Текст книги "Пробуждение"

– Главная проблема в другом, – тихо сказал Шабазз. – Он ее хочет. Так сильно, что воздух трещит, точно между ними летят искры. Между прочим, до сих пор чувствуется. Но при этом он ее не укусил. Вот что самое странное. Господи, да у него все на морде было написано. Сначала демонстрировал уважение ко всем присутствующим, а когда она подошла к нему, весь его самоконтроль накрылся. И все-таки он ее не укусил – вот что интересно. И не уволок отсюда, хотя такая возможность у него была. Это явно неспроста, и нам надо посидеть и разложить все по полочкам – особенно с учетом завтрашнего концерта.

– Кстати, Джей Эл... – Большой Майк встал, подтянул к себе с другого конца стола кол, разломил его пополам и швырнул обломки через всю комнату. – Почему ты не врубил свет?

– Здрасти! – Джей Эл снова сидел у пульта и барабанил по клавишам, проверяя и перепроверяя отказавшую систему безопасности. – Что за черт!

В эту минуту в оружейную вошел Хосе, и все разом подскочили.

– Посветите-ка на него, – буркнул Райдер, шарахнувшись от него.

– Во дела, народ! Все распылители накрылись к чертовой ма...

– Ну, Хосе... У нас здесь был настоящий Madri Gras, а ты все проспал, – Райдер описал круг по комнате. Большой Майк все-таки последовал его совету, и Хосе непроизвольно прикрыл глаза рукой, когда ему в лицо ударил луч прожектора.

Марлен посмотрела на обломок кола, валявшийся на столе, потом на тот, что Майк забросил в угол.

– Перестань на него светить! У Риверы кровь взыграла, и он вынес нам все системы безопасности. Просто отключил их, чтобы пройти! Почему? Потому что он ни разу не "двойка". Он мастер. Потому что он переступил порог, подошел вплотную к нашим источникам энергии... и вплотную к Дамали. Все говорит о том, что у нас побывал вампир высшего ранга, основатель линии. А что на оптроне? Закачаешься... Ребята, неужели вы не поняли?

– Я знаю, – пролепетала Дамали.

Это было первое, что она смогла сказать после того, как все улеглось.

В комнате стало очень тихо.

– С тобой все в порядке, любовь моя? – спокойно осведомился Райдер. – Как, свет не раздражает? Ну, или там еще что-нибудь?

У Дамали даже не было сил ответить на эту колкость. Она лишь сильнее обхватила себя руками и уставилась в стену. Печаль засела где-то в груди, но так глубоко, что не было сил даже плакать.

– Я поняла, когда он меня целовал. У него опустилась челюсть, а клыки стали длиннее... и я слышала его мысли... но это меня не испугало.

Она не стала описывать чувства, которые он заставил ее пережить. Она похоронила их глубоко в душе и теперь просто позволила себе дышать, втягивая воздух маленькими глотками.

– Ох, девочка моя...

Рука Марлен легла ей на плечи, словно укутывая ее. Дамали позволила себя обнять, но тут же отстранилась. Это прикосновение было материнским и не имело ничего общего с тем, что ей довелось испытать. Странно, она не хотела, чтобы это первое ощущение исчезло.

– Послушайте, джентльмены... Закройте помещение, приведите в порядок оборудование... займитесь чем-нибудь полезным, но не говорите ей ни слова. Пожалуйста.

– Его обратили, Map, – прошептала Дамали„ – Они добрались до него.

Райдер открыл было рот, чтобы сказать Марлен нечто невероятно умное, но она одним-единственным взглядом пресекла его несвоевременную попытку.

– Ни слова, – почти прошипела она. – Ни единого слова. Она ранена в самое сердце, а это смертельно. Дайте нам поговорить.

Мысленно благодаря Марлен за то, что забирает ее, за возможность выплакаться в женской компании, Дамали покорно последовала за ней, прочь из оружейной. По правде сказать, ей было все равно, куда идти. Он обращен. Обращен по самое некуда. И она знала, когда это произошло. Те фотографии в газетах... это произошло в лесу.

