Текст книги "Медный ангел"

– Что же вы за священник? – невольно улыбнулся Теодор. Злость понемногу уходила.

– Какой ни на есть, – обезоруживающе улыбнулся Вильморен. Он кивнул на кувшин с вином: – Выпьем?

– А не рано ли? Не стоит злоупотреблять, нынче Великий Пост. И это я говорю священнику! – Теодору вдруг стало смешно.

– Грешен, – вздохнул аббат, – ох, грешен! Покаюсь. Завтра, – он налил себе и Теодору и улыбнулся – на сей раз, в самом деле от души, продемонстрировав ряд безупречно ровных зубов. – Я не всегда был священником, шевалье. Выпейте, и потолкуем.

Виллеру ощущал, как живое тепло бежит по жилам. Боль отступала, уступая место вязкой усталости, глаза начали закрываться. Анри отщипнул кусочек булочки и удовлетворенно кивнул.

– У Камиллы всегда хорошо кормят.

– Получше, чем у короля, – заметил Теодор, делая глоток восхитительного испанского вина.

– А вы бывали у короля? – усмехнулся Анри.

– О, нет. Но весьма, весьма наслышан о его приемах. – В основном, из разговоров офицеров и редких высказываний герцога Энгиенского, но подробности Теодор не стал сообщать. – Говорят, наихристианнейший король до крайности скуп.

– Да здравствует король! – вздохнул Анри. Мужчины снова подняли бокалы.

– И все же, святой отец, ваше поведение больше приличествует человеку светскому или военному. Вы когда-то были и тем, и другим…

– Вижу, Камилла вам рассказала?

Анри улыбнулся, снова показав ряд ослепительно белых зубов. Свет от камина падал на его лицо, очерчивая резкие складки у губ.

– Да, я в своей жизни многое повидал. И вы, – он кивнул на правую руку Теодора. – Это вы заработали, не на балах танцуя.

Виллеру поднял ладонь: уродливый бугристый рубец там, где недавно находились мизинец и безымянный палец, срезана так же часть ладони, и шрам убегал дальше под рукав.

– Верно, святой отец, – но подробности разглашать, опять же, не стал. От вина у Теодора кружилась голова, а в комнате довольно жарко.

– Так вы левша? – Аббат кивнул на шпагу, висящую справа. – Я еще раньше обратил внимание. Тогда вам, можно сказать, повезло.

– Я правша. Был. Но мне это не мешает. Желаете проверить?

– Увольте, шевалье, не сейчас! – весело воскликнул Анри с притворным испугом.

– Ну, а вы, аббат? Вы не походите на человека, который занят лишь тем, что с утра до вечера возносит молитвы Господу, отказывая себе в питье и в пище, – тут Виллеру покосился на стол.

– О, нет. Я получил место помощника настоятеля монастыря Во-ле-Серне лишь несколько недель назад, до недавнего времени я жил в Испании, секретарем при его преосвященстве папском нунции. Некоторое время назад он, к великому горю знавших его, скончался, да хранит Господь его душу, – Анри склонил голову и перекрестился.

Путь от секретаря папского нунция до кельи в Богом забытом монастыре – скорее путь вниз, чем наверх. Во всяком случае, для человека светского, для дипломата. Но для священника?..

– И вы довольны переменами в своей судьбе? – поинтересовался он.

– Это очень личный вопрос, шевалье, – тонко улыбнулся Анри. Заметив опустевший бокал Теодора, он взялся за бутылку. – А! Не выпить ли нам еще вина?

Глава 12

Виллеру сидел в малой гостиной – видимо, комната ему нравилась, как и Камилле. От источника они вернулись еще до обеда, но с того времени Камилла не видела Виллеру. Был уже поздний час, но Теодор не спал: то ли ждал времени смены караулов, то ли бессонница мучила.

Камилла остановилась в дверях, кусая губы. Впрочем, вряд ли Виллеру ее сейчас поцелует.

Теодор читал, склонив голову над книгой. Волосы аккуратно увязаны в хвост, что Камилле не нравилось – она опять вспомнила, какие они на ощупь, его волосы, – но не подойдешь же и не сдернешь ленту… Все, хватит стоять безмолвным истуканом. Женщина кашлянула.

Теодор поднял голову и улыбнулся.

