Текст книги "Вслед за путеводною звездой (сборник)"

30.07.2009

Эта история – о том, как сказка не то чтобы совсем уж стала былью, но довольно основательно утвердилась на пути к этому становлению. История эта уникальна и для современной литературы, и для современной экономики…

Чердынь (ударение на первый слог) – это районный центр на севере Пермского края. Больше трехсот километров от Перми, около пяти часов на автомобиле по дорогам, похожим на спину старого, израненного крокодила. На рейсовом автобусе – все шесть… Севернее – дорог практически нет, а поселки почти полностью деревянные. Дальше – дикая парма. Так географы называют местный тип леса.

Первое упоминание о Чердыне в русских летописях датируется 1451 годом. Тогда для Руси город имел стратегическое значение. В 1463 году здесь был основан мужской монастырь, а в 1535-ом – построена крепость. Они сыграли большую роль в процессе освоения русскими Северного Прикамья и становления здесь православия. Город тогда назывался гордо – Чердынь Великая Пермь. Через него шли все пути за Урал. Он берег восточные границы Государства Российского от татар-мусульман и вогулов-язычников.

В XVIII–XIX веках Чердынь была мощным купеческим и ремесленным городом. Ее жители обеспечивали коммуникативные связи между Поволжьем и диким Севером. Местные купцы разбогатели на том, что в теплое время года везли с юга по тракту хлеб, передерживали его до зимы, а потом по льду рек доставляли в дикие края, где дорог уже не было. Назад везли пушнину. В общем, Чердынь – типичный «конец географии». На этой особенности и строилась все его экономика, благодаря этому город и развивался. Еще в середине XIX века здесь был построен водопровод, для сравнения в Перми он появился уже в 20-е годы XX века. Строились церкви, основывались музеи, кипела жизнь… Благодаря удаленности Чердыни от центра и относительной изоляции, все здесь самобытно, все – ни как у всех. Вот примеру, православный канон запрещает изображать Святого Христофора с пёсьей головой. По легенде, он был очень красив и не имел отбоя от женщин – он попросил Бога сделать его немного пострашней, и Всевышний наградил его собачьей головой. Но рисовать его таким запрещено – исключительно с человечьим ликом. И только под Чердынью, в поселке Ныроб, в церкви, построенной возле ямы, в которой Борис Годунов морил опального боярина Михаила Романова, есть фреска с псоглавым святым Христофором. Другой пример: нигде в православных храмах нет скульптур Иисуса Христа, только иконы. В католических, пожалуйста, сколько угодно. И здесь – на севере Пермской области. И не одна, а целый канон – специалисты называют его «Христос в узилище», а острословы-богохульники именуют «Иисус, заснувший на партсобрании», ведь деревянный скульптура изображает Сына Божьего сидящим и скорбно подперевшим голову рукой.

При этом никакого производства, никакой промышленности в Чердыне не было никогда. Только в Соликамске – на полпути от Перми – добываются калийные удобрения. Поэтому в XX веке Чердынь оказалась глубокой периферией. При Советской власти этот район был полностью дотированным, сам не производил ничего. Кажется, время прошло стороной. Современная Чердынь в основном двухэтажна и мало отличается то того, чем она была полтора века назад. В ней по-прежнему топят дровами. Зданий XX века мало, и они не бросаются в глаза. Наверное, на каждом втором здании – табличка «Памятник архитектуры». Эдакий музей под открытым небом. Вроде Кижей. С тем отличием, что в Чердыне живут люди. В основном – бюджетники. Живут натуральным хозяйством – по улицам в изобилии ходят козы и овцы, встречаются коровы и лошади. Сейчас в города живет чуть больше 6 тысяч человек.

