Текст книги "Культурогенез и культурное наследие"

Более продуктивные импульсы для формирования идеи «становления», «развития» в этом столетии начали исходить из биологической науки, называемой в те времена «естественной историей». В «естественной истории» и зарождается иная, вторая версия натуралистического историзма, уже не механистического, а биологического. Однако этому предшествует долгий период брожения идей. Биологические исследования XVIII в. пополняются разными представлениями о живом организме, попытками переосмыслить идеи становления, развития. Биологи выступают против аналитико-констеллирующей техники познания, интенсивно ведутся поиски новых методологических способов выразить целостность исследуемого объекта. Заметную роль в это время начинают играть идеи Г. В. Лейбница. Как отмечала П. П. Гайденко, в противоположность Декарту, противопоставившему современную ему науку традиционной философии и аристотелевской традиции, Лейбниц одну из своих задач видел в примирении новой философии и науки с Аристотелем[173]173
  Гайденко П. П. История новоевропейской философии. С. 257.


[Закрыть]. Лейбницевская «монадология» и связанный с ней «закон непрерывности», учение о «лестнице существ», размышления о «единстве в многообразии» и употребление термина «метаморфоз» нашло разнообразное отражение в работах крупнейших биологов того времени – К. Линнея, Ж.-Л. Л. Бюффона, Ш. Бонне и др. Представления об «общем типе» или плане строения в биологической науке развивались в русле сравнительных анатомических штудий. Особенно в этих исследованиях преуспели французы: Ж.-Л. Л. Бюффон и Л. Добантон, Ф. В. д’Азир. Славился также голландский ученый П. Кампер, английские сравнительные анатомы А. Монро, Д. Хантер. Вопрос о прототипе обсуждался также и философами. В их числе были Д. Дидро (его статья «Мысли к объяснению природы», 1754), Ж.-Б. Робине, известный своей четырехтомной книгой «О природе», появившейся в 1761–1766 гг., с добавочным пятым томом, который знаком по второму названию «Философские соображения о естественной градации форм бытия, или Опыт природы, учащейся создавать человека» (1768).

Но XVIII в. был только веком собирания идей. Чтобы из «естественной истории» выделилась биология, чтобы она оформилась как область научного знания, нужно было чтобы из стадии описательности она переросла в дисциплинарную структуру. Все эти пока разрозненные идеи надо было собрать в единый научный проект. Только на рубеже XVIII–XIX вв. эти долгие поиски типологии как концептуально-методологического выражения целостности исследуемого предмета и осмысления предметной сферы венчались созданием первых проектов биологической науки с продуманной дисциплинарной структурой. Самыми выдающимися были концепции Ж. Кювье и Ж. де Сент-Илера, а также биологические изыскания И. В. Гёте. Они складывались в альтернативных версиях новоевропейского научного разума – механицизме и органицизме. И следует сказать, что на рубеже XVIII–XIX вв. в биологии преобладала механистическая научная программа, которую представляли прежде всего такие авторитетные для того времени концепции, как концепции Ж. Кювье и Ж. де Сент-Илера. Все эти результаты Гёте были известны.

К сожалению, альтернативные научные проекты не учитываются историками биологической науки. По этой причине историки биологии И. И. Канаев, И. Е. Амлинский и другие, посвятившие свои исследования проблемам морфологического типа в биологии, и ныне полагают, что он был определен биологическими принципами. Поэтому они и сосредоточиваются исключительно на борьбе ученых за утверждение одних или других биологических взглядов. Не замечая слоя философско-методологических оснований науки, они не могли выявить, что биологические концепции Кювье, Сент-Илера, которые активно вели полемику по вопросу «морфологического типа», по существу опирались на те же философские предпосылки – механицизм XVII в.[174]174
  См. об этом: Забулионите А. К. И. Типологический таксон культуры. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. С. 39–58.


