Текст книги "Во тьме Эдема"

26
Джон Красносвет

Последнее время я буквально разрывался на части. Семья все равно не оставит нас в покое. А значит, надо как можно скорее уходить, то есть найти путь сквозь Мрак. Потому-то мне так не терпелось туда попасть. Я ломал голову, как утеплить обмотки и чем осветить дорогу. А ведь приходилось держать ухо востро, чтобы не пропустить нападения Семьи. Надо было позаботиться о том, чтобы всех защитить, чтобы никто не оставался один. То есть мне нужно было все свое время проводить во Мраке, но при этом неусыпно следить за нашей маленькой группой у прохода в Долину.

Поэтому как только я понял, что раньше чем через три дня из Семьи к нам никто не пожалует, то отправился в Снежный Мрак. У меня не было времени обсуждать это с Тиной. Сообразив, что к чему, я тут же устремился во льды. Наверху я надел новые обмотки для ног, склеенные новым клеем, и зажег новый факел, который изготовил сам: набил сырую полую ветку шерстячьим жиром (чтобы жир горел, а дерево – нет), – и ушел во Мрак. Вскоре я не видел уже ничего, кроме рыжего кружка на снегу – отблеска от моего факела, да пара от собственного дыхания. Я не слышал ничего, кроме отражавшихся от скал звуков, которые сам же и издавал. Даже скал я не видел, только слышал эхо.

Факел затрещал; пришлось возвращаться. Когда я выбрался из льдов, ноги мои насквозь промокли, а ветка с жиром высохла и начала обугливаться. Но мне не терпелось надеть новые обмотки с другим раствором клея, зажечь очередной факел, на этот раз обмазанный сырой глиной, и попытаться еще раз. Ведь у нас оставалось так мало времени, чтобы найти путь.

Однако я понимал, что нужно вернуться к пещерам и приготовиться выслушать решение Семьи.

* * *

Оказалось, я зря торопился. Прошел день, спячка и еще полдня, прежде чем Семья дала о себе знать. Большинство ребят охотились, а мы с Тиной, Джеффом, Джелой и Клэр сидели перед пещерами, мололи зерна и шили обмотки из шерстячьих шкур, когда Майк, дозорный, прокричал сверху, что к нам направляются человек шесть-семь. Он заметил их в просвет между деревьями. Вскоре и Дикс крикнул снизу, что он тоже их только что видел.

Конечно, это могли оказаться и новошерстки, как раньше, но к нам обычно по столько сразу не приходили, так что, скорее всего, это все же был Дэвид со своими прихвостнями, причем наверняка с копьями и дубинками. Мы попрятали шкуры и прочее в тайники, а потом с Тиной и Джелой, прихватив копья и дубинки, двинулись вниз по тропе. Майк, Дикс и Джефф остались у пещер, а Клэр побежала рассказать остальным о том, что происходит.

Наши гости из Семьи, услышав, как мы перекликаемся, остановились и стали ждать на поляне у Горловины, где Ручей Холодной тропы из Долины Холодной тропы течет в лес Долины Круга. Оказалось, что это вовсе не Дэвид. На камне сидела Каролина собственной персоной, Глава Семьи, а сбоку от нее расположились слепой Том Бруклин и Кэнди Рыбозер. Джейн Лондон, Секретарь-Ша, притулилась у ног Каролины на корточках, а вокруг стояли трое парней из группы Лондонцев, с копьями черного стекла. «Хммммммммм», – гудел лес. Ручейки журчали и плескались по камням. И надо всей этой сценой, в дымке, но все такой же яркий, сиял Звездоворот.

Свою часть леса мы знали куда лучше, чем они. Мы залегли в зарослях звездоцветов под деревьями и принялись наблюдать, как на охоте. Гости нас не видели, но знали, что мы смотрим на них, и поэтому вели себя как ни в чем не бывало. Каролина болтала с вожаками групп, как будто они просто гуляли по лесу и остановились передохнуть. Секретарь-Ша время от времени вставляла замечание своим тихим мелодичным голоском. Трое парней заметно скучали и поигрывали копьями.

