Текст книги "Красная королева"

Тесак теперь волк, забывший о том, что когда-то был человеком, и привязан он к Белой Королеве. Если бы гоблин включил Алису в свою коллекцию, никто бы об этом не узнал, никто бы не озаботился ее судьбой. Эта досадная мысль заставила Алису призадуматься: зачем она вообще идет вперед и сражается?

«Потому что ты должна жить, Алиса».

Но это не похоже на жизнь. Она только что убила кошмарное чудовище и сделала это сама, собственными руками, без помощи Чеширского, или Тесака, или кого бы то ни было еще.

– Я победила, – сказала Алиса пустой комнате.

Но это не похоже и на победу. Скорее уж – на выживание. А Алиса устала выживать, устала от волшебства, от поисков, от крови. Ей хотелось жить, жить по-настоящему, как живут обычные люди.

«Как Бринья и другие обитатели деревни у подножия этой горы? Разве это жизнь, когда твоих детей крадут из-за каприза ведьмы?»

– Я жива, – сказала Алиса себе, как будто это должно было ее утешить.

А потом заплакала. Она плакала, потому что была испугана и одинока. Плакала, потому что ее напугал гоблин, потому что она едва не стала очередной его жертвой. Плакала, потому что до конца пути было еще далеко, потому что нужно было найти потерянных детей и спасти Тесака. Плакала, потому что ей предстояла встреча с Белой Королевой и потому, что руки ее были черны от крови гоблина.

Закончив плакать (на это ушло много времени, ведь у нее внутри скопилось слишком много непролитых слез), Алиса встала, отряхнулась – и оцепенела.

Ее мешок и плащ исчезли.

Логично, конечно, что их должно было засосать в дыру вместе с остальной свернувшейся комнатой. Но теперь у нее остались лишь нож в руке да та одежда, что была на ней. Может, это и не было бы проблемой, если бы не кое-что, лежавшее на дне мешка.

Маленький стеклянный пузырек с прелестной багряно-фиолетовой бабочкой. Бабочкой, упавшей в волшебную бездну и, будем надеяться, исчезнувшей навсегда. Какая-то часть Алисы испытала при этой мысли безмерное облегчение. С плеч ее словно свалилась тяжесть, которую она таскала с того дня, когда обманом засадила волшебника в склянку.

Но другая ее часть, та самая, которой принадлежал придирчивый ворчливый голосок, живший в глубине сознания, – так вот она была обеспокоена. Что, если волшебство, уничтожившее логово гоблина, каким-то образом вернуло ту маленькую багряную бабочку (отныне она не станет произносить его имени, даже думать о нем не будет) к жизни?

– Не нужно волноваться об этом сейчас, Алиса, – твердо сказала она себе. – У тебя и без того проблем предостаточно.

«Но что, если?..»

Нет, никаких «что, если». Бабочка исчезла, и Алиса определенно не станет снова открывать эту дыру (даже если бы знала как) и нырять туда, чтобы убедиться, что пленник склянки действительно мертв. Для Алисы существует лишь один путь – путь вперед. Так было и будет всегда.

Она обвела взглядом остатки комнаты, ища дверь. Но двери не было.

«Выход должен быть! Если есть вход, то есть и выход».

Гоблин же приходил и уходил, и он заманил ее сюда, так что нужно просто очень внимательно изучить комнату.

Алиса потратила на осмотр комнаты очень и очень много времени – так что пару раз она садилась и просто ждала, в надежде, что кто-нибудь придет и освободит ее. Но, конечно, тот, кто мог сюда прийти, наверняка оказался бы слугой Королевы, и это плохо бы кончилось для Алисы, так что она продолжала искать.

Она оглаживала и ощупывала все кирпичи, до которых могла дотянуться, каждую щель, каждую балку. Заглянула во все затянутые паутиной углы, потревожив немало пауков, мелких и крупных, причем некоторые, прежде чем убежать, определенно бросали на нее сердитые взгляды.

Наконец, уже начиная отчаиваться, она нашла то, что искала. Тончайший, отлично замаскированный шов, рассекающий кирпичи, очерчивал большой прямоугольник. Алиса толкнула его, и дверь, хотя у нее и не было петель, начала медленно-медленно открываться.

