Текст книги "Как спасти драконов"

3. Мелкая неприятность

Пять минут назад Одинклык пытался разбудить пребывающего в обмороке мальчишку.

Теперь они поменялись ролями.

– Очнись! – шептал Иккинг, нежно потряхивая дракончика и щекоча его за ушами. – Пожалуйста… очнись! Я не знаю, что делать!

Яд в дротике не убил Одинклыка, но оказался достаточно силен, чтобы очень крепко усыпить дракончика. И теперь он похрапывал, на удивление громко и раскатисто для такого малыша, в счастливом неведении о надвигающейся драконьей атаке.

Не паниковать, НЕ ПАНИКОВАТЬ…

Силы врага: тридцать пескакул и один ну очень жуткий вампир-ищейка.

Силы Иккинга: спящий Одинклык, полупарализованный Герой, способный только скакать на одной ноге или ползать, в теле у которого засело отвратительное следящее устройство, и один очень милый, но до крайности глупый Мухрюндель, выжидательно пыхтящий перед человеком, вывалив язык.

Все ближе и ближе подползали пескакулы.

Все ближе и ближе подбирался вампир-ищейка.

Чем ближе подбирался вампир, тем сильнее горела от боли рука у Иккинга, словно зубы чувствовали присутствие хозяина. Они шевелились внутри мышцы, и их зазубренные краешки причиняли Иккингу настоящие страдания.

И тут он расслышал жуткое сопение по ту сторону деревянного корпуса судна. Ох, ради Тора, враги уже так близко, что слышно их пыхтение. Надо взглянуть еще разок…

Иккинг едва успел отпрянуть от дырочки из-под сучка: к его полному ужасу, с той стороны в укрытие заглядывал гигантский глаз вампира-ищейки.

Дрожа, Иккинг дождался, пока глаз уберется, и выглянул в дырочку сам.

Дракон-ищейка припал к земле прямо перед кораблем, так близко, что Иккинг видел, как шевелится, принюхиваясь, его нос и капает слюна с вампирских клыков. Враг издавал угрожающее «чак-чак», возникающее у драконов в глубине гортани, когда они вот-вот набросятся… Длинный извилистый хвост оплетала какая-то веревка и волочилась за ним по песку[1]1
  Веревка осталась после боя Иккинга с вампиром-ищейкой в предыдущей книге.


[Закрыть].

Надо срочно что-то делать, что угодно, иначе они обречены.

И тут Иккинга посетила безумная идея. Дротики не подействовали на раздутого Мухрюнделя… Надо заставить дракончика отвлечь пескакул, пока сам Иккинг разбирается с вампиром.

– Мухрюндель, мне нужна твоя помощь, – прошептал Иккинг настойчиво. – Я хочу, чтобы ты поиграл в пятнашки…

– Ой, ОБОЖАЮ пятнашки! – воодушевленно пискнул Мухрюндель. – А кто во́да? Ты или я?

– Водами будут пескакулы, – прошептал Иккинг.

– Это те, которые поют такую красивую песенку? – уточнил Мухрюндель.

– Они-они, – подтвердил Иккинг. – Но тебе придется сделаться УХ, Мухрюндель.

– Вот так? – Дракончик изо всех сил сосредоточился и раздулся, как воздушный шар.

– Именно, – похвалил Иккинг. – А потом я хочу, чтобы ты вылетел наружу, только ни за что не дай им себя поймать…

– Заметано!

Мухрюндель сделался круглым и лиловым, как здоровенная виноградина, если можно представить себе виноградину с хвостиком-закорючкой и поросячьей мордочкой, которая вся аж светится от счастья.

– ОБОЖАЮ играть в пятнашки! В пятнашки я умею даже лучше, чем в «палочку»! Им НИ ЗА ЧТО не поймать меня!

– Жди, пока не подам сигнал, – прошептал Иккинг, снимая безвольное тельце Одинклыка с безрукавки и укладывая его в рюкзак – для безопасности.

Затем он сгреб большую охапку водорослей и прилепил себе на голову, а сам обмазался мокрым песком и илом.

Мухрюндель притаился под самым краем борта, круглый как луна, и возбужденно хихикал про себя.

– Вот они удивятся-то… – весело похрюкивал он.

Иккинг приник глазом к дырке от сучка. Вампир-ищейка пригнулся еще ниже, готовый напасть…

– Пошел! – шепнул Иккинг.