Марлен присела рядом с ней на краешке кровати и долго сидела так, не произнося ни слова. Она не пыталась снова прикоснуться к Дамали, не задавала вопросов. Они просто сидели вместе.

– Я даже не знаю, что тебе сказать, Map, – пробормотала Дамали через некоторое время.

– И не надо ничего говорить. Я тоже через это прошла. Мой любовник... отец Рейвен... Когда все открылось, я была просто никакая. Думала, умру. Душевные раны никогда не заживают.

– Почему он помогает нам? – прошептала Дамали, не сводя глаз со стальной решетки на окне. – То, что он нам сообщил – правда, и от этого никуда не денешься. Я чувствую... да и ты, наверное, тоже... именно поэтому я и думала, что он...

Ее голос сорвался. Это место все больше и больше напоминало тюрьму, а не убежище.

– Потому что... потому что он когда-то тебя любил. Если бы он хотел причинить тебе зло, то сделал бы это еще в больнице. Если мы верно определили время его обращения. Но в один прекрасный день он сорвется. И мы обе это знаем.

Это было последней каплей. Дамали закрыла лицо руками и сложилась пополам. Казалось, стон отчаяния рвался из таких глубин ее существа, что заставлял ее тело непроизвольно раскачиваться, раздирая плоть. Внезапно Дамали обнаружила, что не может остановиться. Она молилась за этого мужчину, надеялась на него, видела в нем столько хорошего, знала, что он сможет измениться к лучшему... У него был ум и воля... и вот теперь он погиб. Его погубила не вещь из нашего мира, не выстрел пистолета, не тюрьма – нет, он пал глубоко в бездну, из которой уже не подняться. И во многом это был его выбор.

Она пыталась поговорить с ним об этом, но это было давным-давно, очень давно... когда они сидели на берегу и обсуждали политику улицы... Он улыбнулся и сказал: "Детка, у меня все под контролем". Он так и не услышал ее. Он считал, что жизнь – игра, которую можно вести до последнего. Но в этом мире есть дерьмо, в которое лучше не влезать. Например, темная сторона. Беда всех мужчин – их пресловутая мужская гордость, которая постоянно требует подтверждения. Вот что заставляет их вертеться целыми днями, раскачиваясь между жизнью и смертью... или даже хуже – полужизнью. Ясно, что он не рассчитал силы. И прежде, чем понял это, все было кончено. Она знала множество ребят – таких же славных, как Карлос, которые погибли так же, как Карлос, а их близким оставалось лишь оплакивать их и молиться об их душах...

А у Карлоса не осталось даже души.

Она знала, что в жизни есть не только свет. Она – взрослая женщина, охотница на вампиров. Ей говорят, что в ней живет нечто невидимое, мощное – какие-то особые флюиды... И она может вызвать его, в этот миг, когда потерпела поражение в личной борьбе. И она так отчаянно желала, чтобы все было по правилам – один-единственный раз. Что если... А грубая реальность дала ей пинка под зад. Видеть, как человек подходит вплотную к тому, чтобы сделать правильный выбор, а потом снова отступает, цепляется за старое и боится нового... Следить, как он снова отдается течению и плывет старым путем – словно снова влезает в поношенный, но любимый свитер... Видеть это и оставаться беспомощной, неспособной что-то исправить... видеть, как уходит время... чувствовать себя побежденной.

И старая сестра ее души, королева-воительница, которая носит голову, как корону, сидит рядом, гладит ее по спине, покачивается ей в такт... и, наверно, ее сердце оплакивает свою потерю и все подобные потери этого мира. Марлен знает. Теперь знает и она.

Но даже самая-самая близкая сестра не может унять эту боль. Марлен пыталась предостеречь ее. Сказать, что такие раны не похожи на физические, с этим ничего не поделаешь. На них нельзя наложить швы или гипс... Она должна просто принять это и попытаться пережить, даже если сейчас не может дышать от боли. Это как церемония прощания с усопшим – сделать шаг в сторону, оставив мертвое тело, мертвое сознание, мертвую душу... и идти дальше. Но небеса услышат ее плач, потому что ей действительно больно.

