Текст книги "Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев"

Глава 5

Гонка продолжалась. Никогда прежде за всю военную историю такое огромное количество войск не продвигалось так быстро. Состязательный дух англо-американского наступления был заразителен, и по всему фронту наступление приняло форму гигантского соревнования. В то время как общей целью армий были берега Эльбы и создание плацдармов для завершающего войну победоносного удара, каждая дивизия на севере и в центре Западного фронта была полна решимости достичь реки первой. А конечной целью, естественно, оставался Берлин.

В британской зоне 7-я бронетанковая дивизия – знаменитые «Крысы пустыни» – после Рейна практически не останавливалась. Генерал-майор Луи Лайн, командир 7-й армии, подчеркнул, что «после форсирования Рейна глаза всего личного состава должны быть нацелены на реку Эльба. И пока мы ее не достигнем, мы не будем останавливаться ни днем, ни ночью… Желаю удачи». Даже в самых тяжелых условиях «Крысы пустыни» преодолевали в среднем двадцать миль в день.

Ротный старшина Чарльз Хеннелл считал «справедливым то, что 7-я возьмет немецкую столицу в награду за долгий изнурительный военный путь, начавшийся в Западной пустыне». Хеннелл воевал в рядах «Крыс пустыни» с Эль-Ала– мейна. У старшины Эрика Коула было еще больше причин для того, чтобы войти в Берлин. Его, ветерана Дюнкерка, немцы сбросили в море в 1940 году. Теперь Коул готовился беспощадно расквитаться. Он постоянно придирался к экипажам, добиваясь безупречного состояния боевых машин. Коул планировал гнать немцев в авангарде 7-й армии вплоть до Берлина.

Британская 6-я воздушно-десантная дивизия двигалась во главе своих соотечественников в Нормандии в день «Д» и была полна решимости оставаться в авангарде до самого конца войны. Сержант Хуг Макуинни слышал от немецких военнопленных, что, как только британцы форсируют Эльбу, враг «распахнет ворота и впустит их в Берлин». Хуг в этом сомневался. 6-я воздушно-десантная привыкла драться за каждую милю. Капитан Уилфред Дейвисон из 13-го парашютного батальона был уверен, что все будут мчаться к городу наперегонки, но не сомневался, что 6-я будет лидировать». Однако в штабе дивизии капитан Джон Л. Ширер начинал тревожиться: прошел слух, что «Берлин оставят американцам».

В американских воздушно-десантных дивизиях тоже об этом слышали, и беда заключалась в том, что в этих слухах совершенно не упоминались парашютисты. На базе, где много дней тренировались парашютисты 82-й воздушно-десантной дивизии генерала Джеймса Гавина, все уже прекрасно понимали, что о боевом десанте на Берлин не может быть и речи. Воздушно-десантная операция осуществится, если только неожиданный крах врага заставит ввести в действие план «Иклипс». Только тогда возникнет необходимость сбросить парашютистов в Берлин с полицейской миссией. Но такой поворот событий казался маловероятным. Штаб Верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами уже сообщил генералу Льюису Брэртону о том, что его 1-я воздушно-десантная армия скоро будет сброшена на лагеря военнопленных; кодовое название – операция «Джубилэнт» («Ликующий»). Как бы ни стремились парашютисты освободить военнопленных, перспектива спасательной операции вместо боевой миссии не вызывала ликования в рядах десантников.

Подобное разочарование царило и в других воздушно– десантных соединениях. «Первоклассные орлы» генерала Максвелла Тейлора из 101-й воздушно-десантной дивизии снова сражались как пехотинцы, на этот раз в Руре. Один полк из 82-й дивизии Гавина тоже послали туда. 82-ю воздушно-десантную также предупредили, что в операции по форсированию Эльбы она будет помогать 21-й группе армий Монтгомери.

Пожалуй, именно рядовой Артур «Дач» Шульц лучше всех выразил чувства личного состава воздушно-десантных дивизий. Забравшись в грузовик, направлявшийся в Рур, он цинично заявил своему приятелю, рядовому Джо Таллетту: «Итак. Я веду их в Нормандию, верно? И в Голландию, верно? Посмотри на меня, парень. Я – настоящий американец, и страна меня ценит. Они не хотят тратить зря свои деньги. Они не хотят тратить меня на Берлин. Ну нет, черт побери! Они хотят меня спасти! Тогда пусть сбрасывают меня на Токио!»

