Текст книги "Польша и Россия в первой трети XIX века"

Профессиональная структура жителей польских городов накануне образования Королевства Польского зафиксирована в весьма подробных сведениях переписи населения Княжества Варшавского 1810 г. (см. таблицу № 20). В существенных чертах эта структура не претерпела изменений и в Королевстве Польском 1815-1830 гг. В данных о профессиональном составе населения переписи 1810 г. нет разделения на городских и сельских жителей, но по характеру их профессиональной деятельности можно с достаточной степенью достоверности полагать, что люди, не связанные непосредственно с аграрным производством, составляли население городов.

Таблица № 20.

Профессиональная структура городского населения Княжества Варшавского по переписи 1810 г.⁵³

Тенденции развития польского города прежних времен, прежде всего как центра ремесла и торговли, были после разделов шляхетской Речи Посполитой преемственно продолжены в Княжестве Варшавском и в дальнейшем – в Королевстве Польском. По переписи 1810 г., абсолютное большинство городского населения было занято в ремесленном производстве, промыслами, а также в торговле. Причем в последней решительно преобладали содержатели шинков (заведений по продаже алкоголя) и других подакцизных заведений, а также трактирщики. Это указывало на особое значение питейных доходов в экономике городов и питейных сборов в доходах казны.

В целом структура ремесленного производства польских городов Королевства Польского сохранила те же качественные черты, что и во времена Княжества. Данные о ремесленных специальностях по переписи 1810 г. приведены в Приложении (таблица VII). Всего перепись зафиксировала 46 ремесленных специальностей, а также 3% ремесленников, специальность которых не была обозначена. Поэтому приведенные данные полностью отражали специализацию польского ремесла того времени. Наибольшее число ремесленников было занято выделкой кож и изготовлением кожевенных изделий (22,8%). Далее следовали переработка сельскохозяйственной продукции и пищевое производство (17,9%). На третьем месте по числу занятых ремесленников было производство одежды (12,7%). За ними по убывающей шли обработка металла (12,4%), текстильное производство (10,9%), строительство (8,4%), галантерейное (1,3%) и типографское (0,3) производства. Значительный вес в структуре ремесла принадлежал отдельным специальностям, таким как гончары, столяры, бондари, колесные мастера. В целом структура ремесла не отличалась высоким уровнем специализации и соответствовала потребностям, главным образом, населения самих городов и прилегающей сельской округи. Продукция ремесла была ориентирована как на потребности широких социальных слоев, так и на запросы общественных верхов.

Развитие ремесла в технологическом и социальном плане подготовило условия для развития мануфактурного производства. В первую очередь они созревали в текстильной промышленности. В частности, уже перепись 1810 г. выделяет суконщиков (работников суконного производства) и сукноделов – содержателей суконных мануфактур, которыми владели 79 глав семей. Крупное производство развивалось и в области изготовления хлопчатобумажных тканей. Оно было основано на импортном сырье и применении станочного оборудования, что обусловливало относительно крупные размеры текстильных предприятий. При этом в производстве обычных хлопчатобумажных тканей преобладала централизованная мануфактура, а в изготовлении изысканных тонких тканей – рассеянная, где в большей степени применялся надомный женский и детский труд. Это находит подтверждение и в статистике, согласно которой ремесленников, занятых в производстве тонких тканей, было примерно на 1/5 часть больше, чем обычных ткачей. Производство хлопчатобумажных тканей как по объему, так и по уровню концентрации производства развивалось высокими темпами, существенно опережая традиционное сельское домашнее производство холста.

Четвертое место по числу ремесленников занимала обработка металлов. Подавляющее большинство среди работавших в этой области составляли кузнецы (городские и сельские). Однако рядом с ними были и мастера высокой квалификации. Общий относительно высокий уровень металлообработки требовал собственного производства металлического сырья, что стимулировало создание в стране железоделательного производства и соответствующих мануфактур. Правда, продукция таких предприятий (железо в чушках) либо потреблялась в кузнечном производстве, либо экспортировалась для дальнейшей переработки. Потребляемый же польскими ремесленниками высокой квалификации черный и цветной металл, в прокате, листах или проволоке, ввозился из-за границы. В связи с развитием в городах строительства там основывались мануфактуры по обработке древесины и производству пиломатериалов, а также кирпича.