Горькие рыдания разрывали Дамали. Марлен поглаживала ее согбенную спину, помогая излить боль в слезах. Этой магией – древним как мир искусством целительного прикосновения – владеют все женщины: ни один шаман не сможет их в этом превзойти, здесь сила женщины проявляет себя в полной мере... Сострадание открывает боли естественный выход, позволяя безутешному горю прорваться наружу отчаянным воем. Но эта буря необходима, чтобы вернуть ясность рассудку.

Теперь она поняла, что за каждой потерей должно последовать очищение слезами. Поняла, почему Хосе умирает, точно выгорая изнутри. Есть вещи хуже смерти. Например – видеть, как гибнет твой возлюбленный, гибнет необратимо. И сейчас Дамали плакала вместе с каждой матерью, каждым отцом, с каждым ребенком, со всеми братьями и сестрами, всеми мужьями и женами, всеми любовниками – с каждым, кто сидит, как она, оплакивает погибших и молится за них. Их молитвы могут лишь облегчить участь тех, кто в аду. Они подобны еде и пище, которую спускают на дно глубокой пропасти в корзинах – слишком хрупких, чтобы вытащить обратно тех, кто там оказался.

Самым диким было другое. Ее дух, оглушенный болью, отступил куда-то в сторону и наблюдал за ней из темного закоулка мозга, словно зритель за актрисой, которая рыдает и стенает на сцене. Похоже, это было что-то вроде предохранительного клапана защитной системы, которая позволяет не сойти с ума от горя. Она мысленно уселась сама рядом с собой, помогая Марлен и пытаясь понять, когда же, наконец, иссякнет этот источник слез. Потому что она еще никогда до такого не доходила... никогда не позволяла себе настолько терять голову. Ее друзья сейчас стояли под дверью, но это заставляло ее плакать еще горше. Наверно, самое паршивое – то, что она больше не сможет доверять самой себе.

Она тайно любила этого человека, который был ее рыцарем в сверкающих доспехах, любила этого уличного воина, ставшего преступником, который вытащил ее из дома приемных родителей... Она любила его... так сильно, так долго... Неужели он не знает, что они связаны – даже несмотря на то, что он обращен? Да, она знала, что он уже по ту сторону – еще до этого поцелуя. Но надеялась, врала самой себе... Отказывалась доверять своим инстинктам. Боялась думать о том, как далеко он шагнул во тьму, какую грань пересек – касалось ли это его жизни как таковой, или он совершил что-то более тяжкое. Но невозможно отрицать: она по-прежнему желает его. Даже обращенного... Неважно, что она может сделать. Не имеет значения, что ей придется уйти – она знала, что сделает это. У нее в душе уже стоит его метка, она появилась там много лет назад. Была истина, столь сокровенная, что ее нельзя озвучить даже наедине с собой. Тогда, мечтая под душем, она видела именно Карлоса, и это имело огромный смысл. У него никогда не было таких глаз – но это были его глаза, как и те, прежние.

Темная и светлая сторона человека. Предупреждение.

Она плакала и плакала, пока не почувствовала, что должна лечь и уснуть. Наверно, так было лучше. В конце концов, она могла больше не обсуждать сама с собой эту ужасную горькую истину.

* * *

Марлен покинула спальню Дамали и закрыла за собой дверь, спустилась в длинный холл и вернулась в оружейную, где собралась вся команда, и посмотрела на Большого Майка. Тот склонил голову набок и кивнул.

– Ей не до нас, Map. Если у тебя нет ничего срочного, можем поговорить...

– Когда ты скажешь ей правду, Map? – в голосе Шабазза чувствовалось напряжение. – Она с рождения была приманкой для акул, и с этим ничего не поделать. Ты только что сама все видела.

Хосе тряхнул головой.

– Кстати, об акулах... Я тут думал, что бы такое сделать... Чтобы на ней даже царапины не было. Я как раз валялся в больнице, и тут мне стукнуло в голову... Идея та же, что с "волшебными палочками".

Не дожидаясь просьбы, Большой Майк передал ему блокнот для эскизов. Пролистнув несколько страниц, Хосе продемонстрировал карандашный набросок. Райдер хмыкнул.

