Текст книги "Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)"

Исследования истории инвалидности в Западной Европе и США рассматривают различные практики направления детей, чье поведение представлялось девиантным, в коррекционные учреждения разных типов. Так, по мнению Уиткрофт, появление новой категории «социально дезадаптированных» способствовало тому, что многие люди, ранее не считавшиеся инвалидами, теперь были признаны таковыми. Действительно, после войны в сферу деятельности медицины и специального образования попали дети с весьма разнообразными потребностями. Их пребывание в лечебных учреждениях могло еще больше обострить детские проблемы и закрепить «аномальность» их идентичности. Энн Борсей, Памела Дэйл и Анджела Тернер подвергают резкой критике цели и дисциплинирующую роль медицинских экспертов, подчеркивая, что именно из-за признания за аномальными детьми права на защиту наблюдение за ними резко усиливалось (парадокс лечения/контроля)205205
  Borsay A., Dale P. Introduction: Disabled Children – Contested Caring // Disabled Children: Contested Caring, 1850 – 1979. P. 1 – 13; Turner A. Education, Training and Social Competence: Special Education in Glasgow since 1945 // Ibid. P. 159 – 171. Критику советской системы лечебных учреждений в 1960 – 1980-е годы см в кн.: Phillips S. Disability and Mobile Citizenship in Post-Socialist Ukraine. Bloomington: Indiana University Press, 2011. P. 65 – 68.


[Закрыть]. Дэвид Райт пишет, что врачи все сильнее требовали установления собственной юрисдикции над детьми с проблемами в обучении, игнорируя при этом голоса родителей и самих детей206206
  Downs W.D. The History of a Disability. Oxford: Oxford University Press, 2011. См. также: Trent J. Inventing the Feeble Mind: A History of Mental Retardation in the United States. Berkeley: University of California Press, 1994.


[Закрыть].

Конечно, эту позицию необходимо принять во внимание при изучении способов, с помощью которых советские психиатры в послевоенные годы определяли «правильные» меры по лечению детей с отклонениями в поведении. Тем не менее я полагаю, что в специфическом советском контексте 1940 – 1950-х годов проекты специалистов-медиков, настаивавших на помещении детей в медико-педагогические учреждения, были более гуманными формами изъятия из общества, чем принудительный труд в исправительных колониях.

В 1939 году британский «Times Educational Supplement» определил «трудных детей» как «…не только непослушных, но еще и страдающих от некоего бессознательного расстройства, вызывающего асоциальное или невротическое поведение»207207
  Cured by Kindness // Times Educational Supplement. 1939. 22 July. Цит. по: Wheatcroft S. Cured by Kindness? Child Guidance Services During the Second World War // Disabled Children: Contested Caring, 1850 – 1979. P. 148.


[Закрыть]. В Советском Союзе в конце 1930-х годов понятие «трудных детей» было исключено из повестки дня, а их медикализация как «психически больных» казалась единственной альтернативой наказаниям и репрессиям. Апелляции врачей к дефектологии с ее упором на лечение и помещение детей в лечебные учреждения должны оцениваться именно на этом фоне. По-видимому, патологизирующий ярлык «психически больного» был меньшим злом в авторитарном обществе, чем криминализирующий ярлык «правонарушителя», ведь помощь различным маргинальным группам могла осуществляться там только в соответствии с государственной идеологией социально-политической нормативности.

Как «морально дефективные» и «трудные» дети стали «преступными элементами»

Понятие «дефективного» ребенка ввел в научный обиход в начале ХХ века детский психиатр Всеволод Кащенко208208
  Всеволод Кащенко (1870 – 1943) был одним из наиболее значимых новаторов в предреволюционной науке о ребенке. Он был братом широко известного в России «взрослого» психиатра Петра Кащенко.


[Закрыть]. Этот ученый разделил в своем описании «физически дефективных» (то есть имеющих органические поражения), «умственно дефективных» (то есть олигофренов) и «морально дефективных» (то есть социально запущенных и дезадаптированных) детей. Тем не менее Вс. Кащенко настаивал, что все формы детской дефективности могут быть описаны как «недостаточность», и утверждал значимость «дефектологии» как новой медицинской, психологической и педагогической науки, способствующей компенсации разного рода «недостаточностей» и реабилитации любых аномальных детей209209
  См., например: Кащенко В.П. Общество, школа и дефективные дети // Дефективные дети и школа / Под ред. В.П. Кащенко. М.: Книгоиздательство К.Л. Тихомирова, 1912. С. 1 – 11.


[Закрыть].

Дефектология как научная дисциплина была институционализирована в первые годы советской власти. Тогда в петроградском Институте дошкольного воспитания был открыт дефектологический факультет, а в Москве был создан Педагогический институт детской дефективности под руководством все того же Кащенко. С этого момента и вплоть до 1936 года педология и дефектология существовали параллельно: у них был общий предмет изучения и сходные методы; были и ученые, которые одновременно занимались и той и другой дисциплиной, – например, Л.С. Выготский. Но педология и дефектология были разными науками, исходившими из разных источников и, как будет ясно, развивавшимися по разным траекториям.

Крупнейшие психологи 1920-х годов иногда возражали против понятия «моральной дефективности» как явной кальки термина «moral insanity», принятого тогда в некоторых направлениях англоязычной педологии. В частности, Л.С. Выготский настаивал на необходимости термина «трудный» или «трудновоспитуемый» ребенок и использовал это слово для определения всех типов девиантности в развитии ребенка. В 1929 году он писал: «Мы наметили следующие виды и типы трудного ребенка: трудные дети в массовой школе, трудновоспитуемые дети в собственном смысле этого слова (беспризорные, правонарушители, педагогически запущенные), психо– и невропатические дети, умственно отсталые, слепые, глухонемые, логопаты, психически и физически больные»210210
  Выготский Л.С. Основные положения плана педагогической исследовательской работы в области трудного детства // Выготский Л.С. Собр. соч. М., 1983. Т. 5. С. 188 – 195, цит. с. 193.


[Закрыть]. Еще более жестко критиковал практику использования терминов «трудный» и «морально дефективный» как синонимов педагог В. Н. Сорока-Росинский, директор известной в Петрограде школы для трудновоспитуемых и беспризорных подростков211211
  См. его статью 1924 года «Трудновоспитуемые» (Педагогическая мысль. 1924. № 2), републикованную в: Сорока-Росинский В.Н. Педагогические сочинения / Сост. А.Т. Губко. М.: Просвещение, 1991. С. 139 – 152. Школа Сорока-Росинского была описана двумя ее выпускниками – Алексеем Еремеевым (писавшим под псевдонимом Леонид Пантелеев) и Григорием Белых в романе «Республика ШКИД» (1927).


