Текст книги "Дурдом"

В полтретьего мы написали последние рапорта. Донатас предложил подбросить меня до дома. Опер РУБОПа – это не бедный муровец. У них служебных машин – тьма. Чуть ли не на каждого сотрудника. Так жить можно.

– Тебя до дома? – спросил Донатас, выруливая на улицу Разина.

– Нет, в «Националь». Мне гостиницы шмонать понравилось.

– Гош, а давай зарулим в кабачок. Тут недалеко. Выпьем чашку кофе.

– На какие шиши бедному оперу в ночной кабачок?

– Меня там знают. Не обдерут.

– Поехали.

Вскоре красная «девятка» остановилась перед дверьми ночного кабака на стоянке рядом с «Ауди» и пятисотым «мерсом». Вышибала с помятой физиономией профессионального борца, увидев Донатаса, встрепенулся, подтянулся и как-то дисциплинировался.

– Здравствуйте. Давненько не были-с, – протянул он елейно, а хотелось, наверное, рыкнуть: сто лет тебя не видеть, а если видеть, то в гробу.

– Ваш притон еще не взорвали? – поинтересовался Донатас.

– Ну что вы. Порядок-с.

Мы прошли в подвальное помещение. Там клубился сигаретный дым. Народу было не так много. Обычная публика. Несколько «мусульманских террористов» терлись в углу с русскими девахами. Какие-то воздушные мальчики в костюмах за тысячу зеленых пили дорогое вино. И еще здесь была блатота – куда же без нее нормальному кабаку? Пять морд – подросшее в последнее время нахальное разбойничье поколение.

Увидев новеньких, они о чем-то зашушукались, залыбились. Они были в том состоянии подпития, когда есть и желание, и силы кого-нибудь вздуть. Я такие ситуации чувствую. А Донатас – еще лучше. Кабацкие разборки – его стихия.

Он подошел к бандюгам.

– Чего, щенки? У вас проблемы? Сейчас снимем. Вместе с головами.

– Чего?

Один, побольше по габаритам, стал приподниматься. Донатас, обрадовавшись, примерился звездануть его в ухо. Но тут выпорхнул бармен, цыкнул на распоясавшихся нахалов. Прошептал что-то на ухо здоровому. Они как-то сразу завяли. Донатас разочарованно поморщился. Он уже настроился на добрую потасовку. Бармен, расплывшийся примерно в такой же заискивающей улыбке, что и вышибала у входа, повел нас к столику в углу, подальше от чьих-то ушей.

– Чего это у тебя за поганцы завелись? – недовольно спросил Донатас.

– Они тихие, – ответил бармен. – В зале обычно не дерутся. Правда, говорят, ограбили на днях поблизости кого-то, но заяву никто не писал. Урки они, в принципе, неплохие.

– Хороший урка – или мертвый, или битый, – заметил Донатас. – Надо у тебя опять порядок наводить.

– Ох, Донатас Магомедович, мы сами как-нибудь.

– Ну смотри… Так, нам кофе. И чуть бренди. Пирожных. Понял?

– Я мигом, – бармен с облегчением упорхнул.

Донатас блаженно вытянулся на мягком стуле.

– Чего это они такие вежливые? – спросил я.

– Да у них тут такой притон был. Несколько раз к ним с СОБРом заглядывал. Вот и выучил культуре обслуживания.

Представляю, что творилось, когда Донатас с костоломами из спецотдела быстрого реагирования наводил тут строгую законность. Понятно, почему персонал такой вежливый.

Вскоре бармен принес кофе, пирожные и графинчик с бренди. Я был голоден, как волк, и начал уминать все довольно резво. Донатас тоже.

– Ты чем сейчас занят? – спросил он, пережевывая кусок ветчины.

– На новую линию посадили.

– Какую?

После моего объяснения, естественно, последовал веселый жизнерадостный смех.

– Я бы вместе посмеялся, да не до смеха, – обиделся я.

– А чего, работа не бей лежачего. Отдохнешь, о смысле жизни подумаешь. А через годик на другую линию перейдешь.

– Годик, ха. Меня, может, уже через неделю грохнут. Тут такая чертовщина.

– Рассказывай.

И я рассказал.

