Текст книги "Собачий принц"

– Прошу вас, брат, – обратилась к нему Росвита, – помочь мне рассеять страхи доброй госпожи Гизелы. Нам нужен лишь скромный ужин, мы понимаем, что у хозяйки нет богатых запасов для обильной трапезы…

Этого госпожа Гизела тоже не могла стерпеть. Подстегиваемая честолюбием, она обернулась к племяннице и приказала забить полсотни голов скота, и сотню кур, и…

Росвита и ее клирики спешно отступили с поля боя к столу, поставленному в сторонке для их грамотейских потребностей.

– Она, кажется, собирается перебить всех кур в именин, – предположила сестра Амабилия. – Боюсь, ей нечем будет кормить оставшееся население.

– Если король Генрих не разобьет Эйка, здесь не будет вообще никакого населения, – возразил брат Фортунатус.

Росвита оставила их дискутировать и вышла.

Там она увидела Виллама, сидевшего на скамье и руководившего выравниванием двора для установки королевского шатра. Его уцелевшая рука лежала на колене, пустой рукав был приколот к плечу, чтобы не болтался при ходьбе. Он улыбнулся и жестом пригласил ее сесть рядом. Она опустилась на скамью.

– Вы сегодня серьезны, лорд Виллам, – сказала она, заметив его нахмуренные брови.

Он пожал плечами:

– Тяжело, даже в моем возрасте, видеть, что сражение близко, и не иметь возможности принять в нем участия. Я не могу даже послать в бой своего сына.

– Сочувствую вам. – Она не смотрела на пустой рукав, помня о том, что он потерял руку при Касселе. Но лорд Виллам сожалел, конечно, не столько о руке, сколько о сыне Бертольде, пропавшем более года назад на холмах у монастыря Херсфельд. Она проследила за его взглядом и ахнула: – Не собирается же она в бой сразу после родов?

Под навесом в походном кресле сидела принцесса Сапиентия, возле которой стояли отец Хью, придворные дамы, ее «орел», служанки и нянька, занимавшаяся ребенком. Ипполита, здоровый и энергичный ребенок, орала во всю глотку, а мастер примерял располневшей после родов принцессе кожаную броню.

– Прошло почти два месяца, – возразил Виллам.

– Почти два месяца! – Росвита отряхнулась и поправила рясу. – Мне это не нравится, хотя, признаю, принцесса очень окрепла.

Сапиентии почти не приходилось заниматься младенцем, поэтому она очень быстро привыкла к своему новому положению некоронованной наследницы.Виллам поднял бровь:

– Она, конечно, доказала свою способность править деторождением, но ей следует доказать и способность командовать войсками и руководить королевством, и это не менее важное испытание.

– И ей как раз подвернулась такая возможность, – поморщилась Росвита.

Действительно, Генрих не короновал и не помазал Сапиентию, но она постоянно сопровождала его в походе и за столом на пиру; ей давалось слово, когда надо было уломать леди и лордов Вендара выделить войска для похода на Гент. Ее ребенок, здоровый и красивый, вызывал всеобщий восторг, поэтому Сапиентия расставалась с ним лишь па ночь. Дочь сопровождала принцессу, красноречиво подтверждая ее право на наследование.

– Полагаю, у нас нет причин для беспокойства, сестра. – Виллам, как всегда, правильно истолковал ее молчание как признак озабоченности. – Она стала уравновешеннее в последние месяцы. И отец Хью всегда вовремя даст ей правильный совет.

– Вы уверены?

– А вы сомневаетесь? – искренне удивился Виллам. – Он очень изменился.

– Полагаю, вы правы, – согласилась она не очень уверенно, так как, глядя на него, стоящего возле принцессы с кротким и елейным видом, она не переставала думать о книге.

О Владычица, мысль о книге просто сводила ее с ума. Когда вечером она сидела в совете короля под сводами шатра, ее снедало звериное любопытство. Зал госпожи Гизелы годился для пиров лорда Уичмана, но для военного совета короля оказался слишком мал. И вот они собрались в беседке короля, где тоже было тесновато.

