Текст книги "Искусство французского убийства"

– Нил? – предположила я. – Это имя значится в списке вместе с Детройтом?

Дядя Раф поморщился от моего варварского произношения, но тем не менее храбро продолжил:

– Нет, я полагаю, это другая строка, petite[72]72
  Малышка (фр.)


[Закрыть]. – Он отложил газету. – Другое имя. Может быть, с буквой Т?

– Тед. Он из Детройта. Значит, она составила список людей с пометками – и указала, откуда они родом? – подытожила я. – С чего бы ей это делать? А мое имя в списке есть?

– Нет, твоего имени я здесь не вижу, – ответил он. – Но ты же понимаешь, я не знаю наверняка. – Дядя Раф пристально посмотрел на меня. – Отдай эту записку доброму инспектору, Табита.

– О, да, конечно, – пробубнила я. Я собиралась это сделать и без его подсказки. – Но…

– Но сначала мы снимем копию, – улыбнулся он.

Раздался громкий стук в дверь, возвещая о прибытии Джулии. Я спустилась вниз по лестнице ее встречать.

– И угадай, что еще произошло, – выпалила она, как только я распахнула дверь.

– Что? – Я отступила, впуская в дом вихрь в обличье моей подруги. Сегодня было намного холоднее, чем вчера, и я сразу решила, что поеду на Монмартр на такси вместо того, чтобы идти пешком до метро и обратно.

– Мой майонез! Опять полный провал! – Джулия стянула с себя пальто и перекинула его через руку, одновременно жестикулируя другой. На ней до сих пор был фартук, в котором она, вероятно, готовила свой злополучный майонез. – Ничего не понимаю. Вчера это было прекрасно – сливочное совершенство! А сегодня он опять такой непокорный и непослушный!

– Непокорный? – хихикнула я.

– Это слово Пола. Этот человек настолько чертовски грамотен, что мне хочется впитывать все, что он говорит. И его самого, разумеется. В общем, он высказал этому отказывающемуся эмульгироваться, неподатливому майонезу все, что он о нем думает, потому что я пообещала ему немного оставшейся у нас ветчины, и он был очень недоволен, что ничего не получилось. – Она расхохоталась и направилась в гостиную. – Месье! – воскликнула она, врываясь в комнату.

Ее появление было встречено безумным лаем Оскара Уайльда. Зная распорядок дня, Джулия достала для пса лакомство. Удивительно, как он умудрялся не растолстеть от такого количества пищи, которым его пичкали.

Несмотря на тявканье, дядюшке Рафу как-то удавалось вести телефонный разговор, и он улыбнулся Джулии.

– Мадам Чайлд! Как мило, что вы к нам присоединились. – Широким жестом дедушка пригласил ее сесть. – Мы пьем кофе.

– Вы оба превосходно выглядите сегодня утром, – сделала она комплимент и села. – Как вам понравилась Madame Poulet rôti[73]73
  Жареная курочка (фр.).


[Закрыть] Табиты прошлой ночью?

– Это было magnifique[74]74
  Великолепно (фр.).


[Закрыть]. Вы еще сделаете ma fille chérie[75]75
  Мою дорогую девочку (фр.)


[Закрыть] шеф-поваром! – Дедушка ласково мне улыбнулся.

– Это входит в мои планы, – улыбнулась Джулия. – А теперь расскажите мне об этом русском деле.

Я коротко рассказала ей о найденной записке и о том немногом, что мы знали о русских заметках Терезы.

Как только я закончила, дядя Раф повесил трубку и удовлетворенно улыбнулся.

– Совсем скоро у нас появится больше информации об этом русском деле. – Когда я открыла рот, чтобы задать вопрос, он поднял палец. – Тише, тише, chère. Здесь нужны терпение и осмотрительность. Итак, мадам Чайлд, что вы можете рассказать нам об Артуре Коулмане?

– Артуре Коулмане? А что… – Джулия удивленно распахнула глаза, а потом задумчиво прищурилась. – Он работал в посольстве. Погиб в результате уличного ограбления пару недель назад, может быть, дней десять? Пол пришел домой и рассказал мне об этом. Все были в шоке. Мне до сих пор не верится. Париж кажется таким безопасным! – Она обвела взглядом всех нас. – Почему вы спрашиваете?

