Текст книги "Земля Великого змея"

– Нет! Хватит и половины, – прохрипел в ответ Куаутемок, глаза которого застили кровавые круги. – Вон отсюда!

Касики вскочили и, не разгибая спин, пятясь и кланяясь до земли, исчезли за дверьми. Снедаемый болью, великий правитель Мешико без сил опустился на пол.

Ромка проснулся сразу, будто что-то кольнуло. Если бы не солнце, медленно появляющееся над верхним краем стены, он мог бы подумать, что вообще не спал. Просто сомкнул глаза и снова открыл. В окружающем мире что-то было неладно. Он нашарил взглядом флорентийца, присевшего у одного из боковых столбов, и поразился неживой напряженности его позы.

– Синьор Лоренцо, что-то случилось? – спросил он, протирая глаза тыльной стороной не очень чистой ладони.

– Мешики плывут сюда. Проспали мы, – сухо и делово ответил его спутник. От его вчерашней слезливости не осталось и следа, рядом с молодым человеком был воин, сильный и отважный.

– Много? – спросил Ромка, вставая с импровизированной кровати.

– Две полные лодки. Набились так, что вода через борта перехлестывает.

– Да, действительно, дюжины три, – прикинул Ромка, заглядывая за край. – Аркебуз нет, жаль, а то перестреляли бы их, как курей.

– Раз нет, и сожалеть не о чем. Как думаете, удастся отсидеться?

– Думаю, вполне. В храме мы сильно не напаскудили, лестницу наверх утянули. Может, даже и не заметят?

– Дай бог. – Итальянец мелко перекрестился и поцеловал выуженное из-под лохмотьев деревянное распятие.

Ромка тоже благочестиво опустил очи долу, хотя ни в каких богов особо не верил. Посидел так несколько минут, перебрался к одному из толстых изогнутых прутов и расположился так, чтобы его голова не маячила на фоне стремительно голубеющего неба. Дон Лоренцо последовал его благоразумному примеру.

Первая лодка скрылась за высоким берегом, наверное, у причала, до которого конкистадоры вчера так и не добрались. За ней исчезла и вторая, а через небольшое время из-за косогора появились люди. Десяток человек в блестящих хламидах до пят медленно вели за собой одного, грязного и изможденного, в остатках испанской одежды. Лица с такого расстояния было не рассмотреть, но на фоне заляпанной кровью белой рубахи отчетливо выделялась окладистая рыжая борода.

Ромка вскочил на ноги, снова сел и снова вскочил. Флорентиец потянул его за руку и зашипел что-то успокаивающе-злобное: мол, и ему не поможем, и себя выдадим. Молодой человек снова пригнулся. Жрецы подвели несчастного к яме с высоким конусообразным камнем рядом. Двое самых крупных накинули на руки испанца толстые канаты и натянули. Остальные отошли подальше и, выстроившись в круг, затянули медленную, заунывную песню с горловыми руладами и стали притопывать ногами, прихлопывать в ладоши, все убыстряя ритм. Потом каждый сделал едва заметный шаг, и круг немного сдвинулся вправо. Следующий шаг оказался чуть пошире, и круг сдвинулся уже заметнее и пошел не останавливаясь. Песня птицей рванула ввысь на высоких нотах, хлопки сплелись в непрерывное стаккато.

Наблюдая за этим мрачным хороводом, Ромка и не заметил, как еще одна группа жрецов выволокла из-под горы и бросила на колени индейца, в котором по остаткам облачения можно было узнать гордого сына Талашкалы. Он не сопротивлялся, только мотал головой, как бычок-малолеток. Наверное, его чем-то опоили. Жрецы у ямы голосили все громче, забираясь в такие высоты, что им могли бы позавидовать и лучшие канторы итальянской оперы. Они уже даже не пели, а визжали, подпрыгивая и хлопая в ладоши совершенно вразнобой. С их губ клочьями летела кровавая пена, тела выгибались самым немыслимым образом, а движения были дергаными и рваными. Казалось, еще немного, и головы их не выдержат и разлетятся фонтанами брызг.

