Текст книги "Человек. Образ и сущность 2014. Гуманитарные аспекты. Человек и гуманитарное знание"

Человек и религия

Античная теология у Диогена Лаэртского

Г.В. Хлебников

Название статьи только на первый взгляд кажется несколько провоцирующим и парадоксальным, ведь произведение Диогена Лаэртского, как говорил когда-то в далеком 1979 г. мой научный руководитель Алексей Сергеевич Богомолов на кафедре ИЗФ МГУ, рекомендуя труд древнегреческого эрудита в качестве темы кандидатской диссертации, «по существу, вся античная философия», а в античной философии богопознание и учение о богах – одна из центральных тем (достаточно вспомнить ее место в учениях досократиков, Сократа, Платона, Аристотеля, стоиков и т.д.).

Однако конец брежневского правления был не лучшим временем для подобного типа анализа, хотя бы и античных мыслителей, поэтому данного вопроса в диссертации пришлось коснуться лишь вскользь, ограничившись экспозицией того немногого, что было у западных ученых.

Лаэрций, по его собственным словам, собирал в свои книги все, что считал наиболее важным и ценным у философов, поэтому значительной задачей представляется отдельно выделить и рассмотреть и эту сумму философско-теологических знаний (а часто и психотехник или бихевиористических технологий на их основе), которые он находит в текстах своих авторов и транслирует читателю.

Несколько слов в связи с этим о методе Диогена Лаэртского: он скептик, сознательно стремящийся воздерживаться как от суждений в отношении приводимых им тезисов философов, так и от высказывания собственных догматических положений, что не препятствует ему тем не менее изредка то одной-двумя эмоционально окрашенными фразами обозначить «свою» позицию, то, например, выразить негодование по поводу асебии некоторых мыслителей. Не исключено, что то и другое тоже сознательно и намеренно, – чтобы самому не пострадать по аналогичному обвинению, ведь он приводит достаточно и атеистических высказываний, оскорбительных для официальной демотической религии полисов. Как показывают приводимые им примеры, свободно говорить и писать о богах в те времена было не так уж безопасно, отчасти это верно и сейчас.

На первый взгляд и в целом, философы у Диогена чувствуют себя выше религиозных представлений. Так, Солон не видит в религиозных обрядах особой пользы, Диоген считает Дионисийские празднества безумием, теология Гесиода и Гомера подвергалась осмеянию такими философами, как Пифагор, Гераклит и Ксенофан, а Анаксагор, Сократ и Аристотель были даже привлечены к суду за нечестие, которым они нанесли оскорбление религиозным представлениям народа. Согласно стоикам, мудрец не испытывал страха и преклонения перед демонами (II 97, 117, IV 54, X 123, I 64, VI 24, 28, II 13, 38, 40, V 8, VII 119, II 91). Эпикур считает, что наука освобождает от мифологии, а «варварская» философия, которая была теологичной, не считается поэтому подлинной (VIII 21, IX, I, 18, X 143, 87, 104, 116, I 1, 2, 5, 6, VIII 3). Собственное отношение Диогена Лаэртского к теологии вначале также представляется индифферентным, так как он стремится нейтрально излагать атеистические учения (I 62, 79, III 43, 44, V1 21, 25, 30, 31, V 8, X 10, 15, 6, 10, II 97, IV 54).

Однако установление и прояснение концептуальных связей, объединяющих отдельные понятия в единый дискурс, целостное, а не фрагментарное рассмотрение философем мыслителей, сразу же выявляет поверхностность и недостаточность подобного понимания – Диоген Лаэртский ясно показывает в своей трансляции, что место Бога, Божественного, богов эминентно в конструктах античных философов. Факт существования Бога меняет буквально все как в понимании строения Вселенной, которая теперь становится Космосом, так и в поведении не только отдельных индивидов – личностей, соотносящих отныне свое поведение с божественной парадигмой, но и всего народа, видящего в установлениях богов и божественных законов реперные точки своей идентификации как единой целостности. Более того, через них и отдельные индивиды, и народ оказываются в синтагме космического целого связанными с богами как артикуляцией «сверху», так и собственной деятельностью «снизу». Поэтому Сократ по праву говорил, что он εκ του κοσμου, и называл себя κοσμοπολιτης, т.е. «гражданин космоса», живущий по его законам, установленным Богом.

