Текст книги "Двойной сюрприз"

17

Что же ей все-таки предпринять?

Черстин в раздражении выключила радио, настроенное у нее в ноутбуке и работающее через Интернет.

Льющиеся из динамика в изобилии рождественские песенки и шуточки диджеев, посвященные сочельнику, выводили ее из себя.

Ее настроение, ее восприятие праздничных мелодий было бы совсем иными, если бы с ней рядом был кто-то…

Черстин так и не придумала себе никакого занятия. Единственным ее занятием были попытки выкидывать из головы все события последних месяцев. События упорно лезли обратно. Они не желали раскладываться по полочкам, забываться и уходить в прошлое, где им было самое место.

«Наверное, было бы здорово сейчас оказаться дома, – неожиданно подумала она, – обнять Кирстен…»

А еще – посмотреть на картину, подаренную ей Андреасом.

Черстин внезапно ощутила, насколько сильно она соскучилась по этой картине. Ей нравилось ощущение волшебства и таинственности, возникающее при рассматривании картины. Девушка, изображенная на ней, была так легка, так невесома…

«Вот она-то наверняка свободна, – подумала Черстин, – не зависит от чужого мнения о ней. Хочет – отличается от леса и деревьев, хочет – сливаясь с ними, становится незаметной, неуловимой».

И вообще, какая, в конце концов, разница, что думают о нас даже самые ближайшие родственники?

Кто сказал, что они обязательно оказываются правыми?

Жизнь еще не прожита, еще рано подводить итоги, рано судить о том, что делалось правильно, а что неправильно…

Черстин все сильнее хотелось увидеть картину.

Может быть, если попробовать нарисовать эту картину самой, то отпустит желание непременно увидеть оригинал?

Одевшись и вызвав такси, Черстин отправилась в лавку художников, адрес которой привычно нашла в Интернете.

Очутившись в лавке, она даже потерялась. Растерянно подумала, что с нее вполне хватило бы карандаша с мягкой резинкой, акварельных или медовых красок, простого альбома. Все это продавалось в любом супермаркете. Зачем она сюда приехала?

Это было настоящее царство художников, рай для создающего произведения искусства. Разнообразие кистей и кисточек, красок, палитр, холстов, рам, мольбертов, бумаги и множества вещей, которым Черстин даже не знала названия…

Она растерялась.

– Черстин? Привет! Что ты тут делаешь?

Черстин подняла глаза.

Из глубины помещения к ней направлялся какой-то молодой человек. Лицо парня показалось Черстин смутно знакомым.

– Тоже стала художницей? – продолжал тем временем молодой человек, подходя все ближе. – Ты теперь настоящая красавица. Тебя и не узнать, поверь! Я наблюдаю за тобой уже минут десять. Все гадал, где же видел тебя. Когда ты подняла глаза, я понял, где мог тебя видеть. Ну, и твои чудесные волосы. Ты молодец, что не стрижешься. Их блеск ни с чем спутать нельзя. Но все-таки ты как-то неуловимо изменилась… Так зачем ты здесь? Пришла за маслом, холстами?

Черстин покачала головой:

– Прости… Боюсь, что не знаю тебя.

– Вот это новости, – рассмеялся парень, – как это ты меня не знаешь? Откуда же мне известно твое имя?

Девушка молча пожала плечами со смущенным видом.

– Мы учились в одной школе, – продолжал парень, – даже встречались. Правда, недолго.

– Аксель?

– Надо же, узнала. Не думал, что у тебя такая короткая память.

– Наверное, это потому, что мне не очень-то хотелось вспоминать вещи, связанные с тобой.

– Неужели ты до сих пор обижена на меня?

– Ты встречался и со мной, и с моей сестрой! А когда я попыталась пригласить тебя на последний школьный бал, открыл передо мной всю нелицеприятную изнанку!

– Как ты заговорила, – уважительно заметил Аксель, – как по писаному. Послушай, Черстин… Это было давно, согласись. Я был дураком…

– Дураком, это точно, – охотно согласилась девушка.

– Да ладно, брось. Прошло столько лет. Я часто вспоминал тебя…

– Меня или Кирстен?

– Иногда я вспоминал и Кирстен. Но тебя я вспоминал чаще.

– Даже и тогда ты не смог бы сделать выбор?

– Нет, не смог бы, – неожиданно ответил Аксель. – Наверное, это потому, что обе вы были не для меня.