Развитие мануфактурного производства в Королевстве Польском в 1815-1830 гг. было обусловлено, с одной стороны, достигнутым уровнем ремесленного производства и потребностями рынка, а с другой – покровительственной политикой властей [5]5
  Подробнее о развитии мануфактурного производства см. гл. 3.


[Закрыть]. При этом последние руководствовались двумя главными целями: во-первых, способствовать переработке отечественного сырья и тем самым поддержать шляхетские фольварки, стимулируя спрос на их продукцию (что было весьма существенно в условиях аграрного кризиса в Европе), и, во-вторых, содействовать увеличению польского экспорта, что, по расчетам правительства, должно было позитивно сказаться на притоке денег в страну и на поступлении налогов в казну

В Королевстве Польском государству принадлежала ведущая роль в развитии горно-металлургической промышленности. Правительство направляло усилия на закладку новых шахт и плавильных печей, на развитие цветной металлургии, в первую очередь, на производство меди и цинка, заботилось о внедрении передовых технологий металлообработки. Так, в 1816 г. было пущено первое в Польше прокатное производство⁵⁴. Видная роль в развитии горного дела и металлургии Королевства Польского принадлежала С. Сташицу и Ф. К. Друцкому-Любецкому. Становление металлургии Королевства во многом опиралось на опыт России и других соседних стран, особенно на примеры аналогичного производства в Силезии и Саксонии. Однако в отличие от этих стран, где главным стимулом развития металлургии были потребности военного ведомства, в Королевстве Польском тяжелая промышленность не имела военных заказов, поскольку этого опасались царские власти, и поэтому ориентировалась не столько на казенные военные поставки, сколько на потребности внутреннего и внешнего рынка.

Другим исключительно важным по значению направлением развития мануфактурной промышленности стало текстильное производство (изготовление льняного полотна, хлопчатобумажных тканей и сукна). В этой области действовали частные предприятия. Покровительственная политика государства находила выражение в косвенных мерах налогового и тарифного законодательства. Наиболее бурно текстильное производство в 1815-1830 гг. развивалось на территории Мазовецкого и Калишского воеводств, в Лодзинском промышленном районе. Возник он в сельской местности, где развитию мануфактурного производства не препятствовало консервативное законодательство о городах, привилегии частных владельцев и городских ремесленных и торговых корпораций. В Лодзинском районе получили развитие все отрасли текстильного производства, однако в 1815-1830 гг. первенство принадлежало сукноделию. Сукно производилось для внутреннего рынка, для потребностей армии и на экспорт. Главным центром сукноделия был город Згеж. В 1823 г. на тамошних суконных мануфактурах работали более двухсот мастеров, а красильное производство считалось лучшим в королевстве. За пять лет, с 1823 по 1827 г., число работников, занятых в текстильном производстве, возросло в Мазовецком воеводстве в 3,5 раза, а в Калишском – в 4 раза⁵⁵.

Вторым по значению после ремесла занятием городского населения была торговля[6]6
  Подробнее см. гл. 3.


[Закрыть]. Перепись 1810 г. зафиксировала 11 видов торговой деятельности, их соотношение представлено в таблице № 21.

