Текст книги "Вслед за путеводною звездой (сборник)"

Владимир Голубев
90 Московская область

Ворон и чайка
(по мотивам эскимосского фольклора)

На рассвете, над тундрой, где сквозь намёрзший за зиму снежный панцирь проклюнулись лишь первые проталины, пролетала пара лебедей. Тысячи вёрст одолели белые птицы, чтобы вот так оглашая мир трубными звуками, парить над родной землёй, где они когда-то появились на свет. Так каждую весну лебединые стаи спешат на Север, чтобы успеть за короткое полярное лето построить гнездо, вывести птенцов и поднять их на крыло.

Следом за лебедями потянутся из жаркой Индии на родину белые журавли – стерхи. Неторопливым курлыканьем птицы приветствуют землю, оставленную прошлой осенью. Вскоре зазвучат журавлиные зори: посреди озёр и влажной тундры птичий духовой оркестр будет приветствовать восход солнца и приход весны.

На берегу арктического океана семейство белых медведей под гомон чаек неторопливо бредёт на север подальше от открытой воды. Звери переберутся на крепкие льды, туда, где отдыхают тюлени. Они не ждут жаркого солнца, мех хорошо согревает их даже в самые лютые морозы. А если пурга затянется на несколько дней, умка спрячется в сугробе и в спячке переждёт непогоду.

Маленькие нерпы обжили весенние льды и караулят своих мамочек у полыньи. Лишь влажные черные глазки и носик предательски выдают малыша среди снегов. Но даже когда нерпа крепко спит, она во сне за сотни метров почувствует шаги хищника.

В размякшей тундре между сопками бесшумно парит полярная сова, выглядывая куропаток. Белое оперение северных курочек скрывает их от хищников. Рядом, в зарослях стланика, крутится белый песец, тоже надеясь поживиться птичкой или неосторожным сурком, пригревшимся на солнце. В таком наряде песца с трудом можно заметить средь сугробов. Но вскоре он поменяет зимний окрас на летний. Только осенью шуба изменится под цвет пушистых снежинок.

С каждым весенним днём всё увеличивается пришлое население в тундре и на морском побережье. Прилетают новые стаи птиц, с юга по заветным тропам сюда косолапят бурые медведи и росомахи. Все живые существа ожидает необъятный дом и сытный обед, но изобилие продлится только до тех пор, пока не вернутся скрипучие холода.

Пролетал как-то Ворон над весенней тундрой, над прибрежными утёсами, на которых гнездились чайки. Увидели птицы Ворона и давай надсмехаться над его черными перьями:

– Эй! Пожиратель падали! Да ты чернее ночи! Посмотри по сторонам, в тундре нет никого ужаснее тебя! В таком наряде только печалятся, а не веселятся!

– Кра! Кра! Кра! – ответила чёрная птица чайкам.

Затаился Ворон среди камней. Загрустил, огляделся по сторонам. Наскучило Ворону одному встречать весну в старых нарядах – черных перьях, решил шаман поколдовать – похитить белый цвет у птиц и зверей. Отправился Ворон в далёкое Златогорье. Летел ночь и день на самую высокую гору – шаманить.

Прикрыли облака горбатую вершину, где среди снега и льда Ворон закамлал – ударил в волшебный бубен, и призывный «там-там» стрелой сорвался в небеса. Путь открылся. В невидимую дорогу шаман прихватил волшебный посох с костяной погремушкой. Спустившись с седьмого неба, Ворон прокаркал на черные камни слова заклинания и…

…В одночасье все белые птицы и животные превратились в черных. Что тут началось среди обитателей тундры! Чайки в испуге поднялись в небо, совсем как галки. Почерневший кречет взмыл высоко в облака, а белые медведи, не узнавая друг друга, разбежались по льдам.

Только Ворон радовался, осматривая свысока окрестности. Ведь теперь птицы и звери стали видны как на ладони. Всё, больше они никуда не спрячутся. Главное, и над шаманом теперь никто смеяться не посмеет, думал он и от радости потирал крылья.

Собрались вместе птицы и звери. Кричат, галдят – друг друга не слушают. К вечеру уморились и наконец-то примолкли; стали думу думать – как вернуть назад свой привычный наряд.

