Текст книги "Шизали"

Оставь её одну

СТИХ ПЕРВЫЙ. ЭПИЗОД ДЕСЯТЫЙ.

 
Маска грешное лицо
Прибрала, едва вкуся,
Снова мне приятен тон
Голосов, что голосят.
       Кошки – скрипки, сцена – бал,
       Танцы покалеченных.
       Я страшусь найти тебя
       Среди тел, мной встреченных.
Обезглавленная мразь
В глотку льёт шампанское.
Кто-то смыл и кровь, и грязь,
Вальсом пляска адская.
       И костлявою рукой
       Снова скованно плечо:
       «Что ж, доволен я тобой,
       Снова зрячий дурачок.
Чтоб замять с лицом возню,
Принял я решение:
На, бери мою косу,
Дар – не предложение.
       Брось топор – шутов удел,
       Мне тут нужен чистый зал.
       Лишь одну средь сотни тел
       Ты оставь, раз так искал.
Если кто-то будет ныть,
Всё в твоих руках, герой.
И не бойся погубить,
Этот праздник только твой.»
 

Время шло, я стал привыкать и к больнице, и к её порядкам. Разобравшись в себе и в местных правилах, я начал получать удовольствие от общения с больными, от их уважительного отношения к себе. Лена меня сторонилась, но уже не пряталась, как некоторое время назад. Я точно знал, что у неё в больнице было немного друзей. Её любили санитарки за безотказность, к ней тянулись все, кто имел шанс на общение, но из друзей были я, Тамара и Артём. Поскольку каждый из этих людей уже отметился в предыдущих главах, повторяться не стану, но добавлю несколько слов об Артёме. Наши с ним отношения на первых порах были сложными, и я бы предпочёл промолчать про те дни, но про то, что он был неравнодушен к Лене, сказать стоит. Он демонстрировал внимание к ней регулярно и не всегда в приятном для меня исполнении. Первое время мне казалось, что Лена избегает его, он же был настойчив: искал её общества, подходил во время прогулок, вторгался в наши с ней разговоры. Он не спрашивал нас: «А не помешаю ли я вам?», впрочем, здесь этого вообще никто не спрашивал. Когда он видел нас вместе, то обязательно вклинивался, ломая беседу и вставляя свои реплики.

Время шло, его визиты на пост перестали носить профилактический характер, сквозь колкое недоверие у нас с ним пробились общие темы, и он стал заглядывать на пост и без Лены. Она же, будучи застигнутой им в коридоре, стала коротко принимать его общество и без моего участия. Когда я видел их вместе, то ловил себя на чём-то, отдаленно напоминающем ревность, но утешался мыслью, что для меня это к лучшему.

Общения со мной Лена избегала, и меня это беспокоило. Непонимание происходящего путало мысли, точило самолюбие и распирали невыговоренные мечты. Работа стала утомлять и раздражать. Однажды, явившись на очередную смену, я узнал, что дежурить предстоит одному. В потоке собственных мыслей я пережил утренние процедуры, подготовку к завтраку и сам завтрак. Спустившись после столовой, Артём задержался на посту, попросив разрешения посидеть у окна. Я не возражал, он был интересным собеседником, но сегодня разговор не клеился. Помучив друг друга несколько минут, мы замолчали и сидели, отвернувшись в окно. Я расположился спиной к лестнице, поэтому, услышав скрип деревянных ступеней, обернулся и зацепил взглядом спускающуюся Лену.

– Всё хорошо? – спросил я, не найдя других слов.

– Да, спасибо, – проронила она, стараясь побыстрее уйти.

– Лен, ты что-то и не остановишься, и не поговоришь, – с напускной веселостью постарался я прервать этот бег в стиле Тапыча.

– Не надо говорить, – ответила девушка.

– Не трогай её, – сухо выдавил из себя Артём.

Я не ожидал от него подобного тона, да и мои волнения всё ещё оставались без ответа, поэтому я привстал и снова окликнул девушку, уже через перегородку.

– Тебе же говорят – не трогай её, – снова одёрнул он.

– Почему? – удивился я, оставаясь стоять.