Сапиентия сидела слева от короля, справа от него стоял Виллам. Вокруг столпились участники совета, наиболее важная из них – молодая герцогиня Лютгард Фесская, примкнувшая к королю северо-восточнее Касселя несколько недель тому назад. Здесь же были отец Хью, муж дочери Виллама лорд Герхард из Веллер-Гасса, граф Эсбе – коренастый спокойный мужчина, о бесстрашии которого ходили легенды. Леди Ида из Вестримарка, кузина погибшей графини Хильдегард, желавшая лично отомстить за смерть родственницы и предъявить права на ее земли. Присутствовали также сыновья, мужья, племянники владетельных леди, пославших своих мужчин представлять их.

Из детей Генриха присутствовала лишь Сапиентия. Теофану еще не вернулась из монастыря Святой Валерии, от нее не было даже вестей. Возможно, она разминулась с гонцом, отправленным в монастырь с вестью о походе на Гент, и искала их в Вейланде. Эккехард был оставлен в школе, во дворце Вераусхаузен, в десяти днях пути к югу от Стелесхейма, под присмотром монахов Эбена. Эккехард умолял взять его в поход: он уже совсем вырос, ему надо набираться жизненного опыта. Тщетно. Отец из соображений безопасности оставил его в школе.

Внесли вино, и чаша пошла но рядам взволнованных придворных.

– Мы на четыре дня отстаем от графа Лавастина! – как всегда порывисто, воскликнула герцогиня Лютгард. – Я предлагаю выступить немедленно, пусть даже ночью!

– И прибыть туда совершенно измотанными? – возразил Виллам.

– Это лучше, чем найти графа убитым, а его армию истребленной! Сейчас почти полнолуние, видимость позволяет ночные переходы.

– Но дорога пролегает по лесу, – заметил Генрих, положив конец спору. – Я послал гонцов к графу Лавастину. Мы проследуем быстрым маршем, не истощая людей.

Сестра Росвита не могла больше сдержать метания своих мыслей и покинула шатер короля. Выйдя, она сразу же столкнулась с «Королевским орлом», Хатуи, которая стояла, глядя на небо.

– Неожиданно для самой себя Росвита, оглянувшись по сторонам, напрямик спросила Хатуи, что та знает о книге.

– О книге? – Хатуи не ожидала вопроса. – Конечно, я знаю о книге. Лиат всегда носила ее при себе, насколько я знаю, книга всегда принадлежала ей. Возможно, конечно, что она стащила книгу и у отца Хью.

– Но вы так не думаете?

– Вулфер так не считал, хотя она прятала свою книгу и от него. Вулфер никогда не требовал даже показать ее. Однажды он сказал мне, что это ее право – скрывать от нас свое имущество, если она хочет.

Вулфер. Росвите казалось, что простой «орел» окружен слишком густой завесой таинственности – хотя Вулфер никак не был и не казался простым.

– Вы проездом были в Хартс-Рест и столкнулись с Лиат и Ханной? Королю всегда нужны хорошие, надежные «орлы», и Вулферу они показались подходящими кандидатами, так?

– Нет, сестра. Вулфер искал Лиат. Мне и Манфреду он поручил искать девушку, соответствующую его описанию, – Лиат, вы понимаете. И когда мы объединились, он сказал, что нашел ее. И мы поехали в Хартс-Рест вместе.

– А Манфред?

Лицо Хатуи было непроницаемо, но Росвита заметила легкое движение, как будто она сдерживала боль.

– Наш товарищ. Он пал в Генте.

– Так Бог даже сильным напоминает, что жизнь коротка, а печаль длинна. Я помяну его имя в своих молитвах…

– Спасибо, сестра.

На мгновение Росвите показалось, что «орел» сейчас пожмет ей руку как товарищу, но Хатуи засунула руку за пояс, а другой что-то смахнула с глаз.

– Вечная ему память на земле, и да вознесется он в Покои Света.

– Но не трагическая судьба безвестного «орла» занимала мысли Росвиты. Она уже начала упорядочивать новую информацию. Вырисовывалась ли в ее мозгу новая и более интересная картина?

– Вулфер прибыл в Хартс-Рест в поисках Лиат. Он знал ее раньше?

– Этого я не знаю, сестра.

– Отец Хью сказал мне, что она украла у него книгу, когда была его рабыней.

