Текст книги "Дневник. 1917–1923"

Константин Андреевич Сомов
Дневник. 1917–1923

© Издательство «Дмитрий Сечин», 2017

Предисловие

Константин Сомов – один из самых известных русских художников конца XIX – первой половины ХХ века. Его искусство, одновременно утонченно-изысканное и провокационное, сконцентрировало в себе многие интеллектуальные токи Серебряного века, однако до сих пор не оценено как должно. На то есть две основные причины. Первая связана с существованием идеологического клише, которое в советскую эпоху надлежало применять для объяснения творчества Сомова, а также других участников объединения «Мир искусства». К сожалению, этим клише пользуются и поныне, несмотря на то, что некритическое восприятие многого из написанного об этих художниках в 1960—1980-е способно увести далеко от истины. Вторая причина – недостаток в научном обороте необходимых документальных материалов. Хотя богатое литературное наследие мирискусников привлекло внимание публикаторов еще в 1960-е многое из изданного будто бы намеренно напичкано разнообразными несовершенствами и искажениями и лишь провоцирует сомнения по поводу того, что лучше – такие книги или их отсутствие. Это в полной мере относится к тому сомовских писем и дневников, вышедшему в 1979 г.[1]1
  См.: Константин Андреевич Сомов. Письма. Дневники. Суждения современников. М.: Искусство, 1979.


[Закрыть], – его критический обзор приведен ниже. В то же время самые интересные рукописи находятся в архивах и доступны немногим. В этой публикации нет ни единого умолчания, не сделано ни одной купюры. Соображения любого рода «благих побуждений» отвергнуты в пользу воли самого Сомова: он хотел, чтобы дневники предстали перед читателем в срок, который он сам назначил, и в том виде, в каком он их оставил.

Первая и последняя ретроспективная выставка Сомова прошла в Советском Союзе почти полвека назад. Она была открыта в Русском музее в 1969-м, а затем отправилась в Москву и Киев. Впрочем, в двух последних городах эту выставку можно было видеть лишь в усеченном виде – настолько она возмутила советское «художественное руководство»[2]2
  Об этом рассказывает письмо М. Ю. Панова П. Е. Корнилову от 26 октября 1970 г. ОР ГРМ. Ф. 145, о. 2. Ед. хр. 960. Л. 59.


[Закрыть], – хотя, согласно каталогу[3]3
  Константин Андреевич Сомов. Каталог выставки к 100-летию со дня рождения художника. Л.: Искусство, 1971.


[Закрыть], наиболее смелые эротические вещи выставлять не предполагалось. Тем не менее, популярность Сомова и в Советском Союзе, и в сегодняшней России несомненна. Она выражается во внимании, которое проявляется по отношению к самым незначительным, косвенно связанным с его фигурой событиям. Его вещи любимы коллекционерами[4]4
  Рекорд для картин Сомова, проданных на аукционах, составляет 3,7 миллиона фунтов стерлингов – до такой цены на лондонских торгах «Кристис» 16 июня 2007 г. поднялась стоимость сомовской «Радуги» (1927). На закрытом рынке произведений искусства за работы Сомова могли быть уплачены и бóльшие суммы.


[Закрыть].

Сомов записывал в дневник каждый день на протяжении многих лет. Не все тетради дошли до нас, однако и сохранившееся производит большое впечатление. Дневник полон по-настоящему уникальных сведений. Его внимательное чтение способно развеять множество заблуждений относительно не только их автора, но и всего русского искусства начала ХХ в. Некоторые известные события предстают совершенно иначе, нежели их принято представлять. Записи Сомова заставляют по-другому взглянуть на его обширное окружение, в которое входили композитор С. В. Рахманинов и его семья, художники А. Н. Бенуа, И. Э. Грабарь, З. Е. Серебрякова, А. Е. Яковлев, В. И. Шухаев, Л. А. Успенский. Жизнь сталкивала Сомова – реже или чаще – с писателями В. В. Набоковым, А. М. Ремизовым, И. А. Буниным, А. И. Куприным, Дж. Джойсом, Ф. К. Сологубом, переводчицей А. Н. Чеботаревской, артистами балета Т. П. Карсавиной, С. М. Лифарем и антрепренером С. П. Дягилевым, политическими деятелями Б. Э. Нольде, П. А. Ливеном и многими другими. Так как Сомов не предусматривал прижизненную публикацию своего дневника и лишь изредка читал из него своим близким, он мог позволить себе самые хлесткие характеристики. Дневниковые записи Сомова по-новому открывают русскую повседневность – от Петрограда, полного невзгод военного и революционного времени, до эмигрантского Парижа, предчувствующего новую катастрофу. Для историков и ценителей искусства будут важны подробные описания используемых Сомовым художественных материалов вплоть до указания их марок и стоимости; благодаря нему процесс создания ряда произведений можно проследить от замысла до последнего мазка.

И все же, наверное, самое ценное в дневнике – отражение в нем личности автора. О Сомове и его записках можно сказать то же, что сказал об Александре Блоке Георгий Иванов: «Русский читатель никогда не был и, даст Бог, никогда не будет холодным эстетом, равнодушным “ценителем прекрасного”, которому мало дела до личности поэта. Любя стихи, мы тем самым любим их создателя – стремимся понять, разгадать, если надо, – оправдать его»[5]5
  Иванов Г. В. Петербургские зимы // Иванов Г. В. Черные ангелы. М.: Вагриус, 2006. С. 153.