[Закрыть] Историки биологии не обратили внимания и на то, что морфологический тип Гёте создавался в программе органицизма, которая складывалась как конкурирующая научная программа по отношению к механицизму. Поэтому «тип-структура» в концепциях Кювье и Сент-Илера и «тип-образ» в натурфилософии Гёте тяготели к разным традициям в философии метода – к платоновской и аристотелевской. В натурфилософии Гёте и программе органицизма по-своему возрождались средневековая идея символа (архетипа) и аристотелевская телеология, важные для рассматриваемой нами культурогенетической тематики.

На самом деле в анализе биологических концепций и научных программ аристотелевский вопрос и его понятие телеологии оказались ключевыми. Здесь проходит водораздел между двумя конкурирующими научными программами в биологической науке.

Следует также отметить, что и философы, анализирующие научные проекты биологии, недооценивают важности принципа телеологии – специфической характеристики живого организма. Реконструкция биологических проектов Ж. Кювье и Ж. де Сент-Илера, представленная нами в исследовании «Типологический таксон культуры», выявляет не только философские основания этих научных проектов, но и особенности телеологии, от которой в полной мере биологи отказаться не могли, даже ориентируясь на программу механицизма. Так, например, проект биологической науки Кювье был укоренен в картезианской научной программе, задающей вполне определенную структуру научного знания. Кювье, сознательно оглядываясь на механицизм и ориентируясь на физику как науку par exelence, декларировал отказ от телеологии. Но не все биологические идеи могли вместиться в механистическую парадигму и быть полноценно выражены ее средствами и понятиями. Кювье было сложно объяснить развитие, становление организма, даже в плане онтогенеза. Эти понятия выражали неотъемлемые свойства «живого». Поэтому полностью телеологию из биологии удалить не получалось даже тем, кто такую цель и хотел бы поставить. На нелегальных правах телеология возвращалась тогда, когда надо было объяснить целесообразность внутреннего строения живого организма в его связи со средой. Специфика предмета не позволяла последовательно идти за механицизмом.

Вопрос морфологического типа в связи с аристотелевской телеологией получили более основательное осмысление в научной программе органицизма, которая была заложена совместными усилиями Гёте и Гердера. Обратимся к гетеанской натурфилософии, тесно связанной с натуралистическим историзмом Гердера, из которого вытекают культурологические и культурфилософские идеи романтиков, а также историзм Шеллинга.

Обращение к Гёте начнем с аристотелевского вопроса, который был ключевым в разведении этих двух разновидностей типологических методов, двух стратегий выражения «целостности» в биологической науке на рубеже XVIII–XIX вв. Натуралистические воззрения Аристотеля были хорошо известны в Новое время. На их значение для биологической науки обратил внимание И. И. Канаев: «Как известно, до эпохи Возрождения книги Аристотеля по естествознанию, отчасти искаженно толкуемые схоластикой, были основой науки. Таковыми они долго оставались и позже, до XIX в. включительно. Бюффон и Линней, позже Сент-Илер и Кювье прямо опирались на Аристотеля, развивая его идеи, подтверждая его факты. Зоркость и проницательность Аристотеля давно уже вызывали восторги ученых. Ряд фактов, им описанных и впоследствии отвергнутых или забытых, был подтвержден только наукой XIX в. Учение о родах и видах Линней создавал под влиянием Аристотеля, так же как и Бюффон – свое представление о прототипе. Сент-Илер прямо указывает, что свою концепцию единства типа всех животных он взял у Аристотеля и развил дальше, даже назвав ее “теорией аналогов”, т. е. употребил термин Аристотеля. Свое учение о корреляциях, свою естественную систему Кювье создал исходя из Аристотеля. “Закон компенсации” Кювье и Гёте заимствовали от того же Стагирита, и т. д. О лестнице существ речь уже была выше: вслед за Лейбницем ее развивали многие натуралисты XVIII в., особенно Бонне, Бюффон, Вик д’Азир и др. Неудивительно поэтому, что большинство этих наследников Аристотеля стремились высказать свое преклонение перед этим исключительным гением. …Наконец, Дарвин писал Оглу, переводчику “О частях животных”: “Моими богами, хотя и по-разному, были Линней и Кювье, но они просто школьники по сравнению со стариком Аристотелем”[175]175
  Цит. по: Канаев И. И. Очерки из истории сравнительной анатомии до Дарвина. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 19–20.


