Текст книги "Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)"

Сдвиг в описании девиантного ребенка с акцентирования преступности и опасности для общества к образу «угрожаемой» жертвы военных обстоятельств можно проследить по описаниям симптомов детских психических аномалий в медицинской литературе 1940-х и начала 1950-х. Среди этих симптомов фигурируют дисфункции пищеварительных, дыхательных, сердечно-сосудистых, мочеполовых и двигательных систем, а также расстройства сна, фобии, тики и нарушения речи. Патологические привычки (такие, как сосание пальцев или мастурбация) и «навязчивые состояния» (фиксация на определенных идеях или синдром навязчивых действий) тоже считались симптомами психических заболеваний. Однако для нашего исследования важнее другое. Врачи полагали, что склонность к побегам из дома, вранью, воровству, порче предметов и другие действия, которые до этого рассматривались как проявления «трудновоспитуемости» и часто давали повод для криминализации детей, на самом деле были патологическими процессами, порожденными теми ситуациями, которые нанесли травму детской психике263263
  Этот список проявлений дурного поведения совпадает со списком, составленным Британским советом по работе с трудными детьми. См.: Wheatcroft S. Cured by Kindness? P. 150. Он также поразительно похож на список симптомов посттравматического расстройства, принятый в 1980 году Американской психиатрической ассоциацией.


[Закрыть]. Детей стали называть «страдающими», «повышенно ранимыми» и «нуждающимися в помощи». Психиатры объясняли, что «страх» держит пострадавших детей «в своей власти» и что их дурное поведение – «результат слабости, а не злостного нарушения дисциплины»264264
  Симсон Т.П. Неврозы у детей. С. 167; Сканави Е.Е. Реактивные состояния военного времени в подростковом возрасте. С. 241; Башкова Э.М. К вопросу о компенсации нервно-психических нарушений у подростков. С. 478. См. также: Кононова М.П. Психологический анализ астенического состояния при истощении (у детей и подростков) // Проблемы психиатрии военного времени. С. 248 – 254; Сухарева Г.Е. Теоретические предпосылки к организации психоневрологической помощи детям // Вопросы детской психоневрологии. С. 20 – 29.


[Закрыть].

В своих работах 1947 – 1958 годов Т.П. Симсон утверждала, что травмы могли возникать и в мирное время. Их могли порождать неправильные педагогические действия, такие как запугивание детей, угрозы, избиения, упреки и в целом «нервная обстановка в семье»265265
  Симсон Т.П. Неврозы у детей. С. 121.


[Закрыть]. Так, например, она анализирует историю болезни девочки по имени Тома. В четырехлетнем возрасте она испытала страх перед воздушными бомбардировками, а затем, когда ей исполнилось 10 лет, она видела, как ее отец пытался покончить с собой. Из-за этих травм девочка стала медлительной, слабой, быстро уставала и плохо училась. Обвинения и наказания только подавляли эту и без того ослабленную и травмированную войной девочку и заставляли ее замыкаться в себе и отдаляться от школы266266
  Там же. С. 119 – 122, 170, 179. Подобнее см. также: Симсон Т.П. Как бороться с детской нервностью. С. 24, 26; Башкова Э.М. К вопросу о компенсации нервно-психических нарушений у подростков.


[Закрыть]. Более того, по словам Симсон, сильный психический шок – особенно перенесенный во время военных действий – мог быть причиной заторможенности и угнетенности, но в долговременной перспективе приводил к возбуждению, пренебрежению запретами, раздражительности и агрессивности267267
  См., например: Симсон Т.П. Неврозы у детей. С. 129; Она же. Как бороться с детской нервностью. С. 27.


[Закрыть]. Получалось, что война спровоцировала у советских детей различные патологические реакции, и последствия этих реакций ощущались в течение всех 1950-х годов.

