Текст книги "Шизали"

Весеннее воспоминание

СТИХ ШЕСТОЙ.

 
Я не знаю, больна ли я?
         Но я помню себя
                               Здоровой.
Новый велик, семья, друзья,
         Столько планов на жизнь
                               За школой.
Мир был радужным,
         И простор
               И во мне, и во вне
                            Был равный.
Серебрился реки пробор,
         Да весь мир был
                    Искристый, славный.
Я же верила всем
                        Во всём.
Растворялась в сердцах
                                И книгах.
И прощала обиды тем,
                      Кто себя потерял
                                  В интригах.
Так скажи мне: больна ли я?
      И смогу ли я быть здоровой?
               Если вера моя ушла…
Вот такой вот вопрос
                               Бредовый.
 

Спортивный велосипед, не приспособленный для пересеченной местности, жёстко отрабатывал встречающиеся на тропинке кочки и корни деревьев. Несколько минут назад Лена в потоке встречного ветра зацепила глазом какую-то мелкую мошку. Останавливаться не хотелось, и она ехала, прищурив один глаз и спотыкаясь обо все возможные неровности дороги. Очевидные хитрости тела познаются как раз в такие минуты. Сегодня на кочках и на ямках Лена вырабатывала понимание того, зачем у человека два глаза. Оказывается, глаз, оставшись в одиночестве, лишал картинку объемности: кочки не казались кочками, пока на них не наедешь, ямки вообще превратились в нежданные сюрпризы. В конце концов, Лена устала от такой езды и, затормозив, неуверенно спрыгнула с велосипеда. Ей казалось, что она крутила педали уже целую вечность, но уехала недалеко, город был совсем ещё рядом. Если обернуться, то можно увидеть окраину, разноцветные заборы и дома в несколько этажей, выныривающие тут и там из-за пестрой зелени всевозможной растительности. А если не оборачиваться, то можно было выдумать, что ты уже где-то очень далеко, в прозрачном и светлом перелеске.

Лена положила велосипед на взгорок и стала выискивать взглядом свою спутницу – чёрную и прогонистую дворняжку с неуместным именем Белка. Той не было видно. Как обычно, убежала далеко вперёд, увлекаемая запахами и накопившемся в ней нерастраченным движением. Девушка присела рядом с велосипедом, подминая под себя густую и упругую траву, и повернулась спиной к городу так, чтобы почувствовать себя за его пределами.

Перед ней раскинулась большая поляна, скатывающаяся холмами вниз, в сторону леса и реки. В дневном мареве поляна жила и звучала, исполняя музыку лета. Лена не разбиралась в тех насекомых, которые создавали треск и жужжание вокруг нее. Как любой человек, готовый упрощать всё, что не понимает, она бесхитростно заподозрила во всём этом шуме тех, с кем была знакома с детства – кузнечиков. «Вот уж, действительно, выскочки», – усмехнулась про себя девушка, растирая глаз и пытаясь очистить его от навязчивой мошки. Её покой длился недолго, вскоре в высокой прошлогодней траве послышался звук быстрого движения, и на тропинку вылетела чёрная жизнерадостная псина, увешанная колючками репейника. Ещё не добежав до того места, где расположилась юная велосипедистка, собака начала извиваться всем телом в предвкушении хозяйской ласки. По её виду можно было подумать, что она не видела любимую хозяйку бесконечно долго и теперь готова излить на неё всю свою радость.

– О-о, нет, нет, нет! – вскрикнула девушка, смеясь и поспешно пытаясь подняться. Но было уже поздно. Белка налетела на неё вся: вместе с лапами, репейным хвостом и мокрым языком. Карябаясь, ласкаясь, поскуливая. – Ну что ты делаешь, Белка? – болезненно сморщилась девушка и оттолкнула собаку, когда та больно обожгла её бедро своими когтями. Белка угомонилась и села напротив, блаженно щурясь и часто дыша через длинный и мокрый язык.

