Текст книги "Почти полный список наихудших кошмаров"

Розмари разбудила Юджина и Эстер среди ночи, вся дрожа, обливаясь потом и что-то бормоча про призраков. Торопливо спустила детей прямо в пижамах вниз, после чего они втроем перегородили лестницу. В ту ночь они спали на кухонном полу в кругу соли. Тогда это стало началом конца, хотя в то время воспринималось иначе.

По соседству располагалась комната Юджина – целиком заваленная игрушками, книгами и завешанная плакатами, при виде которых сердце Эстер болезненно сжалось. Это была детская комната. Комната нормального ребенка. Порой даже с трудом представлялось, что всего шесть лет назад Юджин был нормальным ребенком.

Последняя дверь вела в комнату Эстер. Толкнув ее, девушка вошла внутрь и включила белую лампу с хрустальными подвесками. Флийонсе то забегала внутрь, то выбегала наружу. Эта комната принадлежала маленькой девочке. Она была поразительно девчачьей. Феи на пододеяльнике, кукольный домик, который смастерил дедушка, и корзина с игрушками, среди которых в основном были куклы Барби и пупсы – уже тогда они казались ей чересчур детскими, когда мама вынудила оставить их. На кровати лежали меховые подушки, а на стенах висело несколько плакатов Тейлор Свифт времен песни ”Love Story”. Повсюду валялись вещи, невероятно крошечные и розовые – поразительно, что она вообще когда-то носила их.

Однако при виде фотографии на прикроватной тумбочке и самодельной открытки под ней у Эстер перехватило дыхание. Она стерла с рамки толстый слой пыли. На снимке она находилась ровно посередине – бледная, в веснушках, с огненным вихрем рыжих волос. Слева от нее стояла восьмилетняя Хефциба, такая же блеклая и призрачная, как и сейчас. А справа – дерзко ухмылявшийся Юджин. Все трое обнимали друг друга за плечи.

Открытку Эстер тоже хорошо помнила: на ней были изображены две кривоватые половинки какого-то фрукта – яблока, винограда или даже авокадо. «Мы с тобой – идеальная груша», – гласила надпись внизу.

Наверное, Розмари была права. Наверху и впрямь могли обитать призраки.

39
Как оправиться после подлого предательства твоего лучшего друга/возлюбленного за четыре простых шага

Шаг первый. Помирись со своей немой лучшей подругой.

Когда в понедельник утром перед школой Эстер постучалась в дверь, ей открыла Малка Хадид. Однажды ее муж, Дэниел, рассказал, что имя его жены на иврите означает «царица» – это имя всегда казалось Эстер подходящим. Малка обладала красотой, которая делала ее эфемерной, похожей на эльфийскую королеву из сказок. Глаза невообразимого оттенка янтаря и ниспадающие до груди рыжевато-коричневые волосы. Она была копией Хефцибы, только полнее и ярче, как если бы в изображении дочери увеличили теплоту и насыщенность цветов.

Малка, скрестив руки, выжидающе воззрилась на Эстер.

– Случайно не знаешь, почему моя дочь вот уже четыре недели ни с кем не разговаривает? – спросила она с израильским акцентом, который больше походил на смесь израильского, арабского и французского, поскольку Малка свободно владела четырьмя языками и говорила еще на трех.

– Скорее всего, я имею к этому отношение, – призналась Эстер.

Малка вздохнула:

– Проходи. Она в своей комнате.

Если спальня Эстер напоминала загроможденный музей, то комната Хефцибы походила на лабораторию безумного ученого. Ее дядя был знаменитым в Тель-Авиве физиком. Узнав о любви Хеф к науке, он начал каждый месяц присылать ей посылки с бунзеновскими горелками, телескопами, микроскопами, окаменелостями, подписками на рецензируемые журналы и большим, немного жутковатым бюстом Альберта Эйнштейна. С потолка свисали планеты, а одну стену целиком занимали статьи и иллюстрации любимого Хеф ядерного реактора IV поколения – уничтожающего отходы ЖСР (жидкосолевого реактора) от компании «Трансатомик», о котором Эстер знала намного больше, чем ей требовалось.

Хефциба сидела по-турецки на кровати, сложив руки на груди и поджав губы. С самого детства они еще никогда не расставались на столь долгий срок, и от одного вида подруги Эстер хотелось проклинать себя за то, что вела себя как сволочь.

