Текст книги "Таинственный язык мёда"

10

Ладанниковый мед (Cistus spp.)

Имеет аромат спелых фруктов, красных плодов и варенья из помидоров. Это мед любви и эмоций, он освобождает сердце. Невероятно душистый, солоноватый на вкус. Янтарного цвета с самыми разнообразными темными, загадочными нотками.

Быстрой кристаллизации.

Лодка не считается твоей, пока ты не перепачкал хорошенько об нее руки, пока не отшлифовал, не выстрогал и не выкрасил ее, ободрав пальцы до крови. Многое изменилось с тех пор, как он жил в Милане и мог спокойно себе позволить самую шикарную яхту, какую только можно найти. Этот катамаран был его до последнего сучка.

Никола Гримальди выбрал эту двухмоторку из-за моря, которое должно было стать его миром, и из-за ветра, который бы всегда указывал ему дорогу.

Он отправился в путь поздно ночью. Ему нравилось бывать одному, когда небо черное и блестящее, а звезды переливчато отражаются в воде вокруг киля. Ему нравилось рисковать жизнью, брать все в свои руки и идти навстречу трудностям. Ему нравился запах, что нес с собой ветер.

Когда рассвело, он побежал на мост, закрепил парус, схватился за мачту и ослабил узел. Дерево у него под ногами было гладким и влажным. Парус сопротивлялся, но с помощью шкотов[6]6
  Шкот – снасть, закрепленная на нижний угол паруса и проведенная к корме судна.


[Закрыть] он смог оттянуть парус назад. Он улыбнулся, повернувшись к солнцу. Его глаза были того же кобальтового оттенка, что и вода, которая билась о киль и отскакивала от его отполированной поверхности. Никола снял майку и бросил в сторону. Ветер, словно живое существо, хлестал его по коже, джинсы промокли насквозь и покрылись солью, волосы намокли. Но он чувствовал себя в своей стихии. Свободный, каким бывал только за штурвалом своего катамарана, и главное – живой. Каждое движение взвешенное, точное. Он знал, как и что делать, и был чрезвычайно этим горд.

Уже скоро он будет в Кальяри.

Прикинув в голове расстояние, которое нужно еще преодолеть, он неторопливо вбирал в себя носом холодный и соленый воздух, что всегда умел успокоить его. Затем он освежил в голове планы на предстоящий день и только тогда осознал, насколько нервничает. Его все не покидала мысль о том, о чем попросил его брат Клаудио.

«Ты должен выполнять свои обязательства, Никола. Ты мне нужен. Пора решаться: либо ты входишь в компанию и начинаешь вести дела, либо уступаешь свою долю».

Он не стал спешить с ответом. Все не так просто. Сначала нужно было разобраться кое с какими делами. «Я подумаю».

Но именно тогда он начал втягиваться в рабочий процесс, стал выполнять небольшие поручения и брать на себя обязательства.

В то утро он тоже должен был предоставить в банк документы, которые нужно было срочно подписать. Там обещал был быть и Клаудио, но в последний момент не смог из-за каких срочных дел.

Никола осмотрел мачту и парус и вошел в каюту. Документы лежали на столе. Он открыл папку и принялся читать. Спустя несколько минут закрыл папку, прищурил взгляд с задумчивым видом. Что Клаудио намерен был делать с той суммой, что просил в кредит у банка? Судя по тому, что Никола видел, речь шла не о единственном случае кредитования, а о целой серии долгосрочных займов. Он провел рукой по лбу, приводя в порядок мысли. Досада, что он испытывал во время чтения материалов, превратилась в ожидание предстоящих неприятностей.

Он уставился в одну точку на стене. На некоторые вещи у него часто срабатывало шестое чувство, и в этот раз поведение Клаудио не предвещало ничего хорошего.

Никола спустился вниз и завел моторы. Он уже настроил курс, но перед тем, как двинуться в путь, хотел все еще раз хорошенько проверить.

