Текст книги "Гретхен"

– Ой, а ты откуда взялась? – брякнула Гретхен от неожиданности.

– Хорошо же ты меня встречаешь! – ответила бабушка.

В руках у нее были две огромные дорожные сумки. Бабушка протиснулась в дверь, поставила сумки на пол, сняла пальто и повесила его на вешалку. Наряжена была бабушка в бумазейное цветастое платье и парадный фартук в полоску. В таком облачении она еще ни разу к ним не приезжала. И без предупреждения – тоже.

– Где мое спальное место? – спросила бабушка.

Обычно, когда бабушка навещала их, что случалось не чаще, чем раз в два года, она спала в кабинете – небольшой комнате рядом с родительской спальней. Главным украшением этого помещения с темной мебелью был огромный письменный стол, на котором папа разбирал марки и расставлял их по альбомам.

– Наверное, в кабинете, – нерешительно ответила Гретхен.

– Тогда отнеси туда эту сумку! – распорядилась бабушка. – В другой у меня еда! – добавила она.

Гретхен уже собралась было тащить бабушкино добро в кабинет, как бабушка, ненароком заглянув в кухню, обнаружила там на полу мокрое белье. Увидев такое безобразие, она даже вскрикнула:

– А это что такое?!

Гретхен не имела ни малейшего желания объяснять бабушке, как тут образовалось такое оригинальное напольное покрытие. Поэтому она по-быстрому стала собирать белье, намереваясь засунуть его обратно в корзину. Но не тут-то было! Бабушка отчитала Гретхен и объяснила, что мокрые грязные вещи нельзя пихать в корзину. Иначе пятна могут въесться в ткань или, того хуже, все заплесневеет, потом ничем не выведешь!

– Немедленно всё в стирку! – скомандовала бабушка.

Гретхен покорно двинулась в ванную комнату и положила грязные вещи в стиральную машину. Вот только пользоваться ею она не умела. На какие кнопки нажимать и куда засыпать стиральный порошок, Гретхен понятия не имела. Озадаченная, она стояла перед этим монстром, нашпигованным электроникой, и лихорадочно соображала, где может быть инструкция, чтобы хоть почитать, как управляться с таким чудищем. Тут в ванную комнату зашла бабушка.

– Ну, чего возишься? Включай! – нетерпеливо проговорила она и оттеснила Гретхен.

Бабушка энергично ткнула пальцем чудищу в глаз – круглое окошечко сразу загорелось. Бурча себе что-то под нос, она лихо выдвинула какую-то потайную штуковину, засыпала туда порошок, коротко глянула на панель с кнопками и тут же нажала что нужно. Машина загудела и начала работать.

– У меня такое впечатление, – сказала бабушка, строго глядя на внучку, будто какой-нибудь важный школьный инспектор, возвращающий нерадивому ученику неудовлетворительную работу, – у меня такое впечатление, что ты ни разу в жизни белье не стирала!

Гретхен кивнула и хотела было что-нибудь сказать в свое оправдание, как вдруг бабушка протянула руки и вцепилась Гретхен в горло. В голове у Гретхен мелькнула шальная мысль: сейчас придушит! Но бабушка принялась осторожно ощупывать ей шею, приговаривая:

– Железы все в порядке, ничего не распухло! Какая ж свинка без распухших желез? Чудеса в решете!

– Да нет у меня никакой свинки! – отмахнулась Гретхен, осторожно высвобождаясь из бабушкиных цепких пальцев. – Глупости все это! И у Гансика никакой свинки нет!

– Кстати, а где он? – переключилась бабушка на новую тему. – Спит ребенок?

– Понятия не имею, – ответила Гретхен.

– Надо его спросить, не хочет ли он чаю. И температуру померить!

Бабушка направилась в детскую. Гретхен села на краешек ванны. Она подозревала, что Гансик сейчас нажалуется на нее бабушке. Меньше всего ей хотелось присутствовать при этом. Гретхен принялась заплетать челку в косички. «И с чего это бабушка вдруг заявилась?» – размышляла она. Наверняка папа ей позвонил. Другого объяснения нет! Интересно, как долго бабушка собирается у них пробыть? Этот вопрос особенно волновал Гретхен. А может, они решили, раз мама ушла, то теперь бабушка будет жить с ними?

