Текст книги "Культурогенез и культурное наследие"

Наряду с естественным языком как средством коммуникации и передачи социального опыта в человеческой жизнедеятельности применяются и другие типы языков: язык науки, язык искусства (живописи, музыки, танца, архитектуры, кино и т. д.). Все они также могут быть рассмотрены в качестве семиотических систем, транслирующих жизненные смыслы, необходимые для воспроизводства и развития человеческой социальности.

Немаловажную роль в регуляции человеческого поведения и деятельности играют также различные конвенциональные сигналы и символы (например, сигналы и знаки, регулирующие уличное движение, символы государственного единения людей, такие как государственный флаг, герб, различные логотипы как символы корпоративной общности, современные рекламные бренды и т. п.).

Наконец, в функции семиотических систем, закрепляющих накопленный социальный опыт, могут выступать предметы созданной человеком второй природы, фрагменты «неорганического тела цивилизации».

В этом смысле иногда говорят об орудиях труда, технике, предметах быта как о материальной культуре, противопоставляя им феномены духовной культуры (произведения искусства, философские, этические, политические учения, научные знания, религиозные идеи и т. п.). Однако такое противопоставление относительно, поскольку любые феномены культуры являются семиотическими образованиями. Предметы материальной культуры, выполняя практические функции, одновременно выступают элементами социокода, средствами хранения и передачи смыслов и значений, регулирующих деятельность, поведение и общение.

Любые фрагменты второй природы воплощают в себе опредмеченные цели человека и в этом отношении имеют человеческий смысл. Уже само их практическое применение обозначает их как предметы, удовлетворяющие человеческие потребности. Орудия труда, выступая продолжением и усилением природных органов человеческого тела, конструируются с учетом этого их предназначения. В современном дизайне в самом внешнем облике орудия специально подчеркивается его «эргономическая» функция. Форма орудия выступает одновременно и как знак, который передает информацию о его «человекоразмерности», о возможном использовании этого орудия в определенных видах человеческой деятельности.

Предметы второй природы в качестве семиотических систем могут включать несколько смыслов. Их утилитарный смысл может соединяться с иными смыслами. В частности, предметы могут обозначать социальный статус людей, использующих соответствующий предмет. Трон монарха – это не просто стул или кресло. Это – особое кресло, на котором запрещено сидеть любому человеку, кроме царствующей особы. В этом качестве трон выступает семиотической системой «сигналящей» о статусе того, кто может использовать этот «инструмент для сидения».

В советский период были выпущены специальные автомобили, на которых могли ездить только государственные и партийные чиновники самого высокого ранга, в первую очередь члены Политбюро ЦК КПСС. В народе эти автомобили ехидно прозвали «членовозами».

Сегодня, в эпоху второго российского капитализма, круг избранных, пользующихся престижными автомобилями, стал значительно шире. Он не распространяется только на высших чиновников. Но дорогой автомобиль по-прежнему воспринимается как статусный предмет. Только теперь он в большей степени информирует не о высокой государственной должности, а об уровне богатства его владельца.

Люди во все эпохи демонстрировали свое обладание определенными предметами в качестве символов и знаков своего личностного успеха. Экстравагантная одежда, редкие вещи, еще не ставшие предметами массового использования (новая марка мобильника, компьютера, только появившиеся в продаже смартфоны и т. п.), загородный дом, стилизованный под средневековый замок, – во всех этих ситуациях созданные человеком предметы второй природы выступают в качестве семиотических систем, информирующих о человеческих отношениях.

Предметная среда нашей повседневности весьма часто не только «сигналит» нам о своих утилитарных свойствах, но и выражает наше мироощущение и миропонимание в то или иное историческое время. Например, в последние годы второй мировой войны в США и некоторых европейских странах была модной гражданская одежда, стилизованная под военную форму. Этот стиль сохранялся и в начале послевоенных лет. Но затем изменился. Модными стали менее строгие и более «легкомысленные» модели одежды, что выражало иную атмосферу жизни. В ней уже не доминировали мобилизационные идеи самоограничения во имя победы, идеалы строгой дисциплины граждан воюющей страны. В мирное время мобилизационные представления уже не находили отклика у людей, что и нашло свое выражение в новой предметной стилистике быта.

