где-то здесь, среди сотен мертвых тел…

На мостовой что-то блеснуло – шевалье де Виллеру шагнул вбок и склонился над находкой. И отшатнулся: искусно сделанная кукла, копия госпожи де Ларди, бессмысленно смотрела в небо стеклянными глазами.

Теодор упал на колени, прямо в грязь, и трясущимися руками поднял куклу. Она обвисла у него в ладонях, а губы ее начали растягиваться в улыбку. Теперь Виллеру точно знал: Камилла мертва.

– Шевалье?

Кукольная улыбка чумного Парижа расплылась, как масляная пленка на воде. Теодор открыл глаза: над ним стоял Жюре.

– Шевалье, вы так отчаянно что-то бормотали во сне, что я взял на себя смелость вас разбудить, – сообщил верный помощник. – Скоро тренировка, а вы не вышли. Я…

– Все правильно, Арман. Благодарю. Я сейчас спущусь.

Видимо, он заснул всего на несколько минут. Было раннее утро, солнце еще не взошло. А чума в Париже – всего лишь кошмар! Теодор с облегчением вздохнул и поморщился, боль лишь немного утихла. Надо умыться и приступать к выполнению обязанностей: есть вещи, которые никто не сделает за тебя.

Четверть часа спустя он сошел в сад, где задумчиво прохаживался Арман Жюре. Тот кивнул начальству, сообщая, что все в порядке.

– Арман, приведите парней, – приказал Теодор, натягивая перчатки.

– Шевалье, – спросил Жюре, – а где здесь обычно тренируется охрана? – С двумя охранниками замка Жируар, нанятыми еще Камиллой, новобранцы общего языка пока не нашли.

– Здешняя «стража», – скривился Теодор, – предпочитает внутренний двор. Исключительно потому, что там постоянно ходят хорошенькие служанки с кухни, а не из соображений удобства. Как видите, Арман, мы двор уже опробовали, и мне не понравилось. Я присмотрел местечко в том уголке сада… Если пойти по тропинке, как раз туда и попадете. Жду вас всех там, – шевалье де Виллеру помолчал и добавил: – И выясните, встала ли госпожа де Ларди, и нет ли у нее каких-либо распоряжений.

Арман кивнул и ушел, Теодор же отправился по тропинке.

Сад был большой и не слишком ухоженный. Выбранное место – небольшая лужайка, окруженная молодыми елями, – очень нравилась Виллеру. Теодор сбросил камзол и начал разминаться один, наслаждаясь минутами одиночества и свежим морозным воздухом, который прочищал мозги от винных паров и заставлял кровь быстрей бежать по жилам. Бледно-золотистый свет взошедшего солнца напоминал ему отблески огня в волосах Камиллы, шпага описывала сверкающие круги – воображаемые противники аккуратно складывались в кучи.

Теодор остановился ненадолго, чтобы передохнуть, подошел к скамье у тропинки и сел. Было очень тихо. Теодор прислушался к звукам большого сада: чириканье птицы где-то вдалеке, голоса от дома доносятся еле слышно, где-то журчит вода – наверное, рядом ручеек, недавно вырвавшийся из ледяного плена. У Виллеру возникло ощущение, будто он в церкви – только не скованной каменными стенами, а в церкви с куполом из неба, с купелью в ручье, с витражами из ветвей деревьев. Теодор склонил голову, слова полились сами собой:

– Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты послал мне покой этой ночью…

Полного покоя, конечно, не существовало: даже во сне Теодор волновался за Камиллу, о чем свидетельствовал утренний кошмар, но все равно – это была спокойная ночь, просто потому, что все живы. За много лет он привык к другому.

– Благослови мою семью, благослови моих благодетелей, благослови мою страну, а также и меня, хотя и спотыкающегося, но всегда преданного Тебе, верного Твоего сына…

Осторожные шаги, хруст гравия – Теодор поднял голову: по тропинке шла Камилла, воплотившийся луч утреннего солнца, задумчивая и прекрасная. Теодор встал. Ему хотелось упасть перед нею на колени и декламировать стихи (какие, он и сам не знал, а сочинять сроду не умел), но он знал, что скажет лишь: «Доброе утро, сударыня», – и ничего более. Как бы ни хотелось.

Итак, де Виллеру сказал:

– Доброе утро, сударыня.

Камилла приветствовала его улыбкой.

– Доброе утро, Теодор. Я искала вас.

– Вам следовало лишь позвать, мадам, и я пришел бы.

Камилла махнула рукой: дескать, не стоит.

– Я спускалась в сад и встретила одного из ваших людей. Он указал мне, где вас найти.

– Я не стою подобных усилий, – засмеялся Теодор.

– Вы бесценны, – возразила она совершенно серьезно, и замолчала. Теодор ждал продолжения, но его не последовало. Виллеру склонил голову набок:

– Вы меня искали, мадам, итак?