– Бестолковая и непослушная псина, – отчитала девушка собаку, осторожно прикасаясь к воспалённым царапинам на своей ноге. – Знала бы, что ты такая – оставила бы тебя на улице, мёрзла бы там.

Едва ли Белка озадачилась угрозой, поэтому она расценила слова хозяйки, как приглашение в путь, вскочила на лапы и завиляла хвостом.

Велосипед Лене подарили родители. Девушка была уверена, что инициатором этого подарка был отец. Ну, во-первых, он в юности занимался велоспортом и очень любил велосипедные прогулки. Во-вторых, мама в этих вылазках его никогда не поддерживала, но зато имелась повзрослевшая дочь. А в-третьих… Что же, в-третьих? Лена потеряла нить мыслей и растворилась в ласковом солнце и гудящей трескотне. Она замерла, впадая в состояние летнего томления – это когда ты ещё не плавишься от жары, но и двигаться уже не очень хочется. Ах, да, в-третьих. В-третьих, были её додумки – она могла предположить, что отец, глядя, как быстро у дочери отросли ноги, решил, что её ждет большое спортивное будущее. Вот они с матерью и подарили ей не то, что полагается дарить девочкам, а хороший спортивный велосипед. С жутко жестким сидением, тоненькими колёсами и неудобно изогнутым рулем. Отец очень ошибся, возлагая на дочь спортивные надежды. Отросшие за год ноги очень быстро округлились и заняли достойное место в женственной и чуть полноватой фигурке. Лена выросла и оформилась буквально за один год, превратившись из нескладного подростка в грациозную и мягкую в чертах и движениях девушку. Но подаренный велосипед оставался знаком заботы и внимания, а отца Леночка очень любила. Чтобы его не расстраивать, с наступлением весны она начала осваивать свой подарок. Поначалу тело болело в самых неприличных местах, но потом привыкло, а езда на велосипеде понравилась. Отец же был на седьмом небе от счастья.

В выходные, когда позволяла погода и мамины планы, они с папой уезжали за город. Конечно, было бы куда интереснее прокатиться с друзьями, но так уж оно сложилась, что её лучшие подруги не разделяли Лениного увлечения, а того самого, с кем девушка была готова уехать «хоть на край света», пока ещё не нарисовалось. Впрочем, с отцом тоже было очень интересно. Он много знал про их город, много про природу, про травы. Казалось, что он вообще знал всё и обо всём. «Как он всё это в себе носит?» – удивлялась Лена обычной отцовской молчаливости. В стенах их квартиры он вёл себя совершенно иначе. Лена улыбнулась, вспомнив об отце. В их последнюю поездку он пообещал матери, что они с Леной наберут за городом по ведру лесной земляники. Лена не смогла оценить предстоящей катастрофы по достоинству, пока они не приехали на потайную полянку известную, наверное, только её отцу. Прозрение наступило уже через полчаса, когда Леночка заглянула в своё ведро и вместо предполагаемой горы ягоды обнаружила жалкую кучку, едва прикрывающую дно. Весь день, с утра и до заката, они ползали на четвереньках, выбирая из травы сладкую, ароматную, но ужасно мелкую лесную ягоду. Через два часа такой работы нашей героине казалось, что на этой поляне она уже прожила целую жизнь. Леночка пережила там бессчётное количество эмоций: радость весны; радость вкуса; усталость; отчаяние; удовольствие от простой еды и от возможности просто растянуться на отцовской куртке и смотреть в небо; снова усталость; бешенство; бешенство, умноженное на два; на три; тихое удовольствие от знакомых с детства песен; безысходность и, наконец, удовлетворение и жуткую усталость.

Когда они вернулись домой, мама чуть было не добила падающую с ног дочь. Она встретила их на пороге, как всегда деловая и занятая, забрала у Лены тяжелое ведро и на ходу бросила: «Ну вот и молодцы. Сейчас быстренько ягоду переберём и отдыхать».