В таких мыслях Гретхен встала и вышла в коридор. Из детской доносился голос Гансика.

– Нет, нет, бабуля! – говорил он. – Мне уже намного лучше! Честное слово! Вот как ты приехала, так мне сразу и получшело!

Гретхен с облегчением выдохнула: никаких всхлипываний, никаких жалоб. Войдя в детскую, она совершенно остолбенела при виде небывалой картины: бабушка сидела во всей своей пышнотелой красе на кровати, качая на руках, как младенца, размякшего Гансика и тихонько похлопывая его по бокам. Гансик положил голову на ее необъятную грудь и был, похоже, абсолютно доволен.

Гретхен решила прояснить волновавший ее вопрос, не откладывая в долгий ящик. Чего ходить вокруг да около, когда можно спросить прямо, без лишних церемоний. Она подошла поближе и спросила:

– Бабушка, а ты надолго к нам приехала?

– Сколько надо, столько и пробуду, – ласково ответила та.

– Тебя папа вызвал? – поинтересовалась Гретхен.

Бабушка кивнула.

– И что он тебе сказал? – продолжила допрос Гретхен.

Бабушка замялась. Похоже, она размышляла, что из разговора с папой годится для детских ушей, а что нет и как ей все преподнести: в розовом цвете или ближе к реальности? Подумав, она решила обойтись без подробностей и свела все к следующему сообщению:

– Папа сказал, что ваша мама будет жить теперь в другом месте с Магдой, и попросил помочь по хозяйству! – Бабушка вздохнула. – Так что бедному дяде придется пока обедать в кафе. И кошка без меня заскучает. А что будет с огородом – вообще не представляю. Весной там надо каждый день работать. И кто будет этим заниматься? Дядя-то никудышный садовод.

– А ты кудышный садовод? – спросил Гансик.

– Конечно, – с гордостью ответила бабушка. – У меня все прекрасно растет! Даже карликовые дыни! Хотя они в наших краях ни у кого не приживаются! А помидоры у меня не хуже греческих! – Тут бабушка заметно приуныла. – И что теперь будет с огородом… Без хозяйки-то все зачахнет! Но, в конце концов, дети важнее помидоров, – сказала она с улыбкой и нежно погладила Гансика по голове.

Гансик одобрительно хрюкнул в поддержку последней бабушкиной фразы. Гретхен же особых поводов для радости не видела. Она ничего не имела против бабушки. Даже наоборот. Гретхен любила бабушку. Особенно по воскресеньям. Но одно дело, когда бабушка у себя в Цветле, другое дело, когда она сидит у тебя в Вене и собирается занять мамино место. Гретхен посмотрела на часы. Времени было много. Скоро папа вернется с работы. И мама могла появиться в любую минуту – ведь она хотела зайти вечером, а «вечер» – понятие растяжимое. Гретхен вышла из детской, оставив сладкую парочку наслаждаться друг другом. Она решила посмотреть телевизор. По одной программе шла передача с каким-то дядькой в поварском колпаке, который показывал, как готовить лапшу с ветчиной, по другой – немой фильм со знаменитыми американскими комиками Стэном Лорелом и Оливером Харди. Гретхен предпочла Стэна и Оливера и так увлеклась, что даже местами хохотала. В какой-то момент она, правда, отметила про себя некоторую странность своего поведения. Как можно смеяться, глядя на толстяка Оливера, который никак не может вытащить палец из дырки в винной бочке, если у тебя в семье всё не слава богу? Это все-таки выглядит как-то дико и даже пугающе. Может быть, она бездушная пустышка? Гретхен отогнала шевельнувшееся подозрение, которое нисколько не помешало ей продолжать веселиться.

Веселье закончилось, когда в прихожей громко хлопнула входная дверь. Папа вернулся с работы. Он поздоровался с бабушкой, Гансиком и Гретхен и держал себя так, словно ничего не произошло и его ждет обычный вечер в кругу семьи, словно ничего не переменилось, словно мамы в этом доме никогда и не было. Он даже с порога задал свой дежурный вопрос:

– Что у нас сегодня на ужин?