– Давайте объявим Ворона самым главным на нашей земле, – предложил чёрный медведь, ещё вчера белый. – Я не могу жить во льдах в такой шкуре! Мне не подобраться ни к тюленю, ни к нерпе! Я просто умру с голоду!

– А может, признать его самым сильным шаманом? – спросили лебеди.

– Важным, главным, могучим, сильным! – перебивали всех журавли.

– Братцы, я знаю, что надо делать! – вдруг объявила маленькая Чайка и попросила. – Разрешите мне поговорить с Вороном!

– Да пусть попробует… – рявкнул бывший белый медведь.

– Лети, лети! – загалдели журавли.

– Хуже не будет! – зашипели лебеди.

– Пусть торопится! – затявкали песцы. – Её все равно не жалко!

Переглянулись птицы и звери, посоветовались между собой и решили отпустить Чайку к шаману.

Прилетела маленькая птица к обрыву у моря, где счастливый Ворон катался по снегу и пел:

– А-я-яли, а-я-яли, а-я-яли!

Чайка села рядом на камень и говорит:

– Ворон, ты самый сильный шаман на нашей земле, верни нам белый цвет!

– Нет, не проси: свершилось возмездие! Вы, чайки, насмехались надо мной из-за цвета моих перьев, а теперь сами – чернее ночи!

– Все птицы и звери жалеют о сказанных тебе обидных словах. Но мы хотим предложить тебе кое-что взамен наших белых перьев и шерсти.

– Да что вы можете пообещать мне, кроме тухлой рыбы? Никто из вас не знает наши северные земли, как я. Ведь только я летаю здесь круглый год и знаю каждый камешек и кустик на побережье и в тундре.

– Ворон, если вернёшь обратно наш цвет, то как только белые пушинки посыплются с небес на землю – мы покинем здешние места. Хозяйничать останешься только ты! Никто не будет больше тебе мешать, а тем более кто посмеет над тобой смеяться! Вся рыба, все ягоды и грибы достанутся только тебе!

Глаза Ворона заблестели и он улыбнулся:

– Твои мудрые слова согрели моё сердце, Чайка. Лёд моей обиды растаял. Я прощаю вас.

Ворон обрадовался, что скоро останется один одинёшенек и даже радостно запел на всю тундру:

– А-я-я-я-а, а-я-я-я-а!

Поблагодарила Чайка Ворона и отправилась с доброй вестью к птицам и зверям. Шаман-ворон взял бубен, ударил в него костяной колотушкой и вернул всё на свои места: чайки опять стали белыми, как и лебеди, журавли-стерхи и соколы-кречеты и многие другие обитатели Севера. Тундра и побережье наполнились звонким гомоном птиц и зверей.

Миновало несколько дней. В полдень среди черных камней наткнулся Ворон на птичий пух и пучок белых перьев. Вспомнилось обещание птиц оставить его в покое и покинуть северные края. Огляделся по сторонам, ан нет! Все на месте – птицы строят гнезда и высиживают птенцов. Да мало того, новые стаи всё прибывают и прибывают с далёкого юга…

Разозлился Ворон. Полетел вдоль побережья искать обманщицу Чайку. А разыскал птицу около гнезда и спрашивает:

– Однако почему вы не улетаете на юг, уже много белого пуха в тундре и на побережье?

– Про какой пух ты говоришь, Ворон? – переспросила Чайка.

– Да, конечно, про птичий!

– Экая невидаль, пух! Я говорила тебе о снежинках! Когда они посыпятся с небес, мы выполним обещанное и оставим тебя в одиночестве, братец Ворон! Тогда и опустеют здешние края!

Чайка истерично рассмеялась и улетела по своим делам – искать корм для птенцов.

Разозлился Ворон. Вернулся в Златогорье – изломал бубен. С тех пор он облетает стороной птиц и зверей.

Пролетело короткое полярное лето. И вправду, как только по ночам стали шалить первые морозы, а дожди стали перебиваться снегом – шумные косяки лебедей, гусей и журавлей потянулись на юг. Стайки чаек отправились кочевать вдоль побережья, ища открытую воду с рыбой. Птицы и звери наконец-то исполнили обещанное ещё весной Ворону.