При этом выделено только три специализированных вида торговой деятельности (финансирование торговли, книготорговля и продажа галантереи). По числу занятых (60%) и по оборотам решительно преобладала розничная и мелкая торговля. Оптовая торговля обслуживала преимущественно помещичьи фольварки и мануфактурный сектор экономики и сосредоточивалась на перепродаже сельскохозяйственной продукции и сельскохозяйственного сырья. Финансовая сфера была связана преимущественно с торговлей и главным образом, с одной стороны, зависела от потребностей торгового капитала, а с другой – концентрировалась на ростовщичестве, что и обусловило исключительное преобладание вексельных и ростовщических операций. Иных сфер финансовой деятельности перепись 1810 г. не зафиксировала. Учетный курс по дисконтным операциям в период, предшествовавший образованию в 1828 г. Польского банка, колебался от 10 до 24%⁵⁷. Это дополнительно свидетельствовало о низком экономическом потенциале польского города, о слабости его внутренних ресурсов. Экономическая и социальная структура города соответствовала уровню развития простого товарного производства. Город обладал крайне ограниченными людскими и материальными возможностями для расширенного воспроизводства и капиталистического накопления. Таким образом, основные тенденции развития города как социального института в первой трети XIX в. находились в том же русле, что и во второй половине XVIII в.

Невысокий экономический потенциал польского города и замедленность его социального развития стали важными причинами преобладания консервативных тенденций в сословном строе города и сословном статусе отдельных групп городского населения. Важнейшей сословной привилегией горожан, установленной издревле и сохраненной неизменно в Королевстве Польском 1815-1830 гг., было исключительное право торговой, ремесленной и промысловой деятельности. Право это поддерживалось податной системой и было связано с обложением горожан консумпционным сбором (на производство пряжи и убой скота)⁵⁸.

Провозглашая сохранение за городами всех прежних прав и привилегий, законодательство Королевства Польского устанавливало целый ряд запретов для крестьян и еврейских общин на торговую и ремесленную деятельность в городах. Важнейшим элементом сословной организации горожан была цеховая система, получившая в 1816 г. новое законодательное оформление в декрете наместника «Об управлении ремеслами, искусствами и профессиями». В нем звучали свойственные «духу времени» декларации о свободе предпринимательства, о недопустимости монополий и т. и. Однако утвержденная декретом система, по сути, продолжала прежние традиции, когда торговля и ремесло в городах регулировались цехами во главе с пожизненно избранными мастерами. Цехи охраняли свои привилегии, не допуская на городские торги сельских ремесленников и торговцев, препятствовали основанию новых ремесленных и мануфактурных предприятий, в частности, запрещая своим членам (подмастерьям и ученикам) работать на предприятиях, не получивших от ремесленного цеха разрешения на деятельность в городе. Как и прежде, цехи оставались замкнутыми корпорациями во главе с обособленной цеховой верхушкой – мастерами, допуск в которую подмастерьев был в высшей степени затруднен⁵⁹.

Таблица № 21.

Число людей, занятых в торговле (по переписи 1810 г.)⁵⁶

Охраняя сословные привилегии горожан в области ремесла и торговли, власти вместе с тем проводили курс на консервацию сословного неполноправия городского населения. Так, было сохранено установившееся еще во времена шляхетской Речи Посполитой деление на королевские и владельческие города, принадлежавшие крупным землевладельцам-магнатам. С 3 февраля 1816 г. королевские (народные, вольные) города именовались казенными, владельческие города – частными. Таким образом, примерно половина городов, находившихся на территории шляхетских владений, по-прежнему оставались под властью своих шляхетских сеньоров как собственников городской территории, по отношению к которым горожане выступали в качестве держателей городской недвижимости и платили чинш. Более того, шляхетские привилегии в отношении владельческих (частных) городов были даже расширены, когда право основания новых городов оказалось предоставлено исключительно дворянам⁶⁰.

Охраняя сословные привилегии горожан, шляхетское государство Королевство Польское целиком подчинило себе города в административном и полицейском отношении. Устанавливался особый статус воеводских городов, которые подчинялись воеводским комиссиям. Постановлением наместника от 27 февраля 1817 г. к воеводским городам были приравнены ряд крупных городских и промышленных центров: Лодзь, Влоцлавек, Лович, Згеж и др.⁶¹.

Система управления городами Королевства вводилась постепенно и прошла в своем формировании ряд этапов. Новый порядок был определен Органическим статутом 27 ноября 1815 г., согласно которому Королевство Польское разделялось на 51 городской тминный округ. Из них 8 округов образовывались в Варшаве, 2 – в Калише, по одному – в Сандомире, Пётркове, Люблине, Радоме и Плоцке. Остальные 36 округов объединяли прочие города страны. Только 15 апреля 1818 г. указом наместника были ликвидированы муниципальные и городские советы, учрежденные в 1807 г.