Разумеется, изложить весь материал Лаэрция в рамках небольшой работы невозможно, поэтому приведем только наиболее репрезентативные, как представляется, философско-теологические апофегмы и положения из его книги, не упуская из виду, что его тексты поливалентны и ориентированы на разные целевые группы.

Изложение теологического материала, как обычно у Лаэрция, показывает наличие внутренней структуры, состоящей, в первом приближении, из следующих положений.

1. Кто такие Бог и боги? Каковы их качества и сущность?

2. Как возможно богопознание?

3. Боги и генезис мира.

4. Как Бог и боги относятся к миру?

5. Как должны относиться к богам люди?

6. Проблема атеизма.

1. Кто такие Бог и боги? Каковы их качества и сущность?

О богах следует говорить, что они есть (I, 88, Биант). «Зевс и Время были всегда…» (I, 110, Ферекид). Согласно Эпихарму боги были вечно, «ни на миг не отсутствуя»252252
  Здесь и далее, кроме оговоренных случаев, тексты Диогена Лаэртского приводятся по изданию: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. – М.: Мысль, 1979. – 620 с.


[Закрыть] (III, 10).

По Эпикуру, боги существуют, ибо знание о них – очевидность (X, 123); но они не таковы, какими их полагает толпа. А именно: одни существуют в виде чисел, другие – в подобии формы (X, 139).

Заметьте, кстати, что существование даже богов в виде чисел открывает совершенно неожиданное и в какой-то мере ультрасовременное понимание природы всего сущего.

Фалес считал, что Бог не рожден и поэтому древнее всего сущего (πρεσβύτατον τών όντων θεός: άγένητον γάρ) (I, 35). Само Божественное то, что не имеет ни начала, ни конца (τί τί θεîον, «τό μήτε άρχήν έχον μήτε τελευτήν») (I, 36). Ксенофан полагал, что сущность бога шаровидна и совсем не схожа с человеком: он весь – зрение и весь – слух, но дыхания в нем нет; и он весь – ум, разумение и вечность (IX, 19).

Пифагор считал Солнце, Луну и другие светила богами, так как в них преобладает тепло, а оно – причина жизни (VIII, 27).

По Хрисиппу, первый бог субстанциально – это чистейшая часть эфира. Платон считает, что боги имеют преимущественно огненную природу. Бога он называет умом и причиной, считает шарообразным, наилучшим и прекраснейшим. Бог бестелесен, как и душа, – именно поэтому он не подвержен ущербу и какому-либо патогенному воздействию или претерпеванию. Земля тоже Бог (III, 69).

Еще Пифагор сказал, что Бог мудр (μηδένα γάρ εĩναι σοφòν [άνθρωπον] άλλ’ ή θεόν) (I, 12). Платон детализирует понимание «мудрости» как знание вещей умопостигаемых и сущностно существующих: такое знание свойственно Богу и душе, отделенной от тела. Боги, по Платону, бестелесны (III, 77), обладают провидением будущего, и он верит в то, что они следят за человеческими делами (I, 79). Фалес полагает, что от Бога человеку невозможно скрыть даже свое мышление, не говоря уже о делах (ήρώτησέ τις αύτòν εί λήθοι θεούς άνθρωπος άδικών: «άλλ’ ούδέ διανοούμενος») (I, 36). По мнению Алкмеона, богам дано ясно судить как обо всем невидимом, так и смертном, людям же – лишь по признакам и приметам (VIII, 83).

Бог благ: Евклид заявлял, что существует одно только благо (agaton), называемое разными именами: иногда разумением, иногда богом, а иногда умом и прочими наименованиями (II, 106).