– Её из-за тебя таблетками травят. А теперь санитарка предупредила, что если медсестры ещё раз застанут её в обществе мужчин, то назначат сильные уколы. Не трогай её, ей и так тяжело, – ещё раз повторил он, но уже с просительной ноткой в голосе.

– А что, просто так нельзя было раньше сказать? – я вернулся на стул и посмотрел на парня с раздражением.

– А ты бы понял?

– Что вы тайны какие-то плетете оба? – не выдержал я. – Чего в молчанку-то играть? «Плохо» – я что ли её сюда уложил? И вообще, ты почему со мной так разговариваешь? Как я должен был про таблетки догадаться?

– Ты что совсем идиот? – тоже перестал скрывать свою злость Артём, – Ты совсем не видишь, что с ней происходит?

– Ну ты умный, проясни.

– А ты сам глаза разуй. Все видят, кроме тебя, – лицо Артёма стало злым и перекошенным. – Какие тайны? Тебе можно правду в лоб лупить, а ты ничего не поймешь. Или ты решил, что она дурочка? Или, может быть, ты думаешь, что я тоже псих? Студент ты и есть студент, думать не хочешь – ждёшь, когда само прилетит.

Где-то за течением нашего разговора я поймал себя на мысли о том, что моя симпатия к нему улетучилась, и мне ужасно хочется его наказать. Ни ударить, ни одернуть, а именно наказать. За его взрыв; за то, что он позволяет себе так разговаривать с «самим санитаром»; за то, что он говорит о ней так, словно их что-то связывает. Но следом пришла другая мысль – если его сейчас услышат, то наказывать мне его придётся под принуждением.

– Заткнись, – спокойно ответил я, – беду накличешь.

Артём резко прервался, глубоко вдохнул через закушенную нижнюю губу и продолжительно выдохнул через стиснутые зубы. Мой организм тоже гнал кровь в бодром режиме и тоже требовал воздуха.

– Спокойно скажи. Я ничего не понял. И не ори, нам это обоим не надо.

– Ох и тяжело с тобой. Вот ведь, и что она в тебе нашла?

– Ты-то чего переживаешь?

– Я чего переживаю? – его глаза вылезли из орбит, и мне показалось, что он вот-вот сорвётся. Артём несколько раз открыл рот, безуспешно пытаясь что-то произнести. Наконец, он пришёл в себя и почти спокойно сказал, – Да если б не ты. А ты понимаешь, что я здесь из-за неё? До тебя не доходит, что ты влез в наши с ней отношения? Если бы ты меня тогда не привязал…

– То есть? Ты что, знаешь её? – спросил я, пропустив последнюю фразу.

Я действительно был ошарашен. Мне казалось, что я видел их знакомство, присутствовал при начале отношений. Я с сомнением и подозрением посмотрел на своего собеседника.

– Да не смотри ты на меня так, – Артём переждал мой изучающий взгляд и отвёл глаза. – Сейчас знаю, а до этого не знал, как человека. А так – знал. До того, как сюда лёг. Мы долго общались, но не встречались. Я даже голоса её не знал.

– Вот скажи мне, сейчас было то, что ты называешь лупить правду в лоб? Как я этот бред понять должен?

– Понятнее и не скажешь, – буркнул Артём. – Ну, просчитал я её визит сюда. А по-другому бы и не нашёл. Я и живу-то до сих пор только из-за неё. Не было бы её, давно бы ушел. А тут ты влез. И что мне теперь с тобой делать?

– Артём, а ты действительно «косарь» или полноценный клиент? Ты чего несёшь? «Не знал, но видел», «Ушёл бы без неё». Ты понимаешь, что я тебя сейчас сам врачам сдам? Пока ты чего-нибудь не натворил.

– Ты о чём? – Артём вынырнул из своих мыслей и непонимающе уставился на меня. – А-а-а, ты вон о чём, – он рассмеялся. – На этот счёт не бойся. Вешаться не стану. Ты что, действительно, не понял, о чём она тебе рассказывала?