[Закрыть].

Каждая минута наедине с дневником Сомова была для нас увлекательнейшим путешествием в русскую Атлантиду, и надеемся, что наше восхищение разделят читатели. Представляется, дневник лучше всего читать понемногу и методично – так же, как Сомов его писал. Впрочем, прежде следует взглянуть на некоторые детали жизни Сомова, без осведомленности в которых систематическое чтение будет, возможно, затруднено. Особенно пристального внимания требуют те нюансы, которые находятся за рамками текста дневника, но воспринимаются его автором как сами собою разумеющиеся.

Семья

Отец художника, Андрей Иванович Сомов (1830–1909), происходил из состоятельной семьи московских дворян – впрочем, сильно обедневшей вследствие разорительных трат его отца, Ивана Иосифовича[6]6
  Подробный очерк ранней истории семьи Сомовых приведен в воспоминаниях племянника К. А. Сомова Е. С. Михайлова, опубликованных со значительными сокращениями в 1979 г. (Михайлов Е. С. Фрагменты воспоминаний о К. А. Сомове // Константин Андреевич Сомов. Письма. Дневники. Суждения современников. М., Искусство, 1979. С 488–506). В нашем распоряжении имеется также фотокопия полной версии мемуаров Михайлова, находящаяся в одном частном архиве. Данные о не названных в этой статье, но упомянутых в дневнике родственниках, равно как и расширенные сведения о тех, кто упомянут здесь, приведены в комментариях к этой публикации.


[Закрыть]. После смерти последнего Андрей Иванович переехал к своему старшему брату Осипу (Иосифу)

Ивановичу (1815–1876) в Петербург. Тот вместе со своей женой Прасковьей Ростиславовной, урожденной Голубицкой, жил там после окончания физико-математического отделения Московского университета и преподавал математику в разных учебных заведениях. Впрочем, вскоре он перешел на работу в Санкт-Петербургский университет. Впоследствии О. И. Сомова избрали членом Императорской Академии наук, что подтвердило его статус одного из виднейших русских математиков своего времени. У Осипа Ивановича было два сына, Павел и Иван, и дочь Надежда. Их многочисленное потомство – племянники Константина Андреевича, с которыми он был приблизительно одного возраста, – составляли окружение художника в юности и молодости. С некоторыми из них он поддерживал связь и после отъезда из советской России, как, например, с жившим в Нью-Йорке Евгением Ивановичем Сомовым.

Андрей Иванович поначалу следовал пути, избранному старшим братом. После окончания гимназии он поступил на физико-математическое отделение Петербургского университета, а после выпуска занимался преподаванием. Однако увлечения А. И. Сомова были связаны вовсе не с точными науками: он переводил с немецкого стихи И. В. Гете, с польского – А. Мицкевича[7]7
  Эти переводы сохранились и находятся в Отделе рукописей Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге (далее – ОР ГРМ), фонд 133.


[Закрыть] и очень интересовался изобразительным искусством. С течением времени в своих ученых занятиях А. И. Сомов стал уделять последнему все больше времени и в итоге совершенно ушел от математики. Значительная часть жизни Андрея Ивановича как историка искусства связана с картинной галереей Эрмитажа. Он был ее старшим хранителем с 1886 г. и много сделал в отношении упорядочивания и описания коллекций, в том числе как автор первого научного каталога. Кроме того, в 1883–1889 г. он редактировал журнал «Вестник изящных искусств» и приблизительно тогда же, в 1883–1889 г., преподавал историю искусств на Бестужевских курсах.

В 1863 г. А. И. Сомов женился на Надежде Константиновне Лобановой (1835–1906)[8]8
  Н. К. Сомова принадлежала к древнему роду Лобановых. Ее муж увлекался семейной генеалогией, составил (или поручил составить) брошюру об истории рода Сомовых, однако не смог воспитать у младшего сына никакого пиетета перед семейной историей – тот относился к ней иронично, именуя ее «пустым звуком» (см. дневниковые записи от 24 марта и 12 августа 1928 г.).


[Закрыть]. Семья поселилась в доме Академии наук на углу 7-й линии Васильевского острова и Невы. Там родились их дети: старший – Александр (1867–1903), младшая – Анна (1873–1945), а также 30 ноября (по новому стилю) 1869 г. средний – Константин. После переезда из академического дома семья прожила две зимы 1886 и 1887 г. на 1-й линии близ Среднего проспекта, а затем, после смерти родителей Надежды Константиновны, переехала в перешедший ей по наследству дом – новый адрес был: Екатерингофский проспект, 97 (ныне – проспект Римского-Корсакова)[9]9
  Сомова-Михайлова А. Е. Дом Сомовых на Екатерингофском проспекте, 97 // Труды Государственного музея истории Санкт-Петербурга. Вып. 14. Музей-квартира А. А. Блока. Материалы конференций по краеведению «Коломенские чтения». 2002–2006. СПб.: [б. и.], 2007. С. 157–159.