– Хорошо придумано, – прошептала Тина. – Ждут, пока мы сами к ним придем.

– Еще чего. Ни за что на свете.

– Да, ты прав. Может, просто выйдем на поляну, как будто мы тут охотились неподалеку?

Предложение Тины мне понравилось. Мы так и сделали. Появились из-за деревьев, не показывая, что удивлены, встретив тут гостей (это значило бы, что у нас плохая стража), но так, будто нам совершенно безразлично, здесь они или нет.

– Привет, Каролина, – крикнул я.

Мы уселись на берег ручья неподалеку от них и опустили ноги в воду, как охотники после долгого перехода.

Разумеется, они раскусили нашу игру, точно так же как и мы понимали, что они притворяются. Они знали, что мы знаем, и мы знали, что они знают. Если честно, то, что происходило, имело для них огромное значение, равно как и для нас. Мы с Семьей очень друг другу мешали, и нам было необходимо это обсудить. Но мы делали вид, будто все это пустяки: это была часть переговоров, причем важная часть. Так мы прощупывали почву.

И все же это ничуть не умаляло серьезности минуты: это было одно из тех событий, о которых люди будут долго помнить и ставить пьесы, вот как «Кольцо Анджелы» и «Смерть Томми», полет Трех Спутников и то, как я разрушил Круг. Момент был важный, и мы все – я, Тина, Каролина, Секретарь-Ша – участвовали в происходящем, а значит, обязаны были позаботиться о том, чтобы история получилась достойной.

– Мы хотели обсудить с вами кое-что, – крикнула Каролина.

– Пожалуйста, – откликнулась Тина, – только ножки остудим. Идите сюда.

Она покосилась на меня и еле заметно улыбнулась, как тогда, в Семье, в нашу первую встречу у Глубокого озера. На мгновение мне стало тоскливо, потому что я осознал: после всего что произошло (Круг, Белла и так далее), ничего уже не будет по-прежнему. Как будто, уничтожив Круг, я перестал быть самим собой и надел маску. А ведь когда-нибудь люди станут рассказывать о нас как о легенде. Какая-то женщина будет играть Каролину, какая-то девушка – Тину, а какой-нибудь парень – меня, вот как Джон Бруклин был Томми Шнайдером на Гадафщине, когда камни Круга еще лежали на своем месте. Но я видел, что наша встреча не просто войдет в историю. В эту минуту, когда события только разворачиваются, они уже в каком-то смысле стали историей, и я, как актер, играю свою роль. Я не веду себя непринужденно. Я играю самого себя.

Впрочем, сейчас об этом думать было некогда.

– А вы как были невоспитанными новошерстками, так ими и остались, – ответила Каролина и бросила усталый взгляд на спутников. – Ничуть не повзрослели.

Они встали и с утомленным видом поплелись к нам, как взрослые, которые никак не могут уложить расшалившихся малышей спать. Трое парней с копьями шагали в хвосте. Я их всех знал: Гарри, Нед, Рики.

– Молодец, Каролина, – пробормотала Тина, как будто мы наблюдали за шахматной партией. – Отличный ход. Выставила нас детьми.

Мы вынули ноги из ручья, стряхнули воду и тоже встали.

– Мы хотим сделать вам предложение, – сообщила Каролина. – Вы можете создать свою группу, группу Холодной Тропы, с собственным вожаком, и жить отдельно от всей Семьи, оставаясь ее частью. Вы по-прежнему должны будете посещать Гадафщины, Эскренные и подчиняться решениям и законам Семьи.

– А как же Дэвид Красносвет и его друзья? – поинтересовался я. – Они не против?

Ни тени раздражения не промелькнуло на лице Каролины.

– Они члены Семьи, а значит, подчиняются нашим решениям, – отрезала она.

– Уж мы об этом позаботимся, – добавил старый Том Бруклин, вращая слепыми глазами.