– Вот как, – пробормотала Черстин. – Что ж, надеюсь, ты все-таки встретил свою любовь.

– Еще нет. Но ведь и жизнь еще не окончена. Пока что я могу целиком сосредоточиться на живописи.

– Как интересно. Ты ведь мечтал стать мотогонщиком?

Аксель засмеялся, задорно, дерзко:

– Мечтал. До тех пор, пока однажды не улетел на мотоцикле в канаву загородной трассы… Пришлось поваляться с гипсом. Но руки у меня были свободны… Не поверишь, от скуки я принялся раскрашивать книжки-раскраски племянника, которые валялись по всему дому в большом количестве. И по моей спальне в том числе. Раньше, чем закончились фломастеры, я понял, что меня не устраивает этот инструмент. Тщательно закрашивая элементы и детали на картинках, я понял, что мне не нравятся эти картинки, что надо попытаться нарисовать другие, лучше и интересней.

Он снова засмеялся:

– Не представляешь, куда только не заносило меня впоследствии это начинание. Без специального образования я иллюстрировал детские книжки, издания фэнтези, оформлял стенды, и стены в кафе раскрашивал. Даже компьютерным дизайном занимался.

– К чему же все это привело?

– К чему? Да к тому, что я теперь счастлив, занимаясь любимым делом. Некоторые из моих картин продаются в лавке, которую содержит моя мама, и, надеюсь, вовсе не потому, что она всячески впаривает их покупателям.

Черстин вежливо улыбнулась. Она не знала, что сказать.

Аксель помолчал.

– Мне пора идти, – нерешительно начала Черстин.

– Да, тогда я был дураком, – не слушая, перебил ее Аксель. – Но ты осталась одним из самых светлых моих школьных воспоминаний. Как-то я путешествовал по Норвегии. Меня поразил и вдохновил вид одной из лесных опушек. Я провел там несколько дней подряд, отрываясь лишь для короткого сна и еды. Получился замечательный пейзаж. Не банальный, не избитый, сочный лесной пейзаж с радующей глаз зеленью.

Черстин кашлянула.

– Но, сколько я ни смотрел на этот пейзаж, мне казалось, что ему чего-то недостает. Может быть, птицы, лесного зверя? Косули, вышедшей из чащи? Нет, все это было не то… И тогда я дорисовал на картине девушку. Очень тонко, светлыми, нежными красками. Словно фея озера или древесная нимфа заблудилась и вышла к людям. Я рисовал эту девушку с тебя, Черстин… По памяти. Не представляешь, как сложно пришлось. Но результат того стоил. Недавно эту картину купили, невзирая на внушительную цену. Я сам не хотел ставить такую цену на эту картину – мама настояла. Сказала, что это одна из моих лучших работ. Я спорил, но потом сдался. Картина удалась настолько, что не поднималась рука вставлять ее в раму… Впрочем, это неважно. Черстин, почему ты смеешься? В чем дело?

– Теперь я понимаю, почему подпись на картине показалась мне знакомой…

– О чем ты говоришь? Ты что, видела ее? Мою картину? Ты видела свой портрет? Где? Когда?

Аксель разволновался не на шутку.

– Он, – перебила его Черстин, – твой пейзаж уже несколько недель висит в нашей с Кирстен спальне, над кроватью… Твою картину мне подарили, Аксель.

– Звучит просто невероятно. Так не бывает.

– Видишь, бывает… Спасибо тебе за нее.

– Выходит, если бы не наши встречи в старших классах, я бы не написал эту картину…

– Выходит. Аксель, ты не поможешь мне?

– Сначала скажи, что ты простила меня.

– Да, – Черстин с удивлением прислушалась к своим ощущениям, – я действительно простила тебя.

* * *

Джек Девенпорт прикончил вторую порцию картофельного салата, запивая ее имбирным элем, и лениво размышлял, стоит ли съесть на десерт кусок яблочного пирога с корицей.

Официант то и дело пробегал неподалеку от Джека, но Джек все еще не мог определиться, следовательно, и официанта не подзывал.

Сидя в глубине зала, Джек с ленцой оглядывал других посетителей, останавливая взгляд на хорошеньких девушках. Поскольку симпатичных девиц в ресторанчике было немного, а новые посетительницы не спешили сменить их, Джек задумчиво уставился в окно.