Вопрос дяди Рафа застал меня врасплох, но не было ничего удивительного в том, что Джулия знала об Артуре Коулмане, тем более что он был убит. Подобные сплетни распространялись со скоростью лесного пожара даже в такой крупной и сложной структуре, как посольство. Кроме того, очевидно, Пол его знал, поскольку он порекомендовал мистеру Коулману меня как репетитора по французскому языку.

– Артур Коулман был убит не во время ограбления, – возразила я. – Он – тот самый человек, которого застрелили в другой квартире Терезы Лоньон. Вероятно, это сделала сама Тереза.

Джулия уставилась на меня разинув рот, а потом произнесла крайне вульгарное слово. Я сочувственно кивнула:

– Знаю. В это трудно поверить. – Я рассказала ей все, что нам было известно на тот момент. – Но как он был связан с Терезой Лоньон? Ты знаешь, чем занимался в посольстве мистер Коулман? И зачем посольству понадобилось распространить информацию о том, что его застрелили во время ограбления?

– Ну, я знаю, что в тесном контакте с Полом он не работал. Он работал в другом отделе. Он был сотрудником консульства, помогал американским гражданам, которые находятся здесь или собираются сюда приехать, оформлять паспорта, проездные, визы и все остальное.

Так какое отношение сотрудник консульства мог иметь к Терезе Лоньон? И почему Тереза указала после него имя Теда и его родной город? И зачем она записала мое имя и адрес вместе с тем же обозначением, «Детройт»?

– Может быть, Тереза хотела приехать в США, – предположила я, – и он ей помогал. И, возможно, она подумывала о переезде в Детройт. – В моей голове вдруг словно включилась электрическая лампочка. – Вероятно, именно поэтому у нее в кармане были мои имя и адрес – она хотела поговорить со мной о жизни в Детройте. Дор наверняка сказала ей, что я оттуда, или кто-то другой упомянул в разговоре и дал ей мой контакт. Может, это даже Артур Коулман передал ей листок с данными, которые я сама же и написала.

В этом был смысл. Впервые хоть что-то обрело смысл. Но мне не давало покоя кое-что еще. Почему Тереза не поговорила с Тедом о Детройте, ведь он тоже оттуда родом?

Если бы я знала, что Тед из Детройта, я бы, наверное, поговорила с ним на вечеринке у Дор. Ничто так не оживляло светскую беседу, как общие интересы и предпочтения, особенно такие, как Faygo и Rock-n-Rye. Мне показалось забавным, что парк развлечений на острове Бобло он называл островом Бо Блан. Никто не называл его официальным именем.

Возможно, Терезе не нравился Тед, или она нервничала в его присутствии. Разве Джонни не упоминал о том, что Тереза кого-то отвергла? Может быть, как раз Теда.

– В этом есть смысл… только вот зачем ей убивать Артура Коулмана, если он ей помогал? – задумалась Джулия.

На этот вопрос у меня не было ответа.

– Ах, вы забываете l’affair de coeur[76]76
  Сердечные дела (фр.).


[Закрыть]. – Дедушка поднял скрюченный палец. – Всегда найдется достаточно причин для гнева и ярости, когда речь идет о любви – или сексе.

– Если у Артура Коулмана возник роман с Терезой и посольство об этом знало, возможно, поэтому они распространили историю о том, что его убили во время ограбления. Чтобы защитить миссис Коулман от позора и огласки, – предположила я. Я не могла не вспомнить о мистере Хейсе и женщине, которую видела с ним в театре. – Тереза была чрезвычайно привлекательной женщиной.

– И что-то с их романом пошло не так, и она его убила? Тереза, я имею в виду, – со скепсисом в голосе произнесла Джулия. – А потом переехала?

– Может быть, она хотела с ним порвать, а он разозлился и на нее напал, а она защищалась, – как вариант, предложила я. Почему-то мне не хотелось думать о Терезе как о хладнокровной убийце. Что было глупо, поскольку я ее совсем не знала. Но именно эта мрачная, безликая, унылая квартира заставила меня ей посочувствовать – помимо того факта, что она была убита.