Мухрюндель пробкой вылетел из-за борта, вереща:

– Не поймаете меня!

БАМС! БАМС! БАМС! БАМС!

БАМС! БАМС! БАМС! БАМС!

Пескакулы выпустили дротики одновременно, но все стрелки срикошетили от круглого тельца надутого Мухрюнделя и попадали на песок, не причинив вреда.

Вампир-ищейка подскочил, прервав нападение, и перевел взгляд на невероятное зрелище – в воздухе носился, трепеща крылышками, абсолютно круглый домашний дракончик.

– Хороший выстрел! – великодушно щебетал Мухрюндель, уворачиваясь так и этак, словно бейсбольный мяч с крылышками. – Только, спорим, вам меня не поймать!

БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС!

– И снова неплохо! – прочирикал Мухрюндель с добродушным удивлением. – А теперь я немного усложню вам задачу, вот так…

БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС!

За мгновение, пока вампир-ищейка изумленно таращился на Мухрюнделя, Иккинг выполз из-под укрытия. Сердце у него тяжело колотилось, а предплечье горело так, что ему пришлось закусить губу, чтоб не орать в голос. Облепленный песком и илом, в модной шапке из водорослей, Иккинг как можно быстрее извивался на песке, волоча раздутую и онемевшую половину тела.

Пескакулы ничего подобного Мухрюнделю никогда раньше не видели. Чем гуще они осыпали его дротиками, тем больше стрелок отскакивало от кругленького тельца. Это сбивало с толку. Хищники выпустили по умильному домашнему дракончику столько дротиков, что накачанная ядом под завязку малявка должна была бы уже валяться замертво на песке, а не порхать взад-вперед и вести светскую беседу.

– Ой, ребята, у вас так здорово получается! Наверное, вы не первый раз играете! Но вы же не ожидали… такого…

БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС!

– Ой! – удивленно воскликнул Мухрюндель. – Ожидали!

– Ссдоххни, жирный мелкий дракошшш-ка, сссдохххни! – шипели пескакулы, поливая Мухрюнделя дротиками.

Толстячку, разумеется, было хоть бы хны, и от ярости пескакулы потеряли головы (как это часто бывает) и принялись расстреливать его уже в упор, слишком сильно сжав круг, так что оказались почти рядом друг с другом. Вампир-ищейка завороженно наблюдал за ними.

Пока внимание вампира-ищейки было занято боем, Иккинг переполз на другую сторону. Он осторожно подобрал волочащуюся за вампирским хвостом веревку и обмотал ее вокруг гигантского, поросшего крупными толстыми ракушками валуна. Узел он использовал самый крепкий, какой знал, – нерушимо крепкий рифовый жесткач, которому некогда научил его отец.

Странно устроено человеческое сознание. Про отца Иккинг начисто забыл, а как вязать нерушимо крепкий рифовый жесткач – помнил.

И только-только он закончил вязать узел, как вампир-ищейка ме-е-едленно стал поворачивать голову от захватывающего выступления Мухрюнделя обратно к кораблю.

Иккинг как можно быстрее пополз в противоположную сторону. Сердце колотилось, под ложечкой сосало, предплечье разрывалось от боли.

Вампир взглянул на корабль, сообразил, что зубов там больше нет, и резко обернулся. Иккинг застыл как изваяние, в жалкой надежде, что дракон примет его за камень с кучкой водорослей наверху.

Однако песчано-водорослевая маскировка не помогла – вампир-ищейка тут же его узнал. Глаза у дракона засветились красным…

С леденящим воплем дракон бросился к Иккингу, выставив когти и ощерив клыки. Под чешуей перекатывалась могучая мускулатура.

Иккинг тоже заорал и неуклюже попятился – на миг ему показалось, что он слишком близко…

Но посреди прыжка веревка размоталась до конца и дернула вампира-ищейку назад – в последний момент. Страшные челюсти щелкнули в воздухе перед самым носом Иккинга. Тварь обдала героя смрадным дыханием, едва не откусив ему голову.

– Йяаоу-у-у! – взвыл вампир-ищейка, ведь привязанная к валуну веревка очень больно дернула его за хвост. А все знают, что это очень неудобно, когда тебя тянут за хвост, и к тому же унизительно.

– Йяаоу-у-у! – снова взвыл дракон.

И тут вампир-ищейка взбесился.