Ожидая, когда можно будет войти, Алиса думала: «Только бы там не оказалась еще одна комната со множеством дверей. Не хочу больше ничего выбирать. Да я просто сяду посреди комнаты, и пускай солдаты Королевы приходят за мной».

Алиса не знала, почему решила, будто у Королевы есть солдаты, ну разве что потому, что у королев всегда бывают солдаты. Или должны быть. Разве пешки на шахматной доске не солдаты тех королевских особ, что стоят у них за спиной?

«Это очень похоже на игру в шахматы, верно? Белая Королева, Черный Король и все эти маленькие фигурки – я, Тесак, деревенские дети – двигаются между ними и стараются, чтобы их не съели».

Но за кирпичной дверью вновь открылся туннель, на этот раз ледяной. Значило ли это, что Алиса уже близка к цели, что в конце туннеля она найдет Белую Королеву? Она шагнула в проход и, несмотря на толстый вязаный свитер, зябко поежилась, с тоской вспомнив о меховом плаще, сгинувшем вместе с мешком.

– Шагай быстрее, Алиса, вот и согреешься.

Она обхватила себя руками и зашагала вперед, стараясь не уронить нож – последнее, что у нее осталось для защиты.

«Кроме волшебства», – подумала она, но тут же сообразила, что тут ей с Белой Королевой не тягаться. Та владела древней магией, магией, украденной ею у кого-то другого, магией, просуществовавшей сотни лет.

«Но магия – она ведь штука такая… нестабильная?»

Что-то в этом было; Алисе казалось, что она вот-вот поймет, разберется во всем, но суть ускользала от нее. Очень важно, что магия Королевы ей раньше не принадлежала. Наверное, это подразумевает, что магию у нее можно забрать? Алиса покачала головой. Она не была в этом уверена, и сейчас было бы неплохо получить пару подсказок от Чеширского, но тот снова исчез.

Вскоре от холода стало трудно думать, и смотреть, и даже дышать. Казалось, она глотает не воздух, а лед, который расползается по всему телу. Пол был скользким, при этом дорога шла в гору, и подниматься было невероятно сложно. Алису трясло, она то и дело роняла нож и каждый раз тратила по несколько минут, чтобы подобрать его, но клинок тут же снова выскальзывал из окоченевших пальцев.

Тяжело переставляя деревенеющие ноги, Алиса вспоминала свой сон о ледяном замке на вершине горы, размышляя о том, что она обнаружит, когда придет туда.

В ее сне дети кричали, кричали дни и ночи напролет, и ей казалось, что она уже слышит слабое эхо этих криков, как будто они просачивались сквозь лед и поднимались вверх холодными облачками пара у Алисы за спиной.

Зубы ее стучали, ребра яростно вибрировали, мышцы словно примерзли к окаменевшему позвоночнику и болели. Руки посинели и подернулись инеем. Когда Алиса моргала, с ресниц сыпались кристаллики льда, жаля обмороженные щеки. Уклон дороги и необходимость бороться за каждый шаг утомили и разозлили Алису.

«Туннель поднимается, потому что замок Королевы стоит на самой вершине этой долбаной горы».

Тут мысли Алисы на миг замерли, потому что она была абсолютно уверена в том, что никогда раньше даже про себя не произносила подобное ругательство – «слово, недостойное их круга», как сказала бы ее мать, – и щеки ее, несмотря на холод, покраснели.

«Ну почему она живет не в долине? – продолжила размышлять Алиса, решив, что после того, как ты перерезал кому-то горло, едва ли стоит беспокоиться о бранных словечках. – Тогда можно было бы просто катиться по ледяной тропке, катиться и катиться, пока не превратишься в гигантский снежный ком».

И Алиса представила, как она катится в огромном снежном шаре, который все растет и растет, так что уже ни рук, ни ног ее не видать. Шар будет катиться и катиться, набирая скорость, так что у нее закружится голова, а к горлу подступит тошнота, но ей все равно будет весело, как когда она каталась на карусели или скакала на несущейся галопом лошади.