[Закрыть]. Жизнь текла счастливо, не было недостатка ни в семейном согласии, ни в деньгах. Дети учились в престижных гимназиях. Старший, Александр, после окончания историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета поступил на службу в министерство финансов, но, насколько можно судить по его переписке с братом, всерьез интересовался театром и литературой и готовился сделать некоторые шаги в этом направлении[10]10
  См.: ОР ГРМ. Ф. 133. Ед. хр. 193.


[Закрыть]. Константин учился в Императорской Академии художеств, поощряемый к тому отцом. Анна также стала художником, но не по изобразительному, а по декоративно-прикладному искусству: – она делала украшения из ткани, часто по эскизам брата, и выставляла их вместе с его произведениями. Кроме того, Анна Андреевна составила себе известность как камерная певица – известны ее выступления в Доме искусств в начале 1920-х, а также на знаменитом 20-летнем юбилее литературной деятельности М. А. Кузмина – А. А. Сомова исполняла романсы последнего.

Александр Сомов в 1895 г. женился на Евгении Владимировне Цемировой (1870–1943?), дочери военного прокурора Владимира Михайловича Цемирова. Ранняя смерть супруга оставила ее с тремя детьми: Андреем (1896–1942), Владимиром (1898 —?) и Александром (1902–1920). У младшего еще в детстве был обнаружен туберкулез, в связи с чем семья долгое время жила в Ялте. Когда детям пришло время учиться, Е. В. Сомова с детьми перебралась в Царское Село, где, считалось, воздух был лучше, чем в Петербурге[11]11
  Сомова-Михайлова А. Е. Указ. соч. С. 159–160.


[Закрыть]. Вся эта забота не уберегла Александра Александровича: будучи призван в Красную армию, он, вероятно, даже не добравшись до фронта, в мучениях умер в госпитале от легочной болезни. Жизнь его старших братьев сложилась более счастливо. Андрей закончил Географический институт[12]12
  Эти сведения приведены в биографическом очерке, размещенном на сайте Псковской областной универсальной научной библиотеки: Сомов Андрей Александрович [Электронный ресурс] / Электрон. дан. – Официальный сайт Псковской областной универсальной научной библиотеки, 2015. – Режим доступа: http://pskovlib.ru/about/catid266/kraeved/okl/8818, свободный. – Загл. с экрана. По воспоминаниям А. Е. Михайловой, в ее семье считалось, что А. А. Сомов окончил Петербургский государственный университет путей сообщения.


[Закрыть], жил в Петрограде, Псковской губернии и Карелии. Владимир оказался во Франции еще раньше своего дяди. В начале 1920-х он работал строителем на юго-западе этой страны, а затем перебрался в окрестности Парижа. Владимир Александрович не тосковал по оставленным в России родным и почти не писал им. Вполне вероятно, что после смерти Константина Андреевича, который в своих письмах в СССР регулярно сообщал новости о племяннике, о нем вовсе не было известий. Впрочем, во время блокады Ленинграда умерли самые близкие родственники Владимира Александровича – мать и брат, – а адресов других он мог не знать.

Анна Андреевна Сомова в 1894 г. вышла замуж за Сергея Дмитриевича Михайлова (1867–1933), друга и сослуживца ее брата Александра Андреевича. У них было двое сыновей: Дмитрий (1895–1952) и Евгений (1897–1975). Для Константина Андреевича семья сестры в какой-то степени стала собственной семьей, тем более, что после смерти А. И. Сомова Михайловы переехали на Екатерингофский. Исключение составлял С. Д. Михайлов, неприязненно относившийся к художнику, – впрочем, в целом их отношения были корректными.

Д. С. Михайлов после выпуска из Александровского лицея (1916) окончил курсы гардемаринов и поступил мичманом на Балтийский флот, стал штурманом, а с 1926 г. преподавал в Военно-морском училище им. М. В. Фрунзе. Он был женат на Евгении Алексеевне Степановой (1906–1943), дочери дружественной Сомовым-Михайловым семьи; детей у них не было[13]13
  Михайлова А. Е. Д. С. Михайлов. Заметки к биографии. Рукопись. Частный архив.


[Закрыть]. Его младший брат учился в Высшем художественном училище при Академии художеств, которое не окончил, работал в бытовом отделе Русского музея. В 1924 г. он окончил Институт фотографии и фототехники, сделался кинооператором: в частности, он работал над фильмами «Катька – бумажный ранет» (1926), «Парижский сапожник» (1927)

и, вместе с А. Н. Москвиным, «Шинель» (1926). Во время одной из зарубежных командировок в 1928 г. Е. С. Михайлов встретился в Париже со своим дядей. Женой Евгения Сергеевича была Таисия Феликсовна Ворохновская (1901–1997), которая родила ему двоих дочерей – Анну (род. 1926) и Елизавету (род. 1932)[14]14
  Михайлова А. Е. Е. С. Михайлов. Заметки к биографии. Рукопись. Частный архив.


[Закрыть].