Стоики также полагают, что Бог вечен и существовал вначале сам по себе. По их мнению, Бог, ум, судьба и Зевс – одно и то же, и у него есть еще много имен. Судьба есть причинная цепь всего сущего или же разум, по которому движется мир. Бог – это «мир» как обособленная качественность всей сущности; он не гибнет и не возникает. Он – творец всего мироустройства. Бог есть живое существо, бессмертное, разумное, совершенное или же умное в счастье, не приемлющее ничего дурного, Его промысел – над миром и над всем, что в мире; но он не человекоподобен. Бог – творец всего и как бы родитель всего: по многим своим силам он носит многие имена. Он зовется Дием, потому что через него (dia) совершается все, Зевсом, поскольку он – причина жизни (zen) и проницает всю жизнь; зовется Афиной, поскольку ведущая часть его души простирается по эфиру; Герой, поскольку по воздуху (aer); Гефестом, поскольку по техно-огню; Посидонием, поскольку по воде; Деметрой, поскольку по земле; другие имена, даваемые ему людьми, также обозначают какие-либо Его свойства (VII, 147). Антипатр в VII книге «О мире» говорит, что сущность бога имеет вид воздуха (VII, 148); а Боэф в книге «О природе» называет сущностью бога круг неподвижных звезд (ibid).

По Пифагору, добродетель есть лад (harmonia), здоровье, всякое благо и Бог (VIII, 33).

Диоген Синопский полагает, что богам дано не нуждаться ни в чем.

Эпикур призывал верить, что бог есть существо бессмертное и блаженное (ибо таково всеобщее начертание понятия о боге); имеющее высочайшее счастье. При этом существо блаженное и бессмертное ни само забот не имеет, ни другим не доставляет, а поэтому не подвержено ни гневу, ни благоволению: все подобное свойственно слабым (X, 139).

Боги, по-видимому, проводят время в роскошных пирах: Аристип считает, что «если бы роскошь была дурна, ее не было бы на пирах у богов».

2. Как возможно богопознание?

Тексты в этом подразделе отражают сложность самого вопроса: философы придерживаются разных, иногда противоположных мнений, и Лаэрций репрезентативно приводит эту палитру мнений.

По мнению Мелисса, о богах высказываться не подобает вообще, ибо познание их невозможно (IX, 24).

Того же мнения придерживался Протагор, писавший: «О богах я не имею знания, ни есть ли они, ни не есть…» («περί μέν θεών ούκ έχω είδέναι οΰθ’ ώς είσίν, οΰθ’ ώς ούκ είσίν») (IX, 51).

В греческом оригинале допустимо не только гносеологическое, но и онтологическое понимание данного фрагмента (не быть в известном людям значении не значит не существовать вообще), что открывает совершенно иной взгляд на проблему бытия богов.

Пиррон указывал, что «разные народы верят в разных богов».

Согласно стоикам, разумом люди через выводы из доказательств постигают бытие и провидение богов.

Также и по Эпикуру, боги познаваемы разумом, одни существуют в виде чисел, другие – в подобии формы, человекообразно возникая из непрерывного истечения подобных видностей, направленного в одно место (X, 139).

О богах не следует говорить на улице, где и с кем попало: когда Кратет спросил Стильпона, чувствуют ли боги радость от наших поклонений и молитв, он ответил: «Глупый ты человек, такие вопросы задают не на улице, а с глазу на глаз!» (II, 117). Точно так же и Бион на вопрос, есть ли боги, отвечал: «Эту толпу от меня отгони, многоопытный старец!» (ibid).

По мнению Эпикура, нечестив не тот, кто отвергает богов толпы, а тот, кто принимает ее мнения о них, ибо высказывания толпы о богах – это ложные домыслы (X, 123–124).

Феодор, как пишет Лаэрций, всячески отрицал ходячие суждения о богах. Он хвалит его книжку под заглавием «О богах», сообщая, что она «весьма достойная внимания» и что из нее-то, «говорят», Эпикур заимствовал большинство своих положений.

3. Боги и генезис мира

«Все, что имеется, было совокупно, затем пришел Ум и установил в нем распорядок» (I, 6, Анаксагор). Бог – творец мира, который поэтому прекрасен (κάλλιστον κόσμος: ποίημα γάρ θεοΰ – Фалес) (I, 36).