Право участвовать в тминных собраниях получили лица, не имевшие дворянства: 1) обыватели – собственники городской недвижимости, платившие соответствующие налоги; 2) фабриканты, ремесленники, купцы, имевшие собственных товаров не менее чем на 10 тыс. польских злотых (1,5 тыс. руб.); 3) священники и викарии; 4) профессора, учителя и все занятые в народном просвещении; 5) художники и другие лица, получившие общественное признание в области науки, искусства и за содействие торговле и промышленности⁶². Недворянский характер городских гмин только подчеркивал их сословный характер.

Примером городской гмины может служить гмина Сандомира – воеводского центра и относительно крупного города Королевства Польского ⁶³. Еще во времена Княжества Варшавского Сандомир имел большое значение во время войны 1809 г., так как обладал немалыми мобилизационными людскими и материальными ресурсами. В 1810 г. в городе было 217 домов и 1421 житель; в 1815 г. – 1 074 жителя, в том числе 314 евреев и 760 христиан; в 1822 г. (вместе с 12 предместьями) – уже 390 домов и 3 086 жителей. В 1817 г. в городе работали 72 ремесленника (в том числе 20 портных, 12 каменщиков, 8 пекарей и 5 ткачей). По темпам роста Сандомир существенно превосходил средний уровень, достигнутый городами Королевства Польского (см. таблицу № 18). Однако подавляющее большинство горожан были заняты сельским хозяйством. Об этом свидетельствует и состав сандомирской гмины (см. таблицу № 22)⁶⁴.

Таблица № 22.

Избиратели по городской гмине Сандомира 1811-1828 гг.

За все время существования Королевства Польского наибольшее число избирателей в городской гмине Сандомира составляло 176 чел. в 1819 г., то есть правом голоса обладали только 5,7% городских жителей. Хотя Сандомир принадлежал к крупным польским городам и был главным городом воеводства, подавляющее большинство среди избирателей, а к их числу относились только состоятельные горожане, составляли земледельцы-рольники.

Главным условием для включения жителя города в гмину, а следовательно, и его принадлежности к городскому сословию, и внесения его в список избирателей было обладание недвижимостью в городе, что подтверждал претендент квитанцией об уплате налогов. Для защиты сословных прав горожан декретом наместника от 18 марта и постановлением

Сената от 3 октября 1821 г. было установлено, что собственность на дом в деревне избирательного права не давала⁶⁵.

Перед созывом тминного собрания президент города вызывал всех избирателей в магистрат для установления их избирательного права и проверки списка (реестра) избирателей. В новых списках вычеркивали умерших и уехавших из города, утративших собственность или поступивших на службу к частным лицам, а также совершивших преступление, что лишало их избирательного права. В то же время включали в список избирателей вновь прибывших собственников домов, купцов, ремесленников, преподавателей и священников.

Все решения исполнительной власти, в том числе и в отношении городов, исходили из правительства и проводились в жизнь комиссиями воеводств и назначенными ими городскими властями ⁶⁶. Правительственная администрация в городах не намеревалась принимать на себя функции по поддержанию городского хозяйства, поэтому хозяйственно-распорядительное управление в городах возлагалось, согласно статье 84 Органического статута 1818 г. и декрету наместника от 30 мая 1818 г., на муниципальные управления, состоявшие из советников (радных – ратманов), ведавших отдельными отраслями городского хозяйства, и лавников, назначавшихся по представлению воеводских комиссий из числа местных обывателей. Никаких властных полномочий муниципальные управления не имели. Единственной возможностью для них повлиять на назначавшихся правительством и воеводскими комиссиями президентов городов были обращения радных и лавников в комиссию воеводства или, в случае Варшавы, непосредственно к министру или в Правительственную комиссию внутренних дел. Такие обращения они были обязаны направить, если признавали решение президента вредным для города⁶⁷.