Огромный снежок влетел бы в ворота королевского дворца и рассыпался бы, явив скрючившуюся внутри Алису – прямо пудинг с сюрпризом! И Королева подумала бы, что это очень смешно, и стала бы смеяться, и смеялась, смеялась, и освободила бы всех детей и Тесака, и они сели бы все вместе пить чай с тортом в своих лучших праздничных нарядах.

Алиса осознала, что мысли ее становятся действительно очень глупыми. Это все мороз, мороз, от которого так и тянет закрыть глаза. Извилины в ее мозгу скручивались, завязывались в узлы, и она чувствовала, что, наверное, никогда, никогда уже не согреется.

«Если кто-нибудь дотронется до меня сейчас, я разобьюсь на миллион кусочков. Миллионом миллионов ледяных осколков станет Алиса. Частички Алисы разлетятся по всему полу, и никто их не соберет».

И тут вдруг – внезапно, как случалось уже много раз с тех пор, как Алиса покинула лечебницу, – туннель закончился дверью.

Дверь возникла перед ней так неожиданно, что Алиса даже решила, что это плод ее воспаленного воображения. Остановившись, она уставилась на дверь, пытаясь сообразить, реальна та или нет.

Руки сами собой потянулись к идеально гладкой ледяной поверхности. Алиса лишь надеялась, что никаких хитростей, чтобы открыть эту дверь, не потребуется. Она действительно устала от хитростей, трюков, фокусов, иллюзий и всего того, что никогда не работает так, как должно работать.

Дверь открылась от малейшего нажатия, и Алиса оказалась в замке.

Она не знала, что именно найдет здесь. Может, рыцарей в сверкающих белых доспехах, которые ринутся на незваного гостя? А может, вылепленных из снега придворных, в бархате и драгоценных каменьях, танцующих под музыку, исполняемую на ледяных инструментах? Бальный зал будет, конечно же, черно-белым, как шахматная доска, и в конце его будет величественно восседать на троне Белая Королева, безумными глазами наблюдающая за кружением придворных.

В конце концов, тут должны были оказаться слуги, слуги с подносами с едой или метелками из перьев, слуги, которые стали бы останавливаться и изумленно глазеть на обледеневшую девушку, появившуюся из стены.

Но в замке не было никого и ничего. Алису встретил лишь порыв тепла, от которого мгновенно растаяла вся изморозь на ее теле. Девушку затрясло, тепло возвращалось, постепенно просачиваясь в пальцы, нос, живот, ноги, кости, и согреваться оказалось так же болезненно неприятно, как и замерзать. Алиса упала на колени; короткие пряди, влажные от растаявшего льда, липли к голове, вода текла по лицу, точно слезы. Зубы лязгали так яростно, что она испугалась, как бы не откусить собственный язык.

Через некоторое время она перестала дрожать и ежиться и почувствовала, что может встать. Пока ее били судороги, нож выпал, и Алиса долго рылась в грязи, пока не нашла его. Стиснув в кулаке рукоять клинка, она решила, что может теперь спокойно осмотреться, и мысль эта тоже оказалась тревожной: получалось, что теперь она никуда не может пойти без ножа – так и Тесак не мог обойтись без своего топора.

Однако вокруг не было ничего пугающего или опасного, потому что Алиса, похоже, оказалась в каком-то подвале. Хотя таких подвалов она прежде не видела. В подвале родительского дома стояли лари с картошкой и репой (Алиса поморщилась, потому что никогда не любила репу), банки с маринованными огурцами и клубничным джемом, а еще бутылки с хорошим вином, которое отец приберегал для особых случаев.

А тут было совершенно пусто, никаких полок, никаких ларей или банок, хотя запах стоял точно такой же – затхлый землистый дух погреба. В дальнем конце подвала виднелась лестница, освещенная рядом установленных на стене свечей. А еще тут было ужасно тихо.

Алиса затаила дыхание, чтобы эту тишину не нарушить. Она ждала, обшаривая взглядом темные углы, убеждаясь, что ничто там не затаилось, и очень надеялась, что, когда она углубится в комнату, на нее не рухнет ледяная плита и на лестнице не появится зубастый монстр.