С тех давних пор из всех птиц только Ворон остаётся зимовать на Крайнем Севере. Одиноко и холодно, кругом только белый снег, лёд и торосы, не с кем даже словом перемолвиться. И это время длится до самой весны, когда вновь в родные места возвращаются перелётные птицы.

Как северный олень и лошадь искали родину
(по мотивам ненецкого фольклора)

Давно, в самом начале времён на далёком Севере, злой Нга во время грозы, под гул громовой, желая погибели всем живым созданиям, рассеял их по всем окрестным землям. Всё перепуталось: пуночка ловит рыбу, а чайки – шмелей и мух, белуха страдает в реке, а шука мучается в солёном море. Белки запрыгали по камням, горностаи плавают в озёрах, бобры мёрзнут на льдинах, а моржи строят плотины в ручьях.

Больше не ведают, где жить птицы и звери, рыбы и змеи. Белый и бурый медведи, давши волю когтям и клыкам, сцепились на берегу, решая силой, кому уготовлены льды и суша. А комары бьются с мухами и оводами. Киты расталкивают дельфинов, зайцы гоняются за песцами…

Ночью, в кромешной тьме, на одинокую гору Сэрако Хой прилетел Мудрый Ворон. Ударил в звонкий бубен с подвесками, и солнце взошло над тундрой и лесом, морем и островами. Заголосили в небе птицы, заревели медведи и белухи, затявкал седой писец.

Пришли к ворону Лошадь и Северный олень. Спрашивают:

– Мудрый Ворон, поведай, где кому из нас жить, в тундре или в лесу? А то, мы толкаемся, мешаем друг другу и только топчем копытами зелень.

Отложил тогда бубен Мудрый Ворон, отвечает:

– Северный олень, найди ягель и будешь со своими потомками жить благодаря ему. А ты, лошадь, иди и отыщи разнотравье, только оно даст тебе силы.

Спустились с Сэрако Хой конь и олень, и каждый пошёл своей дорогой.

«Не хочу в тундру, там зимой воет злая пурга и холодно, в таких местах не может расти ягель», – подумал Северный олень и поспешил в лес.

«Мне нравятся просторы, пойду-ка я к морю искать разнотравье», – подумала Лошадь и пошла на север.

Долго ли коротко ходили-бродили они, выискивая свои обетованные земли. Только вот проголодалась Лошадь, но в тундре нет душистой травы-муравы, так одна пушица. А под копытами выглядывают только крошечные и вдобавок колючие веточки лишайников, да ещё одолело комарьё. И бедная лошадь из тундры еле-еле унесла ноги и вернулась в родные перелески, где и обнаружила сладостное от цветов, разнотравье. А следом потянулись в родные края горностаи и белки, шуки и сиги, лисы и бобры…

Олень тоже натерпелся – вокруг столько сочной травы и он объелся, даже живот разболелся. Пришлось поскорее откочевать на север. Вот где оказалось много ягеля! Ушли за ним вслед песцы и куропатки, гагары и гуси, тюлени и моржи, белухи и киты…

Так, с тех давних пор, северные олени и лошади живут сами по себе. И давно позабыли про Мудрого Ворона, потому что на вершине одинокой горы Сэрако Хой только камни и снег. А им туда больше незачем подниматься.

До нашего времени только волки и росомахи, комары с оводами, да зайцы мечутся между тундрой и тайгой, на радость злобного Нга.

Юрий Кузнецов
77 Москва
По мирам, по волнам

«Север – это особое место встречи иных Миров»

Нострадамус.

Троица ихтиозавров и дракон лениво покачивались на волнах озера, переваривая плотный обед. Вдруг они услышали донёсшийся из-под воды низкий рокочущий звук.

– Вы слышали, ребята? – завопил шебутной Дельф.

– Может, сейши? – предположил практичный Бел.

– А вдруг это трубит сам Великий Шунг? – воскликнул романтичный Ихтио.

Даже видавший виды дракон Брон задумался: «Что бы это могло быть?»