– Дор сказала, что она рассталась с кем-то всего несколько недель назад и казалась напряженной и расстроенной. Но опять же, если раньше она защищалась, а теперь угрозы больше не было, зачем понадобилось переезжать? – недоумевала я.

– Она была напугана, – рассуждал дядя Раф. – Несомненно, так оно и было. Она была чем-то напугана и хотела спрятаться.

Я кивнула. Это и правда казалось лучшим объяснением.

– Что ж, все это довольно интересно, – сказала Джулия. – Я спрошу Пола, знает ли он что-нибудь еще об Артуре Коулмане. – Она встала. – Мне пора возвращаться. О, Дор тебе кое-что передала, Табс. – Она порылась в кармане пальто и достала связку из трех ключей. – От театра. Пойди и забери свои перчатки. Спектакль отменили, так что там никого не будет.

Я без колебаний взяла ключи.

– Спасибо.

– И если наткнешься там еще на какой-нибудь труп, Табс, сразу сообщи мне. – Она, обняла меня и чмокнула в обе щеки. – Немедленно. Даже если на часах два часа ночи.

– Будет сделано, – пообещала я и взяла свое пальто. – Я провожу Джулию, а потом зайду в театр поискать свои перчатки, – объяснила я дедушкам.

К моему облегчению, они не пытались меня отговорить.

Через пять минут я уже садилась в такси.

– Площадь Пигаль, – сказала я водителю и откинулась на спинку сиденья.

Тайна «Ла Соль» вот-вот будет раскрыта.

Глава семнадцатая

Поездка в «Ла Соль» оказалась провальной.

Не знаю, с чего я взяла, что если съезжу туда, найду это место и его осмотрю – и даже загляну внутрь, то непременно разгадаю тайну того, кто убил Терезу и Джонни.

Вернее, я знаю, почему так думала. Я начиталась детективных романов, в которых подобное то и дело происходило с главным героем. Следите за подсказкой, идите по следу – и вы раскроете преступление или, по крайней мере, подойдете вплотную к разгадке. Но «Ла Соль» в этом плане стал полным разочарованием.

Это место оказалось обшарпанным ночным клубом. Самым ярким пятном в нем были жизнерадостные желтые спичечные коробки, которые постоянно всплывали в расследовании убийства. Даже вывеска «Ла Соль» была тускло-желтого цвета. Единственное окно не мыли со времен оккупации, и когда я в него заглянула и сложила ладони, то разглядела сквозь грязь и сажу лишь несколько столов внутри.

Было слишком рано, и клуб еще не открылся, но, движимая любопытством, я толкнула дверь, и она поддалась.

Я вошла внутрь, осторожно ступая на случай, если кто-нибудь подойдет ко мне и захочет узнать, что я здесь делаю. Внутри было немного теплее, чем на холодном ветру.

Темноту рассеивали лишь несколько настенных бра с неяркими лампочками. В помещении витал затхлый запах пива и вина, дешевых духов и дыма. Дымное облако словно постоянно висело в баре, даже когда там никого не было.

Был и еще какой-то запах…

Я фыркнула, ощутив тот же странный, почти сладковатый запах брожения, который почуяла в квартире Терезы после ухода незваного гостя. Я так и не поняла, чем именно пахло, зато по крайней мере определила источник.

Сразу за дверью стояла складная меловая доска, вероятно, для того, чтобы при открытии выносить ее на тротуар. Кто-то написал СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ: Шериз ЛаКорт, а в углу пририсовал вульгарную картинку, которая вряд ли имела отношение к Шериз – по крайней мере, если та была женщиной.

Круглые крошечные столы были поставлены вплотную друг к другу. Я не представляла, как официанты пробираются между ними, да еще и с напитками. Вдоль одной стороны зала располагалась стойка, где бармен разливал напитки и наполнял маленькие пиалы арахисом или попкорном. Судя по бутылкам на полках за стойкой, там же разливали дешевое вино и водку.

Сцена была размером с почтовую марку и находилась всего в одной ступени от пола. Чтобы разглядеть, что на ней происходит, нужно было либо сидеть очень близко, либо быть очень высоким.