Но в тот самый момент, когда силы почти оставили жрецов, им пришел ответ. Основание острова колыхнулось, и из его темных недр донесся трубный рев, постепенно переходя в давящий на уши визг, такой же, как издавали жрецы, только во сто крат громче. Как если бы боевой горн повторил мелодию детской свистульки. Из ямы под ногами пленного испанца вырвался фонтан темной воды. В нем что-то мелькнуло, послышался и тут же оборвался дикий крик. Все затихло.

Жрецы, что держали веревки, поплевывали на ладони и обтирали их о хламиды, остальные лежали вкруг, попадав, кто где стоял. Нутро острова еще раз содрогнулось, сыто рыгнуло и затихло.

– Гаду подземному скормили, ироды, – по-русски прошептал Ромка и облизнул побелевшие губы.

Флорентиец искоса глянул на него черным вороньим глазом и покачал головой.

– Да вы испанец ли, сеньор Рамон? – спросил он по-русски, скругляя звуки на южный манер.

– Истинный, – ответил Ромка, спохватившись.

– Странный выговор у вас… Что-то похожее я слышал в Кракове, что на берегу Дуная. Столице государства Ягеллонов.

– Матка боска, пся крев… – так ругались люди, приходившие из верховьев Дуная. Мой отец часто вел с ними дела.

– А кто ваш отец?

– Дон Гонсало де Вилья, он… Кажется, он умер, – ответил Ромка осторожно. Ему не очень-то хотелось откровенничать перед этим человеком. Дон Лоренцо был умен, памятлив и знал гораздо больше, чем хотел показать.

– Кажется?!

– Да, он отбыл в эти края и затерялся. А я как раз и отправился в Эспаньолу – на Кубу, а после и на континент, чтобы узнать о его судьбе. Но, увы, тайна сия так и осталась для меня за семью печатями.

– Мне кажется, я помню это имя. Я тогда был в Венеции, и дон Гонсало тоже. Кажется, с его семьей что-то случилось, и его обуял жар. Потом, когда стало полегче, он схватил рапиру, выскочил на улицу и начал колоть народ направо и налево. Восьмерых успел на тот свет отправить, прежде чем его скрутили. Так он вырвался, стал убегать и упал в канал. Чуть не утоп, но вылез, где-то далеко за городом. Говорят, всю ночь в поле сидел и волком выл на луну. Окрестные селяне даже стали для него точить осиновый кол, но там опять какая-то драка вышла. В итоге он пропал. В Новую Испанию, значит, подался? Интересно. А вы, стало быть, его сын? Так что ж тогда с вами и вашей матушкой произошло?

– Смотрите, они повели на расправу индейца, – попытался Ромка отвлечь итальянца от опасной темы.

– Да, жаль их. Как говорится, не дай Бог легкой жизни, дай легкой смерти. А для воина умереть в зубах какой-то водной твари совсем непочетно.

– Зато есть шанс выбраться, – ответил Ромка, неотрывно наблюдая за тем, как жрецы повели талашкаланца к одной из ям.

Хламиды на жрецах были попроще, танцев и завываний не было. Они просто толкнули несчастного в темное отверстие и деловито засеменили обратно к лодкам. На ноги стали подниматься и те жрецы, что участвовали в первом ритуале.

– Неужели уплывут? – с надеждой спросил Ромка.

– Человек предполагает, а Бог располагает, – ответил итальянец, всматриваясь в происходящее на площади перед храмом. – И боюсь, его расположение к нам себя исчерпало.

Поднявшиеся на ноги жрецы выстроились в процессию. Передний достал откуда-то из складок хламиды штандарт с изображением извивающегося змея с крылышками за ушами и вознес его на вытянутых руках. Мешики затянули медленный, заунывный мотив и, раскачиваясь, как моряки на палубе в шторм, двинулись к входу в храм. Итальянец длинно и замысловато выругался. Ромка выбрал из связки копий одно покороче и поухватистей и демонстративно опробовал наконечник о подушечку большого пальца.

– Хорошо хоть лестницу убрали, – сказал он.

– Вряд ли это очень хорошо. Скорее всего, жрецы заметят ее отсутствие, – ответил флорентиец.

– Да и пусть замечают, сюда им без нее все равно не залезть.

– Они могут сплавать за новой.