– Добрый вечер, сударыня.

В последнее время отношения между ними складывались как нельзя более удачно. Друзья. Доверие. А ей хотелось большего.

– Добрый вечер, шевалье. – Она решительно прошла к своему креслу и села. Когда они возвращались из аббатства, Теодор был бледен и мрачен, но сейчас вроде ничего… Камилла не удержалась: – Отчего вы все еще не спите?

– Читаю. – Он помахал книгой. – Увлек сюжет.

– А, Шекспир. Да, вечная тема. – Камилла помолчала. – Теодор, я решила насчет поездки по поместью. У меня к вам просьба.

Виллеру сразу стал похож на солдата – а вроде и не шевелился.

– Слушаю, сударыня.

Господи, как же неприятно. Почему он не может вести себя как друг, услышав о просьбе? Она ведь не сказала – приказ…

– Завтра я намеревалась выехать. Как я уже вам говорила, обычно в марте я объезжаю свои земли, чтобы удостовериться лично, что все идет как надо. Я добросовестная хозяйка, знаете ли… Это займет дней пять или шесть. Вы вполне можете переложить свои повседневные обязанности по охране замка на господина Жюре, кажется, вы хорошо о нем отзывались.

– М-м-м… – Кажется, Теодор был не слишком в этом уверен.

– Это станет хорошей тренировкой для него, – продолжала уговаривать Камилла. Не хотелось, чтобы в поездке за ними тянулся хвост бдящих охранников. В разбойников, которые могут появиться в округе, госпожа де Ларди не слишком верила. Примерно столько же, сколько в единорогов и гоблинов.

– Хорошо, – сдался Виллеру. – Я с удовольствием готов выехать завтра, сударыня.

– Отлично. – Камилла широко улыбнулась. Своего она добилась, а там будь что будет. – Не хотите ли выпить подогретого вина на ночь? Что скажете?..

То ли по случаю прескверной погоды, то ли по причине еще какого досадного обстоятельства, все в замке решили подольше поваляться в постелях. Все, кроме Виллеру: шевалье с присущей ему методичностью встал в половине шестого утра, привел себя в порядок и погнал охранников на ставшую традиционной тренировку. К чести Виллеру нужно сказать, что никто из его людей даже не возмутился. Все понимали – так надо. После занятия им непременно дадут возможность как следует передохнуть и сытно позавтракать, а активные упражнения не дадут никому замерзнуть.

Камилла проспала потому, что забылась неспокойным сном только под утро. Всю ночь она провела попеременно у распятия на стене, за вышивкой и перелистывая страницы книги. Что читала – не помнила, ее мысли вновь и вновь возвращались ко вчерашнему разговору с Теодором. Она была уверена, что поступала правильно, и все же, все же…

Выехали они только после завтрака, когда дело уже шло к полудню. Камилла была рада снова оказаться на просторе, верхом – раньше она нечасто выезжала на прогулки.

– Вам еще не надоели окрестности Жируара, шевалье?

– Отнюдь. – Теодор жмурился на солнышке, как сытый кот. – Здесь дьявольски живописно. В последние годы я разучился обращать на это внимание, и вот сейчас привыкаю заново.

– Несколько пугающий опыт. За это я и не люблю войну, – созналась Камилла. Надо сказать ему об этом, рано или поздно, так почему не сейчас? – Война не только отнимает у нас близких людей, она отнимает людей у них самих. Они видят только дым, кровь, туман над полем сражения, вражеские штандарты… Солнца они не видят, цветов, холмов. Мне кажется, на войне люди тупеют. Я неправа?

– Отчасти правы. Однако, многие считают войну настоящей жизнью.

– И вы?

– Для меня все по-другому. Настоящая жизнь – не только и не столько война, мадам.

– А что же это такое? – прищурилась Камилла.

– Любовь, – вырвалось у Виллеру, видимо, прежде, чем он успел как следует подумать. – В первую очередь, сударыня.

– Любовь? – Камилла пристально посмотрела на своего спутника. Она была ошарашена и изо всех сил старалась это скрыть. Она не думала, не мечтала, что он так ответит. Он все время такой… такой… Именно такой. – И как вы поняли это, Теодор? Когда вы выезжаете на поле битвы, смысл вашей жизни тоже в любви? Или вы все-таки думаете о битве?