Он заметался, пытаясь удрать, но только запутался еще больше. Он дергал веревку, тянул во все стороны изо всех сил и бился так отчаянно, что, несмотря на боль в хвосте, ухитрился сдвинуть камень на пару дюймов. Но нерушимо крепкий рифовый жесткач держал крепко.

Вот почему с незапамятных времен все викингские отцы утверждают, что очень важно как следует владеть искусством вязания узлов.

«Придет день, – говорят папы-викинги, – когда ты возблагодаришь свою счастливую звезду, что применил нерушимо крепкий рифовый жесткач, а не скользкую-прескользкую скользящую петлю».

И это совершено справедливо: когда привязываешь вампира-ищейку за хвост к валуну, крайне важно правильно выбрать узел.

Однако лучше бы вообще было его не привязывать, и Иккинг скоро понял почему. На самом деле он узнал о вампирах-ищейках нечто новое.

На морде у вампира появилось очень странное выражение, словно он принимал какое-то важное решение. А затем дернул камень изо всех своих немалых сил, скорчил ужасную рожу и скосил пылающие красным глаза к носу, являя собой воплощение крайней сосредоточенности.

«Ой-ой, – подумал, оглядываясь через плечо, Иккинг. Он наполовину скакал, наполовину полз по песку прочь. – Видал я такое выражение у других драконов. Хвост отбрасывает. Вот не знал, что вампиры-ищейки так умеют…»

Вампир-ищейка действительно отбрасывал хвост.

Способностью этой обладают далеко не все драконы, но и они прибегают к ней только в самом крайнем случае. Большинство созданий очень привязаны к своим хвостам и держатся за них до последнего – разве что положение становится совсем уж отчаянным.

Длинный извилистый хвост вампира-ищейки отделился от хозяйского крупа и упал на песок.

Дракон злобно ухмыльнулся. Хвост его больше не держал, а значит и камень тоже.

Он был свободен.

Свободен схватить зубами этого гнусного мелкого похитителя клыков и…

Он пошел вперед, как громадная черная пантера: мышцы перекатывались, пасть оскалена в безумной ярости, голова опущена – вот-вот бросится.

«О нет…»

«О нет», – заплакал Иккинг, расслышав мягкие, неотвратимые шаги за спиной, подбиравшиеся все ближе. Он, шатаясь, поднялся на единственную здоровую ногу и как можно быстрее заскакал по берегу. Однако довольно трудно, доложу я вам, развить приличную скорость на мокром песке, если можешь только прыгать на одной ноге.

«О нет-нет-нет-нет-нет…»

– Мухрюндель, на помощь! – крикнул Иккинг.

Мухрюндель с озабоченным жужжанием уже завис у вампира-ищейки над плечом.

– Извините, дяденька Страшный Летучий Мыш, но, по-моему, вы что-то обронили, – пропищал дракончик, услужливо показывая лапкой на брошенный хвост.

Вампир пропустил вежливое напоминание мимо ушей и продолжал гнаться за скачущим Иккингом большими тигриными прыжками, из разинутой пасти капала слюна…

Но Мухрюндель полетел за ним, вереща:

– Вы хвост забыли, дяденька Летучий Мыш! Хвост позабыли-и!

А верещал дракончик громко – вдруг бедный Летучий Мыш не только рассеянный, но и глухой. Одержимые пескакулы по-прежнему осыпали Мухрюнделя дротиками, которые обидно отскакивали от неуязвимой круглоты, как камни от железной крыши.

БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС! БАМС-ДЗЫНЬ!

Испуганно и сердито взвизгнув, вампир-ищейка остановился как вкопанный посередь прыжка – один из дротиков отскочил от любезного Мухрюнделя и – бамс-дзынь! – воткнулся вампиру в заднюю ногу.

– Йоу-у-у! – взвыл вампир-ищейка.

И тут его нагнал запыхавшийся Мухрюндель.

– Правильно, дяденька, он во-он там! – пропищал Мухрюндель, указывая всеми четырьмя короткими лапками назад, где печально замер на песке брошенный хвост.

Но вампир-ищейка не слушал.

БАМС-ДЗЫНЬ! БАМС-ДЗЫНЬ! Еще два дротика отскочили от Мухрюнделя и воткнулись в корму вампира, и без того весьма чувствительную после всех мучений с дерганьем и сбрасыванием хвоста.