Неизвестно, как сложилась бы судьба Чердыне и всего района, если бы в 2003 год не вышел роман «Сердце пармы» (оригинальное название – «Чердынь – княгиня гор»), и все продвинутые литкритики обеих столиц не заговорили о пермском писателе-самородке Алексее Иванове. Исторический роман о завоевании Сибири, написанный объемным, сочным языком в одночасье стал модным, а его автор – авторитетным. На самом деле Алексей Иванов к своей литературной славе шел долго и неровно. Начал он с фантастических повестей. Его открыл редактор свердловского журнала «Уральский Следопыт» Виталий Бугров. Он напечатал две первые повести Иванова еще в конце 80-х, он рекомендовал его на семинар молодых фантастов, где тот познакомился с Сергеем Лукьяненко… Но дружба эта плодов не принесла – номер журнала, куда Сергей «пробил» третью повесть Алексея, пошел под нож; из-за конфликта со спонсорами. В 1994 году Виталий Бугров умер, Иванов, окончив университет, вернулся из Свердловска в Пермь, Лукьяненко перебрался из Алма-Аты в Москву, интернета тогда еще не было, связи с «миром фантастики» порвались. Иванов работал в школе, как инструктор водил туристические группы…

Зато после выхода «Сердца пармы», «Географ глобус пропил», а потом и «Золота бунта» об Иванове заговорили – в том числе и в Чердыне. Поначалу на него обиделись. Православным жителям города показалось, что писатель неверно показал ужасы настильной христианизации местных язычников. Им не понравилось, что епископ Иона описан «пустоглазым», коварным и несимпатичным. Краеведы утверждали, что все, мол, было не так. Уже забавный момент – далеко не на каждую художественную книгу обижаются. Публицистика – не в счет.

И те, кто восторгался Ивановым, и те, кто обижался на него, не понимали самой природы его прозы. Он не просто начинал как фантаст, говоря иначе – сказочник. Он так и не стал настоящим реалистом. Фантасты конструирую миры, выдумывают их. «Когда я наловчился выдувать эти радужные мыльные пузыри, мне захотелось попробовать свои навыки Демиугрга и на этой реальности, – рассказал мне однажды Алексей Иванов. – Попросту говоря, с арсеналом приемов, наработанных в фантастике, я решил создать мир, максимально похожий на наш». Так он и работает по сей день. Его проза – это, по сути, сказка. На самом деле все было не так. Князя, правившего в Чердыни при Грозном, звали не Михаил, и жена у него была русская, а не вогулка-оборотень, как в романе!

Однако эти сказки – так красиво и талантливо, с такой любовью и знанием материала были они написаны – смогли повлиять на реальность. Благодаря произведениям Алексея Иванова о Чердыне, о ее истории заговорили, ею заинтересовались. Потянулись туристы, появились турфирмы. А пять лет назад здесь не было ни одной гостиницы, в которой туалет и душ был бы в номере! В 2006 году вместе с Ильей Вилькевичем, который учился в школе, когда Иванов там преподавал, они задумали фестиваль «Сердце пармы». Администрация Пермского края, клюнув на столичный авторитет писателя, поддержала затею. В этом году фестиваль проходил в четвертый раз, собралось от трех до четырех тысяч человек, приезжали целыми семьями, с детьми…

Владелец скромной турбазы возле Чердыне признался, что с момента выхода романа «Сердце пармы» его доходы выросли вдвое, а после появления фестиваля – еще вдвое. В целом по всему Пермскому краю за это время туристический бизнес возрос в три-четыре раза! Конечно, дело тут не в одном Иванове. Но началось-то с него! И сейчас все экскурсоводы, рассказывая о местной старине, отталкиваются от прозы Иванова: «Вот, мол, у Алексея Викторовича написано так-то, а на само деле было так-то…» Туризм – это лишь одна сторона дела. У чердынцев появилась и стала развиваться региональная самоидентификация, они по-другому взглянули на свой край, полюбили его и стали патриотами.

Об этом стоит вспоминать, когда ведутся споры о том, какую роль литература играет в современном обществе, о том, что она незавидна и мала. А вот вам и совершенно другой пример: всего одна книга изменила всю жизнь вплоть до экономики в целом районе. В общем, писать надо лучше. Любить и знать то, о чем пишешь.

Чердынъ – Пермь – Москва

Литература поверяется кулаком
Фантасты собрались под знаком черной кошки

22.09.2011

По количеству писателей-фантастов, пишущих на русском языке, город Харьков уступает только Москве и Петербургу. А фантасты это – как Кролик в мультике про Винни-Пуха – как минимум «хорошая компания». Несколько специфическая, но в целом – хорошая. Поэтому нет ничего удивительного, что в Харькове ежегодно проводится один из самых авторитетных в СНГ фестивалей фантастики «Звездный мост». А за пределами России так уж точно – самый авторитетный. В этом году он проходил в 13-й раз. По такому случаю всем раздали фиолетовые маечки с симпатичными черными котами.