Если бы человек мог быть домом, то фундамент Эстер возвела бы на Юджине и Хеф.

– Хефциба, – начала Эстер, но Хеф взмахом руки призвала ее к молчанию.

«Зайди за угол», – жестами попросила она.

– Пожалуйста, дай мне… – предприняла новую попытку Эстер, но Хеф снова ее прервала.

«Зайди. За. Угол», – показала она, делая акцент на каждом слове.

– Вообще-то я пытаюсь извиниться.

Хефциба со стоном плюхнулась спиной на кровать и, не глядя на Эстер, показала пальцами:

«Заткнись, стерва. Я пытаюсь с тобой поговорить. Зайди уже за этот чертов угол!»

Вот так Эстер узнала, что у них все будет хорошо. Слово «стерва» стало первым, которое они выучили на языке жестов и в средней школе употребляли его настолько часто, что в скором времени оно превратилось практически в ласковое прозвище.

«Стерва», – с ухмылкой ответила ей жестами Эстер.

Хеф подняла голову, ее серьезное выражение лица дрогнуло.

«Стерва».

«Стерва».

Слабая улыбка.

«Стерва».

– Я очень сожалею о своих словах. Я как никто другой знаю, что невозможно просто взять и по одному желанию отключить страх. Я вела себя, погоди, – Эстер снова переключилась на язык жестов, – как «стерва».

Хеф кивнула. Облизала губы. Взмахом головы велела Эстер выйти за дверь в коридор.

Эстер послушалась. Скрипнули матрасные пружины, когда Хеф встала с кровати и зашагала по половицам к двери. В течение нескольких минут из-за стены доносилось лишь дыхание Хефцибы, пока в коридоре не показалась ее рука. Эстер взяла ее ладонь. Сжала.

– И все же отчасти ты была права, – наконец тихо произнесла Хеф из-за угла. Не показала жестами. А сказала. Вслух.

– Это… это твой голос? Боже мой, Хефциба, неудивительно, что ты столько лет не разговаривала. Он ужасен!

– Стерва, – хихикнула Хеф, после чего Эстер вытащила ее в коридор и заключила в быстрые, но крепкие объятия.

* * *

Шаг второй. Посмотри уже эти проклятые видеоролики.

Помирившись с Хефцибой, Эстер в конце концов пришла к выводу, что пришло время последовать совету доктора Бутчер и посмотреть канал Джоны.

После уроков они с Хеф вернулись к ней домой. Малка и Дэниел Хадиды работали над газетной статьей в своем домашнем офисе (об огромном количестве террористов-смертников в Стамбуле – Смерти снова предстояла куча дел), поэтому дом был в полном распоряжении девочек. Хеф подключила проектор в гостиной, а через некоторое время откуда ни возьмись появился Юджин. Он сказал, что больше не в силах выносить мамины ухаживания – неожиданно слышать такое от детей Соларов.

Ребята уселись на диване (с очень красивой обивкой) напротив экрана, где был открыт и ждал своего часа ролик о первом страхе.

– Ладно, включай, – сказала Эстер. Но стоило только Хеф двинуть мышкой, как она тут же передумала. – Нет, стой, подожди минутку. – Затем принялась расхаживать по комнате целых десять минут в ожидании, когда какой-нибудь бессознательный толчок подстегнет ее к просмотру.

«Все, о чем ты мечтаешь, находится на другой стороне твоего страха», – напомнила она себе.

Эстер понимала: как только все закончится, станет лучше. За последний месяц видеоролики, как и говорила доктор Бутчер, острой занозой засели в ее мозгу, и их полное игнорирование вело к появлению инфекции, которая, казалось, заражала все, за что девушка бралась.

Толчка так и не последовало. Между Эстер и кнопкой «запуск» словно выросла физическая преграда, прочное силовое поле, страх, который она испытывала лишь однажды. Эстер не могла включить запись, поэтому начала прокручивать страницу вниз. Хефциба тут же ее остановила.

– «Ты уверена, что хочешь читать комментарии?» – показала она жестами. А потом, вдруг вспомнив, что может говорить, добавила словами: – Ты действительно этого хочешь?