– Я думаю прежде всего о том, за кого и за что я бьюсь.

– За что же?

– За Францию, за великолепного герцога Энгиенского и за тот образ, что носил тогда в сердце.

– Образ! – Камилла воспользовалась возможностью прояснить этот вопрос раз и навсегда. – Марго. Вы до сих пор храните его в сердце?

– Нет, – Теодор покачал головой, – мне кажется, он растаял, но память о нем сохранилась. Я любил, я жил не зря.

– Боже, наверное, вы правы, – пробормотала Камилла. Неужели ее работа над собственными ошибками была не напрасной?

Она чувствовала себя так, будто много лет пряталась в каморке, опасаясь выйти в огромный мир, а потом пришел некто и вывел ее на солнце, на воздух, и вот она стоит, ошеломленная, босиком на земле, и это прекрасно.

Я все ждала, когда мне так ответят. И вот мне ответили. И что я делаю? Ничего.

Она стиснула зубы. Терпение – залог успеха.

Общество Камиллы, разумеется, было очень приятным. Сопровождать ее в поездке по ее многочисленным делам не доставляло Теодору ничего, кроме удовольствия и – лишь малой толики беспокойства: вдруг он не сможет в одиночку защитить госпожу де Ларди. Или в Жируаре что-нибудь случится. Обязанности начальника охраны замка в его отсутствие исполнял Жюре, которому Виллеру достаточно доверял. Он не сомневался: если случится нечто из ряда вон выходящее, Арман ему доложит.

Все имеет свойство заканчиваться – и дела Камиллы закончились тоже. В середине холодно-прозрачного мартовского дня Теодор и госпожа де Ларди вернулись в Жируар, как раз к обеду. Трапезничали они втроем: конечно же, заглянул на огонек аббат де Вильморен, дабы разделить с приехавшими пищу земную. Прежде чем вкусить постный, но восхитительно вкусный обед, Теодор выслушал краткий доклад Жюре, который звучал как «докладывать нечего». Правда, при этом Арман сосредоточенно разглядывал верхнюю пуговицу на камзоле Теодора, стараясь не смотреть в глаза, но Виллеру счел подобную застенчивость следствием тайных ночных свиданий Жюре с одной из поварих Камиллы, кои свидания Арман пытался скрывать, только вот половине замка все равно о них стало известно. Виллеру не поощрял подобное поведение, но все же не осуждал взаимную приязнь и предпочитал закрывать глаза на невинные прегрешения своих людей, потому Жюре был отпущен с миром.

Анри отчего-то казался замкнутым и отстраненным, на шутки Камиллы отвечал невпопад, смотрел в тарелку, однако, судя по всему, видел там не овощи и рыбу, а нечто иное. Он поинтересовался поездкой Камиллы, едва ли услышал ответ, не доел сладкое и откланялся. Озадаченный Виллеру проводил молчаливого аббата до дверей, Анри рассеянно пожал ему руку и уехал, так и не объяснив ничего. Что ж, возможно, аббат всего лишь слегка прихворнул.

После ужина Камилла зазвала его пить свой любимый чай, к которому Виллеру уже привык. Жируар начинал казаться ему домом – местом, где хорошо. И никакие неприятности его здесь не достанут.

Вечером третьего дня Виллеру, как обычно, отужинал в обществе госпожи де Ларди. Проверив посты, он пожелал Камилле, рано отправившейся к себе, спокойной ночи, поставил у ее дверей Жюре и отправился к себе – там его поджидала книга, которую хозяйка замка рекомендовала ему всенепременно прочесть.

Он просидел над книгой почти час, но едва одолел три страницы, не читалось. Теодор закрыл книгу; на душе отчего-то было неспокойно. Возможно, потому, что к ночи поднялся ветер, уныло свистел за окнами, а завывания в нежилой башне наводили мысль о сонме неупокоенных душ, решивших устроить бал с размахом.

Лучшим лекарством от ночной тоски была работа – а потому Виллеру накинул камзол, прицепил к поясу шпагу и вышел из комнаты, намереваясь проверить посты, благо, близились полночь и смена караула. Нет, его люди наверняка не обжимаются со служанками по углам, но вдохновить их на более бдительное несение службы видом неусыпно следящего начальства не помешает.

