Текст книги "Моя первая книжонка. (Чего многие из вас никогда не напишут)"

– А кем вы видите себя через пять лет?

Перед моими глазами сформировался четкий образ: переход метро, лохмотья, лицо со следами трехнедельного запоя, язык не может связать нескольких слов, рядом пачка книг. Видя прохожего, я оживляюсь и кричу ему: «Эй! Друг! Купи мои книги!!! Ну прочти их хотя бы!» Ответил я немного другое:

– Не знаю, если работа понравится, то хотелось бы как-нибудь в ней развиваться и продвигаться по карьерной лестнице.

– До старшего грузчика?

– Может, и выше! Там как пойдет. Я трудолюбивый.

Эти двое оценили мое стремление работать и не стали долго мучить. Через парочку вопросов мне сказали, что я прошел собеседование, и далее предложили выбрать один из двух стульев. Хоть я и напрягся поначалу, но оказалось, что так на местном сленге называют открытые вакансии. Ну, они были близки к правде. Прикинув, я выбрал работу на мебельном складе в пригороде. Смену назначили на завтра, быть на месте нужно было к восьми. В завершении беседы мне дали заполнить несколько бумаг и выдали корпоративную форму: синюю футболку и такую же легкую куртку, обе вещи были на несколько размеров больше меня. Что ж, я представил себя настоящим репортером, проникающим в тыл и ведущим журналистское расследование. Ну-у… почти…

Глава 10

– Я считаю, что Эдгар Алан По оказал неоценимое влияние на современную культуру. Несмотря на то, что сегодня его творчество непопулярно и даже мало известно широкому кругу лиц, важно отметить, что без него все было бы иначе. Взять то же «Убийство на улице Морг». Во многом стилистическое направление, заданное в этом рассказе, привело к появлению…

Без десяти минут восемь, утро, пригород, промзона. Его зовут Степан, он грузчик.

– Фактически, получилось так, что без писательских работ Эдгара Алана По не был бы возможен целый жанр современных детективов. Если бы обезьяна не убила тех женщин, Макконахи не получил бы пулю в конце сезона, Пит – привет от жены в коробке, а Пачино смог бы хорошенько выспаться на Севере.

– Слушай, все это, конечно, круто, но… – хотел было встрять я. Степан меня опередил.

– Что я такой вот тут забыл?

– Ну, да.

– А ты что думал, грузчики все – беглые зеки? Нет, брат, у нас тут не хуже, чем у Довлатова на котельной, – убедительно сказал он. – Но зеки тоже есть, не обольщайся.

– И что, тебе здесь нравится?

– А кому я нужен со знанием проблематик Эдгара По? Лекции читать не дадут, опыта нет. Гуманитарием много не заработаешь.

– А книгу написать?

– Долбанулся совсем? – со смешком спросил Степа. – Это же пустая трата времени. Пишешь год, потом ее либо даже не выпускают, либо не читают. Полки книжные завалены макулатурой, много ты из нее прочитал? Я лучше буду коробки таскать и свою копейку иметь.

– А знания?

– А хер с ними. Так, для души. Я же для себя образовываюсь, вот и достаточно мне.

Я вздохнул с облегчением, но внешне не подал вида. Забавно, правда? Не люблю людей, разбирающихся в литературе лучше меня, а таких много. И каждый из них потенциально может схватиться за перо и выдать что-то такое, на что я не буду способен никогда. Это волнует и вгоняет в тоску, особенно если вспомнить о том, что я пока написал всего одну главу, да и ту смешали с грязью.

Мы стояли на отшибе цивилизации под небольшим козырьком, закрывавшим нас от мороси. Мое лицо периодически заволакивал табачный дым, особенно густой в ненастную погоду. Степа добил последним залпом остатки кефира и вытер синим комбезом бугристое лицо без волос.

– Ты лучше, как ларек откроется, сходи и купи себе простых сижек.

– Почему?

– Неудобно будет скручивать постоянно грязными руками, особенно когда устанешь. Совета послушай, не первый год плаваем.

– Ладно, во сколько откроется магаз?

– Через часик-два. Сходим потом.

Какое-то время спустя наш бойзбэнд превратился в целый оркестр, собравший настоящих виртуозов своего дела. Со мной и Степаном вы более-менее уже знакомы, но и остальные достойны не меньшего внимания. Конечно, я не Достоевский и не собираюсь посвящать каждому по целой главе, однако пара предложений у меня найдется.

Витек ака Хитрожопец. Дольше всех работает на складе и знает все пути, как этого не делать. Начальник считает его правой рукой, чем Витек активно пользуется. Моложе сорока, но с глубокими ямками на лице. Любит чесать трехпалой рукой сероватый ежик на голове и смотреть на всех добрыми глазами.