Таким образом, с созданием Королевства Польского положение польских городов и сословный статус городского населения, по сравнению с городами шляхетской Речи Посполитой, претерпели два принципиальных изменения. Во-первых, если раньше города находились под контролем шляхетских сеймиков и комиссий «доброго порядка», а владельческие города – под властью своих господ-магнатов и назначенных ими «официалистов», то теперь они оказались целиком во власти правительства и его административных и полицейских органов. Во-вторых, если в XVIII в. города не имели единой сословной организации и обладали в сословном отношении сугубо индивидуальными привилегиями (правда, для всех городов в основе этих привилегий был заложен зафиксированный в них принцип преимущественного права горожан на занятие ремеслом и торговлей), то теперь с учреждением тминной системы было завершено начатое Декларацией соединенных городов и Конституцией 3 мая 1791 г. и продолженное во времена Княжества Варшавского оформление горожан в единое сословие с правом сословного представительства в сейме и в учреждениях местного управления, а также участия в решении местных хозяйственных вопросов.

В целом правительственная политика в отношении городов Королевства Польского отличалась двойственностью. Консервируя сословную замкнутость польского города, сословные привилегии горожан, правительство вместе с тем, руководствуясь интересами дворянского предпринимательства и стремясь к пополнению доходов казны, покровительствовало развитию ремесла, мануфактурного производства, торговли, что способствовало развитию производительных сил города, росту экономического и общественного значения торгово-промышленных слоев городского населения, росту капиталистических элементов народного хозяйства.

Особое положение в социальной и сословной структуре польского города занимало еврейское население. По переписи 1808 г. евреи составляли четверть (25,6%) жителей городов Княжества Варшавского⁶⁸. В Плоцке и Ломже в числе горожан их было примерно половина. Немало было таких местечек, где еврейское население составляло большинство. Ко времени учреждения Королевства Польского эта пропорция осталась практически без изменения как в целом по стране, так и в отдельных городах.

Еще во времена шляхетской Речи Посполитой еврейские общины представляли собой замкнутую и сословно обособленную группу населения, что обусловливалось отнюдь не только этническими, религиозными и культурными отличиями, а определялось, в первую очередь, сословным статусом еврейского населения, законодательно установленными особыми правами и повинностями, главной из которых было так называемое поголовное (pogłówne), т. е. подушное налогообложение евреев.

Это положение не изменилось и после разделов Польши. «Основы конституции», утвержденные Александром I в мае 1815 г., не предполагали равенства горожан с другими сословиями ни в области политических, ни в области гражданских прав. Этот принцип в полной мере распространялся и на евреев. Один из авторов «Основ» князь А. Е. Чарторыский был противником предоставления прав евреям, соглашаясь закрепить за ними только весьма ограниченную область имущественных («цивильных») прав. В этом духе была сформулирована 36-я статья «Основ». В дальнейшем в Конституции Королевства Польского 11-я статья установила равноправие христианских конфессий для приобретения гражданских прав, тем самым априори исключив евреев из числа их обладателей⁶⁹. Предоставление же им имущественных прав имело, с точки зрения правительства, главной целью обеспечить взыскание с еврейского населения налогов, что издавна составляло весьма значительную долю поступлений в государственную казну.

Более подробно вопрос о правах горожан был рассмотрен в Органическом статуте от 27 ноября 1815 г., открывшем череду поправок к конституции. В нем декларативно провозглашалось право участия городского сословия в народном представительстве, право избрания должностных лиц (ст. 1), право занимать административные посты (ст. 9). При этом статут признавал эти права только за теми жителями городов, которые обладали ими во времена Княжества Варшавского и были тогда же записаны в число горожан (ст. 10)⁷⁰. Эти постановления окончательно лишали прав евреев. Одновременно уже в начале 1817 г. решением Административного совета были подтверждены все дискриминировавшие евреев декреты 1808 г., которые должны были утратить силу в 1818 г., а царь конфирмовал это решение, продлив их действие вплоть до издания нового законодательства о евреях<sup>71[7]7
  О еврейском вопросе в Королевстве Польском см. также гл. 5.


