Текст книги "Почти полный список наихудших кошмаров"

8
Взломщик шкафов

В то утро Эстер заварила кофе не водой, а энергетиком «Ред Булл».

– Хочу уйти в четвертое измерение, – объяснила она Юджину. Тот скривился, когда она, сидя по-турецки на кухонном полу, сделала глоток своей химозной бурды.

Перед ней на покрывале для пикника лежала гора сладостей, которые она собиралась принести в школу и продать на этой неделе – все, что испекла накануне вечером: дюжина двойных шоколадных брауни, шотландский песочный бисквит с мятой, две дюжины печений, две дюжины батончиков из воздушного риса и один целый карамельный пирог. Каждое лакомство она завернула отдельно и сложила в рюкзак все, что могла унести.

Необъяснимый всплеск подросткового ожирения в конце прошлого года (несмотря на изменения в питании столовой) привел к тому, что среди учителей поползли слухи, будто Брауниберг поставляет ученикам сладости. Эстер никак нельзя было попадаться: это означало бы отстранение от занятий, а отстранение – конец ее маленького бизнеса. В прошлом году ей удалось заработать приличную прибыль – пока что этого было недостаточно для поступления в колледж, для побега отсюда, зато на резервный фонд пары тысячи долларов хватало.

Когда новая партия сладостей была уложена, Эстер поднялась к себе и переоделась Элеонорой Рузвельт. На шее – три нитки жемчуга, волосы убраны с лица и заколоты волнами, ноги обтянуты тонкими чулками, практичные коричневые ботинки – под стать военному времени. Эстер нравилось наряжаться сильными женщинами – так она сама чувствовала себя сильной, словно влезала в их шкуру. В первый учебный день ей требовалось выглядеть устрашающе. А кто как не Элеонора Рузвельт лучше справится с боем? (Ну, может, еще Чингисхан, хотя ее задачей было пережить этот день с достоинством, а не изнасиловать и перебить всех учеников, а потом с помощью грубой физической силы захватить их шкафчики, дабы все последующие поколения старшеклассников носили ее ДНК. Поэтому Элеонора казалась ей более безобидным вариантом.)

По дороге в школу Юджин вел себя тише обычного – одним словом, не разговаривал вообще. Всякий раз, как они останавливались на светофоре, он надавливал большим пальцем на свежий ожог на ладони и при этом никогда не морщился от боли. Иногда он ускользал в тень, притаившуюся в его голове, куда не мог проникнуть даже самый яркий луч. Эстер не знала, как ему помочь, поэтому просто держала руку на его предплечье, пока он вел машину, в надежде, что этого будет достаточно, дабы показать ему свою любовь.

По пути они заехали за Хеф; девочка выплыла из дома и приблизилась к машине – высокая, долговязая и, как всегда, похожая на привидение.

«Как прошло твое приключение с Джоной?» – жестами спросила она.

– Я больше не боюсь лобстеров, – ответила Эстер.

Хефциба округлила глаза.

«Сработало? С ума сойти!»

– Не слишком обольщайся. Я больше на это не пойду.

«Почему?»

– Потому что испытывать судьбу – слишком опасно.

Хефциба наградила ее неодобрительным взглядом, но Эстер отвернулась прежде, чем подруга успела спросить что-то особенно волнующее и воодушевляющее об ее встрече со страхами.

Как только Юджин свернул на знакомые улицы, неумолимо приближавшие их к школе, Эстер начала потеть. Так бывало всегда, каждый учебный день. Сначала пот, потом волнение, бухающее сердце и рука, которая сжимает горло и заглушает слова еще до того, как они сорвутся с губ. Эстер представила себя такой, какой видели ее одноклассники: уродливой, неполноценной и непозволительно странной. Непричесанные рыжие волосы спадают непокорными кудрями ниже бедер – с такой длиной она чувствовала себя в безопасности, а потому очень боялась их отрезать. Кожа усыпана веснушками: не теми симпатичными крапинками на щеках, как у других людей, а темными большими пятнами, придававшими ей нездоровый вид. Сшитая вручную одежда с кривыми, неидеальными стежками, как она сама.