Зафиксированные медиками патологические черты поведения или повседневного состояния – вялость, заторможенность, угнетенность, пассивность, нерешительность и застенчивость, но также и повышенная возбудимость, расторможенность, грубость, упрямство и неумение приспособиться к коллективу – противоречили образу активного, энергичного, эмоционально устойчивого, дисциплинированного и трудолюбивого советского нормативного субъекта. Утверждая, что расхождение между нормой и реальным поведением не было обусловлено злонамеренностью детей, советские детские психиатры подчеркивали, что их научная цель – преодолеть это расхождение. В их публикациях приводились примеры успешного возвращения детей к нормальному поведению. С этой точки зрения, детская психиатрия 1940 – 1950-х годов довольно сильно напоминала дефектологию периода, предшествовавшего постановлению 1936 года.

Обе дисциплины рассматривали отклоняющееся поведение как элемент общей клинической картины и считали научное наблюдение главным источником информации, необходимой для того, чтобы понять личность ребенка и изменить ее «в должную сторону»268268
  Симсон Т.П. Как бороться с детской нервностью. С. 22.


[Закрыть]. Вполне в духе Выготского и дефектологов 1920-х послевоенные психиатры не просто определяли детскую личность как «больную», но также предлагали научные доказательства «богатых компенсаторных возможностей» такой личности и «большой гибкости» нервной системы ребенка. Советские специалисты по детской психиатрии стремились учитывать то, что осталось сохранным в детской психике после ущерба, нанесенного войной, и заявляли, что их наука способна «компенсировать» утерянные функции.

Эти рассуждения детских психиатров были похожи на мысли А.Р. Лурии который в заключении изданной в 1947 году монографии «Травматическая афазия» подчеркивал, что «восстановительное обучение» должно быть направлено на психологическую компенсацию дефекта – а эта идея прямо шла от Выготского269269
  Лурия А.П. Травматическая афазия. Клиника, семиотика и восстановительная терапия. М.: Издательство Академии медицинских наук СССР, 1947. С. 348 – 349.


[Закрыть]. Э.М. Башкова утверждала, что подростки, увлекающиеся бродяжничеством и приступающие к работе без интереса, являются «личностями с патологическим поведением», но «процессы компенсации» могут превратить их «в социально полноценных»270270
  Башкова Э.М. К вопросу о компенсации нервно-психических нарушений у подростков. С. 477.


[Закрыть]. Симсон соглашалась с тем, что детскую нервность следует понимать не как «глубокое нарушение психики», а скорее как «функциональное нарушение», которое «сравнительно легко ликвидируется при соответствующих лечебно-воспитательных мероприятиях»271271
  Симсон Т.П. Детская нервность. С. 4. Высказанные здесь идеи Симсон почти дословно повторила в своей книге 1958 года «Неврозы у детей»: см., например, с. 123, 209. См. также: Сухарева Г.Е. Клинические лекции по психиатрии детского возраста. С. 11 – 12; Сканави Е.Е. История детского отделения // Проблемы психиатрии военного времени. С. 34 – 56, цит. с. 42.


[Закрыть].

Но какими должны были стать эти «лечебно-воспитательные мероприятия»?

Терапевтическое вмешательство прежде всего подразумевало труд. В соответствии с официально одобренным мнением о том, что трудовое обучение открывает возможность всем маргинализированным людям приобрести профессию и тем самым интегрироваться в советскую жизнь, детские психиатры в послевоенные годы разрабатывали реабилитационные модели, основанные на внушении детям ценности труда. Производительный труд считался лечебным средством в отношении подростков с проявлениями антисоциального поведения. В любом учреждении для психически больных детей должна была быть «лечебно-производственная мастерская»272272
  Рассмотрение официального советского понимания труда как педагогического средства см. в: Kelly C. Children’s World: Growing up in Russia, 1890 – 1991, особенно гл. 5 и 6; Holmes L.E. The Kremlin and the Schoolhouse. Reforming Education in Soviet Russia, 1917 – 1931. Indianapolis: Indiana University Press, 1991; Fitzpatrick Sh. Education and Social Mobility in the Soviet Union, 1921 – 1934. Cambridge: Cambridge University Press, 1979; Madison B.Q. Social Welfare in the Soviet Union. Подобный подход к труду не был чисто советским, он совпадал с международными взглядами на специальное обучение. См., например: Wheatcroft S. Cured by Kindness? P. 152; Osten Ph. Photographing Disabled Children in Imperial and Weimar Germany // Cultural and Social History. Vol. 7. № 4. P. 511 – 532; Ferreri G. La dichiarazione di Ginevra // L’Infanzia Anormale. Bollettino dell’Assistenza Medico-Pedagogica dei fanciulli anormali. 1925. Vol. 18. No. 2 (May). P. 25 – 27.