Внезапно он чертыхнулся вслух, чуть не подскочив на месте. Бросив вокруг быстрый взгляд в поисках официанта и не обнаружив его, Джек махнул рукой, полез в карман, бросил на стол несколько купюр и стремительно покинул помещение.

Он шел быстро, но не настолько, как можно было ожидать. Самым простым было окликнуть или нагнать, подойти, хлопнуть по плечу, заговорить. Но Джек не знал, испортит ли это ситуацию. Он не хотел рисковать.

Пошел снег. Джек с досадой стряхивал снежинки, которые превращались на его смуглой коже в прозрачные водяные капельки. Пришлось ускорить шаг, так как его ускорила и преследуемая им особа.

– Андреас!

– Что?.. Кто это?

– Андреас, это я, Кирстен.

Остатки сна еще не слетели с него.

– Ты не могла бы позвонить попозже? Я еще сплю, – проворчал Андреас. – В конце концов, должен же я когда-нибудь выспаться? В Новый год все равно не удастся, так почему бы не перед сочельником?

– Говорю тебе, вставай, лежебока!

– Да что случилось-то?

– Черстин нашлась.

Они подъехали к месту встречи практически одновременно.

– Ты уже здесь? А где Джек?

– Вон он.

– Надо же, не узнал его. Привет, Джек. Где она?

Джек протянул руку, указывая на дом с красной крышей и низкими башенками по ее периметру.

– Я следил за ней от ресторана, – объяснил он, – решил, что могу и спугнуть.

– Она все-таки не дичь, – недовольно проворчала Кирстен.

– Это вместо «спасибо»? – удивился Джек.

– Спасибо, – сказал Андреас.

– Ну, приятель, я смотрю, ты все-таки не отступился от своего.

– Да, наверное. Так где сейчас Черстин?

– Второй подъезд справа, третий этаж, – кивая на дом, ответил Джек.

– Откуда ты знаешь этаж? – удивилась Кирстен.

– Она зашла в подъезд, кроме нее, никто туда больше не входил. Буквально через минуту зажегся свет на третьем этаже. Он пока не гас. Она дома. Номер квартиры можно высчитать… впрочем, Андреас, смотри – кто-то заходит в подъезд!

Андреас ринулся к дверям…

– Почему ты остановил меня?

– Если бы я тебя не задержал, ты непременно ломанулась бы туда вслед за Андреасом…

– И что такого?

– Кирстен, хоть сейчас подумай о ком-то еще, кроме себя любимой.

– О чем ты?

– Дай им побыть наедине, – с досадой ответил Джек.

Кирстен замолчала, но по ее возмущенному лицу ясно читалось, что она думает о таких самонадеянных и наглых типах вроде Джека.

– Посмотри, – продолжал он тем временем, – вон там, на углу, есть какая-то симпатичная чайная. Что скажешь насчет молочного улуна или просто зеленого чая с жасмином?

– Да с чего ты взял, что я собираюсь распивать тут с тобой чаи?

Джек крепко и решительно взял Кирстен за руку. Она попробовала вырваться, но попытка оказалась слабой.

– Во-первых, я готов гарантировать кому угодно, что раньше, чем через час, Андреас оттуда не выйдет.

Кирстен фыркнула:

– Ну, это вполне возможно. А во-вторых? Может быть, ты припас еще и «в-третьих»?

– Возможно, – миролюбиво ответил Джек. – А во-вторых, нам с тобой давным-давно следовало потолковать наедине по душам.

На этот раз Кирстен не стала спорить.

18

Черстин провела несколько совершенно захватывающих дней над бумагой, красками и восковыми мелками.

Аксель с удовольствием помог ей. Узнав о желании воспроизвести картину, он долго смеялся. Тем не менее, он похвалил начинание Черстин. Посоветовал, какую бумагу лучше выбрать. «Ведь пока ты будешь учиться, изведешь горы бумаги. Зачем тратиться на хорошую или мелованную бумагу? Возьми простой альбом для зарисовок. Если хочешь, возьми не один. Тренируйся на простой офисной бумаге стандартного формата».

Аксель сказал, что Черстин потребуется куча карандашей. Она взяла карандаши с мягкими грифелями, простые стирательные резинки. Вспомнив детство, приобрела восковые мелки.

Кроме карандашей и акварельных красок, Аксель посоветовал Черстин приобрести также пастель.