Он принял душ и не спеша оделся. Пока смотрелся в зеркало, на мгновение ему показалось, что он вернулся в прошлое, когда совещания и бешеная конкурентная гонка были частью его ежедневной рутины. Он покачнулся. Прогнал ощущение, будто тиски сжимали его желудок, прикрыл глаза. Дыхание стало размеренным. Как только ему показалось, что к нему вернулось спокойствие, он поднялся на палубу. Спустя миг он набрал номер на телефоне.

– Грета?

– Привет, Никола. Как дела?

– Все хорошо, а у тебя?

Женщине понадобилось несколько секунд, чтобы ответить.

– Давай сразу к следующему вопросу.

– Снова проблемы? – Никола сощурился.

– Смотря, что такое проблемы. Да нет, не важно.

Он помолчал какое-то время и, стиснув челюсти, ответил:

– Знаешь, что я обо всем этом думаю. Это мой брат и я его люблю, но иногда… Ты могла бы быть с кем угодно, почему ты упорно не хочешь его бросить?

Грета вздохнула:

– Знаешь, я часто задумываюсь, что выбрала не того Гримальди. Надо было сосредоточиться на тебе. Это был бы лучший ход.

Нет, не был бы, но Грета не могла этого знать.

– Если тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, где меня искать.

– Да, знаю.

– В любое время, хорошо?

– Да, хорошо, – последовал долгий вздох. – Я и не знала, что ты позволил впутать себя в это дело.

Никола прикрыл веки. Сначала он пытался понять, что имеет в виду невеста его брата, которая была еще и его секретаршей. Это инстинкт подтолкнул его ввязаться во все это, но что-то в этом вопросе показалось ему странным.

– Не знала?

– Ну, это не совсем твой род деятельности. Ты же никогда не хотел заниматься строительством.

Ничего и не поменялось.

– На самом деле… – он смутился и ждал, что она сама заполнит повисающие в их разговоре паузы, что даст ему хоть какой-то намек.

– Думаю, ты решился на сотрудничество из-за необычности проекта. Твой папа никогда ничего не строил в Аббадульке. Это будет нечто совершенно новое. Особенно учитывая масштаб инвестиций.

Да о чем она говорит? Строительство в Аббадульке? Образ деревушки, где он вырос и в которую вернулся, чтобы обустроиться, возник у него перед глазами. И ему совсем не нравилась мысль менять его. Брату придется хорошенько потрудиться и все объяснить.

– Пришлешь мне проспекты? И отчет о воздействии на окружающую среду, – попросил он у Греты. Следовало узнать как можно больше.

– А разве у тебя их нет?

– Я только что приехал.

– Совещание назначено на сегодня.

– Я встречаюсь со служащими банка в десять, – отрезал он.

– О! Тогда высылаю за тобой шофера.

Никола положил трубку и убрал телефон в карман. «Что за ерунду ты задумал, Клаудио?», – пробормотал он про себя. Он обязательно вернется к этой мысли, но позже.

Пока он швартовался к берегу, снова поразился синеве этой воды, при этом такой прозрачной.

Он спустился по лесенке и направился в порт. В попытке нащупать сигареты его руки скользнули в карманы брюк. Он взял пачку, потряс ее, как обычно, и сунул обратно.

Они в пачке, все в порядке: как только он захочет закурить, нужно всего лишь взять одну сигарету, а сейчас он мог еще обойтись без них. Однажды он бросит курить, он так решил.

До приезда шофера оставалось минут десять. Он посмотрел на часы, в голове прокрутил планы на день и опять задумался, какого черта собирается делать его брат.

Его взгляд был прикован к пейзажам вокруг.

Город нависал над морем, в ряд выстроились фасады домов, которые хранили свой нетронутый, слегка декадентский облик морского городка. С одной стороны высилась церковь Мадонны Бонарии[7]7
  Мадонна Бонария, дословно Мадонна Попутного ветра – покровительница путешественников и моряков.