Донатас выслушал меня с непритворным интересом. Особенно, как члена уфологического клуба, его увлекли всякие потусторонние сферы.

– Борются с бесами, убивая их носителей? Остроумно. Но вообще-то так от беса не избавишься. Он тут же найдет себе другого человека. Их нужно изгонять обрядом экзорсизма.

– Донатас, ты что, в эту чепуху веришь?

– А то нет… Значит, говоришь, исчезают психи, – он плеснул в кофе бренди и тщательно размешал. – У меня та же ситуация. Только исчезает братва. Из серьезных бригад.

– У них работа такая. Сегодня при деньгах и женщинах. А завтра исчез.

– Нет, тут не обычные разборки. Что я, разборок не видел. Грохот очередей, взорванные многоэтажные дома. Развороченные трупы. В лучшем случае запихнут в машину и закопают в лесу. Здесь же все шито-крыто. Ювелирная работа. И пропадают самые агрессивные отморозки.

– Думаешь, работает одна группа?

– Да. Притом достается от нее всем бригадам. Но больше всего «спартаковцам». У бандитов паника. Они не знают, откуда ветер дует. Вон Миклухо-Маклай перепуган, со стороны убивцев приглашает, к войне готовится. Змея выписал.

– Это которого мы сегодня в гостинице отделали?

– Его. От хорошей жизни с таким уродом, как Змей, не свяжешься. Паника, Гоша.

– Может, коллеги из безопасности работают?

– Тоже почерк не тот, чувствую. Тут что-то особенное. Самое интересное, что твои психи исчезают при схожих обстоятельствах.

– Считаешь, версия о «Чистильщиках Христовых» заслуживает внимания?

– Заслуживает.

– Я тебе еще не сказал одного. За мной, кажется, следят.

– Кто?

– Не знаю. Постоянного «хвоста» нет. Но контроль существует.

– Любопытно. Кстати, пропавшие, перед тем как исчезнуть, жаловались своим братьям по разбойному ремеслу примерно на те же ощущения.

– Успокоил.

– Чую, ищем мы одно и то же. Надо держаться вместе. И поосторожней, Гоша. Мы столкнулись с кем-то очень крутым. Этот НЕКТО дело свое знает…

Дело свое они действительно знали. Утром, накрученный Донатасом, терзаемый опасениями, я начал исследовать свою квартиру. И нашел то, что искал. В мою трубку НЕКТО присобачил скрытый микрофон. Он настолько сильно интересовался мной, что не оставлял за мной права даже на личную жизнь. И он явно хотел перенести игру на мою часть поля.

* * *

«Наши киски любят виски, – улыбаясь, как дефективный, и обнимая двух полуголых девах, орет загорелый плейбой. – Виски «Джин Брин» – настоящая Америка!»

Рекламная пауза закончена. На экране появляется скорбно-озабоченное лицо ведущего «Часа правды» Андрюши Карабасова.

– Наш сегодняшний гость, – уведомляет он, – один из лидеров новой партии, стремительно завоевывающей плацдармы в политической и общественной жизни. «Партия обманутых». Знакомьтесь – Сидор Николаевич Сидоров.

На экране возникает лысый бородатый тип в очках «Хамелеон».

– Харизма руководителей «Партии обманутых» в последнее время притягивает электорат других движений, – начинает журчать Карабасов.

– Что за слово – электорат? – взрывается Сидоров. – Я знаю слово электричество. Электростанция. Электромясорубка… У нас говорят – сторонники…

– Ну да. Чистота русского языка. Филологический террор безродных космополитов, – нахально ухмыляется Андрюша Карабасов.

– Это не я сказал. Это вы сказали. Ваше частное мнение.

– Не будем спорить. Лучше скажите-ка, вот были партии обманутых вкладчиков, «Союз трудящихся». Вы что, их духовные и юридические наследники?

– Мы? Их?! Вы называете этих ничтожных политических уродцев нашими предшественниками? Господи, вы же ни в чем не разбираетесь.

– Вот и просветите нас, серых и непонятливых.

– Обманутых вкладчиков были миллионы. Они хотели вернуть свои сбережения. Им больше ничего не надо было. Их ничего не интересовало. Сегодня их вклады в банках Израиля, США. Те, кто брал их деньги, греют спины на Сейшелах. Верно?