– Эти мелки, – объяснял он, – крошатся в пальцах, превращаются в пеструю пыль. Но они хорошо ложатся на бумагу. Ты сможешь оттачивать свою собственную технику рисунка. Будешь осторожна, не будешь давить на мелки, как на восковые. Кроме того, пастель при умелом использовании дает либо насыщенный сочный цвет, либо тонкие нежные линии. Как видишь, все в твоих руках.

– Спасибо, – кивнула Черстин.

Аксель нерешительно помялся, словно собирался что-то сказать, но боялся произнести нужные слова вслух.

– Знаешь, – наконец сообщил он, – я ведь веду курсы, учу людей рисовать. Группе уже полгода. Но, может быть, тебе будет интересно попробовать? Сможешь освоить азы, получить понятие о цветах, о технике рисунка… В честь школьной дружбы не стану брать с тебя денег. Правда.

– Спасибо, – Черстин засмеялась.

– Придешь? Я преподаю по вторникам и пятницам. Очень хочется посмотреть, что у тебя получится.

– Я подумаю.

Затворившись дома, Черстин превратила половину спальни в мастерскую. Повсюду были разбросаны альбомы, листки бумаги, коробочки с пастелью. Пальцы Черстин теперь были перманентно перепачканы разноцветной пылью от пастели. Одна из новых футболок была отдана на откуп творчеству. Нужно же было в чем-то рисовать. Нельзя же было делать это в изысканной ночной сорочке или шелковом белье.

Первое, что сделала Черстин – нарисовала собственный портрет. Без предварительных набросков, сразу акварельными красками. Внимательно глядясь в зеркало, поминутно сверяясь с изображением оригинала, она аккуратно наносила краски на бумагу. Это занятие настолько захватило ее, что она с трудом отрывалась на обед. Зато в душе подолгу отмывала пальцы от ярких пятен.

Черстин одновременно и веселила, и злила собственная привычка в задумчивости покусывать кисточку, уже обмакнутую в краску. Губы после подобных экзекуций тоже приходилось отмывать.

В активе Черстин уже значилось два автопортрета (некое сходство, кажется, было), четыре пейзажа (она старательно срисовывала виды из окна), один натюрморт (дань тренировкам) и три абстрактных «полотна», изображающих не то битву гоблинов, не то захват далекой галактической цивилизации.

В дверь позвонили.

– Какого черта, – вслух произнесла Черстин. Она задумчиво отступила на шаг от мольберта. Нет, здание, вид которого открывался из окна, определенно получалось каким-то кривым.

Надо все стереть… то есть, конечно же, выкинуть рисунок и все начать заново.

Ах, да, кажется, еще надо открыть дверь.

Недоумевая, кто бы это мог быть, Черстин вытерла руки о собственную футболку и отправилась отпирать.

Для вручения владельцу квартиры арендной платы за очередной месяц было еще слишком рано. Так кто может звонить в ее дверь?

Черстин благоразумно посмотрела в глазок. Не веря своим глазам, она отперла входную дверь и была атакована шквалом эмоций, имя которому было Андреас.

– Как ты меня нашел? – первое, что спросила она, перебивая все его противоречивые излияния.

– Скажи спасибо Джеку, – отмахнулся Андреас.

Не размышляя долго, он сгреб девушку в свои объятия.

– Пусти, – попыталась вырваться Черстин, – дай мне хотя бы дверь закрыть!

Андреас безо всяких церемоний захлопнул дверь ногой.

– Что ты себе позволяешь? – возмутилась Черстин. – Вломился в мой дом, командуешь, распускаешь руки! Между прочим, здесь частное владение!

Андреас прищурился:

– Может, вызовешь полицию?

Черстин открыла рот.

– Это меня Кирстен неоднократно отговаривала от обращения в полицию. Поставь себя на мое место! Черстин, ты пропала, несколько недель от тебя не было ни слуху, ни духу! Никакой информации о себе ты не сообщила! Это эгоистично и безответственно.

Девушка опустила глаза.

Это немного остудило гнев Андреаса. Но ненадолго.

– Может быть, ты теперь объяснишь, что означает твое поведение?

– Может быть, ты соизволишь объяснить, как ты меня нашел?