– Слушай, ты думаешь она одна мне что-то рассказывает? – взбесился уже я, – Вот Степашка, например, рассказывал мне утром, что мы с ним от одного римского рода произошли. Братья мы. Только мои предки дальше плодились на скандинавской территории, а его в Египте осели. А так мы родственники. Он мне полчаса выкладку давал с фамилиями и адресами его родни и моей. Я теперь половину римских императоров по именам знаю. Мне что, записывать за ним надо было? Или, может, я капитан КГБ, как мне Ася по секрету выдала? По её версии, мне Дядя Миша до майора расти не даёт из зависти, потому что у меня за спиной внешняя разведка, а он тыловая крыса. Может, мне для карьерного роста на Тапыча донос написать или в разведчики вернуться? А хочешь со мной? Ася обещала помочь, если что. Говорит, что третья мировая не за горами и Штаты в скором времени Югославию бомбить начнут – резиденты нужны стране.

– Тпру. Понесло тебя, – примирительно улыбнулся Артём, – Ладно, давай остынем. Потом поговорим.

– А давай сейчас поговорим? – не унимался я. – Вот, кстати, Лёлик. Родной, иди сюда.

Лёлик был одним из самых ярких персонажей в этой больнице. Рыжий, всегда аккуратно причёсанный и одетый в светлую рубашку и брюки, он доставал своих соседей по палате постоянными переодеваниями: идёт в туалет – аккуратно оденется, причешется; захочет прилечь – разденется, аккуратно всё повесит. Меня он развлекал рассказами про общение с животными, букашками, деревьями. С кем он только не общался. Но следовало признать, что качество изложения его фантазий было действительно на высоте. Если останется время и место в книге – обязательно приведу пример.

– Всё, не надо Лёлика. Давай на этом остановимся, – с каждой сказанной фразой голос Артёма становился всё спокойнее и спокойнее. – На меня Анжела уже два раза из своей конуры выглядывала. Пойду я в палату, мне репутацию беречь надо. У меня от ваших таблеток сны пропали, да и выписываться пора.

Он встал и на несколько секунд задержался у перегородки.

– Подожди, – остановил его я. – Ладно, если Хлыст не придёт на ночь, поговорим? Расскажешь? – спросил я его, чтобы мирно закончить этот неприятный и непонятный разговор.

– Расскажу, расскажу, – спокойно ответил Артём, – Лену только не трогай. По-хорошему прошу.

– Ну что ты всё обостряешь? Неприятностей хочешь?

– Не пойму, что она в тебе нашла? – он смотрел на меня и пытался что-то разглядеть. – Не делай ошибки. Прошу, не лезь к ней, пускай сама поймёт. А лучше вообще забудь про неё. Сделай хоть что-нибудь хорошее для других, раз уж тебе дали право чужими судьбами распоряжаться.

И он ушёл.

Хлыст пришёл вовремя. Я не знал, радоваться этому или расстраиваться. На следующую смену мне дали в стажёры нового санитара – я уже считался опытным и заслуживал доверия. Несколько смен я был увлечён процессом подготовки сотрудника и свалившимся на меня авторитетом. Я забыл о нашем с Артёмом разговоре, а когда вспомнил, он уже не имел смысла.

Падение в жизнь

СТИХ ТРИНАДЦАТЫЙ.

 
Глаза мои завязаны,
                   В руке рука горит,
Слова, что были, сказаны,
                   Никто не говорит.
Крыло мое волочится,
                   Нога ступает в пыль,
На звук ведома. И скрипит
                   Разбитый мой костыль.
Я чувствую, как стало печь,
                   Как жаром обдаёт,
Устала я идти, мне б лечь,
                   Да что-то не даёт.
Я жар тяну из воздуха,
                   Вкус серы на губах,
Была когда-то ангелом,
                   Теперь в твоих руках.
Ты был сражен сиянием
                   От моего крыла.
Ты чёрен, а я белая,
                   Как нас судьба свела?
Углей, горящих предо мной,
                   Воспоминанье глаз,
И вот, рука моя в твоей,
                   Но где же я сейчас?
Мне запах жжёного пера
                   Дерёт и щиплет нос,
Кого винить? Сама дала вести,
                   Но вот вопрос:
Ведёшь меня ты в темноте
                   Уже не первый год,
Смогу ль вернуть я белый цвет?
                   Или и так пойдет?
 