Карабасов криво усмехается – эту усмешку можно при желании трактовать и как знак согласия, и как снисходительное отрицание.

– Узость мышления. Узость интересов. Брюхо – мерило ценностей. Вот основа тех партий. Мы берем много шире. Не конкретный обман с акциями «Памира», не кража у старушки ста рублей, которые она припасла на похороны. Зри в корень, как говаривал Козьма Прутков. Любой социум состоит из двух основных групп. Наглые обманщики. И наивные бедняги обманутые. Социологи пришли к выводу, что постоянно обманываемых, облапошиваемых, надуваемых в любом обществе насчитывается не менее восьмидесяти процентов. Колеблющихся – десять. А еще десять – обманщики. Они и пьют, как говаривал классик, кровя из трудового народа… Нас восемьдесят процентов. Огромная сила.

Язык у Сидорова вился, как флаг на ветру, болтался без всяких усилий. Речь была напориста.

– Мы – дремлющая сила. Настоящей же силой мы способны стать, только когда будем иметь коллективного организатора. Партию. Это будет партия большинства. Восемь из десяти!

– Но ваша деятельность вызывает далеко не однозначные суждения. – Карабасов выуживает свою любимую папку с бумагами. – Посмотрите, что про вас пишут. Пишут, Сидор Николаевич, что вы партия маргиналов и лохов.

– Кто это пишет? Дайте мне его!

– Пишут похлеще. «Партия дураков». Вот, пожалуйста, у меня все на месте.

– Та-ак.

– И еще шепчутся, что в вашей партии верховодят всем сумасшедшие.

– Так, так.

Пока я взирал на телеэкран, Клара накладывала на мою тарелку картошку, густо приправленную киндзой, луком и киви.

– Милый, ты меня совсем не слушаешь.

– А, что?

– Как тебе дичь, которую я приготовила?

– Изумительно!

Я не стал говорить, что ножки Буша – это дичь, на которую охотятся в инкубаторе. Клара вряд ли сможет отличить страуса от цыпленка.

Я механически тыкал вилкой в тарелку. «Партия обманутых». Это в ее офис мы ворвались позавчера. Там нас встретила странная дама, назвавшая меня капитаном, которую, как мне показалось, я ранее встречал. И Сидорова, по-моему, я тоже где-то видел… Я вот-вот готов был уцепиться за что-то важное. Кого же напоминает мне этот Сидоров? А может быть… Нет, не бывает так… Хотя, собственно, почему? Надо будет проверить эту партию. На досуге займусь. Вот только допишу все планы…

На работе в кабинете ребята проверяли рации, заряжали «макаровы», тащили из оружейной комнаты «АКМы». Они собирались «бомбить» воровской сход. Под Москвой сегодня собираются самые достойные представители воровской элиты.

Я в этом не участвую. Я собирался перелопатить бумаги и думать, думать, думать. Кстати, думать – занятие приятное лишь тогда, когда умные идеи в очередь выстраиваются у твоей головы. Но когда в нее не приходит ничего путного, то становишься злым и раздражительным.

Кабинет опустел. На него обрушилась непривычная тишина. Даже телефоны замолкли. Наконец тишину разбил телефонный звонок. В трубке звучал голос моего начальника.

– Георгий? Зайди ко мне.

Шеф хочет меня видеть. Шеф наконец заинтересовался, чем я занимаюсь. Польщен.

Он сидел в своем кабинете и сосредоточенно изучал какую-то книгу, делая пометки разноцветными карандашами на полях. Он захлопнул книжку. Я прочитал название на обложке – «Незнайка на Луне» и улыбнулся.

– Чего смеешься? Произведение потрясающей пророческой силы, – сказал шеф. – Написано в шестидесятые годы. Незнайка прилетает на Луну и застает там наш современный бардак. Неугомонная реклама. По телевизору вечные боевики: «Легенда о пяти задушенных и одном утопленном в мазуте». Акционерные общества, хозяева которых убегают с деньгами. Граждане, тупеющие от такой жизни до того, что начинают обрастать шерстью, и их стригут все, кому не лень.

– Это члены «Партии обманутых», – кивнул я.

– Какой еще партии?

– Так. К слову пришлось.