[Закрыть].

Историк биологии, разумеется, справедливо отмечал внимание ученых к идеям Аристотеля. Но восприятие аристотелевской мысли в биологической науке оказалось вопросом не столь простым. Констатация мало что раскрывает. Чтобы пролить свет на вопрос о влиянии Аристотеля, следует развести простое восприятие учеными его биологических идей и восприятие этих же идей в контексте его философских взглядов. Однако философы науки не уделили должного внимания влиянию аристотелевских идей на становление биологической науки Нового времени. Только отчасти этот вопрос был отмечен П. П. Гайденко, которая писала: «…В биологии сохраняет свои позиции аристотелевская научная программа. Аристотелевские понятия формы и энтелехии, его учение о целевой причине остались инструментами в биологических науках на протяжении XVII–XVIII вв., несмотря на победу механицизма в физике. Против традиционного аристотелевского подхода в биологии наиболее решительно выступили картезианцы, стремившиеся объяснить сущность живого по аналогии с механизмом, однако в XVII–XVIII вв. редукционистский подход не стал всеобщим»[176]176
  Гайденко П. П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. Учебное пособие для вузов. М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. С. 382.


[Закрыть]. Более обстоятельное рассмотрение этого вопроса, насколько нам известно, в философских исследованиях науки отсутствует.

Аристотель, разумеется, был бесспорным авторитетом. Биологи были хорошо знакомы с корпусом его биологических сочинений: «О частях животных», «История животных», «О возникновении животных». Но Аристотеля биологи XVII – начала XIX в. во многом воспринимали не как философа, но как ученого-энциклопедиста, охватившего единой концепцией науку своей эпохи. Философские воззрения Аристотеля и его способ виденья организма восприняты ими не были. В этом ряду исключение составляли только биологические взгляды Гёте, которые «цеховыми» учеными квалифицировались как любительство и дилетантство[177]177
  Канаев И. И. Очерки из истории сравнительной анатомии до Дарвина. С. 126.


[Закрыть]. Поэтому, имея в виду это основное русло биологической науки, мы можем утверждать, что аристотелевские биологические идеи и воззрения (единая лестница существ, «закон компенсации» или «закон экономии», изучение корреляций и др.) вошли в биологическую науку XVIII в. в «секуляризированной» форме, без тех философских оснований, на которых строилась научная концепция Аристотеля с присущим ей телеологическим виденьем живого. Его биологические принципы попали на другую почву философских предпосылок. Биология в дальнейшем пошла по пути механистического редукционизма, который в разной степени проявлялся в ее концепциях и теориях. Проект биологической науки, выстроенный Ж. Кювье, как раз и был образцом такого рода «секуляризации».

В отличие от разработки предметной сферы, выраженной базовым понятием «тип-структура» в вариантах биологической науки Ж. Кювье и Э. Ж. де Сент-Илера, в научной программе Гёте складывалась принципиально иная логика построения базового понятия «тип», выражающего целостность и становление организма. Она требует ее рассмотрения в более широком контексте философских взглядов и научной программы. Натурфилософия Гёте со свойственной ей метафизикой и общим виденьем реальности стояла у истоков формирования организмической парадигмы, являющейся альтернативой новоевропейскому механицизму.

Картина природы в натурфилософии Гёте отличалась от ее новоевропейского механистического виденья. Уже в научных программах И. Ньютона, и особенно Г. В. Лейбница, как отмечает П. Гайденко, были заложены возможности выхода за пределы механицизма[178]178
  Гайденко П. П. Эволюция понятия науки (XVII–XVIII вв.). М.: Наука, 1987. С. 197.