В 1920—1930-е Е. С. Михайлов неоднократно арестовывался, но никаких серьезных и обоснованных обвинений ему не предъявлялось. В последний раз его заключили в тюрьму вскоре после нападения Германии на СССР, перевезли в Златоуст, однако через несколько месяцев отпустили на свободу. Евгений Сергеевич уже не мог вернуться в осажденный Ленинград, между тем как там осталась его семья: жена, дочери и мать. Они прожили в городе две зимы, пока летом 1943-го их не вывез в Баку Д. С. Михайлов, только что потерявший супругу – ее легкие не вынесли местного климата. Через год Михайловы вернулись в Ленинград и поселились на улице Писарева – в дом на Екатерингофском попал снаряд, разрушив квартиру, которая ко дню начала войны оставалась за Дмитрием Сергеевичем. Впрочем, в течение 1910—1930-х из-за непомерного налогообложения и высокой платы за квартиры, установленной сразу после прихода к власти большевиков, Сомовы-Михайловы были вынуждены постепенно отказываться от принадлежащих им комнат[15]15
  Сомова-Михайлова А. Е. Указ. соч. С. 161.


[Закрыть]. Даже А. А. Михайлова после смерти мужа перебралась к младшему сыну, который уже давно вместе со своей семьей отдельно жил на Литейном проспекте.

Анна Андреевна умерла в Ленинграде осенью 1945 г. Евгений Сергеевич вскоре после окончания войны поступил на работу в фотолабораторию Академии художеств. На склоне лет его досуг составляли занятия историей своей семьи[16]16
  Михайлова А. Е. История семьи Михайловых в 1920—1950-х г. Рукопись. Частный архив.


[Закрыть].

Lehr– und Wanderjahre

Детство, – а, может быть, и всю жизнь К. А. Сомова – определило отцовское искреннее увлечение искусством. Андрей Иванович, как и многие люди, которые поздно получили возможность следовать своему призванию, наполнял им всю свою повседневность, а, значит, и повседневность своей семьи. Друзьями дома были художники В. И. Якоби и И. И. Шишкин – впрочем, и сам А. И. Сомов занимался в вольных классах Императорской Академии художеств. Его научные занятия продолжались в коллекционерстве – стены квартиры на Екатерингофском занимали произведения как русских художников (в частности К.П. Брюллова и П. А. Федотова), так и зарубежных (например Ф. Гварди и А. Блумарта). Множество интересных вещей можно было обнаружить в папках в кабинете А. И. Сомова – А. Н. Бенуа вспоминал, как тот однажды вырезал для него несколько листов из путевого альбома О. А. Кипренского[17]17
  Бенуа А. Н. Мои воспоминания: в 2 т. Т. 2. М.: Наука, 1993. С. 80.


[Закрыть]. Коллекционерство отца впоследствии передалось и сыну, который собирал, впрочем, также фарфор[18]18
  См. каталог коллекции: Фарфор из собрания К. А. Сомова. СПб.: Типография Сириус, 1913. В годы эмиграции Сомов уже не мог тратить на это свое увлечение значительные суммы, но все же нередко делал приобретения. Кроме того, по его поручению Евгения Георгиевна Плеханова-Бато контрабандой вывезла некоторые остававшиеся в Ленинграде вещи из коллекции художника.


[Закрыть] и книги (речь идет о редких библиофильских изданиях, в основном французской литературы XVIII столетия). Нет никаких сомнений в том, что художественный энциклопедизм А. И. Сомова повлиял и на стилизаторский характер искусства его младшего сына.

А. И. Сомов желал, чтобы дети усвоили близкие ему ценности: трудолюбие, умеренность, стремление к самосовершенствованию. Хотя благодаря старшему брату его собственное детство было лишено невзгод, он стремился дать им то, чего был лишен сам: лучшее образование, обучение искусствам, поездки за границу. К. А. Сомов был определен в гимназию К. Мая в 1879 г. – она считалась в то время одной из лучших в России и по методике, и по уровню преподавания. Сомов учился там вместе с другими будущими мирискусниками – Д. В. Философовым, А. Н. Бенуа и В. Ф. Нувелем.

С. Р. Эрнст в своей книге упоминал о рано проявившихся способностях художника[19]19
  Эрнст С. Р. К. А. Сомов. СПб.: Издание Общины св. Евгении, 1918. С. 5.


[Закрыть], А. Н. Бенуа находил сомовские рисунки школьных лет довольно беспомощными[20]20
  Бенуа А. Н. Мои воспоминания: в 2 т. Т. 2. М.: Наука, 1993. С. 79.


[Закрыть]. Как бы то ни было, оба автора согласны в том, что Сомов долгое время не мог выбрать, какому из своих увлечений посвятить жизнь – музыке (как певец), театру или изобразительному искусству – и лишь под воздействием отца склонился к последнему[21]21
  Эрнст С. Р. Указ. соч. С. 8—11. Бенуа А. Н. Мои воспоминания: в 2 т. Т. 2. С. 80.


[Закрыть]. Не следует, впрочем, подозревать

А. И. Сомова в диктате – обратное подтверждают усилия, которые ему пришлось приложить, чтобы принять «декадентское» искусство сына, находясь в целом на стороне критиков мирискусников, таких как И. Е. Репин и В. В. Стасов[22]22
  Представление об этом дают письма А. И. Сомова к К. А. Сомову: ОР ГРМ. Ф. 133. Ед. хр. 25.


[Закрыть].