– Они очень плохие? – Разумеется, они плохие. Разумеется, мир ненавидит ее, осуждает и всячески оскорбляет.

– Я не знаю, никогда в них не заглядывала.

Эстер, пролистав страницу вниз, начала читать комментарии к видео «1/50: Лобстеры».

Обожаю эту девчонку!

А этой девке и правда храбрости не занимать

Боже, это было сильно. Я аж вспотела. О да, Эстер!

Как вообще кто-то может бояться лобстеров? Бред

Это называется фобия, придурок

Эстер чертовски храбрая

Зашел сюда после просмотра ролика с гусями. Я буквально орал, глядя в экран, твою ж мать!

Я офигеть как *ненавижу* лобстеров. НЕНАВИЖУ их. Эстер, ты крутая

ЕЩЕ ЕЩЕ ЕЩЕ ЕЩЕ ЕЩЕ пожалуйста

Фу, они отвратительны, похожи на лицехватов из «Чужого», скажите?

Теперь даже не знаю, как буду жить после 50/50

С чего эти видео стали популярными? Я не понимаю

ЗАТКНИ ПАСТЬ, ИДИОТ. ТЫ ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЕШЬ

У меня начался приступ паники уже от одного просмотра.

Терпеть не могу это дерьмо. Эти ролики – сплошная постановка.

Может, нароем инфу на этого кретина?

Я только за.[50]50
  Оригинальная пунктуация сохранена.


[Закрыть]

Однако самым популярным комментарием оказался следующий:

Привет, Эстер. Понимаю, что для тебя я всего лишь незнакомка из Интернета и мы с тобой никогда не встречались, но я хотела бы поблагодарить тебя за этот канал, потому что он изменил жизнь моей дочери. До «Кошмаров» она страдала сильной социофобией, и над ней постоянно издевались в школе. После просмотра твоих видео она решила кое-что попробовать, сама. На сегодняшний день она уже столкнулась со своим страхом змей, пауков и даже публичных выступлений (она показывала в классе презентацию о твоем канале – из-за панических атак мне приходилось до сих пор писать для нее освобождения от всех презентаций). Я расплакалась, когда она рассказала мне, что смогла, стоя перед классом, поделиться с учениками тем, что ей так сильно нравится. Я и не представляла, что это когда-нибудь будет возможно. Уверена, что говорю от лица всех зрителей: сердечно благодарю тебя за смелость! Поверь, для всех нас это значит больше, чем ты думаешь.

Многим людям нравился этот канал. Многие отвечали эмоциональной маме и высказывали такие же мысли. Их сын, их дочь, их брат, их сестра, они сами; «Почти полный список наихудших кошмаров» распространял храбрость точно вирус. Он был заразителен, и многие его мгновенно подхватывали. Каждый день появлялись новые видеоролики-подражатели, где люди сталкивались лицом к лицу со своими страхами, делали то, что обещали никогда не делать: катались на американских горках, пели на сцене, засовывали руку в банку с тараканами, занимались серфингом, катались на лыжах, прыгали на «тарзанке» и с парашютом. Неделю за неделей, страх за страхом они выходили в мир и все меньше боялись. Они каждый день делали то, что их пугало.

Теперь вновь настала очередь Эстер.

– Я готова, – объявила она и на этот раз не стала останавливать Хефцибу, когда та навела курсор мышки на кнопку «запуск» и щелкнула по ней.

Поначалу Эстер было не по себе. При виде себя на экране она морщилась и расстраивалась, что люди вопреки ее желанию смотрели на это лицо со всех ненавистных ей сторон. Испещренное веснушками, обрамленное чересчур длинными рыжими волосами; казалось, будто прикованные к ней тысячи глаз сдирают с нее кожу. Но, как и несколько месяцев назад, когда Джона впервые показал единственный на тот момент ролик, она вдруг взглянула на себя по-другому. Эстер увидела волчицу. Пожирательницу страхов. Эстер со стальным решительным взглядом – ту, кто в самых первых роликах боялся, а теперь, что бы ни случилось, победоносно шагал навстречу новому страху.