[Закрыть]. Но эти возможности стали превращаться в действительность только к концу XVIII в., когда Гёте совместно с Гердером начали создавать программу органицизма. На философские взгляды Гердера и Гёте существенным образом повлияло учение Спинозы. Оно повлияло на гётевское понимание бытия как Природы-Бога, выразительно сформулированного в статье «Природа» (1782). Гётевско-гердеровское переосмысление учения Спинозы уже существенно отличалось от учения самого Спинозы. Геометризация природы, а соответственно и геометризация науки были присущи философии Спинозы, который считал, что только математический способ мышления ведет к истине. В философии Спинозы, как и в философии Декарта, уже не было места для аристотелевского понятия телеологии.

Спинозовское учение претерпевает значительную редакцию в мысли Гердера и Гёте, которая заключалась в переосмыслении спинозовского понятия субстанции – «Бога-природы». Оно заменяется понятием «силы» (Kraft), «органические силы»: божество открывается в бесконечных силах бесконечными способами, т. е. органически. Отсутствующая у Спинозы идея развития понимается Гердером и Гёте преимущественно как последовательное возникновение новых, более совершенных форм жизни в природе, творимых природой неизвестным образом. Благодаря этому динамизму и органицизму Гёте и Гердером были намечены контуры нового понимания мира.

В традиции органицизма существенно переосмысливается лейбницевское рационалистическое понятие «формы рефлексии». У Гердера оно становится «органической формой». Познавательная метафора «организма» служит не для обозначения определенного класса явления природы, а является универсальным познавательным принципом. В связи с этим переосмыслением идеи организма вводится понятие целесообразности, отсутствующее не только у Спинозы, но и у Лейбница.

В статье Гёте «Природа» мы встречаемся также с понятием, характеризующим эти органические силы. Понятие «Steigerung» выражает представление о полярности и повышении, т. е. подъеме, совершенствовании, что перекликается с аристотелевским пониманием энтелехии, выражающим восхождение в форму, удерживание себя-в-окончании, границе. Такой «динамизированный спинозизм», как это назвал И. И. Канаев, определил общие онтологические представления. Понятия «природа» и «организм» были основополагающими понятиями гётевской «морфологии» – новой науки о закономерностях строения формы тела животных и растений.

Не только мотив телеологии роднил Гёте с аристотелевской научной программой и разводил с точкой зрения Спинозы. Качественное видение реальности роднило Гёте с квалитативизмом Аристотеля, который в свое время был обстоятельно рассмотрен В. П. Визгиным[179]179
  Визгин В. П. Генезис и структура квалитативизма Аристотеля. М.: Наука, 1982.


[Закрыть]. Хорошо известно и отношение Гёте к математике. Гёте выступил с критикой математизации картины мира, преувеличения роли математики в познании природы науками Нового времени[180]180
  Об этом Гёте высказывался во многих письмах и в статье «О математике и злоупотреблении ею» (Über Mathematik und deren Missbrauch, 1826).


[Закрыть]. Есть области жизни, природы, которые математике недоступны. «Математик обращен к количественному, ко всему тому, что определяется числом и мерой, и тем самым в известной степени к внешне познаваемому Вселенной. Но если мы ее будем рассматривать в меру наших способностей, со всей полнотой нашего духа и, собрав все силы, то мы убедимся, что количество и качество должны рассматриваться как два полюса мира явлений (des erscheinenden Daseins)»[181]181
  Цит. по: Канаев И. И. Гёте как естествоиспытатель. Л.: Наука (Ленингр. отд-ние), 1970. С. 293–294.


[Закрыть].

Именно вопрос о роли и месте математики в структуре бытия А. Койре считал водоразделом между научными программами Платона и Аристотеля, который обнаруживается и в соответствующих традициях Нового времени[182]182
  Койре А. Очерки истории философской мысли. М.: Прогресс, 1985. С. 142–143.


[Закрыть]. Позиция Гёте была близка аристотелевской традиции, но фундаментальные понятия, такие как «пространство», «материя», понятие движения в бесконечном пространстве, а также проблема достоверности в научной программе, Гёте были уже переосмыслены. Фундаментальное понятие гётевской натурфилософии «Природа» также отличалось как от аристотелевского понятия цхуйт, так и от новоевропейского понятия «природа»[183]183
  Об этом см.: Ахутин А. В. Понятие «природа» в античности и в Новое время. М.: Наука, 1988.