– Противоакулий костюм!

– Он самый. Ткань, армированная серебряными нитями, сверху кевларовое напыление, прошивка оптоволокном. Закрывает с головы до пят, но выглядит как обычный сценический костюм... при этом вроде бы все на виду, он обтягивает как перчатка... защищает от царапин и укусов. Все, кроме лица... но черта с два она позволит цапнуть себя за нос. Тут скажет свое слово "Мадам Изида", так что вампы не станут рисковать. Само собой, от переломов костюм ее не защитит – если удар будет очень сильным. Вообще-то, челюсти у вампиров весьма мощные, так что костюм они могут и прокусить... но по крайней мере, вирус не попадет в кровеносную систему.

– С тех пор, как она родилась, – тихо проговорила Марлен, – ей все меньше грозит умереть от укуса вампира. Они не стремятся убить ее. У них другая цель.

– Совершенно верно, – отозвался Шабазз. – Но все-таки подстраховаться не помешает. Блин, да это же просто da bomb, Хосе!

Молодой человек вяло улыбнулся и уронил блокнот на верстак. Было заметно, что малейшее движение лишает его сил.

– Нет, потрясная вещь, братишка, – Джей Эл, мельком взглянув на изможденного Хосе, снова принялся разглядывать набросок. – А батареек на сколько хватит?

– Спасибо, – тяжело переведя дух, ответил Хосе. – Хотелось внести свою долю в общий котел. Батареек хватит минуты на четыре, может, на пять. Но если нашу девочку окружат или попытаются утащить в какую-нибудь дыру, от них только дымок останется.

– После того, что мы только что наблюдали, меня это не лечит, – вздохнул Райдер.

Большой Майк улыбнулся и забарабанил пальцами по столешнице, выбивая какой-то замысловатый ритм, стараясь поднять настроение и успокоить нервы. Последнее было сложнее.

– Хосе, дружище, мы все в одной упряжке. Ты не представляешь, что сделал. Я держу ритм – первый раз за последние несколько недель. До меня слова доходят, а не отскакивают от черепушки.

– Пусть говорит душа, – слабо усмехнулся Хосе. – После того, что вы мне понарассказывали, хочется услышать что-нибудь позитивное.

– Мы прикроем Дамали спину, – Большой Майк скорчил гримасу. – И закатим такой сейшн, что закачаешься.

Он дождался, пока каждый не кивнул, выражая согласие. Сейчас ребятам надо снова вернуть веру в собственные силы. Они не могут просто так отправиться туда. К тому же Дамали нужно что-то, что вдохнет в нее жизнь. Сестренка совсем извелась, и Майка это убивало. Он еще никогда не слышал, чтобы она так рыдала. Он "слухач" и не одну неделю будет хранить в себе звук ее плача... а может быть, и дольше. Единственное, что может помочь – другой звук. Наверно, именно поэтому он так любил музыку. Музыка очищает уши от посторонних звуков, заглушает то, чего не хочется слышать. Он оглядел свою команду. Ребята улыбались. Они все понимают. Это его семья. Майк снова начал отстукивать ритм по крышке стола. Слова сами приходили в голову, срывались с губ, отгоняя звук рыданий Дамали.

– Она оставит от любого только дым – как пламя...

Она горяча, не трогай руками...

Сестренка на взводе, не будет шутить,

У нее есть дальний свет, сестренка может ослепить...

Это не игрушки, вот тебе совет:

Падай и прикинься, что тебя здесь нет!

Она выходит на охоту со сворой злющих гончих,

Не ходи за порог, если жить еще хочешь

– Она оставит только дым – следи за тылами!

Райдер ухмыльнулся и подтолкнул локтем Джей Эла, приглашая его присоединиться к игре.

– Ночь приходит, и твари приходят за вами.

Но ни мертвым, ни живым от нее не уйти —

Это вам не вкалывать с утра до пяти!

– Эй, Хосе, братишка! – окликнул Большой Майк. – Добавь огоньку!