Но если воздушно-десантные дивизии пребывали в унынии, сухопутные войска бурлили от предвкушения.

В центре мощь американских войск была огромна. С возвращением из 21-й группы армий Монтгомери многочисленной 9-й армии Брэдли стал первым генералом в американской истории, командовавшим четырьмя полевыми армиями. Кроме 9-й, под его командованием находились 1-я, 3-я и 15-я армии – почти миллион человек.

2 апреля, всего через девять дней после форсирования Рейна, войска Брэдли захлопнули капкан вокруг Рура. В «котле» площадью четыре тысячи квадратных миль оказалась группа армий «Б» фельдмаршала Вальтера Моделя, насчитывавшая не менее 325 000 человек. После окружения Моделя Западный фронт оказался широко открытым, и Брэдли смело ринулся вперед, оставив часть 9-й и 1-й армий расчищать район окружения. Теперь его войска неслись во весь опор. С британцами на северном фланге и американской 6-й группой армий генерала Диверса на южном, Брэдли стремительно наступал через центр Германии на Лейпциг и Дрезден. Из всех американских армий 9-я была ближе всех к Эльбе, и командирам казалось, что Брэдли дал добро Симпсону и тот в наступательном порыве приведет американцев в Берлин.

В день, когда было завершено окружение Рура, Эйзенхауэр отдал приказы своим войскам. Группе Брэдли предстояло «очистить… Рур… нанести удар по его главной оси: Кассель – Лейпциг… воспользоваться любым удобным случаем, чтобы захватить плацдарм за рекой Эльбой и приготовиться вести боевые действия за Эльбой». 4 апреля, в день, когда к Брэдли вернулась 9-я армия, он сам поставил новые задачи перед своими армиями. В «Директивном письме № 20» по 12-й группе армий 9-й армии предписывалось, во-первых, наступать в район южнее Ганновера с центром армии в районе города Хильдесхайм, который находится милях в 70 от Эльбы. Затем, «по приказу», начнется вторая фаза. Именно в этом самом важном абзаце так формулировалась роль 9-й армии, что у ее командующего не оставалось никаких сомнений относительно цели наступления его войск. Абзац гласил: «Фаза 2. Наступать по приказу на восток… использовать любую возможность для захвата плацдарма за Эльбой и быть готовыми продолжать наступление на БЕРЛИН или на северо-восток». Фаза 1 – наступление к Хильдесхайму – казалась просто промежуточным этапом. Никто не собирался там задерживаться. Однако фаза 2 была стартовой отмашкой, которую все дивизии 9-й армии ждали с не меньшим нетерпением, чем ее командующий генерал-лейтенант Уильям «Большой Симп» Симпсон[37]37
  Симпсон имел все основания верить, что ему дадут зеленый свет. В том же приказе по 12-й группе армий американским 1-й и 3-й армиям предписывалось во второй фазе захватить плацдармы на Эльбе и готовиться наступать на восток – в случае 3-й армии Паттона использовалось выражение «восток или юго-восток». Но только в приказ 9-й армии были включены слова «на Берлин».


[Закрыть].

«Мои люди были возбуждены, – вспоминал впоследствии генерал Симпсон. – Мы первыми вышли к Рейну и теперь собирались первыми войти в Берлин. Все это время мы думали лишь об одном – взять Берлин, пересечь его и встретиться с русскими с другой стороны». С момента получения «Директивного письма» Симпсон не тратил ни минуты. Он ждал приказа начать первую фазу, наступление на Хильдесхайм, в любой день. После этого, как объявил Симпсон своим штабным офицерам, он планировал «вывести одну из бронетанковых и одну из пехотных дивизий на автобан, бегущий за Магдебургом по берегу Эльбы к Потсдаму, где мы приготовимся к наступлению на Берлин». Затем Симпсон намеревался бросить в бой остальные части 9-й армии «как можно быстрее… если мы захватим плацдарм и нам развяжут руки». Он ликующе заявил своему штабу: «Черт побери, я хочу дойти до Берлина, и думаю, что вы, парни, все, до последнего рядового, тоже этого хотите».