С этих позиций одежда, мебель, техническое обустройство быта – весь этот предметный мир повседневности может быть представлен в качестве набора кодов, своеобразного текста, сообщающего о человеческой жизнедеятельности определенного исторического времени.

Наконец, еще об одном важном аспекте функционирования фрагментов второй природы как семиотических систем культуры. Они могут использоваться для описания, понимания и объяснения тех или иных естественных природных явлений, а также для понимания тех новых для человека искусственно созданных предметов, с которыми он ранее не сталкивался и о функциях которых он не имеет представления.

Новые технические новинки первоначально люди воспринимают по аналогии с уже освоенными. Есть интересные исследования социальных антропологов относительно того, как воспринимали индейцы сельвы Амазонки обыденные для нас предметы бытовой техники европейцев. Ножницы для них были необычным предметом, предназначение которого они не понимали. Но когда им показали, что ножницами можно срезать волосы, они сразу же дали им название «пиранья». Оказывается, для срезания волос на голове индейцы Амазонки использовали высушенную челюсть пираньи, хищной рыбы с очень острыми зубами. Получив в свое распоряжение металлические ножницы и убедившись в их преимуществе, они через некоторое время дали ин новое название, кстати, весьма близкое к привычному нам («скрепленные ножи»).

Существует множество исторических свидетельств тому, что работа технических устройств для человека всегда служила одним из важных источников объяснения окружающего мира. В частности, первые научные понятия формировались в контексте такого рода объяснений. Так, например, обстояло дело с понятием силы. Вначале оно ассоциировалось только с мускульными усилиями человека. Затем опыт использования домашних животных для перевозки грузов привел к расширению этого понятия. Сила стала характеристикой животных, причем не только домашних, но и диких. Затем, на этапе техники составных предметов, были заложены предпосылки для нового расширения этого понятия и применения его для объективного описания процессов неживой природы. На этом этапе возникли технические устройства типа весов, блока или системы блоков, позволяющих поднимать различные грузы.

Можно было, например, на одну чашу весов поместить тяжелый камень, а вторую чашу загружать небольшими камнями. На завершающем этапе работы небольшой камень приведет весы в движение, и крупный каменный блок будет поднят на определенную высоту. Техническое устройство будет само, без человека развивать нужную силу и поднимать крупный каменный блок. Кстати, есть весьма правдоподобная гипотеза, что такого рода технологии применялись древними египтянами для подъема многотонных каменных блоков при строительстве пирамид. В эту же эпоху возникли и такие применяемые в военных акциях технические устройства, как катапульты. Они позволяли метать тяжелые камни на относительно большие расстояния, чего не мог делать ни один самый сильный воин.

Таким образом, были созданы условия для объективного описания силы как особой характеристики природы, порождающей движение тел. Сила есть воздействие одного тела на другое, изменяющее состояние его движения.

Образы, заимствуемые из техники той или иной эпохи, всегда используются в науке при построении целостной картины мира. В этом случае технические системы могут обретать функцию мировоззренческих символов. Их функция – удовлетворять конкретные практические потребности – как бы отходит на задний план и акцентируется их образно-символический смысл, определяющий понимание человеком мира. Так, например, с появлением техники простых систем в культуре XVII–XVIII столетия работа механических устройств стала широко применяться для объяснения природных процессов. Механические часы стали восприниматься как символ устройства Вселенной: Бог создал мир как целостный механизм, который он однажды запустил (первотолчок), а дальше в мире все двигалось по законам механики.

Эти ситуации функционирования фрагментов «неорганического тела» цивилизации в качестве семиотических систем культуры являются основанием для принципа, который был акцентирован в работах выдающегося отечественного культуролога Ю. Лотмана, а именно: с позиций семиотики культуры между материальной и духовной культурой нет принципиального различия. Это лишь различные языки, разные кодовые системы, фиксирующие и транслирующие социально-исторической опыт человечества.