Первым делом Виллеру дошел до апартаментов госпожи де Ларди – как раз вовремя, чтобы увидеть, как исчезает за углом ее служанка Адель. Значит, Камилла отпустила всех слуг и легла спать. Но стул, на котором должен был сидеть Жюре, пустовал. Что ж, наверное, Арман отлучился по естественной надобности и вскоре вернется, или обходит коридоры, что вероятнее. Ничего не случится за эту минуту. А пока можно самому посидеть на посту, с Теодора не убудет. Он уселся поудобнее, осмотрел коридор. Свечи, освещавшие его, горели редко, и здесь царил полумрак.

Я – дракон, стерегущий прекрасную принцессу…

Из какой детской игры всплыли эти слова, и когда она была, эта игра? Он уж и не помнил. Помнилось только свежее утро, капли росы на лепестках ромашек и крестьянская девочка Катрин с глазами сливового цвета…

Теодор напрягся раньше, чем понял, что услышал что-то подозрительное.

Скрип? В вечно скрипящем замке еще один шорох среди многих звуков не был чем-то неожиданным. Но Теодор, имевший отличный слух, понял: скрипят начищенные сапоги, причем обладатель их приближается со стороны нежилой части замка. Наверное, возвращается Жюре. Но с чего Арману таиться? А человек в начищенных сапогах явно старался ступать бесшумно, однако Теодор все равно его слышал. В ту сторону ходят только слуги герцогини и охрана, там комната Адели, а посторонним, крадущимся как мыши, делать там нечего. Виллеру мгновенно прокрутил все варианты: Жюре, некий любовник Адели, заплутавший слуга или проникший в дом незнакомец – решил, что первые три варианта ничем не грозят, и сосредоточился на последнем. Шпага вынималась из ножен почти бесшумно, Виллеру отступил чуть назад и растворился в тени за декоративной тумбой.

Спустя несколько мгновений человек показался из-за угла – так и есть, Теодор не ошибся. Это не кто-то из слуг, слугам незачем кутаться в широкие плащи и нацеплять маски. Незнакомец направлялся к двери Камиллы.

Вот для этого меня и держат на службе.

Когда до дверей оставалось несколько шагов, Виллеру шагнул навстречу ночному визитеру.

Говорить с незнакомцем, в принципе, не о чем. Если ты пришел с хорошими намерениями, то нечего шастать в маске по коридорам. А если с плохими, то разговаривать надо с помощью стали.

Незнакомец остановился, и, после короткой паузы, тоже вынул шпагу. И, что примечательно, немедленно переложил ее в левую руку. Виллеру нехорошо прищурился: манипуляции незваного пришельца, который явно был правшой (шпага висела на левом боку), говорили лишь о том, что он знает, какой рукой будет действовать его противник. Предупрежден, однозначно. Это еще больше уверило Теодора в том, что перед ним – наемный убийца. Очень хорошо подготовленный, иначе откуда бы ему знать об особенностях стиля начальника охраны госпожи де Ларди?..

Кому и зачем понадобилось убивать Камиллу – это можно будет выяснить позже.

Ночной визитер вскинул правую ладонь, будто собираясь что-то сказать, но если Теодор сделал первый шаг – остановить его было сложно.

Ни тот, ни другой, впрочем, не спешили нападать, что отнюдь не говорило о чьей-то нерешительности. Скорее, наоборот: противники «прощупывали» защиту друг друга, определяли, у кого из них более крепкие нервы. Оба встали в позицию, которая одинаково свободно позволяла и атаковать, и уйти в глухую оборону. Моральное право напасть первым было за Виллеру, он охранял покой и жизнь хозяйки замка, а незнакомец явно собирался посягнуть и на то, и на другое. Потому клинок в руке Теодора раньше сделал вроде бы неспешное, но очень точно рассчитанное движение, однако подобные удары пропускают только совсем неопытные фехтовальщики или зазевавшиеся самоуверенные болваны. Противник Виллеру не принадлежал ни к первым, ни ко вторым. Выпад был с легкостью отбит. В возникшей паузе незнакомец успел отбросить в сторону свой длинный плащ, что не понравилось Виллеру еще больше. Либо соперник слишком уверен в своих силах, либо твердо знает, что его визави будет действовать только одной рукой, не прибегая к помощи даги.