– Ладно, – шеф отодвинул «Незнайку». – Что за история с микрофоном? – он постучал пальцем по моему рапорту.

Я рассказал.

– Что делать будем? – Видно было, что шеф сильно обеспокоен. – Я не могу приставить к тебе охрану или прилепить наружку.

– Никто и не просит.

– Есть соображения, кто тебе преподнес этот подарок?

– Есть. Но настолько деликатные, что пока не хотелось бы ими делиться.

– Ну, смотри, – шеф порой мог быть ненавязчивым. – Разбирайся сам. Но при первом обострении ситуации сразу ко мне… Что по побегам из спецбольниц?

– Ничего.

– Нам хоть одно бы задержание. Побеги на контроле в министерстве. Драть за них теперь будут не оперативно-разыскной отдел, а нас. Психи – твоя линия.

– Я делаю все возможное.

– По-моему, ты увлекся какой-то ерундой.

– По-моему, не совсем…

С этим микрофоном получалась какая-то чепуховина. Положение не очень приятное. Хуже всего, если игра действительно переместилась на мое поле. Таинственный противник, о котором мне ничего не известно, но которому, похоже, достаточно известно обо мне. Вдруг я действительно наткнулся на какую-нибудь секту? Стоит тогда чуток прижать ее, и стоимость моей жизни резко упадет. Сектанты обычно люди милые, приятные, очень искренние и открытые, но им ничего не стоит из соображений высшей гуманности или по рекомендации Вселенского разума рвануть ядерную станцию или распылить над миллионным городом пару самолетов боевых отравляющих веществ. Не думаю, что они с достаточным пиететом отнесутся к гарантированному конституцией праву капитана Ступина на жизнь.

Если есть радиомикрофон, то должен быть и приемник на расстоянии не более сотни метров. Это означает, что стоит под окнами машина с антенной или в соседней квартире окопались слухачи. Я проверил. Ничего подозрительного не обнаружил. Смех начался, когда я пригласил ребят из техотдела. Аппаратура в МУРе примитивная, дешевая, но технари высококвалифицированные, создавшие много уникальных самоделок. Я хотел, чтобы они осмотрели микрофон и чтобы это не заметили на том конце провода. Они с задачей своей справились.

– Все в порядке, – закончив исследование, сказал технарь.

– Да тише ты.

– Чего боишься? Микрофон не работает. Скажу больше – он не работал и тогда, когда его прилепили в трубку. Возьми его как сувенир.

– Оставь на месте…

Вот такая получалась чепуховина. Зачем, спрашивается, устанавливать в трубке неработающий микрофон? Первое, что приходило в голову, – это чья-то шутка. Могли меня разыграть те же ребята из моего отдела, которые время от времени пьянствуют у меня? Могли. Или мои многочисленные приятели. Но зачем шутить, когда неизвестно, через сколько времени найдут твой сюрприз и если ты наверняка не будешь присутствовать при этом. А может, мои противники приобрели бракованный экземпляр? Глупо. Да и как они проникли в мою квартиру? Я вообще-то забочусь о ее безопасности. Просто так ко мне не проберешься. Впрочем, есть одна идея. И вскоре я намеревался ее проверить.

До вечера, сидя в кабинете, я занимался строительством версий. Ни одна из них не нравилась мне настолько, чтобы я мог бросить на прорыв свои скромные силы. Хронически не хватало информации. Не за что было зацепиться. Кроме того, дабы что-то накопать, нужны люди и средства. Время частных сыщиков-одиночек кануло в Лету. А кто мне даст людей?

«Требую создать бригаду по борьбе с злобными «Чистильщиками Христовыми». «Бригаду? – спросят меня. – Лучше сразу отдел. Или управление». И еще спросят, с чего я взял, что существуют они на белом свете и мешают жить скромным психам. А действительно, с чего? Интуицию свою скрепками к рапорту не приложишь. Да, существование организованной силы объясняет все факты. Но возможны и другие объяснения. Например, что у старшего опера бред интерпретации (поведешься с психами – терминологии психиатрической наберешься), то есть он трактует несущественные и плевые фактики в пользу своей сверхценной идеи. Тоже версия!..