Сомов покинул гимназию в 1888 г. и поступил в Академию художеств. Перед этим он четыре года без особенного воодушевления занимался в рисовальных классах Общества поощрения художеств. В Академии художник приобрел некоторые технические навыки, однако укоренившийся там дух косности и распада мало способствовал развитию талантов. По словам Эрнста, Сомов считал пять первых академических лет потраченными впустую. Кроме того, по поступлении художник был вынужден еще и отбывать воинскую повинность, что доставило ему множество неудобств. В Академии Сомов учился у живописцев К. Б. Венига, В. П. Верещагина, Б. П. Виллевальде, А. Р. фон Бока, а также П. П. Чистякова, но перенял он у них мало[23]23
  Эрнст С. Р. Указ. соч. С. 11.


[Закрыть]. Наконец, в 1894 г. молодой художник перешел в класс И. Е. Репина, с чьим приходом связывались надежды на обновление Академии. Как известно, Репин уделял своим ученикам довольно мало внимания, так что, хотя его присутствие действительно несколько изменило атмосферу в Академии, в случае Сомова значило намного меньше, чем могло бы. Репин выделял нашего художника среди прочих и отдавал должное его таланту, однако учителем Сомова в полном смысле этого слова он не стал.

Наиболее подходящее для себя общение Сомов нашел среди бывших гимназических товарищей – Бенуа, Нувеля и Философова – с прибавлением ранее незнакомых ему Л. С. Бакста и С. П. Дягилева, а также племянника Бенуа Е. Е. Лансере. Кружок самообразования, участники которого читали друг другу доклады по истории искусства, музыки и литературы, начал складываться вокруг Бенуа еще в конце 1880-х. Сомов присоединился к нему позднее, в начале 1892 г., хотя и присутствовал далеко не на всех собраниях[24]24
  Бенуа А. Н. Возникновение «Мира искусства». Л.: Комитет по популяризации художественных изданий при Государственной Академии истории материальной культуры, 1928. С. 8. Эрнст С. Р. Указ. соч. С. 23.


[Закрыть]. Этот кружок превратился затем в редакцию журнала «Мир искусства», а затем и в одноименное общество. Настоящая дружба Сомова и Бенуа началась именно в это время;

последний был значительно более осведомлен относительно современных течений в европейском искусстве и с удовольствием развивал вкусы первого. Впрочем, не следует игнорировать роль других участников кружка – например, А. П. Нурока, познакомившего Сомова с искусством О. Бердсли.

Вследствие того, что Сомов уничтожил подавляющее большинство своих ранних работ, его искусство до 1893 г. (а по существу до 1896-го) известно в немногочисленных образцах. Сохранившиеся произведения отличает тихий, интимный характер; внутренняя цельность присутствует даже в не самых разработанных натурных этюдах. Сухая графичность, подчеркнутая определенность линий к середине 1890-х уступает место пастозному мазку, хотя и сдержанному и аккуратному. Изменения в подходе к передаче света обнаруживают знакомство с французским импрессионизмом, состоявшееся, вероятнее всего, благодаря Бенуа[25]25
  Впрочем, это знакомство не было глубоким, так как в то время и сам Бенуа, по собственному признанию, имел лишь общее представление об этом явлении: см. Бенуа А. Н. Мои воспоминания: в 2 т. Т. 2. С. 136–137.


[Закрыть].

Ответы Сомова на домашние анкеты начала 1890-х г. очерчивают круг его интересов[26]26
  Ответы на вопросник разных лиц, родственников и друзей семьи А. Н. Бенуа. ОР ГРМ. Ф. 137, о. 1. Ед. хр. 2420. К Сомову имеют отношение лл. 33 об., 53–54.


[Закрыть]. В изобразительном искусстве он был в большей степени ориентирован на искусство старых мастеров (Веласкеса, Рембрандта, Хальса, Тициана и др.) – возможно, в силу недостаточной осведомленности в новейших течениях в европейском искусстве, с которым, впрочем, мало кто в России того времени был вполне знаком. Художник наиболее подробно отвечал на вопросы о своих музыкальных и литературных пристрастиях и даже своим любимым занятием называл именно чтение (среди авторов – А. Ф. Прево, И. В. Гете и Г. Гейне)[27]27
  ОР ГРМ. Ф. 137. Оп. 1. Ед. хр. 2420. Л. 33 об.


[Закрыть]. Эта привязанность воплотилась в серию жанровых акварелей, написанных в 1896 г. на сюжеты из конца XVIII – первой трети XIX вв. («Прогулка после дождя», «Отдых после прогулки», «Две дамы на террасе», «Дама у пруда» и т. д.), и впоследствии закрепилась как характерный сомовский жанр, признаки которого Н. Э. Радлов определил как «восемнадцатый век, маска, кринолин»[28]28
  Радлов Н. Э. К. А. Сомов // Радлов Н. Э. От Репина до Григорьева. Пг.: БрокгаузЕфрон, 1923. С. 26.


[Закрыть].

В начале 1897 г. в Академии художеств случился скандал из-за грубости одного из преподавателей по отношению к ученикам; студенческий протест перерос в забастовку, почти все требования которой были в итоге удовлетворены. В числе немногих несогласных, отказавшихся возвращаться к занятиям, оказался и Сомов, который попросту воспользовался поводом покинуть Академию[29]29
  Эрнст С. Р. Указ. соч. С. 23. Об этом инциденте подробно рассказывает в своих мемуарах А.П. Остроумова-Лебедева: Остроумова-Лебедева А. П. Автобиографические записки. М.: Центрполиграф, 2003. Т. 1. С. 87–90.