Генерал-майор Айзик Д. Уайт, решительный, стойкий командир 2-й бронетанковой дивизии «Ад на колесах», на шаг опередил Симпсона: его план взятия Берлина был готов еще за несколько недель до того, как его люди форсировали Рейн. План штурма немецкой столицы разработал начальник оперативного отдела штаба Уайта, полковник Бриард П. Джонсон. Его план был настолько основательным, что детальные приказы и карты были готовы к 25 марта.

План наступления 2-й бронетанковой был похож на собственную концепцию Симпсона. В нем тоже предполагалось следование по автобану вдоль Эльбы из Магдебурга. Ежедневные продвижения были указаны на картах, и каждый рубеж имел кодовое название. Последний бросок из Магдебурга примерно на 60 миль был размечен рубежами регулирования: «Силвер» («Серебро»), «Силк» («Шелк»), «Сэтин» («Атлас»), «Дейзи» («Маргаритка»), «Пэнзи» («Анютины глазки»), «Джаг» («Кувшин») и, наконец, на огромной синей свастике, накрывающей Берлин, стояло кодовое слово «Гоул» («Цель»). При скорости продвижения 2-й армии, встречающей незначительное сопротивление, часто до 35 миль в день Уайт был уверен, что успеет взять столицу. Если его люди захватят плацдарм в Магдебурге, до которого оставалось всего 80 миль, Уайт мог ворваться в Берлин через сорок восемь часов.

Теперь 2-я бронетанковая дивизия возглавляла наступление всего более чем пятидесятимильного фронта 9-й армии. Дивизия была одним из самых больших соединений на Западном фронте. Ее танки, самоходные орудия, бронемашины, бульдозеры, грузовики, джипы и артиллерия растянулись более чем на 75 миль. Для максимальной боеспособности войска разбили на три бронированных соединения: боевые части «А», «В» и «R», последнюю держали в резерве. Но даже после этого дивизия (гуськом) со скоростью около двух миль в час проходила мимо заданного пункта почти за двенадцать часов. Это громоздкое бронированное войско катилось, опережая все другие соединения 9-й армии… за одним достойным внимания исключением.

На правом фланге 2-й дивизии упрямо, в непрерывных боях, милю за милей отвоевывало войско, набившееся в невообразимую коллекцию транспортных средств. Это сборище не было похоже ни на бронетанковую, ни на пехотную дивизию. В сущности, если не обращать внимания на несколько американских армейских грузовиков, изредка мелькавших тут и там, эту компанию легко было принять за немецкую автоколонну. Весьма своеобразная 83-я пехотная дивизия генерал-майора Роберта Мейкона «Бродячий цирк» сломя голову неслась к Эльбе в трофейном транспорте. Каждая вражеская часть, каждый окруженный или захваченный город вносили свою лепту в подвижной состав дивизии… как правило, под угрозой применения оружия. Каждое вновь добытое средство передвижения покрывалось слоем коричневато-зеленой краски, на боку рисовалась американская звезда, и трофей вливался в колонну 83-й дивизии. «Бродячие циркачи» умудрились даже реквизировать немецкий самолет, более того, нашли парня, умеющего на нем летать, и теперь наводили ужас на весь фронт. Главный сержант Уильям Преснелл из 30-й пехотной дивизии, прошедший с боями путь от сектора нормандского пляжа «Омаха», знал силуэты всех видов истребителей люфтваффе. Завидев приближающийся к нему явно немецкий самолет, он завопил: «Мессершмит-109!» – и нырнул в укрытие, но, не дождавшись пулеметной очереди, поднял голову и озадаченно уставился вслед истребителю. Под крыльями коричневато-зеленого, пятнистого самолета было выведено: «83-я пех. див.»