Мир конструируется умом и провидением (Хрисипп, V книга «О провидении» и Посидоний в III книге «О богах»). Ибо ум проницает все части мира, как душа – все части человека. Но одни части он проницает больше, другие меньше. Таким образом, весь мир есть живое существо, одушевленное и разумное, а ведущая часть в нем – это эфир. Порожденный мир един, поскольку он чувственно воспринимаем, будучи устроен богом. Мир одушевлен, потому что одушевленное выше, чем неодушевленное. Мир есть изделие, предполагающее наилучшую причину. Он устроен единым и не беспредельным, ибо единым был и образец, с которого он сделан. Он шарообразен, ибо такова и фигура его породителя. Причина любого становления есть Бог, ибо благу естественно быть благо-творным. Причина генезиса неба тоже Бог, ибо наилучшее из умопостигаемого есть причина прекраснейшего из порожденного; а так как Бог именно таков и так как небо в своей красоте подобно именно наилучшему, то оно не может быть подобно ничему порожденному, а только Богу. Вещество движется и движет, в свою очередь, свои порождения, которые движутся сначала нестройно, но когда начинается конструирование мира, то принимаемое от Бога делает их движение размеренным и стройным. Живые существа причастны числу.

Согласно стоикам, мир также един, конечен и шарообразен – это живое существо, разумное, одушевленное и мыслящее (VII, 138–143).

4. Как Бог и боги относятся к миру?

Согласно Пифагору, боги родственны людям, и над последними есть божий промысел (VIII, 27). По Платону, есть два начала всего – Бог и вещество. Вещество бесфигурно и беспредельно; из него рождается сложное: принимая идеи, оно порождает сущности. Идеи – это причины и начала, которыми все, что различно по природе, бывает таково, каково оно есть. Некогда вещество было в нестройном движении, но Бог (говорит Платон), полагая, что строй лучше нестроения, свел вещество в единое место, и эта сущность обратилась в четыре первоосновы – огонь, воду, воздух, землю, – а из них возник мир и все, что в мире.

Стоики также признают два начала во всем сущем: деятельное и страдательное. Страдательное – это бескачественная сущность (вещество); а деятельное – разум, в ней содержащийся, т.е. Бог. Он – творец всего, что в ней имеется. Начала и основы – вещи разные: первые не возникают и не подвержены гибели, вторые же погибают, когда происходит тотальное возгорание. Начала бестелесны и не имеют формы, основы же имеют форму (VII, 134).

Диоген Синопский полагал, что все находится во власти богов; мудрецы – друзья богов; но у друзей все общее; следовательно, все на свете принадлежит мудрецам. Он объявлял, что боги даровали людям легкую жизнь, а те омрачили ее, выдумывая медовые сласти, благовония и тому подобное.

Пифагор говорил, что Гермес оставил ему память о предшествующих рождениях и жизнях (VIII, 4).

По Бианту, что удастся хорошего, то следует считать происходящим от богов (I, 88). Пифагор, когда открыл, что в прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен квадрату катетов, принес богам гекатомбу. Сократ говорил, что его демоний предсказывает ему будущее.

Боги, по-видимому, могут иметь интимные отношения с земными женщинами, как следует из рассказа Диогена Лаэртского об обстоятельствах рождения Платона: когда Потона была в цвете юности, Аристон пытался овладеть ею, но безуспешно; и, прекратив свои попытки, он увидел образ Аполлона, после чего сохранял жену в чистоте, пока та не разрешилась младенцем (III, 2).

По мнению толпы, пишет Эпикур, боги будто бы посылают дурным людям великий вред, а хорошим – пользу, но это не так: Богу нельзя приписывать того, что чуждо бессмертию и несвойственно блаженству, а необходимо представлять о нем лишь то, чем поддерживаются его бессмертие и блаженство. Самое же главное смятение в человеческих душах возникает оттого, что одни и те же сущности считаются блаженными и бессмертными и в то же время наделенными волей, действиями, побуждениями (X, 124).

