Текст книги "Культурогенез и культурное наследие"

В натурфилософии Гёте идея организма была универсальным спекулятивным принципом. В теории познания требовалось выработать соответствующее понятие: «…Если хотим достигнуть хоть сколько-нибудь живого созерцания природы, должны, следуя ее примеру, сохранять такую же подвижность и пластичность»[187]187
  Гёте И. В. Избранные философские произведения. С. 70.


[Закрыть].

Изучение организма Гёте начинал с общего его облика – Gestalt’a, при этом не отказываясь от разных методов: анализа, сравнения, калькулирующего интеллекта, описания признаков и других, которыми пользовалась и механистическая наука Нового времени. Хотя эти методы и давали возможность углубляться в изучение частей, но с их помощью невозможно постичь внутреннюю форму, прообраз и тем самым вновь вернуться к пластическому целому. Поэтому они в гносеологии Гёте играли только подсобную, вспомогательную роль. Единственное понятие, имеющее полноценный научный статус – это «тип». Только оно в состоянии сделать своим содержанием то, что Гёте считал сущностью явлений. Поэтому учение о «типе» и метаморфозах составляет ядро его морфологии.

В «Вопросах морфологии» Гёте пишет, что «тип» должен описывать тождественную себе форму в постоянных ее переменах. Он обратил внимание на то, что у немцев для комплекса проявления бытия какого-либо существа есть слово Gestalt. Употребляя его, он абстрагируется от всего подвижного и принимает, что все частности, входящие в состав целого, прочно установлены, закончены и закреплены в своем своеобразии[188]188
  Там же.


[Закрыть]. Т. е. через Gestalt удается познать внутреннюю форму. Как происходило такое познание?

В познавательной ситуации Гёте отказывается от методологических односторонностей. Он отказывает в праве познать истину как индуктивному методу, так и абстрактному теоретизированию. Именно эти методологические односторонности обнаружились, по мнению Гёте, в споре между Ж. Кювье и Ж. де Сент-Илером[189]189
  Гёте И. В. Избранные философские произведения. С. 308.


[Закрыть]. В отличие от системной интерпретации типа-структуры, характерной для обоих французских биологов, Гёте предлагал понятие «тип», имеющее принципиально иные черты. Оно должно было выразить Природу-Бога, бесконечную в своих проявлениях, в своем творчестве, т. е. выразить природный гештальт, который у Гёте был внутренней определенностью самой материи, находящейся в вечном движении, развитии. Таким образом, в контексте пантеистического мировоззрения Гёте «тип» должен был схватить внутреннюю форму явлений, творческий принцип, первообраз, по которому творит сама природа и в зависимости от условий порождает самые разные облики (гештальты).

Гётевское понятие «типа» вызревает в его обсуждениях с Шиллером. В письме от 17 августа 1797 г. Гёте рассказывает о предметах, способных вызвать такой эффект, «что они собственно символичны, т. е. (что, пожалуй, излишне прибавлять) это – выдающиеся случаи, которые в характерном многообразии являются представителями многих других, содержат в себе некую цельность…» Каковы же были в итоге структура опыта и понятие-образ у Гёте? Близость гётевской натурфилософии с античным мировоззрением не раз отмечалась исследователями. В самой же античной мысли гётевское качественное виденье бытия, его интерес к индивидуально сущему оказались более близкими апостериорной метафизике Аристотеля, чем отвлеченной от эмпирического мира философии Платона. Гёте исходил из многообразия эмпирического, считая, что идеи существуют только в вещах, выражаясь языком Аристотеля, «первых сущностях». Однако в их понимании природы имелись различия. «Первые сущности» Аристотеля определялись каждая собственной природой, соответственно которой они занимали свое место в гармонии космофизических рядов. У Гёте действовала единая Природа, проявляющая себя в многообразии природных гештальтов. Форма организма (природный Gestalt), согласно Гёте, определяется Природой, творящей как изнутри, так и извне. Вещь, таким образом, вписана своим бытием в целый природный контекст. Поэтому природные формы (Gestalt) надо постигать не фрагментарно, изолированно, но в целом (en gros), а типология принципиально не должна порывать природных связей. Это сближало Гёте с аристотелевской мыслью.