[Закрыть] с арками и лестницей, с другой – высокие стены замка и шпили. Здания из стекла и стали, современные яхты с вытянутыми килями. Целая вереница внешне не согласуемых между собой элементов, которые для местных жителей – а они очень гордились своими корнями, – рассказывали длинную историю, сотканную из традиций и инноваций.

Слова Греты не выходили из головы. Ему не понравилось то, что она сказала. Почему брат не сообщил о своих намерениях? От раздражения он даже ускорил шаг. В любом случае, нечего тут обсуждать – никакого строительства в Аббадульке не будет. Отец бы тоже так никогда не поступил.

Солнце слепило глаза. Он надел очки и посмотрел на дорогу. Кальяри мало чем отличался от других городов, где ему доводилось жить. Только красивее. Еще какое-то время он предавался созерцанию красот, а затем направился к выходу из порта.

После смерти родителей он многие годы жил один. Один как перст – так снисходительно говорил про него Клаудио. Он не обижался, он и правда был одиночкой.

Перед ним остановился автомобиль.

Никола опередил шофера, который вышел, чтобы открыть дверцу, и сел в черный «Мерседес».

– Не беспокойтесь, я сам.

– Как пожелаете, господин.

Боже мой, как же он ненавидел все эти формальности. Взгляд его бесцельно блуждал по окрестностям, и он спрашивал себя, готов ли снова вернуться к семейному бизнесу. Он провел рукой по лицу, облокотился о подголовник, на лице появилось напряженное выражение.

Очередной приступ боли, на этот раз полегче. Он вдохнул, чтобы взять себя в руки. И только тогда обратил внимание на шофера. Тот нервно возился с ремнем, совсем еще мальчишка. Кто знает, что этому юнцу наплели про него, что он так взбудоражен. Увольнением что ли пригрозили? Он выругался про себя и посмотрел в окно куда-то вдаль. Нет, он так не сделает. Слава богу, прошли те времена.

– Сейчас вы отвезете меня в Отдел кредитования банка Сардинии. И сделайте одолжение нам обоим, дышите глубоко и постарайтесь расслабиться.

– Конечно, сию минуту, господин.

Он на миг закрыл глаза и размяк в кресле. По возвращении нужно будет поговорить с братом, и только потом он примет решение по поводу предприятия.

Анжелика то и дело оглядывалась, прикасалась к каждой вещице, что попадалась под руку, принюхивалась и даже разговаривала с ней. Прошлась по всем комнатам и вышла во двор. Сад всегда был для нее особенным местом, и она мечтала поскорее его увидеть.

В огромных терракотовых кувшинах, в которых когда-то хранились запасы оливкового масла, сейчас росла красная герань. Пеларгонии свешивались алыми мягкими гроздями. По обеим сторонам дома, в тенистых клумбах Яя посадила синие гортензии. Анжелика в свое время даже помогала ей закапывать в землю металлическую стружку, потому что эти цветы были такими странными: им нужна была железистая подпитка, чтобы цвет лепестков оставался ярким. Они все еще здесь, с замиранием сердца подумала Анжелика. Эти роскошные цветы с нежным, свежим ароматом всегда ей особенно нравились.

Она оглядела весь дом вместе с дверьми и закрытыми окнами, и вдруг ее внимание привлекла одна деталь. Ирисы покачивались на длинных стеблях, фиолетовый и желтый создавали причудливый контраст. Анжелика всегда любила эти неприхотливые цветы, их цвет и насыщенное благоухание. Она продолжила свою разведывательную операцию и, когда добралась до глицинии, ненадолго остановилась под ней и вдохнула тот ни с чем не сравнимый аромат, что навеивал воспоминания о доме и о счастье. Но Анжелика не могла дольше задерживаться там, да и не хотела. Она вышла во внутренний дворик и прошла сквозь него в арку. Рассматривая открывшиеся перед нею поля, остановилась, провела пальцем по краю каменной стены и направилась дальше. В тишине, опустив взгляд, она прошла вдоль всего здания, время от времени касаясь стены кончиками пальцев. Трава шелестела и обвивала ее ноги, оставляя на джинсах тонкие иголочки и колючий пушок.