[Закрыть]. Он провел еще полгода в Петербурге, после чего отправился в Париж к обосновавшимся там годом ранее супругам Бенуа, где уже жили Л. С. Бакст, Е. Е. Лансере, А. Л. и Н. Ф. Обер; вскоре приехали еще две художницы – Е. Н. Званцева и А. П. Остроумова. Для Сомова это была не первая поездка за границу: в 1878 г. он уже бывал в Париже с вместе с родителями, а три года спустя приезжал с ними же в Вену и Грац; в 1890 и 1894 г. Сомов посетил Италию, видел, помимо прочих городов, Рим, Венецию, Флоренцию и Неаполь.

Формальной целью пребывания Сомова в Париже был сбор документальных материалов для будущих работ – мод начала XIX в. В действительности же он знакомился как со старым искусством, представленном в крупных музейных собраниях, так и с произведениями главных фигур современной художественной сцены. Ему помогал в этом Бенуа, ставивший перед собой похожие задачи; в одном из поздних писем к сестре Сомов признался: «…Шура тогда меня любил сердечно и принес мне много пользы в смысле вкуса и культуры – м[ожет] б[ыть], он так со мной возился потому, что я тогда был послушный ученик, а он любил дидактику»[30]30
  Письмо от 22 августа 1934 г. ОР ГРМ. Ф. 133. Ед. хр. 191. Л. 22.


[Закрыть]. Кроме того, Сомов поступил в популярную тогда Академию Коларосси – одну из многих маленьких частных студий. Там совершенствовались А. Модильяни и Т.-А. Стейнлен, но особенно она была популярна у русских художников: через нее прошли, в числе прочих Н. П. Богданов-Бельский, А. Я. Головин и Е. Е. Лансере. Наставником Сомова был французский художник Р.-К. Прине, оказавшийся ему мало полезным[31]31
  Эрнст С. Р. Указ. соч. С. 23.


[Закрыть].

Сомов окончательно вернулся в Петербург в мае 1899 г. (перед этим он посещал Англию и на короткое время приезжал домой). Художник невысоко оценивал годы учебы и странствий: в конце своего пребывания в Париже он жаловался старшему брату: «Теперь я чувствую, что мне надоело и уже поздно учиться как школьнику. Не выучился рисовать и писать – ну что же, десять лет прошло – стало быть, и не выучусь. Это мой последний год и я заканчиваю свои Lehrjahre»[32]32
  Годы учения (нем.). Письмо от 6 ноября 1898 г. ОР ГРМ. Ф. 133. Ед. хр. 193. Лл. 36 об.


[Закрыть].

Неуверенность в своих силах и разочарование в созданном сопровождали Сомова всю жизнь. Вполне возможно, его повышенная требовательность к себе и стремление к преодолению собственной косности и бессилия имеют начальную точку как раз в юности и молодости художника: в боязни не оправдать надежды обожающего отца, в медленном раскрытии таланта, для обработки которого понадобилось очень много времени и усилий, в перфекционистском пристрастии к лучшим образцам старого искусства, но также и в медленной агонии Академии и локальности русской художественной жизни тех лет – во всем том, от чего хотелось оттолкнуться как можно сильнее, чтобы удалиться на наибольшее расстояние, так что предпринимавшиеся для этого усилия всегда представлялись недостаточными[33]33
  Из дневника художника мы знаем, что его попытки избавиться от неуверенности были порой довольно оригинальны: завершив работу над очередным произведениям, Сомов, не в силах понять, удалось оно ему или нет, прибегал к vox populi, считая, что «не надо пренебрегать мнением и наивных, и несведущих, даже горничных и лакеев» – см. дневниковую запись от 6 декабря 1927 г.


[Закрыть].

Штриховой набросок художественной хроники

Жизнь Сомова после возвращения в Санкт-Петербург оказалась связана все с той же группой единомышленников, благодаря С. П. Дягилеву оформившейся в журнал «Мир искусства». Задачами журнала его создатели видели, во-первых, интеграцию современного русского искусства в общемировое художественное пространство, во-вторых, изживание известной литературности, которую в изобразительном искусстве России конца XIX в. представляли передвижники. Социальная заостренность их произведений, базирующаяся на образном строе литературы 1860—1880-х гг. (речь идет об Н. А. Некрасове, Г. И. Успенском и многих других), претила мирискусникам, отрицательно относившимся к политизации пространства художественного творчества. Для Бенуа, первого пера нового журнала, передвижничество – «уродливая насмешка над святыней искусства», из-за него храм Аполлона осквернила «дурно пахнущая и неуемная компания», «клуб чинушей, мужичья, салопниц, бурлаков, купчих»[34]34
  Бенуа А. Н. Врубель // Мир искусства. 1903. № 10–11. С. 175–176.


[Закрыть]. Передвижники, вкупе с академиками (их критиковали за отсутствие вкуса и безрефлексивное следование отжившим образцам) обвиняли мирискусников в декадентстве, моральном упадке и разложении. Развернутая против журнала кампания вызвала определенные проблемы с финансированием издания.

Несмотря на то, что Сомов не принимал непосредственного участия в организации выпуска и определении редакционной политики «Мира искусства», он считался наиболее последовательным выразителем его идеалов и одним из самых значимых экспонентов выставок журнала, а затем и одноименного общества.

