Текст книги "Лада, не грусти, не надо! Пособие для начинающей эгоистки – 2"

Высокая планка

Шанс на счастье прямо пропорционален величине потребностей. Лучше всего быть старой девой. Убрала квартиру, полила герань, покормила кошку, приготовила свое любимое блюдо и села смотреть любимое кино… Все! Тебя уже окружает твой собственный идеальный мир. Домохозяйкой быть чуть хуже. Мешают муж и дети. Ты убрала – они разбросали. Ты их обстирала – они испачкались. Хуже всего быть политиком – потому что такой огромный кусок, как страна, совершенно невозможно довести до идеала.

Но самое забавное, что в один прекрасный день ты понимаешь – хороша или плоха твоя жизнь, зависит отнюдь не от идеальности жизни, а от твоего представления об идеале. Я много раз писала об идеализме, максимализме, перфекционизме и прочих «измах», вынуждающих нас требовать от себя и других слишком многого – ставить слишком высокую планку. С другой стороны, надо признать, чем выше планку ты ставишь, чем чаще тебе приходится подпрыгивать, чем чаще подпрыгиваешь – тем больше шансов дотянуться до самых небес. Высокая планка – хорошо и в то же время плохо, как и все в нашей жизни.

Есть у меня знакомая… Она живет с мужем и сыном в двухкомнатной «панельке» – чистенькой, отремонтированной, очень уютной. Да она и сама признает, что у них настоящее «семейное гнездышко». Но мечтает она об иной жилплощади – трехкомнатной, а лучше четырехкомнатной квартире в новом доме, с большим коридором и кухней-залом. И чтобы дом был поближе к центру. И ее желание можно понять. Его даже нельзя отнести к нереальным. Но для осуществления желания, мало продать их жилье и добавить к вырученной сумме все накопленные средства, мало уговорить маму мужа продать свою квартиру и перебраться в село (о чем последняя и слышать не хочет, а, услышав, немедля начинает скандал), им с мужем еще нужно взять кредит и, чтоб выплатить его, найти обоим дополнительную работу. В общем, проект возможный, но сложный – физически и психологически. Потому обсуждаем его мы не первый год, а в промежутках рассматриваем сказочно-прекрасные планы квартир в «новостроях», с балконами и кладовками, размером с их нынешнюю спальню… Однако недавно она вдруг сказала мне: «Слушай, я тут подумала… для того чтоб купить четырехкомнатную квартиру мне нужно испортить отношения со свекровью, затем несколько лет подряд отказывать себе во всем и работать, работать, работать… А ведь мне скоро сорок. И мужу тоже. Сейчас у нас хороший доход. И в семье почти нет проблем. Мы можем позволить себе и ребенку любую прихоть. Мы так любим делать друг другу подарки и путешествовать вместе… Мы можем объехать весь мир. Мы столько всего можем, если не покупать ту квартиру. Так, может, стоит просто забыть про нее? Она – моя мечта. Но если отказаться от этой мечты, получается, что… я уже счастлива?».

И если для нее роковой вопрос остался покуда открытым, я знаю человека, который уже дал на него ответ. Родив второго ребенка, моя коллега ушла в декрет и… не вернулась. Особой необходимости работать у нее не было – супруг обеспечивал семью и с радостью принял ее в роли домохозяйки. Сама же она считала эту роль не только временной, но и позорной. Ужасное слово «домохозяйка» вызывало у нее немедленное желание умереть со стыда. Согласно поставленной ею планке – идеальная дама должна успевать все-все-все: выйти замуж за принца, родить трех детей, прослыть секс-символом и сделать карьеру. Почему бы и нет, вон Анжелина Джоли смогла ж! И в киевской тусовке можно найти пару подобных примеров. Как не задать вопрос «Неужели я хуже?» И как на вопрос «Разве я хуже?» – модно ответить «Да» без содроганья. В итоге много месяцев подряд между нами происходил один и тот же разговор. «Нужно идти работать, – говорила она, – пора мне, наконец, что-то делать» Мы садились и придумывали ей «настоящее дело», разрабатывали план действий. На том все заканчивалось. А какое-то время спустя начиналось сначала: «Нужно идти работать. Пора что-то делать»… Пока однажды я осторожно не спросила. «А может, ты просто не хочешь? Может, тебе просто страшно признать, что ты и так счастлива? В конце концов, если бы ты хотела пойти на работу, ты бы давно пошла…»