[Закрыть].

Независимо от терминологических предпочтений все самые прославленные педагогические теории 1920-х – начала 1930-х годов использовали концепцию «морально дефективных» или «трудных» детей для обозначения большой и неоднородной группы, представители которой отличались от желаемой нормы в своем развитии и поведении. К этой категории относились как сироты, так и недисциплинированные и неуспевающие ученики, а также дети с психическими нарушениями, неврологическими и психологическими дисфункциями или же страдавшие эпилепсией и дефектами речи. По мнению дефектологов и педологов 1920-х годов, эмоциональная неуравновешенность детей, склонность к нарушению законов и недисциплинированному поведению определялись нездоровыми условиями их жизни, пренебрежением к ним со стороны общества и другими разнообразными взаимосвязанными аномалиями окружающей среды. Психологические проблемы таких детей интерпретировались как следствие стрессов, возникавших в результате войны, революции и радикальных изменений, через которые прошло первое поколение советских детей212212
  См., например: Гиляровский В.А. Профилактика нервных и психических болезней детского возраста // Профилактика нервных и психических заболеваний / Под ред. С.Н. Давыденкова, Л.М. Розенштейн. М.: Издательство Мосздравотдела, 1929. С. 41 – 46; Вульфович М.И. О психопатических состояниях в детском возрасте // Проблемы психиатрии и психопатологии. М.: Биомедгиз, 1935. С. 532 – 540; Драницкий В.М. Психопрофилактика трудного подростка на основании психоневрологического анализа материалов // Там же. С. 576 – 589.


[Закрыть].

В то время у дефектологии было много сторонников среди представителей советской власти. Новая дисциплина получила одобрение и финансовую поддержку как современная научная система, позволяющая перевоспитать и интегрировать в общество «просто» дезадаптированных и страдающих разного рода органическими поражениями детей. 24 мая 1926 года Медико-педагогическая станция Наркомпроса, которую возглавлял Вс. Кащенко, провела «общественную учетную конференцию», вызвавшую большое внимание профессионалов. Наркомпросовские руководители определили помощь дефектологов системе образования как крайне ценную и полезную213213
  Протокол общественной учетной конференции Медико-педагогической станции Наркомпроса 24-го мая 1926 г. // Архив Российской академии образования (АРАО). Ф. 139. Д. 233. Л. 1 – 2.


[Закрыть].

В следующем, 1927 году инспекция Наркомпроса, посетившая ту же станцию, сообщила в своем отчете, что работа этой институции крайне ценна и соответствует принципам советской школы214214
  АРАО. Ф. 113. Д. 143. Л. 1 – 2.


[Закрыть]. Участники съезда директоров детских домов Наркомпроса Московской области, прошедшего в 1933 году, также поддержали взгляды дефектологов и педологов на проблему «трудного детства» и подчеркнули, что все дети с девиантным поведением являются «социально запущенными» и нуждаются в педагогической помощи для своей реинтеграции в общество. По мнению сотрудника Наркомпроса, известного специалиста по детским правонарушениям В.И. Куфаева, под влиянием «уличной жизни» дети усваивали «антисоциальные, антисоветские установки», которые «нередко проявляются в их действиях – правонарушениях»215215
  Куфаев В.И. Социально-запущенные дети и подростки и методы работы с ними // Трудные дети и подростки и методы работы с ними в детучреждениях / Ред. О. Бем, В. Куфаев. М.: Московский областной отдел народного образования, 1934. C. 3 – 47, цит. с. 4.


[Закрыть]. Детские поведенческие отклонения появлялись только тогда, когда «на них наслаивается налет улицы», подразумевалось, что по своей сути дети были невинны216216
  Там же. С. 6.


[Закрыть]. Если ребенок проявляет агрессивность, хитрит или часто лжет, то это следовало рассматривать как способ самозащиты «в условиях одинокой борьбы <…> за сушествование»217217
  Там же. С. 22.


[Закрыть]. Следовательно, «освобождение» трудных детей от «наслоений, привычек, традиций улицы» приведет к тому, что они станут настоящими коммунистами – трудящимися, строителями социалистической экономики и борцами за социалистическую культуру218218
  Там же. С. 4.


[Закрыть].

Явно под влиянием дефектологов деятели Наркомпроса заявляли, что перевоспитание детей с отклонениями в поведении возможно при использовании индивидуализированных подходов, учитывающих положительные стороны характера детей, специфику их психофизического развития, интересы и эмоции. Но самым важным они считали не отрывать девиантных детей от остального общества. Выступавшие на съезде 1933 года подчеркивали, что педагогическая работа должна основываться на чутком отношении к «брошенным» детям и на взаимном доверии. По словам Куфаева, «педагоги все силы, всю свою энергию и время отдают заботам о них [детях]»219219
  Куфаев В.И. Социально-запущенные дети и подростки и методы работы с ними. C. 30. В.О. Лазаренко и А.Д. Максимов в своих выступлениях на съезде 1933 года приводили примеры в поддержку мнения Куфаева. См.: Лазаренко В.О. Опыт работы Солочинской детколонии для трудных // Трудные дети и подростки и методы работы с ними в детучреждениях. C. 48 – 62; Максимов А.Д. Организация рабочего места и работы в мастерских в учреждениях для трудных детей (опыт работы Московского Городского Института Трудового Воспитания) // Там же. C. 63 – 90. Библиография, опубликованная в приложении к материалам съезда, ярко показывает, что сотрудникам Наркомпроса дефектологический подход представлялся в это время наилучшим для решения проблем «трудного детства»: Там же. C. 94 – 95.


[Закрыть].

Несмотря на горячую поддержку дефектологии со стороны Наркомпроса, в 1928 – 1935 годах существенной угрозой для дефектологического подхода стала социальная ориентация на наказания. ВЧК курировала вопросы беспризорности с самых первых лет советской власти. ОГПУ, наследовавшее ВЧК, организовывало трудовые коммуны для правонарушителей-рецидивистов еще с 1924 года. Но энергичнее оно занялось девиантными подростками в конце 1920-х годов, в ходе укрепления сталинского режима. Так, например, в декабре 1927 года созданная А.С. Макаренко Детская трудовая коммуна имени Ф.Э. Дзержинского была официально выведена из юрисдикции Губернского отдела народного образования и передана под управление ГПУ Украины.