Иван Федорович ака Папашка. Золотой пример социальной ячейки. Бывший военный, после службы все время работающий в разных местах. Есть дочь и жена, которую он видит чаще своего члена, ведь для этого не нужно зеркало. Знает много баек, половину из них придумал сам. Однако пиком карьеры «Петросяна» стало обращение к Витьку, которое он честно повторял при каждой встрече с оным (а коль Витек постоянно бегал по поручениям и возвращался назад, то и встречи происходили эти ой как часто). Знаете, что это за обращение? «Витек, нас ебут – а ты утек». О-о-о, вы еще запомните эту реплику. Она будет преследовать вас всю жизнь, как и меня. Эта фраза стала настоящим продолжением личности Папашки.

Петя ака «У мамы молодец». Он мой ровесник, на чем наши сходства заканчиваются. Петя вырос на молоке: со своим средним ростом я едва доставал ему до сосков, а его обувь мог бы легко надеть как калошу. Не пил, не курил, матом не ругался, занимался спортом. Настоящий выскочка. Сперва он мне не нравился, однако потом по манере речи я понял, что грамотность обошла бедолагу стороной. Получался такой вот русский богатырь из сказок. Я любил сказки и любил быть лучшим хоть в чем-то, особенно в эрудиции и грамотности, поэтому к Пете тоже проникся.

Серега ака «Ты еще не помер?». Жрет пачками обезболивающее и прихрамывает на одну ногу, прям как Доктор Хаус. Правда, от последнего отличается татуировками на пальцах: перстнем с изображением доллара (или змеи в форме S, я так и не понял) с тремя полосами и вторым перстнем с крестом в виде буквы «Х». Обладатель хриплого голоса.

Вот так стояли мы вшестером и говорили черт знает о чем. В памяти такие вещи не остаются (а должны бы, у писателя-то), но эй! Я ведь могу все выдумать! И даже если это и сделаю, то все равно окажусь недалеко от истины. Наш разговор был примерно таким:

– Когда уже Михаил Вадимыч придет?

– Скоро должен.

– Че, Витек, бухал вчера?

– Витек, нас ебут, а ты утек.

– Обижаешь, как не бухать-то? – сказал Витек и закурил. В воздухе запахло мерзкими дешевыми сижками.

– Че сегодня будет?

– Бумагу точно должны привезти. Обивку отправлять будем. А там посмотрим, че.

– А ты, – обратился ко мне Серега, – чьих будешь?

– От Global.

– Global-хуебал, – Серега смачно плюнул на землю. – Не работай на этих уродов ебучих, обманывают честный люд и гроши платят вкривь и вкось.

– То есть?

– А то и есть, что, пока четырнадцать смен не отпашешь как конь, – ноль тебе, а не зарплата. Да еще и на карту платят, маразм какой-то. Я вон карточку в банке уже второй месяц получить не могу. Приходится за зарплатой в их офис мотаться. Лучше бы на руки выдавал или че, я конченый какой?

– Ты скажи мне, друг, – вступил в разговор Иван Федорович, – а что ты в грузчики пошел? Работы в городе совсем нет?

– Да я, скорее, так, ради интереса, – сказал я.

– Интересно будет очень, прям оборжаться от интереса, – продолжил Серега. – Вон, Витьку так интересно было, что два пальца оставил. Охуеть можно. С таким интересом и подохнуть недолго.

– А почему работу не сменить?

– Ха, смешно, пацан, шутишь. Пошел я такой и на нормальную работу устроился с тремя ходками. Ну, конечно. Скатертью дорожка. Ходоки никому не нужны. Попал на зону – и все. Край, блять. Сама зона так та еще параша, но после – шиндец, – на протяжении всей речи его лицо показывало крайнее недовольство. Пару раз он схаркнул на землю. – Исправительное учреждение, черт бы его драл. Не исправляет, а калечит. Бей татухи или нет – клеймо на лоб уже ебнули. Вот и остается либо говном всяким побираться, либо снова на уголовку. А мне с моим здоровьем только этого-то и не хватает, чтобы копыта откинуть.

– Ладно с ними, с копытами, вон, босс приехал. Работать пора.

У дверей ангара с надписью «А2» на воротах остановился серебристый дешевый седан (ну, нет. На дешевых тачках такие типы не катаются. Бюджетный, бюджетный седан), и из него вышел Михаил Вадимыч – белая рубашка, черная куртка, портфель и часы типа как вроде бы золотые. «Здорово, бойцы». – «Добрый день, Михаил Вадимыч». Прораб снял с дверей склада амбарный замок, и мы вошли как раз в тот момент, когда морось надоела окончательно.