Вернувшись из прошлого, девушка встала и сладко потянулась, предвкушая спокойный отдых. Сейчас она ехала именно туда, где они собирали ягоду. Это место было в стороне от тропы, которая вела через лес к рыбацкому поселку. Поляна разлеглась на невысоком утесе реки и с трех сторон была окружена деревьями, которые делали её закрытой и недоступной для случайных прохожих. Один из краёв утеса осыпался, и по нему можно было бы, наверное, спуститься к воде. Впрочем, Лена не пробовала этого сделать. Обычно они приезжали сюда вдвоём, но сегодня был рабочий день и первый день каникул, и девушка приехала одна, утаив от родителей свои планы.

Поляна встретила её светом, по-доброму отдавая все, чем сама располагала. Внизу у воды слышался лай Белки, которая убежала поздороваться с хлопающими о берег волнами, как обычно. На середине поляны стояло огромное дерево, и девушка направилась к нему. Она скинула со спины рюкзачок, принимая телом дыхание летнего бриза. «Как же здесь хорошо». В тени дерева её охватил озноб, и Лена взялась раскладывать вещи, затевая процедуру обживания. Закончив, она разделась до купальника и вытянулась на солнце. «Блондинка – это карма. Есть же счастливчики, которые от первых же лучей Солнца покрываются золотистым загаром. Не дано». Мама уже давно приучила её к мысли: «Доченька, мини – это не твоё, тебе этого и не надо. Ты и без мини самая красивая». Мама наверняка обманывала.

Вода мягко плескалась где-то внизу, под утесом. Назойливая муха зудела вокруг лица, а затихая, начинала щекотать лапками. Дерево над головой о чем-то разговаривало само с собою, а Солнце ласково забавлялось его тенями. Лена убегала сама от себя, куда-то вглубь и вдаль, растворяясь в своих мечтах и в неге ласковых солнечных лучей. Девушка и не заметила, как задремала. Тень дерева уже давно сместилась в сторону, допуская неумолимое и обманчиво-ласковое светило до белой кожи нашей героини. Лицо ещё скрывалось под рябью рассеянного света, и поэтому сон морил, то накатывая, то приотпуская. Рождающиеся в моменты пробуждения мысли были редкими и тягучими, а тело ватным и ленивым.

Ощущение того, что на неё кто-то смотрит пришло к Лене неожиданно и отрезвляюще. Сон ушёл сразу, но вялая неподвижность ещё оставалась. Сначала девушка решила, что это Белка вернулась из своих бесконечных поисков и гипнотизирует её, выпрашивая внимание. Однако беспокойство нарастало, и Леночка поддалась ему. Она приоткрыла глаза, но ничего рядом с собой не увидела. Почему-то волнение не отпустило, а ощущение присутствия чужого человека стало ещё сильнее. Лена приподнялась на локтях и вздрогнула на звук покашливания за своей спиной.

Знакомство у барьера

СТИХ ПЕРВЫЙ. ЭПИЗОД ШЕСТОЙ.

 
Слышу где-то звук людей,
Ткани дышат в ритме ног,
Среди мрака и теней
Понял, что не одинок.
        По щеке скользит рука,
        Поцелуй смочил губу.
        Голос чище родника.
        Но не вижу, не могу.
Я ловлю малейший звук,
Чтоб смотреть на мир без глаз.
Вместо них – движенье рук,
Беглый пальцев пересказ.
        Слышу: «Милый мой слепец,
        Это я здесь, Шизали.
        Заколдован мой дворец —
        Он не видим, я в тени.
Приманить тебя красой —
Очень скучная игра,
Полюби меня такой,
Будь ослепшим до утра».
        Голос нежен, в сердце страх.
        Что мне тень, коль я незряч?
        А не яд ли на губах?
        А не ты ли мой палач?
Кто был тот, кто в темноте
На плечо мне руку клал?
Почему меня к тебе
Вывел этот жуткий бал?
        Ты целуешь, я в ответ.
        Почему же плачем мы?
        Надо ль твой вскрывать секрет
        Иль счета оплачены?
И осталось выждать миг
И дать яду кончить день?
Скрыт в потёмках женский лик,
Может, ты та злая тень?
 