[Закрыть]</sup>.

Вместе с тем экономическое развитие страны, рост городов и возрастание роли торгово-промышленных слоев общества в народном хозяйстве способствовали формированию состоятельных и образованных верхов еврейского населения Королевства Польского, это были врачи, юристы, офицеры, издатели, купцы и промышленники. Они инициировали обращенные к царю, наместнику и к другим представителям власти петиции с просьбами о расширении своих прав. В мемориале от 21 ноября 1815 г., переданном А. Е. Чарторыскому издателем и книготорговцем Н. Глюксбергом и банкиром Г. А. Лёве, от имени 26 «просвещенных» еврейских семей выражалась просьба о поддержке их усилий в обретении полных гражданских прав, по аналогии с полноправием евреев во Франции. Как свидетельство «просвещенности» авторов подобные мемориалы писались по-французски. В декабре 1815 г. Глюксберг вместе с Ю. Вольфом подали еще один мемориал Александру I. В нем они поделили еврейское население на два «класса», отнеся к первому торговцев и ремесленников, а ко второму – лиц свободных профессий и деятелей искусства, то есть, так же как и в первом случае с мемориалом Глюксберга, имелись в виду «просвещенные» верхи еврейского населения. Для первого «класса» они просили предоставления цивильных прав, а также отмены всех ограничений по оседлости и профессиональной деятельности. Что же касается второго «класса», то они писали: «По отношению ко второму нашему классу мы самым смиренным образом умоляем Ваше императорское величество предоставить нам и нашим детям, помимо цивильных прав, политические и гражданские права, чтобы мы могли претендовать на общественные должности и даже занимать их, если мы проявим себя достойными своим поведением, своей моралью, своими знаниями и своими способностями. Отличия, которые мы испрашиваем, дадут импульс к соревнованию и непосредственно ускорят процесс цивилизации еврейского народа в целом»⁷².

Неизвестно, как ответил на этот мемориал А. Е. Чарторыский, однако материалы комиссии по устроению городов, составленные при его непосредственном участии, отражают позицию князя по отношению к подобным прошениям, да и к вопросу о правах евреев вообще. Вопреки мнению некоторых деятелей, например С. Сташица, предлагавших в известной мере пойти навстречу пожеланиям евреев, он писал: «Источником прав, которые даны им (евреям. – Б. Н) ныне и которыми они пользуются, следует считать только покорность, человечность, расторопность, дух времени и общий интерес. Принимая во внимание эти причины, представляется, что мы не можем сделать какие-либо существенные исключения из этих прав, которыми пользуются люди, многие века живущие рядом с нами». Однако далее Чарторыский утверждал: «Евреи не могут считаться природными жителями нашей страны, а являются пришлыми чужеземцами», поэтому, по его словам, они как иностранцы не имеют права на гражданство, и «всякое предоставление им прав и привилегий, которыми пользуются поляки, есть милость и благодеяние». Из дальнейших рассуждений князя следовало, что евреи могут и должны быть допущены до всех гражданских прав только тогда, «когда они будут в состоянии выполнять все обязанности граждан»⁷³.

В мемориале и в рассуждениях комиссии для устроения городов примечательно то, что речь здесь идет вовсе не о равноправии евреев как между собой, так и по отношению к прочим согражданам, а о требовании верхов еврейских сообществ предоставить им сословные права и привилегии, сопоставимые с правами других привилегированных сословий. Аргументация в стиле идей века Просвещения только придавала подобным требованиям соответствующую «духу времени» форму. За рассуждениями о просветительской роли еврейских интеллектуалов или торговой и финансовой верхушки скрывалось стремление разделить евреев, составлявших единую сословную группу Королевства Польского, на два сословия, получив для высшего особые права и привилегии. Это неизбежно повлекло бы за собой консервацию сословной замкнутости, социальной униженности и культурной отсталости большинства еврейского населения. В этом смысле требования еврейских верхов парадоксально совпадали с рекомендациями в этой области шляхетской по своему составу комиссии для устроения городов. Обосновывая гражданское, а по существу сословное неполноправие евреев их якобы зарубежным происхождением и национальной чуждостью для Польши, деятели комиссии использовали те же аргументы, которые имели хождение и в России и отразились даже в конституционных проектах декабристов.