[Закрыть].

Несмотря на почти ритуальные в советских условиях призывы лечить детей трудом, специалисты конца 1940-х – 1950-х годов подчеркивали, что для детей с поведенческими девиациями необходим облегченный режим, который содействовал бы их физиологическому укреплению. «Щадящая терапия», отдых и «новые жизненные установки» считались лучшими методами лечения психически больных детей273273
  Сухарева Г.Е. Теоретические предпосылки к организации психоневрологической помощи детям. С. 24; Симсон Т.П. Пути развития научной мысли в детской психиатрии в СССР и за рубежом. С. 16; Она же. Неврозы у детей. С. 180.


[Закрыть]. Любой раздражитель, который мог потенциально вызвать девиантное поведение, должен был быть заменен соперничающим с ним фактором, вызывающим интерес и «эмоциональную связь с жизнью»274274
  Сканави Е.Е. История детского отделения. С. 36.


[Закрыть]. Таким фактором мог стать производительный труд – хотя и всегда соразмерный психофизическому состоянию ребенка, – но прежде всего подразумевались увлекательные учебные занятия. Так, например, Сканави писала о педагогической работе в специальных медицинских заведениях:

…материал, предлагаемый нами детям, должен быть эмоционально насыщен, подбираться с целью удовлетворения сохранившихся интересов ребенка. <…> Больной ребенок должен занимать в педагогическом процессе активную позицию, и педагогический процесс должен вызывать к жизни творческие устремления больного275275
  Там же. С. 43.


[Закрыть].

Детские психиатры доказывали, что дети с отклонениями нуждались в «свободе игры и удовольствия», и рекомендовали сочетать трудовую и игровую терапию. Наряду с производственными мастерскими во всех учреждениях должны были быть игровые площадки. Самодеятельность, кукольный театр, творческая работа, ритмика и спорт тоже входили в комплекс мероприятий, применяемых для компенсации дефектов. Музыка считалась важным средством для того, чтобы внести «успокоение в психику ребенка». Однако в рекомендациях отмечалось, что «травмирующие сюжеты» в фильмах могли вызвать «болезненную реакцию», инициировать «преступные» действия, «преждевременно пробуждать половое влечение или давать ему патологическое направление»276276
  Кутанин М.П. Детская психиатрия и психогигиена. С. 35 – 37. О значении игр, занятий спортом и физкультурой см. также: Симсон Т.П. Детская нервность. С. 38; Она же. Неврозы у детей. С. 176 – 180.


[Закрыть].

Кроме того, детские психиатры предлагали «удовлетворить патологическое влечение в рамках социально-полезного <…> поведения». Так, например, если ребенок упорно проявлял склонность к бродяжничеству, педагоги должны были организовывать для него поездки и экскурсии. Дети, убегавшие из дома, как предполагалось, могли во взрослом возрасте стать капитанами кораблей, геологами или гидами туристических групп277277
  Симсон Т.П. Неврозы у детей. С. 203.


[Закрыть].

В целом детская психиатрия 1940 – 1950-х годов доказывала необходимость обращаться с детьми ласково, заботливо и терпеливо, применяя индивидуальный подход и уклоняясь от ненужного подавления. Симсон утверждала, что психически больные дети «нуждаются, с одной стороны, в бережном, осторожном подходе, с другой стороны, – в постепенном систематическом закаливании»278278
  Симсон Т.П. Как бороться с детской нервностью. С. 25.


[Закрыть]. А Сканави писала, что, когда такие дети становились более уверенными в своих силах и испытывали ощущение защищенности и уюта, они перестали «чувствовать себя резко отличающимися от нормальных детей»279279
  Сканави Е.Е. История детского отделения. С. 36.


[Закрыть].