Итальянская школа, приемами которой Теодор де Виллеру владел в совершенстве, позволяла вести силовой бой без применения второй шпаги или даги, а навязать противнику свою манеру боя гораздо безопасней, чем самому приспосабливаться к чужой. Так что незнакомцу не оставалось ничего другого, как принять предложенные условия, благо, коридор был достаточно широк и почти пуст, соперников ничто не стесняло.

Тот, кто скрывал свое лицо под бархатной полумаской, уступал Виллеру в росте и силе, и клинок в его руке скорее приспособлен под приемы испанской школы или французские увертки, при которых даже эфес держали иначе, так что незваному гостю, каким бы искусным фехтовальщиком он ни был, приходилось туго. Виллеру видел, что его противник медленно, но верно отступает к дверям Камиллы, и ему трудно выдерживать заданный ритм. Приложить еще немного усилий – и можно будет приколоть его к этим дверям, как бабочку.

Незнакомец и сам понимал, что положение его незавидное, а потому, ни секунды не задумываясь, виртуозно перебросил шпагу в правую руку, умудрившись при этом не открыться для удара Виллеру. Ритм боя мгновенно изменился, но, к некоторому удивлению Теодора, его противник продолжал обороняться, хотя имел все возможности перейти в атаку – со шпагой в правой руке он стал гораздо более опасен. Более того, он перешел на испанскую манеру боя – и Теодор ничего не мог с этим поделать, ибо его левая рука еще недостаточно разработана для ведения атаки в этом стиле. Бой превращался в обмен ударами, оба соперника тщательно парировали чужие выпады. Виллеру тщетно пытался достать противника, тот делал все необходимое для обороны, но убивать Теодора не спешил. Забавляется? Подозрительно: наемный убийца не спешит заняться выполнением своих прямых обязанностей, а танцует смертельный менуэт, рискуя жизнью. Где, интересно, прохлаждается Жюре?.. Если незнакомец сумеет убить или тяжело ранить Теодора, некому будет встать между убийцей и госпожой де Ларди.

Виллеру устал и начал совершать ошибки. Пара самых глупых из них могла стоить ему жизни, но он по-прежнему жив и без единой царапины: бой продолжался. Как будто не дуэль насмерть, а тренировка в фехтовальном зале, зло подумал Теодор. Испанская манера, в которой со своей левой рукой он был пока не слишком силен, отнимала много сил, а незнакомец его отчетливо изматывал. Хочет красивого удара напоследок? Нехорошо, если труп Виллеру загородит дверь госпожи де Ларди, а Камилла не сможет выйти, когда захочет.

Позади раздалось хлопанье дверей, короткий женский вскрик, а мгновение спустя Теодора окатили очень, очень холодной водой. Незнакомцу тоже досталось; он поскользнулся в луже и свалился, умудрившись, вольно или невольно, сделать подножку Виллеру. Их лица оказались на одном уровне, и Теодор, не теряя ни мгновения, сорвал бархатную полумаску с противника.

На него смотрели синие глаза шевалье де Вильморена.

Глава 13

И тут Анри выругался на испанском, да так, что даже Камилла, державшая пустой кувшин, покраснела, а Виллеру озадаченно сказал:

– Святой отец?..

Слова он, в принципе, знал, но таких замысловатых сочетаний их никогда не слышал. Камилла тоже: раздался звон упавшего кувшина. Хорошо, что медный, иначе пришлось бы осколки собирать. Теодор оглянулся и встретился взглядом с Камиллой; глаза у нее были круглые. В первый раз Виллеру видел хозяйку замка такой удивленной. Анри, между тем, поднялся, и Камилла, нахмурившись, шагнула к нему. Судя по всему, она только что принимала ванну, мельком отметил Теодор. Виллеру отвернулся, дабы не созерцать в интригующей близости ножки Камиллы, и тоже встал, продолжая сжимать бесполезную полумаску. Все понятно.