– Я хотела позвать вас к завтраку, и еще, мне хотелось бы извиниться за вчерашнее. Я должна была настоять, чтобы вы присоединились к нам. Право слово, мне неловко.

– Сударыня, – мягко прервал ее Теодор, – вам не нужно извиняться, и, тем более, что-то мне объяснять.

– Вы просто сокровище, – сказала Камилла. Куда делось ее обычное язвительное настроение? Сегодняшним утром она была нежной и спокойной. – Хорошо, забудем об этом. Идемте?

– Благодарю, мадам, но я не голоден, и мои люди сейчас придут на тренировку, – вежливо сказал Теодор. При мысли о еде затошнило. – Но я с удовольствием приду к вам после завтрака и выслушаю ваши распоряжения.

– Да, разумеется, – медленно кивнув, Камилла отвела взгляд. – Что ж, увидимся позже. – Она повернулась и стремительно пошла в сторону дома.

– Как вам будет угодно, сударыня, – сказал Теодор ей вслед.

Когда госпожа де Ларди исчезла из виду, Виллеру подошел к скамейке, взял шпагу и, тяжко вздохнув, продолжил тренировку: воображаемым противником, на сей раз, выступало собственное глупое чувство.

Да вот только противник, похоже, легко его обошел.

Изрядно погоняв по лужайке охранников, Теодор оставил их повторять пройденное и вернулся в дом – по его расчетам, можно уже трижды позавтракать. И верно, Камилла пила чай в маленькой гостиной, но не одна. Тут же присутствовал аббат де Вильморен – и когда только успел приехать? Анри был в сутане, свеж и хорош собой, и что-то оживленно обсуждал с Камиллой. Повадилась лиса в курятник.

– А, вот и ваш верный рыцарь, моя дорогая, – прокомментировал появление Теодора Вильморен. Виллеру подошел и церемонно поцеловал руку хозяйке замка, дама указала ему на место рядом с собой. С аббатом Теодор обменялся вежливыми полупоклонами. – Как идет служба, шевалье? Много ли наемных убийц вы отыскали в этом доме?

– В этом – ни одного, а все, кто посмел прийти со стороны, сложены на заднем дворе, – мрачно отшутился Теодор.

– Ну, в таком случае, вы выпьете с нами чаю, не так ли? – подмигнула ему Камилла.

Отказаться было невозможно. Теодор неловко взял предложенную чашку левой рукой: ею он отлично сражался, но вот обращение с фарфором – гораздо более тонкое искусство. К счастью, Камилла увлеклась оживленной беседой с Вильмореном. Спорили они о современной литературе, и с большим удовольствием. Теодор участия в беседе не принимал, он молча пил чай и ждал, когда его осчастливят распоряжениями. Через полчаса, когда его чашка давно опустела, Камилла наконец заявила:

– Мне снова хотелось бы прогуляться… О, Анри, не смотри на меня так! Сегодня никаких достопримечательностей. Я обещаю не ездить быстро, и… возможно, ты присоединишься к нам?

– Но я ускользнул всего на пару часов, дела призывают меня в аббатство! – покачал головой Вильморен.

– Аббатство! Прекрасно! Мне нужно к источнику. – Аббатство Во-ле-Серне славилось своими целебными водами.

– Я буду рад твоему обществу, – сказал священник. – И вашему тоже, шевалье. – После вчерашней поездки Анри стал гораздо более любезен.

– Взаимно, – буркнул Теодор.

– Прикажите, чтобы седлали, – сказала ему Камилла. Виллеру встал, молча поклонился и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Теодор чувствовал себя паршиво; что это, банальная ревность? Виллеру не считал себя способным ревновать, а вот, поди ж ты…

Когда Виллеру вернулся в гостиную, Камиллы там не оказалось, видимо, пошла переодеться для поездки. Анри скучал, разглядывая потолок. Уходить было невежливо, и поневоле пришлось остаться. Теодор сел. Некоторое время мужчины молчали.

– Мне все хотелось с вами поговорить, и вот наконец случай, – начал Анри. – Вы так и не рассказали мне, за что на вас охотились там, на дороге.

– Охота? На меня? – Теодор постарался выглядеть удивленным. – Я не дичь.

– Не верю. Мне кажется, что в каком-то смысле – дичь.

– Вам именно кажется.

Вильморен прищурился.

– Шевалье, вы могли обвести вокруг пальца Камиллу, или ей было предпочтительнее вам поверить, однако со мной это не получится.

Виллеру пожал плечами.

– Я не собираюсь ничего объяснять.

– Скажите хотя бы, почему вы покинули армию.

– Вам это разве неясно? – усмехнулся Теодор. Он начинал злиться. Он ненавидел ложь, но говорить правду не стоит даже священнику. Тем более этому. Хотя, не претендуй Анри на внимание Камиллы, можно было бы стать друзьями.

– И все же.

– За излишнее рвение. Послушайте, святой отец, неужели мне придется вам грубить? Я все-таки…

– Не стоит, – перебил его Анри. – Вы правы, я полез не в свое дело.