Да, все это кажется абсурдным – до тех пор, пока ты не очутишься в лабиринте с розами, которые попытаются убить тебя, или в домике, где тебе придется выпить уменьшающее зелье, чтобы пройти через крошечную дверь. Когда происходит такое, ты начинаешь ожидать самого абсурдного и кошмарного исхода от любой ситуации, и Алиса ничуть бы не удивилась, если бы в этот миг с лестницы соскользнул дракон и дыхнул бы на нее огнем.

Но никто не появился – ни дракон, ни гоблин, ни солдат, ни Королева. Алиса сдвинула на дюйм ногу, стараясь не шуметь, но шелест земли под подошвой все равно показался ей громче камнепада. Однако никто не закричал, поднимая тревогу, никто не набросился на нее – и она сделала еще шажок.

Так она добралась до середины помещения – медленно, как улитка, ищущая листок повкуснее и не знающая, что вот-вот на нее спикирует птица, подумала Алиса, все еще ожидавшая от комнаты подвоха. Она уже почти решила, что ее чрезмерная осторожность в данном случае все-таки неоправданна, когда раздался какой-то звук.

Алиса наклонила голову, прислушиваясь. Звук был так слаб, что она даже не поняла, что это. Она крепче стиснула нож и выставила его перед собой. Сердце неистово колотилось.

Так что это было? Алиса принялась медленно поворачиваться по кругу, напряженно вслушиваясь. Ну вот. Опять.

Она замерла, пытаясь определить источник звука. Казалось, он шел откуда-то из стены, что высилась справа от нее.

«Рычащий тигр, рвущийся на свободу», – подумала та ее часть, что принадлежала испуганной маленькой девочке, но Алиса почти сразу отмела эту мысль. Никакого тигра в стене нет. Ни тигра, ни медведя, ни единорога, ни кого-то еще. Там нет ничего, кроме грубых досок, небрежно прибитых друг к другу гвоздями.

Вот. Опять.

Звук превратился в отчетливые удары.

Нет, в стене (она почти не сомневалась) не было никаких животных, но что-то явно требовало ее внимания. Алиса прижала к доскам ухо, прислушиваясь.

Тук-тук-тук.

Алиса отдернула голову и уставилась на то место, к которому только что приникала. Сердце. Так бьется сердце. Неужели там все же есть что-то живое? Или хуже того… что, если сам замок – живой?

Она обвела взглядом комнату, почти ожидая, что дерево и грязь, растаяв, обернутся костями и мышцами, превратятся в руку, которая сожмет и раздавит ее, а кровь Алисы потечет на пол, питая замок. Но нет, эта комната не была иллюзией, сотворенной гоблином, и замок не был живым существом. Будь оно так, сердцебиение звучало бы куда громче, это уж несомненно. Так громко, что заглушило бы стук сердца Алисы, бьющегося изнутри о ребра, как крылья бабочки о стенки склянки.

Любопытство – опасная штука, уж это Алиса знала, и сейчас было совсем не время для любопытства. Ее ждал Тесак. Звук этот, скорее всего, служил приманкой, призванной затащить Алису в какую-нибудь новую ловушку Королевы. Нужно было идти дальше и не обращать внимания на стук.

Тук-тук-тук.

«Занятно, – подумала Алиса, – почему-то мне кажется, что зовут меня, только меня, и никто другой этого стука не услышит».

Ее неудержимо тянуло к звуку. Он не могла уйти отсюда, не найдя источник стука, не узнав, что зовет ее, от чего ее кровь вдруг запела.

В одном месте доски не слишком плотно прилегали к полу. Алиса просунула пальцы в щель и изо всех сил потянула вверх. Старое трухлявое дерево тут же треснуло, поддавшись с легкостью, которой Алиса не ожидала.

Несколько досок (как Алиса и думала, сколоченных кое-как) с грохотом упали, и Алиса шлепнулась на спину. Объятая паникой, она бросила взгляд в сторону лестницы, ожидая топота сапог и сверкания мечей – ведь она наверняка наделала столько шума, что привлекла внимание всех до единого обитателей замка.