– Тогда им придется отрядить за ней некоторое количество гребцов, да и лодку поискать поболе, в обычную лестница нужной длины не влезет. Пока они плавают, мы тут можем… – Ромка красноречиво взмахнул копьем. – Может, сейчас спустимся да и встретим их в дверях? Жрецы не бойцы, не выстоят. А там и до лодки недалеко.

– Поздно. Они войдут в храм раньше, чем мы слезем. А в узком пространстве с этими копьями не развернуться.

– И то верно. – Ромка распластался на полу, свесив голову в квадратный люк.

Итальянец последовал его примеру. Затаив дыхание, наблюдали они, как в лучах света, проникающих в си через низенькую дверь, заколыхалась сначала тень штандарта, потом неестественно вытянутые фигуры жрецов, а следом появились и сами жрецы.

Не сговариваясь, конкистадоры отпрянули от люка и превратились в слух. Пение затихло, и стали слышны шорох и постукивание. Наверное, жрецы готовились к какому-то ритуалу.

– Скинуть бы им туда бочку пороха с фитилем покороче, – прошептал Ромка.

Флорентиец приложил палец к губам. Словно в ответ на его жест внизу что-то грохнуло и покатилось. Жрецы загомонили все разом, запричитали. Конкистадоры поняли, что их присутствие не осталось незамеченным.

Глава девятая

Поплевывая на тонкие пальцы, Куаутемок одну за другой перелистывал страницы очередной книги, оставленной испанцами во время бегства в «Ночь печали». Поучаемый единственным оставленным в живых teule, правитель Мешико научился довольно бегло читать на языке пришельцев. И с каждым прочитанным словом причины их несокрушимости виделись ему все отчетливее.

Восемьсот лет назад страну, где жили teules, заполонили пришельцы с юга, называемые маврами, которые прибыли на Иберийский полуостров через пролив, называемый Гибралтар. Они захватили все крупные города, убили короля Родерика, а затем хлынули через горы Пиренеи в земли франков. Только северное и северо-западное побережье, защищенное горными бастионами, осталось независимым.

Но власть мусульман, так тоже иногда называли пришельцев, была слаба. Их главные города остались далеко, и поэтому, стоило им чуть ослабнуть, страна тут же распалась на мелкие провинции. На страницах то и дело мелькали названия Кордова, Севилья, Гранада, Валенсия, Толедо, Бадахос, Сарагоса, которые в то или иное время считались отдельными государствами. Границами служили горы, долины, реки или берега большой воды.

Основой владычества мавров служили арабская кавалерия и религиозный фанатизм. На своих страшных конях – Куаутемок вгляделся в картинку, на которой всадники в островерхих шлемах с кривыми саблями летели с горы на беззащитный город в зеленой долине, – они несли смерть и слово Пророка. И teules пришлось скрываться от них в горах, где они возводили целые города, обнесенные высокими стенами. Но не только смерть и веру принесли с собой завоеватели. Развитие ирригации сделало засушливые земли пригодными для сельского хозяйства. Поощрялось образование, росла грамотность городского населения, процветали музыка, поэзия, искусства и науки, в особенности математика.

Вождь Мешико хлопнул кулаком по раскрытой ладони. Ведь точно так же поступил и его народ, когда пришел в эти земли. Не только смерть принес он с собой, но и мудрость, но неблагодарные местные жители не смогли оценить их даров. Неужели teules, которые в книге назывались испанцами, поступили так же? Он снова углубился в чтение.

Притягательная сила цветущих долин, так хорошо обработанных завоевателями, заставляла христиан (еще одно название teules, наверное) спускаться вниз с мрачных горных вершин. В случае успеха испанцы ненадолго закреплялись на равнинах и сами возделывали землю и собирали урожай, но не могли защититься от молниеносных контратак арабской конницы. Только после того, как захватчики были отброшены за реку Дуэро, появилась возможность воздвигнуть вдоль этого естественного барьера надежные оборонительные укрепления. Это произошло через полтора столетия эпизодических, незначительных сражений. Затем должно было миновать еще шестьсот лет, прежде чем испанцам удалось выйти к реке Тахо.