В попытке успокоиться Эстер развернула записку, написанную для нее Розмари, и принялась ее читать. Она писала одну и ту же записку в начале каждого учебного года.

«Для сведения заинтересованных лиц.

Просьба освободить Эстер от участия во всех классных обсуждениях, презентациях и спортивных мероприятиях. Просьба не вызывать ее и не выделять на уроке, не читать ее работу перед всем классом и в целом не пытаться каким-либо образом признать ее существование.

С наилучшими пожеланиями,

Розмари Солар»

Эстер, крепко сжав записку в руке, сделала глубокий вдох. Еще один год посторонних взглядов. Еще один год насмешек. Еще один год отчаянных попыток затеряться.

Добравшись до школы, она первым делом перед началом урока подошла к своему шкафчику. Собиралась выложить туда всю выпечку, чтобы потом целый день не расхаживать по школе преступницей, благоухающей ароматами ванили.

– Вот ты хитрый мерзавец, – пробормотала она, открыв дверцу.

Внутри ее надежно запиравшегося шкафчика, ровно посередине, лежал одинокий рулетик малиновой пастилы.

9
Ужасная тайна Дэвида Блейна

Остаток недели прошел следующим образом. Во вторник Эстер повесила на свой шкафчик второй замок в дополнение к первому – на этот раз цифровой, чтобы Джона не мог его взломать. Днем она обнаружила внутри еще три рулетика пастилы, а также бабушкин украденный браслет. Замки при этом выглядели нетронутыми.

В среду: свой читательский билет, экземпляр «Ромео и Джульетты» из той же библиотеки (теперь на обложке вместо людей красовались два лобстера в нарядах елизаветинской эпохи) и семь рулетиков фруктовой пастилы.

В четверг: Юджин помог Эстер укрепить ее шкафчик очень прочными магнитами и новым замком. К тому времени молва о Джоне Смоллвуде, бесспорно искусном воре, разлетелась по всей школе, и после уроков возле ее шкафчика собралась небольшая группа ребят, желавших посмотреть, сумел ли Джона вскрыть его сегодня. Эстер терпеть не могла, когда за ней наблюдали, но вдруг осознала: все эти люди пришли не ради нее – они хотели увидеть магическое представление. Внутри шкафчика обнаружилась дюжина рулетиков пастилы и пятьдесят пять долларов в конверте.

– А этот парень хорош, – восхитилась Дейзи Эйзен.

– Здесь чувствуется влияние Дэвида Блейна[21]21
  Дэвид Блейн – американский иллюзионист.


[Закрыть], – серьезно заключил Юджин. Близнецы были твердо уверены, что Блейн способен творить настоящую магию.

– Возможно, – с усмешкой согласилась Эстер.

В пятницу: как хорошо, что она переложила все свои нелегальные запасы выпечки, потому что сегодня на процесс отпирания шкафчика пришли посмотреть даже некоторые из учителей. Утром Эстер специально во избежание взлома заклеила дверцу изолентой. Шкафчик по-прежнему выглядел нетронутым, но стоило ей разрезать ленту маникюрными ножницами, взятыми взаймы у учителя английского, как на пол сошла небольшая лавина из фруктовой пастилы. Толпа возликовала. Там же, между учебниками по биологии и математике, была втиснута нераспечатанная коробка, которую Джона привез к ней домой в понедельник утром.

– Уверена, это вполне можно считать домогательством, – сказала она, вытащив коробку, завернутую в газету, с написанной на ней дурацкой вдохновляющей цитатой.

«Только если тебе самой это не нравится», – показала Хефциба.

– Боже мой, Хефциба, ты такая умная! – Ведь ей на самом деле это нравилось. Все эти ежедневные трюки Джоны были для Эстер сродни личному магическему представлению.