5. Как должны относиться к богам люди?

Богов следует почитать (Солон). По Эпихарму, благочестив перед богами тот, кто печется о храмах и приносит жертвы. Эпименид в Афинах основал храм Благих Богинь и был первым, кто стал воздвигать храмы. Сократ был повинен в том, что не почитает богов, которых чтит город, а вводит новые божества. Благочестие Эпикура Лаэрт называет «несказанным».

Но чтобы их почитать, их надо знать, и Пифагор покинул отечество для посвящения во все таинства (на Крите он вместе с Эпименидом спустился в пещеру Иды в Египте – в тамошние святилища) и узнал о богах самое сокровенное.

Платон называет философию мудростью, ибо она вселяет стремление к божественной мудрости. Конечная цель заключается в том, чтобы уподобиться Богу, т.е. творить добро, а для этого необходимы добродетели, которых поэтому достаточно для счастья.

Таким образом, благо человека на земле оказывается внутренне связанным с представлением о божествах, которым следует подражать и благодаря этому как воплощать идеал человека, так и выполнять дело Бога на земле.

Добродетельных людей Диоген Синопский называл подобиями богов, любовь – делом бездельников. По его мнению, мужам, достигшим сходства с богами, дано довольствоваться немногим.

Стоики не отрицали и непосредственное общение с божеством: так, Зенон обратился к оракулу с вопросом, как ему жить наилучшим образом, и Бог ответил: «Взять пример с покойников»; Зенон понял, что это значит, и стал читать древних писателей. Мудреца этот философ считал божественным, потому что тот как бы имеет в себе Бога, между тем как дурной человек безбожен. Мудрец благочестив, ибо он искушен в уставах, относящихся к богам, а благочестие – это и есть знание о служении богам. Он будет приносить жертвы богам и блюсти чистоту, потому что прегрешения перед богами противны ему, и он любим богами, потому что он свят и праведен перед ними. Только мудрец есть настоящий священнослужитель, потому что он сведущ в жертвоприношениях, основании храмов, очищениях и прочих заботах, относящихся к богам. Мудрец будет также молиться богам, испрашивая у них благ (так говорит Посидоний в I книге «О надлежащем» и Гекатон в III книге «О невероятном»). Но Пифагор запрещает молиться о себе, ибо в чем наша польза, мы не знаем. Он также предписывал изображения Бога в перстне не носить. Предписывал он не допускать закланий богам и поклоняться лишь бескровным жертвенникам. Богов чтить выше демонов, героев выше людей.

6. Проблема атеизма

Атеистическое, как и неблагочестивое отношение к богам Диоген Лаэртский резко осуждает (в эпизоде с Орфеем) или высмеивает (в случае с Бионом), говоря о первом: «Те, кто приписывают открытие философии варварам, указывают еще и на фракийца Орфея, называя его философом, и притом древнейшим. Но я не знаю, можно ли называть философом человека, который говорил о богах так, как он; да и вообще не знаю, как назвать человека, который бесстыдно приписывает богам все людские страсти, в том числе такие мерзкие дела, которые редкому человеку и на язык придут» (I, 5).

И о втором (Бионе): «В своих беседах с близкими ему людьми он высказывал много безбожных мыслей, заимствованных у Феодора. Однако потом, когда он заболел, – так рассказывают жители Халкиды, где он умер, – он дал надеть на себя амулеты и покаялся во всем, чем грешил перед богами. Так он и умер, а я написал о нем такие сатирические стихи: Поэт Бион, борисфенит… Как мы слыхали, говорил: “Богов не существует!” Когда б на этом он стоял, то мы сказать могли бы: “Что думает, то говорит: хоть худо, да правдиво”. Но ныне, тяжко заболев, почуяв близость смерти, Он, говоривший: “Нет богов!”, на храмы не глядевший, Он, издевавшийся всегда над приносящим жертвы, Не только начал возжигать и тук и благовонья На очагах и алтарях, богам щекоча ноздри, Не только говорил: “Винюсь, простите все, что было!”, Нет, взяв у бабки талисман, чтобы носить на шее, Он, полон веры, обвязал кусками кожи руку И двери дома осенил шиповником и лавром, Готовый все перенести, чтоб с жизнью не расстаться. Дурак, хотел он подкупить богов – как будто боги Живут на свете лишь тогда, когда ему угодно! И лишь когда, почти прогнив, свою он понял глупость, То, руки простерев с одра, вскричал: “Привет Плутону”» (IV, 54–57).