К 1930 году в системе ОГПУ насчитывалось еще 7 трудовых колоний220220
  Из материалов III-го всероссийского съезда по охране детства. Цит. по: Дети ГУЛАГа. 1918 – 1956 / Сост. С.С. Виленский, А.И. Кокурин, Г.В. Атмашкина, Ю.И. Новиченко. М.: Международный фонд «Демократия», 2002. С. 94 – 99. См. также: Астемиров З.А. Трудовая колония для несовершеннолетних. М.: Юридическая литература, 1969. С. 14 – 15.


[Закрыть]. Эти изменения вызвали беспокойство у многих дефектологов и сотрудников Наркомпроса – особенно потому, что в результате коллективизации появилось множество детей, ставших сиротами и/или бродягами. Поэтому Наркомпрос стремился расширить сеть собственных дефектологических учреждений, а не передавать таких детей в трудовые колонии НКВД221221
  Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «По докладу деткомиссии при ВЦИК и НКПроса РСФСР о ходе работы по борьбе с детской беспризорностью». Цит. по: Дети ГУЛАГа. С. 99 – 101; О всеобуче дефективных детей и подростков // Бюллетень НКП РСФСР. 1931. № 20. С. 342; О расширении сети школ для физически-дефективных, умственно-отсталых и страдающих недостатками речи (логопатов) детей и подростков на 1932 г. // Бюллетень НКП РСФСР. 1932. № 17. С. 2 – 4; О развертывании сети школ для дефективных детей и подростков в 1933 г. // Бюллетень НКП РСФСР. № 4. 1933. С. 17 – 18. См. также письмо председателя Деткомиссии Н.А. Семашко М.И. Калинину от 11 апреля 1934 года: Дети ГУЛАГа. С. 162 – 163. Об этой проблеме см. также: McCagg W. The Origins of Defectology. По данным отчета, составленного в 1935 году Деткомиссией, количество сирот в российских детских домах увеличилось с 105 561 в 1931 году до примерно 241 тысячи в 1933 году. Цит. по: Дети ГУЛАГа. С. 176.


[Закрыть]. Так, например, в своем выступлении на III Всероссийском съезде по охране детства в мае 1930 года сотрудница прокуратуры Я.А. Перель указывала: «…Меры, применяемые к несовершеннолетним правонарушителям, оказались намного суровее, чем в отношении взрослых». Она подвергла критике практику помещения детей в учреждения тюремного типа и заявила, что там не проводится никакой настоящей педагогической работы, нет профессионального обучения и что эти места не облегчают детям возвращение в «трудовое общежитие». Сотрудники «были очень грубы» с детьми, кричали на них, били, а в одном случае даже довели ребенка до самоубийства. Выводы Перель были ясны: дети, жившие в трудовых колониях НКВД, не получали ни помощи, ни перевоспитания – они только «разлагались»222222
  Из материалов III-го всероссийского съезда по охране детства. Цит. по: Дети ГУЛАГа. С. 97 – 99.


[Закрыть].

Несмотря на критику «воспитательных» практик НКВД со стороны педагогических работников и, как мы видим, даже правоохранителей, в 1935 году соперничество между «социализирующей» концепцией дефектологов и «криминализирующей» концепцией НКВД завершилось в пользу последней. 31 мая было издано Постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б) «О ликвидации детской беспризорности и безнадзорности», которое привлекало внимание прежде всего к детской преступности, а не к социальной запущенности и изучению ее последствий. Этот документ переместил акцент с лечения причин дефектов, от которых страдали дети, на борьбу с опасными действиями, в которых подозревали детей, – хулиганством, воровством, развратом и бродяжничеством. Тех, кого раньше описывали с помощью научных терминов «морально дефективный» и «трудный», теперь бесцеремонно называли «преступными элементами», а причиной их бродяжничества считали злонамеренное решение уйти от родителей или убежать из государственных учреждений223223
  Цит. по: Народное образование в СССР. Общеобразовательная школа: Сборник документов, 1917 – 1973 гг. / Под ред. А.А. Абакумова, Н.П. Кузина, Ф.И. Пузырева и Л.Ф. Литвинова. М.: Педагогика, 1974. С. 350 – 352.


[Закрыть]. Иными словами, улица считалась теперь не болезнетворной средой, порождавшей социальную запущенность детей, а общественным пространством, которое портили «свободно разгуливающие» беспризорники. Значит, ее следовало «очистить» силами органов правопорядка224224
  Директива народного комиссара внутренних дел СССР Г.Г. Ягоды № 57242 всем НКВД союзных республик, начальникам УНКВД АССР, краев и областей от 3 сентября 1935 г. Цит. по: Дети ГУЛАГа. С. 197.


[Закрыть].

Постановление 1935 года по-новому распределило функции государственных учреждений, которым была доверена забота о детях. В частности, заведения для сирот, социально незащищенных и «трудновоспитуемых» (но не привлекавшихся к суду), были отданы под контроль Наркомпроса, специальные детские дома для тех, кто нуждался в длительном медицинском лечении, – в систему Наркомздрава, а закрытые детские дома, трудовые колонии и приемники-распределители для правонарушителей были переданы исключительно в ведение НКВД. Наконец, в системе Наркомсобеса РСФСР была создана сеть учреждений для физически дефективных детей и для несовершеннолетних с глубокой умственной отсталостью, но сохранивших способность к физическому труду. Постановление поясняло, что воспитанники детских домов «нормального типа» могли посещать обычные школы, в то время как «трудновоспитуемые» дети должны были обучаться в тех учреждениях, где они жили. Эта рекомендация, безусловно, не способствовала социальной интеграции детей с поведенческими проблемами.

В сентябре 1935 года было принято еще одно постановление. Оно приказывало перевести всех «дефективных» детей в возрасте от 9 до 14 лет, «которые систематически нарушают школьную дисциплину, дезорганизуют учебную работу и отрицательно влияют своим антиобщественным поведением на остальных учащихся», в детские дома «с особым режимом»225225
  Об организации учебной работы и внутреннем распорядке в начальной, неполной средней и средней школе // Директивы ВКП(б) и постановления советского правительства о народном образовании: Сборник документов за 1917 – 1947 гг. / Под ред. Н.И. Болдырева. М.: Издательство Академии Педагогических Наук РСФСР, 1947. С. 177 – 181, цит. с. 180 – 181.


[Закрыть].

В конечном счете вопрос о том, помещается ли конкретный ребенок с девиантным поведением в один из наркомпросовских детских домов с «особым режимом» или в трудовую колонию НКВД, решался наличием или отсутствием судебного приговора226226
  Инструкция о порядке комплектований детских домов с особым режимом от 18 августа 1936 г. Цит. по: В помощь директору детского дома: Сборник инструктивно-методических материалов / Под ред. И.И. Данюшевского, Е.В. Коняхиной. М.: Наркомпрос, 1940. С. 174 – 176. Теоретически все «трудные дети» моложе 12 лет, даже если у них была судимость, должны были отправляться в наркомпросовские «детдома с особым режимом», но в действительности возраст мало значил, и многие дети младше 12 лет тоже оказывались в трудовых колониях НКВД.