– Это все замечательно, – сказал я. – Но мы не группа, а семья. Отдельная самостоятельная семья.

Каролина фыркнула.

– Не говори глупостей, Джон, вы не можете создать собственную семью! Семья только одна. У нас общие отец и мать. Это данность.

– Члены Тома и Гарри! – вспылила Тина. – Это уж слишком! Ты же сама объявила, что Джон больше не член Семьи. И законы, мол, на него уже не распространяются. И что к нему теперь надо относиться как к дикому зверю, как к трубочнику или древесной лисице.

Я накрыл ладонью руку Тины, чтобы ее успокоить. Приятно, что она за меня вступилась, но сейчас ей лучше было помолчать, потому что она не замечала главного. Дело ведь не в том, кто прав, а кто нет. Мы встретились не для этого. Я не люблю Каролину, она меня терпеть не может, но наши эмоции тут ни при чем. Самое смешное, что мы с Каролиной это понимали, причем, пожалуй, единственные из всех. Мы оба знали, что встретились затем, чтобы из слов построить формы, пригодные для обитания ее и моей семьи. Ничего личного. Мы не ссорились – скорее, вместе работали, вот как Старый Роджер мастерит из куска черного стекла наконечник для копья или одноногий Джеффо Лондон распиливает бревно, чтобы сделать из него лодку.

– Мы обязуемся соблюдать законы, – пообещал я, – потому что они необходимы нам так же, как и вам. Но на собрания ходить не будем и ваши приказы выполнять не станем.

– Мы не можем этого допустить, – тихим голосом пробормотала Кэнди Рыбозер. – Иначе каждый новошерсток, которого за что-то накажут, побежит к вам или еще куда-нибудь и там создаст собственную семью.

– Да кому какое дело… – начала Клэр, но я ее перебил.

– Нет-нет, – сказал я. – В этом мы согласны с Каролиной. Мы тоже не хотим беспорядков.

Каролина фыркнула.

– Ну, знаешь ли…

– Поэтому давайте договоримся, – продолжал я, – заключим соглашение между двумя семьями, вот как в Семье, когда между двумя группами возникают разногласия.

Каролина оглянулась на вожаков в поисках поддержки.

– Хорошо, – согласилась она, – но это будет договор между Семьей и группой Холодной Тропы.

– Член Гарри! – не выдержала наша Джела. – О чем с вами договариваться, если вы…

Но я снова вмешался.

– Называйте нас как угодно, – предложил я. – Но мы не будем приходить на Гадафщины и Эскренные.

Каролина снова оглянулась на остальных. Кэнди Рыбозер пожала плечами. Том кивнул.

– Ладно, – согласилась Каролина. – Но тогда и не приближайтесь к нам. Ни шагу за Ком Лавы.

– Вот еще… – подала голос Тина, но я снова накрыл ее руку своей, чтобы успокоить. Я понимал, что нам с Семьей надо держаться друг от друга подальше, если мы хотим жить спокойно, поэтому сразу согласился.

– Договорились. Мы не будем заходить за Ком Лавы, но и вы тогда к нам ни ногой.

Каролина посмотрела на остальных. Никто не возражал. Она кивнула.

– И хватит сманивать наших новошерстков, – попросила она. – Перестаньте их приглашать, а если придут – гоните…

«Ииииииик! Ииииииик! Ииииииик!»

Гости подскочили. Каролина, Том, Кэнди, Секретарь-Ша и трое молодых Лондонцев аж подпрыгнули. За нами на горе завизжал шерстячонок. В глазах гостей зажглось любопытство, но они старательно притворялись безразличными. Мы четверо переглянулись с улыбкой.

– Это ведь тот шерстячонок, о котором нам рассказывали? – холодно поинтересовалась Каролина.

Видимо, кто-то из наших встретил в лесу кого-то из Семьи и все разболтал.

– Вы его поймали живьем и держите в пещере за изгородью, – продолжала Каролина.

Она изо всех сил напускала на себя равнодушный вид, но все равно не могла скрыть интереса.