[Закрыть]. Для ее формирования важным оказалось понятие материи, переосмысленное Дж. Бруно, которые складывалось в полемике с Аристотелем. В философии Бруно аристотелевские понятия материи и формы сливаются. Материя, согласно Бруно, скорее всебытие, чем небытие. Бруно дает не только новую концепцию материи, но и философскую трактовку природы как единой формирующей силы. Натурфилософия XVI в. и ее выражение «Natura» очень отличалась от того же термина у Галилея, Бойля, Декарта. Одной из главных особенностей герметизма, к которому примыкали воззрения Бруно, было привнесение в природу действующего, активного начала[184]184
  Ахутин А. В. Понятие «природа» в античности и в Новое время. С. 36.


[Закрыть]. На это и обратили внимание создатели организмической традиции.

Телеология в органицизме видоизменяется не только с изменением понятий материи и формы, но и с изменением понятия пространства, в котором происходит движение. Аристотелевская динамика и понятие «естественное движение» и «естественное место» были возможны только в мире, понимаемом как гармонически устроенный Космос с присущей ему иерархией метафизических мест. Как понимается телеология и концепция движения как становления в органицизме? Органицизм вслед за пантеизмом снял иерархию бытия, но все же не принял математизации (геометризации) природы и, следовательно, математизации (геометризации) науки? У Гёте складывается свое понимание пространства – не геометрического, а реального. Как происходит в нем формообразование, Гёте показывает на примере того, как творящая природа создает рыбу, приспособленную существовать в воде. Признавая телеологию как фактор, строящий организм, Гёте обращает внимание на то, что организм создается не ради каких-то внешних по отношению к нему целей, а так, чтобы он был сам в себе совершенным и мог существовать в определенных условиях внешней среды, был бы к ним приспособлен. Поэтому Гёте подчеркивает, что организм детерминирован двояко: первичные силы природы, создавая каждый организм, действуют как бы с двух сторон – изнутри вовне и снаружи вовнутрь. «Определенная форма является как бы внутренним ядром, которое различно образуется под детерминирующим воздействием внешней стихии. Именно потому животное и приобретает свою целесообразность вовне, что оно сформировано извне в такой же мере, как и изнутри; тем более, и это вполне естественно, что внешний элемент скорее может изменить в соответствии с собой внешнюю форму, чем внутреннюю»[185]185
  Гёте И. В. Опыт всеобщего сравнительного учения // Гёте И. В. Избранные философские произведения. М.: Наука, 1964. С. 83.


[Закрыть]. И дальше Гёте поясняет, что первичная природная стихия, Природа творит по одному единственному образцу, обретая разные внешние формы под воздействием детерминируемых и детерминирующих форм. Эта действующая извне природа и есть пространство, в которое «вписывается» возникающая форма.

Согласно динамизированному спинозизму Гёте, идея природы, или природный гештальт, становится не внешней по отношению к материи, а внутренней определенностью самой материи. Пантеистически понятая материя у Гёте находится в вечном движении, развитии. В контексте пантеистического мировоззрения Гёте идея понимается как внутренняя форма явлений, творческий принцип, «первообраз», по которому творит сама Природа, порождая самые разные внешние облики организмов – метаморфозы. Причем так понятая идея природы не искажается в эмпирическом мире, а реализуется в нем, утверждая свой абсолютный характер не вопреки многообразию соотнесенных с нею эмпирических явлений, а в полноте осуществления своих внутренних творческих возможностей именно в многообразии явлений. И поэтому творящую природу Гёте сравнивал с мифическим божеством Протеем, который, сохраняя свою неизменную сущность, представал в вечно новых образах.