Эти замечания показывают, что гуманные устремления в детской психиатрии соседствовали с желанием дисциплинировать и «нормализовать» детей с отклоняющимся поведением – сочетание, характерное и для послевоенной детской психиатрии (как в СССР, так и в других странах), и для дефектологии, какой она была в СССР до 1936 года. И детские психиатры, и дефектологи мечтали об «исправленном» ребенке, который сможет жить полнокровной эмоциональной жизнью, ощущать собственную ценность, будет включен в производительный труд и сможет следовать своему призванию, но при этом сумеет «подчиняться обязательной в служебном коллективе дисциплине» и «интересам коллектива»280280
  Симсон Т.П. Как бороться с детской нервностью. С. 22, 28; Она же. Детская нервность. С. 37.


[Закрыть].

Важный вопрос, по которому детские психиатры послевоенных лет явно расходились с педологами и дефектологами 1920 – 1930-х, – это вопрос о влиянии социального окружения на психопатологические процессы. Связав психические аномалии и порожденное ими девиантное поведение со специфическими травматическими переживаниями, послевоенные врачи смогли описать причины этих отклонений как внешние по отношению к ребенку, но не связанные с политическими или социальными проблемами советского общества.

В отличие от педологов и дефектологов 1920-х детские психиатры 1940-х при упоминании «социального окружения» подразумевали только узкий круг семьи или недостатки конкретных педагогов. Как писала Симсон в своем пособии для матерей и учительниц, «…в Советской стране нет причин для широкого распространения детской нервности и уклонений в поведении ребенка и подростка». Симсон изображала советское общество как в целом здоровое; по ее мнению, это его состояние подтверждалось героическим и дисциплинированным поведением советских детей во время войны. Но все-таки Симсон оговаривала, что «в отдельных случаях» нервозность могла быть побочным явлением, связанным с болезнью или травмирующим воспитанием281281
  Симсон Т.П. Детская нервность. С. 3.


[Закрыть]. На фоне прошедшей войны разговоры об ослаблявших детскую нервную систему инфекциях и недоедании и высказывания о существовании многочисленных травматических ситуаций не воспринимались как критика советского общественно-политического строя в целом.

Психиатрическая и невропатологическая помощь как альтернатива репрессивной модели перевоспитания

У произошедшей в 1940 – 1950-е годы медикализации детского девиантного поведения было существенное социальное измерение. Применительно к стратегиям детских психиатров этот процесс надо, безусловно, рассматривать как попытку защитить собственный профессиональный престиж и обрести твердую почву не только в академических кругах, но также и в сфере образования и социальной политики. Историк Анжела Тернер вслед за П. Конрадом отмечает, что процесс медикализации «расширяет регламентирующее воздействие медицины на общество»282282
  Turner A. Education, Training and Social Competence: Special Education in Glasgow since 1945. P. 160.


[Закрыть].

С точки зрения Г. Сухаревой, «лучшими организаторами психиатрической помощи» были ученые и врачи-клиницисты. Предполагалось, что они должны не только принимать детей амбулаторно, но и посещать их дома (квартиры), школы, детские сады и выявлять тех, кто нуждался в «клинических наблюдениях». В то же время тезис об «единстве и неделимости клиники и организации помощи»283283
  Сухарева Г.Е. Теоретические предпосылки к организации психоневрологической помощи детям. С. 20 – 21, 23.


[Закрыть] снова выдвигал на передний план гуманитарную социальную политику. При таком понимании лечебные заведения могли и впредь действовать как институции воздействия на «отклоняющихся» детей – альтернативные трудовым колониям МВД.

Уже во время войны советские медики активно выступали за восстановление тех учреждений, где лечение, перевоспитание и профилактика могли бы исправлять нанесенный военными условиями вред и реабилитировать детей с отклонениями в поведении. В существовавшей до войны в РСФСР и Украине маленькой, но стабильной сети специальных школ и учреждений стационарного типа для психически больных детей лечебная и педагогическая работа была прервана после начала военных действий. Большая часть детских психиатров была призвана в армию, а основная часть учреждений, которые раньше были детскими нервно-психиатрическими санаториями, превращены в военные госпитали284284
  См.: Симсон Т.П. Пути развития научной мысли в детской психиатрии в СССР и за рубежом; Сухарева Г.Е. Теоретические предпосылки к организации психоневрологической помощи детям. Разумеется, речь идет о структурах, которые находились не на оккупированных территориях.