Таким образом, в «Основах конституции», несмотря на декларативное признание равноправия евреев, Чарторыский ограничил свой проект рамками 36-й статьи, согласно которой евреи не получали не только гражданских, но и значительной части цивильных прав ⁷⁴. В этом же духе были утверждены и статьи нового Гражданского кодекса 1825 г., устанавливавшего, что обладание цивильными правами не связано с обладанием правами гражданскими и политическими (ст. 7), при этом отмечалось, что евреи могут приобретать цивильные права в той мере, в какой это позволяется решением наместника (ст. 16).

Уже после подавления восстания 1830 г. Органический статут 1832 г. в правовом отношении окончательно оформил сложившееся положение, обобщив и зафиксировав нормы текущего законодательства, административной и судебной практики 1815-1830 гг. Евреям были предоставлены только те права, которые, с одной стороны, позволяли оформить их сословный статус, а с другой – обеспечивали их хозяйственную деятельность и способность нести повинности и платить налоги. На практике эти правовые ограничения означали: невозможность занимать государственные и общественные должности; устранение от участия в хозяйственно-распорядительном управлении в городах; запрет быть адвокатами и нотариусами; устранение от должностей коммерции-советников и членов торговых трибуналов, а также от участия в выборах таких трибуналов; запрет на работу в качестве архитекторов, землемеров, фармацевтов, химиков, на врачебную практику в городах и на работу в госпиталях: занимать врачебные должности позволялось только в больницах для еврейского населения. Евреям запрещалось работать в области регистрации актов гражданского состояния. Для христиан такая регистрация проводилась церковью, для нехристиан – президентами городов (бургомистрами). Евреям было запрещено выступать свидетелями в суде по делам христиан (норма эта была заимствована из прусского уголовного права), свидетельствовать гражданские нотариальные акты, выступать опекунами детей христиан, состоять в цехах и других объединениях ремесленников, участвовать в их собраниях. Все эти ограничения просуществовали в Королевстве Польском до начала 1860-х гг.⁷⁵

Новым общественным явлением в Королевстве Польском 1815-1830 гг., оказавшим существенное влияние на дальнейшее развитие польских земель, стало формирование интеллигенции. Зарождение этого социального слоя в Речи Посполитой относится еще ко второй половине XVIII в. и эпохе Просвещения. На исходе XVIII и в первой трети XIX в. экономическое и социальное развитие польских земель, прежде всего польского города, вызвало к жизни новые потребности в профессионально подготовленных специалистах в области промышленности, торговли, народного просвещения, здравоохранения и в культуре. Формирование в созданном после Венского конгресса Королевстве Польском относительно многочисленного (гражданского и военного) государственного аппарата (чего не знала прежняя шляхетская Речь Посполитая), в свою очередь, требовало немалого числа образованных чиновников и офицеров, а также подготовленных юристов, в частности, и для судопроизводства.

Шляхта, большей частью жившая в своих имениях вдали от городов, преимущественно была связана с сельским хозяйством, что, наряду с усугублявшейся ее сословной замкнутостью, не позволяло уже польскому дворянству в полной мере сохранить прежнюю монополию на сферу умственного труда. Развитие производства, общественной жизни и светской культуры ограничивало сферу и степень влияния духовенства на общественное сознание. Поэтому в область профессиональной интеллектуальной деятельности, связанной с управлением народным хозяйством, общественной и политической жизнью, с развитием народного просвещения и культуры, все более вовлекались представители других сословий, которые во времена конституционного Королевства Польского не имели уже реальной возможности попасть в ряды рыцарского сословия, о чем в частности свидетельствовала практика нобилитации. Складывалось положение, когда сфера умственного труда перестала быть монополией дворянства и духовенства, а объединяла уже выходцев из разных сословий, то есть формировалась разночинная интеллигенция.