– ВСТРЕТИЛИСЬ —

За её спиной кто-то был. В этом уже не было сомнений, но оборачиваться было страшно. Мирный рябой свет и мерное плескание реки под утёсом сразу ушли на задний план её восприятия. Лена как могла успокоила себя и обернулась. На траве в двух шагах от неё вольно расположился молодой человек. Он разглядывал девушку бесцеремонно, слегка щурясь, когда тень от дерева уходила с его лица. Дерзкий взгляд миндалевидных чёрных глаз и по-детски округлое лицо создавали противоречивое чувство мягкости и вседозволенности. В руках у молодого человека был пучок травы с затерявшимися в нём цветочками.

– Привет, куколка, – сказал незнакомец. – Вот, букет тебе купил, – он споткнулся на последнем слове, оценивающе оглядел охапку травы и протянул её Лене.

Девушке пришлось сесть и повернуться к нему, чтобы принять подарок. Она быстро сменила несколько поз, стараясь расположиться так, чтобы укрыть тело от быстрых и дерзких глаз незнакомца. Парень откровенно пялился, а Лене с каждой секундой становилось всё больше и больше не по себе. Конечно, можно было бы встать и одеться, но мысль о том, что он и за этим занятием будет её разглядывать, тоже не радовала, поэтому Леночка накинула на ноги покрывало и замерла. Шанс на то, что молодой человек уйдет – ещё оставался. Лена бросила укоризненный взгляд на спящую Белку и положила охапку травы рядом с собой.

– Вы извините, но не могли бы вы уйти, – попросила она. – Мне заниматься надо, – Девушка из-за спины потянула на себя рюкзак и раскрыла его в поисках несуществующей книжки.

Незнакомец молчал, смотрел на неё и улыбался. Лена поймала себя на том, что её руки начали дрожать.

– А я не буду мешать, я рядом позагораю, – ответил молодой человек, по-видимому, приняв какое-то решение.

Он стянул с себя футболку, продемонстрировав плотное, не по сезону смуглое тело, и снова сел, не прекращая таращиться. Лена отодвинулась и отвернулась. Не зная, чем себя занять, она продолжила бессмысленное копание в рюкзаке. Время шло, рюкзак был оставлен в покое, парень иногда вскрывал тишину каким-нибудь коротким заходом на беседу или забавным рассказом, но особой настойчивости не демонстрировал. Впрочем, на быструю доступность он её всё-таки проверил, но добился только того, что Леночка оделась и приготовилась бежать. Этот её испуг удалось заговорить рассказами о собаках и далёком море.

Тень от дерева сдвинулась ещё на час. Лена сидела, парень изредка вставал, перемещался по поляне. В очередной раз он встал, походя потрепал загривок ленивой и податливой Белки и сел напротив, заполнив собой картинку. Наконец, наступил тот момент, когда один из его рассказов зацепил девушку за нужную струнку, и Леночка засмеялась. Спустя ещё некоторое время, их разговор начал течь в обе стороны. Ощущение безопасности и горячей летней неги вернулись, Лена расслабилась настолько, что пару раз сама пошутила и позволила себе смеяться над двусмысленными заявлениями и маленькими пошлостями. Она пропустила тот момент, когда допустила возможность первого прикосновения, а спохватившись, замкнулась, пересидела волну смущения и начала поспешно складывать вещи. Однако улизнуть от молодого человека ей не удалось. Он помог ей перенести велосипед через овраг и всю дорогу больше уже не возвращал, лишая Лену возможности уехать. К её подъезду они пришли вместе.

– СОШЛИСЬ —

Его звали Славик. Славиком его звали абсолютно все. Он был ниже её ростом и очень подвижен. В своих ухаживаниях молодой человек был чрезвычайно настойчив, быстро познакомился с родителями и после своего визита к ним домой оставил в папе и маме скомканное представление о собственной персоне и непонятное беспокойство. В течение первого месяца он умудрился заполнить собою всё свободное время и спутать все мысли и планы девушки.