[Закрыть]. Осенью 1943 года обеспокоенные этой ситуацией психиатры Г.Е. Сухарева и Е.А. Осипова официально обратились к руководству Наркомздрава с тревожным отчетом – тем самым, где было использовано понятие «моральной травмы». Авторы писали, что вызванные войной шок и страдания влияли на нервное здоровье нового поколения и вызвали рост числа психически больных несовершеннолетних. Они доказывали, что Наркомздрав СССР обязан вновь заняться помощью таким пациентам, и призвали этот комиссариат увеличить подготовку сотрудников для специализированных детских учреждений285285
  Отчет научно-методического центра по вопросам педиатрической психиатрии и неврологии Наркомздраву СССР от 30 октября 1943 г. // ГАРФ. Ф. 8009. Оп. 21. Д. 60.


[Закрыть].

Авторы отчета заявляли, что в военных условиях их опыт должен быть использован не только для обычной борьбы с детской безнадзорностью, но также и при решении всех связанных с детьми юридических проблем. С их точки зрения, многие проблемы отклоняющегося поведения детей имели «социально-психиатрический характер» и могли быть позитивно разрешены только после создания сети детских нервно-психиатрических приемов, санаториев, кабинетов и колоний286286
  Там же.


[Закрыть]. В 1947 году Сухарева повторила эту же мысль и заявила, что стационары для детей с «пограничными состояниями» должны занимать в сети детских психиатрических учреждений «особое место». По ее словам, «при организации терапевтических мероприятий большое значение следует придавать педагогической работе с детьми. Хорошая детская психиатрическая больница является в то же время и лечебно-педагогическим учреждением»287287
  Сухарева Г.Е. Узловые проблемы детской психиатрии как сравнительно-возрастной дисциплины С. 6. См. также: Осипова Е.А. Работа детской невро-психиатрической организации Москвы // Советское здравоохранение. 1946. № 1 – 2. С. 50 – 57; Она же. Невропсихиатрическая помощь детям в послевоенный период // Санитарные последствия войны и мероприятия по их ликвидации. С. 138 – 143.


[Закрыть].

В конце 1940-х – начале 1950-х годов в поддержку Сухаревой и Осиповой высказались и другие детские психиатры и сотрудники Наркомздрава. Так, А.И. Доброхатова, З.А. Соловьева, Тадосова288288
  Ее инициалы установить пока не удалось.


[Закрыть] и Е.Н. Хохоль призвали провести круглый стол, во время которого представители органов здравоохранения, просвещения и социального обеспечения могли бы обсудить послевоенную реорганизацию специальных образовательных учреждений для детей с неврологическими заболеваниями и для несовершеннолетних инвалидов различных категорий289289
  ГАРФ. Ф. 8009. Оп. 21. Д. 60. Л. 11.


[Закрыть].

Подготовка подобного совещания затянулась. Только в марте 1957 года ученые и чиновники трех министерств встретились на I Всесоюзной научно-практической конференции по детской психиатрии. В своих дискуссиях они использовали ту аргументацию, которую развивали в предыдущие пятнадцать лет. В условиях проводившихся Хрущевым реформ специалисты настаивали на праве различных типов детей с отклоняющимся поведением получать медико-педагогическую помощь в сети специализированных учреждений. Хотя в выступлениях и были сделаны все надлежащие риторические «поклоны» с официальной критикой в адрес педологии, фактически в СССР уже началось возрождение дефектологии в широком, «педологическом» смысле слова.

Так, например, в своей пленарной речи на открытии конференции профессор Д.Д. Федотов290290
  Дмитрий Дмитриевич Федотов (1908 – 1982) – советский психиатр. На момент выступления – директор Института психиатрии Минздрава СССР. В предвоенные годы исследовал течение эпилепсии у детей.