– Росвита начала волноваться. Версия Хью была простой и правдоподобной, причем не противоречила сказанному Хатуи. Он был сыном маркграфини. Нужно помнить, что и Лиат, и Хатуи были «орлами», их связывала клановая общность интересов.

– Почему я должна верить вам, простой женщине, а не Хью, сыну маркграфини?

Хатуи улыбнулась:

– Божье солнце одинаково светит и лордам, и рабам. Владычица и Господь любят всех нас в равной мере, сестра.

– Но Владычица и Господь творят Свою волю и по разному одаривают своих детей. Иным Они дают больше, иным меньше. Нельзя ли из этого заключить, что мы заслуживаем то, что получаем? Что Они дают избранным то, что не дано остальным?

Но Хатуи оставалась неколебимой. Она пожала плечами:

– Да, все дары даются нам Богом. Без этих даров все мы лишь прах. Все равны перед Богом. И достойное слово простой женщины весит на весах Господа не меньше, чем слово аристократа.

Было странно слышать все это от простой женщины, но Росвита не могла отрицать справедливости ее слов.

– Ваши слова мудры, «орел».

Хатуи прикоснулась пальцем к губам, как будто сдерживаясь от неподобающего высказывания. Ветер поднял с земли пыль, взбитую множеством ног. Скоро, слишком скоро, ночь оживет страшными Эйка, многие из тех, кто следует на Гент, умрут. Росвита поежилась, хотя холодно не было.

– Еще…

– Я внимательно слушаю.

– Зачем мне врать?

– Чтобы защитить товарища, «орла», согласно присяге.

– Верно. Я подтверждаю, что верна данным мною обетам. А теперь спросите себя, зачем отцу Хью врать о книге?

– Это зависит от того, что в ней сокрыто. Ведь вы не знаете?

– Нет, не знаю. Я читать не умею, да и Лиат никому не показывала книгу, кроме, может быть, Ханны.

Ханна. Айвар сосал ту же грудь, что и она. Молочная сестра ее брата. В каком-то смысле ее родственница, несмотря на свое низкое происхождение и знатность Росвиты.

Ханна может что-то знать. Но поговорить с нею, зажатой цепкой хваткой принцессы Сапиентии, чутко оберегавшей все свое и всех своих от малейшего посягательства извне, – задача не из простых.

Но ничего другого не оставалось. Никого не оставалось. Сапиентия упрочила свое положение, в последнее время она изменилась. Возможно, сонеты отца Хью вели ее к тому, в честь чего она была названа, – к мудрости. Из нее могла получиться зрелая, сложившаяся королева.

Так, мысленно перескакивая с темы на тему, давая волю воображению, Росвита вернулась в шатер как раз вовремя, чтобы услышать, как Генрих сказал то, чего они ожидали:

– Выступаем утром, боевым маршем, готовые к атаке. В случае нападения сразу вступаем в бой, развертываемся, применяясь к местности вдоль дороги. Авангардом командует герцогиня Лютгард: это левый фланг. Ее высочество принцесса Сапиентия командует той частью войск, которая находится на правом фланге. Я двигаюсь в центре, командую центральной группой. Маркграф Виллам замыкает колонну, командует арьергардом и резервом.

Решение принято. Послышался общий вздох. Скоро наконец они встретят Эйка.

3

Граф Лавастин выслал на северо-восток отряд пехоты под командой сержанта Фелла и группу легкой кавалерии из Отуна. Они охраняли четыре тяжелые подводы с частями осадных машин и звеньями тяжелой цепи, выкованной кузнецами Лаваса весной.

– Возьмите «орла», чтобы сообщить мне об успехе операции, – распорядился граф.

Они двигались три дня, не встречая на пути ничего, кроме заброшенных полей и разрушенных ферм. Лагерь отряд разбил за утесом, господствовавшим над западным судоходным рукавом реки Везер. Восточный рукав, отделенный от западного узким скалистым островом, был слишком мелок и переходил в болото, постепенно сливающееся с морским побережьем.

Рабочие и ремесленники из Отуна сразу взялись за работу, споро повалили несколько деревьев и начали сооружать два метательных механизма, которые древние дарийцы называли баллистами. Одновременно они строили небольшую катапульту, для которой ошкурили ствол молодого крепкого дерева.