– Джек заметил тебя, когда сидел в ресторанчике неподалеку отсюда. Как ты догадываешься, он был в курсе твоего исчезновения. Сразу же позвонил Кирстен, естественно. Кирстен нужно было время, чтобы известить меня, чтобы приехать… Он незаметно пошел следом за тобой. Шел, шел и нашел, где ты живешь. Надеюсь, эта тема закрыта?

– Да, наверное, – пробормотала Черстин. – А где сейчас Джек?

– Не знаю, наверное, прогуливается неподалеку. В гости он пока не собирался напрашиваться.

– Ммм… понятно.

– Посмотри на меня.

– Что?

– Посмотри на меня. Черстин, это ты пришла ко мне ночью в день своего рождения?

– А кто сказал, что я обязана отвечать на этот вопрос?

– Ах, так? Я хотел по-хорошему… Но теперь тебе придется отвечать за свои действия.

– Ой! Какие действия?

– Необдуманные, в том числе. За действия, за бездействие, за эгоизм и за интриги.

– Я не строила никаких интриг!

Андреас не слушал. Он подхватил Черстин на руки и понес ее в комнату…

– Пусти меня, пусти!

– Еще чего не хватало. Я не видел тебя черт знает сколько времени.

– Это еще не дает тебе оснований…

– А что давало тебе основания морочить мне голову и заставлять теряться в догадках?

– В каких догадках?

– Кто был со мной в ту ночь в постели?

– Если ты не понял сам, то так тебе и надо!

– Черстин, не играй со мной.

Андреас встряхнул ее за плечи. Они уже стояли возле кровати, у Черстин подгибались коленки, не только от волнения, но еще и оттого, что Андреас нависал над ней, а кровать служила плохой опорой, будучи слишком низкой.

– Это было некрасиво и по отношению к твоей сестре, о которой ты, конечно, в тот момент вовсе не думала.

– Да кто тебе сказал, что это была я?

Андреас окончательно потерял терпение.

– Кажется, есть только один способ это выяснить…

– Какой? – насторожилась Черстин.

– На практике.

– Нет!

– Да.

– Я буду кричать.

Он закрыл ей рот поцелуем.

– Что ты будешь пить?

Кирстен пожала плечами:

– Глинтвейн, если можно.

– Конечно, можно. Пожалуйста, два глинтвейна, два пирога с лимоном.

– Мне лучше с клюквой.

– Да, разумеется. Еще что-нибудь?

– Пока нет, спасибо.

Кивком головы Джек отпустил официанта.

– Располагайся поудобнее.

– Почему?

– Я же говорил тебе – мы нескоро их дождемся. Даже не знаю, что бы я сделал на месте Андреаса.

– Думаешь, будут выяснять отношения?

– Думаю, если есть что выяснять, то обязательно будут. Как тебе кажется – есть что выяснять?

Джек испытующе смотрел на собеседницу.

– Ладно, – махнул он рукой, – говорю же, располагайся поудобнее. Давай я помогу тебе снять твое пальто. Кстати, оно безумно идет тебе.

– Это не пальто. Это пончо.

– Неважно, – оборвал Джек начало рассказа о национальной одежде мексиканцев, – оно просто здорово идет тебе, вот и все.

– Спасибо.

– Совершенно не за что. Ты вообще теперь выглядишь как-то иначе. Я не говорю о стрижке, ее я заметил еще тогда, когда заглядывал в ваш «Двойной сюрприз». Когда ты кинулась мне на шею с известием о семейном скандале и пропаже Черстин. Но теперь она, слава богу, нашлась, и мы можем поговорить о нас с тобой.

– О нас с тобой? – Кирстен недоумевающе смотрела на него.

– Ради всего святого, не делай такие большие глаза. Хоть они у тебя и очень красивые. Наивные, это точно. Ты всегда была наивной девочкой. Кстати, я уже говорил тебе, что ты замечательно выглядишь?

– Да. Говорил.

– Как-то иначе. У тебя появился какой-то иной стиль, непохожий на то, что было раньше. Эта небольшая встряска определенно пошла тебе на пользу. Кстати, я ведь и Черстин узнал не сразу, когда она проходила мимо ресторанчика.

– Почему?

– Она сильно изменилась. Теперь она одета довольно женственно. Я узнал ее по блеску волос, – кстати, у нее теперь тоже другая стрижка, – и по движениям, по походке, если хочешь. Кажется, чудо все-таки свершилось…

Кирстен непонимающе смотрела на Джека.