[Закрыть]. Вынесение приговоров облегчал ряд указов, по которым дети с 12 лет несли полную ответственность за любое уголовное деяние. В то же время Комиссия по делам несовершеннолетних была заменена специальным Отделом трудовых колоний для несовершеннолетних227227
  Постановление ВЦИК и СНК СССР «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних» от 7 апреля 1935 г. Цит. по: Дети ГУЛАГа. С. 182 – 183. См. также: Madison B.Q. Social Welfare in the Soviet Union. Stanford: Stanford University Press, 1968. P. 27; Goldman W.Z. Women, the State, and Revolution: Soviet Family Policy and Social Life, 1917 – 1936. Cambridge: Cambridge University Press, 1993. P. 322 – 324; Caroli D. L’Enfance abandonée et delinquent dans la Russie soviétique (1917 – 1937). P. 285 – 288; Kelly C. Children’s World: Growing up in Russia, 1890 – 1991. P. 230 – 234.


[Закрыть], и глава НКВД Генрих Ягода даже предложил, чтобы в ведение этого отдела перешли все детские дома для «трудных» детей Наркомпроса РСФСР228228
  Приказ народного комиссара внутренних дел СССР № 071 «Об организации работы по ликвидации детской беспризорности и безнадзорности» от 7 июня 1935 г. Цит. по: Дети ГУЛАГа. C. 187 – 191.


[Закрыть]. В результате всех этих мер карательный (репрессивный) подход, который всего за несколько лет до этого критиковали педологи, дефектологи и сотрудники Наркомпроса, был не просто сохранен, но и радикализован − ответственность за воспитание детей, отличавшихся от нормы, была практически полностью возложена на милицию и спецслужбы.

Сложные методы перевоспитания, разработанные педологами и дефектологами, не применялись в трудовых колониях, которыми управляли сотрудники НКВД. Детей больше не делили на группы в зависимости от их «дефектов». Осужденных за уголовные преступления все чаще помещали в одни колонии с беспризорными229229
  Это ярче всего проявилось в период 1936 – 1939 годов. После 1939 года сирот снова предписывалось отправлять в учреждения Наркомпроса и Наркомздрава. См.: Астемиров З.А. Трудовая колония для несовершеннолетних. С. 20 – 21. Однако в работах Мэдисон и Келли отмечается, что после выхода постановления 1935 года и в течение всего советского периода существовали серьезные проблемы в распределении обязанностей и подопечных этих учреждений (Madison B.Q. Social Welfare in the Soviet Union. P. 39; Kelly C. Children’s World: Growing up in Russia, 1890 – 1991. P. 221 – 222). Один из руководителей ГУЛАГа А.П. Лепилов сообщал, что в 1935 – 1940 годах через трудовые колонии НКВД прошло около 150 тысяч детей, но только 68 927 из них были осуждены за уголовные преступления (Из доклада заместителя начальника ГУЛАГа А.П. Лепилова на имя Л.П. Берии, С.Н. Круглова, В.В. Чернышова и Б.З. Кобулова от 1 марта 1940 г. Цит. по: Дети ГУЛАГа. С. 331 – 332). Архивные источники показывают, что «трудные» и недисциплинированные дети часто оказывались в тех же учреждениях, что и дети со слабым здоровьем или с проблемами в обучении, или же просто сироты, и соответствующие положения постановления таким образом совершенно не соблюдались. См., например, письмо председателя Деткомиссии Н. Семашко секретарю Челябинского обкома К.В. Рындину (апрель 1936) (Дети ГУЛАГа. С. 212 – 213) и отчет, составленный главой Наркомсобеса Анастасией Гришаковой в 1940 году (ГАРФ. Ф. 413. Оп. 1. Д. 10. Л. 55).


[Закрыть]. Во всех детских колониях должна была быть установлена строгая трудовая дисциплина. Привитие трудовых навыков входило и в образовательную программу дефектологов, однако значение труда для перевоспитания колонистов НКВД значительно больше напоминает порядки, действовавшие в отношении взрослых заключенных ГУЛАГа, нежели дефектологическую идею трудовой терапии230230
  О порядках для «взрослых» заключенных см., например: Barnes S.A. Death and Redemption: The Gulag and the Shaping of Soviet Society. Princeton: Princeton University Press, 2011.


[Закрыть]. Вполне допустимой мерой «педагогического воздействия» считались штрафные изоляторы, в которых детей могли содержать до десяти дней.

Наиболее «сложных» детей, не подчинявшихся дисциплинарным методам НКВД, могли исключать из обычных колоний и отправлять в «трудовую колонию с особым режимом», находившуюся в Архангельске231231
  Распоряжение начальника ОТК НКВД СССР П.С. Перепелкина № 886503 всем начальникам отделов трудовых колоний НКВД союзных республик и УНКВД краев, областей «О типизации трудовых колоний НКВД» от 23 июля 1935 г. // Дети ГУЛАГа. С. 194 – 195; Положение о трудовых колониях НКВД для несовершеннолетних // Там же. С. 195 – 197; Приказ народного комиссара внутренних дел СССР № 00655 «О новом положении о трудовых колониях НКВД для несовершеннолетних заключенных» от 28 мая 1940 г. // Там же. С. 332 – 338.


[Закрыть]. В 1937 году для «рецидивистов, “бегунов”, хулиганов и дезорганизаторов производства» были открыты новые изоляторы и «трудовые колонии закрытого типа»232232
  Приказ народного комиссара внутренних дел СССР № 205 «Об организации трудколонии закрытого типа» от 23 мая 1937 г. // Дети ГУЛАГа. С. 229; Приказ народного комиссара внутренних дел СССР № 0130 «Об организации Кировской трудколонии для несовершеннолетних закрытого типа» от 27 октября 1937 г. // Там же. С. 240; Приказ народного комиссара внутренних дел СССР № 0221 «С объявлением положения об изоляторах ОТК НКВД для несовершеннолетних» от 16 июля 1939 г. // Там же. С. 313 – 315.


[Закрыть]. Иными словами, детей, которые дрались, оскорбляли прохожих или ездили без билета на общественном транспорте, милиция могла задерживать и отправлять в отдаленные специальные учреждения, где они жили в полной изоляции от общества при жестко регламентированном режиме. Такие дети, как убегавшая из дома Нора Ш., о которой было рассказано в начале статьи, имели все шансы оказаться в специальных колониях НКВД и не получить никакой помощи специалистов.