Как и Аристотель, Гёте исходил в познании из чувственного. Но как от чувственного перейти к идее, какова структура опыта, соединяющая чувственные восприятия с идеей (общим понятием «тип»)? Представляется, что и здесь у Гёте много общего с аристотелевским «наведением» (επαγογε), как его раскрывают исследователи К. А. Сергеев и Я. А. Слинин[190]190
  См.: Сергеев К. А., Слинин Я. А. Природа и разум. Античная парадигма. Л.: Изд-во ЛГУ, 1991. С. 105. – Аристотелевское наведение начинается с чувственных впечатлений, которые пройдя «обработку» через образно-созидающую способность души, становится «интеллигибельными» образами – предметами ощущения (aisthemata), только уже без материи. Их уже может постигать «нус», мыслящий «формы» в образах (phantasmata). Чтобы получить расчлененное общее, позволяющее понимать то или иное «по природе», надо получить такой опыт, который превращается в непрерывный процесс наведения на общие характеристики вещей, на метод индуцирования в нашей душе таких обобщенных определений, в коих раскрывается сущностная природа вещей. Особое познавательно-теоретическое значение придается способности воображения. В процессе теоретической организации восприятия, которое осуществляется на основе и с помощью опыта, развивается способность такого воображения, каковое делает возможным как бы заранее установить определенный вид (ειδος) вещи по ее чувственно осуществленному изображению (μορφη).


[Закрыть]. Аристотелевскому образному понятию ειδος в «Морфологии» Гёте и соответствовало образное понятие «символический цветок», который выражал сущностное общее (единую Природу) в конкретно-всеобщей форме. Это понятие-образ («тип») представлял собой внутреннюю форму – инвариант конкретных познаваемых индивидуальных форм. И в узрении типа-прообраза (общего понятия), и в процессе познания многообразия конкретных форм важную роль играла у Гёте интуиция. Исследователи отмечали своеобразную герменевтику Гёте. Г. Лофф отмечал интерес Гёте к протестантской герменевтике с ее символическим способом познания сверхчувственного бытия. Корт считал, что герменевтический момент входит в структуру типа-образа[191]191
  На герменевтические интенции в типологии Гёте и Дильтея в свое время обратил внимание А. Корт. См.: Koort A. Beiträge zur Logik des Typusbegriffs. Teil II // Acta et Commentationes Universitatis Tartuensis. B. Humaniora. 1938. [Vol.] 39, № 1. S. 251.


[Закрыть].

Однако как научно познать чувственно воспринимаемое многообразие, когда уже схвачена идея общего типа, как перейти от общего к описанию индивидуального? Этот вопрос был стержневым в «Морфологии» Гёте, «новой науке не по предмету, а по методу», и его Гёте решал иначе, чем Аристотель. Путь от общего к индивидуальному Гёте мыслил вовсе не через родовидовые определения сущего, оперировавшие признаками. Особенности этой процедуры были связаны у Гёте с динамизированным виденьем Природы. Как известно, Аристотель в отличие от Платона также не игнорировал изменения в вещах и описывал их, вводя идею телеологии. Но, исходя из античного статичного видения мира, аристотелевская телеологическая динамика принципиально отличалась от динамизированного видения Природы у Гёте. Природный Gestalt Гёте называл Протеем, который существует не иначе как в непрекращающихся переменах, следовательно, его нужно было схватить соответствующим понятием. Если аристотелевское понятие вида (ειδος) было статичным, то у Гёте понятие «тип» (прообраз) был принципиально соединен с идеей метаморфоза.