А когда бабушка сообщила, что на ужин сегодня жаркое из крольчатины с клёцками и брусничным соусом и что кролик как раз оттаивает потихоньку у нее в дорожной сумке, папа с таким довольным видом прищелкнул языком, как будто только кролика с клёцками и соусом ему для полного счастья и не хватало. Гретхен это возмутило до глубины души. Еще противнее было то, что бабушка с Гансиком подыгрывали папе. Они тоже делали вид, будто все прекрасно.

– Мне нужно с тобой поговорить, папа, – сказала Гретхен.

– Конечно, дорогая, – отозвался он.

– Только наедине! – добавила Гретхен.

– Хорошо, – согласился папа и прошел с Гретхен в кабинет, хотя было видно, что разговор с глазу на глаз его немного смущает. Во всяком случае, по дороге он нервно теребил свои усы и успел навертеть несколько вопросительных знаков.

В кабинете Гретхен села на стул, папа устроился напротив нее.

– Хочу тебе сообщить, – начала Гретхен, – что свинкой мы все переболели еще в детском саду. Два раза свинкой не болеют! Я пропустила школу только потому, что совершенно не выспалась, а Гансик просто объелся за завтраком старой селедкой!

– А я откуда это должен знать? – спросил он. – Мне позвонили из школы, сказали: свинка!

– Как это откуда тебе знать, что мы сто лет как переболели свинкой? – Гретхен изобразила недоумение.

Папины вопросительные знаки успели превратиться в восклицательные.

– Ладно, ладно, – проговорил папа не без раздражения. – Я не в состоянии запомнить, кто когда чем болел! У меня в голове все детские болезни путаются!

Гретхен хрустнула пальцами.

– В любом случае, мы оба абсолютно здоровы, папа! И мама нас не бросала! Это неправда! Ты просто наговариваешь на нее, хотя она ни в чем не виновата!

– Она ушла из дома! – изрек папа.

– Потому что ты ее замучил! – воскликнула Гретхен.

– Не вмешивайся не в свое дело, если ни черта не смыслишь! – процедил папа сквозь зубы. Лицо у него побагровело, но ярости Гретхен в его голосе не почувствовала. Папино глупое замечание она решила проигнорировать.

– Сегодня вечером мама придет, чтобы поговорить со мной, – спокойно продолжала она. – Мне кажется, было бы хорошо, если бы ты тоже с ней поговорил. Попробуй убедить ее остаться!

– С какой стати я должен ее уговаривать? Это она ушла из дома, а не я!

Гретхен почесала живот.

– Это не важно! Скажи ей просто, что ты ничего не имеешь против работы у профессора! И не возражаешь, чтобы она пошла учиться. И будешь очень рад, если она похудеет и станет еще красивее. И, пожалуйста, не называй ее мамой! Для тебя она – Элизабет! – Гретхен замялась на секунду. – А еще очень прошу тебя, – сказала она, кашлянув, – отправь бабушку обратно в Цветль! Прямо сейчас. Если мама придет, а бабушка будет тут, из вашего разговора ничего не получится!

Папа покачал головой.

– Как ты себе это представляешь? Рассуждаешь, как малый ребенок! Не собираюсь я никого никуда отправлять! – Папа ткнул сигарету в пепельницу и тут же закурил другую. – А если твоя прекрасная мама не пожелает остаться, мне что, по-твоему, завтра опять бабушку вызывать? – Папа встал и принялся расхаживать по кабинету. – Нет, дорогуша! Мама меня бросила, а я теперь должен перед ней на коленях ползать? Ни за что! Пусть живет как хочет! Я только тебе одно скажу: Магду ей тоже придется отдать! Закон, я уверен, всецело на моей стороне! Раз все остальное ей важнее, чем семья, так что ж…

Гретхен смотрела на папу, наблюдая, как он мечется по кабинету. «Что он такое несет! – думала она. – Совсем ничего не соображает! И как можно так переворачивать все с ног на голову? А главное – зачем?»