Реорганизация коррекционных учреждений, проведенная в 1935 году, сопровождалась полным пересмотром взглядов на педологию и дефектологию как научные дисциплины. Элизабет Уотерс отмечает, что начало индустриализации означало для многих врачей и педагогов существенное понижение статуса и социального влияния233233
  Waters E. The Modernization of Russian Motherhood, 1917 – 1937 // Soviet Studies. Vol. 44. No. 1. 1992. P. 123 – 135.


[Закрыть]. Однако важнейшей проблемой в случае педологии и дефектологии, на мой взгляд, была теория детской девиантности как результата «дефективного» окружения. Этот ключевой принцип с необходимостью требовал осмысления более широкого общественного контекста, в котором росли советские дети, и давал основания для социальной и политической критики234234
  Джули Браун проанализировала размывание границ между научным анализом и политическим комментарием в своем обзоре российских психиатрических трудов, созданных в 1905 – 1913 годах: Braun J. Revolution and Psychosis: The Mixing of Science and Politics in Russian Psychiatric Medicine, 1905 – 13 // The Russian Review. 1987. Vol. 46. P. 283 – 302.


[Закрыть]. В то время, когда страна, как предполагалось, все еще страдала от наследия «царского режима» и последствий жестокой Гражданской войны, профессиональные навыки дефектологов и педологов считались необходимыми для исправления вреда, нанесенного первому поколению советских детей этими социальными язвами. Однако в середине 1930-х годов советские идеологи в сфере педагогики все чаще выражали недовольство педологическими методами определения «дефективности» с помощью психологических тестов: согласно результатам этого тестирования, в СССР оказывалось слишком много «дефективных»235235
  Проект заключения научно-исследовательской секции междуведомственной комиссии по обследованию работы и общего состояния медико-педагогической станции Наркомпроса // Архив РАО. Ф. 139. Д. 232. Л. 1 – 6. См. также: Ewing E.T. Restoring Teachers to Their Rights: Soviet Education and the 1936 Denunciation of Pedology // History of Education Quarterly. Vol. 41. № 4 (Winter 2001). P. 471 – 493; Madison B.Q. Social Welfare in the Soviet Union. P. 27; Kelly C. Children’s World: Growing up in Russia, 1890 – 1991. P. 221 – 222.
  Следует оговорить, что в советской педологии с конца 1920-х восторжествовали сторонники Арона Залкинда и Александра Залужного, которые очень догматически относились к результатам тестирования. Подробнее об этом см. в статье М. Майофис. – Примеч. ред.


[Закрыть].

4 июля 1936 года Постановление ЦК «О педологических извращениях в системе Наркомпросов» открыто осудило педологов за то, что те проводили «ложнонаучные эксперименты» и «бесчисленное количество обследований», якобы поставив цель обнаружить как можно больше патологических отклонений у советских детей. Педологов (а также поддерживавших их дефектологов и работников Наркомпроса) теперь обвиняли в том, что они искали поводы для оказания специализированной помощи «вполне нормальным», но просто недисциплинированным детям, «…которые в условиях нормальной школы легко поддаются исправлению и становятся активными, добросовестными и дисциплинированными школьниками»236236
  Полный текст Постановления см. в: Курек Н. История ликвидации педологии и психотехники. СПб.: Алетейя, 2004. С. 293 – 299.


[Закрыть].

Все эксперименты, проводившиеся педологами под эгидой Наркомпроса в предыдущие годы, попали под подозрение. Так называемые «образцовые» или «образцово-показательные школы» этого комиссариата были или распущены, или включены в карательную систему НКВД237237
  Директивы ВКП(б) и постановления советского правительства о народном образовании: Сборник документов за 1917 – 1947 гг. / Под ред. Н.И. Болдырева. М.: Издательство Академии Педагогических Наук РСФСР, 1947. С. 195 – 196. См. также: Малофеев Н.Н. Специальное образование в меняющемся мире. С. 201 – 212.


[Закрыть]. В 1938 году в Москве остались только четыре наркомпросовских детдома с особым режимом, где жили и учились 276 «трудных» детей. В этом же году 20 166 мальчиков и девочек были отправлены в трудовые колонии НКВД238238
  Список школ, детских садов и других учреждений народного образования г. Москвы (по сети учреждений московского городского отдела народного образования). М., 1938. C. 39 – 41, 55; Письмо народного комиссара внутренних дел СССР Л.П. Берии и прокурора СССР М.И. Панкратьева в ЦК ВКП(б) на имя И.В. Сталина и в СНК СССР на имя В.М. Молотова от 28 февраля 1940 г. // Дети ГУЛАГа. С. 327 – 330. См. также документ «О приеме в детские дома детей-сирот из детских приемников и трудовых колоний НКВД» от 14 апреля 1940 г. Цит. по: В помощь директору детского дома. С. 176 – 177.


[Закрыть].

Резолюция «О педологических извращениях…» появилась в очень характерный момент. В 1936 году в новой («сталинской») конституции СССР официально утверждалось, что социализм в СССР победил и в основном построен239239
  Впервые эта пропагандистская формулировка была использована в документах XVII съезда ВКП(б) (1934).


[Закрыть]. После этого невозможно было говорить, что отклонения в поведении детей порождены недостатками общества: у строя, описанного в «конституции победившего социализма», недостатков быть не могло. Вместо того чтобы искать социальные факторы, вызывавшие у советских детей психические проблемы и причинявшие им страдания, государство теперь считало необходимым объявлять самих детей с личностными проблемами полностью ответственными за свое «антиобщественное» поведение.

Факт существования девиантных детей полностью противоречил утверждениям об идеальном и счастливом советском детстве. Иначе говоря, «…миф об исключительно счастливом советском детстве выталкивал на обочину тех, кто не соответствовал этому мифу» (К. Келли240240
  Kelly C. Children’s World: Growing up in Russia, 1890 – 1991. P. 227.


[Закрыть]). Существовала острая идеологическая необходимость поддержать этот миф, скрывавший разрушительные последствия коллективизации, индустриализации и политического террора. Она и порождала новый, принципиально отличный от дефектологического подход к девиантным детям.