[Закрыть] осудил «серьезные методологического характера ошибки», допущенные «некоторыми детскими психиатрами», увлекавшимися «педологией, фрейдизмом и кречмерианством», и напомнил слушателям, что основой для возникновения психопатологий у советских детей является не социальное окружение, а сочетание инфекционных заболеваний и «неблагоприятные условия воспитания». Однако, говоря о лучших методах исправления детских «психопатических отклонений», Федотов предложил не что иное, как старую дефектологическую «систему медико-педагогических мероприятий по устранению намеченных дефектов личности». Врачебная помощь детям с психопатологическими состояниями, педагогическая работа во вспомогательных школах, логопедическое лечение и воспитание детей с физическими нарушениями должны были перейти в ведение одной «новой» дисциплины, которую Федотов назвал «медицинской педагогикой»291291
  Федотов Д.Д. Вступительное слово директора Научно-исследовательского института психиатрии Министерства здравоохранения СССР профессора Д.Д. Федотова // Вопросы детской психоневрологии. С. 5 – 8, цит. с. 7. За год до этого Федотов провел первую в СССР конференцию по психотерапии, во время которой он восстанавливал в правах не только психотерапевтические методы, но и дефектологические концепции, хотя представлял их как чисто медицинские.


[Закрыть].

Другие участники конференции вновь актуализировали мысль о том, что врачи и педагоги вместе должны заниматься лечением «дефективных» и «трудных» детей. Так, например, Сухарева отметила, что «69,5 % детей с нервно-психическими отклонениями должны быть направлены в учреждения педагогического или лечебно-педагогического характера, находящиеся в ведении Министерства просвещения», а остальные 30 % должны быть помещены в психоневрологические учреждения, находящиеся в ведении Министерства здравоохранения292292
  Сухарева Г.Е. Теоретические предпосылки. С. 24.


[Закрыть]. Характерно, что, хотя в выступениях и акцентировалась необходимость сотрудничества различных учреждений в оказании помощи детям с девиантным поведением, ни один участник конференции не упомянул Министерство внутренних дел и КГБ как участников в работе с проблемными детьми и подростками293293
  Кроме работы Г.Е. Сухаревой, см. также: Кутанин М.П. Детская психиатрия и психогигиена. С. 32; Писарницкая А.М. Вопросы организации психоневрологической помощи. С. 324 – 328; неозаглавленное выступление психиатра И.А. Бергера, представителя Министерства социального обеспечения В.Я. Иванова и представителя Министерства просвещения РСФСР Н.В. Наумова: Там же. С. 335 – 339, 340 – 341, 342 – 343.


[Закрыть].

Заключение

Военные и послевоенные годы создали условия для оформления детской психиатрии не только как научной дисциплины с реабилитационными возможностями, но также как основы для психоневрологической помощи детям с поведенческими отклонениями. Детская психиатрия медикализировала таких детей, для того чтобы обеспечить их излечение, перевоспитание и социальную реинтеграцию. Как отметил Мэтью Смит, «появляющиеся новые типы психиатрических заболеваний часто отражают более широкие общественные заботы и перемены»294294
  Smith M. Hyperactivity and American History, 1957 – Present: Challenges to and Opportunities for Understanding // Disabled Children: Contested Caring, 1850 – 1979. P. 173 – 182, цит. р. 175.


[Закрыть]. В Советском Союзе в 1940 – 1950-е годы медикализация детской поведенческой аномальности как поддающегося измерению психического заболевания стала ответом научного сообщества на послевоенный социальный кризис и кризис системы здравоохранения. Эта медикализация способствовала распространению дискурса специалистов, в котором представление об исходящей от «проблемных» детей криминальной опасности заменялось понятием травмы, что способствовало постепенному возрождению гуманных воспитательных подходов.

