Текст книги "Право и современные технологии в медицине"

§ 1.13. Принцип конвергентности в поиске правового регулирования генных технологий

Силуянова И. В.

Аннотация: В работе обсуждается проблема формирования правового регулирования манипуляций с эмбрионом человека. В качестве исходной точки правового регулирования генных технологий определяется признание эмбриона человека субъектом правоотношений. Обоснование значения субъектного статуса эмбриона человека осуществляется на основе метода конвергентности правового, морального и философского знания.

Ключевые слова: право, мораль, биоэтика, философия, конвергентность, эмбрион человека, генные технологии.

Siluyanova I. V.

§ 1.13. The principle of convergence in the search for legal regulation of gene technologies

Abstract: The article discusses the problem of the formation of legal regulation of manipulations with a human embryo. The recognition of the human embryo as a subject of legal relations is determined as a starting point for the legal regulation of gene technologies. The substantiation of the value of the subject status of a human embryo is carried out on the basis of the method of convergence of legal, moral and philosophical knowledge.

Key words: law, moral, bioethics, philosophy, convergence, human embryo, gene technology.

Энергичное развитие российской генетики требует серьезных усилий профессионалов различных областей знания по выработке и нормативному закреплению конструктивных форм регулирования экспериментальной и прикладной областей ее использования. В то же время специалисты фиксируют ряд трудностей для нахождения оптимальных правовых норм регулирования, в частности, такой технологии как редактирование генома эмбриона человека.

«Национальное законодательство в настоящее время не содержит прямых запретов или разрешений на осуществление редактирования генома эмбриона человека. Исследовательская или иная деятельность по осуществлению редактирования генома эмбриона человека нуждается в законодательном определении: возможных целей и задач по редактированию генома эмбриона человека, принципов редактирования генома эмбриона человека; требований, предъявляемых к организациям и физическим лицам, занимающихся геномным редактированием: механизмов контроля (надзора); мер юридической ответственности за допущенные нарушения»¹³⁴.

К одному из эффективных методов мышления относят сегодня принцип конвергентности (от лат. con вместе и vergere – сближаться). Он рассматривается как способ решения задачи методом сбора, обработки и объединения информации из разных областей знания¹³⁵. Этот метод предполагает возможность нахождения объективного результата исследования на основании сближения различных областей знания. Конвергентность мышления рассматривается как способ отражения реальной объективной действительности, представляющий собой связную систему переплетающихся связей и зависимостей нашего познания природы.

Фундаментальность связи правового и морального сознания вряд может быть подвергнута сомнению. Речь идет не только об исторической первичности морали, но и критериях оптимальной корректности законодательного регулирования¹³⁶.

С нашей точки зрения исходной точкой правового регулирования редактирования генома эмбриона человека должно стать признание эмбриона человека субъектом правоотношений¹³⁷.

Возможность конвергентности юридического и морального сознания в этом вопросе очевидна. Для морального сознания субъектность эмбриона человека не вызывает сомнений, прежде всего по причине реальности существования родителей, матери и отца зачатого ребенка. В контексте обсуждаемой проблемы статуса эмбриона, понятия «мать» и «отец» значимы тем, что фиксируют моральные отношения на уровне биологического содержания. Каждое из этих понятий предполагает наличие ребенка, субъекта, родителями которого они являются. «Мать» чья? «Отец» кого? Понятия «ребенок», «дитя», морально-интенциональны, ибо предполагают наличие родителей, их зачавших и родивших. Даже русское слово «беременность» уходит своими корнями в древние слова «бремя», «беру». В них сохраняется значение «нести» и «сохранять», смысл которых зависит от дополнения – «кого», «чего» нести и сохранять¹³⁸. В Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, принятой Генеральной ассмблеей ООН в 1979 г. утверждается, что «понимание материнства как социальной функции и признание общей ответственности мужчин и женщин за воспитание и развитие своих детей…» При этом, «во всех случаях интересы детей являются преобладающими»¹³⁹.

Факт реальности морального отношения по крайней мере, двух субъектов (S+S) очевиден. Первый субъект морального отношения – это тот человек, кто относится к кому-то. Второй субъект – это тот человек, к кому кто-то относится. Именно это отношение определяет аморальность действия, в данном случае убийство, лишение, прекращение жизни другого человека.