Выйдя на открытое пространство, Анжелика почувствовала, как сердце глухо заколотилось в груди. Ее охватило странное ощущение, которое никак не удавалось распознать. Но Анжелике было очень хорошо: один тот факт, что она здесь, делал ее счастливой.

Она пробралась сквозь колючее сено и чертополох, зажав нижнюю губу зубами. Дойдя до задней части дома, наполовину прикрытой растительностью, остановилась. Перед ней стояло незамысловатое длинное сооружение, скорее напоминающее галерею. Здесь Яя хранила инвентарь для ульев.

Чуть поодаль, посреди площадки, вымощенной ровным и гладким камнем, высился колодец. На железном колесе, рядом с темным, закрытым решеткой отверстием сверкал эмалированный горшок с землей, он весь искрился в солнечных лучах.

Анжелика поспешила тут же наклониться над колодцем. На черной зеркальной глади подрагивали острые отблески света. Влажность, что поднималась из темноты, щекотала горло, но лицу было приятно. Вода была хорошей, это она знала. Лучшая вода, которую ей приходилось пить. Прозрачная и свежая.

– Пить хочешь? – обратилась она к Лоренцо. Спустя мгновение сняла решетку, взяла ведро и опустила в колодец.

Она и представить себе не могла, насколько оно было тяжелым, но, не растерявшись, раз за разом пытаясь вытянуть его, нащупала нужный ритм и вытащила ведро, ведь это была всего лишь какая-то жестянка. Поставила ведро перед псом и принялась смотреть, как тот пьет воду.

Изнемогая от изнуряющей жары, Анжелика провела рукой по лицу. Увидев гранитную скамейку, вмонтированную в грунт, решила присесть. Орешник с сучковатым стволом создавал здесь тень. Она разрешила себе рухнуть прямо там, сбоку от нее примостился Лоренцо. Взгляд ее блуждал бесцельно и праздно.

Вдруг послышался шорох, она резко подняла голову. За высокой травой показалось чье-то лицо. В ужасе она вскочила на ноги.

Черт побери, всего лишь девочка, пробормотала она. Взяв себя в руки, она произнесла: «Эй, привет!» – и помахала рукой. Как ей показалось, девочке было лет шесть, максимум восемь. Немного неряшливая… с черными волосами и в желтой маечке, остальное было не разглядеть из-за высокой травы.

– Привет, – повторила Анжелика, шагнув ей навстречу. Лоренцо семенил рядом.

Девочка подняла взгляд, посмотрела на Анжелику и выпучила глаза. Вдруг она развернулась, бросилась бежать и шмыгнула в щель в заборе.

Анжелика все продолжала крепко держать Лоренцо за ошейник.

– Если ты кинешься за ней, она умрет со страху, – прошептала она. – Но я не понимаю, что с ней. Она и слова не вымолвила. И этот взгляд… Как думаешь, она нас видела? – спросила она, недоумевая.

Анжелика вернулась назад. У нее из головы не выходило, кто могла быть эта девочка. Она взглянула на Лоренцо, который сидел без движения, если не считать его навостренные уши и готовность номер один.

– Ты же ее тоже видел, правда? Я же не придумала ее!

Пес облизал Анжелике руку, и она присела рядом с ним. Снова стала блуждать взглядом по саду, пока не заметила желтую сердцевину дикой розы. Это же шиповник, цветок Иоанна Крестителя, только-только распустившийся. Повсюду были дикорастущие кусты. А вот, в нескольких шагах от нее еще один розовый куст, видимо, китайский сорт. Какой насыщенный аромат – богатый и глубокий. Белые бутоны таяли в розовом перламутре, а среди желтых тычинок кружилась в танце пчела, собирая пыльцу. Это жужжание ни с чем не перепутаешь. Когда Анжелика поняла, что перед ней рабочая пчела, она с интересом вытянула шею. По пути ей не попадались ульи, но это ничего не значило. Пчелы могли летать в радиусе нескольких километров, ульи могли быть где угодно. Может быть, это ульи Маргариты? Неужели Яя продолжала ими заниматься, несмотря на свой возраст?