Эта карта показывает план наступления на Берлин американской 9-й армии

Если транспорт 83-й приводил в замешательство соотечественников, то что уж говорить о немцах. Пока дивизия во весь опор неслась к Эльбе, майор Хейли Колер как-то услышал настойчивый автомобильный гудок. «Обгоняя всех, к нам сзади приближался «мерседес», – вспоминал майор. Капитан Джон Дж. Девенни тоже его увидел. Вот что говорил позже он: «Автомобиль стал обгонять нас, и я остолбенел, увидев, что это штабной немецкий автомобиль, битком набитый офицерами. Пулеметным огнем «мерседес» остановили и ошарашенных немцев взяли в плен прямо в центре того, что они сочли одной из своих собственных колонн». «Мерседес», пребывавший в отличном состоянии, незамедлительно был перекрашен и введен в строй.

Генерал Мейкон решил, что 83-я дивизия должна быть первой пехотной дивизией, которая форсирует Эльбу и подойдет к Берлину. Соперничество между 83-й пехотной и 2-й бронетанковой было столь острым, что когда авангарды обеих дивизий 5 апреля одновременно вышли к реке Везер, то, по выражению Мейкона, «разгорелся серьезный спор из– за того, кому первыми форсировать реку». В конце концов был достигнут компромисс: дивизии переправились вместе, бок о бок. В штабе 83-й дивизии прошел слух, что генерал Уайт разгневался на «Бродячий цирк». «Ни одна чертова пехотная дивизия, – цитировали командира 2-й бронетанковой, – не придет к Эльбе раньше моей части».

2-я бронетанковая втянулась еще в одно соревнование. 5-я бронетанковая «Победная дивизия» продвигалась почти так же быстро, как колонны Уайта, и у ее солдат были собственные планы захвата немецкой столицы. «В то время стоял только один большой вопрос: кому первыми брать Берлин, – вспоминает полковник Гилберт Фарранд, начальник штаба 5-й бронетанковой дивизии. – Мы планировали форсировать Эльбу в Тангермюнде, Зандау, Арнебурге и Вербене. Мы слышали, что русские готовы наступать, поэтому подготовились на любой случай». Дивизия продвигалась так неуклонно, что, как вспоминает Фарранд, никто не спал по ночам больше четырех-пяти часов, а часто никто вовсе не спал. Из-за стабильности наступления штабом дивизии стала личная полугусеничная машина Фарранда. Неуклонному продвижению 5-й бронетанковой дивизии сильно помогло слабое сопротивление врага. «Наступление было не более чем арьергардными боями», – признал Фарранд, однако и здесь таилась смертельная опасность, как он обнаружил, когда его машину прошил снаряд.

84, 30 и 102-я пехотные дивизии тоже нацелились на Берлин. Усталые, грязные, питающиеся на ходу бойцы 9-й армии надеялись успеть к решающему удару. Сам темп наступления кружил головы. Однако, несмотря на отсутствие у немцев генерального плана обороны, временами случались и жестокие бои.

В некоторых районах немцы, прежде чем капитулировать, оказывали яростное сопротивление. Подполковник Роланд Коулб из 84-й дивизии «Лесорубов» подметил, что ожесточеннее всех сражаются разрозненные отряды эсэсовцев, которые прячутся в лесах и не дают покоя наступающим войскам. Бронетанковые колонны обычно обходили группы фанатиков, предоставляя расправляться с ними пехоте. Отчаянные стычки часто происходили в маленьких городках. В одном из них Коулб с ужасом обнаружил детей от двенадцати лет и младше, управлявшихся с артиллерийскими орудиями. Не пожелав сдаться, они сражались до тех пор, пока все не погибли.