– А тебе так идет вся эта небрежность. Все эти твои неформальные штучки. Так гораздо лучше. Гораздо лучше, чем было тогда, когда обе вы одевались в одни и те же джинсы и жилетки. Радость моя, давно пора было понять, что вам не пятнадцать лет.

– Не знала, что внешность для тебя – это главное.

– Кирстен, не обижайся… Я ведь совсем не это имею в виду. Как бы донести до тебя…

– Не такая уж я и дура.

– Кирстен, ты умница. Просто вы с сестрой были… как бы это сказать… словно склеенные друг с дружкой. Пойми, с вами было приятно поддерживать дружеские отношения. С тобой и с Черстин весело, легко, интересно. Необременительно.

– Ах, так… – Кирстен задохнулась от возмущения.

Джек поднял обе ладони в примиряющем жесте:

– Я говорю об этом с досадой. Кирстен, я мог бы и раньше признаться тебе, что ты мне нравишься. Но в этом не было смысла…

– Так я нравлюсь тебе?

– Да. Очень.

– Но… На дне рождения ты был такой сердитый. Предпочел набраться, вместо того чтобы общаться. А потом и вовсе ушел на свидание.

– Кирстен, не было никакого свидания.

– Как это не было?

– Я его выдумал.

– Зачем? Почему?

– Не было никакого смысла возиться с вашим тандемом. Кирстен, ни один нормальный мужчина не захочет отношений втроем. Если подразумеваются действительно серьезные отношения. Я полагаю, тех, кто воспринимал вас с сестрой как кандидатуры, вполне подходящие для временного развлечения или увлечения, и так было предостаточно.

– Ты прав, – кивнула Кирстен.

– Я видел это. Зачем мне было пополнять армию лжепоклонников?

– Но что же тебе было нужно?

– Чтобы вы повзрослели. Чтобы поняли – эту жизнь рано или поздно придется начать проживать поодиночке. Чтобы найти свое счастье, нужно от чего-то отказаться.

– Джек…

– Я же не призываю вас разорвать взаимоотношения. Отказаться от родственных связей. Надо просто понять: до тех пор, пока вы с Черстин составляете единое целое, вы не сможете стать единым целым с кем-то другим.

Он наклонился к уху Кирстен, словно собирался поведать тайну, известную ему одному:

– Женщина составляет единое целое с мужчиной. И составляет счастье мужчины…

Она слушала, затаив дыхание.

– Только поэтому ты сторонился меня? Поэтому избегал отношений?

Джек выпрямился. Хмыкнул:

– А вот и глинтвейн. Надо было заказать безалкогольный – и так голова кругом от всех событий. Нет, Кирстен. Не только поэтому. Если ты помнишь, не так давно я развелся с женой.

– И еще свежи были болезненные воспоминания? – сочувственно спросила Кирстен.

Он поморщился.

– Да. Но не потому, о чем ты думаешь.

– А о чем я могу думать?

– Ты думаешь, что с женой я вел себя, как свинья. Об этом наверняка тебе рассказала Черстин.

– Да, – кивнула Кирстен.

– А Черстин об этом рассказала моя бывшая жена. Они ведь время от времени приятельствовали.

– И?

– Магда изменяла мне. Но, когда я обнаружил, что моя семейная жизнь трещит по швам, когда не стал терпеть обман, когда потребовал развода, Магда решила, что выгоднее прикинуться жертвой.

– Почему ты не отрицал слухи?

Джек криво усмехнулся:

– Зачем? Раздувать скандал еще больше? Пытаться обелить себя в глазах окружающих? Я не слишком дорожу общественным мнением. Да и тот, кто оправдывается, зачастую выглядит жалко.

Кирстен замолчала. Маленькими глоточками она пила глинтвейн.

– Я предпочел бы больше не вспоминать об этом.

– Хорошо… А о чем ты хотел бы поговорить?

– О чем хочешь. Кирстен…

– Что?

– Может быть… Может, теперь, когда все встало на свои места, когда все разобрались в себе…

– Что?

– Может быть, мы с тобой смогли бы начать сначала?

– И узнать друг друга заново?

– Да. Если ты хочешь.

– Джек, я давно хочу этого…

– Пойми, я счастлив буду видеть Черстин почти что своей сестрой, но нужна мне именно ты.