Другие вожди тех земель могли снаряжать дальние походы за добычей и рабами, их называли крестовыми, о них Куаутемок читал в другой книге. Испанцы же, отрезанные от остальных земель барьером высоких заснеженных гор Пиренеев, всегда стояли перед лицом внутреннего крестового похода. Их воинским кличем было: «Крест и святой Иаков».

Всякий мужчина, притязавший на сколько-нибудь знатное происхождение, рассматривал себя исключительно как бойца. Война была его долгом, его работой, его жизнью, неотъемлемой частью его веры в течение восьми столетий. Воинский дух, силу и деяния teules воспевали в стихах менестрели и барды. Судя по приведенным в книге отрывкам из сказаний, рыцари воевали не только с маврами, но и с многочисленными чудовищами, населявшими окрестные горы. Рисунки пестрели прекрасными женщинами в строгих одеяниях, крылатыми змееподобными тварями, из ноздрей которых вырывался огонь, и рыцарями с длинными копьями, неустрашимо бросающимися на них в атаку. На некоторых картинах были изображены пиры над поверженным змеем и свадьбы рыцарей со спасенными женщинами. Во многих случаях маленькие сгорбленные люди вручали закованным в броню победителям корону, символ власти над землями, или символические ключи от города. Некоторые снова отправлялись в походы за новыми подвигами, а прекрасные женщины махали им из окон белоснежными кружевными платками.

Куаутемок со стуком захлопнул книгу. После уничтожения чудовищ и изгнания мавров за пролив этим закаленным в боях героям просто нечем было заняться. Тогда, подняв косые латинские паруса, позволяющие идти почти против ветра, отправились они по большой воде на поиски новых земель. Значит, в воинских успехах teules не так много таинственного. Не в силе богов дело, но в выучке, дисциплине и привычке к постоянной войне. Но разве от этого легче?

– Что делать будем? – спросил Ромка.

– Мы ничего сделать не можем. Теперь все в их руках, – ответил флорентиец, указывая пальцем на отверстие в полу.

– Давайте тогда хоть посмотрим, что там. – Не дожидаясь согласия, Ромка распластался на животе и свесил голову в отверстие, убедившись перед тем, что солнце не будет светить в затылок, отбрасывая тень на пол.

В храме творилось то-то невообразимое. Жрецы голосили и скакали по комнате, как умалишенные. Их черные, воняющие рыбой накидки метались, как крылья демонов. На пол летели маленькие статуэтки и лепестки цветов. Относительно спокойно вели себя только два жреца, полноватые, в преклонных годах. Стоя в центре этого кавардака, они ругались, кричали что-то друг другу, брызжа слюной в раскрасневшиеся лица. Один при этом потрясал поднятым вверх пальцем, а второй указывал вниз, на лестницу, ведущую в логово мерзких гадов.

– Дорого б я дал, чтоб понять, о чем они говорят, – пробормотал флорентиец.

– Обсуждают, кто тут был и куда дел лестницу, наверное. Может, их пугнуть? Надоел этот грай. – Ромка огляделся в поисках подходящего камня, чтоб свалить на головы кричащих жрецов.

– Сеньор Рамон, не надо открывать им наше местопребывание.

– И то верно, – вздохнул Ромка. – Про лестницу они вроде поняли, но что мы тут застряли, как мышь в пустом кувшине, пока не догадались.

– Уходят?! – удивился итальянец. – Неужели уплыть надумали?

– Истинно так, – снова свесился в отверстие Ромка. – Уходят. – Он вскочил и перебежал к ограде, из-за которой было хорошо видно, что делается перед храмом.

Жрецы действовали как хорошо обученный отряд. Несколько подбежали к большим ямам и, раскинув руки, начали читать нараспев молитвы. Несколько встали на колени перед дверью в большой си и, вознеся руки вверх, замерли в напряженных позах. Двое повозились с замком и исчезли внутри малой пирамидки, следом порысили еще полдюжины.

Заскрипел деревянный ворот на толстом основании. Загрохотали, натягиваясь, цепи. С протяжным вздохом пришли в движение противовесы. Большая пирамида содрогнулась.

– Дверь закрывается, – крикнул флорентиец, так и оставшийся лежать у отверстия.

