Текст книги "Человек. Образ и сущность 2014. Гуманитарные аспекты. Человек и гуманитарное знание"

Информация и книга

Информация и книга: Культурологические и гносеологические аспекты

А.К. Воскресенский

Существующая советская и российская литература рассматривает соотношение понятий «информации и библиотеки» в нескольких проблемных измерениях: чтение, книга, методология библиографии, библиотечная философия, применение новой информационной технологии в традиционной библиотечной сфере, проблематика информационного поиска, тезаурус как инструмент гуманитарного познания.

Философия книги

Со времен Античности методологической основой осмысления документальной информации как явления служило исследование таких форм информации, как идея и знание. Исследования древнегреческих философов создали основу для осознания письма и его результатов как процедуры и результатов познания, тем самым дав основу гносеологическому направлению формирования знаний о документальной информации. Впоследствии это нашло отражение в этимологии термина «documentum», производного от латинского «doceo», что означает «учу», «извещаю», «доказываю». Позднейшая производная форма, «documentum», имела два значения: 1) поучение, пример, образец, урок и 2) доказательство, свидетельство. Таким образом, этот термин сочетал в себе два аспекта – гносеологический и доказательный.

Более того, Е.А. Плешкевич полагает, что античная доказательность на первоначальных этапах «была связана не с правовой, а с гносеологической природой документа, что делало термин “documentum” синонимом термина “argumentum”, означавшего наглядное доказательство. Наиболее ярко мнемоническую функцию отражает термин “memoria”, который использовался в двух значениях: 1) запись исторического характера или летопись и 2) письменное доказательство» (32, с. 2). Несмотря на наличие в античный период термина «document», его использование для обозначения документов, традиционно определяемых как книга, встречалось крайне редко, преимущественно для книг дидактического содержания. Для обозначения книги использовались термины, произошедшие от названия материального носителя либо его формы. Так, термином «charta» обозначалась книга-свиток из папируса. Термин «liber» в латинском языке начинает использоваться с III в. н.э., «volume» – со II в. до н.э.

Социальной предпосылкой для становления гносеологической концепции книги начиная с поздней Античности и вплоть до Нового времени стало развитие религий, опирающихся на книгу как на источник веры и знаний о мироустройстве. Позднеантичный культ книги под воздействием религиозных факторов стал культом в буквальном, отнюдь не метафизическом смысле слова преклонением перед Библией как письменно фиксированным «словом Божиим» и перед алфавитом как вместилищем неизреченных тайн. В английском языке XVII–XVIII вв. за терминами «document», «documental», «documentary» закрепляются значения «учить», «инструктировать», «давать уроки», а также источники и первоисточники, по-видимому, тоже преимущественно в дидактическом контексте. При этом термином «documental» обозначали то, что относится к обучению и инструктированию, а для обозначения документов административно-управленческого и судебного характера использовались термины «instrument» и «record». Тем самым за термином «документ» сохранялось дидактико-доказательное значение.

С конца XIX в. гносеологическая концепция параллельно и даже синхронно формировалась в рамках документационно-гносеологического (информационно-гносеологического), библиографическо-библиотечного и книжно-документального направления. Бельгиец Поль Отле (1868–1944), увлекшись идеями О. Конта о субъективном синтезе позитивных знаний и Г. Спенсера об «абсолютно единой системе познания», попытался реализовать эти идеи в рамках направления «Документация». В качестве обобщающих терминов для обозначения носителя знаний им были выбраны «книга», «документ» и «документация», взятые из правовой и исторической концепций документа. В работе «Трактат о документации» П. Отле конкретизирует цели документации как деятельности – «суметь предложить документированные ответы на запросы по любому предмету в любой области знания» (37, с. 198).

Что касается понятия «книга», то в контексте позитивизма книга рассматривается П. Отле как орудие общения индивидов, поскольку она присутствует в деятельности всех социальных учреждений и общественных отношений. Книга также рассматривалась им как носитель в первую очередь научной информации. Термины «книга» и «документ» используются П. Отле как обобщающие и часто употребляются в связке, как синонимы они часто смешиваются. Причина этого кроется в том, что понятия «книга» и «документ» были в концепции Отле вспомогательными: основное внимание было уделено идее документации как идее создания «единого мира знаний открытого доступа» (32, с. 5).