Но никого по-прежнему не было. Никого и ничего. Алисе показалось это очень странным, хотя, с другой стороны, замок-то был не ее, и ей, конечно, лучше в плен не попадать. Тем более что она еще не нашла бьющееся в стене этого подвала сердце, играющее свою музыку только для нее.

Когда доски оторвались, стук зазвучал гораздо громче, а может, и настойчивее, словно почуяв приближение Алисы. Что именно стучит, она пока не видела, поскольку за досками оказался слой осыпающейся черной земли.

Алиса запустила пальцы в грязь, почувствовала, как та подается, но никаких признаков источника сердцебиения не обнаружила. Тогда она просунула руку дальше, по самое запястье.

«Любопытно, – подумала она снова. – Я должна узнать, что там, внутри стены. Не уйду отсюда, пока не узнаю».

Рука уходила все глубже и глубже, погрузившись до локтя. Черви, пауки и прочая мелкая пакость бежали, спасаясь от шарящей пятерни, ползли по волосам и лицу Алисы, падали на пол, к ее башмакам, но она едва ли их замечала.

Грязь поглотила ее руку уже до плеча, и Алисе показалось, что за рукой последует и все тело, что она сейчас нырнет в стену, поплывет, разгребая землю, как крот, и будет плыть и плыть до тех пор, пока не найдет то, что ищет.

И тут она наконец нашла.

Пальцы ее сомкнулись, и волна восторга окатила Алису. То, что стучало, было теплым, таким теплым, словно там пульсировала живая кровь. Алиса поняла, что это, едва предмет оказался в ее руке, потому что однажды она уже жаждала это заполучить.

Алиса потащила добычу из наполненного грязью тайника, роняя землю и крохотных насекомых. Ползучие твари кинулись прочь, производя страшный шум (так, по крайней мере, казалось Алисе) – словно люди поспешно покидали крохотную комнату. А может, то были слившиеся воедино грохот ее собственного сердца и пульсация того, что она держала в руке.

Из тайного хранилища Алиса извлекла корону Красной Королевы. Мерцающее кованое серебро и блестящий красный камень не пострадали от грязи, в которой были погребены, они сверкали, хотя в подвале почти не было света.

Алиса была уверена, что никогда больше не увидит эту корону – после того как отвернулась от нее во сне, и все же – вот она, перед ней. Она вспомнила голос Чеширского в своем видении, голос, убеждавший ее взять корону, потому что корона нужна ей. Он уверял, что потом сделать это будет труднее.

– И ничего не трудно, – пробормотала Алиса, не скрывая самодовольства. Она рассматривала корону. Красоту ее нельзя было выразить словами; внутренний жар металла впитывался в кожу, так что Алисе казалось, что сама она светится изнутри. – Все, что мне нужно было сделать, это вытащить ее из стены.

И очень, очень, очень далекий, а может, даже и не существующий вовсе шепот раздраженно ответил: «Если бы ты взяла ее тогда, то могла бы избежать всех этих хлопот с гоблином».

– Хлопот? – прошипела Алиса. – Хлопот? Меня едва не убили.

«И ты могла бы избежать этого, потому что корона намного сильнее любого пугала Белой Королевы».

Голос прозвучал еще слабее, как будто Чеширскому было трудно прорваться сквозь возведенный Королевой барьер, как будто он напрягался изо всех сил, чтобы докричаться до Алисы из необозримой дали.

Ей хотелось еще поспорить, но мысль о том, что Чеширский, возможно, прав (а обычно он действительно оказывался в итоге прав), остановила ее. Могла бы она избежать той последней встречи с гоблином, которой так боялась, если бы взяла корону сразу? Она не знала – и уже никогда не узнает наверняка. Чеширский всегда и во всем был уверен, но, похоже, это являлось просто частью его магии.