В отличии от «права женщины распоряжаться своим телом» – «право на жизнь» (в том числе и ребенка) рассматривается как основное, первое, фундаментальное право в таких международных документах, как: Декларация прав человека и гражданина 1789 г., Всеобщая декларация прав человека 1948 г., Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах 1966 г., Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г., Конвенция о защите прав человека и основных свобод Совета Европы, 1950 г.

Так, статья 3 Всеобщей декларации прав человека 1948 г., утверждает: «Каждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность»¹⁴⁰. В Конвенции о правах ребенка 1989 г. утверждается, что «ребенком является каждое человеческое существо до достижении 18-летнего возраста¹⁴¹.

В известной Американской конвенции о правах человека 1969 г. в статье 4, пункте 1 говорится: «Каждый человек имеет право на уважение его жизни. Это право защищается законом (и, как правило) с момента зачатия. Никто не может быть произвольно лишен жизни»¹⁴².

Жизнь развивающегося ребенка зависит от среды и пищи, которые обеспечивает ему вынашивающая его мать. По конкретным биохимическим, биофизиологическим параметрам (биохимические показатели крови, геном и т. д.) эмбрион – отличное от матери, уникальное существо. Или, другими словами, уникальный биофизиологический субъект. Данный факт – это «биологическое» основание моральной субъектности человеческого эмбриона. Такое основание достаточно, но не необходимо для констатации морального статуса начавшейся человеческой жизни. Необходимое основание и моральный признак начавшейся человеческой жизни – уникально прост. Это сами факты обсуждения, факты принятия решения о сохранении жизни или лишения жизни существа. Именно они свидетельствуют о том, что данное существо – реальное действующее лицо нашего морального отношения и действия. И от нашей любви, милосердия, справедливости зависит, быть или не быть его жизни, зависит то, сохраним ли мы его в качестве субъекта нашего к нему морального отношения, или уничтожим его, или, точнее, дадим, предоставим «право» его уничтожить, т. е. совершим действие, которое, по словам христианского богослова св. Иоанна Златоустого, «хуже убийства». Действие, которое «хуже убийства» – это нарушение моральной заповеди любви матери к своему ребенку¹⁴³.

Необходимо отметить одну особенность морального статуса человеческого эмбриона, которая отличает его от морального статуса взрослого человека. Эта особенность – беззащитность формирующейся жизни. Она не может ответить на насилие, она не может сопротивляться несправедливым решениям, она не может остановить преступление. Однако именно эта особенность начальной стадии человеческой жизни, повышает меру нашей моральной ответственности за нее. Чем беззащитней существо, тем более оно нуждается в защите.

Моральный подход к проблеме статуса эмбриона, выявляет то, что эмбрион человека является реальным субъектом моральной рефлексии. Он подвергается моральному или аморальному действию и, следовательно, его включенность в моральные отношения и его статус морального субъекта не может вызывать сомнение.

Общепринято методологическое значение собственно философского (не биологического, социологического и т. п.) подхода к пониманию человека.

Суть философского подхода сводится к рассмотрению человека на уровне его сущности. При этом, как правило, предметом философской рефлексии выступает не конкретный человек, а абстрактная модель человеческого существа. Философский подход, не сводим к рассмотрению сущности человека через призму какой-либо отдельной присущей ему особенности, будь то мыслительная деятельность, или прямохождение, или самосознание, или нравственные чувства, или экономическая субъектность, или особенности физиологии, физической организации (например, объем и вес мозга) и т. д. Каждая из перечисленных особенностей взятая за сущность лишает человека на ранних стадиях его развития человеческой сущности. Все перечисленное составляет сущность не в отдельных, но главное во всей совокупности его свойств, в целостности. «Предмет рассмотрения философской антропологии составляет человек во всей его целостности»¹⁴⁴. Целостный подход к сущности человека основан на принципиальной несводимости сущности человека к какой-либо одной характеристике, как бы значительна, очевидна и отличительна для человека (от животного) она ни была.

Но (!) именно существование человека на исходной стадии формирования генома, существования зиготы – клетки, только что объединившей генетический материал родителей – именно эта форма существования может рассматриваться реальной иллюстрацией целостности как сущностной особенности человека. В зиготе еще ничего нет – ни мыслительной деятельности, ни прямохождения, ни нравственных чувств, ни особенностей физической организации, ничего, кроме 46 хромосом, и в то же время есть уже все – и мыслительная деятельность, и прямохождение, и нравственные чувства, и особенности физической организации. Можно сказать, что в этой форме представлена вся совокупность сущностных черт и свойств человека. Зигота являет собой как бы «микрокосм», призванный со временем превратиться в «макрокосм» целостного человека во всем богатстве жизненных смыслов его бытия.