После того как педология была объявлена «буржуазной» наукой, она уже не могла быть убежищем для прогрессивных деятелей, заинтересованных в медицинской и психологической работе с детьми, чье поведение не соответствовало норме. Наркомпрос больше не имел возможности поддерживать научные теории, защищавшие права детей с девиантным поведением. Дефектология не была официально запрещена, но оказалась дискредитирована. Поле ее деятельности сильно сузилось. Теперь эта дисциплина была строго ограничена изучением детей с органическими поражениями – глухих, слепых и умственно отсталых детей (сурдопедагогикой, тифлопедагогикой и олигофренопедагогикой). В дефектологию включалось также учение о коррекции дефектов речи – логопедия. Но в новой классификации разделов дефектологии уже не было таких, предметом изучения которых были бы «морально дефективные» или «трудные» дети. Вопрос о перевоспитании неуправляемых подростков стал запретным в советских педагогических исследованиях241241
  Автор написанной в 1952 году диссертации по истории советской дефектологии 1917 – 1936 годов анализировала педагогические методики, направленные на обучение глухих, слепых и умственно отсталых детей, и утверждала, что ими и исчерпывались все градации детской дефективности: Доброва А.Д. Очерк истории советской дефектологии: Автореф. дис. … канд. пед. наук. М., 1952. Точно так же в официальном описании «спецшкол» 1957 года объяснялось, что дефектология занимается специальными педагогическими потребностями слепых, глухих и умственно отсталых, а также детей с дефектами речи, но о праве на образование «трудных» детей не упоминалось вовсе: Народное образование в СССР / Под ред. И.А. Каирова и др. М.: Издательство Академии педагогических наук РСФСР, 1957. С. 284 – 307 (глава «Специальные школы»).


[Закрыть]. Как заявил партийный идеолог А.А. Жданов в августе 1936 года, «категорию трудных [детей] мы ликвидировали»242242
  ГАРФ. Ф. 77. Оп. 1. Д. 606. Л. 1. См. также: Родин А.М. Из истории запрета педологии в СССР // Педагогика. 1998. № 4.


[Закрыть].

Инструкции, которые издавались МВД в 1940 – 1950-е годы, по сравнению с аналогичными документами НКВД 1935 – 1940 годов о мерах в отношении детей с поведенческими отклонениями, характеризуются менее резким тоном, большим вниманием к проблемам перевоспитания и частичным переносом вины с самих детей на пороки их родителей – особенно матерей-одиночек. Однако большое количество детей, лишившихся дома во время войны, и рост преступного поведения среди них подтолкнули советские элиты к сохранению репрессивной системы, ориентированной на подавление детской поведенческой аномальности, а не на педагогическое решение этой проблемы243243
  См.: Дети ГУЛАГа. С. 383 – 384, 451 – 454, 488 – 490, 522 – 523. Многие документы из сборника «На краю советского общества» отражают представление конца 1940-х – начала 1950-х годов о росте подростковой преступности и его дискурсивные репрезентации: Зубкова Е.Ю., Жукова Т.Ю. На краю советского общества. С. 290 – 339, 343 – 347. Зубкова и Жукова приводят полезные сведения о количестве детей, прошедших в те годы через милицейские приемники-распределители (Зубкова Е.Ю., Жукова Т.Ю. Указ. соч. С. 19 – 20).


[Закрыть]. Так, например, в 1954 году, когда сотрудник Детского отдела Управления московской милиции В.В. Колосков предложил «сосредоточить всю работу по ликвидации и предупреждению детской безнадзорности в руках [органов] народного образования», и утверждал, что этим мероприятием «искоренится вредная практика органов милиции» отправлять детей в трудовые колонии, вместо того чтобы интегрировать их в обычных школах, – его руководство возразило, что неуправляемые дети являются проблемой, которую должны разрешать именно органы правопорядка, а не педагоги и социальные службы244244
  Письмо В.В. Колоскова Г.М. Маленкову от 23 июля 1954 г. (Зубкова Е.Ю., Жукова Т.Ю. Указ. соч. С. 347 – 349, цит. с. 348); а также критику этого предложения в «Докладной записке заместителя министра внутренних дел СССР Н.П. Стаханова и министра просвещения РСФСР И.А. Каирова Н.А. Булганину» от 28 августа 1954 года (Зубкова Е.Ю., Жукова Т.Ю. Указ. соч. С. 349 – 350).


[Закрыть].

Как будет показано далее, некоторые специалисты в области психиатрии утверждали, что детские отклонения в поведении являются и медицинской проблемой. Ведь директива 1936 года осуждала лишь «педологические извращения в системе Наркомпроса». Это оставляло возможность для использования в системе Наркомздрава дефектологических подходов – в том числе и понятых чуть шире, чем в строго «органической» трактовке. Если дефектология лишилась легитимности и влияния в сфере педагогики, то в качестве медицинской дисциплины она сохранялась, поддерживала контрдискурс по отношению к криминализирующим репрезентациям и представляла практическую альтернативу репрессивным моделям.

«Психически больной» ребенок – дополнение к криминализующим оценкам

Несмотря на то что после 1936 года «морально дефективные» и «трудные» дети больше не могли быть предметом изучения советской педагогики, научные исследования так называемой «высшей нервной деятельности» и связанных с ней патологий все-таки проводились. Изучение детской поведенческой девиации перешло из сферы дефектологии в психиатрию. Этот переход был достаточно мягким, так как российские детские психиатры уже давно связывали поведенческие девиации с психическими заболеваниями. Большинство дефектологов в 1920-е годы были по образованию детскими психиатрами или психоневрологами.

Характерно, что, когда психиатр Груня Ефимовна Сухарева (1891 – 1981) описывала историю детской психиатрии и помощи «психически больным» детям в своих лекциях в Центральном институте усовершенствования врачей, она связывала свою дисциплину с традицией дефектологических исследований и защиты прав детей. Она упоминала ряд дефектологических учреждений, существовавших в первые годы советской власти, и называла их первыми местами помощи детям с психическими отклонениями. Однако, в соответствии с Постановлением «О педологических извращениях…», Сухарева, как и требовалось, критиковала «методологически неверное понимание» объекта исследований дефектологии245245
  Сухарева Г.Е. Клинические лекции по психиатрии детского возраста. М.: Медгиз, 1955. С. 5 – 12. Такой же нарратив был предложен Т.И. Юдиным в его книге «Очерки истории отечественной психиатрии» (М.: Медгиз, 1951). С. 403 – 404 и В.Н. Мясищевым в статье «О некоторых задачах детской психиатрии в СССР в связи с ее прошлым и настоящим» (Вопросы детской психоневрологии / Под ред. Г.Б. Абрамович. Л.: Государственный научно-исследовательский психоневрологический институт им. В.М. Бехтерева, 1961. С. 15 – 32).


[Закрыть]. Избегая терминологии, связанной с «моральной дефективностью», и настаивая вместо этого на «клиническом исследовании детской нервной системы», Сухарева и другие детские психиатры нашли способ после 1936 года узаконить научные исследования детской поведенческой девиации.