Идея метаморфоза придавала особенности интеллектуальной интуиции Гёте. И «нус» Аристотеля, и интуиция Гёте были интеллектуальными интуициями. Но интеллектуальная интуиция у Аристотеля – это угадывание «вида» как сущностного общего («вторые сущности») – постигает образ как статику, как статичную чувственно-когнитивную структуру (ειδος). У Гёте акценты были расставлены по-другому. Интеллектуальную интуицию, согласно Гёте, должны дополнить творческое, художественное воображение и фантазия; они постоянно творчески преобразовывают, развивают прообраз. У Гёте интеллектуальная интуиция есть творческий интеллект (идея конгениальности познающего ума и творящей Природы). Такая творческая интуиция осуществляет метаморфозы с прообразом (символическим цветком), а герменевтический момент в структуре этого гётевского понятия связан с постижением сверхчувственного в образе.

Понятие «тип» (или «символический цветок») Гёте характеризовалось вещностью созерцаемого образа. Но одной образности как характеристики было мало. Что же, согласно Гёте, означало преобразовывать, развивать? Что значило присоединить еще активность познающего духа? Как полагает Г. Лооф, заслуга Гёте в шлифовке понятия символа явно проистекает из другого источника, а именно из протестантской герменевтики, из понятия символического в старопротестантском языковом его употреблении, а также из учения о таинствах[192]192
  См. об этом: Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы филос. герменевтики: пер. с нем. / общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова. М.: Прогресс, 1988. С. 121, 654; Looff H. Der Symbolbegriff in der neueren Religionsphilosophie und Theologie, Köln, 1955. S. 195.


[Закрыть]. В этом понятие «тип» (или «символический цветок»), требующее активности духа, перекликается со средневековыми способами постижения символа. В Средние века символический способ познания основан на необходимости: невозможно познать Бога иначе, нежели исходя из чувственного. Но здесь в понятии символа звучит и метафизическая подоснова: исходя из чувственного, возможно возвыситься до божественного, ибо чувственное – это не просто ничтожество и мрак, но истечение и отблеск истинного. Гётевское понятие символа совершенно нельзя понять без этой его гностической функции и метафизической подосновы. Так в Средние века понятие символа поднимается до уровня философского понятия таинственного знака, ибо символ – это не просто любое знаковое обозначение, он предполагает метафорическую связь видимого и невидимого. Внутреннее единство образа и значения, составляющее символ, простым отнюдь не является: символ не соединяет автоматически мир идей с чувственным миром; он позволяет задуматься о несоответствии формы и сущности, выражения и содержания. Если Шиллер со своих идеалистических позиций сдвигал значение символа в направлении эстетического, то «у Гёте это слово еще лишено какого бы то ни было эстетического значения»[193]193
  Гадамер Х.-Г. Истина и метод. С. 654.


[Закрыть]. Гёте связывал символ не с эстетическим опытом, а с познанием действительности.