– Зачем? – с удивленной улыбкой спросила она.

Раз уж она перестала притворяться, я тоже приподнял маску, потому что уж очень разозлился на Каролину за вопрос.

– Сиськи Джелы! Что толку на каждой Гадафщине вспоминать о Земных Вещах, если они нас ничему не учат? Мы пытаемся сделать из него лошадь, как на Земле. Я думал, это яснее ясного.

Каролина презрительно фыркнула.

– Лошадь! Клянусь Джелой, Джон, ты не хуже меня знаешь, что на Земле совсем другие звери! Они совсем как люди. У них глаза…

– Поживем-увидим. Мы решили попробовать. Кажется, ты просила нас не сманивать новошерстков?

– Джон, мы не можем на это согласиться! – вмешалась Тина.

Я снова стиснул ее руку, чтобы показать: я знаю, что делаю.

– Давайте поступим так, – предложил я Каролине. – В течение следующих пяти дней, только пяти дней, все, кто хочет, могут уйти к нам. Так вы избавитесь от возмутителей спокойствия. После этого, так уж и быть, больше никого не примем. Будем отсылать обратно.

Я специально не смотрел на Тину.

Каролина кивнула.

– И вот еще что, – проговорила она. – Если вы станете охотиться по ту сторону Кома Лавы, то у нас будет меньше шерстяков. Вы должны с нами делиться.

– Да весь остальной лес в вашем распоряжении! – возразила Джела. – Мы же не станем там охотиться, а значит, шерстяки все ваши.

Тут мне пришла в голову мысль.

– Хорошо, но нам от вас тоже кое-что нужно. Давайте договоримся, что раз в цикл мы посылаем вам одного освежеванного шерстяка (шкуры нам самим нужны), а вы взамен даете нам две пригоршни черного стекла или две шкуры.

– Это слишком много! – запротестовала Каролина.

Но в конце концов мы договорились. Раз в цикл мы должны передавать им у Кома Лавы одного освежеванного шерстяка, а они нам шкуры или стекло.

– Это пока мы тут, – добавил я. – Пока мы не пройдем сквозь Снежный Мрак и не найдем свой собственный лес.

– То есть пока не замерзнете насмерть в Снежном Мраке, ты хочешь сказать, – мрачно усмехнулась Каролина и впилась взглядом в Джелу, которая, как и она, была из группы Бруклинцев.

– Джела, я тебе удивляюсь. Я всегда считала тебя разумной девочкой. Я рассчитывала, что бремен через двадцать-тридцать ты возглавишь нашу группу. Неужели ты с братом и сестрой действительно хочешь погибнуть во Мраке?

Джела всегда казалась взрослой, даже в глубоком детстве, но сейчас понурила голову, как нашкодившая девчонка.

– Джон прав, нам нужны новые места для жизни, – пробормотала она, так что мы еле расслышали ее слова.

Каролина пожала плечами.

– Что ж, дело твое, но я в тебе разочаровалась, и твоя мать не переживет твоего ухода.

Все это время Секретарь-Ша леопардовым зубом царапала на куске коры условия договора, высунув от усердия язык:

ОНИ СОБЛЮДАЮТ ЗАКОНЫ

НЕ ХОД. НА ГАД. И ЭСКР.

НЕ ДАЛЬШЕ КОМА

5 дней ПОТОМ ПРОЧЬ

1 ОСВЖВНЙ ШЕРСТЯК РАЗ В ЦКЛ

МЫ 2 СТКЛ ИЛИ 2 ШКРЫ

– Распишись внизу, – попросила меня Каролина, – в знак согласия.

Я не смотрел на Тину. Я знал: ей не понравится, что я соглашаюсь на подобное, не обсудив сперва это ни с ней, ни с кем бы то ни было еще, и мне не хотелось, чтобы она от злости стала делать мне знаки, которые Каролина и ее спутники наверняка заметят. Пусть ей не нравится, что я в одиночку принимаю решения, но так будет всегда. Потому-то я и не вышел навстречу им с Джеффом и Джерри. Я хотел четко дать понять, что это они пришли ко мне, равно как и все остальные, кто остался у пещер. Если бы не я, никого из них там бы не было.