– Я с самого начала говорил ей ясно и понятно, что мне нужна настоящая семья! – Папа остановился перед Гретхен, перешел на крик, страшно размахивая при этом руками. – И что я против того, чтобы жена работала! Мы обо всем договорились, и она была согласна! – Папа опять принялся метаться по комнате. – Эти пятнадцать лет я из кожи вон лез, чтобы получить наконец место, благодаря которому мы можем вполне прилично жить! Место, которое позволяет мне спокойно прокормить семью! Или, может быть, вам чего-то не хватает?

Гретхен промолчала. Папа счел это знаком согласия.

– Правильно, у вас все есть! Я нашей договоренности не нарушал! Это она ее нарушила! Понимаешь?

Гретхен покачала головой.

– Но папа! Ваш договор – столетней давности! Тогда все было по-другому. Тогда мама думала, что обойдется без работы! А теперь поняла, что ей все-таки хочется иметь профессию!

Папа хотел было что-то на это возразить, но Гретхен не дала ему сказать.

– Да и вообще дело не в этом! Что такого, если человек хочет получить профессию? Это же не против тебя направлено! Почему ты воспринимаешь все так, как будто мама лично тебе хочет сделать что-то плохое?! И кроме того: мне ты все время твердишь, что я после школы обязательно должна учиться дальше, чтобы потом найти приличную работу! Почему, скажи на милость, я должна стремиться к приличной работе, а мама – нет?

Папа с удивлением воззрился на Гретхен, и взгляд его был не слишком дружелюбным. Он пригладил усы и сказал ледяным тоном:

– Не вижу оснований обсуждать с тобой наши личные проблемы!

Гретхен встала и вышла из кабинета, захлопнув за собой дверь.

За ужином она почти ничего не ела, что не укрылось от бабушкиного зоркого ока.

– Без еды, детка, душа в теле не держится! – проговорила бабушка, готовая, кажется, приступить к кормлению по методу «ложечку за папу, ложечку за маму». Гретхен, вяло ковыряясь вилкой в тарелке, мрачно посматривала на своих родственников, которые уплетали ужин за обе щеки. Когда же она заметила, как бабушка сочувственно кивнула папе и, облизывая губы, измазанные брусничным соусом, тихонько проговорила: «Ешь, ешь, дорогой, легче станет!» – а папа, обмакнув клёцку в соус, со вздохом ответил: «Что еще остается делать?» – она не выдержала и выскочила из-за стола. Не обращая внимания на опрокинувшийся стул, Гретхен убежала в детскую. Закрывая дверь, она услышала голос бабушки:

– Гансик, подними-ка стул! Да, бедная девочка! Сама не своя! С тех пор, как я в последний раз ее видела, она совсем превратилась в тень! Похудела килограммов на пять, не меньше!

Гретхен потихоньку выбралась в прихожую, подошла к шкафу и посмотрелась в большое зеркало. Неужели она действительно похудела? Если верить отражению, то она и впрямь теперь выглядела не такой пампушкой, как обычно. «А это мы сейчас проверим!» – мысленно сказала Гретхен своему отражению и достала джинсы Гансика, в которых ходила к Флориану Кальбу относить тетрадь по математике. Гретхен быстро стянула с себя платье и влезла в джинсы, которые еще неделю назад с трудом застегивались на ней, не говоря уже о том, что тогда над поясом по всей окружности нависала жирная колбаса. Теперь же никакой колбасы не наблюдалось, а молния застегнулась без всяких усилий, даже живот не пришлось втягивать. Гретхен не могла налюбоваться на такую красоту и долго наслаждалась зримым доказательством произошедших перемен. Услышав, что бабушка собирает посуду со стола, явно намереваясь идти в кухню, Гретхен нехотя оторвалась от созерцания, надела первый попавшийся свитер и поспешила укрыться в детской. Там она разобрала школьный рюкзак и положила в него все необходимое к завтрашнему дню. При этих обстоятельствах Гретхен вспомнила Флориана Кальба и невольно задумалась, как она относится к нему, а он – к ней. Размышляя над этим вопросом, она успела оточить три карандаша, но не испытала никакого душевного волнения, из чего сделала вывод, что, когда у тебя того и гляди развалится родная семья, на любовные отношения смотришь как-то более трезво.