Спрятав коробку в сумку, Эстер вместе с Юджином и Хеф отправилась домой. По пути она все гадала, не посыпал ли кто Джону в детстве какой-нибудь волшебной пыльцой.

* * *

Как только Эстер оказалась в своей комнате, она сразу же бросилась ему писать.

ЭСТЕР:

Ты вломился ко мне в дом?

ДЖОНА:

Нет! Твоя мама принесла мне коробку из твоей комнаты. Сам я никуда не проникал.

ЭСТЕР:

Как ты догадался, что я еще не открывала ее и заодно решила больше никогда с тобой не видеться?

ДЖОНА:

Потому что иначе ты бы написала мне: «Встречаемся в воскресенье».

ЭСТЕР:

Как самонадеянно.

ДЖОНА:

Открой коробку.

ЭСТЕР:

Надеюсь, там не отрезанная голова Гвинет Пэлтроу.

Эстер развернула газету. Внутри оказалась коробка, а в ней – флешка.

ЭСТЕР:

Хочешь запустить вирус в мой ноутбук?

ДЖОНА:

Мой коварный план провалился.

ЭСТЕР:

Уверяю тебя, меня вряд ли это убедит.

ДЖОНА:

Ключевое слово – «вряд ли». А теперь уже посмотри этот чертов клип, женщина.

Эстер послушалась его. Она вставила флешку в ноутбук и, как только медиаплеер открылся, запустила видео.

Ролик был коротким – всего две минуты тридцать семь секунд, если быть точной, – но красивым. Эстер не могла взять в толк, где Джона приобрел такие навыки кинематографии: материал с экшен-камеры выглядел в точности как трейлер фильма. Фон был приглушен и размыт, а сама Эстер ярко сияла. Она светилась словно румяное масленое солнышко. Волосы напоминали сахарную вату. Глаза – голубые леденцы. Из отснятого материала он смонтировал короткую историю: как будто они были отважными исследователями, ныряющими в неизвестность навстречу своим страхам.

В основном Джона снимал Эстер, когда та не знала, что ее снимают. Пока она плыла рядом с лодкой, ее волосы в воде расходились веером как у русалки – это выглядело особенно странно, ведь на ней были одежда и обувь, а в каждой ладони находилось по лобстеру. Богиня ракообразных, владычица твердопанцирных. А вот и последний кадр: она стоит у себя на крыльце и улыбается в камеру, влажные волосы – завиток красного сорбета, на щеках – яркие веснушки.

– Кто мы, Эстер Солар? – раздался голос Джоны из-за кадра.

– Пожиратели страхов, – ответила Эстер. Вот только эти слова говорила не она – точнее, в воспоминаниях она произносила их иначе. Она помнила, как сильно удивилась, что Джона съел клочок бумаги, однако эта Эстер… Эстер на экране походила на волчицу: изо рта вырывалось горячее дыхание, широко распахнутые глаза пылали огнем. Она никогда не видела себя такой. Временами, когда она смотрелась в зеркало, ее отражение блекло по краям. Не как у мерцающего Юджина, который то появлялся, то исчезал. Нет, ее края были мягкими, цвет – тусклым, иногда маленькие частички отделялись от нее и, уплывая, растворялись в воздухе. Но только не на видео. Здесь она выглядела цельной и неделимой, а насыщенность изображения была выкручена настолько, что россыпь веснушек на коже напоминала осенний листопад.

В конце ролика появилась рамка с надписью «1/50».

– Каждое воскресенье на протяжении следующего года, – сказал ей Джона у озера. – Пятьдесят страхов. Пятьдесят недель. Пятьдесят видеороликов. Пятьдесят возможностей встретиться со Смертью лично и попросить его снять проклятие.

Эстер взяла в руки телефон и отправила ему сообщение, содержавшее всего три слова.

ЭСТЕР:

Встречаемся в воскресенье.