Ихтиозавры принялись носиться вокруг дракона, нарезая виток за витком. Они всегда так делали, когда приходилось о чём-то задумываться: виток – новая мысль, виток – новая мысль…

И вдруг, откуда ни возьмись, на озеро налетел смерч. Он гигантской воронкой взвинтил воду, обнажив дно озера и явив миру заплывшую илом и затянутую ряской магическую шунгитовую спираль. На свою беду рыбоящеры и дракон оказались на склоне воронки. Брон едва успел подумать, что им не избежать оказаться внутри этой громадины, как оказался в раструбе, а через мгновение, ободрав левый бок о шершавые края – и в самой сердцевине.

– Похоже, Великий Шунг сейчас выкинет нас в безвременье! – закричал дракон. – Чтобы не потерять друг друга, изо всех сил думайте обо мне!

– Думайте обо мне! – ещё раз напомнил Брон, уже оказавшись в недрах спирали, и исчез в лабиринте, стянувшем пространство – время в одну точку.

После неопределённо долгого времени, проведённого во тьме кромешной, путешественники поневоле наконец-то увидели свет и обнаружили себя парящими в воздухе над кучкой разнокалиберных островов. Возле одного из них лабиринт и высадил дракона с ихтиозаврами.

– Хорошо, не на сушу, – запоздало обрадовался Брон.

Ихтио, Дельф и Бел уже активно разминали хрящики, плавая вокруг него и проверяя, не потерялось ли по дороге что-нибудь нужное. Нет, вроде бы, всё на месте…

– Брон! – окликнули дракона рыбоящеры. – Как думаешь, куда нас Великий Шунг занёс?

– Пока в толк не возьму! – чистосердечно признался Брон.

Он прямо из-под воды стремительно взлетел в небо и вскоре превратился в едва различимую точку. Острое зрение позволяло Брону спокойно обозревать окрестности, не беспокоясь, что его обнаружит какой-нибудь местный охотник за драконами!

Остров, возле которого они приводнились, походил на неправильный треугольник. К его нижнему, острому концу пристроились, как утята к маме-утке, четыре островка, а у верхней, плоской стороны треугольника покачивался на волнах ещё один, только немного уступая главному острову по площади.

Но что это? Совсем рядом с тем местом, где находились ихтиозавры, дракон разглядел под водой группу существ, с немалой скоростью, километров десять в час, направляющуюся прямиком к ним. По виду они напоминали рыбоящеров, только были раза в два меньше, метров по пять-шесть.

– Не по их ли души спешит эта эскадра? – всполошился дракон. – Как бы мои задиры не ввязались в драку с местными…

Он стремглав помчался наперерез приближающейся стае. Подлетев ближе, Брон облегчённо вздохнул, разглядев под водой парочку белых китов-белух с детёнышами. И сразу понял, где он с товарищами оказался. Это была Земля, одна из планет параллельного мира Биармии антимира, где дракону уже приходилось бывать.

– Не трогайте их! С детёнышами в бой не ходят! – остудил он горячих биармианских ихтиозавров, уже приготовившихся к бою.

А заглянув в головы белух, и сам успокоился. Мамаши больше всего боялись, как бы ни обидели детишек! Они учуяли чужих и теперь тревожно пересвистывались и перещёлкивались. Звуки напоминали птичьи трели. Не зря белух называют «морскими канарейками»!

Брон придержал рыбоящеров, горящих желанием теперь уже не подраться, а поближе познакомиться с местными обитателями женского пола.

– Давайте, я сначала поговорю с ними? – предложил он. – Может, разузнаю, куда мы попали и как нам отсюда выбраться?

Реакция белух на мысленный контакт оказалась неожиданной. Они испугались, запаниковали, выстроили стенку, заслонив малышей, и встревожено загалдели, как птичья стая при виде хищника. Несмотря на все старания дракона, они наотрез отказывались вступать в переговоры.

– Ты наш враг! – надрывались белухи.

– Если они ни в какую не хотят разговаривать со мной, может, больше повезёт ихтиозаврам? – осенило Брона. – Всё-таки и те, и другие – из семейства дельфиновых…

И он через Ихтио поинтересовался у Бермы, старшей из белух, почему они так испугались дракона.

Выяснилось невероятное: оказалось, что далёкие предки белух сами с Биармии! Ихтиозавры, услышав такое, даже перестали шевелить плавниками и чуть не пошли на дно.