Ближе к вечеру, когда за окном уже почти стемнело, в комнату вошел Гансик и сказал, что поступило предложение поиграть в карты.

– Бабушка зовет сыграть в шестьдесят шесть, на четверых, – сообщил он.

Гретхен велела передать, что не хочет сегодня играть в карты, а самого гонца попросила очистить помещение. Затем она взяла огромную стопку изрядно потрепанных романов и принялась перечитывать счастливые концовки. Она открывала каждую книжицу на заветной шестьдесят второй странице и читала только последний разворот, на котором все упивались благословенным счастьем. Но в этот вечер графско-княжеские радости у Гретхен как-то не пошли. Все эти трепещущие баронессы с их ахами-вздохами и слетавшими с уст клятвами в вечной любви оставляли ее совершенно равнодушной. Ее внимание было приковано к прихожей: она напряженно прислушивалась, надеясь уловить знакомые звуки. Вот ключ вставляется в замок, вот открывается дверь и приходит мама. Гретхен дошла как раз до предпоследнего хеппи-энда, когда услышала наконец легкий шорох в коридоре. Отбросив в сторону «Гордое сердце графини фон Рейхенберг», Гретхен соскочила с кровати и побежала встречать маму, которая только-только успела переступить порог квартиры. Гретхен хотелось броситься к маме на шею, но, сочтя, что такой порыв будет выглядеть слишком уж драматично, она сказала только:

– Бабушка приехала!

Мама, снимая пальто и вешая его на вешалку, ответила:

– Этого и следовало ожидать! Он же не может обходиться без прислуги. Одна ушла, другая пришла!

Из гостиной долетали приглушенные голоса:

– Разорили меня совсем! Взял! Марьяж!

Мама заглянула в кухню, которая сверкала ослепительной чистотой.

– Это папа убрал свой свинарник?

– Нет, я, – ответила Гретхен.

Мама с Гретхен говорили шепотом. Выглядело это, по мнению Гретхен, совершенно по-дурацки, но делать было нечего: она понимала, что пока так лучше.

– Я хочу с тобой поговорить, Гретхен, – сказала мама и прошла в кухню. – Мне важно, чтобы ты поняла: я все это делаю не потому, что сошла с ума или впала в истерику, вовсе нет! – продолжала она, сев за стол.

Гретхен молча кивнула.

– Либо папа одумается и посмотрит на ситуацию разумно, либо останется при своем. Но до тех пор, пока я буду тут безропотно обслуживать всех с утра до ночи и позволять помыкать собой, у него просто не будет причин посмотреть на все со стороны и попытаться как-то изменить нашу жизнь.

Гретхен опять кивнула.

– Понимаешь меня, Гретхен? – спросила мама. – Или ты сердишься? Как Гансик…

Гретхен решительно покачала головой в знак того, что она совершенно не разделяет позицию Гансика.

– Я живу у Мари-Луизы, – проговорила мама, – места у нее достаточно. И тех денег, которые я зарабатываю у профессора, мне вполне хватит на первое время. При желании я могла бы у него работать еще больше, – сказала мама с легкой улыбкой. – Он платит только за то, чтобы видеть рядом с собой доброго человека, который к тому же не одной ногой в могиле!

– А сколько времени понадобится папе на то, чтобы одуматься и посмотреть на ситуацию разумно? – поинтересовалась Гретхен, старательно почесывая живот, как будто ее семь комаров за раз укусило. При этом она по обыкновению сморщила нос и засопела, словно принюхиваясь к чему-то. – Ну, то есть… Как долго бабушка… и мы…

Гретхен оставила в покое свой живот, вздохнула и умолкла. Не так-то просто прямо сказать о том, что тебя беспокоит. Но мама, похоже, поняла, о чем речь.

– Если бы папе пришлось со всем справляться самому, то, наверное, он бы довольно скоро одумался. А так… – Лицо у мамы стало сердитым. – А так у него опять есть все, что нужно для спокойной расчудесной жизни!