Лена разглядывала пятнистый от жизнеутверждающего весеннего Солнца больничный подоконник. Казённая занавеска отрезала от солнечного потока узкую полосу яркого света, а всё остальное придерживала на себе, пропуская муаровый узор и тепло. Весной дурное настроение противоестественно, оно скорее диагноз, чем душевное состояние. Впрочем, в этой больнице оба понятия были неразделимы.

Леночка принимала в себя весну, но задора, приносимого яркими лучами, в ней не было. От этого весеннего света, перепутанного с тенями листвы и запахом старого здания, на душе становилось одновременно и грустно, и тепло, но всё-таки никак не весело. Вспомнился велосипед, Белка и полянка. Не так уж и много времени прошло с того дня, когда она собиралась в свою первую самостоятельную вылазку. Кто бы мог подумать, что события того дня так перевернут её жизнь? Принесённый кем-то старый металлический будильник отбивал секунды, по-хозяйски расставив ноги на нагретой Солнцем тумбочке. Шум за дверями палаты утих. Тамара уснула. Маша надулась и молчала, перелистывая страницы потрепанной и сотню раз перечитанной книги.

Лена спустила ноги на пол и на ощупь нашла свои тапочки. Солнышко, уходя в зенит, забирало свои лучи из их палаты и выманивало пятно света с тумбочки. Ещё несколько минут, и последняя полоска весеннего настроения перекочевала на подоконник. Захотелось положить руки на пока ещё теплую поверхность тумбочки или на подоконник – под свет, под тепло. Лена так и сделала. Солнце грело, натерпевшись за зиму и не в силах более сдерживать свой беспечный и непреклонный нрав. Ему было безразлично состояние зрителей и потребителей, оно светило, не разбираясь, куда оно светит и надо ли сюда светить. «Как, наверное, плохо в мужских палатах на той стороне коридора, без солнышка», – подумала девушка. Посмотрев на уснувшую Тамару, Лена решила, что уже в силах решиться на первую прогулку и сама. Она отошла от окна и направилась к двери на выход из палаты. Коридор оказался пустым, если не считать двух стариков, сидящих на корточках у стены. На какое-то мгновение Лена растерялась. Идти, в понимании нормального человека, было совершенно некуда. С одной стороны коридор заканчивался глухой стеной, с другой – окном. На пути к окну располагался санитарский пост и перегородка вполроста с дверкой. Девушка решила начать знакомство с местностью с глухой стены. Она дошла до намеченной цели, развернулась и пошла назад. Не доходя нескольких шагов до сидящих в коридоре мужчин, она снова развернулась и пошла обратно. Лена чувствовала на себе взгляды, тяготилась ими, но этот поход уже воспринимала как поединок с самой собой. На третьем кругу она решилась на полный маршрут и дошла до санитарского поста. Чиркнув безразличным взглядом сразу по всему, что находилось за перегородкой, она опять развернулась и отправилась в обратную дорогу. Взгляд девушки успел выхватить окно с видом без перспективы, пару зашмыганных больничных стульев и худощавого паренька в белом халате, разглядывающего её с интересом и некоторым ожиданием. Когда Лена уходила от поста, она спиной ощущала на себе его взгляд, его любопытство.

На третьем или четвертом круге парень её окликнул.

Лена уже около часа стояла рядом с санитарским постом и разговаривала с молодым человеком в белом халате. Разговор сложился сразу, и ей было уютно в его компании. Не хотелось прерывать беседу и уж тем более уходить. Нашей героине было непривычно легко в новом обществе, это так не соответствовало её характеру, что добавляло в общение ещё одну интригующую и нелогичную связь. Девушка могла её почувствовать, но не могла объяснить.