Философско-антропологическое понимание сущности человека на уровне человеческого эмбриона задает «меру» человечности. А моральные максимы – «человек не может быть средством для достижения цели другого человека», равно как «цели и средства человеческого действия должны быть равнозначно моральными» (И. Кант) – определяют критерий человечности всех видов и форм человеческой деятельности, включая конкретные научные исследования человека, будь то исследование биологическое, медицинское, социокультурное, или духовно-нравственное и т. п.

В значительной степени именно эти моральные и философские уровни мышления связаны с требованиями международного права об обеспечении защиты эмбриона человека. Так, Конвенция о защите прав и достоинства человека в связи с применением достижений биологии и медицины: Конвенция о правах человека и биомедицине (Овьедо, 1997 г.) утверждает: Создание эмбрионов человека в исследовательских целях запрещается» (Статья 18.2.). Явно прослеживается влияние моральных и философских оснований понимания человеческой сущности эмбриона человека и статье 3 Федерального закона от 23 июня 2016 г. № 180-ФЗ «О биомедицинских клеточных продуктах», где констатируется «недопустимость создания эмбриона человека в целях производства биомедицинских клеточных продуктов (п.4) и недопустимость использования для разработки, производства и применения биомедицинских клеточных продуктов биологического материала, полученного путем прерывания процесса развития эмбриона или плода человека или нарушения такого процесса (п.5.)»¹⁴⁵.

Технология редактирования генома эмбриона человека возможна на основе искусственного создания эмбрионов человека. Дальнейшие разработки технологии требуют их массового количества и уничтожения. «Благие цели» улучшения и лечения человека, как основной мотив этих технологий, никогда не смогут оставаться благими ценой таких средств их достижения. Именно поэтому задача сформировать и закрепить специальный правовой режим защиты от манипуляций с эмбрионом человека на ранних стадиях его развития остается основной задачей социо-гуманитарного знания и насущным условием благополучия общества.

Библиографический список

1) Баксанский О. Е., Скоробогатова А. В. Конвергентная парадигма в основании современного образования и картины мира // Коллекция гуманитарных исследований. 2018. № 1.

2) Григорьян Б. Г. Философская антропология. М.: Мысль,1982. – 159 с.

3) Кант Иммануил. Основы метафизики нравственности. Соч. в 6-ти томах. Т. 4, ч.1. М.: Мысль, 1965. – 543 с.

4) Международные акты о правах человека. Сборник документов. М. 1999. – 753 с.

5) Мохов А. А., Бутнару Д. В., Яворский А. Н. Редактирование генома эмбриона человека: правовой аспект. Образование и право. 2019. № 1. С. 227–234.

6) Рыжова А. А. Конституционная правосубъектность граждан в условиях развития биомедицинских технологий: дисс. канд. юрид наук. Пенза, 2018. – 206 с.

7) Св. Иоанн Златоуст. Избранные творения. М. Издательский отдел Московской Патриархии. М.: 1994–790 с.

8) Силуянова И. В. Биомедицинская этика. Учебник и практикум. М.: Юрайт. 2016. – 312 с.

9) Силуянова И. В., соавт. Биомедицинская этика. Сборник нормативно – правовых документов в области прав человека в контексте биомедицинских исследований. Учебное и справочное пособие. М. – Ч., 2014. – 972 с.

10) Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в 4-х томах. Т. 1, М., 1986. – 155 с.

§ 1.14. Генно-инженерная деятельность – инновационная деятельность без инноваций?

Соловьев К. С.

Аннотация. В работе поднимается вопрос соотношения направлений генно-инженерной деятельности (генодиагностики и генотерапии) с инновационной деятельностью. На примере судебного разбирательства в отношении компании Myriad Genetics, которая запатентовала последовательности генов BRCA1 и BRCA2, анализируется опыт США в части патентоспособности результатов генно-инженерной деятельности, а также возникших в связи с принятым судебным решением проблем. Дана оценка инновационному потенциалу генотерапии в отношении генотерапевтических лекарственных препаратов.