Гретхен как раз собиралась сказать, что нужно приложить все усилия, чтобы поскорее выпроводить бабушку обратно в Цветль, как на пороге кухни нежданно-негаданно возник папа. То ли он услышал, что мама пришла, то ли просто захотел пить – Гретхен не поняла. Во всяком случае, он извлек из холодильника бутылку, поискал открывалку, нашел ее, открыл бутылку, взял стакан и налил. Гретхен и мама молча наблюдали за его манипуляциями. Когда процесс был завершен, папа взял в руки стакан и медленно направился к выходу из кухни. На пороге он притормозил и, не поворачивая головы, спросил:

– Ты передумала или просто пришла за своим барахлом?

– Ни то ни другое! – сказала мама ему в спину. – Я хочу поговорить с Гретхен. А если ты готов, то и с тобой! Только беседовать с твоей спиной мне, честное слово, совершенно не интересно! – Мама заметно повысила голос. – Что ты ведешь себя как ребенок?!

Папа развернулся, прошел к столу, сел и отпил глоток из стакана.

Гретхен вздохнула с облегчением.

– Ну, что ты хочешь мне сказать? – спросил папа, не отрывая глаз от стакана. На маму он не смотрел.

Гретхен поняла: радоваться рано, – и опять вздохнула.

– Что за тон! – возмутилась мама. – Никакого разумного разговора у нас так не получится!

– Но это ведь ты хотела со мной поговорить, вот и говори, – пробурчал папа, продолжая глядеть в стакан.

– Хорошо, – ответила мама. – Пусть будет по-твоему! Я хотела тебе сказать, что готова жить с тобой дальше, если ты, во-первых, перестанешь постоянно отпускать замечания по поводу того, что я ем и в каком количестве, во-вторых, начиная с сегодняшнего дня возьмешь на себя хотя бы малую часть забот по дому и, наконец, признаешь, что всякий человек, независимо от возраста, имеет право получить профессию, и в этом нет ничего дурного! – Мама протянула руку, как будто собираясь погладить папу, но тот резко отшатнулся. – Я могу отказаться от работы у профессора, раз ты так от этого страдаешь, – продолжала она. – Просто мне хотелось немного подзаработать, чтобы у меня были хоть какие-то свои деньги, понимаешь? То есть…

Договорить мама не успела. Бабушка с Гансиком вышли из гостиной.

– Добрый вечер, Элизабет, – поздоровалась бабушка, заходя в кухню. Гансик остался топтаться в коридоре. – Я не помешаю? – спросила она и, не дожидаясь ответа, принялась надраивать раковину, которая и без того сверкала как новенькая.

Опешившая Гретхен посмотрела на маму. Опешившая мама посмотрела на папу. Папа, помолчав секунду, сказал:

– Конечно, не помешаешь!

– Мама, дай мне свой номер телефона, – тихонько попросила Гретхен.

Мама кивнула, достала блокнот с карандашом, вырвала листок и написала: «Мама. 67…» И тут в дверь позвонили. Звонок был таким резким, что мама непроизвольно вздрогнула, и вместо очередной цифры у нее получилась непонятная загогулина.

– Кто это явился в такое время? – спросила бабушка и посмотрела на кухонные часы, которые показывали без пяти девять.

Гансик побежал открывать. Гретхен прислушалась, но из коридора доносилось только приглушенное шушуканье.

– Конечно, Гретхен дома! – неожиданно громко сказал Гансик. В его голосе чувствовалось искреннее возмущение.

– Кто там? – строго спросил папа.

Гретхен собралась уже было выйти в коридор, чтобы посмотреть на незваного позднего гостя, но он сам явился в кухню.

– Здравствуй, Гретхен-конфеткин, – сказал Хинцель с широкой улыбкой. Он кивнул маме, папе и бабушке. – Простите за вторжение, просто Гретхен собиралась вроде как сегодня навестить меня вечерком, но не пришла. Вот я и решил сам зайти – вдруг удастся переубедить.