– Ничего не бойся, не волнуйся – все в норме:

Крошка вышла на ринг, и она в отличной форме

Мудрый говорит: не играй с огнем,

Потому что...

Хосе запнулся, и Райдер снова подхватил эстафету:

– ... Она оставит лишь дым – ночью или днем.

Сестренка не шутит, я тебе замечу,

Огонь остановишь, лишь пустив огонь навстречу.

Она хозяйка на дороге, едет с дальним светом,

Сверни, если не хочешь познакомиться с кюветом!

– Она тебя поймает, а как – ты знаешь сам, —

Большой Майк ускорил ритм и подмигнул Шабаззу:

– Я тебе не вру – задай вопрос ее друзьям.

Пойдет по следу, как пантера, и тебя отыщет,

Не успокоится, пока не поймает добычу...

Кажется, лекарство подействовало. Майк от души смеялся. Даже Дэн начал отстукивать ритм, хотя читать рэпы пока не рискнул. Все улыбались, кроме Шабазза и Марлен, но и они мерно ударяли ладонями по столешнице. Каждый добавлял свой куплет, и обстановка явно разряжалась.

– Только дым – смотри, что творится позади! – вновь подхватил Райдер.

– ... Крошка едет с дальним светом – смотри, не улети!

Только дым – ты слышал, что я сказал?

Только дым – ребята, я вам не соврал.

Только дым – им остается сгорать, рыдать, умирать...

Только дым – нет дыма без огня, послушай меня.

Только дым – у тебя есть единственный шанс,

Лучше...

– Хватит! – рявкнула Марлен, прекращая импровизированный концерт. – Вы что, ребята? Думаете, это шутки?

– Да ну, Map, – Райдер беззаботно осклабился. – Классная песня, с нее мы и начнем концерт. Только представь: наша девочка выходит в своем новом костюме... Угомонись. Раз уж мы должны что-то сообразить, никуда не денешься. Ты же хочешь новую музыку? Вот мы выделываемся как можем, ломаем голову. Завтра шоу должно быть готово. Так что не до шуток, поверь.

Хосе передернул плечами.

– Видишь, мы при деле. Мы же артисты, нам нужен новый материал... с пылу с жару!

Джей Эл, Большой Майк и Райдер взглянули на него, рассмеялись и снова принялись отбивать ритм по столешнице верстака.

– Шабазз? – Райдер проводил взглядом Марлен, которая вылетела из комнаты, и изобразил сконфуженную гримасу. – Ты что-то подозрительно спокоен, братишка.

– Ты знаешь, что все дело в седьмом даре Нетеру? Именно из-за него ты должен быть начеку? Знаешь, что самое скверное, что может случиться с нашей девочкой в ее день рожденья?

Хранители смолкли и беспокойно переглянулись. Теперь центром внимания стал Шабазз. Наконец Большой Майк пожал плечами.

– Ну, она становится сильнее... Опаснее на охоте... Да еще всякие... мастера, вроде Карлоса, околачиваются поблизости в расчете ясно на что. Надо держать ухо востро. Мы просто немного расслабились, пока еще есть над чем посмеяться. И вам с Марлен советую.

– Начиная с этого дня рожденья она становится сосудом, который может наполнить и добро, и зло. Раз в семь лет женщина-Нетеру может рождать или нового охотника на вампиров, если сойдется с кем-нибудь из Хранителей, либо вампира. Ты не слышал, что говорила Марлен? Целый год, начиная с этого дня рождения, у нее не будут вырабатываться антитела, которые препятствуют обращению.

Убедившись, что слова вкупе с соответствующей миной произвели должное впечатление, Шабазз удовлетворенно кивнул.

– Вот дерьмо, – прошептал Райдер. – Значит... А я-то думал, что мы охраняем ее, пока она не вырастет во что-то вроде мастера-убийцы дзен. Нет, кроме шуток... Мне такое в голову не могло прийти. Я смотрю, что наша девочка крутеет на глазах, но... Блин! Ты понимаешь, к чему я веду? Вот срань господня!

– Ты что-то разошелся, Гонщик. Следи за своим языком: Марлен тебе об этом уже не первый год твердит.