Возможно, если бы и Алиса была уверена, а не перепугана и нерешительна, она бы тоже могла стать могущественной волшебницей. А может, осталась бы все той же Алисой, какой была всегда, что бы ни происходило с ней или вокруг нее. Никакие изменения не могли изменить самой ее сути, той Алисы, какой она была всегда, в любой ситуации. Любопытная девочка, подружка Дор, или сумасшедшая в лечебнице, или спутница Тесака – в основе их всех скрывалась одна и та же главная, неотъемлемая «алисость».

Есть в этом некая мудрость, думала она, вглядываясь в драгоценный камень в короне, камень, который, казалось, чего-то хотел от нее. Если только она останется Алисой, если не позволит Чеширскому, или Тесаку, или Белой Королеве изменить ее, то с ней все будет в порядке.

Когда она так подумала, корона стала чуть холоднее. Ощущение не было неприятным – Алиса даже решила, будто сделала что-то правильное, что-то, что понравилось короне.

«Понравилось короне? – Алиса покачала головой. – Нет, не короне. Красной Королеве. В этом предмете заключена ее магия, и если я возьму корону и использую ее против Белой Королевы, Красная Королева поможет мне».

И не превратит – на что Алиса очень надеялась – ее в кого-то, кто уже не будет ею. Хотя она почему-то не думала, что эта Королева так поступит. И дело не в том, что волшебство Красной Королевы обязательно хорошее, а Белой Королевы – плохое. Просто сила, текущая в короне, казалась мягче, добрее – продолжая оставаться при этом силой.

Алиса повернулась к лестнице, этой странно тихой лестнице, освещенной мерцающими свечами. Нож, принадлежавший мужу Бриньи, она сжимала в правой руке, корону, принадлежавшую Красной Королеве, – в левой, а посередине была лохматая грязная Алиса. Ни к чему ей быть идеалом волшебника для Чеширского, или идеалом возлюбленной для Тесака, или идеалом дочери для родителей. Ведь она может быть Алисой.

«Кто-о-о?..»

Шепот был мягок и тих, почти что неуловим.

«Кто-о-о-о… ты-ы-ы-ы?»

– Поживем – увидим, не так ли? – ответила Алиса и зашагала по ступенькам.

Она ожидала очередного долгого, утомительного подъема, возможно, с изгибами, поворотами и разными опасностями, но лестница оказалась ужасно обычной, голой и сравнительно короткой. Она выводила к маленькой нише, а из ниши Алиса попала в большую кухню.

В огромном, выложенном кирпичами камине не горел огонь, повар не помешивал суп и не распекал поварят и тех, кому полагается прислуживать за столом. Не было тут ни мальчишек – подручных конюха, шныряющих повсюду в поисках объедков или остатков торта, ни собак, которые вечно проникают в помещение, хотя им это и запрещено, ни суетливых горничных, несущих подносы с чаем, ни камердинеров, пытающихся уговорить этих горничных прогуляться перед сном.

Тут не было никого и ничего – как и следовало ожидать. Когда Алиса с Тесаком вышли из туннеля на равнины, они думали, что их встретят зеленые поля, и фермы, и доброжелательные путники – а ничего этого не было. Когда они вошли в деревню на краю леса, там не было людей, только кукольные домики, расставленные Белой Королевой. Даже сам лес оказался неестественно пуст. Пробираясь через эту мрачную чащу, Алиса не видела ни лисы, ни белки, ни оленя – никого.

Единственным настоящим и живым местом была деревня у подножия горы, но и та медленно умирала. Все, к чему прикасалась Белая Королева, стиралось начисто, становясь пустым и холодным.

«Где же дети?» – подумала Алиса. Что сделала с ними Королева? Найдет ли Алиса хоть кого-то из них живым?

Впервые ей пришло в голову, что, возможно, и нет. Белая Королева могла забирать детей и убивать их, принося в жертву своей магии. А может, они все умерли просто потому, что вокруг Королевы все умирает. Лишь сон, сон о детских криках, разносящихся по замку, заставлял Алису надеяться, что дети были все еще живы. Но, как-никак, этот сон мог оказаться неправдой.