Ангар оказался душным и теплым, сказывалось полное отсутствие окон. В правом углу поселилась старая печка. Здесь же располагались небольшие шкафчики, куда мы сложили вещи, маленький холодильник со стоящим на нем телевизором и чайником, раковина, вмещавший человек двенадцать большой обеденный стол с деревянными лавками и парочка стульев. В левом углу была небольшая каморка с окошком, через него я увидел стол и старый коричневый диван с зеленым покрывалом в рюшечках. Оттуда уже лил свет и доносились мелодии шансона, их честно проигрывал маленький магнитофон.

От центрального входа до противоположного конца ангара со вторыми воротами тянулся длинный пустой проход, по которому легко проехала бы машина. Всю оставшуюся площадь по обе стороны тракта занимали джунгли из мебельных комплектующих. В основном здесь были матрасы. Они лежали огромными штабелям, некоторые из которых достигали до нескольких метров в высоту. Также я заметил толстые рулоны обивки, поролон, доски и какой-то другой хлам. Наверняка где-нибудь в норках прятались гвозди и пружины.

Мы все неспешно сложили свои вещи в шкафчик и скоро получили первое задание – пойти к корпусу Е8 и загрузить в подъехавшую фуру тридцать матрасов. Я подумал, что это плевое дело, ведь матрасы не тяжелые. Витька отправили за документами, а мы двинулись в путь. Чтобы не делать большой крюк по всей промзоне, Степа предложил срезать между складов. В итоге большую часть пути шли по трубам и по земле, которая от мороси превратилась в потоки грязи, вгоняющие в грусть мои найки.

Е8 встретил нас распахнутыми воротами и каким-то чуваком, похожим на азиата, с довольной-довольной рожей.

– Опа, Егорушка. Здравствуй, дорогой. Принес дядям подарочек?

– А дяди хорошие были в этом году?

– Дяди после подарочка хорошие будут, – сказал Папашка, ехидно дергая губами.

Представьте, что будет, если вырвать эти реплики из контекста…

Из внутреннего кармана расстегнутой черной куртки со следами пыли Егорушка извлек бутылку водки. Ее ярко-красная этикетка с птичкой и ягодами не внушала никакого доверия. Из другого кармана он достал стопку одноразовых стаканчиков и начал раздавать их по кругу. Петя замахал головой и сказал, что не пьет. Егорушка ничего не ответил, а только молча вынул из его рук стаканчик и передал мне. Пить никак не хотелось, но возражать не стал. В конце концов, надо было вливаться в коллектив. Бдынц. Степан тоже отказался, но обещал присоединиться на втором или третьем. Все остальные получили стаканчики, и уже через мгновенье в них оказалось грамм по тридцать. Мы посмотрели друг на друга и выпили не чокаясь. Отвратительная дрянь прожгла все мои внутренности, оставив после себя вкус протухшего спирта. Закусить было нечем, поэтому лучшее, что я смог сделать, так это занюхать своей курткой, а после быстро скрутить сигарету и закурить.

– Че, по наркоте ходишь?

– Не, это обычный табак, – на автопилоте сказал я.

– Тогда что ты сигареты нормальные не купишь?

– Привычка.

Я медленно выдыхал дым и наслаждался легкой прохладой и мелкими каплями дождя, падающими на голову. «Может, продолжить свой эксперимент на несколько дней? – думал я. – Вполне себе неплохая работа. Пока мы не сделали ровным счетом ничего, только пьем. Нормуль». Через некоторое время приехала фура. Мы открыли ворота близстоящего склада, и… я попал в ад.

Мы ходили по тонким деревянным настилам второго яруса, которые кто-то по недоразумению назвал полом. Каждый из нас таскал длинные матрасы, их было невозможно нормально обхватить руками, покрывшимися толстым слоем пыли уже в первые пять минут. Добавляли масла в огонь те самые тридцать грамм. На пустой желудок мне успело слегка накатить, что на высоте трех метров могло закончиться крайне паршиво. Но ничего, все-таки я считал переноску тяжестей своим пассивным гендерным скиллом1717
  Скилл (от англ. skill – навык) – да, московская молодежь и правда не любит русский язык. Это все игры и фильмы виноваты! Именно они! Ух, негодники!