– Вот-вот, разошелся... Расходился, блин...

– Думаешь, Марлен дергается из-за того, что Дамали стала сильнее? Или из-за того, что ей понравилось мочить вампиров? Ты только прикинь: она может вытаскивать их из логова – правда, классно? Нет, у нее есть слабость. Вот из-за этой слабости Марлен и переезжается.

– Ну, это ты загнул, – Хосе хлопнул ладонью по столешнице, облокотился на нее и покачал головой.

– Лучше сказать "сморозил", – проворчал Джей Эл. – Прямо сказка какая-то.

– Я вообще не отследил мысль, – подытожил Большой Майк, не обращая внимания на нетерпеливые взгляды остальных.

– Черт тебя подери, что тут понимать? – Райдер прошелся по комнате и взмахнул руками. – Либо тот, либо другой ее поимеет. Вот и вся сказка.

– Ну нет, – возмутился Большой Майк. – Почему прямо сейчас? Почему обязательно в двадцать один год? Объясни мне, Шабазз. Она мне как младшая сестренка.

– Отцом ее ребенка должен стать или Хранитель, или...

– Мать вашу! – возопил Райдер, описав новый круг по комнате. – Еще один геморрой на нашу задницу. Ну, дела, ну, дела...

– Расслабься. На планете сто сорок четыре тысячи Хранителей, и она может выбрать любого. Забыл? Так что мы с вами можем не беспокоиться... и не надеяться. Вся эта химия уже известна. Вообще-то, он должен был каким-то образом оказаться рядом... только вышла какая-то накладка. То есть очень большая. Он оказался рядом, но это уже в прошлом. Это был его выбор. Всякое случается.

– Слава яйцам, – Райдер печально кивнул. – Я попробую это пережить. Но, просто для интереса, кто был этот прекрасный принц?

Джей Эл хлопнул Райдера по затылку.

– Слушай и учись, как надо работать. Предполагалось, что это будет Ривера. Но он решил выбрать темную улицу.

– О, замечательно. Только не говори, что больше никто об этом не мечтал.

Большой Майк схватил Райдера за плечи и насильно усадил на стул.

– Умолкни, Гонщик. И выслушай.

– Вампиры не могут размножаться... их семя мертво, а у женщин мертва утроба, так? После смерти хозяина от них ничего не остается, – Джей Эл потер лицо руками и прошелся по комнате. – Они производят себе подобных с помощью укусов. Точка. Я не понимаю, как Нетеру...

– Все правильно. Одно маленькое "но": Нетеру может принять семя вампира – правда, это должно произойти по ее желанию. В этом и состоит выбор. Мы можем отправиться на охоту в Новый Орлеан или на концерт • – это ничего не изменит.

Теперь мерить шагами оружейную начал Шабазз.

– В день рожденья у нашей Нетеру будут блокированы все чувства – вернее, сверхчувства. Ее тело снова начнет меняться. А заодно у нее появится новая способность, на которую будут завязаны все остальные. Вот тут-то ей придется столкнуться с состоянием, которое можно сравнить разве что с жаждой вампира. Она будет чувствовать себя как торчок во время ломки. Если все сложится благоприятно, она либо найдет себе Хранителя, либо переживет фертильный период, тогда и говорить не о чем. Ближайшие семь лет можно будет жить спокойно. Но если до нее доберется какой-нибудь вампир, у нас начнутся очень большие проблемы. В течение месяца у нее будет происходить... как бы это выразиться... перезагрузка организма. Когда все старые антитела исчезнут. В это время она не может сопротивляться обращению. Ей нужен месяц, чтобы восстановить свои способности.

– И тут-то они попытаются ее тяпнуть, верно? Значит, в течение этого месяца мы должны находиться в полной боевой готовности, так?

– Нет, Хосе. Все не так просто. Если она будет укушена – и оплодотворена – раньше, чем толерантность полностью восстановится... Эти две вещи, в соответствии с романтическими понятиями вампиров, взаимосвязаны, укус для них – это выражение страсти. Ну, ты понимаешь... у них встает, а заодно и клыки вылазят. Так вот: если даже ей хватит антител, чтобы предотвратить обращение, они не защитят то, что находится у нее во чреве. А теперь смотри: со дня ее рождения до начала следующих менструаций пройдет месяц. Это будет ее первый цикл в новом качестве, который она должна провести в чистоте. Вы меня слушаете?