Молодого человека звали Колей. Он не пытался флиртовать намеренно, но, кажется, флирт был в нем врожденным свойством. Юноша был неглуп и обходителен. Он без труда вскрывал интонации в оброненных фразах и легко приспосабливал к ним свои мысли и слова. Николай выплеснулся на неё сразу, не дав времени на настороженность или пробу первых слов и ответных реакций. Теперь они говорили обо всем, как-то очень быстро сблизившись по духу, но оставаясь пока ещё закрытыми в глубоко личных темах. С первых же минут девушка почему-то поняла, как важно ей сейчас быть самой собой. Лена рассказывала про дочку, про себя. Про больницу она говорила неохотно. Она даже сама шутила и смеялась над своими и над его шутками. Николай же, напротив, был серьёзен, говорил только о больнице и о своих впечатлениях, безусловно отделяя Лену от принадлежности к пациентам. Он произносил «мы» в совместных предположениях и оценках и говорил с ней как со своей, упоминая больных, как что-то обособленное и непонятное для них обоих. Лене это нравилось. Лену это смущало.

Ещё час пролетел незаметно. Медсестра сделала молодому человеку замечание о том, что в тихий час пациентам положено быть в палатах, но он не отреагировал, а Леночка доверилась ему. Внезапно в девушке проснулось желание быть привлекательной и нравиться. Это было то, что она совершенно упустила в себе, проживая в палате с другими женщинами. Растерявшись в момент пробуждения этой потребности, потеряв нить беседы, Леночка быстро спохватилась и стала мысленно перебирать картинку того, как она могла сейчас выглядеть. То, что ей представилось, её напугало, щеки девушки вспыхнули. Наша героиня прекрасно знала в себе этот эффект и то, как легко проявлялась на её светлой и тонкой коже краска застенчивости.

– Что-то мне нехорошо стало, – на дворцовый манер произнесла девушка и отшатнулась от перегородки, уходя от честного дневного света окна под мертвенный свет больничных светильников. – От таблеток, наверное. Пойду к себе, – она смущенно улыбнулась, пытаясь притушить в себе разбуженную скованность.

Леночка сделала несколько шагов назад, потом развернулась, непроизвольно прощупывая и поправляя собранные на затылке легкие и непослушные волосы. Руки как всегда в подобных ситуациях выручили её, забрав волнение в себя и в быстрые наработанные движения. Поправив заколку и подоткнув под неё выпавшую прядь, ладони плавно и текуче переместились в карманы длинного домашнего халата. Лена догадывалась о том, как взгляд молодого человека провожает её. Руки продолжали без подсказок верно служить своей хозяйке и дорабатывали то, что он должен был увидеть – слегка натягивали ткань на спине, выделяя женственность талии и мягкую красоту фигуры. Её движения были непроизвольными, хотя девушка и знала производимый ею эффект. Сейчас это почему-то сыграло против неё. Она смутилась ещё сильнее и поспешно вынула ладони из карманов, попыталась найти им применение. Руки, подловленные на хитрости, перестали слушаться, двигались ломко и неестественно, выдавая её состояние. Забота о них через секунду перестала быть главным мотивом в нашей героине. Её беспокоило собственное нежелание уходить от этого молодого человека. Притяжение ощущалось физически, но ему в противовес выступала внезапно проснувшаяся рассудительность и мысль о том, что у неё всегда есть право снова случайно оказаться рядом с постом. Она знала, что если она захочет приблизиться, то обязательно будет окликнута.

Дойдя до середины коридора, девушка немного расслабилась, понимая, что на таком расстоянии можно не стыдиться своих горящих щёк. Она сдержала шаг и пошла чуть медленнее. С таким лицом входить в свою палату было нельзя. Соседки наверняка уже проснулись, а женщины всегда видят чуть больше, чем могут видеть мужчины. И всегда приписывают этому причин в разы больше, чем есть на самом деле.