[Закрыть], а значит, должен был справиться с этой работой и не превратиться в труп. Кстати, самый трезвый Петя продавил доску и долбанулся коленом уже в первые десять минут работы. Серега помог ему подняться, и они продолжили. Со второго яруса мы спускали матрасы в руки Егора и Степы, а они заполняли фуру. Не знаю, сколько матрасов перетаскал, но через полчаса пришел Витя и мы сделали перерыв.

– Витек! Нас ебут, а ты утек. Помог бы хоть!

– Помогу-помогу. Сейчас с документами только закончу.

– А у нас есть.

У мерзавца заискрились глаза.

– Ну, вы это, оставьте.

– А вот ты приходи быстрей, и оставим.

Витек засуетился и быстро куда-то ушел. Спустя еще пятак ходок в прицепе собралось достаточно матрасов. Мы договорились встретиться с водителем у В3, а сами выпили еще по стопарику и неспешно побрели по территории, где уже кипела местная жизнь, напоминающая чем-то колонию-поселение и типичный мегаполис, впрочем, оба понятия были недалеко друг от друга: и там, и там люди носились по дорогам от работы до дома, забывая заглянуть в бар под названием «жизнь». Чувствуете? Пафосно как-то получилось для двадцатипятилетнего типа. Забудем об этом. Склад был в каком-то роде квинтэссенцией такого существования. Настоящей гриндилкой1818
  Гриндилка (от англ. grinding – пережевывание??? о_О) – игровой термин. Прокачка путем монотонной зацикленной работы, например, убийством одной и той же группы монстров.


[Закрыть]. Здесь не было цветастых рекламных щитов, карьерного роста, иллюзорных и пустых целей в виде покупки машины или отпуска. А был только чистый смысл, вывод, к которому в конечном итоге сводилась жизнь любого человека, – грузи и разгружай, вот и все, чем ты занимаешься. Пока мы шли до следующей точки, я старался понять – я тут проездом или такая же часть этой скучной цепочки из рождения, рутины и смерти. От этих мыслей становилось не по себе. Мне нужно было написать книгу, чтобы сломать свой порочный круг, вырваться из этой гнили и стать кем-то более стоящим, чем рядовой потребитель. Наверно. Но пока, по крайней мере в данный момент, я мог только грузить и продолжать напиваться. Что тоже было неплохо в краткосрочной перспективе.

– Ну как, справляешься? – размышления прервал Степа, идущий рядом.

– Да, вполне.

– Ну здорово, ты вообще откуда сам?

– Из Москвы.

– О, классно. Учишься где-то?

– Да, на журналиста.

– Круто. Значит, почти коллеги. Я сам филолог.

– Заметно было. А почему не по профессии? Понимаю, что много не заработаешь, но и здесь же не сахар.

– Понял, что не мое это. Все эти офисы, планерки, стратегии. Вся эта цикличная муть, – парень говорил все, о чем я думал минутой ранее. Я стал мыслить вслух? – В итоге все то же, что и там. Разницы никакой, только без надуманности. Как есть, так и живу. Много не требуют, платят ровно.

Помню, как подумал в тот момент, что необходимо сделать что угодно, но не превратиться в этого парня. Я не хотел жить без разницы, я хотел жить иначе. Хотел славы, всемирного призвания и целый список того, за что религия пророчила вечные муки. Но они меня не волновали, в отличие от вида из окна на Эмпайр-стейт-билдинг. Мог ли я когда-нибудь там оказаться? Все зависело от выбранного мной пути. Конечно, понимал, что литература не гарантирует успех. Я с легкой руки мог оказаться образцовой бездарностью и выскочкой с массой амбиций и отсутствием таланта. Но точно так же понимал, что если не пробовать, то я бы остался в исходной точке – образцовом нуле – и закончил бы обычным горожанином: пять на два, надоедливая жена, тупой сын, праздники в кругу семьи и прочая чушь. Затяжной суицид.

Следующий склад встретил нас фурой, прорабом и Витьком.

– Витек, нас ебут, а ты утек. Когда к нам присоединишься?

– Ща-ща, документы отнесу и прибегу, – Витек открыл ключом склад и ушел. Прораб остался руководить процессом.