– ЙЯАРРРО-О-О-О-ОУ!

Ищейка подскочил на всех четырех. Не веря своим глазам, он уставился на дротики. Уже чувствовалось, как немеют нога и круп.

Он забыл про Иккинга.

Глаза полыхнули красным.

Он разинул могучую пасть, ощерил капающие слюной клыки и с громовым ревом ринулся на пескакул.

Встревоженно покрикивая, пескакулы начали поспешное отступление. Они взлетали, через плечо обстреливая дротиками вампира. Десять, двадцать дротиков вошло в тело преследователя, но он по-прежнему гнался за ними, настигая и безжалостно уничтожая всех пескакул, до кого сумел дотянуться.

Только нашпигованный уже тридцатью дротиками вампир-ищейка наконец остановился, вздрогнул пару раз и опрокинулся на песок в глубоком сне.

Пескакулы, сердито вереща, растаяли в небе.

На берегу остались только спящий вампир-ищейка, неподвижные тела семи-восьми пескакул, жужжащий в недоумении («Куда это все вдруг подевались?») Мухрюндель и покрытый песком Иккинг Кровожадный Карасик III в дурацкой шапке из водорослей.

– О боги, – выдохнул Иккинг. – Просто не верится… мы победили?

Похоже, дело обстояло именно так.

– Мы победили! – Иккинг радостно вскинул сжатый кулак. – Мы победили! Мухрюндель, мы победили!

– Правда? – неуверенно отозвался Мухрюндель и, медленно-медленно сдуваясь, опустился Иккингу на плечо. – Я очень удивлен. Ведь у остальных вроде так хорошо получалось…

– Я тоже очень удивлен, – согласился Иккинг, в награду почесывая Мухрюнделю пузико. – Ты отлично играешь в пятнашки, твои умения нам очень-очень пригодились.

Иккинг и себе удивлялся.

Он одолел всех этих пескакул! И вампира-ищейку! И все сам с помощью одного лишь Мухрюнделя!

Может, он и вправду такой Герой, как утверждает этот Одинклык.

Может, раненый, и безоружный, и беспомощный, он и справится.

Но недолгая радость испарилась так же быстро, как сдулся услужливый Мухрюндель.

Ибо туман истончился. И за силуэтами улепетывающих пескакул, уже не больше чаек на фоне светлеющего неба, сквозь клубы дыма Иккинг впервые разглядел остров Душегубов. От увиденного его затошнило, как если бы желудок его принялся вертеть сальто на палубе корабля в штормовом море.

Внезапно Иккинг понял, что пытался сказать ему Одинклык. И пескакулы, и вампир-ищейка и вправду были всего лишь мелкими неприятностями.

НАСТОЯЩИЕ ТРУДНОСТИ были впереди.

Душегубский остров с его горами, вонзавшимися в небо, словно ведьмины пальцы, весь кишел драконами.

Иккинг никогда столько драконов не видел.

Тысячи и тысячи и тысячи чудовищ облепили остров так плотно, что под ними не видно было скал.

Занимался рассвет, и драконы начинали просыпаться. Огромными удушливыми облаками поднимались они над горами, кружили, орали, дрались и зависали, словно рой рассерженной саранчи.

Иккинг обнаружил, что с той же легкостью, с какой заговорил по-драконьи, не помня собственного имени, определяет вид дракона по форме крыла, крику и зловещим очертаниям. На острове собрались самые жуткие драконы Варварского архипелага.

Кошмар стал явью.

Подпальники, духожомы и ядострелы. Мозгоеды, вертокруты и огнефуки с вываленными длинными языками, рогохвосты, бритвокрылы, рыкозавры и шматозавры, саблезубые ездовые и ледовые змии, дрелинги, ужастрыи и темнодыхи…

Такое безумное множество опасных и злобных видов просто не укладывалось в голове.