Двойная звезда, вокруг которой происходит вращение фантастики в Харькове, зовется Олди. Генри Лайон Олди. В начале 1990-х, когда российские авторы опешили от потока переводной беллетристики, харьковчане Дмитрий Громов и Олег Ладыженский не постеснялись прокатиться на этом потоке и придумали для себя иноязычный псевдоним. ОЛег и ДИма – Олди. Громов и Ладыженский – ГЛ. Так и дебютировали. Так и дебютировали в 1993 году с романом «Сумерки мира». Потом издатели просили придумать «виртуальному иностранцу» имя. Так он стал Генри Лайоном. Однако компанейские и открытые писатели не делали из своего псевдонима секрета, и вскоре слово «Олди» в околофантастической разговорной речи приобрело признаки множественного числа и начало склоняться по его законам: «почитать Олдей», «встретиться с Олдями», «написать Олдям».

Оба – актеры-студийцы, нечуждые песенной культуры; оба – спортсмены-единоборцы, хорошо знакомые с восточными боевыми культурами и историей холодного оружия. Они назвали свое направление философским боевиком и протащили за собой на российский рынок целую вереницу харьковских авторов.

Но это уже история.

Чем же отличался 13-й «Звездный мост», кроме фиолетовых маечек? Московский «Роскон» и питерский «Интер-пресскон» по традиции всегда проводятся в пригородных пансионатах, вдали от городского шума и, упаси боже, официоза. Это всегда сугубо литературные мероприятия. «Звездный мост» в прошлые годы становился событием общегородского масштаба. Привлекались ресурсы руководящих структур, большая часть мероприятий проходила в центре города в Харьковском национальном университете имени В.Н. Каразина (был такой дворянин-просветитель во времена Александра I), на главной площади играла специально приглашенная группа «Пикник». В этом году Олди заранее предупредили, что фестиваль пройдет, что называется, без галстука. И вышло только лучше – многие участники уже отметили у себя в блогах теплую атмосферу мероприятий. Фантасты жили все вместе, на окраине города, в тихом мотеле на берегу пруда, награды вручались в 100 метрах – в актовом зале Харьковского экономико-правового университета. Всего на один день их вывезли в ХНУ им. В.Н. Каразина, на том и ограничились. Странным показалось только официальное открытие: фантасты с удивлением обнаружили в тесном зале ХЭПУ незнакомых людей с пригласительными билетами, пришедших не иначе просто послушать симфоническую музыку на халявку, но писатели не огорчились особенно, а пошли общаться на крылечко. Зато, когда запел под гитару писатель Евгений Лукин, в зале произошла ротация.

Наибольший интерес вызвали доклады. Так, Олди превратили свое выступление, озаглавленное «Я б кулаком гармонию поверил…», в спарринг. Они провели параллель между литературным творчеством и карате. Оказалось много общего. Например, три возраста: «ли» – юность, период наработки мастерства, много активного действия, фантазия; «ци» – зрелость, период мастерства и изящества; и третий период, когда нехватка энергии компенсируется силой и высотами духа. Олди учили собравшихся, как победить в уличной драке и как преуспеть в писательском ремесле – выходило похоже: и там, и там победа за тем, кто первым «озвереет».

Столь же элегантно провел свой семинар на тему «Оружейная фантастика и альтернативная история» Георгий Панченко. Он руководил выступавшими посредством двуручного меча – им призывал участников к диалогу, им же символически «перерубал» между ними «нить» спора.

Харьков – Москва

Партенит – чатланская планета

Кошки, книжки и разговоры о русском космосе

27.10.2011

Я уже писал об этом не раз, но вынужден повториться – из всех групп литераторов самые активные поэты и фантасты. Особенно им неймется осенью и весной. Не буду проводить аналогий – сам принадлежу к обоим этим сообществам.