– Bonjour, mademoiselle[77]77
  Здравствуйте, мадемуазель (фр.).


[Закрыть], – раздался веселый голос.

Ах, хозяин-француз. У него всегда наготове приветствие даже для незваного гостя.

Я обернулась и увидела за барной стойкой высокого и очень худого мужчину. Должно быть, когда я вошла, он сидел за ней на корточках, а может, был настолько худым, что я его поначалу не заметила. Похоже, он расставлял на полках стаканы.

Я ответила на его приветствие и пробралась к бару сквозь скопление столов и стульев. Я не знала, что должна сказать или сделать, чтобы узнать важное, или чтобы меня осенило, но я была полна решимости попытаться.

– Мы закрыты, мадемуазель, – сказал мужчина. – Приходите в семь.

– Прошу прощения. Дверь была открыта, и мне захотелось посмотреть, что это за место, – объяснила я. – Некоторые, ну… мои друзья сюда приходят.

– Да. Но до семи мы закрыты, – повторил он, на этот раз жестче.

Я заметила странный предмет, напоминающий высокую вазу. Из верхней части выходила небольшая, похожая на шланг трубка. Это напомнило мне иллюстрации к книге «Алиса в Стране чудес», где гусеница курила что-то похожее. И незнакомый запах, казалось, исходил от этого необычного, похожего на вазу предмета.

– Что это такое? – поинтересовалась я.

Мужчина за прилавком уставился на меня в недоумении.

– Кальян.

Я хотела расспросить подробнее, но он, похоже, был не расположен отвечать.

– Эм… а у вас можно купить кока-колу? – спросила я, полагая, что он станет любезнее, если я куплю у него что-нибудь.

– Мы этот яд не продаем, – резко бросил он.

Ух ты!

– Вы правы. Простите. Вы работаете здесь каждую ночь? – не унималась я.

– Каждую чертову ночь. Двадцать два года подряд.

– Тогда вы, наверное, знаете всех, кто сюда заходит. – Я дружелюбно и, как я надеялась, ободряюще улыбнулась.

– Нет, – отрезал он. – Они для меня все на одно лицо. Никого не знаю. И не хочу знать. Просто подаю им напитки и беру деньги.

И то верно.

– Думаю, сюда приходит много американцев.

– Не знаю. Мы открываемся только в семь, – напомнил он, на этот раз приподняв брови и многозначительно глядя на дверь.

– Хорошо, – покорно пробормотала я. – Прошу прощения за беспокойство.

Так внезапно закончилось мое знакомство с «Ла Соль». Едва я вышла на тротуар, как дверь за мной захлопнулась, и я услышала щелчок замка.

Что ж, подумала я. Если я хочу больше узнать об этом месте, хотя и не знаю, что важного я могу узнать, мне придется вернуться сюда после семи. Может быть, Марк захочет составить мне компанию.

Я с удивлением поняла, что мне нравится идея посидеть с ним за маленьким столиком и посмотреть, как женщины танцуют канкан или что-то еще, что они танцуют в «Ла Соль».

Однако формально он все еще был подозреваемым, так что, возможно, это была не лучшая идея.

Но я не представляла, зачем Марку убивать Терезу или Джонни.

Проблема заключалась в том, что я не могла придумать ни одной причины, по которой кто-либо из подозреваемых решил бы это сделать. Перефразируя дядюшку Рафа, мотивы у меня были так себе.

Быть детективом-любителем оказалось намного сложнее, чем я думала.

Я вздохнула и плотнее запахнула пальто. Было холодно, и ветер усилился, но мне вдруг захотелось куда-нибудь сходить и выпить.

Я отправилась по улице в поисках такси и прошла мимо любопытного здания на углу с большой красной ветряной мельницей. «Мулен Руж» – провозглашала вывеска, – очевидно, это было какое-то кабаре. В разгар дня оно тоже было закрыто, а то я бы зашла внутрь только из-за этой ветряной мельницы.