Алиса пересекла кухню, проходя мимо свисающих с крючьев ржавых сковородок и пыльных столов, на которых давным-давно никто не раскатывал тесто для хлеба. Из кухни она вышла в коридор, подумав, что на этот раз для разнообразия знает, куда идти, потому что столовая обычно располагается неподалеку от кухни. Важные особы, живущие во дворцах, таких как этот, любят, чтобы еду им подавали нужной температуры – горячие блюда должны быть горячими, а холодные – холодными.

Столовая – просторное помещение с величественным длинным столом из тяжелого темного дерева, окруженного такими же резными стульями, – оказалась именно там, где ей и полагалось быть. Сиденья стульев были покрыты некогда яркими бархатными чехлами, выцветшими от пыли и времени. Стены украшали затейливые гобелены. Алиса равнодушно скользнула по ним взглядом, но что-то привлекло ее внимание, и она остановилась, чтобы рассмотреть это что-то повнимательнее.

Первая сцена изображала девочку с длинными светлыми волосами в нарядном платье, входящую рука об руку с другой девочкой в кроличью нору. На втором гобелене та же светловолосая девочка была уже одна – и вся в крови. На третьем девушка стояла в белой комнате у зарешеченного окна, глядя на луну.

И так далее, и так далее – все подробности приключений Алисы с Тесаком и без него. Вот она сидит на ладони Судака, вот взбирается на гору, вот убивает гоблина. Вот достает из стены корону, а вот идет через пустую кухню. Алиса добралась до конца галереи, и глаза ее расширились.

На тщательно сотканной картине Алиса смотрела на гобелен. Она видела себя, высокую, худую, грязную, с короной в одной руке и ножом в другой, а позади нее застыла тень, глубокая черная тень, чернее самой ночи.

Алиса резко развернулась, вскинув нож для удара, но тень уже отодвинулась, и теперь она увидела, что это и не тень вовсе. Это был человек (человек?), человек во всем черном, настолько черном, что даже лицо и руки его казались сотворенными не из плоти, а из колеблющейся тьмы.

– Я знаю тебя, – сказала Алиса. – Ты брат Бриньи. Бьярке.

Мрак содрогнулся, как будто имя, названное Алисой, причинило ему боль.

– Тот мальчик мертв, – ответил он. Голос срывался, как будто речь давалась ему с большим трудом, как будто он вообще забыл, как говорить. – Теперь меня называют Черным Королем.

– Нет, – уверенно заявила Алиса и шагнула к нему, словно ничуточки не боялась. – Тебя зовут Бьярке, и у тебя есть сестра Бринья, которая любит тебя, несмотря на все, что ты сделал.

«Несмотря на все, что ты сделал, – повторила про себя Алиса. – Да, я люблю Тесака, несмотря на все, что он сделал. И когда я увижу его снова, я уже не буду ребенком, таскающимся за ним хвостиком. Я буду женщиной и смогу любить его настоящего».

Странный, конечно, момент для подобных осознаний, ведь жизнь ее сейчас, вероятно, в опасности – из-за этого мальчика, называющего себя Королем. Но за время своего путешествия Алиса много чего осознала и научилась принимать откровения тогда и такими, когда и какими они приходили к ней.

Черный Король отвернулся от Алисы, или, во всяком случае, ей так показалось. Трудно было сказать наверняка, где именно находится его голова или плечи. Они постоянно менялись, то вырастая, то сжимаясь, даже когда Король стоял неподвижно, – так бывает с тенями в углу, когда тебе кажется, что там что-то есть, а на самом деле нет ничего.

– Та особа, которая когда-то была моей сестрой, дура, если все еще любит меня, потому что я не люблю ее. Я никого не люблю, – прошелестел он.

– Я прекрасно знаю, что это неправда, – покачала головой Алиса. – Ты любишь ту, кто живет в этом замке, ты сжег равнины и забрал много невинных жизней, только бы она обратила на тебя внимание.

Тень угрожающе выросла, черные щупальца поползли через комнату к Алисе, словно собираясь обвить ее и утащить во тьму. Но она не боялась – и удивлялась сама себе.

– Я могу уничтожить тебя одной лишь мыслью, – сказал Черный Король. – Я сильнее всех, даже той, чью корону ты держишь.