Тор всемогущий, это не вислоносые адозубы там? И свирепторы… и… трехглавые бесогоны… и длинные шеи Торовых громовников, которые молнии из ноздрей мечут… И… клянусь кудрявой бородой и волосатыми подмышками всемогущего Тора! Не гигантская ли туша Одинова кошмара всплывает там, перед самым островом? Одиновы кошмары, многоглазые гиганты, обитали в темных и пустынных глубинах Открытого Океана и никогда не заплывали так глубоко во внутренние моря. Они испускали глазами лазерные лучи и, насколько помнил Иккинг, были неуязвимы…

Вода вокруг темной туши Одинова кошмара, насколько хватало глаз, кишела страшными зазубренными плавниками акулогадов…

Вдалеке Иккинг различал смутные очертания других остовов архипелага. Все они были охвачены пламенем, дымились как вулканы, и над каждым висела туча драконов, все больше, и больше, и больше, уходя в бесконечность…

Ох, Тор всемогущий…

Рассказ Одинклыка оказался правдой до последнего слова. Это Драконье восстание. Это последний день Солнцеворота.

Иккинг только что одолел нескольких пескакул и вампира-ищейку.

Но пескакулы мчались обратно к Душегубским горам, к Ярогневу, к восстанию, и они расскажут там, где прячется Иккинг.

И на сей раз Ярогнев не пошлет за Иккингом пескакул или даже вампира-ищейку. Нет, он отправит вертокрутов, клинозавров, мозгоедов – всех самых страшных бойцов драконьей армии, и они перелетят через узкую полоску воды на крохотный островок, где некуда спрятаться, некуда убежать.

И отбиться Иккинг с Мухрюнделем и спящим Одинклыком никак не смогут.

Что там Одинклык говорил про то, что нужно сделать?

Иккинг попытался припомнить рассказ старика. Тогда было не до того, столько всего происходило одновременно…

Иккинг должен добраться до острова под названием Завтра.

Ему надо стать Королем вместо какого-то Элвина.

А потом убедить этого дракона Ярогнева отозвать восстание.

И все в один день.

И у него нет ни лодки, ни Утраченных Сокровищ, ни оружия.

Одинклык был прав.

Это – настоящая проблема.

4. Неприятность покрупнее

Тем временем чуть к северу от острова Завтра возлежал, наполовину погрузившись в воды Мародерской гавани, необъятный дракон.

Дракон был совершенно неподвижен, словно война превратила его в гору, – или в вулкан, судя по громадным желтым облакам сернистого пара, поднимавшимся от его покрытого боевыми шрамами тела, испещренного следами бесчисленных ран и ожогов. Огромная дымящаяся гора. Ни малейшего движения не происходило на ее склонах – ни усик не шевельнется, ни мышца не дрогнет, ни рябь по чешуе не пробежит, не биения сердца не было заметно – кроме дыма, ничто не говорило, что он жив и сделан не из камня.

Но что это там, на самой верхушке драконогоры? Просто трещина по камню побежала… Дракон приподнял веки, всего на тонюсенький волосок, и стал виден тлеющий глубоко в его глазах огонь, исходящий жаром, как лава в кратере.

Война изменила этого дракона, и отнюдь не к лучшему.

Это был Ярогнев, и сегодня, в день Светопреставления Солнцеворота, он сойдется в поединке с новым Королем Дикозапада.

Дракон хорошенько отдохнул перед битвой и теперь наблюдал за Тесниной Героев, крохотной полоской воды между Душегубскими горами и островом Завтра, как кот наблюдает за мышиной норой.

Великанские глаза Ярогнева видели всё.

Он видел, как вернулись с Последнего Приюта пескакулы, и знал, что они расскажут ему, что Иккинг жив.

«Нечего, – спрашивал себя Ярогнев, – совершенно нечего бояться, даже если он и вправду жив, ведь так?»

У мальчишки нет Сокровищ! Ни единого! Следовательно, стоит Иккингу хоть пальцем коснуться песков Завтра… стоит ему даже на драконе хоть на дюйм вторгнуться в воздушные пределы Завтра… что ж, пески оживут и породят ужасных монстров, известных как ДРАКОНЫ-СТРАЖИ ЗАВТРА. Они вырвутся из песка, сцапают мальчишку своими страшными когтями и даруют ему Смерть в воздушном забвении…

Значит, совершенно нечего бояться?

И даже если по некоей невероятной и невозможной случайности Иккинг уцелеет в лапах драконов-стражей и получит корону без Сокровищ, Одинклык обещал предать нового Короля, даже если этим Королем станет Иккинг, выкрасть у него Драконий Камень и принести его Ярогневу перед битвой.

Никакой Король без Камня не победит. Ни Иккинг. Ни Элвин. Никто.

Короля без Камня можно будет переломить пополам, как спичку.

Бояться нечего…

Абсолютно нечего.