Работа шла быстро. Пока Лиат вместе с конниками проверяла окрестности, не найдя ничего, кроме нескольких сожженных деревень, заросших полей да заброшенного развалившегося древнего форта, охранявшего реку в прелате времена, осадные машины уже приобрели боевой вид.

Весь следующий день механики оснащали и настраивали машины. Те постепенно одевались оснасткой, а работники из-за наступившей жары почти совсем разделись. Между тем сержант Фелл с несколькими ветеранами, имевшими опыт сражений с Эйка на севером побережье Варре, обследовали берег реки во время отлива. При отливе в устье реки проявились выглаженные течением мели и островки водорослей в более глубоких местах.

Когда стемнело, во время отлива, при лунном свете началась работа в устье. Рабочие и солдаты поволокли по обнажившемуся песку и камням заостренные с одного конца бревна. За день солнце так прогрело воздух, что даже ночью Лиат была только благодарна воде, охлаждавшей кожу при пересечении главного рукава. Под ногами перекатывались выглаженные водой камешки. Ома ощущала соленый запах моря. Вода, несущая в море ил и глину, омывая ноги, текла мимо, напевая о своем дальнем пути с южных гор. За бедро зацепилась и проплыла дальше ветка.

Отлив позволил укрепить в дне заграждение из заостренных бревен, хотя быстрое течение и затрудняло работу. Как частокол против атаки кавалерии, эти бревна должны были располагаться на строго определенном расстоянии друг от друга и под определенным углом. При отливе концы бревен выступали над водой, а скрытые приливом, они должны были цепляться за днища ладей Эйка.

– Сюда, друг, – окликнула Лиат женщина-работница. Она шагнула вперед и погрузилась в воду по пояс. Сильное течение потянуло ее в сторону моря. Солдат увидел, как Лиат борется с течением, и протянул руку. Вместе они добрались до закрепленного цепью плота. Они помогли пяти работникам установить в воде бревно толщиной с талию Лиат. Бревно забивали в дно и укрепляли добавочными противовесами и упорами, которыми служили большие камни, частью доставленные с берега, а частью найденные тут же, в русле. Камни сваливали грудой, и вскоре Лиат, взобравшись на эту кучу, уже могла дотянуться до верхушки бревна.

Стоя у бревна, Лиат окинула взглядом освещенный лунным светом пейзаж. Вода загадочно поблескивала, отражая свет луны и звезд, многие из которых потускнели в ярком лунном свете, но, взглянув прямо вверх, она сразу смогла разглядеть три драгоценных камня летнего неба: бриллиант, сапфир и цитрин. Небесная Река, в отличие от омывавшей ее осязаемой земной реки, казалась лишь дымкой. В безлунную ночь она ярким поясом пересекла бы зенит, падая в кольца Змеи на юге. На востоке распахнул свои крылья Орел, рядом – Кающийся Грешник. На западе садился Дракон. Она закрыла глаза. Водный поток, как печаль, затягивал снизу.

– Выдержит! – бодро гаркнул над ухом сержант Фелл, вернув ее на землю. Он пришел проверить работу. – Пошли дальше, у нас много дел. Еще есть время до начала прилива.

К утру, когда потоки воды, сталкиваясь, начали образовывать опасные водовороты, они перекрыли уже весь рукав, кроме самых глубоких его мест, где загнать сваи в дно было невозможно. Тогда они собрались вместе, промокшие и уже замерзшие, и совместными усилиями натянули между столбами цепи.

К восходу солнца работы были закончены, а метательные механизмы замаскированы между утесами. Лиат вытерлась насухо, частично переоделась и прикорнула на солнышке, подложив руки под голову. Заснула она мгновенно.

И так же мгновенно проснулась от чьего-то прикосновения к ее плечу. Лиат вскочила на ноги и схватилась за меч, но сержант Фелл предостерегающе поднес палец к губам и поманил ее вперед.

– Приготовься, – сказал он тихо, как будто боясь, что утренний ветерок донесет до Эйка его слова, и прошел дальше, к следующему бойцу.