Помимо нее, в видео появилялись Юджин и Хефциба, а также Джона. Эстер время от времени выхватывала у него камеру и направляла на самого парня. Так странно: в видео Джона Смоллвуд не выглядел таким бесстрашным. В реальной жизни Эстер чаще всего была настолько сосредоточена на своей тревоге, что пропускала эти маленькие детали – проблеск нерешительности, закушенная губа, глубокий вздох, – когда Джона тоже заглядывал в лицо страху и сомневался, пусть всего на миг, хватит ли ему смелости выиграть этот бой.

Но не эти маленькие окошки в его страх ранили ее сердце больше всего. Не осознание того, что он тоже напуган и прячет свои тревоги ради нее: если он будет проявлять страх, она тоже будет бояться. Больше всего сердце ранило то, как он ее снимал. Эстер и представить не могла, что любовь можно показать как-то иначе, нежели словами. Но те способы, какими Джона ее запечатлел: крупные планы, мягкое освещение, скольжение камеры следом… все они излучали нежность и ласку в движущихся картинках. Если бы ей когда-нибудь пришлось описать пришельцам любовь без использования слов, она бы просто показала им ролики – этого было бы достаточно, чтобы понять всю красоту и ужас чувства.

К тому времени, как солнце село, они просмотрели все вышедшие видеоролики – до двадцать пятого страха. В этот миг Эстер осознала, что ее страх больше не принадлежит ей одной. Теперь его разделяли тысячи – или даже десятки тысяч – людей, и она обязана им и себе самой довести начатое до конца.

* * *

Шаг третий. Выстроить новую преграду от страха.

Комментарий той женщины о своей дочери стал первым, который Эстер распечатала и повесила на стену спальни поверх ободранных обоев.

За последующие недели и месяцы она напечатала еще тысячи таких слов, ставших кирпичиками в ее преграде от страха. Медалями за проявленную храбрость. Доказательствами, что ее встречи со страхами хоть немного оказали влияние – где-то, как-то, на кого-то.

Некоторые тайны могут быть никогда не раскрыты. Кто убил «Черную Георгину»[51]51
  «Черная Георгина» – прозвище жертвы оставшегося нераскрытым преступления, произошедшего в окрестностях Лос-Анджелеса в 1947 году. Убийство Элизабет Шорт остается одним из самых загадочных преступлений, совершенных в США.


[Закрыть]? Что произошло с Д. Б. Купером[52]52
  Д. Б. Купер – псевдоним американского преступника, который 24 ноября 1971 года захватил самолет Boeing 727-51, следовавший из Портленда в Сиэтл. Случай с Дэном Купером остается единственным нераскрытым угоном самолета в истории коммерческой авиации.


[Закрыть]? Кто на самом деле был «человеком из Сомертона»[53]53
  «Случай с таинственным человеком из Сомертона», также известный как дело «Тамам Шуд» – уголовное дело, возбужденное по факту обнаружения тела неизвестного мужчины 1 декабря 1948 года на пляже Сомертон австралийского города Аделаида и нераскрытое до настоящего времени.


[Закрыть]?

Однако загадка, которую можно решить, была сродни победе над пятьюдесятью страхами. Эстер могла идти вперед. Могла действовать. Могла добиваться истины.

Но не хотела заниматься этим одна.

Шаг четвертый. Отправь открытку с надписью «Мы с тобой – идеальная груша» обратно Джоне.

40
Почти полный список наихудших кошмаров

Двадцать недель спустя.

Снова стоял конец лета. Прошел почти год. Орхидеи буйно разрослись по всему городу и зацвели там, где их посеяли в день смерти Реджинальда Солара. Они проросли на лужайках перед домом, сквозь трещины в пешеходных дорожках, между корнями деревьев – сотни и сотни цветов восстали против смерти.

Литл-Крик, предпоследнее пристанище сестер Боуэн, после смерти Реджинальда все еще оставалась сухой. Пучок пурпурных орхидей торчал из песка там, где после похорон был развеян его прах.

Больница вернула Эстер цветы, украденные из дома Реджа, и сейчас они украшали крыльцо. Мужчина, Ставший Смертью, так и не заявил об ограблении в полицию. Дом Соларов теперь выглядел иначе: шесть из восьми дубов выкорчевали, подкова по-прежнему была прибита над перемычкой двери, но почти все назары убрали.