Ну, совсем же недавно – чуть больше месяца назад – был в Харькове масштабный Международный фестиваль фантастики «Звездный мост», на прошлой неделе – новое сборище – «Созвездие Аю-Даг» в крымском поселке городского типа Партенит. Этот конвент (так называются съезды фантастов во всем мире) сравнительно молод – проводится в пятый раз. Однако он уже успел «обрасти» постоянными гостями – теми, кто предпочитает другим мероприятиям именно его. Чем же он лучше? У конвента, несомненно, есть свое лицо. Во-первых, фестиваль заметно ориентировал на научную и космическую фантастику в пику фэнтези. А это сейчас не особенно модно в народе, хотя, если вдуматься, весьма актуально. Уже неоднократно звучали сетования со стороны чиновничества среднего звена, что, мол, правительство говорит об инновациях, о развитии наукоемких отраслей, а людей с креативным мышлением не хватает. А их просто воспитывать надо! И научная фантастика – один из способов воспитать в новом поколении (о старом что уж говорить!) интерес к познанию реального окружающего мира, данного нам в ощущениях, а не виртуального пространства банковских схем, транзакций и биржевых рейтингов. Противостояние НФ и фэнтези давно имеет символический смысл для общества. В принципе разница между этими направлениями популярной литературы невелика и немногим заметна, но именно эти нюансы и становятся лакмусовыми бумажками состояния общества. Литература, наделенная фантастическим элементом, в принципе едина и неделима и, кстати, по результатам исследований в прошлом году лидировала по популярности. По сути, это единственное направление в художественном бумажном книгоиздании (учебники, пазлы и раскраски не берем в расчет), которое кормит само себя, то есть окупается и как-то противостоит надвигающейся эпохе электронных изданий.

И вот снова и снова фантаст и популяризатор науки Антон Первушин говорит о «Последнем космическом шансе» нашей страны (так назывался его доклад на фестивале), устраивает эксклюзивные показы документальных телефильмов об истории освоения космоса, снова и снова на конвент приглашаются космонавты, снова и снова на сцену выходит с микрофоном директор «Созвездия Аю-Даг» Глеб Гусаков, известный также как писатель Ярослав Веров, снова и снова председатель оргкомитета Светлана Позднякова раскладывает по пакетикам и раздает собравшимся составленные им сборники «Настоящая фантастика».

Снова и снова, сбежав от сырости и холода, овладевших большинством городов СНГ, в Партените собираются фантасты и говорят о космосе, о путях развития российской науки и научно-познавательной литературы.

Вторая особенность фестиваля фантастики у подножия Аю-Дага – это, собственно, сам поселок Партенит. Там хорошо. В отличие от славного своей историей, но, увы, превратившегося за последние годы в вульгарный рынок и засыпанного по пояс сувенирами Коктебеля, Партенит сохранил изысканность и вальяжность старого доброго крымского курорта. Сам поселок, ясное дело, – не бог весть что. В основном одни блочные пятиэтажки, подобные тем, с которыми борется московское правительство. П.г. т – он и есть п.г.т. Но вот пансионат, в котором проходит фестиваль, по сути, ботанический сад. И, несмотря на общую крымскую разруху, его содержат в блестящем порядке: сохранилась и роскошь советских времен, уже за те несколько лет, что там собираются фантасты, появились новые ступеньки к морю, беседки в античном стиле, различные мостики и другие объекты садово-парковой архитектуры. Кажется, здесь раньше отдыхали от своих свершений советские вожди. Их поведение очень смешно пародировали Глеб Гусаков и Дмитрий Скирюк, устроившие открытие и закрытие фестиваля в стилистике кинокартины «Кин-дза-дза» – со скрипкой, определителем принадлежности к чатланам или пацакам и, конечно, с красными штанами. Высокий стиль архитектуры пансионата как нельзя лучше соответствует космической тематике фестиваля.

Но самое примечательное в Партените – это коты и кошки. Их много, и они там роскошны. Кажется, каждый житель Партенита считает своим долгом ежедневно выходить и собирать вокруг себя хвостато-усатых красавцев. Коты фигурируют и в тематике «Созвездия Аю-Даг». В прошлом году проходила фотовыставка «Коты и их писатели», в этом – «Кошки и книжки».

Фестиваль фантастики «Созвездие Аю-Даг» доказал не только то, что в Партените есть коты, чатлане и пацаки, но и то, что в России есть научная фантастика, есть мечта о космосе. А это значит, что надежды на инновации не так-то уж беспочвенны.