10
2/50: Мотыльки

Сорок девятым страхом почти полного списка наихудших кошмаров Эстер Солар числились мотыльки – благодаря неоднократному просмотру «Человека-мотылька» и «Молчания ягнят», а также одному весьма травматичному столкновению с обычной домашней молью во время учебы в средней школе. (Насекомое залетело ей в рот.)

Шел дождь; Эстер в наряде Жаклин Кеннеди Онассис[22]22
  Жаклин Кеннеди Онассис (Джеки О) – первая леди США с 1961 по 1963 год, супруга Джона Фицжеральда Кеннеди. Одна из самых популярных женщин своего времени, законодательница моды, красоты и изящества в Америке и Европе, героиня светской хроники.


[Закрыть] сидела на крыльце своего дома, уперев локти в колени. Ее почти полный список наихудших кошмаров лежал в раскрытом виде рядом с ней. Строка «49. Мотыльки-насекомые и люди-мотыльки» была обведена ручкой.

Вскоре к дому подъехал Джона. Оставив свой мопед под дождем, он побежал к крыльцу с поднятыми над головой руками. Эстер с облегчением и признательностью отметила, что тот оделся не как Человек-мотылек.

– Вот блин, Джеки О! – воскликнул Джона при виде нее. – В наше время немногие умеют стягивать белые перчатки. – Затем сел рядом с ней: не вплотную, чтобы не касаться, но достаточно близко, отчего она ощущала излучаемое его кожей тепло, когда влажная одежда высыхала. От него сильно пахло его собственным ароматом; сам Джона, как и Эстер, был одет в наряд прошлой эпохи – оранжевые вельветовые брюки и бледно-голубую шелковую рубашку с оборками; на голове красовалась густая шапка волос.

– Если память мне не изменяет, я сообщила тебе, что сегодня меняю обивку дивана, – сказала Эстер, постучав пальцем по экрану телефона. Она прислала ему сообщение утром, сразу после того как проснулась в панике, что ей придется снова с ним встречаться. Попытаться стоило. Не получив от него ответа, она все-таки смирилась с тем, что Джона Смоллвуд – это паразит, от которого не так-то просто избавиться, а потому уселась на крыльце и стала ждать его в состоянии возрастающего беспокойства.

– Вот поэтому я принес это, – заявил он, расстегнув рюкзак и покрутив в пальцах мебельный степлер.

– Ты когда-нибудь дашь мне возможность пропустить встречу со страхом?

– Нет.

– Какая отговорка подойдет на следующей неделе?

– Нарисовать граффити на объекте общественной собственности.

– Так нечестно. Ты же знаешь, что я этого не сделаю.

Джона просиял:

– Ага, на это и расчет.

Смена кадра: вот Джона и Эстер уже дома, сидят спинами к нам перед видавшим виды диваном.

Он повернулся к ней и сказал:

– Ты действительно пошла и купила диван специально для того, чтобы его перетянуть, лишь бы не встречаться со своим страхом мотыльков?

Эстер тоже повернулась к нему. Их лица разделяли всего несколько сантиметров.

– Я нашла его на улице и тащила до дома два квартала, но да.

– Отвратительно. На этом диване явно произошло преступление.

– Поэтому мы и должны поменять на нем обивку, – сказала она и дважды щелкнула пустым степлером.

Спустя три с половиной часа Джона, Юджин и Эстер сидели на перетянутом диване. На продавленном, кривобоком уродце с желтыми цветочками. Возможно, они были не самыми лучшими обивщиками мебели. Или, напротив, были великолепными обивщиками, просто этому дивану уже ничто не могло помочь.

Как бы то ни было, ситуация с диваном выглядела не слишком привлекательно. Хотя Флийонсе, похоже, ничуть не возражала. Она восседала на плече Джоны и урчала как работающая газонокосилка, пока тот с отсутствующим видом теребил ее уши. Слюна тонкой ниточкой вытекала из уголка ее пасти.

Ребята смотрели «Человека-мотылька» и передавали друг другу миску с попкорном.