– Ведь это из-за драконов биармы оказались вынужденными бежать на Землю через лабиринт Великого Шунга, – нехотя пояснила белуха. – Я не в силах даже вспоминать об этом. Впрочем, думаю, ты и сам, Брон, не хуже меня знаешь историю вражды драконов с биармами!

– Да уж наслышан! – подтвердил Брон. – Ладно, не береди душу, лучше расскажи, как так получилось, что биармы вдруг стали белухами!

Биармы улетали в полную неизвестность, не зная, останутся ли в живых, – начала рассказ Берма, – но лабиринт высадил беглецов целыми и невредимыми. Земной климат так напоминал биармианский, что пришельцы назвали новую родину Биармией. Первым делом Верховная жрица Великого Шунга повелела установить пирамиды-маяки, указывающие на вход в лабиринт, которым биармы прибыли на Землю, чтобы найти его, если придётся эвакуироваться.

Прошли тысячелетия спокойной жизни, но нежданно-негаданно у биармов появился враг: сама земная природа. После похолодания и оледенения наступило потепление и потоп. Биармам пришлось снова спасать свои жизни.

Вот тогда-то они и решили пережить потоп, на время перевоплотившись в белух, для которых вода – родная стихия!

– Белухи – удивительные… – Берма запнулась, её язык не поворачивался назвать китов животными, – создания! Это – единственные существа, которые, как и человек, узнают себя в зеркале. Мы не хуже людей владеем мимикой и жестами…

– Да всего, что мы умеем, и не перечислишь! – нарочито небрежно махнула она плавником.

– Вот, только… – Берма вздохнула, – биармы не предполагали, что магической энергии шунгита не хватит, чтобы снова превратить их в людей…

Наступило долгое молчание.

– Легенда гласит, – продолжила она, немного успокоившись, – что это произойдёт, когда шунгит обретёт былую силу. Тогда его энергетические потоки превратятся в психическую энергию, усилив жизненные вибрации белух и…

– Похоже, Великий Шунг уже отдохнул и начинает восстанавливаться! – высказал догадку Брон. – Ведь его спираль умыкнула нас из озера и забросила сюда! Может, это знак, что он скоро превратит вас в биармов…

– Будем надеяться, – вздохнула Берма.

Брон обернулся к друзьям и обнаружил, что ихтиозавры не слушают их разговор, надеясь, что дракон сам во всём разберётся. Дельф плавает с младшеньким китёнком наперегонки, Бел учит двух других подростков ловить рыбу, а Ихтио болтает с Минтой, второй белухой. Самого маленького китёнка звали Минт, а двух других, погодков, Алн и Берм. Оказывается, белушатам, как людям, с самого рождения дают имена.

Когда китятам надоело гоняться и учиться, они принялись развлекаться: выдувать воздушные серебристые колечки. Теперь уже рыбоящеры превратились в прилежных учеников.

– Это же так просто! – хохотали белушата над неуклюжими попытками Бела соорудить воздушное колечко.

– Смотри, как надо! – Алн быстрым кивком головы создал завихрение воды, а дыхалом наполнил его воздухом.

Получился вертикально стоящий воздушный полуметровый обруч. Он секунд десять неподвижно повисел в воде, а потом рассыпался на фейерверк из пузырьков воздуха, устремившихся к поверхности воды.

– Даже самый маленький, Минт, и то уже научился! – посмеивался Берм.

Он-то сам умел выдувать не только кольца, но и целые воздушные спирали, что тут же с гордостью и продемонстрировал. Соорудив спираль, белушонок внимательно осмотрел её, словно удивляясь, какая красота получилась, а потом принялся ловко выхватывать из спирали отдельные звенья, превращая их в самостоятельные колечки.

В конце концов, потренировавшись, Ихтио, Дельф и Бел тоже научились выдувать вполне приличные кольца.

– Если долго мучиться, что-нибудь получится! – как дети, радовались ихтиозавры. – Когда вернёмся домой, будет, чем похвастаться перед плезиозаврами…

– А как вы собираетесь это сделать? – поинтересовался Брон.

– Мы думаем, ты что-нибудь придумаешь! – переглянулись ихтиозавры. – Ты же у нас голова!