Развитие культуры предстает, с одной стороны как выработка новых смыслов и значений, регулирующих деятельность, поведение и общение людей, а с другой – как формирование новых кодовых систем, закрепляющих и транслирующих эти смыслы и значения.

Между этими двумя аспектами единого процесса развития культуры осуществляется постоянное взаимодействие. Накопление нового опыта ставит проблемы новых способов его кодирования. В свою очередь, изобретение новых технологий кодирования может породить новые состояния социального опыта и способствовать переменам в социальных отношениях людей.

На эту тему есть специальные исследования. Известный канадский культуролог и философ М. Маклюэн предлагал выделять стадии развития цивилизации в зависимости от появления новых типов кодовых систем. Он, например, выделял дописьменные общества и общества с письменностью как разные типы общественной организации. Только в обществах с письменностью возникают своды законов, письменное право и основанное на нем судопроизводство. В архаических обществах (без письменности) при решении человеческих конфликтов главную роль играют не своды законов, а обычаи.

В качестве следующей важной стадии развития общества Маклюэн выделяет книгопечатание (формирование «Гутенберговской галактики»), когда идеи можно транслировать не только избранным, а широкому кругу людей. Возникает массовая грамотность, читающая публика.

Следующим шагом развития общества Маклюэн полагает появление СМИ, и, наконец, продолжая эту цепочку открытий, – появление компьютерного письма и компьютерных сетей. Этот тип кодирования породил новые типы коммуникации (Интернет), изменившие повседневность, экономику и социально-политическую жизнь.

Историческое развитие культуры делает ее сложноструктурированным образованием. В системе программ поведения, общения и деятельности, транслируемых в культуре и меняющихся в процессе ее исторического развития, можно выделить три уровня. Первый из них представлен реликтовыми программами, которые являются своеобразными осколками прошлых культур, уже утративших ценность для общества новой исторической эпохи, но тем не менее они регулируют некоторые виды общения и поведения людей. К таким культурным феноменам относятся многие традиции и обычаи, уходящие корнями в прошлое человечества. Например, у поморов Архангельской губернии еще в начале XX в. сохранялся обычай: перед рыбной ловлей они предварительно собирались в отдельной избе, готовили снасти и несколько дней жили там вне семьи. Считалось, что если кто-либо согрешит во время этой подготовки, то рыбная ловля будет неудачной. Это поверье – пережиток еще неандертальской эпохи, времен группового брака как одной из ранних форм семейно-брачных отношений. Запрет на половые связи в период подготовки к охоте и другим жизненно важным совместным действиям блокировал возможные столкновения на почве ревности. В эту эпоху подобного рода табу были условием выживания первобытной общины. В XX в. они утратили эту функцию, но сохранились как свет угасших звезд. Подобные пережитки, суеверия, корнями уходящие в очень далекое прошлое, могут в определенной мере воздействовать на поведение людей.

Второй слой программ, транслируемый в культуре, можно обозначить как программы настоящего. Среди них есть и культурная традиция, обеспечивающая воспроизводство образа жизни, характеризующего современность.

Наконец, третий слой образуют программы, адресованные будущему. Они могут и не внедряться в ткань сегодняшней социальной жизни, но влияют на нее косвенно. Это фундаментальные научные открытия, содержащие в себе потенциально новые технологии будущего, это авангард в искусстве, новые философские идеи, опережающие свой век и зачастую получающие свою мировоззренческую аппликацию в далеком будущем, это религиозные идеи, которые могут вначале преследоваться как ересь, но в будущем превратиться в массовое религиозное движение. Например, Христианство возникло на периферии римской культуры и вначале преследовалось. Христиан убивали, скармливали диким зверям. И лишь на поздних этапах существования Римской империи христианство обрело статус официальной религии. А после краха Римской империи эта религия стала основой тысячелетней христианской цивилизации эпохи Средневековья.