Пройдя еще квартал, я увидела маленькое кафе, где продавали кока-колу (к сожалению, Faygo в наличии не было), и купила бутылку, чтобы взять с собой. Я вышла, попивая напиток, и наконец поймала такси.

Я чуть было не назвала таксисту адрес – дом номер тридцать шесть, поскольку собиралась занести инспектору Мервелю русскую записку. Но в последнюю секунду передумала и решила заехать сначала в театр.

Я находилась на Правом берегу, и поскольку уже побывала в «Ла Соль», я хотела воспользоваться случаем и проверить пальто с квитанцией номер тридцать пять. И если мне удастся что-то выяснить, то к Мервелю я заявлюсь с еще бóльшим объемом информации.

Кроме того, это было самое подходящее время для похода в театр. Там не было ни души, если только Мервель и его люди не искали того, кто убил Джонни.

От отца я знала, что сыщики часто не раз возвращаются на место преступления – не только в поисках улик, но и в попытке оценить обстановку и представить себе, что и как произошло. Вдруг и меня осенит, когда я там окажусь. Тот, кто убил Джонни, сделал это, когда в переулке никого не было, то есть уложился в предельно короткий промежуток времени между тем, как все ушли за кулисы, и тем, когда Марк и я последними вышли на улицу.

Я вспомнила, что Марк искал Джонни. Он сказал, что режиссер хочет с ним поговорить.

Я догадалась, и меня охватила дрожь. Джонни хотел поговорить с Марком, а теперь он мертв. Вероятно, он что-то знал о Терезе.

Почему он хотел обсудить это с Марком? Чтобы сравнить записи? Чтобы задать вопрос? Обвинить?

Может быть, кто-то другой подслушал, как Джонни сказал Марку, что ему нужно с ним поговорить, догадался о причине, и это побудило убийцу его застрелить?

Как же повезло убийце оба раза. Сначала он смог незаметно выскользнуть из квартиры Чайлдов, заколоть Терезу, вернуться на вечеринку… а потом застрелить Джонни прямо за зданием театра, когда в любой момент мог появиться кто угодно. Или услышать выстрел.

Я выстрела не слышала, но я находилась в другой части здания, на максимальном удалении от переулка. Если Марк что-то и слышал, то ни словом об этом не обмолвился. Но одиночный выстрел можно было принять за звук автомобильного двигателя, что было обычным явлением.

Я допивала остатки кока-колы, когда мне в голову пришло кое-что еще. Я и по сей день не знаю, почему столь незначительная деталь засела у меня в голове… За исключением того, что она оказалась важной.

Полагаю, именно потому, что я пила кока-колу – и жалела, что это не Faygo Red Pop или Rock-n-Rye, я вспомнила о своем вчерашнем разговоре с Тедом.

Мы сожалели о том, что здесь, во Франции, нам не хватает родного детройтского Faygo Pop. Меня это поразило, поскольку Тед сказал: «Rock-n-rye – мой любимый напиток, но мне нравятся все их газировки…» А в Детройте и на Среднем Западе мы называем кока-колу и Faygo «содовой», а не «газировкой».

Жители большинства других регионов страны – Западного побережья, откуда была родом Джулия, и Восточного побережья – называли шипучие напитки «газировкой». А жители юга, близ Атланты, называли все эти напитки «колой», даже если это была и не кока-кола.

Наверное, я бы не стала ломать над этим голову, если бы не вспомнила, что Тед назвал остров Бобло островом Бо Блан.

Я выросла в пригороде Детройта и никогда не слышала, чтобы кто-нибудь называл этот островок с парком развлечений иначе, чем Бобло. И Тед сказал мне, что он «родился и вырос» в Детройте – фактически в самом городе. Так почему же он использовал название, которое никто не употреблял? Особенно в разговоре со мной, коренной жительницей?

Это было странно.

Я продолжала размышлять об этом, когда такси остановилось перед театром Монсо. Я расплатилась с водителем и вылезла из машины.

Еще не было и двух часов, и я впервые увидела это здание при свете дня. На дверях и окне кассы висели таблички: СЕГОДНЯШНИЙ СПЕКТАКЛЬ ОТМЕНЯЕТСЯ.