Партенит – Москва

За Державина обидно
В Казани три дня говорили о русской культуре XVIII века

19.07.2012

За Гаврилу Романовича обидно, потому что он совершенно незаслуженно оказался где-то на обочине русской культуры, хотя был у самых ее истоков. «Наше все» – это Пушкин. Он реформатор языка. До него как бы ничего не было. С него начинается русская словесность. А про Державина помнят только то, что он этого самого Пушкина, «в гроб сходя, благословил».

Как Ленин в статье «Лев Толстой как зеркало русской революции» вывел три этапа русского революционного движения – дворянский, разночинный и пролетарский, так по ним до сих пор и учат… ну, ладно чтобы историю – литературу. «Старика Державина» эта система не учитывает. А между тем человек он был весьма необычный. Родился 14 июля 1743 года в бедной дворянской семье в деревне Казанской губернии, ныне – Татарстан. Родился недоношенным. А в те времена был только один способ спасти такого ребеночка – его, как это ни жутко звучит, «запекали». Обмазывали тестом и клали в остывающую печь. Иногда это помогало. Державину помогло. Он выжил, но иметь своих детей так и не мог. Учился в провинциальной гимназии. Звезд с неба не хватал и усердием в освоении наук не отличался. В Национальном музее Татарстана хранится листок, в котором отмечались отсутствующие на занятиях без уважительных причин – Державин оказался среди них. К тому же он не доучился – по ошибке его призвали на службу в армию на год раньше. Так же по ошибке солдатом, несмотря на то, что он был хоть и бедный, но все же дворянин. Однако все это не помешало Гавриле Романовичу Державину стать наместником Олонецкой губернии, потом губернатором Тамбовской, а вслед за этим – сенатором, президентом Коммерц-коллегии, министром юстиции. Не помешало стать величайшим поэтом своего времени. Хотя судьба была с ним жестока и дальше. Он не смог проститься с матерью перед ее смертью – был послан Екатериной II в Петрозаводск вместо Казани. Его первая жена умерла молодой. Он сильно переживал свое бесплодие. Все-таки приехав на могилу своих родителей, он написал полные боли строки: «О праотцев моих иродшых прах священный!/ Я не принес на гроб вам злата и сребра/ И не размножил ваш. собою род почтенный;/ Винюсь: я жил, сколь мог, для общего добра». И это верно: Державин посвятил жизнь служению своей стране. Видимо, потому, что не мог создать собственную полноценную семью. Но ни первое, ни второе не помешало ему быть певцом плотской любви и женской красоты.

Обо всем этом говорили в Казани на спрессованных в один трехдневный литературный марафон Международной научной конференции «Г.Р.Державин и диалектика культур» и Всероссийском Державинском фестиваля поэзии. В последние годы в столице Татарстана стали как-то особенно трепетно относиться к фигурам, жизнь и творчество которых связано с этой республикой. Прошли литературные фестивали, посвященные Велимиру Хлебникову, Василию Аксенову и даже математику Николаю Лобачевскому (подробно об этом читайте в интервью с поэтом и культуртрегером Лилией Газизовой в «HГ-EL» от 07.06.12). Не говоря уже о татарских классиках Габдулле Тукае и Мусе Джалиле. В канун 269-летия Державина, который гордился тем, что происходит из татарского рода, Казань собрала, с одной стороны, филологов, с другой же – поэтов.

13 июля в Казанском (Приволжском) федеральном университете звучали доклад за докладом – работало одновременно семь секций. Вот названия только некоторых: «Поэтика Г.Р.Державина: современные аспекты изучения», «Г.Р.Державин и литературная культура XVIII века – начала XIX века», «Г.Р.Державин в историко-литературном процессе XIX–XXI веков», «Р.Г.Державин и культура провинции»…