Он был очень зол – на Вильморена, на госпожу де Ларди, на себя. На себя особенно: за то, что не заметил, как все вернулось на круги своя – а может быть, никогда и не прекращалось, просто он был глух и слеп. И что теперь? Вызвать Вильморена на дуэль? По какому праву? Обделенного вниманием? Да и не хочется убивать аббата. Теодор поднял шпагу, вложил ее в ножны, не глядя на Камиллу. В коридоре появилось новое действующее лицо: растерянный Арман Жюре. Виллеру свирепо посмотрел на помощника, открыл рот, чтобы сказать ему все, что он про него думает – на французском он тоже знал очень много разных слов в необычных комбинациях. И закрыл: все-таки Камилла была здесь, рядом с вероломным аббатом, а Теодора в детстве учили, что ругаться при дамах нехорошо. «Я не какой-нибудь там… Вильморен», – мстительно подумал Виллеру и промолчал. Пока что.

– Итак, вы уже успели подраться, господа? – ехидно осведомилась Камилла, обозревая поле брани. – Надеюсь, без кровавых последствий? Дайте-ка я вас осмотрю, обоих. – Госпожа де Ларди бесцеремонно оглядела сначала Вильморена, а потом Виллеру со всех сторон, поправила ему волосы. Теодор мрачно терпел. Мимолетное прикосновение Камиллы, которого ему так хотелось, теперь казалось пыткой. – Ну надо же, ни царапины. Анри, я вас не узнаю.

– Я старался, – не менее мрачно изрек Вильморен.

– Какие молодцы! – преувеличенно восхищено сказала Камилла. – А теперь чаю, господа?

Виллеру перестал обращать внимание на ее слова – вспомнил о том, что госпожа де Ларди весьма не одета. Ну ладно Вильморен, ну ладно он сам, но вот Жюре совершенно незачем пялиться на полуобнаженную хозяйку, пусть довольствуется поварихами.

– Вам не кажется, дамы и господа, что лучше продолжить беседу о смысле жизни в другом, более подходящем месте? – неожиданно озвучила его мысли Камилла. – Я приглашаю вас к себе.

Жюре, найдя в себе достаточно деликатности, стоял лицом к стенке, красный как рак, Камилла откровенно развлекалась (за что Теодор готов ее убить), а сам Виллеру был настроен весьма решительно: как бы там ни было, без разговора никто спать не пойдет.

В коридоре появилась Адель, ахнула, хотела что-то сказать, но Виллеру не дал ей рта раскрыть: только раговоров со слугами ему и не хватало.

– Барышня, бегом за тряпкой, вытрите лужу, а потом отправляйтесь к себе, спать.

– Но откуда здесь лужа? – умудрилась ввернуть вопрос служанка.

– Это растаяли иллюзии, – усмехнулась Камилла. Ее убийственное чувство юмора раздражало Теодора как никогда. И еще отчего-то было больно в груди, и немного трудно дышать.

А он ей доверял…

– Хватит, – решительно сказала Камилла. – Идемте, господа… дуэлянты.

– Прошу прощения, имела место не дуэль, – процедил Теодор. Они с Вильмореном старательно не смотрели друг на друга.

– Теодор! – прикрикнула на него Камилла. – Мы выясним все, только зайдите, – она указала ему на дверь, и Виллеру пошел, куда сказано, успев по дороге прошипеть Арману на ухо, чтоб занял пост. Совсем поникший Жюре понуро уселся на стул, Теодор слышал, как Камилла утешающе заметила:

– Ничего, Арман, если он не убил вас сразу, у вас еще есть шансы.

Ответ Жюре пропал за закрывшейся дверью.

Камилла воспользовалась моментом для того, чтобы привести себя в надлежащий вид, и зашла за ширму, предварительно поинтересовавшись:

– Надеюсь, вы не подеретесь, стоит мне на минуту оставить вас, а, господа?

– Я не намерен был драться с самого начала! – Анри отстегнул шпагу со своего пояса и небрежно отбросил клинок в свободное кресло. За шпагой последовал тонкий длинный кинжал и два пистолета.

Виллеру ничего не сказал, но поступил точно так же: честно разоружился и сел в кресло. Будь его воля, он бы вовсе сломал свой клинок и выкинул обломки в окно. Отчаяние и боль, овладевшие им, оказались слишком велики, чтобы преодолевать их молча, но устраивать показательные истерики при Камилле… Нет, это ниже его достоинства!