Она встала и посмотрела на заходящее солнце. Напротив, над восточными утесами, вставала луна.

Лиат приготовила лошадь, лук, стрелы и улеглась у края утеса, следя за приближением ладьи Эйка. Она шла с приливом, но против ветра. Длинные весла, по дюжине с каждого борта, спокойно поднимались и опускались, приближая судно к подводной преграде. Солнце чертило на воде золотые полосы.

– Спокойно, ребята, – обращался сержант Фелл к команде баллисты. – Терпение. Ждем, ждем. Вот так… Приготовились… Пли! – Приказ Фелла упал, как кузнечный молот.

Воздух разорвал выстрел баллисты, тяжелая стрела с железным наконечником пронеслась к судну. Все замерли. Ладья ткнулась носом в цепь, корму повело в сторону и вперед, по дуге. Стрела упала в воду, Фелл тотчас ввел поправку в прицел, стрела второй баллисты упала в воду ближе к неуправляемому судну. Команда первой баллисты наводила машину для второго выстрела. Эта стрела пронзила гребца и, пробив палубу, исчезла в глубине судна. До берега доносились крики Эйка и треск дерева. Четвертая стрела ударила в борт под углом и отскочила в воду. Лиат услышала первый выстрел катапульты и ахнула. С берега летел то ли сноп света, то ли огненная стрела с дымным хвостом вместо оперения. Но это была не стрела, а ком горящей смолы. Врезавшись в судно, смола подожгла одежду гребцов и палубу.

Фелл снова навел баллисты. В ладью вонзилась стрела, еще одни заряд горящей смолы попал в спущенный парус, который сразу же вспыхнул. Эйка покидали горящее судно. Они прыгали в воду и плыли к берегу. Сержант Фелл оставил баллисты и устремился вниз, к солдатам, ждущим на берегу. Лиат подбежала к лошади, вскочила в седло и вместе с дюжиной всадников поскакала к воде. Там уже был Фелл с шестью копейщиками и пятью лучниками.

Первый Эйка встал на дно и выпрямился. Вода доставала ему до пояса. Лучник Фелла прицелился и с расстояния не далее броска камня всадил ему стрелу в глаз, как раз когда тот пытался разглядеть что-то в лучах слепящего заходящего солнца. На берег, рыча и лая, вырвались три собаки. Их тотчас же прикончили копейщики.

– Слева! – крикнул кто-то. Лиат обернулась и увидела двух Эйка, вылезающих на берег ниже по течению. Она прицелилась и на скаку выстрелила в сердце одному из них. Второй, подняв каменный топор, бросился на нее. Лиат пришпорила лошадь, Эйка взвыл и устремился за ней, но вода замедляла его движения, и он начал оглядываться в поисках другой добычи. Лиат обернулась, придержала коня и, спокойно прицелившись, спустила тетиву. Это была легкая цель. Второй стрелы не понадобилось.

За ней к берегу прибило уже около дюжины трупов. Сержант Фелл гнался еще за одним Эйка, кажется последним – и безоружным. Фелл с резким выдохом опустил боевой топор на голову обреченного дикаря. Солдаты подбадривали Фелла, но никто даже не думал помогать ему. Какими бы толстокожими ни были Эйка, топор Фелла разрубил голову пополам. Издав страшный крик, меднокожий рухнул на землю.

На противоположном берегу реки в лучах солнца Лиат заметила, как из воды выбираются несколько Эйка, направляясь как раз на спрятанную там засаду. Остальные утонули или сгорели в ладье вместе с собаками.

Вокруг раздавались победные крики солдат, рабочих и механиков. Прилив бил горящую ладью о цепь и столбы, и она, еще не догорев, начала разваливаться, рассыпая вокруг себя искры и языки пламени. На берегу несколько солдат Фелла оттаскивали трупы Эйка в сторону моря, где берег был круче, и сталкивали их в воду. Трупы тонули как камни.

4

Герцогиня Лютгард вела авангард бешеным темпом, и уже к первому вечеру после выхода из Стелесхейма обоз отстал. Его повозки застряли там, где дорога проходила по болотистой низине. Люди из резерва Виллама вытаскивали их, а Росвита ждала на сухом участке земли, когда мимо проскакал знакомый «орел».