Еще один пример. Он относится уже к роли научных открытий в жизни современного общества. Сегодня мы не мыслим себя без электричества, радио, телевидения, мобильников. Но мало кто задумывается, что все эти технологии обязаны великому открытию фундаментальной науки – созданию Максвеллом теории электромагнитного поля. Аналогичным образом современные лазерные технологии возникли как результат практического применения квантовой механики, атомные электростанции обязаны своим появлением достижениям ядерной физики, многочисленные практические применения генетической инженерии (от создания новых видов растений до разработки методов лечения болезней, связанных с повреждением генетического кода) были бы невозможны без таких вех развития генетики, как открытие генов и расшифровка структуры ДНК.

Научное познание в его развитых формах не ограничивается изучением только тех объектов и процессов, которые могут быть практически освоены в рамках уже сложившихся форм социальной жизни. Оно открывает человечеству предметные миры, массовое практическое освоение которых становится возможным только на будущих этапах развития цивилизации.

Так что в культуре всегда закладываются программы, адресованные будущему. Они в период их формирования еще не реализуются в массовой деятельности людей, не впечатываются в ткань социальной жизни. Но наступает время, когда эти программы находят свое практическое применение и вызывают радикальные перемены в организации общества и в его динамике.

Разные социумы, разные типы общества по-разному относятся к этому слою культуры. В большинстве традиционалистских обществ он недостаточно развит.

Современная же цивилизация особо поощряет инновации, в том числе и представляющие собой программы, адресованные далекому будущему. Здесь возникают особые профессиональные группы людей, нацеленные на систематическое производство таких программ. Они называются у нас творческой интеллигенцией.

В процессе развития культуры и общества постоянно происходит миграция программ из третьего во второй уровень культурных образований, а некоторые программы второго уровня могут утратить свою социальную значимость, превратиться в реликтовые образования и даже исчезнуть из потока культурной трансляции.

Три обозначенных слоя программ социальной жизни во всем многообразии их проявлений образуют сложную исторически развивающуюся систему. В процессе развития такие системы дифференцируются. В них возникают относительно самостоятельные подсистемы, представляющие собой части сложного целого. В культуре современных обществ в качестве таких подсистем можно выделить мораль, религию, философию, политическое и правовое сознание, искусство, науку. Все они – результат исторического развития. В культуре архаических обществ многие из них либо находились в стадии зарождения, либо вообще отсутствовали. Так, например, политика и право сформировались с возникновением государства. Основы мировых религий, согласно К. Ясперсу, возникали в эпоху «осевого времени». Философия и наука появляются в культуре на этапе развития городских цивилизаций древности.

Эти сферы культуры являются лишь относительно автономными. Они – подсистемы более сложного целого. И между ними всегда осуществляется взаимодействие. Изменения в одной подсистеме приводят к изменениям в других. Обнаруживается своего рода перекличка, резонанс в их развитии. Эту особенность подмечал известный философ и историк О. Шпенглер, подчеркивая, например, что существует глубинная связь античного искусства, науки, философии и способа ведения дел на народном собрании в государствах-полисах. Целостность культуры отмечали философы и социологи Н. Данилевский и П. Сорокин, о ней писал историк А. Тойнби, характеризуя особенности каждого из выделенных им видов цивилизации.

Взаимообусловленность различных сфер культуры отмечали и наши известные ученые-гуманитарии Ю. М. Лотман и Д. С. Лихачев. Уместно привести в этой связи следующее высказывание Д. С. Лихачева: «Культура представляет собой единство, целостность, в которой развитие одной стороны, одной сферы ее теснейшим образом связано с развитием другой. Поэтому “среда культуры”, или “пространство культуры”, представляет собой нерасторжимое целое, и отставание одной стороны неизбежно должно привести к отставанию культуры в целом. Падение гуманитарной культуры или какой-нибудь из сторон этой культуры (например, музыкальной) обязательно, хотя, может быть, и не сразу очевидно, скажется на уровне развития даже математики или физики»[145]145
  Лихачев Д. Избранные труды по русской и мировой культуре / Санкт-Петербургский гуманитарный ун-т профсоюзов; науч. ред. Ю. В. Зобнин. СПб.: Изд-во СПГУП, 2006. С. 360.