На связке, которую мне передала Дор, висели три ключа, и я могла бы войти через одну из общественных дверей, но я ничего не могла с собой поделать… Я обошла дом сзади, со стороны переулка. Я хотела увидеть все это при дневном свете.

Переулок был пуст. Я почти ожидала увидеть там кого-нибудь из police judiciaire, но никаких признаков их присутствия не обнаружила. Машин тоже не было.

На земле, где Джонни истек кровью, осталось пятно, но помимо этого пятна ничто не указывало на то, что здесь кого-то убили. Не знай я, что это такое, я решила бы, что это пятно от масла или мусора. Я остановилась, опустила взгляд и пожелала Джонни, чтобы земля была ему пухом. Я не помнила, сделала ли я это прошлым вечером, до того я была потрясена и напугана.

Второй ключ, который я попробовала, позволил мне войти через дверь в переулок, и я снова оказалась в темном и мрачном закулисье. Я нащупала выключатель, в очередной раз пожалев о том, что у меня нет с собой фонарика.

Единственная тусклая лампа освещала мне путь всего на несколько шагов, но я помнила, где находится рабочее место режиссера. Я знала, что там лежит фонарик, потому что опрокинула его прошлой ночью, когда звонила в полицию.

Мне удалось самостоятельно сориентироваться и раздобыть фонарь, отделавшись лишь ушибом плеча и ударом по пальцу. Освещать дорогу фонариком было проще, чем пытаться найти источники света на протяжении всего пути через лабиринт кулис к передней части зала.

Я посветила вокруг. Вокруг царили мрак и тишина. Мертвая тишина.

Чувствуя, как покалывает кожу, я вышла из-за кулис и направилась к передней части зала. Даже с примыкающей к улице стороны я из-за толстых каменных стен не слышала звуков автомобильных двигателей или гудков. Тишина была гробовая.

Гардероб оказался заперт, об этом-то я и не подумала. Свои ключи от гардероба я положила в кабинете Дор, как мне было велено. Но один из ключей на связке подошел, и я вошла внутрь, оставив дверь в галерею открытой.

В театре не было окон, которые пропускали бы солнечный свет, даже вдоль галереи, и с закрытой дверью гардероб казался слишком тесным и неуютным. Это было замкнутое пространство.

Почти все вешалки были пусты. Только четыре пальто висели в глубине под маленькой табличкой с надписью «Утерянные вещи».

Одно из пальто было помечено номером тридцать пять. Оно висело позади других оставленных вещей, и талон был только на нем. Я едва не упустила это из виду, потому что вешалка была обмотана толстым шарфом, скрывавшим талон.

У меня сложилось впечатление, что кто-то пытался замаскировать либо талон, либо само пальто.

Как ни странно, это было мужское пальто, а не женское, как я предполагала. Когда я сравнила бирку на вешалке с квитанцией из сумочки Терезы, то заметила на бирке лишнюю дырку от дырокола.

Я нахмурилась. Это было странно. У меня было несколько клиентов, которые по разным причинам оставляли на талонах дополнительные отметки: у них не хватало навыка? Они нервничали? Или спешили?

Возможно, это ничего не значило, но я все равно обратила на это внимание, и это заставило меня задуматься.

В пальто под номером тридцать пять не было ничего особенного: обычное шерстяное пальто, которое мог надеть любой мужчина. Оно не было особенно элегантным или дорогим, но было модным и тяжелым. Оно не было поношенным или грязным; пуговицы застегивались плотно.

Другими словами, это было красивое пальто, и странно, что владелец его здесь оставил. Почему у Терезы в сумочке лежала квитанция на мужское пальто?

Я порылась в карманах в надежде найти удостоверение личности или бумажник, которые позволили бы определить владельца. Из нагрудного кармана я извлекла визитную карточку. Я посветила на нее фонариком и ахнула, когда прочитала имя. Артур Коулман, и адрес – посольство США.

Это не могло быть совпадением. Вот дерьмо, подумала я. Дерьмо.

Вопрос в том, принадлежало ли это пальто мистеру Коулману, или кто-то носил в нагрудном кармане его визитку, как Тереза носила с собой мои данные?