– Минутку, «орел!» – крикнула она. – Какие новости?

Молодая женщина задержала лошадь.

– Авангард остановился на ночлег, миледи. Король велел не растягиваться, чтобы Эйка не смогли атаковать армию по частям. – Она нервно обернулась. – У меня сообщение для принцессы Сапиентии, миледи.

– Я вас долго не задержу. – По лицу «орла» она видела, что та хочет поскорее ускакать прочь, но боится ослушаться. – Несколько мгновений не повредят вашему делу, Ханна, – я правильно вас называю? – (Женщина кивнула. У нее было чистое выразительное лицо и чудесные светлые волосы цвета старой соломы.) – У вашей подруги, Лиат, была книга…

Ханна побледнела:

– Книга! – Она огляделась, как животное, пытающееся бежать из горящего леса. Лошадь под нею волновалась, ее приходилось сдерживать. Ханна управлялась с животным с несколько неуклюжей сноровкой человека, уже взрослым обученного верховой езде.

– Я вижу, вы знаете, о какой книге идет речь. Правда, что она украла эту книгу у отца Хью?

– Ничего подобного! – (Никто из знакомых Росвиты не смог бы сыграть такие убежденность и уверенность.) – Книга никогда не принадлежала этому типу. Это он украл ее у Лиат, так же как он украл ее свободу, когда она была беспомощна.

– Беспомощна?

– Ее отец умер, оставив долги, и тогда…

– Ее нельзя назвать беспомощной, если она была совершеннолетней и могла принять на себя долги как его наследница. Но мой вопрос не об этом.

– Книга… – пробормотала Ханна. Эта книга, конечно, имела свою судьбу, свою интересную историю, и реакция Ханны только утверждала Росвиту в намерении докопаться до истины. – Я клянусь вам нашими Владычицей и Господом, честью и достоинством благословенного Дайсана, что книга принадлежит Лиат, а не отцу Хью. Книга принадлежала отцу Лиат, и отец оставил ее своей дочери.

Клятва была впечатляющей.

– Но если Лиат была рабыней отца Хью, который выкупил ее долги, то все ее имущество тоже принадлежит ему.

– У нее не было книги, когда он купил ее. Книга не была включена в опись долгов и имущества. Книга была у меня, я прятала ее. А-а, в бога-душу-мать! – Она выругалась по-солдатски, грубо и резко, и тут же покраснела. – Прошу прощения, миледи.

– Вы можете называть меня сестрой Росвитой, дитя мое.

– Да, миледи. Можно мне тоже задать вопрос, миледи?

Росвита чуть не рассмеялась. «Можно мне тоже задать вопрос, миледи?» И все же она отказывается признавать действующие законы. Как можно утверждать, что отец Хью украл книгу, если он совершенно законно оплатил долги умершего?

– Какое вам дело до… – Но тут выражение ее лица изменилось, она замкнулась в себе и отвернулась. – Могу ли я отправиться исполнять поручение, миледи?

Росвита вдохнула:

– Пожалуйста, продолжайте путь.

Конечно, она спрашивала, какое Росвите дело до книги. Очевидно, «орел» посчитала, что уже знает ответ.

Была ли допущена несправедливость? Но версия отца Хью не отличалась никакими особенными деталями… Кроме акцентов. Кто прав? На чьей стороне Господь?

Брат Фортунатус выбрался от завязших в грязи телег. Ряса его была испачкана.

– Присядьте, пожалуйста, сестра Росвита. – Он принес табурет.

– Вы меня удивляете, брат Фортунатус. При вашей страсти посплетничать, вы все-таки добрая душа. – Она благодарно села, а он, усмехнувшись, отправился наблюдать, как солдаты вытаскивают повозки.

Вскоре повозки были вытащены, все, кроме одной, которая увязла безнадежно. Ее содержимое было частично перенесено на другие телеги, частично отдано слугам. К наступлению темноты они догнали основные силы.