Ключевые слова: инновации, инновационная деятельность, генно-инженерная деятельность, генодиагностика, генотерапия, генотерапевтический лекарственный препарат.

Solovyev K. S.

§ 1.14. Genetic engineering – innovation without innovation?

Abstract. The article deals with the issue of the relationship between directions of genetic engineering (gene diagnostic and gene therapy) and innovation activity. According to the legal proceedings against Myriad Genetics, which patented the gene sequences BRCA1 and BRCA2, the author analyzed the experience of the United States in terms of patentability of the results of genetic engineering, as well as arose in connection with the court decision problems. Also the innovative potential of gene therapy in relation to gene therapy drugs is evaluated.

Key words: innovations, innovation activity, genetic engineering activity, gene diagnostics, gene therapy, gene therapy drug.

В процессе исследования инновационной деятельности в сфере здравоохранения нельзя не затронуть осуществление генно-инженерной деятельности. Инновации в данной отрасли имеют ориентир, прежде всего, на медицинский и социальный эффекты, и, соответственно, находятся в абсолютно иной системе координат нежели те, что господствуют в сугубо экономической сфере товаров и услуг, не относящихся к объектам вынужденного потребления со стороны общества.

Как известно, далеко не каждый вид экономической или научно-исследовательской деятельности может быть инновационным. В деятельности могут применяться те или иные инновации, но это не говорит о том, что вся деятельность имеет инновационный характер. Кроме того, инновационная деятельность не может иметь самостоятельность, она всегда «привязана» к какой-либо другой, экономической или научно-исследовательской деятельности. Аналогичные примеры уже имеются и в законодательстве. Так, например, в пункте 8 статьи 10 Федерального закона от 28.09.2010 № 244-ФЗ «Об инновационном центре «Сколково»¹⁴⁶ указывается ряд направлений, по которым осуществляется исследовательская деятельность.

По части инноваций и инновационной деятельности определяющим законодательным актом по-прежнему является Федеральный закон от 23.08.1996 № 127-ФЗ «О науке и государственной научно-технической политике»¹⁴⁷ (далее – ФЗ «О науке и государственной научно-технической политике»), в соответствии со статьей 2 которого под инновациями понимается введенный в употребление новый или значительно улучшенный продукт (товар, услуга) или процесс, новый метод продаж или новый организационный метод в деловой практике, организации рабочих мест или во внешних связях, а под инновационной деятельностью – деятельность (включая научную, технологическую, организационную, финансовую и коммерческую деятельность), направленная на реализацию инновационных проектов, а также на создание инновационной инфраструктуры и обеспечение ее деятельности.

В научной литературе имеется достаточно исследований относительно полноты формулировок, имеющихся в ФЗ «О науке и государственной научно-технической политике»¹⁴⁸. В рассматриваемом случае необходимо указать на сложность выявления инновационной деятельности по той причине, что именно ее результат (уже введенный в употребление) признается инновацией. При этом определить общие, характерные для всех отраслей критерии «инновационности» не представляется возможным. Решением проблемы в данном случае представляется дифференцированное установление критериев инновационной деятельности и признаков инновации для каждой конкретной сферы (отрасли).

Здесь важно отметить, что одними из самых распространенных критериев инновации являются новизна и практическая применимость¹⁴⁹. Указанные критерии дают определенную отсылку к результатам интеллектуальной деятельности и критериям их охраноспособности (согласно статье 1350 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ)¹⁵⁰. Логично предположить, что доказательством того, что тот или иной продукт отвечает данным признакам может служить наличие патента. Однако следует понимать, что отсутствие четкой связи между «практической применимостью» и указанной в ГК РФ «промышленной применимостью», то есть возможностью использования в промышленности, сельском хозяйстве, здравоохранении, других отраслях экономики или в социальной сфере, может дать простор для субъективной оценки в рамках данного критерия.

Итак, согласно части 1 статьи 1350 ГК РФ в качестве изобретения охраняется техническое решение в любой области, относящееся к продукту (в частности, устройству, веществу, штамму микроорганизма, культуре клеток растений или животных) или способу (процессу осуществления действий над материальным объектом с помощью материальных средств), в том числе к применению продукта или способа по определенному назначению. Изобретению предоставляется правовая охрана, если оно является новым, имеет изобретательский уровень и промышленно применимо.