– Ладно, – согласился я, – но пусть Секретарь-Ша напишет это для нас еще на одном куске коры, и там распишешься ты.

– Ну что ты как ребенок! – взорвалась Каролина.

Но все равно не отказала. А поскольку победа досталась мне легко, я решил: пора показать, что мы взрослые.

– Хотите посмотреть на нашего шерстячонка? – предложил я. – Мы накормим вас мясом и фруктами перед обратной дорогой. Пойдемте. Джела, пожалуйста, сбегай и разведи костер.

Вот так мы заключили соглашение с Семьей. Я представил себе эту историю: «Джон договаривается с Каролиной».

27
Тина Иглодрев

– Это ненадолго, – сказала я Джону. – Каролине не удастся долго сдерживать Дэвида и его компашку. И не факт, что она сама намерена выполнять договор.

– Кто бы сомневался, – отрезал Джон. – Но все-таки на какое-то время спокойствие нам обеспечено.

Вид у него был утомленный. Усталый-преусталый.

– А нам нужно время, – продолжал он. – Как можно больше времени, чтобы подготовиться к переходу через Снежный Мрак.

Я взяла его за руку. Думала, он опять вырвется, но, как ни странно, этого не случилось. Джон стиснул мою ладонь, а позже, улегшись на шкуры под камнецветами, мы обнялись и перепихнулись, не как прежде, задыхаясь, в поту, жадно цепляясь друг за друга, как обычные новошерстки, а медленно и тихо, как взрослые, которые всю жизнь знакомы и дружат, иногда занимаются этим в зарослях звездоцветов: пообнимаются, переспят, поболтают и снова возвращаются к группам.

* * *

Насчет договора Джон был прав. Мы его выполняли (даже отправили домой нескольких новошерстков, которые заявились к нам после условленных пяти дней) и так выиграли время. Мы продержались циклов десять или около того, больше целого бремени. За это время мы поймали еще двух шерстячат, а первый наш питомец вырос, и мы приручили всех троих, как лошадей, чтобы перевозить на них поклажу. Шерстячата научились приходить на зов, а когда хотели есть, тыкались в нас мордочками с холодными сухими щупальцами.

Мы раздобыли еще шкур, сшили из них обмотки (теперь нас был двадцать один человек, в том числе те пять девчонок, которые пришли к нам в первые пять дней после соглашения: Марта и Люси Лондон, Джули, Энджи и Кэнди Синегорки). Некоторые из девушек забеременели, у Дженни и Клэр родились дети – первые за пределами Семьи. Джон частенько наведывался в Снежный Мрак, обычно с Джерри, иногда со мной или с кем-то другим, и оставался за границей снега и льдов на целый день и спячку, стараясь понять, что нам нужно, чтобы там выжить, как усовершенствовать обмотки для ног, как втыкать в снег копье, чтобы не поскальзываться, как связывать несколько человек веревками, чтобы, если кто-то упадет, другие его подняли. Обычно Джон, не успев вернуться к теплым деревьям, ярким светоцветам и дружеским разговорам, тут же собирался обратно, искал сухие обмотки, веревки, копья и снова отправлялся покорять льдистый Мрак.

Иногда мне казалось, что у Джона в голове все наоборот. Как будто в холоде, темноте и одиночестве ему спокойнее, чем с нами в тепле. Повседневная жизнь ему быстро надоедала: его тяготили болтовня и шутки, споры, дети и домашние заботы. (Говорят, Томми тоже был таким. Первый Томми, наш общий предок. Рассказывают, что он боялся собственной семьи и ему не терпелось подняться в небо, где за тонкими металлическими стенками небесной лодки было нечем дышать, некого обнять, вообще не было ничего теплого и родного.)