– Какая дверь? – переспросил Ромка и тут же понял какая.

Он сорвался с места и, едва успев затормозить на краю люка, заглянул вниз. Из пола поднимался огромный, гладко обтесанный, покрытый узорами каменный столб, закрывая дверь в храм.

– А мешики оказались не такими глупыми, – досадливо крякнул дон Лоренцо.

– Да, их не стоит недооценивать, – пробормотал Ромка, глядя, как массивная плита, поднимаемая механизмом из маленькой башенки, отсекает последние лучи солнца, проникающие в главный покой храма. Теперь они по-настоящему были в ловушке. Единственная дверь закрыта, перебраться через заточенные пруты и проволоку с колючками, не оставив на ней все мясо до костей, решительно невозможно.

– Вот теперь они спокойно могут сплавать за лестницей. Черт! – Флорентиец зло стукнул кулаком по полу.

– Странно, – не слушая его, пробормотал Ромка, – это первый си с дверью. Ну… Из тех, что я видел, – поправился он. – Кстати, слушайте, механизм продолжает работать.

Действительно, ворот в маленькой пирамидке продолжал крутиться, а цепи – скрипеть под чудовищным весом. В недрах острова происходило какое-то движение. Что-то громыхало и перекатывалось. Основание пирамиды ходило ходуном, камни в кладке терлись друг о друга краями, издавая устрашающий скрип.

– Они что, решили разломать эту постройку? – спросил флорентиец, поднимаясь на ноги и выглядывая из-за парапета.

– Вряд ли из-за нас, пусть даже и полубогов в их представлении, они сломают то, что их предки строили не одно десятилетие, – ответил Ромка. – Скорее уж…

– Дон Рамон, о чем вы подумали?

– Гады. Внизу. – Ромка почувствовал, как у него холодеют ладони, а по спине ползет липкий холодок страха.

– Думаете, они хотят выпустить на свободу тех тварей, что сидят за решеткой?

– Они их уже выпустили. Смотрите.

В квадратном отверстии пола что-то блеснуло. Потом из полутьмы медленно выплыла рогатая бугристая голова с трепещущими складками за ушами. Прямо в глаза, прямо в душу конкистадорам уставились не мигая агатово-черные глаза, наполненные такой неизъяснимой злобой и ненавистью, что бывалые воины отшатнулись.

Чудище распахнуло темную пасть, от чего кожа его пошла отвратительными буграми. Развернуло складки за головой в уже знакомые по резьбе на камнях крылышки и зашипело. Вместе с шипением из пасти вырвалось зловоние давно протухшей рыбы. Плетью хлестанул по собственной статуе зеленоватый, в сажень длиной язык. Пол запятнали брызги густой темной слюны. Ромка как-то отстраненно подумал, что чудище похоже на многочисленных драконов, которым покланялись маленькие узкоглазые желтокожие люди, живущие за Великой стеной.

– Он… Оно нас заметило… – Дрожь послышалась в голосе итальянца.

– Как пить дать, – ответил Ромка по-русски и поправился, перейдя на испанский, – похоже на то. Да, это стражник посерьезнее, чем papas с жертвенными ножами. Одно радует, они до нас тоже не доберутся некоторое время. Только как же они их обратно загонят, когда за нами в следующий раз придут?

Гад, змеясь влажными изгибами, медленно выползал из ямы, помогая себе коротенькими плавниками, на кончиках которых угадывались маленькие когти. За первым чудовищем из ямы появилось второе. Вонь из отверстия усилилась. Конкистадоры отползли подальше.

– Нет ничего легче. Они привезут и бросят в ямы дюжину несчастных, и чудовища сами ринутся за едой. Останется только опустить за ними решетку.

– М-да, попали. А что там делают наши друзья?

– Совещаются.

Ромка выглянул на площадь и увидел, что жрецы разговаривают, то и дело показывая пальцами на верхушку пирамиды, где засели конкистадоры.

– Наверное, решают, стоит ли кого-то тут оставить или можно всем отплывать.

– Похоже, никто тут оставаться не хочет, – заметил Ромка.