Соглашением по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (Agreement on Trade-Related Intellectual Property Rights/TRIPS)¹⁵¹ предусмотрены аналогичные критерии, которые содержатся в пункте 1 статьи 27. При этом в сноске к данной статье указано, что для целей настоящей статьи выражения «изобретательский уровень» и «являются промышленно применимыми» могут считаться членами синонимами соответственно выражений «неочевидный» и «полезный».

Теперь обратимся непосредственно к правовому регулированию генно-инженерной деятельности. Согласно статье 2 Федерального закона от 05.07.1996 № 86-ФЗ «О государственном регулировании в области генно-инженерной деятельности»¹⁵² под генно-инженерной деятельностью понимается деятельность, осуществляемая с использованием методов генной инженерии в целях создания генно-инженерно-модифицированных организмов.

Указанный закон выделяет два основных направления генно-инженерной деятельности: генодиагностика и генотерапия, под которыми понимается совокупность методов по выявлению изменений в структуре генома (генодиагностика) и совокупность генно-инженерных (биотехнологических) и медицинских методов, направленных на внесение изменений в генетический аппарат соматических клеток человека в целях лечения заболеваний (генотерапия) соответственно.

Место генодиагностики и генотерапии, а также границы их применения в рамках российского законодательства уже изучались в научной литературе¹⁵³, поэтому обратимся к одному из самых известных в данной отрасли судебных разбирательств.

Несколько лет назад Верховный суд США рассматривал дело относительно законности патентования компанией Myriad Genetics, специализирующейся на молекулярной диагностике, последовательности двух генов – BRCA1 и BRCA2. Мутации в этих генах существенно повышают риск развития рака груди и яичников у женщин. Судебные разбирательства по делу Myriad Genetics начались еще в 2009 году с иска Американского союза гражданских свобод (АСГС), оспаривавшего право коммерческих компаний патентовать выделенные ими участки ДНК. Оппоненты Myriad Genetics доказывали, что сегменты хромосом по своей сути являются природными объектами и потому не могут защищаться американским патентным правом. Myriad Genetics, со своей стороны, указывала, что специалистами компании был выделен соответствующий участок ДНК и установлены его свойства, влияющие в частности на развитие раковых опухолей, из чего следует, что данный ген может патентоваться, поскольку является продуктом человеческой изобретательности¹⁵⁴. В итоге 13 июня 2013 года Верховный суд США указал, что естественные участки ДНК являются природным продуктом и не могут стать объектом интеллектуальной собственности лишь потому, что были выделены из общего природного материала. Также суд указал, что комплементарная ДНК в природе не встречается и потому может называться изобретением, достойным патента¹⁵⁵.

Важно отметить, что законодательством многих стран прямо запрещено патентовать то, что было создано природой. В Российской Федерации действует п. 1 ч. 5 ст. 1350 ГК РФ, в соответствии с которым открытия не являются изобретениями. Именно данное положение с учетом развития современных технологий в рассматриваемой сфере может сыграть важное значение в части выявления инноваций. Однако тут необходимо учитывать, что в последнее время наличие патентных прав на результаты интеллектуальной деятельности уже не воспринимается исключительно как благо для развития инноваций¹⁵⁶.

При этом принятое Верховным судом США решение выявило ряд проблем.

Поскольку результатом указанного судебного решения стало появление на рынке BRCA-тестирования иных компаний, была прекращена монополия Myriad Genetics в данной сфере. Таким образом, компании, которая потратила на исследования и разработки силы и средства был нанесен достаточно серьезный экономический урон. Возникла следующая ситуация. За время монополии компанией Myriad Genetics было проведено тестирование около двух миллионов человек¹⁵⁷, что позволило ей наработать обширную базу данных и с каждым случаем улучшать точность тестирования, а, следовательно, снижать риски клиентов.

Необходимо учитывать, что генодиагностика и генотерапия идут «рука об руку». По результатам проведенной генодиагностики на предмет наличия мутаций в генах BRCA1 и BRCA2 зачастую принимается решение о проведении профилактической мастэктомии (затруднения в применении данного метода, равно как и его правовые основания в Российской Федерации уже были предметом соответствующих исследований¹⁵⁸).