Однако первой экспозиции «Мира искусства» (1899) предшествовала «Выставка русских и финляндских художников», прошедшая годом ранее и устроенная на тех же началах. В то время Финляндия входила в состав Российской империи, однако центром притяжения для многих художников этой страны, таких как А. Галлен-Каллела и А. Эдельфельт, была Западная Европа – Франция и Германия. Русские экспоненты – например, М. А. Врубель, В. А. Серов – представляли европейскую линию в развитии национального искусства, не считая, конечно, тех, кто уже участвовал в работе над создаваемым журналом.

Это была первая большая выставка с участием произведений Сомова. Он представил на нее девять работ (в основном 1896–1897 г.), а также нарисовал афишу. Несколько вещей купил Дягилев; одну из них – первую из многочисленных сомовских «Радуг» (1897) – он короткое время спустя преподнес в дар Гельсингфорсскому музею. Согласно воспоминаниям Бенуа, небольшую акварель купил великий князь Владимир Александрович[35]35
  Бенуа А. Н. Мои воспоминания: в 2 т. Т. 2. С. 190.


[Закрыть]. Шесть произведений Сомова в том же году были посланы в Германию на выставку мюнхенского «Сецессиона».

Передвижники нервно отреагировали как на всю «русскую и финляндскую» выставку в целом, так и на произведения Сомова в частности. Репин называл своего бывшего ученика «бедным калекой-уродцем», заметив: «Я же знаю этого способного юношу и понять не могу его притворства в напускании на себя такой детской глупости в красках, как его зеленая травка, такого идиотизма, как сцены его композиций с маленькими выломанными уродцами, лилипутами»[36]36
  Репин И. Е. По адресу «Мира искусства» // Мир искусства. 1899. № 10. С. 3. Статья Репина была впервые опубликована в журнале «Нива» (Репин И. Е. Письмо в редакцию журнала «Нива» // Нива. 1899. № 15. С. 298–300) и затем перепечатана журналом «Мир искусства» под другим заголовком. Приведенные здесь слова Репина, вероятнее всего, относятся к сомовской акварели «Август» (1897).


[Закрыть]. Реакция «Мира искусства» не заставила себя ждать[37]37
  В номере журнала с перепечатанной статьей Репина был помещен и ответ Дягилева: Дягилев С. П. Письмо по адресу И. Е. Репина // Мир искусства. 1899. № 10. С. 4–8.


[Закрыть]. Объясняя Сомова, Бенуа указывал на многочисленные достоинства его работ, их искренность и мягкую иронию, безукоризненную правильность сделанных с натуры рисунков[38]38
  Бенуа А. Н. К. Сомов // Мир искусства. 1899. № 20. С. 127–140.


[Закрыть]. В подобном ключе полемика вокруг искусства Сомова развивалась и в последующие годы, пока голос передвижников не перестал быть слышен.

На первой выставке «Мира искусства» Сомов представил шесть произведений[39]39
  Каталог выставки картин журнала «Мир искусства». СПб.: Тип. И. Ф. Вайсберга, 1899. С. 21.


[Закрыть]. Как и год назад, он довольно много сделал для одноименного журнала: обложки, виньетки и украшения. Зато в следующей Сомов участвовал уже 24 вещами, в частности портретом отца (ныне – в постоянной экспозиции Русского музея), картинами «Конфиденции» и «В боскете», сюитой иллюстраций к пушкинскому «Графу Нулину», а также курьезным портретом автора поэмы[40]40
  Каталог выставки картин журнала «Мир искусства». СПб.: Тип. И. Ф. Вайсберга, 1900. С. 13–14.


[Закрыть].

На третьей выставке «Мира искусства» (1901) было представлено 16 работ Сомова, причем значительную часть составляли летние натурные пейзажи[41]41
  Каталог третьей выставки картин журнала «Мир искусства» в залах Императорской Академии художеств. СПб.: [б.и.], 1901. С. 14.


[Закрыть]. Что касается произведений на сюжеты XVIII – начала XIX в., здесь Сомов взялся за более масштабные задачи, масло сменило акварель и гуашь – следует назвать по крайней мере портрет Е. М. Мартыновой (известный также как «Дама в голубом»; картину вскоре приобрела Третьяковская галерея. Сомов поместил модель в предметное пространство первых десятилетий XIX столетия), а также самое большое его произведение – 142 × 200 см – «Вечер», над которым художник работал почти три года. В том же 1901-м был написан портрет художницы А. П. Остроумовой с лиловым бантом и carnet de bal на длинной цепочке – один из лучших образцов мирискуснического портрета, хотя и лишенный бросающихся в глаза исторических деталей.

В 1901 г. произведения Сомова участвовали в трех зарубежных выставках: три вещи получил берлинский «Сецессион»[42]42
  Katalog der dritten Kunstausstellung der Berliner Secession. Berlin: Bruno und Paul Cassirer, 1901. S. 38.


[Закрыть], три – венский[43]43
  Katalog der XII. Kunstausstellung der Vereinigung Bildender Künstler Österreichs. Wien. Secession. Wien: A. Berger, 1901. S. 30.


[Закрыть], не считая тех, что участвовали в выставке в Дармштадте[44]44
  Die Ausstellung der Künstler-Kolonie. Hauptkatalog. Darmstadt: [s.n.], 1901. S. 23.