К вечеру в отдел наши ребята привезли толпу воров. Сходняк открылся в обстановке дружбы и взаимопонимания и был неожиданно закрыт МУРом. Среди доставленных половина была сильно помята. Это непонятливые или хранители анаши и оружия. Спецназ обожает воров с оружием и наркотой. Настолько, что бойцы привлекают их к участию в своих спортивных играх, любимая из которых пинание уголовника десантным ботинком или вождение мордой о пол. И правильно. Когда появляется муровская бригада, нужно поднимать руки вверх, а не строить из себя ковбоя вольных прерий.

Меня припахали на общее дело. До десяти часов я помогал составлять протоколы выемки, проводил первоначальные действия. Домой я приехал усталый и голодный. В подъезде опять вывернули лампочку, и я едва не расшибся, споткнувшись о дремлющего на ступеньках бродягу.

Клары не было. Без нее в квартире чего-то недоставало и поселялась скука. Пользы, правда, от моей любимой в быту никакой, но это как держать дома красивую кошку – среднерусскую или хорошую ангорку. Кошка украшает интерьер и доставляет положительные эмоции, несмотря на то что кусается и клянчит вареную рыбу.

Я побродил по комнатам, плюхнулся на продавленный диван, включил телевизор. По первой программе с каратистским криком кого-то били палкой по ребрам. По второй – насиловали. По третьей – расстреливали из крупнокалиберного пулемета.

В двенадцать мне позвонил Донатас. Озабоченный и даже растерянный.

– Гоша, у нас тут какая-то ерунда. Ты нужен. Я за тобой сейчас заеду.

– Куда поедем?

– В кабак, куда же еще?

* * *

Пахан «спартаковцев» Миклухо-Маклай в свое время закончил Инженерно-строительный институт. Учился он там неважно, точнее, не учился вообще, отметки получал за спортивные успехи. Но все равно какие-то обрывки знаний из различных наук и лженаук по сегодняшний день всплывали в его памяти. Например, формула «товар – деньги – товар». Просто и гениально. Или вот – «нет такого преступления, на которое не пошел бы капиталист, если ему пообещать триста (или сколько там) процентов прибыли». Правда, Миклухо-Маклай был готов на любое преступление и за куда меньший процент. Ведь преступление было его работой, и ничего другого он делать просто не умел, если не считать навыки буханья бутсой о мяч.

Последняя операция обещала куда больше эталонных трехсот процентов прибыли. А надо-то всего ничего. Взять из тайника доставшиеся по случаю наркотические таблетки из Голландии. Обменять их у прибалтов на золото, которое они вместе с ингушами стянули с приисков в Магадане. Часть золота – к счастью, меньшую – обменять на партию из восьмисот пистолетов Макарова из Таджикистана и загнать их на Украину. На остальное закупить узбекский опий. Так сам собой и укрепляется экономический союз независимых государств.

Первая часть прошла как по маслу. Прибалты отдали русское золото, получили голландские таблетки и укатили с ними – «лечить» свое подрастающее поколение. Особо ценный золотой груз ребята Миклухо переправили на блатхату, числившуюся квартирой хорошего друга «спартаковцев», модного писателя и завсегдатая кремлевских тусовок Брызгина. Пахан и писатель были сопредседателями благотворительного некоммерческого фонда «инвалидов-футболистов».

Охраняли золото прилежно и крепко. В принципе, бояться особенно нечего. Чужие бандиты о золоте не знали, большинство своих – тоже. Милиция в дом к кремлевскому писателю не сунется. Но все равно береженого бог бережет. Из секретных арсеналов были извлечены стволы, рации, сканеры, фиксирующие посторонние радиопереговоры. Свора Миклухиных бультерьеров готова была изрешетить из всех видов оружия любого, кто вздумает покуситься на общаковское добро. Охранять добро предстояло недолго. Таджики приедут через два дня. А хохлы – через три. С узбеками же договор будет исполнен позже.