Тему наказания за нечестие Диоген Лаэртский не менее убедительно иллюстрирует и в своем эссе о Пифагоре рассказом Иеронима, который говорит, что, когда Пифагор сходил в Аид, он видел там, как за россказни о богах душа Гесиода стонет, прикованная к медному столбу, а душа Гомера повешена на дереве среди змей (VIII, 21).

О Хрисиппе Лаэрций также говорит, что тот «выдумывает гадости про Геру и Зевса и целых 600 строк пишет такое, чего никому не повторить, не замарав рта», так что, говорят, что эта выдуманная им история под стать не богам, а блудилищам (VII, 187–188).

Ксенофан писал эпические стихи, элегии и ямбы против Гесиода и Гомера, нападая на их рассказы о богах. Диоген Синопский также критиковал народную религию. Так, видя, как кто-то совершал обряд очищения, он сказал: «Несчастный! ты не понимаешь, что очищение так же не исправляет жизненные грехи, как и грамматические ошибки». Он порицал людей за их молитвы, утверждая, что они молят не об истинном благе, а о том, что им кажется благом. Тем, кто боялся недобрых снов, он говорил, что они не заботятся о том, что делают днем, а беспокоятся о том, что приходит им в голову ночью. Афиняне просили его принять посвящение в мистерии, уверяя, что посвященные ведут в Аиде лучшую жизнь. «Смешно, – сказал Диоген, – если Агесилай и Эпаминонд будут томиться в грязи, а всякие ничтожные люди из тех, кто посвящен, – обитать на островах блаженных!» Зенон (стоик) полагал, что дурной человек безбожен, причем «безбожный» говорится в двух смыслах: «противоположный божественному» и «отрицающий божественное» – и последнее он относил не ко всякому дурному человеку.

При этом Лаэрций благожелательно цитирует Эпихарма, который справедливость в своих диалогах представлял божественным законом, «чтобы страх посмертной кары за дурные поступки подкреплял его увещания о добрых».

Некоторые выводы

У Диогена Лаэртского есть, конечно, и многочисленные топосы, в которых излагается учение философов о душе, но, думается, уже и без них очевидно, что у нашего автора не только есть место философской теологии, но и что она артикулируется на разных уровнях, как просто, так и сложно, с очевидной целью, в том числе, чтобы охватить и индоктринировать как можно больший контингент читателей.

Что мы находим у Лаэрция, чего бы не было у его авторов? То, чем органичное целое больше части: эффект сверхаддитивности – качественно более полную, цельную, собранную картину ответов на вышепоставленные вопросы.

Следует также заметить, что при сравнительно небольшом количестве собственно теологического материала в учениях и мнениях философов посредством расположения текстов достигнут эффект, так сказать, теологизации всей книги, когда почти каждый философ либо сам трактует вопросы богословия, либо связанные с ними категории, либо через черту характера, поведения или через какое-либо событие в его жизни ярко выступает его отношение к ним либо их отношение к людям.

Важно отметить, что даже там, где Лаэрций прямо не называет богов, он говорит о вещах, которые с ними связаны, – о добродетели, например.

Таким образом, можно констатировать, что книга Диогена Лаэртского – это не только репрезентация истории античной философии в ее сути, как она представлялась образованному сознанию той эпохи, но и представление этой истории в виде философской теологии. Поэтому прочитав его труд, грек или лицо, знающее греческий язык, получали определенно выстроенное представление как о самих философах, их образе жизни, эпитоме их мыслей, концепций, теориях о природе человека, мира, так и о рациональных, не противоречащих другим концепциям учениях этих мыслителей о богах как высшей, лучшей, существеннейшей и важнейшей части мироздания.