Сытая пчела с пыльцой на задних ножках поднялась в воздух и исчезла в высокой траве. Анжелика, нахмурившись, проводила ее взглядом и вернулась к розам. Вот и еще одна пчела присела на цветок, а затем тут же перелетела на другой. Жужжание было громким и нежным. Она прислушалась к этой вибрации, и потихоньку этот мягкий, равномерный и убаюкивающий шум обволакивал все вокруг. Когда пчела взлетела, Анжелика пошла по ее следу. Лоренцо двинулся за хозяйкой. Не отрывая взгляда от нагруженной нектаром пчелы, Анжелика пробиралась сквозь траву.

Ничто не волновало ее в тот момент больше, чем та пчела. Ничего важнее пчелы не могло тогда быть. Казалось, будто ее мир вот-вот рухнет в этом беге под палящим солнцем.

Потому что это была золотая пчела. Нигде больше таких не было, только в Аббадульке.

И Анжелика увидела их. Пчелы выстроились в ряд, как стражники. В тени фигового дерева, раскинувшегося вширь, словно большой дом, было десять пробковых цилиндров, почерневших от времени. От этой находки она опешила. Это были пчелы Яи.

Она не спеша приблизилась, вглядываясь в эти самодельные – кустарные, как их принято было называть, – ульи. Легкое волнение подталкивало ее вперед. Она следила за полетом и танцем пчел, а затем вытянула руку и застыла в ожидании. Она знала, что и как нужно делать. Направив ладонь к небу, она предвкушала, что пчела заметит ее, как когда-то в детстве. Пока она ждала, что воспоминание обретет более четкие очертания, из самых глубоких слоев памяти вырвалось пение, та мелодия, которую она знала как свое дыхание.

И прошлое стало настоящим. А сон – реальностью.

– E tue, filla de chini sese?[8]8
  Эй, а ты чья дочь? (сард.)


[Закрыть]

Анжелика подпрыгнула и резко обернулась. Пчела, что сидела у нее на ладони, вспорхнула и зажужжала. Лоренцо зарычал.

– Хороший, хороший пес, иди ко мне, – сказал кто-то и, протянув руку, взял пса за ошейник.

В нескольких метрах от них, вся в черном и с черным платком на голове стояла женщина, какого возраста – неясно. Она глядела на Анжелику дерзко, с вызовом.

– Что вы сказали?

Женщина сощурилась, шагнула в сторону Анжелики и, уперев руки в бока, повторила вопрос.

– Я спрашиваю, чья ты дочь, ты не понимаешь сардский? – В ее голосе слышалось явное обвинение. Анжелика не сразу поняла смысл вопроса. – Я Мемма Коллу, – пробурчала женщина. – А ты кто такая?

На этот раз женщина обратилась к Анжелике уже по-итальянски, медленно и терпеливо проговаривая каждое слово, как разговаривают с маленьким ребенком или с сумасшедшим.

Анжелика стала внимательно изучать женщину, что стояла перед ней.

– Меня зовут Анжелика Сенес, я дочь Марии Флоринас. Моя… одна моя родственница оставила мне этот дом, – сказала Анжелика, продолжая буравить женщину взглядом.

– Смотри-ка, и правда! Те же волосы и глаза тоже. – Старуха ткнула в Анжелику своим узловатым пальцем. – Конечно, ты из рода Сенес, – продолжила женщина, – но ты маленькая, как Мария Флоринас, да и в остальном ты пошла в ту породу.

Показалась, что старуха не рада ни ее семье, ни появлению Анжелики. Эта мысль приводила ее в бешенство.

– И когда ты приехала, Анжеликедда[9]9
  Имя на сардский манер.


[Закрыть]?

– Сегодня…

– Правда? А почему мне ничего не сказали? – пробормотала она недовольно.

Она произнесла этот вопрос с таким возмущением, что Анжелике стало довольно любопытно.

– А должны были?