Не ему одному случалось испытывать шок. У гор Тевтобургский Лес (поросших лесами горных хребтов) майор Джеймс Ф. Холлингзуэрт, который вел авангард 2-й бронетанковой дивизии, оказался вдруг в окружении немецких танков. Его колонна вырвалась прямо на танковый полигон. К счастью для Холлингзуэрта, танки оказались старыми, с них давно сняли двигатели, однако пушки для обучения новобранцев оставили, и немцы быстро открыли огонь. Старший сержант Клайд Кули, ветеран Северной Африки и стрелок танка Холлингзуэрта, бросился в бой. Развернув свою башню, он расстрелял немецкий танк с полутора тысяч ярдов, затем, чуть повернув башню, подбил еще один танк в семидесяти пяти ярдах от первого. «Началось настоящее светопреставление», – как вспоминал Холлингзуэрт. Когда перестрелка закончилась, немецкий грузовик, забитый солдатами, помчался к шоссе, по которому двигалась колонна 2-й бронетанковой дивизии. Холлингзуэрт приказал своим людям подождать, пока грузовик попадет в прицел, и с 75 ярдов дал команду открыть огонь. Грузовик, изрешеченный пулеметными пулями 50-го калибра, вспыхнул, перевернулся и выбросил солдат на дорогу. Большинство из них ударились о землю уже мертвыми, но некоторые еще были живы и страшно кричали. Только когда Холлингзуэрт приблизился, чтобы осмотреть разорванные пулями тела, он обнаружил, что это немецкие женщины в форме подразделений, эквивалентных американскому женскому вспомогательному корпусу.

Предугадать степень ожесточенности сопротивления было совершенно невозможно. Многие немецкие части капитулировали без единого выстрела. Иногда немецкие войска еще двигались сквозь города и деревни, а бургомистры уже сдавались американским танкам и пехоте, зачастую всего в квартале от своих отступающих войск. В Детмольде, где был расположен один из самых больших немецких военных заводов, какой-то гражданский встретил танк подполковника Уилера Мерриама из батальона разведки 82-й дивизии, идущего в авангарде. Немецкий представитель заявил, что директор завода хочет сдаться. «Вокруг нас падали снаряды, – вспоминает Мерриам. – Перед заводом выстроились директор, управляющий и рабочие. Директор произнес небольшую речь, объявляя о капитуляции, а затем подарил мне роскошный хромированный пистолет «маузер». В нескольких кварталах от завода Мерриам принял капитуляцию целой немецкой казначейской службы – вместе с огромным количеством банкнот. Однако через несколько часов американская пехота, следовавшая за Мерриамом, в том же городе вступила в затяжной, жестокий бой. Детмольд, как оказалось, был центром тренировочного района СС.

Похожие инциденты случались повсюду. В некоторых маленьких городках тишина капитуляции в одном конце вдруг нарушалась грохотом сражения всего несколькими кварталами дальше. На главной улице одного такого городка генерал Мейкон, командующий 83-й дивизией, «спокойно вошел в свой штаб через парадный вход, но, когда попытался выйти через заднюю дверь, пришлось прорываться с боем». На окраине другого городка солдат 30-й пехотной дивизии встретили немецкие солдаты с белыми носовыми платками, привязанными к штыкам винтовок, но их тут же расстреляли в спину из пулеметов продолжавшие сражаться эсэсовцы.

Изобретались новые способы обеспечения безопасности сдающихся в плен. Капитан Фрэнсис Шоммер из 83-й дивизии, бегло говоривший по-немецки, проводил процедуру капитуляции по телефону. Нацелив свой кольт 45-го калибра на свежепойманного бургомистра, Шоммер объяснял ему, что было бы «мудро позвонить бургомистру следующего городка и сообщить ему, что если он хочет, чтобы его городишко не смели с лица земли, то ему лучше бы сдаться прямо сейчас. Пусть прикажет всем жителям вывесить в окнах белые простыни, иначе…» Испуганный бургомистр обычно не артачился и говорил соседу, что американцы в его городе, у них сотни танков и пушек и тысячи, тысячи солдат. Обман снова и снова удавался.

По мере того как наступление набирало обороты, дороги все плотнее забивались моторизованными войсками, и бронированные колонны протискивались на восток мимо тысяч немецких военнопленных, плетущихся на запад. Не было времени даже на то, чтобы разобраться с пленными.

Изможденные и небритые, рядовые и офицеры вермахта тащились к Рейну без конвоя. Некоторые все еще несли оружие. Капеллан Бен Л. Роуз из 113-й легкомеханизированной группы помнит безнадежный взгляд двух офицеров, которые в полной парадной форме шли вдоль его колонны, «пытаясь найти кого-нибудь, кто мог бы остановиться и взять оружие, висевшее на их портупеях». Однако танкисты и солдаты мотострелковых подразделений, стремящиеся на восток, просто тыкали пальцами на запад.