– Вот всегда так! – проворчал дракон. – Как чуть что, так сразу: «Брон, выручай!»

«Я знаю, где находится один из переходов между Землёй и Биармией. Пару раз воспользовался им. Но для этого нам нужно добраться до Балланагара», – задумался дракон.

– Скажи, а где мы сейчас находимся? – обратился он к белухе.

– Люди называют… – начала Берма.

– Люди? – вмешался в беседу нетерпеливый Дельф. – Вы что, можете понимать людей?

– Разумеется, – удивилась белуха. – Правда, люди не понимают нас, ведь общаться мысленно никто из них не умеет. Но я слышала, что один белый кит по имени Нок, живущий за сотни дневных переходов отсюда, у берегов Америки, выучился говорить по-человечески. Оказывается, у людей столько разных языков, что они частенько и сами друг друга не понимают.

– А как ты могла узнать о Ноке? – удивился Бел. – Это же так далеко!

– Мы, белухи, можем общаться мысленно на расстоянии до трёхсот километров, – с гордостью пояснила Берма. – А наших в этой Большой луже – Атлантическом океане – везде много: и у берегов Америки и Гренландии, и возле Исландии и Шотландии, и у Норвегии и России. Так, от одного кита к другому, новости и распространяются по миру.

– Вот сейчас мы находимся на Белом море, – продолжила белуха, – на островах, которые люди раньше называли Соулвейскими, а теперь Соловецкими. А белухи у берегов Норвегии уже знают, что к нам упали с неба странные дельфины с двумя парами плавников. Мало того, ещё и на спине плавник отрастили…

Брон остановил словоохотливую Берму:

– А вы знаете дорогу к ближайшему входу в лабиринт биармов?

– Если бы помнили, где он, давно бы вернулись домой! – вздохнула она. – Но мы завтра поплывём на север Норвегии. Пора выводить молодняк в свет. Вдруг кто-нибудь из тамошних белух что-нибудь знает об этом. Вы можете плыть с нами!

– Так ты спроси их прямо отсюда! – предложил Бел. – Чего зазря ласты-то напрягать…

– Ишь, умник какой выискался! – неодобрительно взглянула на него белуха. – Кто же о таком на весь белый свет трубить будет?

На следующее утро сборная команда из белух, ихтиозавров и дракона отправилась в путь.

Белухи плыли первыми, показывая дорогу. Дельф присматривал за неугомонными китятами, которые в погоне за рыбами то и дело зарывались с разбега в коричневый придонный ил. Ихтио и Бел следовали по бокам отряда, зорко глядя по сторонам. Но драться было пока не с кем. Косатки в Белое море забредают редко, белые медведи ушли на север, где холодней, а китобоев здесь и быть не могло. В России запрещена охота на белух. Брон замыкал эскадру, время от времени нарезая круги вокруг отряда, когда ему становилось скучно плыть в хвосте стаи.

К концу дня путешественники добрались до пролива, соединяющего Белое море с Баренцевым. Глубина уменьшилась до пятидесяти метров, ил сменили камни, галька и ракушечник – известняк, состоящий из раковин и их обломков. И только подумали, что пора бы и перекусить, как навстречу попался косяк крупной, до полуметра, беломорской сельди. А после еды, как всегда, захотелось поспать. Недолго думая, они приостановились и легли на воду. В отличие от людей, во время сна у дельфинов и китов отдыхает только одна половинка мозга. Вторая же всё время управляет дыханием: выдох – вдох, выдох – вдох. Белухи лежали на поверхности воды, то погружаясь в такт дыханию, то всплывая. Ихтиозавры, наоборот, расположились посерединке между дном и зеркалом воды. Выдохнули – вдохнули, плавно опустились вниз и медленно всплыли. А вот дракону совсем не хотелось спать. Он убедился, что вокруг нет никого из любопытных, которые спят и видят летающих драконов, и полетел к ближайшему берегу.

Ночью это время суток можно было назвать только по недоразумению. Всё было видно, как днём, только воздух был каким-то сереньким, наверно, не выспавшимся. Брон поднялся ввысь настолько, что сумел увидеть всю оконечность Кольского полуострова, от Горла до мыса Святой нос. Берег представлял собой сплошную заболоченную равнину, валами, словно в продолжение морских волн, убегающую на юго-восток. Даже подходящий глядень – гору для обзора всего окоёма – Брон не смог подобрать, так, одни мелкие холмики! Так и не найдя ничего интересного, он вернулся к своей дремлющей команде.