Но громадные глаза Ярогнева видели всё. И ему было не по себе.

Поэтому еще до возвращения пескакул в Мародерскую гавань Ярогнев вызвал свою заместительницу, ослепительно прекрасную моредраконицу чуть меньше его самого, по имени Луна. Ее прозвали так, потому что она сияла словно бы лунным светом. Она озаряла темные тучи вокруг, от нее исходили пульсирующие волны жара, и дождевые капли с шипением испарялись, коснувшись ее сияющего тела.

– Возможно, мальчишка жив, Луна… – прошипел Ярогнев.

Ему не требовалось шевелить губами – моредраконусы способны общаться между собой телепатически. Ничто не дрогнуло на поверхности драконоподобной горы, разве что глаза в момент передачи мыслей вспыхнули чуть ярче.

– Отправь своих лучших и самых безжалостных бойцов через Теснину Героев на поиски мальчишки. И, Луна… сама туда не летай.

– Ты не доверяешь мне, Король? – уязвленно вскинулась Луна.

– Я не сомневаюсь в твоей верности, Луна, но ожесточить сердце труднее, чем ты думаешь. Особенно против благонамеренных людей вроде Иккинга, – ответил Ярогнев. – В этом мальчишке есть нечто… – Слова Ярогнева раскатисто отдавались в голове Луны. – Многие драконы отказались сражаться на нашей стороне из-за этого мальчишки. Одноглаз, например… и даже эти доставучие микродракончики не присоединяются к восстанию. Чирикают, да грубо так, мол, Иккинг некогда спас жизнь их королю или еще какую чушь… Это наш последний шанс, Луна. Люди становятся все хитроумнее. В ближайшие несколько веков они изобретут оружие такой мощи, что просто сотрут нас с лица земли, потому что люди не способны делить этот мир с кем бы то ни было. Но если ударить сейчас, драконы обретут свободу навек…

– Свободу… – с тоской выдохнула Луна. – Свобода… Лететь куда вздумается, в бескрайнем небе. Взмывать вверх, вверх, вверх на вольных ветрах, касаться самой луны, нырять в сладостную черную пустоту Открытого Океана… ах… свобода…

– Отправь своих лучших бойцов, Луна, – проворчал Ярогнев. – Но сама останься.

Луна склонила сияющую голову. Она пошлет отряд самых жутких и безжалостных драконов уничтожить Иккинга прежде, чем он доберется до Завтра: адозубов, вертокрутов, клинозавров… просто на всякий случай.

Ярогнев стал медленно погружаться в волны, пока над поверхностью не остались только глаза. Он не сводил взгляда с Теснины Героев.

Ярогнев заглянул в будущее – людей надо уничтожить прежде, чем они сумеют уничтожить драконов.

Смотреть, ждать. Всего несколько часов.

Он знал, что грядет Светопреставление. Гибель мира. Но чей мир погибнет сегодня?

А тем временем на высоких утесах Завтра, среди развалин Чернобородова города просыпались побитые остатки человеческого войска. Здесь собрались люди со всех концов архипелага, всех их из дома выгнал огонь.

Архипелаг к югу и востоку лежал в руинах, его было не узнать: черные обугленные острова, там, где были деревни, – и следа от них не осталось, в каменистых склонах зияли огромные каверны, и жуткая вонь горелого жилья носилась над заливом.

Конечно, здесь были сторонники Элвина – Драчуны, Истероиды, Душегубы, Берсерки, Головорезы, Гостедавы, Отщепенцы и Страхолюды. Но и Воинам Драконьей Печати пришлось бежать вслед за Элвином. Их отличала Печать Дракона на лбу – это были Хулиганы, Остолопы, Бой-бабы, Молчанцы, Тихушники и Миролюбы. И независимые племена тоже пришли: Странники, Зыбуны, Нигдешники и Никогдашники, не говоря уже о Неимоверном Крутняке и Яриссе и их спутниках, Десяти Женихах. Даже Варвары, самые свирепые воины в архипелаге, отступили перед драконами.

Варвары брали с собой на битву отлично выученных котов. Те ехали на плечах у хозяев и бросались на противника посреди боя. (Весьма действенная тактика, ведь, когда тебе в лицо вцепился кот, мечом особо не помашешь.)