Документационные идеи П. Отле оказали влияние на формирование теории во многих дисциплинах, связанных с научным знанием и его документальными формами. В первую очередь это библиотечно-библиографическая наука, в рамках которой начало формироваться библиографическо-библиотековедческое направление. Идеи Отле были поддержаны в первую очередь библиографами, в том числе отечественными. Б.С. Боднарский еще в 1915 г. резюмирует, что «документы представляют собой графическую память человечества, перенося из века в век, из поколения в поколение накопленные богатства наших знаний» (цит. по: 32, с. 8), в 1930-е годы он вслед за П. Отле вводит одним из первых в отечественной литературе понятие «информация», под которой понимает передачу фактов (см.: 6, с. 48).

В золотой цепи выдающихся деятелей отечественного книговедения особенно ярко сверкает имя Михаила Николаевича Куфаева (1888–1948). Можно согласиться с мнением одного из активных современных исследователей его творческого наследия, назвавшего М.Н. Куфаева «зачинателем советского книговедения», деятельность которого совпала с временами, когда книговедение как буржуазная наука было запрещено; в этом, о чем сейчас можно говорить с гордостью, судьба книговедения похожа на судьбу ряда других развивавшихся, но не угодных официальной идеологии того времени наук, таких как генетика и кибернетика.

Обширная цитата, приведенный ниже отрывок представляет не только научную концепцию, но и талантливо сотканный М.Н. Куфаевым образ Книги: «Первый вопрос философии книги, возникающий перед нами: какова природа и в чем сущность книги? Не мыслится ли исконный источник ее – Мысль и Слово – от века до века существующим? Вопрос большой и трудный. Одно во всяком случае несомненно, книга – продукт человеческой психики, и природа ее психическая. Сущность ее в Слове, и начало ее в Личности. “В начале было Слово и Слово было у Бога”, а не человека, “и Слово было Бог”, т.е. все. Слово было предвечно и лишь во времени стало светом человечества… Когда выявило себя в жизни, “плоть приняв”. Когда было зафиксировано глиною или камнем. Тогда Слово, продукт индивидуальный, через эманацию в материю, через воплощение в книге стало фактом социальным, долго не теряя своего мистического значения и нося в сознании людей печать своего откровенного происхождения. “Слово было у Бога”… Прометей похитил этот огонь с неба. Из слова родилась книга, как из головы Зевса рождена Афина (недаром некоторые сказания приписывают Прометею решение задачи – расколоть главу Зевса). И вот родилась Афина при содрогании неба и трепете земли, затмении солнца и кипении моря. Явилось книжное слово. Говорить так о книге – не значит утверждать спиритуализм и отрицать материализм. Наше положение подчеркивает всю важность интеллекта в творчестве книжном. Произнесение слова являет Личность, претворение же его в книгу являет соборность, потому что создание и завершение книги не принадлежит только личности, но личностям, духовной и материальной среде. Преодоление последней (в результате творчества книги) вскрывает стихийность побежденного хаоса, потому что организация (комбинация бумаги, шрифта, набор, тиснение, издание и пр.) вместо беспорядка знаменует победу соборной мысли над дисгармонией стихии… Таким образом, в природе книги два начала: индивидуальное и социальное» (16, с. 65).