Наутро отряд отправился в дальнейший путь.

– Теперь нам – прямая дорога вдоль берегов Кольского и Скандинавского полуостровов до самого фьорда Порсангер, что между мысами Нордкин и Нордкап, – произнесла Берма, тщательно высвистывая географические названия, данные этим местам людьми. – Пару дней, и мы – во фьорде! Кстати, там протекает тёплое течение, которое не даёт замерзать водам побережья…

– Эй, вы, смотрю, уже дрожите от холода, неженки! Ну-ка, подруга, за мной! Сейчас согреемся!

И белухи принялись загонять рыбный косяк на мелководье. Они устроили настоящую карусель, загоняя в середину пытающуюся разбежаться на все шесть сторон рыбу, и время от времени с аппетитом всасывая сверкающие серебром рыбьи струи. Дракон и ихтиозавры, не раздумывая, присоединились к охоте. Борн, хитрюга, взвился в воздух и начал выхватывать из косяка самых лакомых рыб. Некоторые из них, обезумев от страха, сами выпрыгивали из воды к нему навстречу, не зная, куда податься от этой свалившейся как снег на голову напасти. Что ж, у каждого – своё место в пищевой цепочке! Главное – не убивать без необходимости, не ощущать от этого удовольствие, не наслаждаться своим могуществом!

Подкормившись, они двинулась дальше.

Берега стали меняться, превращаясь из болотистых в холмистые, а затем – в скалистые и обрывистые.

А вот и конечная цель путешествия.

– Как бы ребята не передрались? – слегка опасались встречи пришельцев с земляками белухи. – Чего доброго, взбредёт в голову мужчинам свою удаль молодецкую выказывать…

Так и случилось! На подступах к фьорду вновь прибывших встретил передовой отряд белушской молодёжи. Они гоголями прошлись перед белухами, с любопытством оглядели ихтиозавров, удивлённо взглянули на дракона.

Затем, наверно, надеясь на многократное численное преимущество, принялись задираться.

– Ты посмотри, – насмешничал один, – плавников-то сколько нацепили! На спину, и две пары – по бокам…

– Это чтобы было легче вас догонять! – не полез за словом в карман Дельф.

– Семеро – одного не боимся, да? – тут же поддержал приятеля Ихтио, – такие вот смелые, да?

А Бел, не тратя слов попусту, выступил вперёд и штопором провинтил перед белухами, показав себя во всей своей ихтиозавровой красе.

Брон, увидев, что дело может зайти слишком далеко, пронырнул между двумя вовсю выпендривающимися сторонами, щёлкнул пастью с внушительными рядами зубов и, прямо в воде развернув свои многометровые крылья, взметнулся в воздух. Оказалось, что этот необычный зверь мало того, что в плавании может дать любому фору, так ещё и летает почище любой птицы.

– Связываться с таким себе дороже! – дружно решили задиры и расступились.

Увидев, что путь во фьорд свободен, дракон сложил крылья и красиво, без пузырьков, несмотря на двухметровые приливные волны, войдя в воду, присоединился к друзьям.

– Что за шум, а драки нет! – пошутил Брон, подплыв к ихтиозаврам.

– С тобой подерёшься, – проворчал Бел. – Всех противников одним видом распугал.

– Вот и хорошо, – одобрили мирное разрешение конфликта Минта и Берма. – Да и зачем драться? Мы же выбираем себе пару не по силе мускулов, а по силе голоса! Кто громче всех поёт, тот – и лучший.

За разговорами они миновали устье фьорда и, подгоняемые приливом, вошли в его стокилометровое русло. Оно было почти прямым, но изобиловало множеством скалистых островов. Белухи с детёнышами обычно собирались в одной из прибрежных бухточек, ближе к тупиковой части фьорда. Киты, так неласково встретившие гостей, до сих пор плыли на особицу, отдельной стаей.