– Ну, что ж… – госпожа де Ларди, выйдя из-за ширмы, понимающе кивнула. Шелковый пеньюар ниспадал красивыми складками. Воплощенная деликатность и ехидство – Виллеру никогда бы не подумал, что это может сочетаться в одной женщине.

– Вы что-то хотели рассказать нам, сударыня? – Теодор по-прежнему смотрел на свои пальцы.

– Я? Нет. А вот тебя, Анри, мне хотелось бы послушать. Таких выходок я от тебя не ожидала, и полагаю, им должно найтись подходящее объяснение. Когда ты сегодня прислал мне записку, прося о поздней – и тайной! – встрече, я была удивлена. Рассказывай.

Теодор, наконец, поднял глаза на Камиллу и поразился до глубины души. Хозяйка замка была сама на себя не похожа: несколько напряженное, бледное лицо, но глаза горят решимостью, и еще в ее взгляде сияет властная твердость и уверенность в себе. Камилла испытующе смотрела на Анри, и он, смутившись, развел руками.

– Я действительно виноват. Прежде всего – в том, что мы чуть не убили друг друга. У вас, шевалье, не существовало выбора: вы честно исполняли свой долг, в вашем поступке нет ни тени корысти и собственной выгоды. Вы защищали жизнь Камиллы, защищали на совесть, и клянусь вам, что я этого никогда не забуду. У меня тоже не существовало выбора, и я принял бой.

– У вас был выбор, – тихо сказал Теодор. – Явиться сюда без маски.

Анри порывисто вскинул голову, чтобы что-то сказать, но движение руки Камиллы остановило его.

– Кажется, я начинаю понимать, что все не так просто. Во-первых, Анри не мог явиться сюда без маски, Теодор. Потому что он – священник, а я – незамужняя дама. На дворе – ночь, в такое время исповеди не принимают. Тем более, что он даже не мой духовник.

– Вот именно! – Виллеру с горечью улыбнулся. – Духовное лицо, которое прокрадывается к незамужней даме под покровом темноты, скрыв свое лицо под маской. Духовное лицо, которое одето в светское платье и лихо размахивает шпагой…

Камилла покачала головой.

– Это правда, Теодор. Святая правда. Но правда также и то, что это самое духовное лицо всеми силами старалось сохранить вам жизнь. Я не намерена сравнивать ваши таланты в фехтовании, но мне кажется, что вы – игроки одного уровня, и друг друга стоите… Тем не менее, я сказала «во-первых». Есть еще и «во-вторых». Из-за просьбы Анри я велела Жюре оставить свой пост на некоторое время…

Виллеру выразительно хмыкнул.

– Жюре ни в чем не виноват. Я прошу вас не применять по отношению к нему никаких карательных мер.

– Начальник охраны знает меньше, чем его заместитель? – Теодор нервничал, и ничего не мог с собой поделать. – Хорошенькое дело!

– И опять-таки виновата я. Мне следовало сказать вам, – Камилла чуть запнулась. Теперь она выглядела виноватой. – Теодор, вы – мой друг, мой заступник, моя опора. Я поступила с вами нехорошо. Простите меня!

Виллеру молча смотрел на госпожу де Ларди.

– Все-таки мне нужно объясниться, Камилла, – сказал Анри. – Ужасно неловко вышло… и это еще мягко сказано. Я шел посоветоваться с тобой по поводу неких дел и людей, которых ты знаешь. Я… черт. – Вильморен расстроенно взглянул на Теодора. – Мы с вами так мало знакомы, шевалье.

Еще один удар под дых – и этот человек не хочет доверять ему тайны.

– Что ж… – Теодор поднялся. – Я думаю, говорить нам больше не о чем.

Две пары глаз взглянули на него с некоторым смятением.

– Вы уходите? – тихо спросила Камилла.

– Ухожу, – Виллеру заставил себя улыбнуться. – Вряд ли вы будете рады, если я всю ночь просижу в вашей комнате, сударыня? Я не намерен вызывать аббата на дуэль, раз уж вы сами его пригласили, и он не злодей и убийца, а значит, делать мне здесь больше нечего. Пойду, проверю посты – как выяснилось, это нужно делать, – не удержался он от ехидства.

Камилла подошла к Виллеру и зашептала:

– Простите, что умолчала о встрече. Если сможете.