– Их нельзя винить, – мрачно изрек дон Лоренцо, зажимая пальцами нос и заглядывая в люк. – Глядите, как буйствуют!

Жрецы наконец договорились. Наперегонки они бросились к лодкам и налегли на весла. Ромка проводил их унылым взглядом, приблизился к люку и заглянул за край. Несколько тел стремительными кругами мелькали в полутьме главного покоя, сметая на пол все, что не успели уронить мешики. Иногда из общего клубка высовывалась уродливая голова, распускала крылышки за головой, шипела с присвистом и снова исчезала в мрачном водовороте.

Флорентиец меж тем подобрал копье подлиннее и попытался расшатать забор, отделяющий верхнюю площадку си от остального мира. Безрезультатно, бронзовые пики словно вросли в камень. Тогда он, подтащив какую-то бочку, залез на крышу жертвенной комнатки и прищурился, явно что-то прикидывая.

– Дон Лоренцо. – Ромка с трудом оторвался от созерцания скользящих внизу гадов. – Вам в голову пришла какая-то идея?

– Не знаю, друг мой. Пока не знаю.

– Вы б думали побыстрее, – сказал Ромка. – А то наши змейки, кажется, решили что-то предпринять.

Не успел он договорить, как одно из черных тел остановилось, выгнулось тисовым луком и взмыло вверх отпущенной стрелой. Распахнутая пасть с опасно поблескивающими иглами зубов метнулась прямо к Ромкиному лицу. Молодой капитан отпрыгнул назад, ударился спиной об угол надстройки. В его теле что-то хрустнуло, рот наполнился железистым вкусом крови.

Флорентиец вмиг слетел с крыши и опустился на корточки рядом с молодым человеком.

– Дон Рамон, что случилось?

– Тварь… П-п-рыгнула, – чуть заикаясь, ответил тот, утирая стекающую по подбородку струйку крови.

– А с вами что? Достала?!

– Да нет, это я губу с испу… От неожиданности прикусил.

– А… – покачал головой флорентиец. – Неужели они могут так высоко подпрыгнуть?

Ответом на его слова стал тяжкий удар в каменные плиты, служащие полом верхней площадки. Плетью мелькнул в люке зеленоватый раздвоенный язык.

– Вот, значит, как? – покачал головой флорентиец. – А ведь размера отверстия вполне хватит, чтоб один из этих драконов мог сюда пролезть.

– Да нет, вряд ли. Больно голова здоровая. Да и уцепиться не за что.

– Судя по силе, она и так выпрыгнет. Если попадет точно в отверстие под нужным углом.

Еще один тяжкий удар сотряс пирамиду от основания до макушки.

– Так давайте, выкладывайте свою идею, – взорвался Ромка, вставая и беря копье наперевес. – А то тут становится неуютно.

– Вы знаете, я родом из Флоренции. В детстве я посещал школу одного известного мастера. Живописец, инженер, механик, плотник, музыкант, математик, патологоанатом, изобретатель – вот далеко не полный перечень граней таланта этого универсального гения. Его называли чародеем, служителем дьявола, итальянским Фаустом и божественным духом. Это он стал основателем искусства Высокого Возрождения, перевернув мрачные романские традиции и начав изображать человека в его первозданной красоте.

– Содомит, значит? – хихикнул Ромка. – Вот, значит, где вас испортили.

– Да с чего вы взяли? – взвился флорентиец.

– Как с чего? Изображали раньше скульпторы перекошенных старцев, а художники муки адовы да искушения святых. Тем и жили. А во Флоренции этой вашей чего удумали? Дев пышногрудых да мальчиков голеньких… А кстати, не Леонардо ли звали вашего учителя?

– О да, его звали Леонардо ди сер Пьеро да Винчи, – гордо ответил флорентиец, будто произнося свое имя на королевском приеме.

– Как же, как же, – припомнил Ромка пожелтевшие свитки, которые заставлял его читать князь Андрей для ознакомления с бытом и нравами других стран. – Его и еще троих друзей привлекли к судебному разбирательству. Правда, обвинение было анонимным, но все же его приняли к рассмотрению. Наверное, вся Флоренция знала.