Мемма не ответила, лишь пронзила Анжелику колючим взглядом, развернулась и принялась ходить взад-вперед. «Какая шустрая и грубая», – подумала Анжелика.

– Не стой, как столб, а то обгоришь вся, – раздраженно бросила старуха. – В этом году жара пришла раньше времени. Пойдем со мной, сварю тебе кофе, хотя с твоим-то лицом нужно что-нибудь покрепче. Каплю настойки. Наверное, ту, что на меде. Чем слаще – тем лучше!

И Анжелика последовала за женщиной. Она заметила, что Мемма уверенно ведет их по тропинке, что была скрыта за высокой травой.

– Поторапливайся! Ты же с непокрытой головой. А солнце в наших местах до мозгов прожечь может. Да ты и сама это скоро поймешь.

– Вы живете здесь поблизости?

– Нет, но каждый день прихожу сюда и приглядываю за домом. Все знают, что в моем возрасте полезно много ходить, – бубнила под нос старуха. Она покачала головой и пошла дальше. Вдруг она скрылась за кустарником, что рос прямо у забора, который ограждал имение со стороны фасада.

Что это за женщина?

– Нам ничего не остается, как идти за ней, – прошептала Анжелика Лоренцо, который, как настоящий защитник, шел за хозяйкой.

– У тебя волосы точь-в-точь как у нее. Каштановые, но при этом невероятно солнечные. Твоя мама не выносила солнце…

Анжелика поерзала на стуле. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Меммы Коллу, а женщина ничуть не стеснялась внимательно ее рассматривать и не боялась показаться назойливой.

– Как у Я… у Маргариты Сенес? – переспросила Анжелика.

Мемма слегка раздула ноздри, едва заметно.

– А чьи же еще? Разве не о ней мы говорили?

– Вы были с ней знакомы?

– Ты и правда ничего не знаешь? – Мемма смотрела на нее с жалостью и одновременно с состраданием. – Ну, конечно, ничего не знаешь, Мария же даже видеть не могла Маргариту. – Она вздохнула, а затем улыбнулась. Но в этом растягивании губ не было и тени веселья. – Хотя, по правде сказать, твоя мать и жила с Маргаритой. Вернее, жила благодаря Маргарите, – уточнила Мемма и замолчала, но по ее глазам Анжелика прочла, что старуха хочет сказать что-то еще.

У нее создавалось четкое ощущение, что эта женщина презирает ее мать, осуждает. Анжелика задумалась, что же такое могло произойти. Она почти ничего не знала о детстве Марии Флоринас на Сардинии. Мать ей никогда об этом не рассказывала.

Но тон, которым говорила эта женщина, Анжелике не понравился. Она никому не позволит критиковать свою мать. Не важно, как сильно она сама на нее злится, – некоторые вещи просто неприемлемы.

Анжелика не выдержала.

– Моя мама прекрасный человек! – воскликнула она.

Ей было наплевать на мнение Меммы, которую она и знать не знала, но сидеть и слушать эти россказни Анжелика была не намерена. Но она не сдвинулась с места и продолжала в упор смотреть на Мемму.

Мемма нахмурилась.

– А что, я разве сказала, что это не так?

Нет, не сказала, но глаза, жесты и эта ее паутина из морщин, что оплетала лицо, – все говорило красноречивее слов.

– Кстати, а что ты делала под деревом рядом с пчелами?

– Я… ничего, – сказала Анжелика, отведя взгляд. – Я ничего там не делала.

Мемма внимательно на нее посмотрела.

– На мгновение мне показалось, что ты Маргарита. Она тоже так делала.

– Как – так?

– Этот фокус с рукой. – Женщина на мгновение замолчала. – И она пела, знаешь… пела. – Взгляд Меммы стал таким, словно она вернулась в те времена, но затем она снова взглянула на Анжелику. – Маргарита пчелам пела, ты это знала? Они окружали ее, словно облако, а она посередине без защитной накидки. Ужас! И, между нами, эти пчелы заботились о Маргарите ничуть не меньше, чем она о них. Будто это она была их царицей.