Гретхен стояла столбом, не в силах собраться с мыслями, чтобы ответить Хинцелю. Она была даже не в состоянии решить, на кого ей смотреть – на папу, взиравшего на Хинцеля с перекошенным лицом, или на бабушку с таким же перекошенным лицом.

– Ну что, Гретхен, – продолжал Хинцель. – Как насчет того, чтобы заглянуть ко мне на часок? Не хочешь?

– Не знаю… – промямлила Гретхен.

Она сказала это так тихо, что ее слов никто не расслышал. Тем более что в этот момент папа рявкнул:

– Мало ли чего она там хочет или не хочет! На дворе девять часов, юноша! В такое время моя дочь никуда не пойдет! А с таким красавцем, как ты, она вообще никогда никуда не пойдет! Понял?!

– Зачем так кричать? Я не глухой, – сказал Хинцель и повернулся к Гретхен. – Прости, не знал, что у тебя тут такой злобный тролль водится!

Папа вскочил с места и завопил:

– Вон отсюда! Вон, я сказал! Убирайся, чтоб я тебя не видел! – прокричал он, показывая на дверь.

Хинцель воззрился на папу. В его взгляде читались неподдельный интерес и даже сочувствие.

– Смотрите, чтобы у вас давление не подскочило, – спокойно сказал он и направился в коридор.

Уже на выходе Хинцель обернулся и помахал Гретхен рукой.

Гретхен, стоя на пороге кухни, смотрела ему вслед. «И что теперь?» – мелькнуло у нее в голове.

Долго ждать ответа на этот вопрос ей не пришлось. Она почувствовала, как папина рука легла ей на плечо. Папа резко развернул Гретхен к себе. Лицо его побагровело.

– Кто это был? – спросил он, наливаясь яростью. – Чего ему от тебя надо? С какой стати он явился сюда? Какие у тебя дела с этой обезьяной? Говори!

– Вот уж действительно чудо-юдо! – подала голос бабушка и покачала головой. Все это время она стояла посреди кухни с тарелкой в руках. – И откуда такие берутся? По мне, так им место в зоопарке! Разве это нормальный человек?

– Гретхен! – Папа больно стиснул ей плечо. – Гретхен, говори: что это за шут гороховый?! – рявкнул папа прямо Гретхен в ухо, так что у той чуть барабанные перепонки не лопнули. Гретхен непроизвольно подняла руку, чтобы закрыть ухо. Папа интерпретировал этот жест по-своему: он решил, что Гретхен, боясь получить пощечину, защищается от него. Тогда он отпустил ее плечо, отступил на шаг назад и, сердито топнув ногой, сказал: – Что ты дергаешься! Разве я тебя хоть раз в жизни бил?! – Потом он повернулся к маме: – Может быть, хотя бы ты мне объяснишь, что это за обезьяна охаживает нашу дочь?

Мама протянула Гретхен листок со своим номером телефона.

– Лично я никаких обезьян не видела, – сказала она, обращаясь к папе. – Обезьяны живут в зоопарке, а я там уже сто лет не была!

– Прекрати издеваться! – в ярости заголосил папа, лицо у него пылало огнем. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду эту татуированную обезьяну с непонятно чем на голове!

– Элизабет! – снова вмешалась в разговор бабушка, которая по-прежнему держала в руках тарелку. – Элизабет, только не говори, что этот тип, с твоей точки зрения, нормальный!

Мама пожала плечами.

– Нормальный, ненормальный, кто тут разберет, – ответила мама. – Один украшает себя кисточками на макушке, другой – усами под носом. Какое мне до этого дело?

– Но этот тип явился к твоей дочери! – Лицо у папы приобрело цвет кетчупа. – И тебе до этого нет никакого дела?

– Конечно есть! Но ты мне даже слова сказать не дал! – возмущенно проговорила мама и собралась выйти из кухни.

Папа преградил ей путь.

– Значит, ты одобряешь такие выкрутасы! – прокричал он. – Наверное, это соответствует твоей новой жизненной философии! Тебе плевать, с кем общается твоя дочь, пусть водится со всяким сбродом: со всеми этими бомжами, хиппующими наркоманами и прочими субъектами! Да?!