Города и городки один за другим сдавались стремительно наступавшим войскам западных союзников. Мало кто раньше слышал их названия, да и, в любом случае, никто не оставался так долго, чтобы запоминать их. Минден, Бюккебург, Тюндерн и Штадхайген были всего лишь промежуточными пунктами на пути к Эльбе. Однако солдаты 3-й дивизии столкнулись со знакомым названием, таким знакомым, что большинство бойцов запомнили, как удивились, узнав, что такой городок действительно существует. Хамельн – городок Крысолова («дудочника в разноцветной одежде»), с помощью дудочки избавившего горожан от крыс. Самоубийственное сопротивление нескольких опорных пунктов, которые раньше обошла 2-я бронетанковая, и сильный ответный артиллерийской огонь 30-й дивизии превратили к 5 апреля хорошенькие домики и мощеные улочки сказочного городка во взорванные, обугленные руины. «На этот раз, – сказал полковник Уолтер М. Джонсон из 117-го полка, – мы выманили крыс другой дудочкой».

К 8 апреля 84-я дивизия дошла до окраин Ганновера, построенного в XV веке. На долгом пути от Рейна Ганновер с населением в 400 000 человек был самым большим городом, сдавшимся дивизиям 9-й армии. Генерал-майор Александер Р. Боуллинг, командир 84-й дивизии, собирался обойти город, но получил приказ взять его. Боуллинг не был счастлив. Ввести войска в Ганновер значило потерять бесценное время в гонке, проиграть другим пехотным дивизиям, стремящимся к Эльбе. Сражение было жестоким, однако через сорок восемь часов сопротивление было подавлено, остались лишь мелкие изолированные очаги. Боуллинг, гордящийся доблестью своей дивизии и рвущийся в наступление, был удивлен и обрадован, когда в Ганновере его посетили Верховный главнокомандующий, начальник его штаба генерал Смит и командующий 9-й армией генерал Симпсон. В конце официальной встречи, как вспоминал Боуллинг, «Айк спросил меня: «Алекс, куда вы теперь направляетесь?» – «Генерал, – ответил я, – мы идем вперед, дорога на Берлин свободна, и ничто не сможет остановить нас».

Эйзенхауэр, по словам Боуллинга, «положил руку на мое плечо и сказал: «Алекс, идите. Желаю вам всей удачи в мире, и не позволяйте никому останавливать вас». Когда Эйзенхауэр покинул Ганновер, Боуллинг свято верил, что получил «четкое устное подтверждение Верховного главнокомандующего: да, 84-я дивизия идет на Берлин».

В то же самое воскресенье, 8 апреля, 2-я бронетанковая дивизия, в данный момент слегка опережавшая 83-ю, вышла на первый рубеж регулирования – Хильдесхайм. Теперь ей предстояло дожидаться приказа, чтобы начать вторую фазу наступления. Генерал Уайт радовался передышке. При такой скорости продвижения дивизии техническое обслуживание превратилось в проблему, и сейчас Уайту требовалось не менее сорока восьми часов на ремонт. Он понимал также, что остановка даст возможность подтянуться другим соединениям. Однако большинство солдат – после безумной гонки – удивлялось задержке и нервничало. В прошлом подобные паузы давали врагу шанс реорганизоваться и сплотиться. Когда конец войны был так близок, никто не хотел искушать свою судьбу. Старшего сержанта Джорджа Петкоффа, ветерана Нормандии, битва за Берлин тревожила, поскольку ему начинало казаться, что его песенка спета. Капеллан Роуз вспоминает одного танкиста, столь суеверно отнесшегося к своему будущему, что он вылез из танка, взглянул на слова «Бесстрашный Джо», нанесенные спереди краской, и начал старательно соскребать слово «Бесстрашный». «Отныне, – объявил он, – это всего лишь самый простой Джо».