Такое понимание «организма» представлялось Гёте близким пониманию его у Канта в «Критике способности суждения». Кант отвергал телеологию вольфианского типа, согласно которой предметы природы оценивались с точки зрения их пользы или вреда для человека, и сформулировал свое понимание организма: «…Органическое произведение природы – это такое, в котором все есть цель и в то же время средство. Ничего в нем не бывает напрасно, бесцельно, и ничего нельзя приписать слепому механизму природы»[186]186
  Кант И. Критика способности суждения // Кант И. Соч.: в 6 т. Т. 5. М.: Мысль, 1966. С. 401.


[Закрыть].

Гёте не раз искал параллелей и расхождений с философией Канта. Обратим внимание только на те аспекты, которые существенны для нашей темы. Прежде всего, следует отметить расхождения Гёте с Кантом в вопросе о телеологии, которую Кант принимал только как способ созерцания природы, но не способ ее объяснения. Введение в науку телеологии как способа созерцания Кант считал полезным приемом, направляющим исследовательскую мысль, но в статусе подлинного научного метода телеологии было отказано. Подлинно научным методом, по Канту, может быть только метод «механический», т. е. каузальный. Телеология помогает ему, но никогда его не заменит. В духе научно-теоретического мышления XVIII в., вытеснившего понятие цели понятием механистической природы, Кант не включает «цели» в число категорий рассудка, сохраняя его только в практической философии, и тем самым признавая победу естественно-научного мышления в его теоретической философии. Гёте же вводил понятие «цели» как сущностный момент в свою онтологию.

Гёте и Канта разделял и другой важный аспект. В то время как Кант говорил о двух метафизиках – метафизике природы и метафизике нравственности (по сути, это был картезианский мотив двух субстанций – res cogitans и res extensa), что уже предполагало дуализм наук, Гёте выражал убежденность во всеединстве Природы, которая объемлет все бытие – живой и неживой мир, даже активность духа, проявляющаяся в творчестве художника и мысли ученого, – все это лишь различные проявления единой и многоликой Природы. Поскольку единая Природа действует везде, то у Гёте отсутствовал дуализм наук. И во всех этих науках, согласно Гёте, существует один универсальный метод – типология. В основе типологизации как универсального метода лежала идея организма и генетический принцип рассмотрения творящей Природы. Гёте видел весь мир как организм в процессе, в возникновении, становлении, развитии. Стремление Гёте воспринимать всю полноту Природы требовало обращения к самым разным областям научного знания. Он занимается морфологией растений и животных, географией растений, учением о цвете (хроматика), геологией и минералогией, астрономией, метеорологией, наконец, обращается к раскрытию сущности поэтического творчества: как действует Природа в художнике, создающем искусство.

Не только живые организмы имеют целесообразную природу. Гёте везде выступает против механистического подхода – в астрономии, химии, геологии. Его место должен занять динамизированный подход, который понимается как подход «генетический». Причем динамику Гёте понимает не в духе классической механики. Динамика есть становление и связана с идеей телеологии. Подход и метод Гёте – все видеть в становлении – применяется и в климатологии, геологии и минералогии, эволюции Земли. И здесь Гёте добивается познания «внутренних законов» – формообразования в неорганической природе, законов морфогенеза. По сути, процесс морфогенеза в неживой природе соответствует тому, что Гёте изучает в области познания морфологии животных и растений. Как в живой природе он обнаруживает общий тип – прообраз (прорастение и проживотное) и их метаморфозы, так и в неживой природе – прафеномен и метаморфоз (как процесс формообразования). Такого же организмического и генетического подхода он придерживается и в исследованиях макро-морфологии Земли (Gestalt der Erde), в истории Земли, в закономерностях образования ее рельефа. Представления об «остеологии» Земли складывались параллельно с остеологией животных, а все области научных исследований воспринимались как входящие в единый грандиозный проект, выражающий взгляд Гёте на мир как целостный живой организм в его историческом развитии. Причем в этом замысле не было противопоставления культуры как чего-то искусственно созданного Природе. Одна и та же самая Природа обнаруживала себя всегда и везде.