Но было и еще одно принципиальное отличие Гёте от средневековой традиции. Если средневековый символ делает возможным исходя из чувственного, как истечения и отблеска Истинного, возвыситься до Божественного, обладающего высшим онтологическим статусом, то в силу пантеизма, который снимал иерархию бытия, дуализм посюстороннего и потустороннего миров, первообраз Гёте и его реализация в конкретных проявлениях имеют один онтологический статус, точнее, первообраз существует только в конкретных проявлениях. Соответственно идея («прообраз») не искажается в эмпирическом мире, а реализуется в нем, утверждая свой абсолютный характер не вопреки многообразию соотнесенных с нею эмпирических явлений, а в полноте осуществления своих внутренних творческих возможностей именно в многообразии явлений. Следовательно, гётевский гештальт понимается как подвижный образец, как активный принцип, обретающий наглядность в многообразии порожденных им явлений. Как единство творческих потенций он неотделим от результатов его осуществления и обретает себя через претворение в многообразном. Поэтому в познавательной ситуации Гёте не подходили такие понятия, как платоновские идеи, понимаемые как абсолютные, статичные образцы реальных вещей. Для того чтобы с помощью общего понятия идеи можно было познать, моделировать динамическое многообразие как единое, общему понятию нужно было сообщить новое качество. Общее понятие должно было утратить свою абсолютную статичность, стать подвижным. Подвижному, вечно творящему природному гештальту, который существует исключительно в форме многообразного, как раз и соответствует в натурфилософской системе Гёте общее понятие «тип», обладающее этими характерными свойствами. С одной стороны, «тип» является идеей организма, выраженной в образе, с другой стороны, этот образ обладает вечной подвижностью. «Тип» как понятие – тоже Протей. Не имеющий фиксированного образа, он оказывается логически связанным с идеей метаморфоза. Тип как конкретно-всеобщий прообраз в соединении с метаморфозом уже мог очерчивать объем генетически всеобщего понятия и позволял о любом объекте сказать, входит ли он в этот объем, т. е. удается ли найти ему место в системе генетических связей. Это был принципиально иной способ очерчивания объема понятия, чем родовидовое определение Аристотеля, которое оперировало признаками, присущими всем элементам объема понятия. Познавательная работа с помощью такого динамического понятия протекала иначе: в опыте познания каждый отдельный случай надо было развивать из прообраза. По такому общему понятию типа уже возможно «как по норме разрабатывать наши описания, и так как эта схема отвлечена от формы различных животных, вновь свести к ней самые различные формы»[194]194
  Гёте И. В. Избранные философские произведения. С. 90.


[Закрыть].

В структуре гётевского понятия «тип» мы можем выделить три аспекта. Инвариантная основа – всеобщий образ организма, символическое растение (прарастение, праживотное). Инвариант представляет собой аспект единства многообразного. Правило преобразования – оно входит в структуру понятия как момент динамики[195]195
  См.: Гёте И. В. Избранные философские произведения. С. 390. – Гёте в письме Цельтеру (от 14 октября 1816 года) настаивал на возможности воспринимать символическое растение в постоянном движении, переменах.


[Закрыть]. Вариативность – это всевозможные метаморфозы символического растения в реально существующих и чувственно воспринимаемых формах. В таком понятии «тип» реализован принцип связи единого и многого, – иной, чем в формальной классификации, в которой общее понятие образуется путем сужения круга логически значимых признаков и является беднее каждого отдельного случая. Понятие «тип» по содержанию совпадает с любым отдельным вариантом из всего богатства вариантов и даже оказывается потенциально богаче каждого из них. Познание с помощью «типа» протекает иначе, чем с помощью формально-логического понятия. Оно требует, чтобы мы каждый отдельный случай развивали из первообраза. В структуру первообраза, символа входит работа духа, в виде воображения и фантазии, о которых Гёте красноречиво говорил как о главной силе нашей способности познания, благодаря которой понятие тип-символ обретает характеристики общие с объективной идеей (идеей творящей Природы).

Общее понятие («символический цветок») ни на минуту не остается статичным. Используя такое общее понятие, единая внутренняя форма явлений (природный гештальт) открывается в интуиции творческому уму, конгениальному творческой мощи природы. Интуицию Гёте понимает как прозрение первообраза, т. е. порождающего принципа природы в многообразии природных явлений. То, что увидено глазами, в голове ученого должно быть соединено в целостный образ. Об интуитивном познании Гёте писал, что наша сила суждения должна, мысля, созерцать и, созерцая, мыслить. Здесь мы имеем дело со способностью созерцательного суждения, которое наряду с фантазией является наиболее существенной познавательной способностью.

В начале своих натурфилософских исследований Гёте не различал общего типа (идеи Природы) и понятия «тип» в уме ученого. Он верил в реальное существование профеномена и искал реально существующий «символический цветок». Только спор с Шиллером о природе символического растения[196]196
  Гёте И. В. Избранные философские произведения. С. 37.