Тем летом она вообще всё перепутала: она путала своевременные подношения Славика и его комплименты с романтичностью; она путала неумелую обходительность с заботливостью и милой неловкостью; она путала своё отношение к нему с любовью; она перепутала этого человека с кем-то, кто действительно мог быть достоин её безграничного доверия. Славик был быстр в своих поступках, много говорил, казался простым и открытым и при этом оставался совершенно непонятным и непредсказуемым. Лена только спустя время поняла, что, в общем-то, она не просто не знает, кто есть Славик на самом деле, но и не может хоть приблизительно предсказать его следующий шаг. К несчастью, её мягкость и доверчивость к людям были предательски верны своей хозяйке. Поверив кому-то однажды, она продолжала верить ему во всём. Единственная ясность, которую Лена вынесла из отношений этого лета, заключалась в том, что скорая свадьба неминуема.

– ЖЕНИЛИСЬ —

После свадьбы она быстро забеременела. Когда букеты, купленные под эту новость, увяли, а новые сережки прижились на мочках ушей, девушка начала замечать, что молодой муж к ней несколько охладел. Складывалось ощущение, что его заботы по этому проекту себя уже оправдали, и теперь пришло время заняться делами более важными и совершенно секретными. Лена не устраивала сцен, не осуждала и не препятствовала. Она отметала все свои подозрения, но не могла отделаться от чувства, что живет с секретным агентом. Она даже шутила на эту тему, сравнивала мужа с героями фильмов, которые он притаскивал домой, а потом слушала его сложные мысли и путалась ещё сильнее. Она тоже пыталась скрывать и быть таинственной, но у неё ничего не получалось, её доверчивость и искренность прорывались наружу, но не находили себя в этих перекошенных отношениях. Её женственность и нежность таяли в создавшейся пустоте, никем не подхваченные.

Однако как бы ни волновали девушку возникшие сложности с мужем, природа брала своё. Она начала осознавать себя как будущую мать и погружалась всё глубже и глубже в себя и заботы о ребенке.

– ПОЖИЛИ —

Они оба изначально были за то, чтобы строить свою жизнь отдельно, в стороне от родителей. Молодые поселились в соседнем микрорайоне, в какой-то непонятной квартире с двумя комнатами, одну из которых занимал серый и молчаливый сосед. Его дверь была постоянно заперта, и Лена иногда даже забывала о его существовании. Славик на вопросы о соседе всегда отмалчивался. Девушка видела, что эти вопросы каждый раз вызывают у него растерянность, и перестала спрашивать мужа об этом человеке и об их планах на новом месте.

Чем занимался Славик, не знала не только наша героиня. До свадьбы в разговорах упоминался магазин запчастей, но как выяснилось позже – этот магазин был то ли продан, то ли совсем не существовал. Лена всего этого не выясняла. Деньги у них случались, и поэтому она не вмешивалась в дела мужа. Девушка с молоком матери впитала в себя понимание того, что ответственность за семью лежит на мужчине, а доверие к поступкам мужа – на женщине. Она исправно исполняла свою часть этого раздела и добросовестно вела домашние дела.

Через их квартиру проходил поток всякого рода проходимцев, которых её муж назвал деловыми партнерами и клиентами. Лена принимала всех как доброжелательная и терпеливая хозяйка, но, когда через полгода их совместной жизни она наткнулась на пистолет, спрятанный в диване, очертания бизнеса мужа стали недвузначно очерчиваться. Впрочем, она приняла и это. «Сор из дома» она не выносила, положившись на собственную мудрость и ответственность мужа за неродившегося ребенка, за их молодую семью. И хотя мудрости у неё действительно хватало, с его ответственностью всё было несколько иначе. Так они и жили.

За две недели до срока её родов Славик куда-то пропал. Вместе с вещами, пистолетом, начатым мешком сахара и двумя мешками привезенной родителями картошки. Сделал он это, следуя всем законам шпионского жанра – легко и непринуждённо. Тем утром он помог своей жене обуться, немного посуетился вокруг, провожая её на прогулку, и даже поцеловал и погладил тугой живот, а когда девушка вернулась домой – его уже не было.