В каждой комнате происходило какое-то движение. Флийонсе увлеченно начищала область между задних лап, лежа на кровати Эстер. Родители семейства Соларов находились в ванной, где их сын пытался покончить с собой: Питер все еще сидел в кресле-каталке, но при этом выглядел гораздо здоровее; Розмари, согнувшись над ним, подстригала ему бороду, за которой он уже был не в силах ухаживать сам; на ее пальце вновь блестело обручальное кольцо. Из коридора исчезли свечи. Кровать Юджина больше не окружали лампы.

Второй этаж, некогда заваленный рухлядью, освободился после уборки, организованной Розмари. Эстер с короткой стрижкой «под мальчика» выглядывала из окна наверху. Сегодня на ней был разношерстный наряд: белые чулки с красными сверкающими туфельками Дороти, юбка до колен в бело-зеленую полоску, нитка жемчуга на шее и черная рубашка с белым воротничком, оставшаяся от ее костюма Уэнсдей Аддамс.

Хефциба встала рядом и сжала ее руку.

– «Ты готова?» – показала она жестами, глядя на двор из окна второго этажа. А потом произнесла вслух: – Там полно людей.

Эстер кивнула:

– Не могу поверить, что это почти конец.

Установленный снаружи проектор был направлен на экран, прикрепленный к фасаду дома. Лужайка усыпана одеялами и подушками. Два оставшихся дерева светились гирляндами и бумажными фонариками. Вывеска над дорожкой гласила: «ПОЧТИ ПОЛНЫЙ СПИСОК НАИХУДШИХ КОШМАРОВ». И кругом – люди. Люди на лужайке. Люди на покрывалах для пикника на свежем воздухе. Люди в шезлонгах в соседних дворах.

Предполагалось, что это будет небольшая вечеринка с просмотром последнего ролика «50/50», но информация о месте проведения просочилась в Сеть, и сюда прибыли люди со всего штата – некоторые даже из других штатов, – чтобы увидеть фильм и заодно познакомиться с его звездами.

Покровителями всех беспокойных, подавленных и напуганных.

В душе Эстер поднялась тревога при мысли о нескольких сотнях пар глаз, блуждавших по ее телу. Спустя пятьдесят недель якорь по-прежнему оставался в легких и время от времени давал о себе знать, но она научилась справляться с ним. Она выполнила несколько дыхательных упражнений, которым научила доктор Бутчер, спустилась вниз и вышла во двор. Стоило выйти на улицу, как она потонула в криках, аплодисментах и вспышках камер.

– Меня зовут Эстер Солар, – произнесла она в микрофон, установленный на крыльце, – и я – пожирательница страхов. – Толпа разразилась одобрительными возгласами. Эстер робко улыбнулась. От устремленных на нее глаз становилось не по себе, хотя нынешний опыт был уже не таким болезненным, как раньше. – Пятьдесят недель назад у меня бы случилась паническая атака от одной мысли о том, что я буду стоять здесь и говорить со всеми вами. На самом деле она случилась бы у меня от многих вещей, насколько вы знаете. Насколько вы видели. Но вот он – конец. Я сделала это. Мы вместе сделали.

– Благодаря Джоне многим из вас стала известна история о том, что каждый член моей семьи якобы был проклят и пострадал от одного большого страха. Знаю, вы долгое время пытались понять, в чем же заключается мой страх. Что ж… пришла пора это узнать. Сейчас я включу проектор.

Проектор стоял на одном из кофейных столиков бабушки и дедушки – его удалось выкупить из ломбарда за последние пару месяцев, когда большая часть зарплаты Розмари перестала уходить на игровые автоматы. Эстер включила проектор – на фасаде дома вспыхнуло изображение ее плывущей на бледно-голубой лодке по кристально чистому озеру – и подняла голову. В конце улицы на углу дома стоял Мужчина, Ставший Смертью, прислонившись к фонарному столбу и наблюдая за ней. Эстер остановилась, замерла на миг: она испугалась, что тот пришел за кем-то из них или даже за всеми сразу. Вдруг одно из яиц, которое она использовала в приготовлении кексов, оказалось заражено сольманеллой? Или сейчас проектор взорвется, и огромный огненный шар поглотит их всех целиком, без остатка?

Но нет. Горовиц – в этом она была убеждена – заметил ее взгляд и с улыбкой натянул шляпу вниз, а затем поднял руку в приветственном жесте. Эстер помахала ему в ответ. Он, тихонько посмеиваясь, развернулся, чтобы уйти, хотя она знала: в скором времени он вернется за ней.