На следующий день, собственно в день рождения поэта, состоялось возложение цветов к памятнику Державину в Казани (он сидит здесь в римской тоге, в образе Горация) и литературно-музыкальный концерт на главной площади городка Лаишево, в непосредственной близости к месту рождения Гаврилы Романовича. Тут в первую очередь отличились поэты. Олег Хлебников заметил, что тяжелый и торжественный слог Державина более соответствует нашему неспокойному времени, чем легкий и жизнелюбивый слог Пушкина и поэтов его круга. Поэтесса и исследователь литературы Наталья Гранцева не так давно обращалась к литературе XVIII века: она написала довольно провокационную книгу «Ломоносов – соперник Шекспира?». У памятника Державину она сказала, что литературное наследие как первой, так и второй половины XIX века, а также Серебряного века уже основательно осмыслено и переварено современной культурой и сейчас нам самое время искать темы и вдохновение в XVIII веке. Андрей Коровин признался, что со школьных времен не находил повода глубоко вникнуть в творчество Державина и был очень рад, что фестиваль в Казани ему такой повод дал. Куратор литературного салона «Булгаковский дом» был поражен многогранности этого поэта и открыл для себя его эротическую лирику. За что большое спасибо организаторам. Последние несколько лет Андрей читает стихи самых разных поэтов под аккомпанемент музыканта Александра Александрова, известного ценителям джаза и рока под сценическим псевдонимом Фагот. Их дуэт так и называется «Коровин и Фагот». «Когда я принес Саше одно из стихотворений Державина, – сказал Андрей, – он с удивлением воскликнул: «Да это же настоящий Барков». На официальных мероприятиях «Коровин и Фагот» исполнять самые фривольные стихи Державина не стали, но 15-го на большом концерте в Музее Василия Аксенова они исполнили: «Если б милые девицы/ Так могли летать, как птицы,/ И садились на сучках,/ Я желал бы быть сучочком.,/ Чтобы тысячам девочкам/ На моих сидеть ветвях./ Пусть сидели бы и пели,/ Вили гнезда и свистели,/ Выводили и птенцов;/ Никогда б я не сгибался,/ Вечно ими любовался,/ Был счастливей всех сучков». Звучали в эти дни и торжественная ода «Бог» («Я связь миров, повсюду сущих,/ Я крайня степень вещества;/ Я средоточие живущих,/ Черта начальна божества;/ Я телом, в прахе истлеваю,/ Умом громам повелеваю,/ Я царь – я раб – я червь – я бог!») и «Памятник» («Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,/ Металлов тверже он и выше пирамид;/ Ни вихрь его, ни гром, не сломит быстротечный,/ И времени полет его не сокрушит») – вольный перевод стихотворения Горация, более известного по версии Александра Сергеевича.

Полдня два автобуса с филологами и поэтами гоняли по деревням Татарстана, связанным с жизнью Державина. Знакомство с этими местами рождало противоречивые чувства. С одной стороны, было приятно видеть блеск в глазах людей, которые любят свой край и стараются сохранить память о своих именитых предках. С другой же – опять-таки было много поводов обижаться за Державина. Подлинных построек, связанных с жизнью Гаврилы Романовича, не сохранилось. Церковь, в которой венчались родители поэта, была снесена при советской власти, теперь же, строя ее по новой, особенно не стараясь восстановить прежний вид, гордятся фаянсовым иконостасом, которого прежде не было. Усыпальница Романа Николаевича и Феклы Андреевны Державиных восстановлена по рисунку поэта и расположена в месте, которое пришлось определять археологам – от прежнего захоронения на поверхности земли ничего не осталось. На месте, где была церковь, в которой крестили маленького Гаврилу, еще в XIX веке был построен другой храм, но и он теперь в жутком запустении – нет ни купола, ни штукатурки, – его хотят реставрировать, но это все равно что построить заново. Винить тут приходится не людей, а само время: все-таки XVIII век – это очень давно. Людям же – огромное спасибо. За память, за старание.

Из реальных вещей Державина в Казани остался только его письменный стол. Большой, удобный. Один его край сделан так, что может подниматься и превращаться в конторку, позволяющую работать стоя. Табличка на нем гласит, что письменный прибор поэта хранится в Санкт-Петербурге.

В Лаишеве вручили Всероссийские премии имени Державина. Читали стихи на солнцепеке, произносили красивые слова. И, кто сумел и успел, поспешили искупаться в Каме. Она здесь так широка, что некоторые географы утверждают, что не она впадает в Волгу, а Волга – в нее… Хорошо бы внести купание в великих реках России в программу литературных фестивалей. А поэтам и филологам спорить о том, какая река величественнее, а не о том, какой поэт важнее для истории. Впрочем, как все поэты рано важны для культуры, так и все реки – для природы. Никого не нужно забывать.

Казань – Москва