Юная наследница племени, чемпионка по кулачному бою, двухметрового роста Варвара из Варваров и ее черный кот Бесстрашный сдерживали Драконье восстание долгие месяцы, переходящие в годы. Но две недели назад и она с котом, и ее отец, и обессиленные соплеменники протрубили отступление и присоединились к путешествию на запад, чтобы сражаться под знаменами Элвина.

Стоик и Валгалларама, отец и мать Иккинга, тоже проснулись, хотя едва прикорнули. Эти великие Герои были викингами, непривычными к нежным чувствам, но Стоик, утешая, обнял жену, и они улеглись на твердую землю, положив между собой шлем, принадлежавший, как они думали, их мертвому сыну.

За день до этого двоюродный брат Иккинга, Сморкала, героически натянул одежду Иккинга и полетел на его драконе в бой. Половина племен архипелага видела, как Сморкала со стрелой в груди канул в море, поэтому Стоик и Валгалларама были уверены, что Иккинг погиб и отправился в Валгаллу.

– Ведь я же не виноват, правда, Валгалларама? – Стоик устало оглядывал изничтоженные острова, стиснув в ладонях лохматую голову. Где-то там осталась его земля, его корабли обратились в пепел, его прежний мир канул в небытие. – Неужто это проклятие пало на всех нас из-за того, что я не пустил младенца-Иккинга по волнам на смерть, когда мы узнали, что он недомерок? Неужто боги наказывают нас за то, что я слишком любил своего сына, чтобы последовать обычаю? Неужели Иккинг – наш любимый Иккинг – не должен был жить?

Ведь все беды начались с того, что Иккинг освободил дракона Ярогнева.

Валгалларама положила свою чугунную руку на плечо мужу.

– Мы воины, Стоик, – мягко сказала она. – Мы оба знаем, что такое война, что те, кого мы любим, могут лишиться жизни, и поэтому никогда нельзя затевать войну по пустякам. Но рабство людей и драконов было позором, который просто не мог продолжаться. – На суровом, словно высеченном из камня лице великой Героини горе не отражалось. – Иккинг правильно выпустил Ярогнева, а ты правильно не последовал обычаю. Бывают такие Вопросы, такие битвы, такие Иккинги, ради которых стоит лишиться всего мира. И даже когда все кончается катастрофой, невозможно сделать неверный выбор, если делаешь его по любви.

– Твоя правда, Валгалларама, – отозвался Стоик. Слова жены даровали ему пусть маленькое, но утешение, и он стал чуть меньше сутулиться. Прежний дух вождя отчасти вернулся к нему. – Я все же поступил правильно! Может, наш любимый Иккинг и погиб, и этого горя нам никогда не избыть, но он был величайший Герой, так ведь?

– Так, – согласилась Валгалларама.

– Вижу Иккинга, как сейчас, – гордо вздохнул Стоик. – Вот он стоит посреди этой ужасной тюрьмы, Черного Сердца, прямо перед Элвином и орет: «Люди и драконы умирают в цепях – это, по-твоему, совершенство? Такие прекрасные создания, как он, должны быть уничтожены навеки? Мы должны навек попрощаться с волшебством, мечтами и полетами нашего детства? Я говорю – НЕТ!»

Стоик вскинул кулак в воздух, подражая благородному возмущению сына, и восхищенно покачал кудлатой головой:

– Какой был сын! Какой потрясающий парень… Да, я с гордостью погибну с Драконьей Печатью на лбу и горжусь, что был его отцом, хотя боги судили нам пробыть вместе так недолго…

Двое Героев в летах, чуть поскрипывая, прислонились друг к дружке. В последние годы они несколько отяжелели, а от постоянных боев на мечах коленные суставы склонны изнашиваться. Они прижались друг к другу лбами, Печать к Печати, словно два старых дерева, опирающихся друг на друга в бурю.

И наверное, они думали: по крайней мере, Иккингу не пришлось открыть глаза навстречу такому дню Светопреставления.

Викинги поклялись подчиниться воле богов, но кто знает, о чем думали боги, пока люди готовились к последней великой битве здесь, среди развалин Чернобородова замка.

Берта, предводительница Бой-баб, печально точила боевой топор, погрузившись мыслями в более счастливые времена, когда она бродила по пояс в восхитительных родных болотах, а рядом плыл ее верный Клиномет.