Примерно через сутки, окончательно приняв случившееся, Лена взорвалась. Она лопнула внутри себя, очень незаметно для той пустоты, которая её окружала. Она плакала почти без всхлипов и винила во всём собственную глупость и неопытность. Через несколько дней рассудок к ней вернулся, и она уже не могла понять, чего же в ней больше: отчаяния или облегчения. До неё доходили слухи о том, что Славик жив и здоров, доходили ещё кое-какие слухи, но она не давала им ходу дальше собственных мыслей. Она даже не искала им подтверждения, страшась окончательно разрушить в себе те остатки веры, которые до сих пор оберегали их семью в её собственном представлении.

Неожиданно для неё проявил себя сосед по квартире. Он вышел из своей комнаты на кухню поздно вечером, когда девушка угнездилась за крохотным столом с зелёной скатертью.

– Не помешаю, если тоже чайку попью? – спросил он из темноты коридора, громко чеканя слова.

– Нет, конечно, – ответила Лена, приходя в себя от испуга.

Сосед был высок и худ. Чёрный спортивный костюм, больше напоминающий китайское кимоно, висел на его плечах. Ощущение худобы это одеяние только усиливало, но Лена обратила внимание на то, что мужчина выглядел достаточно аккуратным. Особенно если учитывать его затворнический образ жизни. Ей самой уже который день нездоровилось. Это сказывалось и на настроении, и на внешнем виде. На себя не хотелось смотреть даже в отражение чайника. Поэтому, когда мужчина прошёл к плите и занялся приборами, Лена поспешно и как смогла привела себя в порядок. Сосед налил себе чашку чая и расположился на другом конце крохотного стола, втиснувшись на стульчик, зажатый между самим столом и старым холодильником.

– Через пару дней съезжаешь от меня? – спросил он.

Девушка вскинула голову и попыталась заглянуть мужчине в глаза, но не смогла – сосед сидел, склонив голову и погрузившись взглядом в процесс перемешивания чая.

– Почему съезжаю? Что значит, от Вас? – спросила Лена.

Внезапно, вне связи с разговором, ей стало нехорошо – низ живота неприятно потянуло и стены кухни поплыли. Она откинулась на спинку стула и закрыла глаза, не зная, чем ещё может угодить своему взбунтовавшемуся организму. Сосед поспешно встал и налил ей из-под крана стакан холодной воды.

– Выпей водички. Да не хватайся ты за горячее, – сказал мужчина, забирая у неё из рук чашку с чаем.

Лена послушно отдала ему чай, взяла воду и тяжело отхлебнула. Прохладная вода комом провалилась внутрь и принесла с собой облегчение.

– Прошло? – сосед беспокойно вглядывался в её побледневшее лицо, нависая над девушкой худым изогнутым телом.

– Спасибо, – ответила она, с благодарностью принимая его заботу. Сосед облегченно кивнул и снова втиснулся на свой стул.

– Ты не пугайся, дочка, я тебя не прогоняю, – спустя некоторое время продолжил мужчина. – Только чувствую, что ты сюда и сама больше не вернешься.

Лена опять попробовала найти его взгляд и впервые за всё время присмотрелась к лицу соседа. То, что она всегда принимал за серость, оказалось возрастом. По-видимому, перед ней сидел очень пожилой человек. Он был прям и подтянут, и при беглом взгляде это действительно скрадывало прожитые годы. Однако кожа и глаза говорили сами за себя. Когда он посмотрел на неё, она увидела, что глаза у него бесконечно глубокие, но очень уставшие и почти бесцветные. Старик и Лена некоторое время молча смотрели друг на друга, а затем Лена спохватилась и спрятала свой взгляд за стаканом с водой.

– Я не собиралась никуда уезжать. А Вы сказали: «Съезжаешь от меня», это что Ваша квартира?

– Конечно, моя. А чья же ещё? – ответил сосед и примерился худыми пальцами к неудобной ручке старой чашки. – Я в ней с самой постройки. Давно у меня уже никто не жил, а тут друг за Славика попросил. Говорит: «Возьми балбеса, ему в кои-то веки повезло с девчонкой. Может приживутся, да за ум возьмётся», – он покрутил чашку и вернул её на место, подгадывая расположение под рисунок скатерти. – При таком заходе как же не пустить? Сам всё равно из комнаты редко выхожу. На самом деле хорошо, что я согласился, может быть, и тебе помочь получится.

– А разве мне надо помогать? – Лена совершенно перестала понимать этот разговор.