[Закрыть] побуждает Гёте к более обстоятельному и детальному рассмотрению вопросов теории познания. В результате он признает, что никакое отдельное чувственно-действительное живое существо не может быть «типом»: «Единичное не может быть образцом целого, и потому мы не можем искать образец для всех в единичном. Классы, роды, виды и индивиды относятся к нему, как частные случаи к закону; они содержатся в нем, но не содержат и не дают его»[197]197
  Там же. С. 90.


[Закрыть]. По этому общему понятию (типу) уже возможно «как по норме разрабатывать наши описания и, так как эта схема отвлечена от формы различных животных, вновь свести к ней самые различные формы»[198]198
  Там же.


[Закрыть].

В «Виденье с субъективной точки зрения Пуркинье» (1821) Гёте уже писал о понятии «тип» как незавершенном кладезе форм, «символическом цветке». Центральным моментом гносеологии Гёте тогда стала проблема интуитивного познания, «схватывания» природного Gestalt’a – идеи творящей природы с помощью идеи в уме исследователя. В связи с этими вопросами любопытна полемика Гёте с Кантом, что касается третьей его критики. Свою точку зрения Гёте излагает в статье, название которой звучит парафразой кантовского сочинения – «Созерцающая способность суждения» (1817), а также в ряде статей, примыкающих к ней по проблематике и написанных в то же самое время: «Размышление и смирение» (1817), «Предложение к примирению» (1817), «О фантазии» (1817).

Гёте казалась неприемлемой мысль Канта о том, что интуиция невозможна для человека. Интуицию Гёте понимал как интеллектуальное и творческое усмотрение общего в особенном. Зрением этого общего увидеть нельзя, это не чувственная интуиция. Но то, что человек может схватить общее в особенном, – это для Гёте несомненно. Притом это общее, по Гёте, объективная сущность мира природы, то, что Кант называл вещами в себе. У Гёте, говоря очень приблизительно, мы встречаемся и не с теорией отражения (intellectus archetypus) сущности вещей в сознании, и не с кантовской теорией познания как конструирования (intellectus ectypus) мира. Intellectus archetypus – это пассивный интеллект, подобный бесформенному воску, в котором отпечатываются впечатления от окружающего мира, а intellectus ectypus предполагает мир в качестве бесформенного воска, в котором запечатлеваются содержания, выработанные человеческим сознанием. Несмотря на то, что сам Гёте называет свое познание intellectus archetypus, более точно было бы сказать, что у Гёте познание – это идея конгениальности творческого сознания и творческой природы. Гёте понимает интеллект как творческий интеллект, который более сложен, чем intellectus archetypus. Гёте говорит о гении и бо́льшей активности человеческого духа в нем. Появляется конгениальность, общность творческой природы. Но при этом примат принадлежит творчеству природы. Гёте считает, что идея, общее понятие – это продукт творческого воображения, фантазии. Но творческий процесс в человеке – это проявление творческой мощи природы. Он протекает так же, как и в любой другой форме природы. Вот почему у Гёте нет прямого, непосредственного отражения действительности в сознании. Гётевская интуиция – это не что иное, как в определенном смысле тождество творческих процессов в природе и в сознании.

Но творящая Природа в сознании проявляется в виде воображения и фантазии. Гёте не случайно выстраивает иерархию познавательных способностей ученого, в которой высшее место отведено воображению и фантазии, которые, по Гёте, сближают науку с искусством («О фантазии», 1817). Именно благодаря воображению и фантазии гётевская «идея» как понятие обретает характеристики, общие с объективной идеей (идеей природы), т. е. внутреннюю динамичность, способность к содержательному метаморфозу, конкретность, синтетичность, наглядность. Эти свойства «идеи» (как понятия) возможны благодаря деятельности человеческого духа в процессе познания. Наука у Гёте, таким образом, приближается к художественному творчеству, которое также есть акт человеческого духа. Поэтому и фантазия – четвертая из познавательных способностей человека занимает особое положение среди остальных в теории познания Гёте. Причем весьма важно, что творчество не противопоставляется Природе как нечто искусственное по отношению к ней, но есть проявление той же самой Природы.