Это восхищенное, обожествляющее отношение к книге и понимание ее социальной сущности стали главным поводом для целенаправленной травли М.Н. Куфаева советскими специалистами книжного дела в 1920–1930-е годы. Его единодушно упрекали в идеализме, социально-мистических рассуждениях, церковно-поповской схоластике, поскольку он дерзнул утверждать божественное происхождение книги; в метафизичности – поскольку создал метафизические надстройки над наукой в виде «философии книги» и «философии книговедения»; в приверженности к идеям субъективных идеалистов В. Виндельбанда и Г. Риккерта, чью классификацию он использовал в одном из своих трудов. Естественно, что этот апофеоз книги вызвал идеологическую отповедь марксистов-обществоведов: «Книговедческие построения Куфаева приобрели печальную популярность, как жалкая потуга оправдать систему книговедения библейскими текстами и греческой мифологией. Теория Куфаева – идеалистическая разновидность эмпирического книговедения… Теория Куфаева одна из многочисленных разновидностей реакционной буржуазной философии…» (11, с. 18).

Уже в первые послереволюционные годы сложились необходимые условия для разработки общей и единой системы книговедения, этому посвящены две монографии М.Н. Куфаева: «Проблемы философии книги» и «Книга в процессе общения». Хотелось бы подчеркнуть, что упрекать М.Н. Куфаева, как это делали до сих пор его оппоненты, в идеализме нет никаких оснований. Во-первых, «сам объект книговедческого познания – книга во всем реальном ее многообразии – носит духовный, идеальный характер. Скорее, поэтому следует говорить о таком методе, как идеализация» (11, с. 36). Характерно, что в первой схеме М.Н. Куфаева, раскрывающей положение «философии книги» в системе книговедческих дисциплин, отправная точка книговедческого познания обозначена вполне материалистично, как «действительность». Применительно к книговедению она реализуется в таких объективно существующих предметах, как книга, библиотека, архив и т.д. Материалистично и выделение основных этапов книговедческого познания: эмпирического и идеального. Во второй схеме, раскрывающей прежде всего место книговедения в системе научного знания, подчеркнута специфика книговедения как науки о «духе».

Обратившись к текстовому объяснению системы книговедения М.Н. Куфаева, можно убедиться, что исходный, базовый термин «книговедение» для обозначения науки о книге никаким другим термином не подменяется. Книговедение как бы опирается на два уровня идеализации – философию книги и философию книговедения (библиологию). Философия книги, как это вообще характерно для философского познания, должна проникнуть в сущность книги и привести в систему, в единство все действительное многообразие ее единичного и одностороннего проявления. Первый вопрос философии книги: какова природа и в чем сущность книги? Чтобы ответить на него, философия книги и должна обобщить весь эмпирический материал, формирующийся в рамках единичных, частных книговедческих дисциплин. Это наитруднейшая задача, так как, говоря словами М.Н. Куфаева, «единство идеи книги – единство самой книги, раскрывающейся в сменяющихся образах. В своем единстве мировой жизни книга несет свою миссию, осуществляет свою идею, решает свою задачу, кует свою судьбу…». «Книга – это часть многоликой действительности: нечто единое, обособленное и целое и в то же время, с другой стороны, неразрывно связанное со всем прочим миром, продукт мировой культуры и фактор ее», – цитирует Гречихин Куфаева (11, с. 40).

Таким образом, «философия книги – философская дисциплина, выясняющая принципы книги, определяющие, с одной стороны, ее бытие и развитие, с другой – ее познание». Далее Куфаев дает собственное определение книговедения, снимающее многие частные и принципиальные противоречия своей концепции: «Книговедение не есть собирательный термин для обозначения всех книжных дисциплин… это не простой конгломерат знаний о книге, а система их, объединенная общностью предмета, не совпадающая целиком с каждой в отдельности, но вместе с тем и не противоречащая их выводам. Под книговедением мы разумеем систему знаний о книге, условиях и средствах ее существования и развития. Книговедение – наука о книге в ее эмпирической и идеальной данности» (11, с. 42).

Особый вклад М.Н. Куфаев внес в научную разработку еще одной сложной и до сих пор окончательно не решенной проблемы: определения таких базовых категорий, как книга и книжное дело, выступающих в качестве объекта книговедческого познания. «Самое существенное состоит в том, что книга исследуется не сама по себе, как вещь, явление и т.п., не только как носительница мысли и слова и как специфическое явление материальной культуры. Ставится задача исследовать книгу, “существующую в целях общения людей”. Эта задача и составляет специфику книговедческого исследования…» (11, с. 53).