Итак, вынесенное судебное решение дало другим компаниям инструмент для заработка, но сформированная компанией Myriad база данных стала фактически их единственным конкурентным отличием. Вполне естественно, что компания Myriad, чтобы не потерять позиции на рынке, отказалась предоставлять данные своей базы данных сторонним организациям, осуществляющим BRCA-тестирование, что, в свою очередь, дало повод для третирования компании Myriad другими организациями и СМИ¹⁵⁹.

Руководствуясь данным случаем, важно помнить о необходимости компромисса между интересами хозяйствующего субъекта и удовлетворением социальных потребностей. Возможным решением данной проблемы видится предоставление определенных гарантий хозяйствующему субъекту, который предоставляет по сути новые медицинские (диагностические) возможности обществу. Следовательно, отнесение генно-инженерной деятельности к инновационной даже в рамках определения новых методов генодиагностики представляется обоснованным не только по формальным основаниям (даже без возможности получения патента), но и как потенциальная возможность достижения вышеуказанного компромисса.

Немаловажны и последние изменения в генотерапии. Сегодня геномная медицина предлагает все новые варианты лечения и если ситуация, связанная с выявлением инноваций в рамках генодиагностики, требует формирования отдельных критериев и правового регулирования, то развивающиеся параллельным курсом генотерапевтические лекарственные препараты уже внесены в число объектов регулирования Федеральным законом от 12.04.2010 № 61-ФЗ «Об обращении лекарственных средств»¹⁶⁰. В данном случае стоит обратить внимание на то, что Всемирная организация здравоохранения в июле 2017 года утвердила номенклатурные схемы для передовых видов лечения¹⁶¹. Фактически данная номенклатура предлагает правила присваивания непатентованных наименований лекарственным препаратам для генной терапии. Таким образом, именно генотерапевтические лекарственные препараты в ближайшее время будут представлять собой основные инновационные продукты, являющиеся результатами генно-инженерной деятельности. При этом, как видится, данный результат может быть вполне патентоспособным.

Исходя из вышеизложенного, генно-инженерную деятельность можно рассматривать в качестве инновационной, однако необходимо учитывать зарубежный опыт, который накоплен как в отношении генодиагностики, так и в отношении генотерапии. Более того, основания для соотнесения инновационной и генно-инженерной деятельности усматриваются уже в Федеральной научно-технической программе развития генетических технологий на 2019–2027 годы, утвержденной постановлением Правительства РФ от 22.04.2019 № 479¹⁶².

Библиографический список

1) Аганина Р. Н., Андреев В. К., Андреева Л. В. и соавт. Предпринимательское право: правовое сопровождение бизнеса: Учебник для магистров / Отв. ред. И. В. Ершова. М.: Проспект, 2017. – 848 c.

2) Габай П. Г., Карапетян Р. Ю. Профилактическая мастэктомия при мутации генов BRCA1 и BRCA2: правовые аспекты // Медицинское право. 2018. № 1. С. 41–47.

3) Костенко В. В. Понятие «инновации», «инновационная деятельность» в российском законодательстве // Северо-Кавказский юридический вестник. 2012. № 1. С. 85–89.

4) Мохов А. А., Яворский А. Н. Гены и иные образования на основе генов как объекты права интеллектуальной собственности // Гражданское право. 2018. № 4. С. 28–32.

5) Романовский Г. Б. Конституционная правосубъектность граждан в условиях геномной медицины // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2017. № 3. С. 260–271.

6) Сидоров С. В., Чернусь Н. Ю. Выполнение профилактической мастэктомии в онкологических учреждениях здравоохранения: правовые аспекты // Медицинское право. 2016. № 6. С. 24–28.

7) Сушкова О. В. Защита интеллектуальных прав в фармацевтической деятельности: Учебное пособие. М.: Проспект, 2017. – 112 c.

8) Kat McGowan. One of America’s Biggest Genetic Testing Companies Refuses to Publicly Share Data That Could Save Countless Lives. June 6, 2018. [Электронный ресурс]: URL https://www.motherjones.com/politics/2018/06/one-of-americas-biggest-genetic-testing-companies-refuses-to-publicly-share-data-that-could-save-countless-lives/.

9) Sharon Begley. As revenue falls, a pioneer of cancer gene testing slams rivals with overblown claims. November 29, 2016. [Электронный ресурс]: URL https://www.statnews.com/2016/11/29/brca-cancer-myriad-genetic-tests/.