Вот и Джон постоянно уходил во Мрак. У остальных жизнь шла, как прежде в Семье, разве что теперь нас стало меньше, мы все были молоды и жили в горах возле прохода в Долину Холодной Тропы и, ложась спать, слышали только журчание ручейков и гул чащи, а не гомон других групп.

Но настал день, когда все круто изменилось.

* * *

Это случилось, когда мы с небольшой группой охотились в чаще неподалеку от прохода в Долину. Мы с Джоном, Джерри, Диксом, Гарри и Джеффом отправились в лес, захватив с собой старшего из трех наших шерстячат. Джон в тот день решил отдохнуть от Снежного Мрака, потому что мы решили: пора Джеффу объездить шерстячонка. Раньше он если и ездил верхом, то недолго и недалеко. Джону же хотелось знать, получится ли у Джеффа ехать на шерстячонке целый день. Ему очень-очень не терпелось это выяснить, потому что он понял: без шерстяков нам через Снежный Мрак не перейти. Нужно, чтобы они, как и предлагал Джефф, нас вели, освещали путь и везли припасы.

Так что отправились мы не совсем на охоту, а, скорее, просто на поиски пищи. Но спустя некоторое время заметили в чаще стайку из четырех-пяти каменяков. Мы не могли упустить такую возможность пополнить запасы мяса, но ни я, ни Джефф на своем шерстячонке не могли бежать и бить копьем. У меня рука была перевязана куском шерстячьей шкуры, потому что несколько дней тому назад я поскользнулась на льду и вывихнула руку. Джефф вообще не мог бегать, а шерстячонок прежде только медленно ходил с Джеффом на спине. Поэтому ребята устремились в сторону Скалистых гор за каменяками, а мы с Джеффом и шерстячонком поплелись за ними.

Я не возражала. Даже обрадовалась. Я шагала рядом с шерстячонком, который вез на спине Джеффа. Мы высматривали пеньковицу, рвали фрукты, которые висели достаточно низко, чтобы не нужно было лезть за ними на дерево. Джефф придумал своему питомцу имя. Назвал его Бурконем и относился к нему как к другу. Сейчас же, когда мы спокойно гуляли по лесу, Джефф то и дело фыркал, как шерстяк, будто пытался разговаривать со своим любимцем. Я же никак не могла привыкнуть к этим зверям. Мне не нравились их плоские-плоские глаза с зелеными огоньками. И эти щупальца вокруг пасти. Так что я шла молча, погрузившись в собственные мысли. Признаться, мне и с Джеффом было неловко, хотя глаза у него были большие и глубокие, а вовсе не плоские.

Джефф, похоже, тоже не горел желанием со мной разговаривать. Ехал себе на спине шерстячонка, обеими руками вцепившись в шерсть (они вместе были ростом с меня), смотрел по сторонам большими-пребольшими глазами да время от времени наклонялся и гладил зверька по теплому мягкому огоньку на лбу.

«Хрум-хрум», – отзывался на ласку шерстячонок, и Джефф повторял за ним: «Хрум-хрум».

Вдруг в воздухе просвистело копье с наконечником из черного стекла и с глухим стуком впилось в бок шерстячонку возле самой ноги Джеффа. Видимо, копье угодило прямо в одно из сердец, потому что из раны, точно горячая смола из срубленного дерева, ударила струя зелено-черной крови. Шерстячонок задрожал и рухнул замертво. Джефф кувырком слетел на землю.

– Молодчина, Мет, – послышался из-за деревьев трубный голос. – Отличный удар.

Голос принадлежал жирдяю Диксону Синегорцу. Это он и был, собственной персоной, у спуска в Долину, далеко-далеко за Комом Лавы, куда ему и прочим членам Семьи проход был заказан. С ним был Мет, юный приятель Дэвида Красного Огня, и еще один безмозглый новошерсток, Джон Синегорец. Все трое, смеясь, подбежали к нам, чтобы прикончить шерстячонка, бившегося в судорогах на земле.

– Вы что, сдурели? – заорала я. – Это наш шерстяк, а вас тут вообще быть не должно!