Лес вдоль дороги прочесывали дозоры, с обеих ее сторон на случай нападения были устроены завалы-баррикады из поваленных деревьев. Больше никаких военных приготовлений Росвита не заметила. Клириков пригласили в королевский шатер, расположившийся в центре растянутого вдоль дороги лагеря. Хотя принцесса Сапиентия находилась рядом с королем, возбужденно обсуждая предстоящую баталию, отца Хью не было видно. Росвита с легкостью нашла предлог удалиться, а снаружи расспросила, где находится отряд Сапиентии, и направилась туда. Уже стемнело, но при ней был служитель с факелом. Кроме того, почти полная луна уже поднялась над верхушками деревьев. Широкая просека, на которой стояла палатка Сапиентии, была полностью освещена луной.Отец Хью стоял на коленях возле навеса. Рядом с ним никого не было, поодаль у костра беседовали солдаты. Здесь было тихо и спокойно.

Хью расположился на ковре, постеленном поверх травы и мелкого кустарника. Он молился.

Где книга?

Она позаботилась о том, чтобы ее не заметили. В такой ситуации факелоносец сопровождал любую леди, лорда или капитана, а она постаралась выбрать положение так, чтобы ореол пламени закрывал ее. Росвита смотрела внимательно и увидела то, что искала. Книга лежала под левым коленом Хью, почти скрытая складками одежды.

Отец Хью закончил молитвы, откинулся назад и пододвинул книгу ближе к свету двойного фонаря. Отдаленное кваканье лягушек в невидимом пруду заглушало шепот солдат о предстоящей битве и жестокости Эйка.

Он осторожно открыл книгу.

В ней было нечто не предназначенное для ее глаз, она остро это ощущала. Кто у кого украл книгу, Лиат у Хью или наоборот? Следует верить «орлам» или все же сыну маркграфини, ныне посвятившему себя Церкви?

Вдруг он вздрогнул, закрыл книгу, выпрямился и посмотрел во тьму прямо на нее.

Ветер поднялся вокруг нее так же внезапно, как лодку в реке захватывает водоворот. Ее охватила уверенность, что он видит ее, знает о ее присутствии. Но откуда? Чувство это было столь реально, что она безотчетно, против воли, подтолкнула своего сопровождающего и повернула обратно.

Росвита почти бежала.

Лишь в королевском шатре, уже хлебнув охладившего горло эля, она задумалась о том, почему сбежала и по собственной ли воле сделала это.

5

Айвар сцепил ступни под скамьей и зевнул. Если подвинуть ноги, их пальцы ощутят шероховатые доски деревянного пола. Пот щекотал нагретый солнцем затылок. Наставник монотонно бубнил о поручениях знаменитого скопоса Григории, прозванной Великой.

Летняя жара заполняла помещение, как душная вата. Позади молчали новички-первогодки. Может быть, уснули. Айвар не оглядывался, чтобы не привлекать внимание Мастера-Надуты-Губы. Впереди лорд Реджинар и его свора рьяно предавались своим занятиям. Их стало меньше, когда смерть обеих старших сестер во время кумского рейда оставила этого послушника единственным наследником матери. Лорд Реджинар горько сетовал на судьбу, позволившую его старшим братьям драться с варварами, а его запершую в этих затхлых стенах. После этой тирады Айвар испытал даже нечто вроде симпатии к этому зазнайке. Но эти причитания не дали ничего, кроме приглашения к тетке, матери Схоластике, после визита к которой он настолько преобразился, став кротким и послушным, что Айвар заподозрил аббатису в колдовстве.

Айвар снова зевнул. Жара вытягивала вес силы, монотонный голос наставника был так же надоедлив и всепроникающ, как и эти вездесущие мухи. Снаружи слышались лай собаки и ржание лошади. Своих лошадей в монастыре мало, наверное, это какой-нибудь путник, может быть, паломник. Но Айвар уже не расстраивался при мысли о том, что эти невидимые люди свободно передвигаются по миру.

«Что такое мир – говорила Таллия, – в сравнении с самопожертвованием Благословенного Дайсана? Как мало значат наши эгоистичные помыслы, наши мелкие делишки в сравнении с его муками за нас!»

Далекий, хотя и знакомый голос – его собственный, звучавший год назад, – иногда терзал его. Что делать с Лиат? Что делать с его обещанием, данным ей? Но он ничего не мог сделать, решение отца обжаловать невозможно. Его мать умерла давно, и то, что она могла бы оставить Айвару, после смерти было конфисковано ее родней.