В послевоенные годы теоретическая (сущностная) неразработанность понятия книги привела к тому, что специалисты в области информатики, библиографии и библиотековедения предложили в качестве нового обобщающего понятия использовать понятие «документ». При этом сущностное определение книги, позволяющее выявить единую информационную сущность и, соответственно, подняться на новый уровень обобщения, отсутствовало. Вслед за библиографией документационные понятия постепенно проникают в библиотековедение, библиотека все больше и больше рассматривается как учреждение, которое организует доступ не к книгам, а к информации, т.е. к содержанию документов. Российский библиотековед Ю.Н. Столяров отмечал, что «термин “книга” неадекватно отражает понятие, обозначающее библиотечный фонд как систему. Правильнее пользоваться терминами “источник информации”, “документ”» (32, с. 10).

Период 1980-х – конца ХХ в. в библиографии характеризуется дальнейшей разработкой информационно-гносеологического направления, в ходе которого сопоставление понятий «информация» и «знание» приводит к выводу, что информация – это форма функционирования знания. В 1990-е годы при анализе понятия «документ» на первое место выдвигается коммуникационная функция. Лидером этого направления стал А.В. Соколов, «поместивший» документ в систему социальной коммуникации. Его концепция получила развитие в работах Г.Н. Швецовой-Водки, где документ понимается как «канал передачи информации», при этом сам канал передачи информации определяется как обязательный элемент информационно-коммуникационной системы. Рассматривая сложившиеся в науке определения документа, выделив восемь типов их функционального наполнения, исследовательница приходит к выводу, что все функции документа как записанной информации присущи и книге. Это значит, что в определении книги можно с полным основанием говорить: «Книга – это документ» (32, с. 10).

Теоретическая разработка понятия документа Ю.Н. Столяровым исходит из всеобщего определения, согласно которому «документ – это объект, позволяющий извлечь из него требуемую информацию». Исследуя онтологическую природу документа, Столяров отмечает, что субстанциональное определение документа – это его сущностное определение, но существующее только в теории, на практике же он является действительно документом только в случае функционального существования. Другим методологическим моментом выступает объявление понятия «документ» конвенциональным, весьма относительным и довольно условным, представляющим собой результат взаимной договоренности. «В контексте прагматической методологической установки интерпретация документального явления есть результат договоренности». При этом «явление не познается, оно конструируется под флагом междисциплинарности, при этом прочность конструкции определяется голосованием» (32, с. 12).

Подобные трудности уже имели место в истории документальной науки: несмотря на попытки терминологического конкурса Американского института документации, начиная с середины 1960-х годов происходит практически повсеместный отказ от использования термина «документация» и его замена термином «научная информация», являющимся сущностным. В связи с этим в целях преодоления функциональной ограниченности документалистской концепции во второй половине 1990-х годов В.В. Скворцовым было предложено перейти к информационной концепции библиотековедения. Принципиальное отличие информационной концепции от документальной он видел в том, что она, рассматривая библиотечное обслуживание как социальное (а не техническое!) явление, ставит во главу угла, расценивает как главное не документ, а саму информацию. При поиске и определении «главной субстанции» он обращается не к информационному подходу, но к диалектическому материализму, используя основные его положения: единство и борьба противоположностей, переход количества в качество, отрицание отрицания.

Подводя итоги формирования гносеологической концепции, можно отметить, что это наиболее разработанная концепция, связывающая сущность документа с информацией – знанием. В качестве основной документальной формы акцент в ней сделан на книгу как документ, содержащий знания. В течение своего длительного развития гносеологическая концепция испытала на себе сильное влияние таких общефилософских подходов, как позитивизм и практицизм.