– Кто это? – спросил Джона, подошедший к Эстер сзади. Он оглядел улицу, однако никого важного, разумеется, не увидел. Только мужчину. Затем Джона обнял ее за талию и поцеловал в шею. Сегодня на нем был нелепый терракотовый костюм, узорчатая (с маленькими тако) рубашка на пуговицах, полосатый галстук и берет. Флийонсе болталась у него на шее слюнявой меховой накидкой. Они стояли на лужайке в том самом месте, где его мопед врезался в корни деревьев после того, как сбил кошку.

– Никто, – ответила Эстер. Потом с улыбкой развернулась в его руках и, приподнявшись на цыпочках, поцеловала в губы. Эта ласка имела горько-сладкий привкус – как и все их нежности в последнее время. Джона получил полную стипендию в долгожданную киношколу и, чтобы начать учебу, должен был уехать из города в конце лета. Каждый день приносил Эстер как радость, так и грусть: Джона уезжает и одновременно сбегает. Никакая черная дыра не могла его удержать.

Как и не смогла удержать ее.

Одного она не сказала Джоне – и ни одной живой душе: на протяжении уже трех недель на ее подушке каждое утро появлялась одна-единственная пурпурная орхидея. Эстер не знала, почему и когда он придет за ней, однако Жнец выбрал себе следующего ученика. Теперь Эстер Солар была Девочкой, Которая Станет Смертью. Она уже знала, как поступит в первую очередь в качестве стажера: стоя с косой в руке и натянутом на всенушчатое лицо капюшоне возле кровати Холланда Смоллвуда, предупредит его, что, если он хоть раз притронется к Джоне, Реми или кому-либо еще, она позаботится о том, чтобы его смерть была долгой и мучительной.

– Готов увидеть его?

– До сих пор не верится, что ты не дала мне помочь тебе со съемкой последнего видео, – сказал он и нажал «запуск».

Перед началом последнего ролика «50/50» шла пятнадцатиминутная заставка с отрывками из прошлогодних видео. Это было нелегко. Эстер каждую неделю хотелось остановиться, уйти, поддаться панике и утонуть в ней. Легче было бояться. И тем не менее она каждую неделю выполняла те три шага, что дала ей доктор Бутчер. Визуализируй свою тревогу. Исправь ошибки мышления. Откройся своему страху.

Джона всегда подводил ее к краю, но никогда не толкал; Эстер самой предстояло совершить прыжок.

И она его совершала. Последние полгода они встречались с пауками, змеями, тараканами и клоунами. Сдавали кровь, посещали стоматолога, прыгали с моста с привазанной к щиколоткам эластичной лентой. Плавали с акулами в аквариуме, прыгали с самолетов и проводили в одиночестве долгие холодные ночи в дикой местности. Люди смотрели на них. Люди обожали их. Люди присоединялись к их крестовому походу против страха собственными испытаниями: ночевали в населенных призраками домах, давали интервью на радио, ходили на пляж в бикини.

Наконец настал черед последнего видео. «50/50». Того, который все ждали. Сначала экран оставался белым, а после Эстер вошла в кадр и села.

– Знаю, многие спорили и заключали пари на то, что же именно является моим самым большим страхом: лягушки, американские горки, серийные убийцы. Все эти вещи, безусловно, страшные, и я ни за что не хочу с ними встречаться, но дело в том, что они не пугают меня так сильно, как это, – сказала она, указав на камеру.

– Самый большой страх уже случился со мной. Он происходил на протяжении пятидесяти недель. Мой страх – быть увиденной, по-настоящему, такой, какая я есть. Долгое время я чувствовала себя не на своем месте и совершенно разбитой внутренне. Считала, что не создана для любви, боялась, что, если меня увидят – увидят настоящую, – все поймут, насколько я сломлена. А потом мой самый худший кошмар пришел в облике парня. Вы все его знаете. Именно он открыл этот канал и монтировал все видеоролики, кроме последнего – вот почему они получились в разы лучше этого.