Онтологическая предпосылка гётевской гносеологии – пантеизм – единство духа и материи. Как творящая природа, так и ее создание – человек обладают творческим даром, который достигает наивысшего выражения в гениальности, создающей идеи (Gestalt’ы) в уме, чтобы посредством их познать идеи (Gestalt’ы) самой природы. Gestalt’ы, которые синтезируются в уме в принципе той же самой природы, как и Gestalt’ы Природы. Так посредством человека природа познает сама себя. Поэтому и возможна интуиция, интуитивное познание.

Познавательная задача, по Гёте, заключается в том, чтобы идею творящей природы постичь с помощью идеи как общего понятия. Однако здесь, согласно Гёте, возникают существенные трудности: «…Между идеей и опытом лежит пропасть, перешагнуть которую мы напрасно стараемся… никакая идея полностью с опытом не согласуется, признавая, правда, что идея и опыт могут и даже должны быть аналогичны»[199]199
  Там же. С. 216–217.


[Закрыть]. И, наконец, в статье «Опыт и идея» (1828 г.) Гёте писал, что идея должна быть открыта в самом опыте, и продолжал: «Если тщательнее всмотреться, то всегда окажется, что человек предполагает то, что он нашел и находит то, что он предполагал»[200]200
  Там же. С. 297.


[Закрыть]. Какой выход предлагает в этой ситуации Гёте? Критерием истинности идеи для Гёте является практика. Но как понимает Гёте проверку практикой? Каково понятие опыта в гётевском мировоззрении? Гётевское представление об опыте с точки зрения «здравого смысла» – созерцание, наблюдение феномена в сфере открытости, доверие к глазу как источнику истины, по нашему мнению, было созвучно античному пониманию опыта. Идея опыта – античное и средневековое созерцание (θεορια и ее латинский перевод contemplatio) – отличалась от новоевропейского понимания опыта как эксперимента, в котором исследовался изолированный фрагмент реальности в искусственно созданных условиях (mente consepere Галилея). Но, с другой стороны, нельзя не видеть и того, что гётевская модель науки отличалась от античной и средневековой. Ни средневековая, ни греческая мысль не представляли присутствующее в виде предмета. Гётевская модель науки была объективистской, на что обратил внимание М. Хайдеггер: «Природа в ее предметном противостоянии, какою она предстает современному естествознанию, есть только один из способов, каким то присутствующее, которое издавна носит название physis, обнаруживается, предоставляя себя для научной обработки. Даже если предметная область физики в себе целостна и замкнута, противопоставление ее в качестве предмета никогда не в силах охватить всю сущностную полноту природы <…> предметное противопоставление как таковое не позволяет теоретическому представлению и установлению когда бы то ни было обставить сущностную полноту природы. Это ощущал Гёте в своем несчастном противоборстве с ньютоновской физикой. Гёте еще не мог видеть, что его созерцательное представление природы тоже вращается в сфере предметного противопоставления внутри субъект-объектного отношения, а потому принципиально не отличается от физики, оставаясь метафизически тем же самым, что и она»[201]201
  Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления / сост., пер., вступ. ст., коммент. и указ. В. В. Бибихина М.: Республика, 1993. С. 248.


[Закрыть]. Таким образом, делал вывод Хайдеггер, научная программа Гёте, при всем ее отличии от механицизма, была только другим способом опредмечивания внутри объективистской парадигмы.

Говоря о вкладе Гёте в развитие проблематики типологии, следует обратить внимание, что она была связана не с проблематикой дисконтинуальности, но с проблематикой архетипичности, истоки которой уходят средневековую традицию переосмысления типологии. И это соответствовало фундаментальным установкам органицизма, который формировался как целостное мировоззрение. Взгляд на мир как целостный организм связывался не с дисконтинуальной метафизической структурой, но с идеей «внутренней формы» (Gestalt’а), своеобразным архетипом, который в органицизме реализуется в несхожих внешне, но родственных внутренне индивидуальных проявлениях.