Интеллектуальный прогресс человечества, рассматриваемый как непрерывно ускоряющийся процесс производства и потребления социальной информации, уже на начальных своих этапах вызывает необходимость создания специальных средств фиксирования человеческих знаний и опыта в целях их накопления, хранения и распространения. Исторически первичным (но впоследствии не единственным) всеобщим средством такого рода стала письменность. Взяв на себя функции всеобщего источника знаний, книга, сначала рукописная, затем печатная, образовала совершенно новое отношение, в котором и производство знаний, и их потребление одинаково противостоят книге как чтению. Таким образом, «книга, возникнув исторически как следствие развития человеческого интеллекта, превращается в необходимое условие его развития. В результате человек включил себя в им же созданную общественную систему “книга – читатель” или, говоря шире и точнее, систему документально-информационных коммуникаций: “документальные источники информации – потребители документальной информации”. Роль данной системы в ходе человеческого прогресса необычайно усложнилась и стала в настоящее время поистине всеохватывающей» (15, с. 64–65). С точки зрения автора, система «книга – читатель» является исторически первоначальной и до сих пор наиболее значительной формой существования системы «документ – потребитель».

Вокруг книги могут длиться бури и распри, но сама «книга» не имеет злобы дня; подобно кремниевой стреле первобытного человека, она документальное достояние историка, хотя бы он был иногда критиком, политиком и т.д. «Книга, мыслимая в своем всеединстве, по своему характеру входит в цикл явлений исторических» (16, с. 68). Таким образом, сущность, природа, характер книги, обусловленность и свобода ее процесса, роль книги и закономерность ее развития – вот проблемы, которые должна разрешить философия книги.

Проникновение в организующую роль факторов книги в связи с мыслимым всеединством и органичностью ее выводит нас из пределов философии книги, и мы естественно вступаем в область философии книговедения. «Если философия книги должна определить круг своих вопросов и критерии своих решений, коими конструируется гармоническая картина идей ее предмета, то задачей философии книговедения, по нашему мнению, должно служить конструирование идей науки об этом предмете, другими словами – принципиальное обоснование книговедения» (16, с. 76).

«Первый вопрос, стоящий перед нами: Каков объект книговедения? Будет ли это единичное или общее?» (16, с. 79). Книговедение изучает книгу как событие, происшедшее от такого-то и тогда-то, а не «безличное». Отсюда само собою вытекает, что книговедение является наукой идиографической, т.е. исследующей единичное, а не номотетической, устанавливающей законы явлений. Книговедение изучает конкретное единичное или, по терминологии Сократа, «особенное», а не «абстрактное общее».

Если вспомнить, что изучаемое книговедением конкретное явление – книга – по природе своей явление психическое, а по характеру своему исторично, то следует признать, что и основным методом изучения книги должен быть метод исторический. В этом выводе устанавливается полная и тесная связь между решением формальных и материальных задач философии книги: из основных принципов философии книги вытекают главные принципы философии книговедения. Из сущности и природы книги и характера ее, в связи с характером книжного процесса, вытекает учение о характере самой науки и ее метода. Книговедение – идиографическая наука о книге и ее развитии. Но понятие Виндельбанда об идиографичности в применении к истории книговедения надлежит несколько разъяснить. «Идиографическое» не есть единичное, оторванное от всего остального и изображаемое в чистой своей индивидуальности. «Событие» книги есть событие жизни и «как факт истории, является отрезком от целого, в воссоздании которого и заключается кардинальная задача книговедения. Постижение этой целостной картины жизни книги может осуществиться главным образом посредством метода исторического…» (16, с. 80–81).

При рассмотрении проблематики соотношения «Информация и документ»253253
  Воскресенский А.К. Информация и документ: Гносеологические и онтологические аспекты. Ч. 1. (Аналитический обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 3. Философия: РЖ / РАН. ИНИОН. – М., 2012. – № 4. – С. 28.


[Закрыть] было отмечено, что, по классификации Швецовой-Водки, «Документ IV – это материальный объект, в котором зафиксирована любая запись информации, выполненная любым разработанным человеком способом» (42, с. 20). Именно Документ IV является тем значением понятия «документ», которое используется в библиотечном деле, в библиографической и научно-информационной деятельности, в архивном деле. Поскольку гостовские термины и определения привязаны к проблематике делопроизводства и архивного дела, ситуация побуждала ученых к поискам другой, способной отразить особенности библиотечного дела, дефиниции.