– Оставьте его! – завопил Джефф. – Не трогайте моего Бурконя!

Никогда прежде я не видела его таким злым. Обычно Джефф спокойный, как будто смотрит на Эдем издалека, откуда все видно как на ладони и все можно понять и простить.

– Бурконь, говоришь? – усмехнулся Диксон и вонзил копье глубже в дрожащий бок шерстячонка, вытащил и ударил еще раз. – Бурконь? С каких это пор у шерстяков появились имена?

Двое его прихвостней загоготали.

– Отстань от него! – крикнул Джефф, поднялся на ноги и попытался отпихнуть Диксона от шерстячонка.

Диксон помрачнел.

– А ну убери руки по-хорошему, клешненогий гаденыш.

Но Джефф не отстал. Тогда новошерстки схватили его и отшвырнули на землю. И все равно ему удалось оставить на волосатой спине Диксона три кровавых царапины.

– Мы заключили соглашение, – напомнила я им. – Так что проваливайте-ка вы отсюда за Ком Лавы. Мы договорились об этом с вашей Главой Семьи. И записали все условия.

– Сейчас я тобой займусь, дорогуша, – пообещал Диксон. – Вот только закончу с Джеффом.

И с этими словами тупым концом копья он ударил Джеффа. Новошерстки рассмеялись и тоже принялись пинать мальчика.

– Это происходит на самом деле! – Мет передразнил Джеффа. – Ты правда здесь!

– Глаза Джелы! Диксон, хватит! – заорала я. – Вы же его убьете!

Джефф скрючился на земле, закрыв руками окровавленное лицо.

– А кто сказал, что мы этого не хотим?

Пришел мой черед вцепиться в Диксона обеими руками – и здоровой, и больной, – и попытаться оттащить его от Джеффа.

Диксон повернулся ко мне.

– Придется нам и тебя проучить, – рявкнул он и взглянул на меня так, как некогда Дэвид Красносвет: будто я – сочный кусок мяса, а он голоден-голоден-голоден. Диксон расплылся в жестокой улыбке.

– Ладно вам, парни, – произнес он. – Бросьте уродца, он никуда не убежит. Давайте сперва разберемся с этой красавицей.

Они швырнули меня на землю, Диксон тут же залез сверху и сдавил меня своими жирными ляжками.

– Ну что, красотка Тина, – прошипел он. – Красавица-красавица-раскрасавица. Думаешь, ты тут самая главная, да? Ну как же! Стоит тебе улыбнуться, и парни голову теряют. А ты ими вертишь, как хочешь. Захотела – дала, не захотела – прогнала. Как тебе вздумается. Как твоя левая нога захочет. Что, разве не так?

– Отпусти! – вопила я.

– А теперь сила не на твоей стороне, поняла? Теперь старый толстый Диксон Синегорец тут главный!

Он оглянулся на парней.

– Ну что, вставить ей? Спать или не спать с красоткой Тиной? Что скажете, мужики? Выбор теперь за нами. Красотка Тина ведь больше не в Семье, а значит, и законы не имеют к ней отношения. Спать или не спать? Дай-ка подумаю. Как же все-таки быть?

Клянусь именами Майкла, я почувствовала, как твердеет его толстый член под набедренной повязкой.

– Вставь ей, Дикси, – бросил Мет.

– Ага, давай, – поддакнул Джон Синегорец. Его глазки-щелочки блестели ненавистью.

Диксон принялся срывать с меня повязку. Я орала как резаная, и вдруг – опа! – вернулись наши ребята: Джон, Джерри, мой Дикс, мой Гарри выбежали из леса, крича и размахивая дубинками и копьями.

– Сиськи Джелы! – ахнули Мет и Джон Синегорец и со всех ног помчались прочь, обратно в Семью, пока Диксон пытался подняться на ноги.