Я порылась в других карманах. Во внешних ничего не обнаружила, кроме пары перчаток, которые Артуру Коулману больше не понадобятся.

Но когда я нащупала что-то сквозь подкладку, я распахнула пальто и проверила внутренний карман… И извлекла оттуда толстую пачку наличных.

Я растерянно смотрела на пачку банкнот – сплошь американские пятидесятидолларовые, скрепленные резинкой. Я никогда прежде не видела столько денег в одном месте. Я пересчитала их дрожащими руками и поняла, что у меня в руках тысяча долларов.

Тысяча долларов.

И эта пачка денег пролежала здесь, в гардеробе, по меньшей мере неделю или две. Примечателен был и тот факт, что это были американские деньги, а не франки.

Знала ли Тереза? Конечно, знала; квитанция была у нее, а кто еще мог спрятать пальто так, чтобы его не заметили? Только девушка из гардероба.

Это напомнило мне рассказ «Похищенное письмо»[78]78
  Рассказ Эдгара Аллана По, впервые опубликованный в 1844 году.


[Закрыть]: лучше всего спрятано то, что на виду.

Может, поэтому ее и убили? Но почему она так долго держала здесь деньги? Чтобы иметь их под рукой или чтобы спрятать их от кого-то?

Похоже, ей было что скрывать – она и сама пряталась в новой квартире. Дядя Раф был прав: Тереза кого-то до смерти боялась.

Голова шла кругом. Сплошная бессмыслица. Я даже не знала, принадлежали эти деньги Артуру Коулману или кому-то еще.

С этими мыслями я вернулась к пальто. Может быть, я найду что-то еще, что подскажет, кому оно принадлежит. Написать чернилами имя на талоне – это было бы слишком по-детски для взрослого мужчины, хотя и удобным для меня. Но, возможно, там было что-то еще…

Я обшарила другую сторону пальто, противоположную внутреннему карману, где нашла наличные. И что-то нащупала.

Что бы это ни было, оно было вшито под подкладку, ближе к низу. Предметов было несколько. Я достала свой швейцарский армейский нож и воспользовалась его крошечными ножницами, чтобы обрезать нитки и вскрыть подкладку.

Я начала вытаскивать спрятанные внутри предметы… маленькие и похожие на буклеты. Я выругалась, когда догадалась, что это такое: американские паспорта. Их было около дюжины. Все с разными именами и разными фотографиями. Несколько мужчин, несколько женщин. И даже пятилетняя девочка и десятилетний мальчик. К каждому паспорту крепились соответствующие водительские права, карточка социального страхования и свидетельство о рождении.

Я внимательно изучила один из пакетов, чтобы убедиться, что зрение меня не подводит.

Мистер Дэрин Кук из Сент-Луиса, штат Миссури, родился в Хьюстоне в 1919 году. У него было водительское удостоверение штата Миссури, а его карточка социального страхования выглядела подозрительно новой для того, кто владел ею более десяти лет.

Паспорт выскользнул у меня из рук, и я поняла, что вся дрожу. Это была действительно серьезная находка.

Я не понимала, что все это значит, но было ясно одно: каждая пачка документов – это был полный набор для создания личности в Америке. А их было двенадцать. У трех совпадали адреса и фамилии, они были оформлены на мужа и жену с пятилетней дочерью. Были и другие люди с одинаковой фамилией – супружеские пары или мужчина постарше и мужчина помоложе, которые могли быть отцом и сыном.

Я еще раз внимательно просмотрела паспорта, но ни один из них не был оформлен на женщину, похожую на Терезу.

Теперь я была озадачена еще больше, зато у меня появились разные теории. Может быть, она продавала эти документы людям, которые хотели жить в США? Может быть, так она зарабатывала деньги. Она продала часть своего товара, но не весь…

А может быть, она получала товар от Артура Коулмана, который, работая в консульстве США, имел в своем распоряжении всевозможные официальные документы, такие как паспорта и свидетельства о рождении. Никто бы не задумался, если бы он заказал замену паспорта для американца, у которого его украли. И, возможно, его убили из-за неудачной сделки.

Все начинало обретать смысл.