Однако в понятии «документ» речь идет не о самих объектах, а об информации, которая передается. А вид информации зависит не от того, в каком объекте она «содержится» (точнее, с помощью какого объекта она передается), а от того, кто ее передает и воспринимает. Главная отличительная черта документа – наличие нооинформации, или социальной информации, – присуща любому документу, потому что он является средством социальной коммуникации, осуществляющейся в обществе, а не коммуникации в неживой или живой природе. «Таким образом, документ, с которым работают библиотечные, библиографические и другие информационные учреждения, это – записанная информация, имеющая реквизиты, соответствующие требованиям определенного жанра и вида документа, зафиксированная на (в) вещевом изделии, основная функция которого – сохранение и передача информации во времени и пространстве» (42, с. 79).

Рассмотрение разных концепций документоведения показывает, что «главное отличие между ними заключается в том, признают ли ее сторонники книгу одним из видов документа» (42, с. 248). Последователи так называемого «традиционного» документоведения отказываются от рассмотрения книги в рамках документоведения, сосредоточиваясь на документах управленческого назначения. Сторонники «широкой» концепции документоведения (документологии) считают книгу одной из разновидностей документа, следовательно, считают необходимым исследование книги с точки зрения документологии, определение общих черт документа вообще и книги в частности, а также отличий последней от других документов. Необходимость рассмотрения книги с позиций документологии становится особенно заметной, если принять во внимание тот факт, что обеспечение общества информацией происходит, главным образом, благодаря существованию и применению в документационном процессе книги как особого вида документа.

Поэтому «одной из важнейших проблем, касающихся определения и классификации документа, является определение соотношения понятий “документ” и “книга”, а также места книги среди других документов» (42, с. 249). Для того чтобы «документ» превратился в «книгу», на пути от коммуниканта к реципиенту нужна деятельность коммуникационных посредников, которая превращает документ исходный, созданный автором, в книгу и способствует ее поступлению к получателю информации. Рассматривая место книги в социальном коммуникационно-информационном процессе, можно дать такое определение: книга – это документ, создаваемый в результате деятельности коммуникационного посредника-1 (книгоиздательской или редакционно-издательской организации) и попадающий к получателю информации в результате деятельности коммуникационного посредника-2 (учреждений системы книгораспространения и книгоиспользования) (см.: 42, с. 257–258). В отличие от любого исходного документа книга с самого начала, с момента ее создания, предназначена для неопределенного круга лиц, или «для абстрактного читателя» (потребителя информации). Следовательно, книга по своей функциональной сущности является документом опубликованным, независимо от формы опубликования (издание или депонирование), особенностей материального носителя информации, знаковой системы ее передачи и канала ее восприятия человеком. Для превращения документа в книгу обязательной является деятельность коммуникационного посредника-1 и коммуникационного посредника-2. Поэтому итоговое определение «книги» может иметь такой вид: «Книга – это документ опубликованный, изданный или депонированный, предоставляемый в общественное пользование через книжную торговлю и библиотеки» (42, с. 258).

В отечественном книговедении сформировался и сохранялся так называемый функциональный подход, или функциональный метод, который считался специфически книговедческим методом. Понимался он как подход к произведению печати с позиций читателя (фактического, предполагаемого или потенциального). Г.Н. Швецова предлагает «…иной подход: идти от функций документа, выяснить, присущи ли они книге и каковы функциональные отличия книги от других документов. Основная функция документа – социально-коммуникационно-информационная – определяется его местом в системе социальных коммуникаций, где он является каналом передачи информации» (43, с. 70). Функции фиксирования информации и ее сохранения, обусловленные материальной формой документа, характерны также и для книги. Все прочие функции документа также присущи книге, однако по степени их выраженности можно предложить иную последовательность их перечисления: познавательная, культурная, мемориальная, управленческая, функция свидетельствования. Хотя знаковость и семантичность являются свойствами Книги так же, как и свойствами документа, а вербально-письменный способ выражения информации считается для Книги еще более обязательным, чем для Документа, если не единственно возможным. «Следовательно, этими свойствами Книга не отличается от Документа IV» (43, с. 76).