Как и Эрменрих, он должен был примириться с судьбой.

Айвар покосился на приятелей.Болдуин сидел, подперши подбородок рукой, и внимательно смотрел на наставника. Айвар достаточно хорошо знал его, чтобы понять, что он даже не видит наставника. Эрменрих снова чихнул, утер нос рукавом и заерзал, крутя стилос. Даже Зигфрид о чем-то задумался. Айвар знал его привычку крутить левой рукой кончик уха, когда он отвлекался.

О Владычица, Айвар знал, о чем они думают. О ком они думают, все они.

Дверь классной комнаты заскрипела. Речь преподавателя прервалась, все головы поднялись и повернулись к входящему. Брат Методиус появился в классе с таким мрачным выражением лица, что Айвар внезапно испугался, что старая королева, болезнь которой обострилась, только что умерла.

Методиус отозвал Мастера-Надуты-Губы в сторонку. Они тихо о чем-то беседовали. Айвар расправил плечи и уставился на слова, записанные на табличке перед ним. Доцет, докуит, доцебит. Думая о Таллии, он записал: Нос ин веритате докуерат — «Утвердила нас в истине».

Болдуин пнул его под столом. Айвар вздрогнул и увидел, что брат Методиус сделал им знак идти молча за ним.

Он послушно поднялся. Они вышли из класса, спустились по лестнице. Из всей группы выделили лишь их четверых. Может быть, причину знал Зигфрид, может быть, Эрменрих слышал что-то от своей кузины, но Айвар не отваживался заговорить. Рядом молча шествовал брат Методиус.

Айвар почти сразу начал подозревать что-то дурное. Методиус привел их в кабинет матери Схоластики и остался возле двери, как тюремщик, преграждающий путь к побегу. В кабинете никого не было.

Через открытое нараспашку окно в комнату вливались потоки солнечного света, в лучах которого плавали многочисленные пылинки. Под окном в саду работала монахиня. Айвар не мог понять, собирала ли она травы или занималась прополкой. Он видел изгиб ее спины и размеренные движения спокойного и умиротворенного человека, знающего свое место в мире и по-своему постигшего Бога.

В душе Айвара мира не было.

Болдуин украдкой дернул Айвара за рясу и еле заметно наклонил голову вправо. Через открытую дверь там можно было видеть часть кельи, угол простой кровати. Перед постелью на коленях стояла женщина. Ее голова была прикрыта платком, а руки молитвенно сложены. Айвар невольно тихо ахнул. Несмотря на платок, полностью закрывавший пшеничные волосы, он тотчас узнал эту молитвенную позу. Он видел ее во сне.

В дверном проеме появилась мать Схоластика, заслонившая Таллию. Она вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. В тишине щелкнул засов. Все четверо послушников смиренно опустились на колени. Стоя на коленях с опущенной головой, Айвар услышал, как мать Схоластика прошла к столу и села в кресло. Снаружи трещали кузнечики, раздалась птичья трель.

– Ересь, – сказала мать Схоластика.

Все четверо виновато взглянули на нее. Но она ничего больше не сказала. Ее лицо казалось высеченным из камня. Она молча рассматривала послушников. На подоконник опустился дрозд. Его черное оперение напоминало щегольскую накидку гвардейца. Дрозд повел ярким оранжевым клювом и уставил на них золотой глаз. Эрменрих кашлянул, и птица вспорхнула с окна, скрывшись в саду.

– Вы заражены словами этой девушки, которая даже не приносила церковного обета. Это так? Можете вы поклясться передо мной, что не затронуты ее лжеучением? Можете поклясться, что ее ложное видение Благословенного Дайсана не искусило вас?

Каждое ее слово звучало, как железный грохот копыт боевого коня, несущегося в атаку. Айвар сжался от ее гнева. Эрменрих ерзал. Болдуин выглядел как образцовый кающийся грешник. Праведность светилась в красоте его лица, он молил Господа простить его прегрешения, разумеется немногие и незначительные.Но ни один из них, включая ее любимого многообещающего Зигфрида, посвященного Церкви в возрасте шести лет, не дал ей требуемой клятвы.