Я попробовала вспомнить фотографию покойного мистера Коулмана в кабинете инспектора Мервеля… Было ли на нем пальто, когда его нашли на лестнице? Если нет, то это могло быть его пальто. Это было логично – если Тереза его убила, она могла забрать и пальто. Скорее всего, она знала, что в нем спрятано… а может, и сама вшила документы в подкладку.

Следов крови я не увидела. Если это пальто Коулмана, то он не был в нем, когда в него стреляли. Но как ни старалась, я не могла вспомнить эту деталь на фотографии.

Нужно было позвонить Мервелю и рассказать ему обо всем… в том числе и о записке на русском, выпавшей из книги Терезы.

Я замерла. На русской записке было имя Нила и Теда… И пометка «Детройт» стояла рядом с именем Теда. А в кармане убитой Терезы обнаружили листок с моей контактной информацией.

Я решила, что она, возможно, хотела поговорить со мной о переезде в Детройт… Но что, если…

Я почувствовала, как по телу побежали мурашки, меня бросило в холод, а кожа покрылась липким потом. В голове постепенно складывались фрагменты головоломки. Что, если она хотела спросить меня о Детройте по другой причине… потому что кто-то другой, кого она знала, был оттуда – или сказал, что он оттуда… и у нее были причины ему не верить.

Вот это да!

Я чувствовала себя так, будто на меня только что вывалили тонну кирпичей.

Тед лгал о том, что он из Детройта? Если да, то почему? И какое до этого дело Терезе? И было ли это как-то связано с поддельными американскими паспортами?

Мои нервы были натянуты до предела. Мне нужно было немедленно поговорить с Мервелем.

Я уже собиралась уйти, решив, что позвоню ему с места режиссера или даже из кабинета Дор, но вдруг остановилась.

Я не хотела бросать находку здесь, но и брать с собой тысячу долларов наличными не решилась. Я начала запихивать все обратно в пальто, убеждая себя, что в таком виде деньги пролежали здесь несколько недель, значит, пролежат и дольше.

Я повесила пальто там же, как и нашла, – в заднем ряду, спрятав за остальными вещами. Я начала наматывать на вешалку шарф, чтобы спрятать талон, в последний момент сдернула его и повесила на другую вешалку с другим пальто, а пальто-обманку перенесла на другую вешалку, подальше от таблички «Утерянные вещи». Если бы кто-то стал искать тридцать пятый номер, он бы настоящее пальто не тронул.

Хотя никто не знал, что у меня есть квитанция из сумочки Терезы, я подумала, что осторожность не помешает. Происходило что-то странное, и хотя я не понимала, что именно, я не сомневалась, что ключ к разгадке таится в этом гардеробе и, возможно, связан с Тедом Уайтингом.

Я подумала, не перепрятать ли деньги и документы, например, в кабинет Дор и запереть дверь, но вдруг услышала шум.

Звук доносился издалека и сам по себе не был тревожным… но с тех пор, как я вошла в театр, здесь царила напряженная мертвая тишина, так что любой шум вызывал недоумение.

Я осторожно вышла из гардероба и бесшумно закрыла за собой дверь. Выключила фонарик и прислушалась.

Да. Снова он – тихий стук шагов. Здесь определенно кто-то был.

Это мог быть кто угодно. По разным причинам. Это не обязательно убийца.

Но было трудно заставить себя в это поверить, учитывая то, что я только что обнаружила в гардеробе… не говоря уж о том, что когда я работала здесь в последний раз, то нашла в переулке тело.

К тому же в криминальных романах, которые я глотала пачками, одинокого главного героя постоянно где-то ловил убийца.

Я замерла и стала ждать, прислушиваясь к своему дыханию и к тому непонятному звуку. Я была рада, что помедлила с решением перепрятать документы, иначе я бы уже находилась где-то за кулисами и обозначила свое присутствие фонариком, шагами и телефонным звонком. А так я сидела в другой стороне здания, и ни у кого не было причин подозревать, что в театре присутствует кто-то еще.

За исключением того, что я оставила заднюю дверь незапертой и включила свет.

Мое сердце болезненно сжалось. Если убийца умный, он догадается, что я здесь.