– Да полно вам. – Итальянец просиял, словно нашел неоспоримый довод. – Вся Флоренция знала о связи учителя с Чечилией Галлерани, фавориткой Лодовико Моро, с которой он написал свою знаменитую картину «Дама с горностаем».

– И нашим, и вашим, значит. – Качнувшись всем телом, Ромка сплюнул сквозь зубы. Длинная тягучая нить слюны исчезла в люке. Оттуда раздались утробное ворчание и новый удар, от него заскрипели блоки в стенах.

Флорентиец покосился на черный квадрат в полу и продолжил:

– Учителя очень интересовала возможность человека подняться в небо. Он делал много рисунков и изучал летательный механизм птиц разных пород и летучих мышей. Кроме наблюдений он проводил и опыты и приговаривал: «Кто знает все, тот может все. Только бы узнать – и крылья будут!» Сначала он сделал крылья, приводимые в движение мышечной силой человека.

– Дедал с Икаром тоже пытались, но дело кончилось плохо, – скептически поморщился Ромка.

– Только для Икара, который не слушал старших. – Флорентиец наставительно поднял палец вверх. – Его отец, Дедал, спокойно долетел до какого-то греческого острова, потом перебрался в Афины и дожил до глубокой старости. Но дело не в этом. Опыты учителя показали, что повторить подвиг афинян, бежавших с Крита, вряд ли удастся. Подъемной силы человеческих рук будет недостаточно. В своих опытах и размышлениях он дошел до мысли о постройке аппарата с жестко закрепленным крылом для улавливания встречного ветра, давление которого на нижнюю плоскость и создает подъемную силу. Сделать подходящий движитель ему не удалось, но макет, с помощью которого можно взлететь, если прыгнуть с достаточной высоты, например с дерева, а ветер подхватит…

– Как орла?

– Да. Учитель называл такой полет планированием.

– И что, ему удалось взлететь?

– Не ему, нескольким ученикам. Правда, обычно эти опыты заканчивались падением. Но у нас тут вода вокруг, если что, она смягчит удар.

– Вы хотите сказать, что мы можем сделать такое крыло и улететь на нем с этой пирамиды? – округлились Ромкины глаза.

Снизу в пол ударило. Камни содрогнулись, загрохотали внизу острые обломки.

– Думаю, это возможно. Если спрыгнуть с этой надстройки, теплый поток воздуха от разогретой солнцем пирамиды может нас подхватить и понести вверх.

– А из чего ж мы сделаем крыло? – растерялся Ромка.

– У нас есть копья, есть достаточно бумазеи[39]39
  Хлопчатобумажная ткань.


[Закрыть], ножи. Жаль, нет доброго каната, но и это поправимо. Только приступать надо сию секунду, дело небыстрое.

– Так чего вы медлите? Начинайте!

Новый удар сотряс пирамиду, длинный зеленый язык появился из люка и исчез, оставив на полу липкий след.

Флорентиец, в глазах которого, казалось, зажгли чадящий факел оптимизма, припал на колено и заработал ножом. Нарезав кусок ткани на длинные полосы, он скатал их в жгут и принялся связывать под наконечники три двухсаженных копья. Разложив их треугольником на полу, стал привязывать четвертое поперек.

– Это что вы делаете? – спросил Ромка, скосив глаза.

– Каркас крыла, потом на него натянется материя.

– На манер паруса?

– Вроде того, только парус будет не морской, а небесный.

– Дон Лоренцо, так дело не пойдет, – запротестовал Ромка. – Расползутся веревочки, и насадимся мы животом на эти пики. Иначе надо.

– Да как же? – Теперь настала очередь флорентийца изумляться.

Молодой человек передал ему копье и сам присел возле конструкции, распутал жгуты.

– А вот смотрите. Вырезаем тут выемку и вот тут, – пояснял Ромка, строгая неподатливое дерево мешикским ножом. – Вкладываем это сюда, а это сюда, а потом уж для крепости и веревочками. Теперь это копье расщепим… – Он взял валявшийся неподалеку медный брусок и, стуча им по обуху ножа, располовинил толстое древко.