До встречи с ним я делила себя на отсеки, как «Титаник». Была непотопляемой. И искренне верила, что такое разделение и водонепроницаемость никогда не дадут мне утонуть. Как видите, это довольно дурацкая метафора, учитывая случившееся с настоящим «Титаником». Если я была кораблем, то Джона Смоллвуд – айсбергом, который позволил миру хлынуть в мои легкие. После того как он причинил мне боль, казалось, я кану на дно бездны и навсегда останусь в этой тьме. Но люди – не корабли, у них больше отсеков. У «Титаника» их было шестнадцать. У меня – миллионы. По правде говоря, мои отсеки открылись не после его предательства. Он начал вскрывать их гораздо раньше.

Наверняка озабоченным взрослым в этой аудитории мои слова покажутся завуалированной метафорой секса, но это не так, – среди зрителей раздались смешки. Эстер на экране глубоко вздохнула, поправила якорь – он стал меньше, но все еще был на месте, – и продолжила: – Я никогда не относилась к числу людей, способных спокойно сказать «Я тебя люблю», но сейчас, Джона, все же скажу: ты один за другим открыл все мои внутренние отсеки и впустил в них мир. Мне пришлось дойти до пятидесятого страха, чтобы понять: я не утону, потому что все это время ты учил меня плавать.

Ты не разрушил меня. А нашел единственный способ для меня стать свободной.

Снимая это видео, Эстер волновалась, что оно никому не понравится. В нем не было ни приключений, ни юмора, ни кинематографичности, благодаря которым прославился их канал. Но когда пошли титры, толпа встала и начала аплодировать: не потому, что концовка оказалась великолепной, а потому что это путешествие стоило того. Джона сжал плечо Эстер, а потом вместе с ней, Хеф и Юджином поднялся на крыльцо, откуда их четверка могла обозревать империю, созданную их смелостью. Сотни людей, в сердцах которых как заноза сидел страх, за последние пятьдесят недель, пока наблюдали за ними, стали немного храбрее. Ребята, держась за руки, поклонились; прошла целая минута, прежде чем аплодисменты и возгласы зрителей стихли.

– Итак, кем ты оделась сегодня? – спросил Джона у Эстер, когда люди стали расходиться. – Обычно я неплохо угадываю, но этот наряд, похоже, из какого-то малоизвестного аниме, потому что я понятия не имею.

– Хм-м-м… Каждый предмет одежды был позаимствован из разных костюмов, но при этом я все равно осталась собой, – Эстер покружилась на месте. – Такое у меня, по всей видимости, чувство стиля.

– Боже ты мой.

– Понимаю, это выглядит даже хуже костюмов. Сегодня на меня глазеют больше обычного, – усмехнулась Эстер. – Кстати, у меня для тебя кое-что есть. В честь окончания эпохи.

– Да?

– Лучший подарок, который только можно получить, – раскрытая тайна. – Эстер сунула руку в карман, а после, вытащив, раскрыла ладонь, на которой лежала маленькая белая открытка с соболезнованиями. Та, что Горовиц вручил ее дедушке накануне смерти Флоренс Солар. Внутри нее потекшими чернилами было написано всего два слова.

– Я не понимаю, – смутился Джона.

– Потому что это лишь часть загадки, – ответила Эстер. – Помнишь альбом, найденный в хранилище? Последнюю страницу со статьей про мужчину, погибшего при странных обстоятельствах? – Она протянула ему статью – Джона перевел взгляд с открытки на газетную вырезку, которую они нашли в запертой коробке много месяцев назад. На черно-белом фото виднелась мелкая надпись на почтовом ящике, состоявшая из одного слова: «Уиттл».

– Не может быть, – произнес Джона, когда до него постепенно начало доходить. – Наверное, это совпадение.

Эстер помотала головой.

– Нет, не совпадение. И ты это знаешь. Джек Горовиц не мог спасти мою бабушку, но мог подарить моему дедушке утешение. То, чего он так давно хотел.

– Имя убийцы сестер Боуэн!

Эстер кивнула и развернула вырезку про неудавшееся ограбление, в результате которого пожилой мужчина утонул в собственной ванне. Это произошло на следующий день после смерти ее бабушки. Артуру Уиттлу на тот момент было 74 года. В открытой двери гаража виднелся «Кадиллак-Кале».

– Если верить этой версии событий, то твой дедушка, выходит, убил человека.

Эстер покачала головой.