Алиса не видела в клубящемся мраке глаз – однако чувствовала жадный взгляд Черного Короля, неотрывно следящий за предостерегающе пульсирующей короной Красной Королевы.

– Да, можешь – или говоришь, что можешь, – ответила Алиса. Лишь однажды она уже чувствовала такое спокойствие – когда встретилась с тем, кого победила на улицах Старого города, кого посадила в маленький стеклянный пузырек. – Но если ты способен так легко одолеть меня, почему же еще этого не сделал? Почему ты мешкаешь, если ты так могуч?

– Я могуч! – выкрикнул он, но голос его больше не был порождением тьмы.

Это был крик мальчишки, мальчишки, который чего-то хочет и не может получить, и не понимает почему, ведь он же хочет так сильно, а когда сильно-сильно хочешь чего-то, то кто-то обязательно должен тебе это дать!

Тьма окутала уже всю комнату – но избегала места, где стояла Алиса. Она была точно хрустальная призма, освещенная солнцем. И тень не могла прикоснуться к ней.

– Нет, – сказала Алиса. – Ты не волшебник. Ты взял то, что не принадлежало тебе, только потому, что считал, будто должен заполучить это. И теперь оно гложет тебя, пожирает тебя изнутри, и ты не знаешь почему и оттого становишься слабее с каждым мгновением, пытаясь удержать это, Бьярке.

– Перестань называть меня ЭТИМ ИМЕНЕМ! – заорал он так, что комната вздрогнула, а с потолка посыпалась штукатурка.

– Бьярке, – повторила Алиса, дивясь, что Белая Королева еще не примчалась полюбоваться на представление.

Неужели она не чувствует его присутствие в своем замке? Разве не возвела она барьеры вокруг, чтобы не впускать его?

Но мысли эти текли в голове Алисы тихо и не беспокоили ее. Если Королева захочет появиться внезапно, Алиса ничего не сможет с этим поделать.

– Перестань меня так называть!

– Бьярке, – повторила Алиса, спокойно и уверенно.

Тонкий побег тьмы обвился вокруг короны в руке Алисы и потащил ее, пытаясь вырвать добычу. Корона полыхнула жаром, хотя Алиса и не нуждалась в предупреждениях. Алиса не боролась, не сопротивлялась, не тянула корону к себе, никак не пыталась доказать, что она сильнее Черного Короля.

Она лишь тихо-тихо сказала:

– Эта вещь не твоя, Бьярке.

И он поник под безжалостным натиском непоколебимой уверенности Алисы. Тень съежилась, вновь став похожей на человека в черном плаще, молодого человека с изможденным лицом и блекло-голубыми, совсем как у сестры, глазами. Тело его выглядело сухим, обескровленным, кожа была так бела, что почти светилась, на лице резко выпирали скулы. Когда-то он, наверное, был красивым юношей, но теперь превратился в старую, потрепанную вещь, истонченную магией, которую ему никогда, никогда не следовало брать.

– Я не знаю как, – начал он и остановился, потому что внутри него, похоже, происходила нешуточная борьба.

Горло его странно подергивалось и вспучивалось, как будто что-то живое пыталось выбраться наружу.

– Я не знаю, – повторил он, несколько раз сглотнув, – как это выпустить. Мне было это нужно, чтобы заполучить и удержать ее.

– Белую Королеву, – уточнила Алиса.

– Да, – кивнул Бьярке. – Но я не смог ее удержать. А потом она отняла у меня то единственное, чего я хотел в этом мире, отняла назло.

– И что же? – спросила Алиса.

Вопрос повис в неподвижном воздухе комнаты – а потом все разлетелось вдребезги.

Бьярке взвыл, взревел раненным в сердце медведем, и Алиса поняла, что неверно истолковала свое видение. Она видела, что Черный Король пытается добиться чего-то от Белой Королевы, и решила, что он не любит ее так сильно, как Королева любит его, и что Королеву оскорбило такое предательство. Но все было наоборот. Это Королева не любила его так, как он любил ее, и когда горное эхо подхватило крик Королевы, то был крик ненависти и злобы, а не крик обманутой женщины.