– Вот эти концы обтачиваем плоско, вставляем и тут вот обматываем. И еще бы неплохо одно копье… Черт, не снимать же. – Молодой человек выстругал в продольных копьях выемки на одном уровне, вложил еще одно древко, предварительно укоротив до нужных размеров, и прихватил белыми жгутами. – Ну, вот вам и каркас, – сказал он разинувшему от удивления рот флорентийцу, – натягивайте ткань.

Тот, ни слова не говоря, передал вахту у люка молодому капитану и, нарезав еще полосок, стал делать дырки в куске ткани и прикручивать его к палкам.

Снизу опять ударило. Несколько камней из окантовки люка ухнули вниз, разошлись швы еще между несколькими. Еще удар. Язык зашарил по полу, захлестал. Ромка полоснул острым краем наконечника. Достал. Низкий утробный рев из колодца был ему ответом.

– Сеньор Вала, давайте быстрее, еще немного – и мы рухнем прямо к этим тварям вместе с вашим летательным аппаратом.

– Терпение, дон Рамон. Рухнуть вниз с высоты птичьего полета не менее неприятно.

– Пожалуй, – согласился Ромка. – Как на этой штуке летать?

– Это нос. – Флорентиец ткнул пальцем в то место, где сходились три копья. – Это хвост, запускаем по ветру и парим в восходящих потоках.

– А если восходящих потоков не будет, только эти… Как их… Нисходящие?

– Об этом лучше не думать, – потупил глаза итальянец.

Снизу снова бухнуло, еще несколько камней сорвались с места и растворились в сумраке храмовой комнаты.

– А держаться-то на нем как? – спохватился Ромка, опасливо косясь за щербатый край люка.

– На чем?

– Да на аппарате на вашем. Не за палку же цепляться? – Ромка повысил голос, перекрывая доносящееся снизу шипение.

– Ну… Как-то… Это… Не знаю, – растерялся флорентиец и задумчиво почесал затылок под шлемом.

– Хоть пару петель из тряпки к центральному копью привяжите, чтоб можно было руки просунуть.

– Дон Рамон, вы гений! – воскликнул флорентиец и принялся за работу. – Ранее я не встречал человека, способного так быстро соображать.

– Станешь тут соображать, когда за пятки кусают, – пробормотал молодой человек.

Итальянец еще повозился с крылом, что-то подвязывая и подтягивая, и наконец выпрямился, улыбаясь совсем не к месту.

– Извольте, дон Рамон, – он изящно взмахнул рукой, – небесный экипаж готов.

Снизу снова грохнуло, пол под ногами конкистадоров заходил ходуном. В дыре на миг показалась морщинистая бугристая голова. Ромка ударил копьем как дубиной, но не попал. Древко стукнулось о край, завибрировало в ладонях и, вырвавшись, исчезло в отверстии. Рев и новая волна зловония стали благодарностью за этот нежданный подарок.

– Вот с… – пробормотал Ромка по-русски, поплевывая на зудящие ладони, и громко добавил по-испански: – Давайте уже улетать.

– Конечно, дон Рамон, только теперь мне понадобится ваша помощь. Беритесь за этот конец. Нам надо поднять его на крышу.

Они уцепились за громоздкую, но легкую конструкцию и без особых усилий забросили ее на крышу алтарной комнаты.

– Теперь что? – спросил Ромка.

– Залезаем наверх и цепляемся. Вы похудее, давайте вперед, а я потяжелее – буду килем.

Они забрались на крышу и, приподняв аппарат, просунули руки в ременные петли.

– Э… Стойте! – закричал Ромка.

– Что такое? – спросил флорентиец.

Ромка помолчал секунду, набираясь смелости, и выпалил:

– Не хочу вас обидеть, но мне будет спокойней, если вы займете место впереди.

Флорентиец посмотрел на него искоса, осуждающе кривя рот, но ничего не сказал. Снизу бухнуло, большой кусок пола затрещал и осыпался вниз.

– А дальше что?! – спросил Ромка.

– Наверное, надо прыгнуть вверх и вперед, – несмело предложил итальянец. – Вот и ветерок с озера как раз.

– Не надо верх и вперед, надо либо по ветру, либо против. Куда?

– Не знаю. – Итальянец растерянно огляделся. Со всех сторон поблескивали острые наконечники. – Наверное, против.