Палата приняла её сонным безмолвием и духотой. Наша героиня закрыла за собой дверь и остановилась, не проходя внутрь. Она не знала, чем теперь себя занять. Очень хотелось сразу же вернуться к посту, но делать этого не стоило. Стоило прилечь и успокоиться, но этого очень не хотелось. В колебаниях прошло не больше нескольких минут, когда её соседка Тамара развернулась и, увидев стоящую у двери девушку, поднялась с кровати.

– Ты что? Уже нагулялась? – спросила она. Тамара говорила, наспех проигрывая начало каждого предложения и заканчивая тягучим ударением на его конце.

– Да, хватит. Там всё равно ходить негде, – уклонилась от ответа девушка.

– Нет, так не пойдет. Тут выгуливаться обязательно надо. Чтобы самой спалось, без посторонней помощи. Иначе вот такой же станешь, – Тамара взглядом указала на одну из заторможенных соседок, – Пойдем ещё поциркулируем.

Женщина быстро и ловко привела себя в порядок и, не давая девушке возможности присесть, потянула её обратно в коридор.

– Тамара, через пять минуть, – запротивилась Лена, пробираясь к своей кровати и на ходу освобождая волосы от заколки, которая стала раздражать. Тамара понимающе ослабила давление и неожиданно грузно уселась на свою кровать.

– Когда выпишут тебя отсюда, поедем ко мне в гости? Ты замуж собираешься? – без обиняков поинтересовалась Тамара, рассматривая девушку и найдя её очень милой.

– Была я там уже.

– О, ты моя хорошая. Шустрая. А что разбежались?

– Так получилось, – Лена сказала и осеклась, не желая продолжать эту тему. Тамара уловила эту нотку и бодро продолжила.

– А детишки есть?

– Дочка есть.

– Понятно. Ты из-за него здесь? – Тамара вприщур посмотрела на Лену и, отметив в ней растерянность, быстро продолжила, не дожидаясь ответа, – А давай я тебе после больницы мужа правильного найду? Тебе какой нужен: под каблук или чтобы, как за стеной?

– Лучше «как за стеной», – Лена неуверенно засмеялась. Тамарина прямолинейность и напористость веселили.

– Есть у меня такой на примете. Ты сама-то как? Смирная или буйная? – Тамара засмеялась, поняв неуместность взятой формулировки именно здесь и сейчас, – Я в том смысле, что мужика уважать готова?

– Ну, – начала Лена и замялась, не поняв ни неожиданной инициативы соседки, ни самого вопроса.

– Леночка, ты вот меня послушай, – начала Тамара тоном опытной свахи, – У вас тут всё по-другому. Три года живу, а никак не привыкну, – Тамара задвинула себя чуть глубже в кровать и расположилась говорить.

– А Вы откуда приехали?