[Закрыть].

Но тогда возникает вопрос: чем обусловлена согласованность изменений в различных, казалось бы отдаленных, сферах культуры? Об этом задумывались многие мыслители. О. Шпенглер, Н. Данилевский, П. Сорокин в свое время зафиксировали, что в глубинах культуры есть какие-то духовные образования, которые людьми переживаются, осмысливаются, понимаются и пронизывают все сферы духовной жизни человека. Сходные идеи можно обнаружить еще у Гегеля, который зафиксировал наличие общего категориального ядра в обыденном сознании, искусстве, политике и праве, религии, науке и философии.

Эта идея в разных аспектах разрабатывалась затем на последующих этапах развития философии (А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, С. Кьеркегор, М. Хайдеггер). Постепенно выяснялось, что человеческая жизнедеятельность во многом определена духовными сущностями, выражающими жизненные смыслы, по которым человек живет. Их обнаруживали при исследовании различных культур историки и социальные антропологи. Эти жизненные смыслы называют по-разному: категории культуры, концепты, идеи. Я их называю мировоззренческими универсалиями.

Мировоззренческие универсалии – это категории, которые аккумулируют исторически накопленный социальный опыт и в системе которых человек определенной культуры оценивает, осмысливает и переживает мир, сводит в целостность все явления действительности, попадающие в сферу его опыта.

Категориальные структуры, обеспечивающие рубрикацию и систематизацию человеческого опыта, давно изучает философия. Но она исследует их в специфическом виде, как предельные общие понятия. В реальной же жизни культуры они выступают не только как формы рационального мышления, но и как категориальные формы, определяющие человеческое восприятие мира, его понимание и переживание. Их не следует отождествлять с философскими категориями, которые возникают как результат рефлексии над универсалиями культуры. Мировоззренческие универсалии могут функционировать и развиваться и вне философской рефлексии.

Категории культуры присутствуют уже в мышлении ребенка, когда он проходит первые стадии социализации. В детском возрасте есть период, когда ребенок задает надоедливые для взрослых вопросы: почему ветер развивает волосы, почему светит Луна, почему окна запотели? (в самом деле, у окон же нет потовых желез). Все эти вопросы свидетельство очень важного процесса формирования сознания: ребенок овладевает смыслами универсалии «причинность». Но философских знаний у него нет, и философских категорий в его сознании тоже нет.

В человеческой истории философия является относительно поздним феноменом культуры. Существовало немало культур, в которых не сложились более-менее развитые формы философского знания (Древний Египет, Вавилон и т. п.). Мировоззренческие универсалии были, а философские категории еще не возникли.

Можно выделить два больших и связанных между собой блока универсалий культуры. К первому относятся категории, которые фиксируют наиболее общие, атрибутивные характеристики объектов, включаемых в человеческую деятельность. Они выступают в качестве базисных структур человеческого сознания и носят универсальный характер, поскольку любые объекты (природные и социальные), в том числе и знаковые объекты мышления, могут стать предметами деятельности. Их атрибутивные характеристики фиксируются в категориях: «пространство», «время», «движение», «вещь», «свойство», «отношение», «количество», «качество», «мера», «форма», «содержание», «причинность», «случайность», «необходимость» и т. д.

Но кроме них в историческом развитии культуры формируются и функционируют особые типы категорий, посредством которых выражены определения человека как субъекта деятельности, структуры его общения, его отношения к другим людям и обществу в целом, к целям и ценностям социальной жизни. Они образуют второй блок универсалий культуры, к которому относятся категории: «человек», «общество», «личность», «сознание», «добро», «зло», «красота», «вера», «надежда», «труд», «совесть», «справедливость», «свобода», «страх», «забота» и т. п. Эти категории фиксируют в наиболее общей форме исторически накапливаемый опыт включения индивида в систему социальных отношений и коммуникаций. Отмечу попутно, что в их состав органично входят и те категориальные смыслы, которые Хайдеггер обозначал как экзистенциалы.