– Говори, говори, Шабазз, – проворчал Райдер. – Если ее тяпнут, и ей будет грозить обращение, а антител окажется слишком мало, то в первую очередь они защитят хозяйку, то есть ее саму, Нетеру – так? То есть, если антител не хватит на то, чтобы защитить и Дамали и плод, то плод они защищать не станут – ты это хочешь сказать? У нее так организм устроен – чтобы она всегда могла драться?

Шабазз тяжело вздохнул.

– Вот-вот. И еще: если она установит телепатический контакт с... мастер-вампиром, то сама захочет, чтобы он ее укусил. Она уже почти позволила ему это сделать. Она будет звать его. Это завязано на ее охотничий инстинкт. Но возможно, ситуация будет как со встречным пожаром. Она начнет ощущать его желания как свои собственные. Она может не только передавать ощущения, но и принимать – это просто необходимо, чтобы искать добычу. В определенный день она точно так же будет притягивать нужного Хранителя. Телепатия – штука обоюдоострая. Мастера будет трясти от желания ее куснуть. А ее – от древнего как мир желания. А вовсе не от страха, как можно подумать. Потому что она знает: ей этот укус ничем не грозит. Вот в чем ее слабость. В бесстрашии. На нее работают все ее охотничьи инстинкты, и у любого вампа мужского пола от нее сносит крышу. Иначе никак. Джентльмены, вы представляете охотницу на вампиров, которая боится укуса? Или нормального человека, который согласится постоянно подставлять шею.

– Нет, – пробормотал Большой Майк на его лице застыло изумление.

– Правильно, – спокойно подтвердил Шабазз. – И поверьте мне на слово, ребята, если она установит с мастером настолько прочную связь, что сможет отслеживать его перемещения, инстинкт скажет ей: иди к нему в логово и пришей его. Но он тут же почувствует, что она хочет с ним драться, и отреагирует соответственно. Это как танец. Она соблазняет его, он делает шаг в ее сторону, она притягивает его... и так до тех пор, пока он не прекратит от нее прятаться. Вот тут-то все и начнется. Выигрывает сильнейший. А теперь вспомните, какие страсти кипели поначалу. А?

Большой Майк сменил траекторию обхода комнаты. Теперь он двигался по четкой окружности и время от времени нервно взмахивал руками, словно собирался взлететь.

– Ох, братец, братец... Это очень сильное чувство. Тут не побоишься ни мамочки, ни папочки... пойдешь сквозь огонь...

– Как ты думаешь, Майк, почему мы с Map все время на взводе, а? Потому что по человеческим понятиям наша сестренка уже взрослая, а вот по физиологии Нетеру... Блин... Понимаешь, в чем вся проблема? Бедная девочка не понимает, что она может родить ходящего днем. Вампира, который не боится солнца. Есть такая штука – материнский инстинкт, и она не позволит нам воткнуть кол в собственного ребенка, даже если тот покажет клыки, как только появится на свет. Тут-то они ее и сцапают. Вернее, она сама к ним прибежит – только ради того, чтобы защитить свое чадо. Она спрячется в каком-нибудь логове, и там его будут кормить, потакать всем его прихотям и учить в соответствии со своими представлениями. Всему, что причитается Его Высочеству ходящему днем. А наша Нетеру еще и скажет им спасибо, особенно после того, как люди попытаются уничтожить ее ребенка. Какой матери не захочется, чтобы ее ребенок принадлежал к обществу, которое его приняло, защитило, в котором ему, можно сказать, обеспечено место под солнцем?

– Основной инстинкт, – прошептал Хосе, зачарованно глядя на Шабазза.

– А мы-то думали... – Большой Майк почесал свой бритый затылок и отвел глаза. – Мы думали, что Дамали попытается напасть на логово мастера, a Map считает, что сестренка еще не доросла для такого дела и ей надо набраться силенок, поэтому и не хочет отпускать ее в Новый Орлеан. Мне, например, и в голову не приходило, что это может так обернуться.