Если отсрочка тревожила и страшила солдат, то командиры – включая и прямых начальников генерала Уайта в штабе 19-го корпуса – были еще более озабочены. Генерал-майор Рэймонд С. Маклейн, командир корпуса, надеялся, что никакой инцидент не нарушит его планы. Несмотря на скорость наступления, он не заботился о тылах. Численность его корпуса, намного превышавшая 120 000, была больше армии северян при Геттисберге, а у него еще была тысяча бронированных машин. Располагая всей этой мощью, Маклейн, как он позже выразился, совершенно не сомневался, что через шесть дней после форсирования Эльбы весь 19-й корпус войдет в Берлин.

Из штаба Симпсона просочился слух, что задержка эта временная, а причина ее – тактическая и политическая. Как выяснилось, информация была надежной. Впереди лежала будущая граница советской зоны оккупации, и остановка давала время штабу Верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами на изучение ситуации. Никакой географической линии не было предусмотрено ни для англо-американских, ни для русских войск. Следовательно, все еще оставалась опасность лобового столкновения. В отсутствие какой бы то ни было сплоченной немецкой обороны высшие штабы не собирались останавливать наступление, однако приходилось со всей серьезностью принимать во внимание следующее обстоятельство: как только советская оккупационная линия будет пересечена, каждую завоеванную милю рано или поздно придется возвращать русским.

Берлин был теперь всего лишь в 125 милях от самых передовых частей, и по всему фронту 9-й армии солдаты и офицеры ждали приказа идти в наступление, не подозревая о деликатной проблеме, с которой столкнулось Верховное командование. У них были самые разные причины для нетерпения. Рядовой 1-го класса Кэрролл Стюарт очень хотел взглянуть на немецкую столицу, так как слышал, что из всех европейских городов Берлин – самый живописный.

* * *

Уоррент-офицер (категория командного состава между унтер-офицером и офицером. – Пер.) королевских ВВС Джеймс «Дикси» Динз вытянулся по стойке «смирно» перед письменным столом и ловко отсалютовал немецкому полковнику. Герман Остман, комендант Шталага 357, лагеря для военнопленных союзников около Фаллингбостеля севернее Ганновера, отдал честь столь же бодро. Это была одна из нескольких военных формальностей, которые военнопленный Динз и тюремщик Остман выполняли каждый раз, как встречались. И каждый из них, как всегда, был образцом корректности.

Эти двое мужчин испытывали друг к другу невольное и настороженное уважение. Динз считал коменданта – пожилого офицера, ветерана Первой мировой войны, который из-за парализованной руки не мог нести более активную службу, – вполне справедливым тюремщиком, не любившим свою работу. Остман же знал двадцатидевятилетнего Динза, избранного пленными их представителем, как упрямого и решительного переговорщика, часто осложнявшего Остману жизнь. Полковник всегда чувствовал, что настоящий контроль над Шталагом 357 держит в своих худых твердых руках Динз, которому все заключенные верны непоколебимо.

Динз был легендой. Юного штурмана сбили над Берлином в 1940 году, и с тех пор он сменил много лагерей для военнопленных и в каждом учился еще чему-нибудь, что могло облегчить жизнь ему и его товарищам-заключенным. Он также научился вести дела с комендантами лагерей. По мнению Динза, процедура была проста: «Вы просто постоянно задаете гадам жару».

Сейчас Динз смотрел сверху вниз на пожилого полковника, ожидая, когда тот сообщит ему, почему вызвал в свой кабинет.

– Я получил приказы, – сказал Остман, беря со стола несколько листков, – и боюсь, что мы должны перевести вас и ваших людей.

Динз немедленно насторожился:

– Куда, полковник?

– На северо-восток. Куда точно, я не знаю, но получу инструкции по пути… Разумеется, вы понимате, что мы должны сделать это для вашей собственной безопасности. – Остман слабо улыбнулся. – Ваши армии подошли слишком близко.

Динз давно знал об этом. За время, отведенное на «активный отдых», лагерные умельцы тайком собрали два очень чувствительных радиоприемника. Один был спрятан в старом патефоне, которым постоянно пользовались; другой, крошечный приемник на батарейках, вещал последние новости из котелка своего владельца, бродившего по Шталагу 357. Из этих бесценных источников Динз знал, что армии Эйзенхауэра форсировали Рейн и сражаются в Руре. Военнопленные еще не знали, какова мощь англо– американского наступления, но, раз немцы передислоцируют лагерь, значит, войска близко.