– Возможно. Но если так, то он убил человека, который убил как минимум трех детей. Человека, который в силу своего преклонного возраста не мог предстать перед судом и отбыть тюремное наказание. Но… Пусть он там и был, но, думаю, этого не делал…

Тогда Эстер рассказала Джоне, что в ее представлении произошло в тот день.

Шел дождь; фигура в темном плаще – Реджинальд – стояла напротив обветшалого загородного дома. В руках он держал открытку с соболезнованиями, где было указано имя. Из-за дождя чернила потекли, тонкие синие струйки змеились по белой бумаге, но имя по-прежнему можно было прочесть: «Артур Уиттл». Реджинальд перевел взгляд с открытки на почтовый ящик: надпись на нем гласила «Уиттл».

Краем глаза он уловил какое-то движение, а после рядом с ним встал Горовиц: он тоже был одет во все черное и глядел на дом.

– Я еще не решил, убить мне его или сдать полиции, – тихо произнес дедушка Эстер.

– Тогда зачем я здесь?

Реджинальд убрал открытку в карман, и они вместе пошли по дорожке. Смерть подергал боковую дверь в гараж – та оказалась не заперта. Редж оглянулся на потемневшую улицу, черные деревья под проливным дождем раскачивались и трещали ветками на ветру. Окна домов напротив оставались тусклыми, занавески задернуты. Убедившись, что его никто не видит, он проскользнул внутрь. Горовиц уже осматривал гараж, руками в перчатках подбирал ненужный хлам и откладывал его в сторону – тайна этого мужчины захватила его с той же силой, что и ее дедушку. Машина, укрытая водонепроницаемым чехлом, стояла в тени. Горовиц помог Реджу откинуть ткань с бампера машины. Под ней оказался «Кадиллак Кале» мятного цвета. Автомобиль убийцы.

Мужчины переглянулись.

Смерть подергал ручку двери, ведущей в дом, и та тоже оказалась не заперта. Реджинальд подумал, не от его ли прикосновения открываются замки; ни один земной замок не мог остановить Жнеца.

В доме играла без остановки песня Эдит Пиаф «Нет, я не жалею ни о чем», ее громкие ноты заглушали шаги дедушки Эстер. Горовиц вообще ступал бесшумно. Смерть кивнул в сторону лестницы. Реджинальд достал табельное оружие и, держа его при себе, тихо поднялся по ступенькам; Смерть темной фигурой прикрывал его со спины. На стенах висели фотографии: Артур Уиттл в день своей свадьбы, Артур Уиттл со своими детьми, Артур Уиттл со своими внуками. В комнате наверху, тускло освещенной, витал дым. Уиттл сидел в черном кожаном кресле, посасывая сигарету, его белесые глаза неотрывно смотрели на экран приглушенного телевизора. Редж со вздохом опустил пистолет. Он не мог этого сделать. Убийство убийцы не сокращало число преступлений на планете и не приносило покоя семьям, которые никогда не узнают, что случилось с их пропавшими детьми, никогда не испытают облегчения.

Именно Горовиц, заметив нерешительность Реджинальда, схватил Уиттла за пучок оставшихся седых волос и потащил, брыкающегося и орущего, в ванную. Именно Горовиц в конечном счете открыл кран и держал старика под водой до тех пор, пока тот не перестал двигаться.

Реджинальд опустился на крышку унитаза и зарылся пальцами в волосах. Смерть, тяжело дыша, откинулся на облицованную плиткой стену; его перчатки и рукава насквозь промокли.

– Ты сказал, что потом мы встретимся еще дважды, – произнес Реджинальд, когда Жнец потянулся закрыть кран.

– Некоторые события даже Смерть не способен предсказать, – Горовиц встал и снял перчатки. – Я очень сожалею по поводу Флоренс, Редж. Я действительно ничего не мог сделать.

– Поминки состоятся в пятницу, если захочешь прийти.

Смерть кивнул и опустил мокрую руку на плечо дедушки Эстер.

– Я принесу молока.

* * *

– Будь я проклят! – воскликнул Джона, возвращая ей открытку. – Все эти годы Сенокосец был мертв?

– С тех пор как Артур Уиттл утонул в ванне, больше никто из детей не пропал. Для меня этого достаточно. Все так и должно быть.