– Да как же тебе не помогать? – искренне удивился и вроде бы даже возмутился старик.

– До сих пор сама справлялась, – Лена не умела спорить со старшими, но бесцеремонность незнакомца начинала тревожить.

– Ну, то «пока что». Да ты не бойся и не отказывайся, – старик заглянул в пустую сахарницу. – Вот ведь паршивец – весь сахар упер. И как ты себе этого ухаря нашла?

– Он сам меня нашёл, – ответила девушка. – Тёпленькой взял, солнышком разогретой, – вполголоса добавила она и поймала себя за язык, поняв, что впервые в жизни пожаловалась на мужа.

– Ясное дело, – спокойно резюмировал старик. – В твоём-то возрасте так и положено. Иначе, глядишь, и дети бы не рождались. Ты за это не переживай, свой самый неразумный поступок в этой жизни ты, кажется, уже совершила. Тебе послезавтра в ночь рожать, ты всё подготовила? – без перехода зашёл старик с нового козыря.

– Всё, – чуть не поперхнулась чаем Лена, – Только у меня срок ещё не послезавтра.

– Ты всё-таки скажи отцу, чтобы часикам к шести вечера за тобой заехал. Мало ли чего, на нашу «скорую» рассчитывать, сама знаешь, – он не спеша встал, вылил нетронутый чай в раковину и ополоснул чашку. – Не засиживайся, дочка. Ступай, отдохни как следует.

Проходя мимо, он положил руку на плечо девушки, по-отцовски мягко сжал его и слегка наклонился к её уху:

– Это хорошо, что я вас с Славиком пустил. Очень хорошо, – он передвинулся так, чтобы заглянуть Лене в глаза. – Такая ты светлая. А дочка у тебя вообще красавицей вырастет, – он легко придавил плечо и убрал руку. – Видать у Господа на вашу дочурку большие планы, раз он решил тебя Славику пожертвовать, да под моё крыло пустить, – последнюю фразу он сказал почти неслышно, потом пробормотал что-то ещё и ушёл обратно в свою комнату, щелкнув замком и оставив Лену в полном недоумении и растерянности.

– РАЗБЕЖАЛИСЬ —

Всё случилось точно так, как и предсказал сосед. Привычка прислушиваться к пожилым людям очередной раз выручила девушку – она попросила отца приехать к ней в указанное стариком время, тот приехал и отвез Лену в роддом. В ночь начались роды.

Старик действительно помог тем способом, который Лена не смогла бы предвидеть и в самом удивительном своём сне. Медики потеряли бы девушку ещё до появления дочери, если бы он не выдернул её из беспомощного тела и не увёл туда, где она не смогла навредить ни себе, ни ребёнку. Там, куда он её увел, её приняли как дома – она перестала чувствовать себя слабой и потерянной и обрела поддержку.

С её возвращением к реальной жизни, появился серьезный повод отправить кого-нибудь к соседу с подарком. Вот только Славик идти наотрез отказался. И отец отказался. Потому что не было никакого соседа старика. И второй комнаты в той квартире тоже не было.

Старика не было, зато у психиатра появилась медицинская карта на девушку, в которой фигурировали и предродовые галлюцинации, и послеродовые психические отклонения.

Лена, действительно, по настоянию родителей больше не вернулась в их с мужем «гнездо». Их совместная жизнь была обречена после семейного визита к доктору. Как только родители нарисовали себе картину, в которой все проблемы их дочери были связаны с поведением зятя, они поставили на их отношениях безоговорочный крест. За её вещами отец уехал один.

Не прошло и года со времени тех событий, когда доктор выставил её за дверь, чтобы объяснить её родителям понятие «шизофрения». И вот теперь, после недели бессонных ночей, доверившись искренней и горячей заботе своей семьи, она согласилась на прием лекарств и лечение в стационаре. Скорее всего, и там ей иногда снились сны, но они оставляли после себя только ужасные провалы в памяти. Словно разум и душа покидали тело, и, теряя с ним связь, переставали воспринимать и самих себя. Лена запуталась в том, кто она есть и чем она является. Но зато там она нашла того, кого могла бы любить без отдачи. То есть того, кого не могла не любить.