Между указанными блоками универсалий культуры всегда имеется взаимная корреляция, которая выражает связи между субъект-объектными и субъект-субъектными отношениями человеческой жизнедеятельности. Поэтому универсалии культуры возникают, развиваются и функционируют как целостная система, где каждый элемент прямо или косвенно связан с другими.

Культура так устроена, что мировоззренческие универсалии функционируют как своего рода полный набор генов социального организма. И с каждым из них сопрягаются все другие. Переживание и осмысление пространства-времени и причинности резонирует с переживаниями и пониманиями справедливости и свободы. И наоборот. Так обстоит дело со всеми мировоззренческими универсалиями.

Смыслы мировоззренческих универсалий пронизывают всю культуру, обнаруживаются во всех ее сферах: в обыденном языке, искусстве, политическом и правовом сознании, в сфере нравственности, в религии, науке, философии. В обыденной жизни мы их, как правило, не осознаем, но мы их принимаем и живем в соответствии с этими пониманиями. Человек обыденного сознания, если его спросить, что такое справедливость, чаще всего определения не даст, но покажет на примерах, как он это понимает: «Вот у меня сосед справедливый, а вот этот человек – несправедливый». Он понимает, что такое справедливость, но четко не осмысливает этого понимания. Оно частично принимается подсознательно, интуитивно. Но главное, что человек не просто понимает, но и переживает то, что связано со справедливостью и несправедливостью в его жизни.

Та же особенность связи осмысления, понимания и переживания прослеживается в отношении любых универсалий культуры, в том числе и тех, которые принадлежат к субъект-объектному «блоку» их классификации. Пространство и время мы не просто осознаем в нашей повседневной жизни. Мы их оцениваем и переживаем. В нашей жизни пространство и время предстают не обезличенными атрибутами бытия, а ценностно маркированными и переживаемыми. Место и время моего рождения, место и время, где я поступил в школу и где и когда ее окончил, место и время дальнейшей учебы, работы, вступления в брак, разводов (если они были), рождения детей, смерти близких – все это личностная оценка и переживание пространства и времени каждым человеком.

И есть еще не только личное, но и коллективное переживание, понимание и переживание нами исторических судеб народа, страны, в которой живем мы и, как мы надеемся и верим, будут жить наши потомки (дети, внуки, правнуки). Это эмоционально оцениваемое и переживаемое огромное пространство нашей страны как своего рода символ России, особо значимые для русского самосознания места и исторические времена: Москва, Санкт-Петербург, Урал, Сибирь, Кавказ, Крещение Руси, Отечественная война 1812 г., Великая Отечественная война 1941–1945 гг., ее основные события – битва под Москвой, Сталинградская битва, Курская дуга, падение Берлина, день Победы. Переживание значимых событий нашей истории, и не только побед, но и поражений, их оценка и дискуссии по этому поводу свидетельствуют о том, что мировоззренческие универсалии «пространство» и «время» не только осмысливаются, но и переживаются людьми.

Неотъемлемую эмоциональную составляющую категориальных смыслов, их несводимость только к понятийному каркасу отмечали Шопенгауэр, Ницше, Гуссерль. Эту тему глубоко разрабатывал Хайдеггер в анализе языка как «дома человеческого бытия». Он особо подчеркивал, что слова, выражающие предельно общие категориальные смыслы всегда несут поэтически образное содержание, которое предопределяет наше понимание мира и которое присутствует в любом творчестве человека, особенно в искусстве.

Категории культуры всегда переживаются людьми. Они – схематизмы их эмоционального отношения к миру, определяющие оценку тех или иных событий и жизненных ситуаций и поэтому выступающие одновременно и как базисные ценности культуры. Что такое свобода, что такое человек, что такое общество, для чего я живу? Ответы на эти вопросы лежат в смыслах универсалий культуры.