Теперь нам предстояло таскать обивку, что оказалось так же увлекательно и волнительно, как и матрасы. Обивка хранилась рулонами двух видов: короткие по два метра и длинные по три. Первые с матом попадали на твою спину, но все же неслись. Для вторых необходим напарник. В этот раз обошлось без хлипких досок, зато была маленькая гаражная створка ворот, в которую «да все нормально пройдет, главное, аккуратней». Она была невысокой, приходилось немного приседать и поднимать ногу. Однако волновало это вроде бы только меня. Новичок Петя носил без остановки эти рулоны и, похоже, вполне был доволен своим положением. Я же начинал уставать и, к тому же, изрядно поддал. Вот что пустой желудок делает. Это он виноват. Но мы таскали и таскали. Я прикинул, что в коротких было килограмм двадцать или тридцать, тогда как большие тянули на все сорок. Те, что стояли вертикально, – это еще неплохой расклад. Хуже всего с лежащими рулонами. Поднятие с пола такой дуры я воспринимал почти так же, как воскрешение Иисуса. После пятого рулона романтика работы грузчика и алкоголь вытекли с потом наружу. Руки снова покрылись слоем серой пыли и болели, начинала ныть спина, желудок просил еды.

После нам сообщили, что фура с бумагой задерживается и мы можем пообедать. Жить резко стало лучше. Зайдя в А2, все отправились мыть руки. На кране был всего один вентиль, он позволял получить в пользование небольшую струю воды. Оттирать руки пришлось сморщившимся куском коричневого хозяйственного мыла, я был рад и этому. Помогало плохо, однако спустя несколько минут мне все же удалось привести руки в подобие нормы. В отличие от куртки – она покрылась какими-то пятнами и вряд ли бы поддалась чистке. После я и Степа отправились в магазин за едой. В дверях разминулись с Витьком. За своей спиной я услышал: «Витек, нас ебут, а ты утек».

Магазин стоял за углом и был очередным складом, где на скорую руку соорудили некое подобие прилавка. Мы взяли каждому по бомж-пакету1919
  Бомж-пакет – лапша (или пюре) быстрого приготовления.


[Закрыть] и два батона мягчайшего хлеба, отдав за это меньше ста рублей. Кроме этого, я купил себе сигарет. Хороших не было, но крутить самокрутки с грязными ладонями тоже не мог. Уставшие руки дернули пачку так, что она чуть не улетела в потолок. Но я все же ее удержал. Надо было получше рассчитывать силу. Степа посоветовал открыть с обратной стороны, чтобы, когда руками доставал сигарету, хватался грязными пальцами за ту часть, которую потом скурю, а не за фильтр. «Ага», – бросил я в ответ. Глупая идея. Не собирался так делать.

Глядя на мои руки, Степа спросил: «А что это у тебя?»

На мизинце остались кровавые следы, видать, поцарапал его во время работы.

– Не знаю. Зацепился где-то. Пустяки.

– Тут с такими вещами не шутят. Видал, как грязно кругом? Обработать надо рану, иначе хана. Руку на раз потеряешь.

За несколько мгновений мне было необходимо принять решение: стебется он или говорит правду и моему пальцу угрожают неприятности? Не нравились оба варианта, но за палец переживал больше. Успел привыкнуть к этому мелкому поганцу.

– Ладно, обработаю перекисью. Здесь есть где-нибудь?

– У медиков, только они день через день работают, и сегодня выходной.

– А аптеки?

– Тоже рядом нет.

– Ну, значит, все равно. Обрабатывать негде, – хоть я и произносил это достаточно уверенно, но мне было немного страшновато.

– Я тебе говорю: зараза попадет, и руки не будет. У проходной туалет есть, сходи туда и поссы на рану. Хорошая дезинфекция.

К такому меня жизнь не готовила. Я растерялся. Перспектива прославиться «парнем, ссущим на свои руки» никак не радовала. Так ли был нужен этот палец?

– Ты серьезно?

– Серьезней некуда. Не поссышь на руку – считай, хана. Давай иди, я пока поесть ребятам отнесу.

– Ну ладно, – машинально сказал я и тут же пожалел об этом. Но уже было поздно, поэтому пошел.

Туалет оказался лучше, чем я думал, – вместо ужасного смрада мой нос загорелся от запаха хлора. Подойдя к одному из писсуаров, нехотя посмотрел вокруг. Никого не было. На всякий случай сел на корточки и заглянул под дверцы кабинок – все пусто. Но мне все же было неуютно, поэтому решил схитрить и сделать все максимально естественно. Справляя нужду в писсуар, как бы нечаянно облил свою руку в том месте, где была ранка. Когда все было сделано – успокоился.

Я быстро сполоснул руки и вышел на улицу. Страх сменился каким-то небольшим чувством внутренней гордости. Чувствовал себя Рембо, на настоящей суровой мужской работе по-настоящему сурово и по-мужски решающим вопросы жизни и смерти. Завершить картину нужно было сигаретой. Разорвал пачку со стороны фильтров, стукнул по дну так, что одна из сигарет высунулась наружу, после взял ее ртом, закурил и вальяжно побрел обратно в ангар, подгоняемый лишь пустым желудком.