Все было бы хорошо. Все были бы довольны, и общаки бы пополнялись звонкой монетой, грея сердца братве. Да вот только теплым и темным летним вечерком охрану сняли. И золото сменило хозяина. При этом вместе с золотом похитители увели двух миклухо-маклаевских дикарей…

* * *

Наверное, за последние несколько лет большинству жителей длинного серого дома тридцатых годов недалеко от центра Москвы опротивели детективы, гангстерские драмы и полицейские боевики. Драки, взрывы гранат, автоматные очереди, бандитские морды, налеты омоновцев, вой милицейских сирен в три часа ночи – всем этим они могли полюбоваться в натуре. Для этого им и ходить не надо далеко, ведь на первом этаже их дома расположился «Апельсин». Некогда, в другой исторической эпохе, до победоносной криминальной революции, это был заштатный московский ресторан. Потом его облюбовали воры, и он стал их элитным клубом.

Впрочем, стреляли там далеко не каждый день. Уставшему от лихой работы преступному элементу тоже хочется отдохнуть, перекинуться в картишки на десятку-другую тысяч долларов, отведать фужер «Мартини» или кружку чифиря, повспоминать времена, когда «срока огромные брели в этапы длинные». Поэтому дрались, стреляли и душили друг друга здесь исключительно по необходимости, в тех случаях, когда не драться, не стрелять и не душить выглядело бы крайне неприличным. Ну а уж коли пошла стрельба – тут надо не уронить лицо и стрелять до последнего патрона.

Пару раз после очередного выяснения отношений «Апельсин» вполне бы сошел за декорацию для съемок художественного фильма о взятии президентского дворца в Грозном. Несколько раз отсюда вывозили трупы. Но воры продолжали здесь культурно отдыхать, предпочитая не обращать внимания на подобные мелочи.

Патриархальная колымская атмосфера «Апельсина», нарушаемая редкими разборками, канула в прошлое, когда ресторан облюбовали «спартаковцы», пользующиеся заслуженной славой главных отморозков столицы и пригородов. Нельзя сказать, что они всех запугали и гоняли по углам – бывала в «Апельсине» братва и покруче их, – но кому охота заслуженный выходной проводить в комнате, где ползают пьяные ядовитые змеюки. Пускай и не укусят, но все равно приятного мало. К чему лишние проблемы? Сиди и думай, какой шум-гам устроят отморозки и когда закоротит в голове у их пахана Миклухо-Маклая. Так что вскоре порядочные бандиты нашли место для клубного отдыха поспокойнее. А «Апельсин» полностью прибрали к рукам «спартаковцы».

После этого стрелять стали меньше. Теперь здесь ломали кости и душили галстуками преимущественно своих же, «спартаковцев», в тихой, домашней обстановке. Что происходило внутри ресторана, знать окружающим было необязательно. Милицейские сирены стали завывать реже, а взрывов не было слышно аж полтора года. И жители дома снова стали брать в видеопрокатах полицейские боевики, которые смотрели теперь с каким-то щемящим ностальгическим чувством.

Ресторан выглядел закрытым – бронированные ставни не пропускали свет ламп, тяжелые двери были наглухо заперты. Однако ряды иномарок на стоянке указывали на то, что внутри теплится своя, занятная, уродливая жизнь.

Когда мы с Донатасом вылезали из машины, я заметил движение в «Ниссане», стоявшем на другой стороне проспекта. Присмотревшись, я различил кого-то, кто, кажется, докладывал о появлении машины по рации. Ясно, внешнее кольцо охраны. Шестерка в машине должен предупредить о любой опасности – будь то бригада конкурентов или милиция. Если милиция – надо успеть сбросить стволы и анашу. Если конкуренты, то наоборот – зарядить оружие и докурить анашу.

Донатас вдавил кнопку звонка. Эффект нулевой. Тогда он начал методично долбить ногой по двери. За ней наконец послышался скрежет засова. Дверь распахнулась, и на пороге возникло тучное животное в пятнистом камуфляже и с милицейской дубинкой. Выросло оно в свинарнике и не было обучено джентльменским манерам.

– Я тебе, ишак, сейчас по башке так постучу.

Оно умело говорить.

– Засохни, сявка, – цыкнул Донатас. – Стрелой лети к Миклухо-Маклаю. Скажи, Магомедыч пришел. И долго ждать не будет.

– Нужен ты Маклаю…

– Тебе две минуты. А потом я с бригадой выставляю вашу малину. Время пошло.

– Разошелся, ишак, – пробурчало оно и захлопнуло дверь.