– Будь я проклят... – пробормотал Дэн. – Все это так странно...

– Погоди, еще не такое увидишь, – бросил Райдер, смерив его раздраженным взглядом. – Слушай, братишка... – он нерешительно посмотрел на Шабазза, словно ожидая подтверждения своих слов, и в его голосе появилась тревога. – Она будет такой... уязвимой, только поначалу, верно? То есть... потом все будет опять нормально? Она сможет держать себя в руках... как Марлен говорила?

– Господь милостив, братишка, – Шабазз вздохнул. – Но если все так и случится... Если им удастся заполучить ее, когда она способна зачать ребенка, они сделают все, чтобы королева-охотница осталась в их логове навсегда. Она будет единственной женщиной в их линии, способной рожать – рожать ходящих днем. И мастер-вампир пожертвует собственной жизнью, чтобы сохранить создателя своей империи... Значит, она станет его женщиной. И будет навсегда потеряна для нашей семьи.

– Чтоб тебе пусто было, Шабазз, – прошептал Джей Эл. – Ты только представь... Нетеру, с ее материнским инстинктом и боевыми способностями, бросится защищать своего ребенка, которого будет искренне считать невинным... да еще не забудьте, что они связаны телепатически чуть ли не с момента зачатия. Братцы, самые обычные женщины творят чудеса, чтобы спасти своих детей! Я слышал, что они поднимали машины, чтобы вытащить ребенка из-под колес. А мы, между прочим, говорим про Нетеру. И только что собственными глазами видели, на что способен его потенциальный папаша.

– Они друг друга стоят, – Шабазз снова вздохнул. – Вот что самое скверное. Если даже мы доберемся до этого вампиреныша – предположим, у кого-нибудь из нас это получится... ее дух будет сломлен. Она никогда не простит Свету гибель своего ребенка. Она потеряет веру, надежду, любовь... и умрет.

– Выходит, это седьмое чувство – такая штука, к которой сводятся все остальные... основные, природные... Погоди. Ты хочешь сказать, что...

– Именно так, Гонщик. Именно так. В течение ближайшего месяца нам предстоит защищать ее честь. В буквальном смысле слова.

В оружейной стало тихо. Несколько секунд Хранители могли лишь тревожно переглядываться.

Наконец Шабазз отошел от верстака.

– Райдер... ты уже видел – тогда, на улице, – как у нее сносит крышу. В такие моменты ее не остановишь. Вампирша второго поколения заметила это и обозначила территорию – так что она говорила Дамали не о де Йезусе, который тогда лежал в морге. Она говорила о главе вампиров, Нюите. Именно он обратил Рейвен. Она – "двойка"; возможно, она была королевой у Нюита, но после обращения стала стерильной... Рейвен была сильной – еще бы, потомок двух Хранителей. Такая генетика имеет сильный запах. Поэтому-то ее похитили, а потом обратили. Но настоящей охотницей она не была.

Он повел плечами и опустил веки.

– Погоди, – голос Большого Майка стал очень низким. – Ты что-то говорил о свободе выбора – или мне показалось? Рейвен похитили. О каком выборе может идти речь? А когда ее укусили? Насколько я понимаю, особого выбора у нее не было.

– Они хотели найти Нетеру прежде, чем она достигнет совершеннолетия, и привить ей стиль жизни, свойственный вампирам, и ради этого поселить бедную девочку среди своих помощников. А когда придет время, предложить ей сделать выбор. Можно представить, какой выбор можно сделать после такой промывки мозгов. Они похитили Рейвен, и тут-то все и открылось. Понятно, что ее тут же списали в тираж. Марлен старалась не называть вещи своими именами.

– Так что за нашей леди нужен глаз да глаз, – буркнул Большой Майк, и Шабазз одобрительно кивнул. – Пока она с нами. Нельзя допустить, чтобы ее изуродовали. Бог ты мой, как все серьезно. Не представляю, как Марлен с этим справится.

Шабазз кивнул снова.