– Я оттуда, – отмахнулась Тамара рукой в неопределённом направлении. – Я, когда дочку замуж отдала за русского, он сначала у нас жил, как женились. Это там ещё, – она опять махнула рукой в ту же сторону, – пока мы сюда не переехали. Вот. Прихожу я как-то домой, а у нас гости с порога да на выход. Я им говорю: «А вы что так скоро? Оставайтесь, я сейчас ужин накрою.» А моя доча, мне тихо так на ухо жалуется: «Он, – говорит, – наших гостей задом встречает», – Тамара передала Лене взглядом своё недоумение. – Говорит: «Они сами пришли, я их не приглашал». И на диване к гостям спиной повернулся. Спать, значит. Ну так, так так. Кто же мужику перечить станет? Я вечерком зятька ужином покормила, подсела к нему рядышком и говорю ему: «Ты, зятек, у нас теперь старший в доме. Ты вот, как старший, скажи – как нам дальше к тебе приживаться. Мы можем по-разному. Хочешь, велю дочери, жить как ты привык – особнячком. Только тогда и она, и я, себя будем вести тоже по-вашему. К тебе гости придут, если случайно, чай с бутербродиком покушают и домой, пока не засиделись. Нам с ней от этого только облегчение. А хочешь, давай как тут принято – местные законы они под мужчину писаны. По ним – женское дело тебя ублажать и радовать. Только и с тебя тогда спрос другой, – Тамара сделала паузу на осмысление, а затем продолжила. – Ты заметил, что как ты тут появился, даже мой брат уже в гости не ко мне идет, а к тебе? И если от калитки крикнет, а ты на своё имя не выйдешь – он никогда не войдет. Меня он даже не позовет». Одним словом, много я ему тогда рассказала. Чтобы за один раз и больше мужика своим умом не пугать, – Тамара гордо подбоченилась и замолчала, озорно поблескивая темными глазами и напрашиваясь на одобрение.

– И? Как он решил? – с интересом подтолкнула Лена женщину к дальнейшему рассказу. По ходу рассказа её подмывало вставить пару слов, особенно про местное гостеприимство зацепило, но спорить со своей новой и единственной в этом заведении подругой не хотелось.

– Так он умный парень. Путанный немного, а так – золото, а не зять. – заключила Тамара, не сдерживая себя в голосе, – Да и я у него сейчас лучшая теща в деревне.

– Ну да? – не удержалась от смеха девушка.

– Никаких сомнений. Все его друзья да родные знают, что к нему можно прийти в гости в пятницу, а уйти в понедельник, – она сопровождала каждое своё заключение рубящими движениями руки. – Сытыми да постиранными. И мы с дочерью не жалуемся, – подытожила женщина рассказ о воспитании зятя, – так что, краса моя, не переживай. Тебя я точно определю как полагается. Только вот выйти отсюда надо.

– А вы-то, как сюда попали? – удивилась Лена.

Чем больше открывалась перед ней женщина, тем сильнее становилось непонятным присутствие этого кипучего и прямолинейного человека в подобном месте.

– А у меня бабий век кончился, вот меня и понесло, – легко прописала себе диагноз Тамара, – Это нормально. Мои терпели, пока я вилами порося не пропорола, а потом напугались, – она хитро подмигнула Лене и толкнула её в колено. – Наверное, подумали, что пороси-то кончатся, а вилы останутся.

– Вот Тамара! – засмеялась девушка.

– Да-а. И меня своим видом напугали. Вот я сюда и сдалася. Здесь такие, как я, частые гости, только они среди мирных – на втором этаже, – женщина ткнула пальцем вверх. – Наверное, у них в нужный момент ни порося, ни вил под руками не оказалось, – Тамара весело кольнула взглядом, лукаво улыбаясь, – Я себя хорошо веду, перебесилась. Выгонят скоро, наверное, на второй этаж – к тихоньким. Ты не переживай, я тебя тоже туда заберу. Рано тебе ещё среди этих вон, – она кивнула в сторону остальных женщин. – Тебе замуж надо.

– Да кому я нужна? Я же ненормальная, – усмехнулась Елена, и в её голосе послышалась слишком весёлая и ощутимая нотка плохо сыгранной реплики.

Тамара осеклась на несказанном слове и пристально посмотрела на девушку.

– Хватит прихорашиваться, – уже без лихого веселья сказала женщина, всё ещё приглядываясь к новой подруге. – Что-то мне кажется, что нормальней тебя ещё поискать надо. Ты не притворяешься ли девица?

– Почему притворяюсь? – Лена вспыхнула краской и напугано посмотрела в изучающие её глаза.

– Ладно, – Тамара опять улыбнулась. – Кончай красоту наводить, иначе до моего жениха очередь не дойдет. А у меня уже планы.