Варвара из Варваров грустно гладила Бесстрашного по гордой спине, пока шестеро ее телохранителей испытывали стрелы и мечтали лететь по снежным просторам Варварии верхом на своих метельных драконах, чтоб ветер развевал усы, а коты счастливо орали на плечах. Лететь и лететь назад, назад во времени в деревню, которой больше не существовало…

Даже воины Элвина почувствовали себя не в своей тарелке и приуныли. Обжора поглаживал своего могучего дракона-невидимку, стараясь не думать о том, как будет жить без него. Да, эти люди НЕНАВИДЕЛИ Элвина. Но что им оставалось делать? Только идти за ним.

Тучи драконов кишели повсюду, густые и темные, словно стаи саранчи. Небо почернело от них, они выпрыгивали из моря и ползли по ледяным полям. Теперь Элвин был единственной надеждой человечества.

Потому что у Элвина имелись Утраченные Сокровища, а значит, он единственный мог стать Королем.

Элвин стоял на развалинах Чернобородова замка – безносая, бессердечная, безжалостная машина войны, дыхание с шипением вырывалось из его железной маски. Он точил свой голодный крюк и уже торжествовал победу.

– Резче, резче! – покрикивал Элвин, пока Друиды-Стражи Завтра заводили трон на четыре приземистых обрубка, где тот покоился некогда, давным-давно, во времена Черноборода Оголтелого, последнего Короля Дикозапада.

Они готовились к коронации.

Поблизости ждали своего часа остальные девять Утраченных Сокровищ: тикалка, щит, корона, ключ-от-всех-замков, Драконий Камень, второй лучший меч, рубин в форме сердца, стрела и охотничий дракончик Иккинга, Беззубик – самый мелкий и вредный охотничий дракон во всем архипелаге. Его крохотная клетка висела на спинке трона. Беззубик тоже думал, что его хозяин умер. Бедняжка ослабел от непрестанного плача, шипы у него на спинке горестно обвисли. Он поднимал головку и выл в небо, словно маленький волк.

– Не мог бы кто-нибудь заткнуть этого дракона? – процедил Элвин, с надеждой стискивая меч, Лезвие Бури.

Но поделать он ничего не мог – Беззубик был одним из Утраченных Сокровищ, поэтому, пока Элвин не получит корону, он и пальцем не смеет тронуть малявку.

– Обещаю тебе, мерзкий крылатый головастик, – поклялся Элвин, прижав лицо к прутьям клетки, злобно уставившись на Беззубика единственным глазом и грозя ему крюком, – что самым первым делом, став Королем, я сверну тебе твою лягушачью шею…

– Б’бе-беззубик тебя сначала всего искусает! – заорал в ответ Беззубик по-драконьи. – Ты гу-гну-гнусный хозяеубийца, кошмар ходяч’чий!

Дракончик просунул мордочку сквозь прутья и плюнул огнем Элвину на здоровую руку. А затем завыл еще громче.

– А-а-айййй! – взвизгнул Элвин и сунул палец в рот. – Если б только я мог прикончить тебя ПРЯМО СЕЙЧАС, тварь ты уродская!

– Не м-можешь! – всхлипнул Беззубик с остатками прежней дерзости. – Б’бе-беззубик одно из Утраченных Сокрович’ч… и притом самое ЛУЧ’ЧШЕЕ…

– Не волнуйся, малыш Бессумик, – шепнул Стоик с неуклюжим сочувствием, просунув палец сквозь прутья клетки и поглаживая дрожащего несчастного дракончика по спинке. – Может, твой хозяин Иккинг и погиб, но мы о тебе позаботимся…

Но как Стоик сможет это сделать, когда Элвин станет Королем? Как им с Валгалларамой защитить Беззубика, или Серебряного Призрака, или любого из драконов, оставшихся верными людям и теперь просыпавшихся и вившихся над головами хозяев-людей здесь, в замке Черноборода? Эти драконы приготовились идти в бой вместе с хозяевами и защищать их ценой собственной жизни. Неужели в награду за верность их ждет уничтожение?

Словно большая белая костлявая собака, прискакала на четвереньках Элвинова маменька, ведьма Экселлинор. Ее длинные белые волосы волочились за ней по грязи.

– Терпение, Элвин, сладкий мой, – промурлыкала она. – Тебе уже недолго откладывать удовольствие казнить этого крысеныша… и любого другого, кто посмеет тебя раздражать… – Она многозначительно повела глазами в сторону Воинов Драконьей Печати.