Содержание мировоззренческих универсалий достаточно сложно структурировано. В нем можно выделить три слоя смыслов. Первый слой смыслов – то всеобщее, что отличает человека от животного мира, что выступает своеобразным инвариантом различных культур и образует глубинные структуры любого человеческого сознания. Но он не существует в чистом виде, сам по себе, а сплавлен со вторым, который репрезентирует специфику культуры исторически определенного типа общества, выражает особенности способов общения и деятельности людей, хранения и передачи социального опыта, особенности принятой шкалы ценностей. Кроме того, второй слой смыслов характеризует национальные и этнические особенности каждой культуры, свойственное ей понимание пространства и времени, добра и зла, жизни и смерти и свойственное ей отношение к природе, труду, личности и т. д., что и определяет специфику различных культур. В свою очередь, исторически особенное в универсалиях культуры всегда конкретизируется в огромном многообразии групповых и индивидуальных мировосприятий и миропереживаний. Это третий слой смыслов – слой содержания мировоззренческих универсалий.

Когда мы говорим о разных цивилизациях и культурах, то главным в анализе их различий выступает второй слой смыслов универсалий культуры. Одни и те же мировоззренческие универсалии в разных культурах могут иметь разную смысловую интерпретацию. Например, категории бытия и небытия есть во всех культурах. Но если сравнить понимание этих мировоззренческих универсалий, допустим, в даосистской традиции Древнего Китая и в традиции античного полиса, то обнаруживаются разительные несовпадения.

На вопрос «Что такое бытие?» и «Что такое небытие?» древний грек ответил бы примерно так же, как мы сегодня: «Бытие – то, что меня окружает, что существует, предметный мир вокруг меня, люди, их сознание, их отношения, их мысли и чувства, а небытие – когда это все исчезнет». Т. е. небытие есть отсутствие бытия. Древний китаец сказал бы иначе: «Небытие – это вся полнота бытия». У него другая интерпретация общечеловеческого в мировоззренческих универсалиях и другая картина мира: бытие есть потенциальные возможности, которые только частично проявляются в наличном мире и лишь частично в нем реализуются, а все потенциальные возможности бытия – это небытие. В древнекитайской системе мышления мир предстает как постоянный круговорот превращения бытия в небытие, причем ситуации видимого, реального, вещного, движущегося бытия как бы выплывают из невидимого, покоящегося небытия и, исчерпав себя, опять погружаются в него. Небытие выступает как отсутствие вещей и форм, но в нем как бы скрыто все возможное богатство мира, все нерожденное, неставшее и неоформленное[146]146
  См.: Григорьева Т. П. Японская художественная традиция. М.: Наука, 1979. С. 63–79.


[Закрыть].

В китайской философии полагалось, что этот мир управляется законом Дао. Закон Дао означает логику, закономерность мира, но он одновременно означает и истину, и нравственность, и жизненный путь человека.

Включение в содержание закона природы нравственности, которая характеризует поступки и действия людей, на первый взгляд кажется безосновательным и нелогичным. Но здесь были свои основания. Они коренились в картине мира, которую формировали смыслы основных мировоззренческих универсалий древнекитайской культуры: все части мира должны быть согласованы друг с другом, как в едином организме, каждая часть имеет свое назначение, но в то же время управляется целым.

Человек и его социальная жизнь также включены в этот мир в качестве компоненты. Все части мира подчинены кооперативным эффектам, все влияют друг на друга. Каждый новый цикл воспроизводства мира как целостности предполагает, что возникающие из небытия потенциально возможные, вариативные события должны быть включены в целостность, подчинены ей. Это и выражает закон Дао. Он управляет целым и требует от человека нравственного поведения, которое включает его в целостность мира, в резонанс «Неба» и «Поднебесной».

Отклонение от пути Дао, безнравственное поведение властителей и их подданных способно вызвать нарушения гармонии мира. Поэтому китаец считал, к примеру, повторяющиеся природные катаклизмы (землетрясения, засухи, наводнения) наказанием небес за безнравственное поведение императора и/или его окружения, что могло служить поводом к восстанию.