– Откуда взялся этот уродливый диван? – поинтересовался Юджин с набитым ртом. Эстер и Джона одновременно пожали плечами, не отрываясь от экрана. Они как раз дошли до эпизода, где один парень по имени Гордон слышит пророчество из своей раковины о том, что девяносто девять погибнут. Джона поставил фильм на паузу.

– Хочешь убедить меня, что боишься какой-то говорящей раковины? – спросил он.

– Эта раковина с помощью мотыльков предсказала убийство девяноста девяти человек, – ответила Эстер.

– Со сверхъестественными раковинами лучше не шутить, – добавил Юджин.

– Этой тупой раковине не помешало бы как следует пересмотреть свои жизненные ценности. Все, идем. Хватит тянуть время. Давай найдем мотыльков.

– Уверен, что не хочешь сначала посмотреть «Молчание ягнят»? – с надеждой предложила Эстер.

– Не-а.

– Ладно. Но если моя раковина начнет делать предсказания, ты первый об этом узнаешь.

– Юджин, приятель, хочешь пойти с нами? – спросил Джона.

– А куда вы идете?

Джона что-то прошептал ему на ухо. Юджина передернуло.

– Боже мой! Нет.

Вот так Эстер поняла, что ее ожидает нечто плохое.

* * *

К полудню они прибыли в заповедник бабочек. Им оказалось огромное стеклянное сооружение, похожее на оранжерею, только больше, сплошь заполненное растениями, отчего напоминало часть декораций к «Парку юрского периода». Поскольку за вход требовалось платить, Джона сказал:

– Да, так я и думал.

Тогда они отыскали боковую дверь и, несмотря на протесты бешено колотящегося сердца Эстер, тайком прошмыгнули внутрь, не заплатив за билет.

– Прошу внести в протокол: я в полнейшем ужасе от такого вопиющего пренебрежения правилами, – заявила она, но Джона лишь цыкнул на нее, пристегивая экшен-камеру ко лбу.

– Ты не могла бы пару секунд помолчать и посмотреть, где находишься?

Она замолчала. И огляделась по сторонам.

Над их головами возвышался высокий стеклянный потолок, его белый каркас удерживал многие сотни фрагментов. Еще здесь были беседка, пруд, небольшой мостик, перекинутый через ручей, угрожающе здоровая статуя мотылька, заросли папоротника и цветов и травяная площадка, где резвились дети. И бабочки – повсюду. В основном оранжевые, бабочки Монархи – она смутно помнила их название с начальной школы; из-за их большого скопления на деревьях казалось, будто наступила осень.

Джона вел себя как типичный Джона Смоллвуд: водил ее по всему заповеднику и, чрезмерно подражая манере Дэвида Аттенборо[23]23
  Дэвид Аттенборо – один из самых знаменитых в мире телеведущих и натуралистов, пионер документальных фильмов о природе.


[Закрыть], рассказывал о каждом виде бабочек, который им встречался, а Эстер смеялась.

Пока они не добрались до мотыльков.

Мотыльки, те еще асоциальные типы, обитали в собственном небольшом павильоне в дальнем конце заповедника по двум причинам:

1. Мотыльки, будучи по натуре злыми, скорее всего, покушались на более привлекательных бабочек, поэтому их требовалось изолировать как любого серьезного преступника.

2. В заповедник бабочек приходили смотреть не на мотыльков, и мотыльки это знали, что только способствовало росту их злости.

По сути, это был замкнутый круг. Ненависть порождала еще больше ненависти, но Эстер ничего не могла с собой поделать. Мотыльки вызывали у нее отвращение.

Как только они ступили на территорию мотыльков, ее дыхание сделалось глубоким и частым – ни одно насекомое не должно быть таким жирным. А эти были огромными, волосатыми, с мощными лапками и мохнатыми усиками. Здесь были собраны мотыльки всех возможных видов и размеров. Даже встречалось несколько видов с мертвыми головами – точнее, маленькими черепушками – на спинках – уже достаточное доказательство того, что мотыльки – предвестники смерти и с ними лучше не связываться.