– Да… Думаю, да.

– Что – да?

– Давай попробуем начать с чистого листа, Джек…

Она посмотрела на него сияющими глазами:

– Сейчас ведь Рождество. Неплохое время для хорошего старта…

– Тогда идем отсюда?

– Почему? Зачем?

Джек рассмеялся, его лицо теперь было намного более светлым и радостным:

– Неужели ты всерьез надеешься дождаться здесь эту забавную парочку?

– Но…

– Идем. У Андреаса есть твой телефон. Больше, я надеюсь, никто не потеряется. По крайней мере, до того, как наступит Рождество…

– Отпусти меня!

– Черстин, неужели ты еще не поняла, что бесполезно сопротивляться мне?

– Да кто ты такой? Что ты себе позволяешь?

– Я – тот, ради которого ты, по всей видимости, пошла на риск и решилась на близость. Хотя в тот момент ты думала о том, что отношениям все равно не суждено сложиться? Признайся, именно так ты и думала.

– Убери руки.

– Черстин, время, когда можно сопротивляться для виду, уже было тобой упущено.

– Черт! Ты оторвал мне пуговицу!

– Это же футболка, а не рубашка.

– И правда… А что же тогда треснуло? Андреас, что ты делаешь?

Он стянул с нее футболку через голову.

– Я весь перемазался твоей краской. Я потребую компенсации!

– В двойном размере?

– Отличная мысль! Твои размеры меня более чем устраивают.

– Андреас… ну отпусти же…

– Прекрасная мысль – работать в футболке прямо на голое тело, – заметил он одобрительно, любуясь точеными линиями тела Черстин. – Чем ты тут все-таки занимаешься в одиночестве? Рисуешь плакаты для профсоюза какого-нибудь оптического завода?

– Ты невыносим.

– Рад это слышать. Хоть не одна ты умеешь заставить людей понервничать.

– Осторожно, кровать низкая!..

– Прости. В следующий раз ты упадешь сверху.

– Какой еще следующий раз?

– Ну, я надеюсь, что у нас с тобой будет еще много таких же прекрасных минут.

– И не надейся!

– Кажется, мы вполне стоим друг друга. Ты еще невыносимее, чем я. Черстин, когда ты сдашься?

– Не дождешься, – пробормотала Черстин.

– Ну, хорошо…

Андреас принялся целовать ее в шею, чуть прикусывая нежную кожу.

Черстин была бессильна что-либо поделать с возбуждением, мгновенно охватившим ее. Волшебство прикосновений, биотоки желанного мужчины…

Она прерывисто вздохнула.

– Отпустить тебя? – поинтересовался Андреас, от которого, конечно же, не ускользнула перемена в поведении Черстин.

– Да… Нет… Не знаю…

– Я отпущу тебя, – пообещал он, – если ты подтвердишь, что именно ты была со мной в ту ночь.

– Это была я, – вызывающе заявила Черстин, – я, я. Именно я. Кирстен всю ночь преспокойно спала в своей кровати. Я пришла к тебе потому, что хотела быть с тобой… Но я думала, что все будет, как обычно.

– Как?

– Как всегда, – Черстин всхлипнула. – Один и тот же сценарий. Всю жизнь. Я думала, что мы обе нравимся тебе. Я думала, что Черстин тоже заинтересовалась тобой. А раз так, то оптимальным решением было бы никому ничего не предпринимать. Всем оставаться друзьями. Но ты оказался настойчив…

– А ты оказалась смелой. Главное я уже выяснил, спасибо.

– Выяснил?

– Да. В ту волшебную, незабываемую ночь ко мне пришла именно ты.

– Если ты уже выяснил, что хотел, то, может, отпустишь меня, как и обещал?

– Отпустить? – не на шутку удивился Андреас. – Отпустить теперь, когда я знаю, что это была именно ты? А какой смысл мне теперь отпускать тебя?

Он проложил чуть влажную дорожку из поцелуев к груди Черстин. Ее руки он продолжал прижимать к постели, она не могла вырваться, она не могла ничего поделать.

Она не могла ничего поделать ни с ним, ни с собой.

Всем телом Черстин подалась навстречу Андреасу, и он улыбнулся.

– Сдаешься?

– Нет, – горячо прошептала она, – я буду сражаться. Но и ты сражайся тоже.