Война заставила не только врачей, но и представителей власти обратить внимание на причинно-следственные отношения между девиантным поведением и психическими заболеваниями и облегчала объяснение детских отклонений в поведении как патологий, требовавших именно медицинской помощи. Так, в 1943 – 1945 годах в некоторых инструкциях по борьбе с детской преступностью напоминалось, что детей, страдающих психическими нарушениями, следует отправлять в детские дома Наркомздрава246246
  Инструкция НКВД СССР, Наркомюста СССР и Прокуратуры СССР № 326/52/45 «О порядке направления и сроках содержания несовершеннолетних в трудовых воспитательных колониях НКВД СССР» от 12 июня 1943 г. // Дети ГУЛАГа. С. 384 – 387. Эта рекомендация была подтверждена в приказе народного комиссара внутренних дел СССР № 274 «С объявлением Положения о детских приемниках-распределителях НКВД» (Там же. С. 435 – 442) и позже в приказе министра внутренних дел СССР № 285 (Там же. С. 536 – 544). См. также распоряжение Наркомсобеса от 13 марта 1946 года, приказывавшее местным органам социальной помощи установить более тесные связи между детскими домами Наркомсобеса и психиатрическими кабинетами Наркомздрава: Распоряжение № 126-a от 13 марта 1946 г. // ГАРФ. Ф. 413. Оп. 1. Д. 843. Л. 20 – 22.


[Закрыть]. Эта мысль появилась в подобных документах, кажется, впервые после учреждения в 1935 году Отдела трудовых колоний. Иначе говоря, после начала войны «проблемные» дети получили больше шансов избежать отправки в колонии НКВД, если у них были диагностированы психические заболевания. Несмотря на то что подобная оговорка делалась уже в директивах 1935 – 1936 годов, война создала возможность переноса ответственности: теперь причиной дурного поведения назывались не злостные наклонности детей, а обстоятельства военного времени и их долговременное воздействие на психику.

Специалисты Детской психиатрической клиники Центрального института психиатрии и Детского отделения психиатрической больницы имени П.П. Кащенко в 1943 – 1951 годах провели цикл работ по изучению детских психических аномалий. Они доказывали, что не только «соматическое истощение», но и разные «психогенные переживания» военных лет – «психические потрясения», «устрашающие впечатления» и «эмоциональные перенапряжения» в результате воздушных налетов, грохота артобстрелов в прифронтовых районах, эвакуации, жизни на оккупированной территории, пребывания в фашистских концлагерях, непосредственных угроз жизни, вида человеческих смертей или материальных разрушений, потери близких и чувства одиночества – отрицательно влияли на психику детей, их физическое развитие, общее состояние здоровья и способность к учебе. Иными словами, факторы военного времени увеличили количество отклоняющихся от нормы детей. Как объясняла детский психиатр Татьяна Павловна Симсон в популярной брошюре 1947 года, под влиянием «вредных воздействий» войны личность ребенка «может уклоняться от правильного пути»247247
  Симсон Т.П. Как бороться с детской нервностью. С. 4.


[Закрыть].

Травматическое происхождение многих психических патологий было выявлено российскими детскими психиатрами еще в 1920-е годы, если не раньше248248
  См., например: Гиляровский В.А. Профилактика нервных и психических болезней детского возраста. О значении термина «травма» и о переходе к его использованию для описания психических феноменов в 1870 – 1930 годах см. статьи, включенные в кн.: Traumatic Pasts. History, Psychiatry, and Trauma in the Modern Age, 1870 – 1930 / Ed. by М. Micale and P. Lerner. Cambridge: Cambridge University Press, 2001.


[Закрыть]. Но в работах по детской психиатрии 1940-х годов в центре внимания оказались травмы, порожденные войной. В 1940-е годы травма понималась как следствие инфекций, органических повреждений и физического воздействия на мозг («травма головы» или «черепно-мозговая травма»), но также как следствие неблагоприятных факторов и переживаний, иначе говоря, как «психический шок», который влиял на изменение поведения ребенка249249
  Травмы, вызванные военными действиями, изучались, конечно, и у взрослых. В книге «Травматическая болезнь головного мозга» Леонид Смирнов понимал «травму» только как ранение в голову (1944). Следуя за Смирновым, Е.К. Краснушкин в основном использовал термин «травма», чтобы указать на «контузии и комоции», и отделял этот вид травмы от психической «эмоции-шока». Однако в статье 1945 года он писал о «фронтовых психических травмах» как о психогенном факторе, который может провоцировать органические заболевания: Краснушкин Е.К. Психогенный фактор душевных расстройств в военное время // Проблемы психиатрии военного времени / Под ред. В.А. Тверитина. М.: Психиатрическая больница имени П.П. Кащенко, 1945. С. 207 – 218. Обзор литературы см. в кн.: Мясищев В.Н. Пограничные состояния военного времени // Личность и неврозы. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1960. С. 326 – 339; Юдин Т.И. Очерки истории отечественной психиатрии. С. 438 – 441. Библиография в книге С.Н. Давыденкова дает хорошее представление о масштабах научных исследований военных травм как у детей, так и у взрослых в 1940-е годы. См.: Давыденков С.Н. Неврозы. Л.: Государственное издательство медицинской литературы, 1963. С. 262 – 270.


[Закрыть]. Уже в 1943 году Г.Е. Сухарева и Е.А. Осипова писали – правда, в документе, не предназначенном для публикации, – о том, что дети на оккупированных территориях получают «моральные травмы»250250
  [Сухарева Г.Е., Осипова Е.А.] Отчет научно-методического центра по вопросам педиатрической психиатрии и неврологии Наркомздраву СССР от 30 октября 1943 // ГАРФ. Ф. 8009. Оп. 21. Д. 60. Л. 1 – 3.


[Закрыть].

В 1945 году Т.П. Симсон описывала детские воспоминания о немецкой оккупации как воспоминания «пережитой травмы»251251
  Симсон Т.П. Влияние возрастных особенностей на структуру и течение реактивных состояний военного времени // Невропатология и психиатрия. 1945. Т. 14. № 6. С. 30 – 35.


[Закрыть]. В 1946 году она утверждала, что «переживания травмы» во время войны в некоторых случаях очень значимы для психики ребенка252252
  Симсон Т.П. Реактивные состояния у детей раннего возраста в условиях военного времени // Педиатрия. 1946. № 6. С. 47 – 48.