Вдруг позади стаи раздался громкий стук моторов. Несколько катеров зигзагами, шарахаясь от одного берега к другому, на полной скорости мчались от входа во фьорд прямиком на белух. Немного погодя катера появились и спереди по курсу. Стараясь уберечь неопытный молодняк от случайного попадания под винты, белухи юркнули в проливчик между островками. И… попались! Там, на мелководном перешейке, китобойное судно, спрятавшееся в засаде за островами, поставило громадный невод, метров пятьсот длиной и десять – высотой. Ячеи размером сорок на сорок сантиметров не оставляли сомнений, для кого предназначалось это страшное орудие лова. На грунте невод прочно удерживался якорями, исключающими всякую возможность поднырнуть под него, а вход и садки были оснащены самозахлопывающимися сетками. В этот вот ставной невод угодила стая. Один только дракон, мгновенно просчитав ситуацию, успел перелететь через него на другую сторону. Входная сетка опустилась и защёлкнулась. Белухи, оказавшись между входной и отбойной стенкой, заметались, помчались в разные стороны, кто куда, и угодили в боковые садки. Ихтиозавры не стали суетиться, а встали у стенки, противоположной входу, спокойно ожидая, чем всё закончится. К ним с внешней стороны подплыл Брон, чтобы обсудить, как выбраться из ловушки.

– Можно попробовать перекусить канаты, – первое, что пришло в голову дракону.

– Боюсь, это даже мне не под силу, признался он, попробовав на зуб стальной трос. – Да и зубы ещё пригодятся для китобоев, когда они начнут вытаскивать добычу из сети…

– Давайте приподнимем нижний трос невода! – предложил Дельф. – Я думаю, у нас четверых хватит силы, чтобы поднырнуть под него и сдвинуть якоря с места.

– Хорошая мысль, – поддержал Бел, обрадованный, что можно начать действовать, и первым подал пример, сразу же наполовину зарывшись в донный ил.

– Подожди, – остановил его Ихтио. – Мы-то, может, и освободимся, а как быть с остальными…

Он показал плавником на расположенные с двух сторон невода садки-мешки, сплетённые из прочных стальных тросов. В каждом их них с истеричным многоголосым свистом билось по десятку белух. И чем больше они паниковали, тем сильнее затягивалась горловины. Брон, не мешкая, устремился к правому садку.

– А вы успокойте остальных! – приказал он рыбоящерам.

Ихтио подплыл к левому мешку и попросил Минту, оказавшуюся там, утихомирить остальных белух. Киты принялись возбуждённо пересвистываться, перещёлкиваться и вскоре прекратили суетиться.

Дракон осмотрел садок, понял, как его открыть, и уже через несколько минут белухи оказались между входной и отбойной стенкой невода. Но справиться с сетью, перегородившей вход, даже дракону оказалось не под силу.

– Вот теперь пригодится и твоё предложение! – воскликнул Брон, обратившись к Дельфу.

Ихтиозавры, как землеройки, раскидали носами ил под нижним канатом невода. Белухи, поняв, что нужно делать, принялись помогать. Откопав трос, белухи, ихтиозавры и дракон, стали подлезать под канат, сантиметр за сантиметром сдвигая с места якоря и приподнимая трос. Вскоре пленники оказались на свободе.

Ихтиозавры повели белух к берегу, стараясь не показываться на поверхности, чтобы на китобойном судне и пришвартовавшихся к нему катерах-загонщиках ничего не услышали. За те пятнадцать-двадцать минут, в течение которых дельфины и белухи оставались без свежей порции воздуха, они успели отплыть на несколько километров, так и не замеченные людьми.

Сам же Брон, не захотев оставлять безнаказанными китобоев, заманивших в ловушку его друзей, остался рядом с судном. Находясь у берега на якорях и чувствуя себя в полнейшей безопасности, люди даже не оставили на мостике дежурного. Дракон бесшумно взлетел на борт и, подкравшись к иллюминатору кают-компании, прислушался. Кто-то как раз рассказывал приятелям, что видел летящего над заливом…дракона. Его подняли на смех, какие, мол, могут быть драконы, на дворе двадцать первый век? Но матрос, стоящий перед ужином на вахте, неожиданно поддержал товарища, сказав, что он тоже видел какое-то чудовище, пролетающее над неводом.