– Я надеюсь, что я по-прежнему ваш друг, сударыня, – слегка поклонился Теодор. – Я уже простил и уже забыл. Помните, я же служу вам, – он подчеркнул последнее слово, что не ускользнуло от внимания Камиллы.

– Будьте уверены, я не забуду этого никогда.

Дальнейшая беседа излишня; с Вильмореном у Теодора не было особого желания разговаривать. Он чувствовал себя опустошенным – и одновременно натянутым, как струна, готовая порваться.

– Итак? – спросила Камилла после того, как за Теодором закрылась дверь. – Анри, ты хоть представляешь, насколько сейчас осложнил мне жизнь?

Ей было очень горько. Доверие Теодора потеряно – а значит, придется начинать все сначала. И получится ли теперь расположить его к себе? Камилла не была уверена.

– Я… прости меня, прости! – Анри порывисто обнял ее, тут же отпустил и забегал по комнате. – Мне просто необходимо было тебя увидеть.

– Неужели это не могло подождать до утра?

– Возможно, утром мне придется покинуть аббатство. И надолго. Видишь ли…

– О Господи. Подожди минуту. У меня голова болит. – Камилла подошла к столу, налила себе вина и выпила залпом. Не помогло. – Прости, сначала я выговорюсь, иначе никакого совета не смогу тебе дать, кроме как убираться восвояси. Анри, ты понимаешь, что он подумал? Что мы с тобой любовники!

– Какая разница? – раздраженно спросил Вильморен. – Шевалье де Виллеру – начальник твоей личной охраны, неужели он…

Камилла стояла и смотрела на друга. Выразительно.

– Ох! – до Анри дошло. – Ты… Черт, сестренка, прости! Я болван.

– Для священнослужителя ты слишком много чертыхаешься. И да, ты болван. Теодор мог стать не просто моим начальником охраны.

Камилла де Ларди де Виллеру. Хорошо звучит. Пустые мечты.

– А теперь… – Она махнула рукой и опустилась в кресло, налив себе еще вина. – Ладно, говори, зачем пришел. Со своими проблемами я разберусь позже. И перестань метаться по комнате, у меня голова кружится.

– Я… – Анри стиснул пальцы. – Как же я устал от политики! Оказывается, приверженцы Ришелье решили не оставлять меня в покое. Сегодня преподобный де Вернёй получил письмо – без подписи, разумеется, – полное нелицеприятных фактов обо мне.

– Де Вернёй умный человек, – отрезала Камилла. – Уж он как-нибудь сумеет отличить правду от клеветы.

– Проблема в том, что в письме далеко не все – клевета.

– А.

Камилла глотнула вина. Боже, как болят глаза.

– Это связано с твоей деятельностью на благо Ордена?

– Да, и с этим тоже.

– Ты уже разговаривал с преподобным?

– Имел весьма неприятный разговор. Он был удивлен, узнав о моей принадлежности к Ордену иезуитов. Главным образом потому, что я ему ничего не сказал.

– День обманутого доверия. Понятно.

Еще глоток.

– Поэтому я и решил повидаться с тобой. Попрощаться, на всякий случай. Возможно, мне снова спешно придется покидать Францию, и я не хотел уехать, не поговорив напоследок.

– Ох, Анри, Анри. – Камилла встала и обняла его. – Ты же знаешь, мне все эти условности не нужны. Я бы не обиделась, если бы ты снова прислал письмо из Мадрида. Главное, чтобы у тебя все было хорошо.

– Да. – Вильморен стиснул ее в объятиях. – Прости, что невольно навредил тебе.

– Пустяки. Я справлюсь. А ты, где бы ни оказался завтра, береги себя, хорошо? И постарайся больше ни с кем не подраться, выходя из моего дома.

Камилла не легла спать, это было бессмысленно – все равно не заснула бы. Проводив Вильморена, напоследок извинившегося еще несколько раз, она направилась к Виллеру. Такие дела Камилла предпочитала решать сразу. Но на стук никто не откликнулся, и, рискнув заглянуть в комнату к Теодору, женщина обнаружила, что там никого нет. Видимо, начальник охраны действительно со злости направился обходить посты. Что ж, можно и подождать, не гоняться же за ним по всему замку. Госпожа де Ларди спустилась вниз, в малую гостиную, и устроилась там, завернувшись в плед.