Наилучшим объяснением характера читательского адреса книги как средства коммуникации должно быть рассмотрение книги как средства ретиального коммуникационного процесса254254
  В коммуникационной системе «…сигналы могут быть направлены либо точно известным адресатам, либо их некоторому вероятному множеству. Характер этой направленности и является основанием разделения коммуникативных процессов на аксиальные (от латинского axio – ось) и ретиальные (от латинского retio – сети, невод). Аксиальный коммуникативный процесс предполагает передачу сообщения строго определенным (конкретное лицо, группа) получателям информации… Ретиальный коммуникативный процесс имеет место тогда, когда передача сообщения ведется не определенному количественно и неизвестному качественно множеству реципиентов (или их подразумеваемому континууму)… В ретиальных системах коммуникации налицо прежде всего анонимность адресата» (7, с. 77–78).


[Закрыть]. Данная характеристика может быть полностью отнесена к книге. С ней хорошо согласуется и предложение И.Г. Моргенштерна считать свойством книги «адресованность абстрактному читателю, т.е. заранее неизвестному для автора или изготовителя» (28, с. 44).

Вторая существенная черта книги, отличающая ее от других документов, – ее активная роль в формировании общественной идеологии, науки, искусства, морали, общественного мнения. Можно назвать ее «функцией преобразования общественного сознания», «гуманистической функцией», поскольку это – «функция воздействия книги на наше сознание, функция, активизирующая участие человека в преобразовании мира и самого себя» (43, с. 90). Все это позволяет рассматривать содержание книги не только как запечатление мыслей отдельных людей, но и как продукт общественного сознания, идейно-духовной жизни общества, форму существования (сохранения, распространения и развития) идеологии.

В результате сравнительного анализа функций и свойств документа и книги можно сделать вывод, что определения и Документа, и Книги должны быть функциональными, но они должны быть построены «не на основе перечисления функций и свойств, а на основе выявления их места в социально-коммуникационных информационных процессах» (43, с. 96). Оценивая теоретическую значимость монографии Г.Н. Швецовой, необходимо учесть, что представители так называемого «традиционного» документоведения отказываются рассматривать в нем книгу и сосредоточиваются на документах управленческого назначения, в то время как сторонники «широкой» концепции документоведения считают книгу разновидностью документа, которую необходимо исследовать с точки зрения документологии. Кроме того, автор считает, что раскрытие общих черт и различий, взаимоотношений между документом вообще и книгой в частности очень важно для библиотековедения и библиографии, а также для практических специалистов социальных институтов, осуществляющих информационное обеспечение общества.

В область методологии наряду с понятиями научного познания и ее методов входит также проблема методологического анализа самих объектов научного знания. Методология книги как научная дисциплина пока еще не аргументирована как форма знания о принципах, методах, средствах и процессах познания книги, поэтому следует прежде всего определиться с системой понятий, отражающих систему методологического знания о книге: «метод научного познания книги», «методологический аппарат познания книги», «методологический анализ книги», «средства познания книги», «принципы познания книги», «структура познавательного процесса», «уровни познания книги», «способ», «прием», «подход» и т.д. «Системой данных понятий не представлена никакая другая книговедческая дисциплина. Следовательно, объектом методологии книги являются методы познания книги» (12, с. 16).

Структура методологии книги обусловлена теми аспектами методологического знания, которые она в себя включает (само-рефлексия – теория; знание о принципах, методах и средствах познания книги; знание об уровнях, структуре и механизме методологического анализа книги); состав – единство методологии книги как формы знания и как формы познания. Снабжая книговедческие дисциплины познавательным инструментарием, без которого они не могут получить новое знание о своем предмете, методология книги имеет статус фундаментальной дисциплины (наряду с историей книги, теорией книги, социологией книги, типологией книги, психологией книги).