Эстер старалась не делать лишних движений. Джона, напротив, проявлял ко всему живой интерес.

Тут один белый пушистый мотылек – чудовище с черными глазками-пуговками – подлетел к нему и сел на руку. Джона погладил его. Буквально провел пальцем по его спинке, как если бы это был крохотный щенок.

– Он похож на Покемона, – сказал Джона, подняв мотылька на уровень глаз, чтобы рассмотреть его ближе. – Приведи ко мне орлов, – прошептал он. – Покажи, что такое скорость! – А потом подбросил в воздух. Мотылек замахал крыльями и отправился по своим мотыльковым делам. Например, заползать мертвецам в рот или терроризировать маленькие городки.

– Толкиен много чего знал, но был совершенно не в курсе темных мотыльковых душ. Мотылек ни за что бы не помог Гэндальфу, – заметила Эстер. – Самая неправдоподобная часть Средиземья.

– Твоя очередь, – Джона указал на самого большого мотылька в павильоне – коричневого монстра с узором на крыльях, который отлично украсил бы стену магазина «Урбан Аутфиттерс».

– Я не стану прикасаться к этой штуковине.

– То же самое думает и он.

– Мерзость.

– Ну же, они совсем не пугливые. Уж точно не станут прыгать тебе в лицо. Это бабочек стоит опасаться.

– Я сделаю это при одном условии.

– Ладно.

– Расскажи, как ты умудрялся каждый день залезать ко мне в шкафчик.

– Волшебники никогда не раскрывают своих секретов.

– Как хорошо, что ты карманник, а не волшебник.

Джона улыбнулся, когда большой мотылек переполз на его руку, несколько раз взмахнул огромными крыльями и замер.

– Хефциба дала мне коды от замков и помогла с изолентой.

– Вот же проныра! А магниты?

– Юджин выступил отличным двойным агентом.

– Меня окружают одни предатели.

Джона поднес к ней мотылька.

– Они оба считают, что тебе очень полезно встретиться со своими страхами.

– Лицемеры! – воскликнула Эстер. После чего закрыла ладонью рот, чтобы а) остановить тошноту, б) предотвратить волнение и в) заглушить крик. – Боже мой, – произнесла она сквозь сжатые пальцы, – он такой большой!

– И так он тоже думает.

– Заткнись или я снова тебе врежу.

– Пожалуйста, не делай мне больно, – как и в случае с предыдущим мотыльком, Джона провел пальцем по его спине. Заглянув в большие глаза-бусинки, Эстер решила, что насекомое выглядит не таким уж злобным.

– С бедными мотыльками действительно обходятся очень несправедливо, – сказал Джона. – Все только и говорят, что о бабочках и их эффекте. А как же мотыльки? Что произойдет, если они взмахнут своими крыльями? Максимум, что досталось мотылькам, это фильм с Ричардом Гиром.

Он снова протянул Эстер мотылька, и на этот раз она позволила ему переползти к ней на руку; следовало отдать насекомому должное, следующие несколько минут оно спокойно сидело на ладони. Но стоило Эстер наконец признаться самой себе: ладно, возможно, мотыльки не совсем плохие и даже по-своему милые, – как Джона пересадил его обратно на пальцы, а после вернул на ветку дерева.

– Ну что, уходим? – спросил он.

– Как, пытка уже закончилась? Тогда да, еще бы.

Они уже направлялись к выходу в главном павильоне с бабочками, когда какой-то мальчишка врезался в ствол дерева, и все монархи оранжевым вихрем взметнулись вверх. Казалось, будто вся оранжерея взлетела в воздух, словно сила притяжения мгновенно перестала действовать. Все находившиеся поблизости взрослые бросились на помощь плачущему (а значит, явно живому) малышу, а Эстер с Джоной медленно кружились на месте, глядя вверх на разыгравшуюся огненную бурю. Она протянула руку к яркому и неистовому взрыву, опасаясь, что может обжечься. Бабочки лениво кружили, словно птицы, поднимаясь единым потоком навстречу солнцу. Одна из них присела на вытянутые пальцы Эстер, за ней – вторая, третья, но вскоре смерч и их унес за собой.