Эта женщина прекрасно знала Яю, хотя Анжелика ни разу ее не видела рядом со своей тетей.

– Я жила здесь с Маргаритой.

Мемма повела плечами.

– Да, я знаю.

– Я вас никогда раньше не видела.

– Когда я жила здесь, тебя еще и на свете не было. А потом, когда я вернулась, ты уже уехала. Знаешь, она всегда тебя вспоминала и приговаривала, что ты необычная девочка, что ты умеешь видеть то, что другим неведомо. Говорила, что ты похожа на нее.

У Анжелики перехватило дыхание, она почувствовала невероятную нежность. Теплую, как объятие Яи.

– А она еще что-нибудь вам рассказывала?

– Ну, конечно, рассказывала, – сказала Мемма, тщательно изучая Анжелику. – Что именно ты хочешь знать?

Откровенность Меммы застала ее врасплох. Сначала она захотела прекратить этот разговор, но слишком уж важным он был. Она облизнула губы и глубоко вздохнула.

– Наследство. Я и представить себе не могла… – Анжелика осеклась, но затем продолжила: – Когда я приехала, здесь был некий Джузеппе Фену. Мне показалось, он был не очень рад меня видеть.

Мемма прикрыла глаза.

– Маргарита оставила дом и землю тебе. Она выбрала именно тебя. Для меня этого достаточно. Маргарита была из тех людей, которые знают, что делают. Не бойся этого типа. Фену могут говорить и делать все, что им заблагорассудится, но с законом не поспоришь. Как жаль, что их планы разрушились.

Очень кратко, но емко. Анжелика немного успокоилась, но еще не все ее сомнения рассеялись.

– Они заботились о Маргарите?

– Так тебя это беспокоит, радость моя?

Мемма рассмеялась и погладила Анжелику по руке. Глаза ее засветились, и впервые за все время на морщинистом лице Меммы промелькнула тень улыбки.

– Мирта Фену появилась только на похоронах, – с негодованием вымолвила она. – Не забивай голову ерундой. Эти люди ни капли добра ей не принесли, зато на земли и на дом очень даже претендуют.

– Я не понимаю.

Мемма не ответила, а лишь указала на чашку.

– Пей кофе, а то остынет.

Анжелика не знала, что сказать. Она собралась уже встать из-за стола и уйти, как вдруг зазвонил телефон и разрушил повисшее молчание и неловкое напряжение. Она встала, но старуха жестом велела оставаться на месте.

– Наверное, это моя племянница Джулия. Я мигом, сиди-сиди, я же сказала!

Мемма говорила короткими, резкими фразами, этот гортанный выговор Анжелика не могла разобрать, хотя интонации были ей знакомы. Старуха ходила взад-вперед и выпаливала слова, словно отдавала армейские приказы. Продолжая говорить, она выложила на стол кучу сладостей, поставила стаканчик, чуть больше наперстка и до краев наполнила его прозрачной жидкостью, внешне похожей на воду, но у Анжелики не было ни малейшего желания ее пробовать.

– Все, я опять с тобой, – произнесла Мемма, положив трубку. – Послушай, я подготовила комнату. Ты решай сама. Если хочешь, живи в доме Маргариты, это теперь твой дом. А если захочешь, можешь какое-то время пожить у меня, так ты немного свыкнешься. В общем, тебе здесь всегда рады… А теперь что не так? Почему такая кислая физиономия?

Анжелика вздохнула. Вопрос Меммы поставил ее перед выбором. Она вернулась на Сардинию, поддавшись эмоциям. Ей было необходимо почувствовать присутствие Маргариты. Но остаться?.. Готова ли она отказаться от своей жизни? А фургон? А все остальное?

– Я не знаю…

– Что ты не знаешь?

Анжелика покачала головой и посмотрела на руки.

– Не знаю, останусь ли.

Повисло молчание, но Мемма махнула рукой, отгоняя всякие сомнения.

– Глупости какие! Раз ты вернулась, доченька, значит, останешься.