– Как будет проводиться перемещение, полковник? – спросил Динз, прекрасно зная, что немцы почти всегда перемещают лагеря военнопленных единственным способом – пешком.

– Маршем в колоннах, – сказал Остман и вежливо предложил Динзу особую привилегию: – Вы можете ехать со мной, если хотите.

Так же вежливо Динз предложение отклонил.

– Как насчет больных? Многие практически не могут ходить.

– Их оставят здесь, предоставив всю помощь, какая есть в нашем распоряжении. И некоторые из ваших людей тоже могут остаться.

Динз спросил, сколько военнопленных покидают лагерь. Временами Остману казалось, что Динз знает о положении на фронте почти столько же, сколько он сам, но было одно, чего Динз никак не мог знать. Согласно информации из штаба, британцы наступают в направлении Фаллингбостеля и находятся всего лишь в 50–60 милях от него, а американцы, как сообщается во всех донесениях, уже взяли Ганновер в 50 милях южнее лагеря.

– Вы уходите немедленно, – сказал он Динзу. – Таковы мои приказы.

Покидая кабинет коменданта, Динз понимал, что мало чем может подготовить людей. Еда была скудной, и почти все военнопленные ослабли от истощения. Долгий, тяжелый марш почти наверняка погубит многих из них. Но когда Динз вернулся в бараки, чтобы пустить слух о марше по лагерю, он дал себе торжественную клятву: любыми правдами и неправдами, даже мелкими мятежами он добьется поблажек, от замедления темпа до сидячих передышек. Дикси Динз собирался привести к позициям союзников все двенадцать тысяч узников Шталага 357.

Местонахождение штаба вновь организованной 12-й армии пока оставалось тайной для ее командующего, генерала Вальтера Венка. Предполагалось оборудовать командный пост на севере гор Гарца, в 70–80 милях от Берлина, однако Венк уже ехал на машине несколько часов. Дороги были черны от беженцев и автомобилей, двигавшихся в обоих направлениях. Некоторые беженцы тащились на восток, подальше от наступающих американцев; другие, страшившиеся русских, спешили на запад. Колонны с солдатами, казалось, движутся столь же бесцельно. Дорн, шофер Венка, снова и снова давил на автомобильный гудок, пытаясь протиснуться вперед. По мере продвижения дорожная ситуация все больше напоминала хаос, а Венк все больше нервничал, не представляя, что его ждет в новом штабе.

Венк воспользовался кружным путем. Прежде чем направиться в штаб, он решил сделать широкий круг, чтобы взглянуть на городок Веймар, лежавший к юго-западу от Лейпцига где-то около Бад-Бланкенбурга. Хотя этот маршрут добавлял почти сотню миль к его путешествию, у Венка была серьезная причина. В Веймарском банке лежали все его сбережения, около десяти тысяч марок, и он собирался снять всю сумму. Однако, когда его автомобиль приблизился к городу, дороги странным образом опустели, а вдали послышался грохот артиллерийских орудий. Через несколько километров военные полицейские вермахта остановили генерала и сообщили, что танки 3-ей армии Паттона уже на окраинах Веймара. Потрясенный Венк почувствовал себя обманутым. Ситуация оказалась гораздо хуже, чем расписал ее Гитлер. Венк поверить не мог, что союзники наступают так быстро… и что они уже заняли такую огромную часть Германии. И трудно было смириться с тем, что, скорее всего, его десять тысяч марок для него потеряны[38]38
  Упорный Венк пытался вытребовать свои деньги после войны, но к тому времени Веймар уже находился в советской зоне под управлением восточногерманского правительства Ульбрихта. Как ни странно, банк продолжал ежемесячно посылать Венку выписки счетов до 4 июля 1947 года. Венк с завидным постоянством подтверждал получение выписок и просил, чтобы деньги переводили в его собственный банк в Западной Германии. Никаких мер не предпринималось до 23 октября 1954 года, когда Веймарский банк сообщил Венку, что он должен связаться с Веймарским отделением министерства внутренних дел. «Мы аннулировали ваш старый счет, – говорилось в письме из банка, – вместе с наросшими процентами…»


[Закрыть].