В 1956 году в колониях МВД была проведена реформа. При ее разработке, в соответствии с требованиями Хрущева, снова был поставлен акцент на перевоспитании малолетних правонарушителей, а не на их наказании. Впрочем, историки показывают, что эта реформа на практике была реализована крайне противоречиво295295
  Зубкова Е.Ю., Жукова Т.Ю. На краю советского общества. С. 32 – 36; LaPierre B. Hooligans in Khrushchev’s Russia; Tsipursky G. Citizenship, Deviance, and Identity: Soviet Youth Newspapers as Agents of Social Control in the Thaw-Era Leisure Campaign // Cahiers du Monde Russe. 2008. Vol. 49. № 4. P. 629 – 650; Dobson M. Khrushchev’s Cold Summer: Gulag returnees, crime, and the fate of reform after Stalin. Ithaca: Cornell University Press, 2009.


[Закрыть]. Дополнительные шаги по возрождению педагогических подходов к девиантному поведению детей были осуществлены в 1961 году, когда были восстановлены отмененные в середине 1930-х комиссии по делам несовершеннолетних, и в 1964 году, когда часть детских колоний MВД была преобразована в специальные школы и профессионально-технические училища и передана под контроль Министерства просвещения296296
  Астемиров З.А. Трудовая колония для несовершеннолетних. C. 23; Kelly C. Children’s World: Growing up in Russia, 1890 – 1991. P. 272, 279.


[Закрыть].

В то время, когда происходили эти перемены, вновь стала публиковаться педагогическая литература, поднимавшая проблему «трудных» детей. В 1958 году книга Л.С. Свалиной «Индивидуальный подход к неуспевающим и недисциплинированным ученикам» открыто поставила вопрос о праве девиантных детей на образование. Вскоре за этим последовали другие педагогические исследования этого вопроса – такие, как диссертации З.А. Астемирова «Исправление и перевоспитание осужденных в трудовых колониях» (1961) и Г.П. Медведева «Педагогическая запущенность детей и пути ее преодоления» (1964)297297
  Докторская диссертация Астемирова вышла в виде книги в 1969 году под заглавием «Трудовая колония для несовершеннолетних», но кандидатская диссертация Медведева отдельным изданием не выходила.


[Закрыть]. В конце 1950-х в Институте дефектологии «трудные» дети снова стали легитимным предметом исследования – сотрудники института изучали особенности их высшей нервной деятельности298298
  Pevzner M.S. Oligophrenia. Mental Deficiency in Children. N.Y.: Consultant Bureau, 1961. См. также статью «Дефектология» в «Кратком дефектологическом словаре» (М.: Просвещение, 1964. С. 64 – 65).


[Закрыть].

Эволюция советского подхода к детям, чье поведение отклонялось от принятых норм, представляет различные варианты модерного проекта нормализации и контроля над человеческим телом и разумом. В специфических условиях пореволюционного времени советские медики, подобно своим коллегам в Западной Европе, боролись за репрезентацию и лечение детской аномальности теми способами, которые включали как заботу, так и дисциплинирование маргинализированных и уязвимых Других. В 1917 – 1935 годах этот проект развивался в рамках представления о формировании новой советской личности под влиянием научно обоснованных и гуманных по своему пафосу средств. Однако начиная с середины 1930-х годов нормализации детского поведения пытались достигнуть в первую очередь с помощью изоляции, принудительного труда и наказаний. Только начало войны дало возможность определить неконформное поведение детей как «патологические реакции» на психическую травму и снова применять в таких случаях медико-педагогические, а не исключительно карательные меры. Идентификация строптивых детей как «психически больных» дала возможность переописать их как страдающих субъектов. Таким образом, они получили право на социальную помощь. В то же время психиатры не признавали за ними какую бы то ни было активную роль – кроме роли «вовлеченных» участников процесса обучения – и считали необходимым постоянное наблюдение за их жизнью. Дискурс травмы был позитивной альтернативой тюремному заключению и репрессиям. Он не только противостоял карательной социальной политике, но и противоречил официальной оптимистической идеологии, которая с трудом признавала наличие травмирующих переживаний и травмированных людей. Тем не менее дискурс травмы тоже создавал иерархию психического здоровья, усиливал центральное значение идеально здорового, абсолютно разумного и активно трудящегося гражданина и ставил ценность человеческой личности в зависимость от способности человека соответствовать этому образцу.

Авториз. пер. с англ. Т. Эйдельман

Илья Кукулин