[Закрыть], при этом во всех случаях речь шла о разных работах. В 1900-е художник много выставлялся за границей, главным образом в Германии и Австрии. В 1903-м известный торговец произведениями искусства Пауль Кассирер провел большую выставку Сомова (95 работ) в своей галерее в Берлине, затем перевез ее Гамбург; после этого некоторые вещи продолжили свой путь – выставлялись в Дрездене и Лейпциге[45]45
  Collection C. Somoff. St. Petersburg. [S.l.: s.n., 1903].


[Закрыть]. В том же году в Санкт-Петербурге прошла еще более масштабная персональная выставка: предприятие «Современное искусство», художественную часть которого возглавлял И. Э. Грабарь, представило 162 произведения Сомова[46]46
  Каталог выставки картин, эскизов и рисунков Константина Сомова. СПб.: Т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1903.


[Закрыть]. В 1905-м в венской галерее H. O. Miethke открылась экспозиция, состоявшая из произведений Сомова, бельгийского художника-символиста В. Дегув де Нункве и его жены Д. Массен; русский художник был представлен почти шестью десятками работ[47]47
  Constantin Somoff. William Degouve de Nuncques. Madame Degouve-Massin. Galerie Miethke. Ausstellung. Januar – Februar 1905. Wien: Chwalas Druck, [1905].


[Закрыть]. Наконец, в 1906 г. на Осеннем салоне в Париже Дягилев устроил специальную экспозицию русского искусства, на которой работы Сомова занимали важное место. В те годы Сомов участвовал и в других зарубежных выставках, однако вряд ли все их стоит перечислять.

По части книжной графики художник сотрудничал с зарубежными издательствами. Знаменитый журнал «Jugend», который дал имя самому направлению «югендштиль», во множестве репродуцировал его работы. Немецкие критики помещали в ведущие журналы благоприятные отзывы о его искусстве[48]48
  См. например: Heilbut E. Constantin Somoff // Kunst und Künstler. 1904. S. 63–70; Rosenhagen H. Konstantin Somoff // Die Kunst für alle. 1904. № 20. S. 217–226.


[Закрыть]. Благодаря этому и многому другому Сомов составил себе известность за рубежом, что отмечали уже его современники[49]49
  Бенуа отметил в одной из своих еженедельных статей для газеты «Речь»: «В Германии Сомова давно уже считают за одного из первых мастеров современности; так же и на русской выставке в Париже в 1906 г. Сомов (наряду с классиками Левицким и Боровиковским) захватывал главное внимание». Бенуа А. Н. Сомов и Стеллецкий на выставке салона // Бенуа А. Н. Художественные письма 1908–1917, газета «Речь», Петербург. Т. 1. 1908–1910. СПб.: Сад искусств, 2006. С. 81. Во вступительной статье к альбому К. А. Сомов. Пг.: Камена, 1916 Кузмин писал: «Имя К.А. Сомова известно всякому образованному человеку не только в России, но и во всем мире. Это величина мировая». Статья была помещена затем в сборник «Условности» (1923): Кузмин М. А. К. А. Сомов // Кузмин М. А. Условности. Статьи об искусстве. Томск: Водолей, 1996. С. 153.


[Закрыть]. Возможно, он мог бы достичь в Европе большей славы, если бы имел там хорошего агента (после самоуправства Кассирера с попавшими в его распоряжение произведениями он потерял доверие художника). Самый главный для молодого Сомова заказ на книжные иллюстрации пришел из Германии – от мюнхенского издательства «Hans von Weber». Это была «Книга маркизы» («Das Lesebuch der Marquise») – антология эротической литературы, которую составил австрийский писатель и переводчик Ф. Бляй. Сомовский XVIII век, с его фижмами и треуголками, исполненными безграничного сладострастия прогулками и фейерверками, оказался близок европейскому ценителю даже в большей степени, чем русскому. При жизни художника книга выдержала шесть изданий[50]50
  Эти немецкие издания традиционно объединяются понятием «Малая маркиза».


[Закрыть]. Впрочем, Сомов и раньше оформлял книги и журналы – альманах «Северные цветы», журналы «Художественные сокровища России», «Золотое руно», берлинское издание «Hortus deliciarum», антологию «Das Lustwäldchen» и проч.

«Книга маркизы» вышла в 1908 г., и к этому времени в жизни Сомова произошло несколько важных событий. В 1904 г. прекратил свое существование журнал «Мир искусства» и вместе с ним одноименное объединение. Вследствие этого Сомов, как и многие другие мирискусники, несколько лет выставлял произведения на выставках созданного в Москве «Союза русских художников» – организации со схожими принципами отбора экспонентов, но совершенно прагматичной по своей сути. Впрочем, в 1910 г. петербургские художники, в их числе Сомов, возобновили «Мир искусства» на новых, расширенных началах.

В середине 1900-х Сомов, как и другие мирискусники, много работал для издательства Общины святой Евгении. По его заказу художник создал рисунки для серий открыток «Дни недели» (1904) и «Времена года» (1904–1905) – они сделались очень популярными. Приблизительно к этому же времени относится сотрудничество Сомова с Императорским фарфоровым заводом, для которого художник создал несколько фарфоровых групп.