Миклухо-Маклай в две минуты уложился. Дверь распахнулась, и на пороге возник предводитель шайки «спартаковцев». Своим сморщенным как печеное яблоко лицом он напоминал Чарльза Бронсона после крутого запоя. За его спинами маячили два телохранителя. У Миклухо была страсть к здоровенным битюгам, прозванным в народе гоблинами. Хотя в преступной среде в последнее время больше ценились стрелковые, чем мордобойные качества.

– Тебе чего не спится, Магомедыч? – прохрипел угрожающе Миклухо-Маклай.

– Соскучился. Охота с тобой, друганом, покалякать.

– Твои друганы в служебной псарне.

– Грубишь. А я хотел о твоем золотишке словечком перекинуться…

Немая пауза. Лицо Миклухо-Маклая исказила гримаса.

– Ладно, заходи.

– Стрюк, – прошипело животное, когда мимо него проходил Донатас.

Мой друг наступил животному каблуком на ногу и с разворота саданул в челюсть – его коронный убийственный удар. Оно ухнуло ста килограммами живого веса о стену и растеклось по ней. Один телохранитель дернулся к Донатасу, рука другого нырнула под мышку. Я уже приготовился подравнять выступы на лице ближайшему ко мне гоблину, но Миклухо-Маклай поднял руку – мол, урки, ша.

– Оружие, – телохранитель протянул руку. Насмотрелся, осел, фильмов про службу безопасности президента США.

– Вопросов нет, – улыбнулся Донатас. – Но только после того, как разряжу его тебе в башку.

– Ты не быкуй на моей территории, – прикрикнул Миклухо-Маклай.

– Ладно, не буду, – кивнул Донатас и саданул по голени незадачливого телохранителя.

– Вот теперь пошли, Миклухо…

Действовал Донатас жутко нахально. Что ни говори, а мы на самом деле на территории Миклухо-Маклая. Сюда мало зайти, отсюда еще нужно и выйти… Хотя соображающий бандит никогда руку на пришедшего в гости опера не поднимет, «спартаковцы» не могли похвастаться избытком соображения. Правда, у Донатаса тоже слава чокнутого опера, которому море по колено. Бандюки его боятся как огня. Этот страх у них в печенках. Животное в камуфляже просто не поняло, с кем имеет дело, поэтому и наглело не по чину.

Миклухо-Маклай провел нас в отдельный кабинет, завешанный коврами и заставленный мягкой мебелью. На стене с фотографии в рамочке на нас недовольно смотрела такая морда, которой надо было отвесить лет десять строгого режима за один внешний вид – крупнейший чикагский гангстер Аль Капоне. На нем было две сотни собственноручно приконченных и замученных, а сел он в тюрьму за уклонение от уплаты налогов. Аль Капоне – кумир Миклухо-Маклая. Об этом шепталась братва во всей Москве. Миклухо освоил все книги о своем любимце. Для разборок с клиентами и учения уму-разуму собственных помощников он пользовался только бейсбольной битой – так же, как и Аль Капоне, в связи с чем большинство гоблинов в свое время имели честь покрасоваться гипсами на руках и ногах и перевязанными головами.

– Что кодла подумает, – проворчал Миклухо-Маклай. – Мент в доме.

– Подумает, что стучишь, – махнул рукой беззаботно Донатас. – Но тут стесняться нечего. Все вы сейчас постукиваете.

Лицо Миклухо-Маклая покрылось пятнами. Желваки заходили. Он прошипел гадюкой:

– Такие языки режут.

– Ну-ну, футболист, – засмеялся Донатас. – «О, злые языки страшнее пистолета…» Замнем. Лучше скажи, кому твои лохи золото подарили.

– Какое золото? – вдруг решил сыграть в несознанку Миклухо-Маклай.

– Меня не волнуют сейчас твои махинации. И ты меня не интересуешь. Я тебя даже сажать не хочу. Тебя все равно скоро грохнут. А вот тот, кто тебя грабанул, меня очень и очень интересует.

– Не будет разговора.

– Будет. Или поедешь сейчас на Шаболовку, к нам. – Донатас вытащил из кармана пиджака компактную рацию «Моторолла». – Два нажатия на кнопку, и через минуту здесь бригада СОБРа. Лучше поговорим откровенно, и я отчалю от твоей гавани.