Мама покрутила пальцем у виска, покачала головой и попыталась протиснуться между папой и холодильником. Но папа выставил руку и перекрыл ей дорогу как шлагбаумом. Мама попыталась отодвинуть «шлагбаум», но ей не хватило сил.

– Я тебя не выпущу отсюда! – прошипел папа.

Тогда мама наступила папе на ногу. Гретхен прекрасно видела, как это было: мама саданула каблуком папе по ступне, да еще как следует припечатала. Папа взвыл, «шлагбаум» тут же опустился, но зато взметнулась другая рука и отвесила маме звонкую пощечину. Бабушка вскрикнула:

– Боже ты мой! Что вы творите? Разве ж нормальные люди так себя ведут?!

Мама отпихнула папу и выскочила в коридор.

Сердце у Гретхен отчаянно билось. Казалось, будто оно бьется в горле, в ушах, в кончиках пальцев – везде. Она побежала за мамой. Та надевала пальто.

– Прости, Гретхен! – сказала мама. – Нельзя было доводить до такого!

Гретхен схватила маму за рукав.

– Мама, – проговорила Гретхен, наморщив нос и сопя. – А у Мари-Луизы найдется место и для меня?

– Где положить тебя спать, конечно, найдется, – немного помолчав, ответила мама. – Даже целая комната… Но знаешь, Гретхен…

Гретхен не дослушала ее. Мама еще продолжала говорить о том, что «нужно хорошенько все обдумать» и «не следует принимать поспешных решений», а Гретхен уже бросилась в детскую собирать вещи. Она быстро сунула учебники и тетради в рюкзак, достала из комода несколько футболок, трусы и носки, завернула все барахлишко в первую попавшуюся юбку и с узелком под мышкой побежала назад к маме. Но к маме уже успели подступить папа с бабушкой – они заняли позицию между входной дверью и мамой.

– Я не дам тебе забрать ребенка! – заявил папа.

– Дорогие, образумьтесь! – умоляющим голосом проговорила бабушка.

– Она-то уже образумилась! – закричал папа. – Все рассчитала! Чем больше детей, тем больше алименты!

– Ведите себя достойно! – воскликнула бабушка.

– Да о каком достоинстве тут речь?! – возмутился папа.

Бабушка взяла папу с мамой за руки со словами:

– Пойдемте в гостиную, поговорим спокойно!

– Я буду разговаривать с ней только в присутствии адвоката! – рявкнул папа.

Гретхен почувствовала, что больше не в силах выносить такое, и закричала. Но опыта у нее в этом деле не было, так что получился скорее не крик, а писк:

– Все, я ухожу! И если мне нельзя идти с мамой, я просто пойду куда глаза глядят! И никогда не вернусь!

Угроза подействовала. Папа с бабушкой сразу замолчали и отступили в сторону. Гретхен выскочила на лестничную площадку и побежала вниз. Мама медленно стала спускаться следом. Гретхен поджидала ее у выхода.

– Я еще с Гансиком поговорить хотела! – со вздохом сказала мама.

– С ним все равно разговаривать невозможно! – отмахнулась Гретхен. – Пусть тоже сначала образумится!

– Трудно требовать от ребенка, чтобы он рассуждал разумно, – возразила мама.

– Ничего не трудно! – не согласилась с ней Гретхен. И добавила, обращаясь к Конни, который попался им у ворот: – Добрый вечер!

Конни с обычной ухмылкой обернулся, чтобы посмотреть вслед удаляющимся Тумбам. Но, когда он уже поднимался по лестнице, ухмылка сползла с его лица. Запыхавшись, он влетел в квартиру и с порога сообщил родителям:

– Невероятно, но факт! Тумбы изрядно похудели! Потрясающе! Во всяком случае, женскую часть закмайеровского «гарнитура» просто не узнать! – Конни озадаченно покачал головой. – Нет, вы бы их видели! Сзади у них теперь все как у нормальных людей, и спереди ничего не болтается!

Родители Конни пообещали понаблюдать как следует за Тумбами, чтобы вынести собственное суждение по этому вопросу, но сдержать свое обещание, к сожалению, не смогли, так как соседки совершенно исчезли с горизонта.