[Закрыть]. Ссылаясь на исследования психогенных реакций у детей в условиях войны, проведенные М.П. Кононовой, Е.С. Гребельской, Е.А. Осиповой, Т.П. Симсон и Е.Е. Сканави в 1941 – 1946 годах, Г.Е. Сухарева использовала термин «психическая травма» и подчеркивала тесную связь между телесными состояниями и психикой в детском возрасте. В предисловии к сборнику «Проблемы психиатрии военного времени» Сухарева обсуждала соотношение «личностных, психологических и церебрально-биологических компонентов» при анализе воздействия «психической травмы»253253
  Сухарева Г.Е. Предисловие // Проблемы психиатрии военного времени. С. 5 – 10, цит. с. 9.


[Закрыть]. В другой статье она писала, что «психотравма» – следствие «цепи травмирующих моментов, действующих в одном направлении – эмоционального истощения»254254
  Сухарева Г.Е. Психогенный тип реакций с депрессивно-бредовым синдромом // Проблемы психиатрии военного времени. С. 219 – 226, цит. с. 223 – 224. См. также: Она же. Вредности военного времени в клинике психических заболеваний // Там же. С. 255 – 271. Здесь Сухарева разделяет тяжелые психические травмы («потеря близких, моральные потрясения во время пребывания в немецкой оккупации, постоянный страх за жизнь») и незначительные («служебный конфликт, жилищные недоразумения, потеря продовольственных карточек») (С. 257 – 258).


[Закрыть]. E.E. Сканави тоже использовала термин «психотравма» и описывала ее «массивное и повторное» воздействие на детей в условиях войны:

…гибнут родные на глазах, расстреливаются, вешаются, теряется все имущество, переживается непрерывный обстрел. В большой части случаев можно отметить ситуации, непосредственно угрожавшие смертью самому подростку: поджог избы <…> угрозы повесить, избиения и т.д. Подростки неделями спасаются в лесу, в окопах, голодают255255
  Сканави Е.Е. Реактивные состояния военного времени в подростковом возрасте // Проблемы психиатрии военного времени. С. 239 – 247, цит. с. 240.


[Закрыть].

На конференции, проведенной в апреле 1946 года, Е.А. Осипова заявила, что психические нарушения у детей обусловлены не только физическим неблагополучием и черепно-мозговыми травмами, но «многообразной психотравматизацией, связанной с военной обстановкой»256256
  Осипова Е.А. Невро-психиатрическая помощь детям в послевоенный период // Санитарные последствия войны и мероприятия по их ликвидации. Труды первой конференции 22 – 24/IV 1946 г. М.: Медгиз, 1947. С. 138 – 143, цит. с. 139.


[Закрыть]. В статье, поступившей в редакцию журнала «Невропатология и психиатрия» в декабре 1946 года, Сухарева еще раз определила отклонения в поведении у советских детей как формы «реакции на психическую травму» и как «психические последствия травм», и рекомендовала «учесть роль психогенной травмы в формировании последующей структуры характера человека»257257
  Сухарева Г.Е. Узловые проблемы детской психиатрии как сравнительно-возрастной дисциплины // Невропатология и психиатрия. 1947. Т. 16. № 2. С. 3 – 9.


[Закрыть]. Судя по сборнику «Проблемы современной психиатрии», опубликованному в 1948 году, к этому времени словосочетание «психические травмы военного времени» среди советских детских психиатров было уже общепринятым258258
  См.: Симсон Т.П. Особенности структуры и течения нервно-психических заболеваний у детей в условиях военного времени // Проблемы современной психиатрии / Под ред. Л.Л. Рохлина и Т.П. Симсон. М.: Академия медицинских наук СССР, 1948. В том же сборнике Э.М. Башкова писала о «массивных психических травмах в годы Великой Отечественной войны»: Башкова Э.М. К вопросу о компенсации нервно-психических нарушений у подростков // Проблемы современной психиатрии. С. 472 – 479.


[Закрыть].

Используя термин «травма» применительно к психическим проблемам и «дефектам психики», детские психиатры 1940-х годов ориентировались на работы психоаналитиков, психиатров и психологов 1910 – 1920-х. Психиатры 1940-х изучали аффективные расстройства детей и утверждали, что девиантное поведение было результатом пережитых детьми соматических и психических травм. Так, например, Т.С. Симсон писала:

…Матерям и воспитательницам детей, переживших зверства фашистов, гибель близких, следует понимать, что ошибочно мнение о необходимости избегать разговоров с детьми о пережитом. Наоборот, чем полнее будут высказывания ребенка на тему о том, что еще гнетет его психику, тем быстрее и полнее наступит изживание тяжелых потрясений259259
  Симсон Т.П. Как бороться с детской нервностью. С. 20 и особ. с. 27.


[Закрыть].

Этот призыв эксплицировать пережитое прямо противоречил действовавшему в СССР негласному запрету публично обсуждать психические травмы, нанесенные войной260260
  Подробнее об этом запрете см. в статье М. Майофис в этом сборнике. – Примеч. ред.


[Закрыть].

После 1951 года детские психиатры стали сводить исследования психологических проблем к изучению их невропатологической и физиологической основы. Это изменение было обусловлено так называемой «Павловской сессией» Академии медицинских наук, на которой советская нейропсихология и патопсихология, а также многие направления в нейрофизиологии были подвергнуты идеологическому разгрому261261
  Совместная сессия Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР 28 июня – 4 июля 1950 года и объединенное заседание расширенного президиума Академии медицинских наук СССР и Пленума правления Всесоюзного общества невропатологов и психиатров 11 – 15 октября 1951 года.


[Закрыть]. Однако, несмотря на это изменение, описания детских психических заболеваний в 1950-е годы сохраняли психоаналитические обертоны: детские психиатры подчеркивали социальные и эмоциональные аспекты описываемых явлений и настаивали на том, что патологические механизмы – как в психической, так и в соматической динамике – стали более понятными для них в свете военных переживаний262262
  Симсон Т.П. Неврозы у детей. Их предупреждение и лечение. М.: Медгиз, 1958. С. 133; Она же. Пути развития научной мысли в детской психиатрии в СССР и за рубежом // Вопросы детской психоневрологии: Сборник трудов / Под ред. В.М. Банщикова. М.: Государственный научно-исследовательский институт психиатрии, 1958. С. 11 – 19; Писарницкая А.М. Вопросы организации психоневрологической помощи детям в Тамбовской области // Там же. С. 324 – 328; Кутанин М.П. Детская психиатрия и психогигиена // Там же. С. 30 – 37; Пивоварова Г.Н., Симсон Т.П. Неврозы детского и подросткового возраста // Неврозы: Труды конференции, посвященной проблеме неврозов. Ленинград, 6 – 9 июня 1955 г. Петрозаводск: Государственное издательство Карельской АССР, 1956. С. 58 – 63.


[Закрыть].