Диксон открыл рот. Ему уже было не до улыбок. Он понял, что остался один против трех рассерженных мальчишек и одного здоровенного злого мужика, моего брата Гарри (который, если дело доходило до драки, был силен, как взрослый, хотя в остальном – ребенок ребенком). Диксон неловко оглянулся на меня, словно искал у меня поддержки, и тоже побежал прочь, громко топая толстыми тяжелыми ногами.

– Стоять, скотина! – крикнул Джон, и они с Джерри и Гарри помчались вдогонку.

А мой Дикс, мой добрый Дикс, остановился и присел на корточки рядом со мной и Джеффом.

– Тина, Джефф, вы целы?

Джефф сел. Он был весь в крови и синяках, дрожал всем телом, но, в общем, не сильно пострадал. Мальчик подполз к своему Бурконю.

– Бедненький мой Бурконик, – бормотал он и негромко фыркал, как шерстячонок, – Бурконечка мой.

Шерстячонок был почти мертв. Он уже не двигался, лишь чуть-чуть вздрагивал, но Джефф все равно нежно гладил его шерстку и разговаривал со своим любимцем так, как, должно быть, со зверьком когда-то говорила мама: «Хрум-хрум-хрум».

А пока Джефф гладил Бурконя, Дикс обнял меня за плечи и тоже нежно поглаживал. Эти засранцы не причинили мне особого вреда – так, несколько синяков да царапин, да рука разболелась, как раньше, когда я только-только упала. А так ничего. Но со мной едва не случилось нечто ужасное, такое, чего мы прежде не знали. Поэтому меня трясло так, что зуб на зуб не попадал. Я положила голову Диксу на плечо. Он утешал меня, а Джефф – умирающего шерстячонка.

Вскоре вернулись Джон, Джерри и Гарри.

* * *

Увидев их, мы тут же поняли: произошло нечто из ряда вон. Они изменились. Совершенно изменились. Их трясло посильней, чем меня. Они дрожали всем телом, а искривленные лица опухли и пошли пятнами, так что было непонятно, то ли ребятам страшно, то ли стыдно, то ли они волнуются, то ли злятся. Ясно было только одно: случилось непоправимое.

– Что? – ужаснулась я. – Что такое? Сердце Джелы, что вы натворили?

– Что случилось? – спросил Дикс, аккуратно отпустил меня и вскочил на ноги.

Джон впился в него взглядом, как будто не ожидал его здесь увидеть.

– Ну… мы… – начал он и осекся.

– Ну вы что? Сердце Джелы, Джон, скажи нам!

– Мы… мы… мы их убили, – выпалил Джон.

Широко раскрытыми глазами он пристально посмотрел на меня, потом на Джеффа и снова на меня, как будто никак не мог остановить взгляд на ком-то одном.

– Что?! Убили? Быть такого не может! Это же… Как? Вы их убили? То есть вы… Что?… Как зверей? Всех трех? Как животных?

Мы были пятым поколением в Эдеме, пятым поколением после Отца Томми и Матери Анджелы. И никто и никогда прежде не убивал людей. Никто и никогда.

– Ну да, всех трех, – подтвердил Джон. – Диксон убегал, и я метнул в него копье.

– Потом… Потом Гарри убил Джона Синегорца, – отрывисто продолжал он. – Тот развернулся и пошел на нас с копьем, но… Гарри… Не успел Джон бросить копье, как Гарри накинулся на него с дубинкой и убил его. Проломил ему голову. А… а… Мет… Ну, Мета убил Джерри, правда, Джерри? Заколол копьем, как я – Диксона.

Дрожащей рукой Джон поднял копье с наконечником из черного стекла, как будто оно должно было все объяснить за него, потрогал наконечник и показал нам кровь на пальце. Не зелено-черную, как в Эдеме, не ту кровь, что берет начало в Подземном мире, не ту, что бьет струей, если заколоть шерстяка, или звездную птицу, или летучую мышь, а настоящую красную кровь родом с небес. Красную земную кровь.

– Мы здесь, – проговорил Джефф, словно все это время думал над словами, которые покойный Мет в насмешку бросил ему, и наконец решил с ним согласиться. – Мы и правда здесь.