– Если б я знал ту паскуду, которая меня обула… Золото у меня лежало бы.

– Крут ты, предводитель туземцев, – усмехнулся Донатас. – Рассказывай, как все было.

– Пиво, вино, закусочки будете?

– Ага, чтобы ты нас наркотой или стрихнином накормил. Так поговорим, без гурманских излишеств.

– Поговорим. Моих дармоедов вырубили. Да так, что большинство ничего не помнит. Точнее, двое помнят. Представляешь, Магомедыч, я нанял двух призеров Москвы по культуризму, шкафы – в дверь не лезут. А их вырубил какой-то козел с двух ударов. Эти мои надувные матрасы только знай анаболики жрут и деньги клянчат. А до дела дошло – вон как…

– Они рассмотрели того, кто их приголубил? – спросил я.

– Смутно. Говорят, что-то огромное, вонючее. Мужик какой-то в майке «Адидас». Он их как цуциков разложил. – Миклухо-Маклай зажег сигарету, затянулся, потом яростно вдавил ее в пепельницу.

– А ведь ты боишься, – усмехнулся Донатас, изучая глазами собеседника.

– Я ничего не боюсь, – прохрипел Миклухо-Маклай и вдруг как-то сник. – Магомедыч, ты же знаешь, вся братва крутая живет как в деревне. Сплетни, разговоры, пересуды. Все друг про друга все знают. С кем у кого разбор, кто кому рога обломать обещал. Полная определенность. От конкурентов отстреляешься. От судьи – откупишься. А здесь что? Что творится? Мои дармоеды три месяца назад начали пропадать. Ладно бы кто их в расход пустил – они и четвертования заслужили, дерьма не жалко. Но они просто исчезли… Магомедыч, а может, правду в газетах об инопланетянах пишут? Говорят, они людей воруют.

– Совсем ты плох стал. Лучше скажи, что необычного было в последних три месяца.

– Фискалов мы засекли. За нами кто-то шпионничал. Мы даже заметили двоих мужиков и какую-то мартышку. Хотели познакомиться поближе, но не тут-то было. Обвели нас вокруг пальца. Незадолго до того, как дармоеды исчезать начали.

– Что было общее у пропавших? Что за люди?

– Это разве люди? – искренне, с чувством произнес Миклухо-Маклай. – Это сволочи. Их были бы рады удавить даже их собственные мамаши!

– Любишь ты своих воспитанников.

– Я? Я их ненавижу. Самый отпетый сброд в Москве. Только я могу держать их в руках. – Миклухо-Маклай с любовью погладил сделанную по специальному заказу, инкрустированную ценными породами дерева биту. – Мне милиция должна деньги платить, что я их хоть в каких-то рамках держу.

– Так мы долларами не платим, – сказал Донатас. – Только приговорами.

– А те, кто пропали, были полные отморозки. Из четверых у двоих справки из дурдома.

– Справки, говоришь… – Донатас переглянулся со мной. Потом он заставил Миклухо-Маклая еще раз в подробностях описать драматическую сцену похищения золота.

– Так твои уродцы ничего и не помнят? – недоверчиво спросил Донатас.

– Да у них от страха галики начались. Один такую дурь лопочет, будто обкурился.

– А что говорит?

– Да сам спроси.

Вскоре в комнате появился трясущийся гоблин с перевязанной рукой. Он опасливо покосился на биту в руке пахана.

– Ну чего, дегенерат, еще раз расскажи про цыганку, – недобро щурясь, потребовал Миклухо-Маклай…

– Клянусь мамой, так и было. Подошла, тварь такая, вся платками цветастыми перевязана. Мол, погадаю. И из авоськи пистолет вытаскивает. И в лицо мне из пистолета. Я отрубился.

– Какой пистолет? – спросил Донатас с интересом.

– Пластмассовый. Игрушечный.

– Я же говорю – дегенерат, – махнул рукой Миклухо-Маклай.

– Описать цыганку можешь?

– Лицо как расплывается. Не могу.

– У тебя мозги расплылись. – Миклухо-Маклай сжал пальцами биту, и гоблин, зажмурившись, отступил назад. – Накрош паскудный!