Лишь через несколько минут бабочки успокоились и вернулись на свои места – зелень вновь накрыла ранняя осень.

– Это, – произнесла Эстер, – было нереально!

– Эй! Эй, вы двое! А ну вернитесь к кассе и оплатите входной билет!

– О черт, бежим, – проговорил Джона, бросившись к выходу.

Эстер никогда не была бегуньей. Ей больше подходило толкание ядра. И все же во времена крайней необходимости она могла изменить своим принципам. Поскольку незаконное посещение фермы бабочек не стоило того, чтобы второй раз за несколько недель садиться в тюрьму, она побежала за Джоной. Тот распахнул боковую дверь, и они, выскочив под проливной дождь, помчались со всех ног. По мнению Эстер, с этим парнем приходилось слишком часто бегать, зато Джона получал истинное удовольствие: он несся под дождем, стуча каблуками по мостовой, пока они совершали свой великий побег. Эстер, стараясь изо всех сил, чтобы декольте не раскрылось, плотно прижимала руки к груди.

Вскоре они остановились под деревом и оглянулись посмотреть, не бежит ли за ними работник заповедника. Но кто станет ради мизерной зарплаты преследовать под дождем двух подростков-хулиганов? Да и вообще, сколько людей, жаждая посмотреть на бабочек, станет ломиться в заповедник бабочек? Вряд ли много.

Эстер стянула белые перчатки. Во время побега ее шляпа-таблетка потерялась где-то по дороге, а костюм Джеки О промок.

– Почему рядом с тобой я все время оказываюсь мокрой? – посетовала она, выжимая перчатки. От этих слов Джона плашмя повалился на влажную траву, не в силах вздохнуть от хохота. Только погодя Эстер осознала, что сказала. – Боже мой. Боже мой, – пробормотала она и, сгорая со стыда, быстро отступила под дождь.

Задыхаясь от смеха, Джона прокричал:

– Стой, подожди!

И хотя она не стала ждать, он все равно ее догнал: поймал, зарылся лицом в плечо и продолжил смеяться. Вот козел.

– Прости, что из-за меня ты все время мокрая, – сказал он.

– Это не смешно! – Она отдернула плечо. – И ты не смешной!

– Чуточку смешно.

– Я ухожу домой.

– Ты собираешься идти пешком под дождем? Потому что я смогу вернуть мопед только после закрытия.

– Именно так я и шла в тот день, когда ты меня ограбил.

– Обокрал, Эстер. Я тебя обокрал. А не ограбил. Иначе я чувствую себя каким-то головорезом. Карманная кража требует особой искусности.

– Да все равно. Я позвоню маме. Может, она подвезет нас обоих, – Эстер знала, что Розмари не ответит, тем более если играет в автоматы, но все же набрала ей три раза. – Не могу дозвониться.

– Если хочешь, можем пойти ко мне. Пока дождь не стихнет. Здесь недалеко, пара минут ходьбы.

– Да?

– Единственное, мой дом… Не особо приятный.

– Как и мой.

– Да, но тут другое.

– Тебе решать.

Джона потер шею. Эстер на миг показалось, будто он сейчас откажется. Но вот он поднял взгляд от тротуара, его неуверенное выражение лица сменилось усмешкой. Усмешкой, за которой, как ей впервые показалось, таилась легкая грусть.

– Тебе нужно снять мокрую одежду, – сказал он, потерев пальцами ткань ее рукава. – Может, впредь стоит носить с собой сменные вещи? Раз ты все время рядом со мной оказываешься мокрой.

– Ты когда-нибудь дашь мне об этом забыть?

– Даже не надейся, Солар. Даже не надейся.