Руки Андреаса оказались возле молнии ее шортов. После непродолжительной борьбы с молнией он одержал победу.

Стянув с девушки джинсовые шорты, он присвистнул одобрительно:

– Какая красота!..

– О чем ты?

– О твоем белье. И… И не только. Кажется, ты не теряла времени даром? Я надеюсь, что являюсь единственным свидетелем этой красоты.

– Да как ты…

Поцелуй остановил возмущенный возглас.

Черстин принялась расстегивать на Андреасе сначала пиджак, затем рубашку. Она робко коснулась ладонью завитков на его груди.

– Надеюсь, что ты скучала по мне так же сильно, как и я по тебе, – пробормотал он, помогая Черстин освободить его от остатков одежды.

– Ты ведь не был до конца уверен, что скучаешь именно по мне, – поддразнила его Черстин.

– Молчи, женщина. В глубине души или сердца я знал, что это ты. Я очень люблю Кирстен, но…

– Но что?

– Черстин… Девочка моя маленькая…

Она замерла в темноте. Пока шло выяснение отношений, за окнами успело стемнеть. Городской полумрак поглотил пейзаж, который пыталась воплощать на бумаге Черстин. В окно заглядывали любопытные фонари. Пятна света плясали по обнаженной коже, по блестящим волосам, по разбросанной тут и там одежде…

– Что? – шепотом повторила она.

– Черстин, я люблю тебя.

Она счастливо уткнулась в его плечо.

Уткнулась, чтобы он не видел выражения ее лица. Она думала, что это выражение покажется ему смешным.

Уткнулась, думая, что темнота не окончательно скрадывает все очертания и цвета в комнате.

Андреасу не нужно было видеть выражения ее лица. Он это почувствовал.

– Я никогда, никогда… – начала она.

– Что?

– Не слышала таких слов от мужчины.

– Правда? – не поверил Андреас.

– Чистая правда.

– Что ж, придется всячески наверстывать упущенное. И даже, наверное, восполнять недостаток всевозможных ласковых слов?

– С ласковыми словами ситуация была получше, – заметила Черстин. – А вот с главным…

– С главным теперь не будет проблем, – серьезно сказал Андреас. – Если только…

– Да?

– Если только это чувство взаимно.

– Неужели тебе еще нужны какие-то подтверждения?

– Очень хотелось бы услышать хоть один раз.

– Ведь я же сама пришла к тебе.

– Это точно была ты?

Черстин расхохоталась:

– Это бесцеремонный шантаж.

– Итак? – невозмутимо спросил он.

– Да… Я тоже люблю тебя. И хочу быть с тобой.

– Так я могу забрать тебя отсюда?

– О, разговор принимает интересный оборот. Ну, не знаю, я еще не видела квартиру, в которой ты живешь.

– Думаю, что определиться с квартирой, в которой мы можем жить вместе – это самое малое, что нам осталось сделать. Главное мы уже поняли. Но ты до сих пор не объяснила мне, откуда все эти краски, кисточки, и чем ты здесь занимаешься?..

– Если ты помнишь, недавно я получила в подарок чудесную картину, – начала Черстин.

* * *

В квартире пахло пирогами, расплавленным воском, чуть подпаленной хвоей…

Эмиль снял очки и внимательно посмотрел на сына:

– Ну, Свенсон, кажется, это будет славное холостяцкое Рождество?

– Похоже на то, отец.

– Ладно. Что ж поделать. Кажется, в этом есть и моя вина.

– Давай забудем ту историю, – несколько раздраженно отозвался Свенсон, – сколько ж можно?

– Молчу, молчу.

Эмиль взглядом продолжил производить ревизию стола:

– Бочонок темного пива и несколько бутылок красного вина – куда нам столько?

– Мало ли, – отозвался сын, – всякое случается. Особенно под Рождество…

– Не пойму, о чем ты толкуешь. Ты хитер, как Локи – признавайся, что-то уже успел замыслить?

Свенсон притворился, что ничего не слышит, и повесил на маленькую пушистую елочку еще одну позолоченную шишку.

Резкий и звонкий стук в дверь заставил вздрогнуть дедушку и Свенсона.

– Селедка и свекольный салат, картофельная запеканка, запеченная рыба… Сынок, это к нам стучат?

– Кажется, да.

– Ты кого-нибудь ждешь?

– Чего без толку болтать, лучше открой дверь, – предложил сын.