Но в нашей полубогемной среде под счастьем подразумевалось отнюдь не стиранье пеленок. В журналистской, телевизионной, театральной, эстрадной тусовке героинями слыли певицы и актрисы, выходившие на сцену на третий день после родов, директрисы и продюсерши, грозно восседавшие за начальственным столом с ребенком в «кенгуренке» на пузе. Счастливые домохозяйки тут не котировались (полная дура, домашняя клуша и неработающая женщина были для нас почти синонимами!). В случае с моей знакомой – четырехкомнатная квартира была хотя бы ее собственной, пусть и трудно достижимой мечтой. Коллега же равнялась не на свою – на высокую планку тусовки! «Когда мы с мужем выходим куда-то в люди, мне кажется, что все смотрят на меня с презрением», – вздыхала она. А, услышав мое предположение, обиделась насмерть. Позже задумалась. А после года раздумий, когда бывший работодатель позвонил ей и предложил работу в новом престижном проекте, с чистым сердцем радостно ответила: «Спасибо, но нет. Мне и так хорошо… И ты не представляешь насколько!»

Ничего не изменилось. Все осталось, как было – кроме ее отношения к происходящему. Но вдруг, словно по мановению волшебной палочки, несчастный самоедствующий человек стал по-настоящему счастливым. Как не задуматься, сколько людей на земле несчастливы лишь оттого, что поставили себе чересчур высокую планку?

Взять хоть меня. После того как, бросив курить, я начала толстеть – каждый новый килограмм был равнозначен известию о конце света. Год назад я весила 53 кг и считала это античной трагедией. Сейчас вешу 54 кг – и считаю это своим идеальным весом. Что изменилось? Все то же… И мудрость не в том, чтоб соврать себе, что черное – белое. Суть в том, чтоб и впрямь осознать это. Само собой, мне было сложно испытать радость и счастье, когда я перестала вмещаться в половину вещей своего гардероба. Но стоило знакомому сказать банальную фразу – «Ты ж знаешь, в твоем возрасте женщина должна выбирать между лицом и талией» – я вдруг стала замечать, насколько лучше мое лицо стало выглядеть на фотографиях. Стоило мужу вместо банального «Я люблю тебя любой» произнести «Ух ты, у тебя и впрямь появилась попа», – я вспомнила старую шутку: «Есть два способа подчеркнуть талию: похудеть, отрастить попу». И решила, что просто сменила первый способ на второй… Не говоря уж о том, что когда грудь увеличивается эдак на полтора размера, тебе есть что подчеркивать, помимо талии. Сейчас, год спустя, я и правда считаю, что приобрела больше, чем потеряла. Однако ни мой личный пример, ни эмоциональный рассказ, ни частичная демонстрация приобретений не разубедили мою подругу. Она по-прежнему считает, что должна весить 50 килограмм. Должна, и все. Это ее идеальный вес. И ее ничуть не смущает, что в те краткие периоды жизни, когда ей удается достичь идеальных «пятидесяти», все знакомые дружно ахают: «Ой! А чего ты такая уставшая? Много работаешь? Или не спишь?». Она уверена, что, похудев, превращается в красавицу, а все оставшееся время страдает от собственного несовершенства.

Во всем сказанном мной нет ничего нового. Молитва – «Господи, дай мне силы изменить то, что я могу, терпение – принять то, что я не могу изменить, и мудрость – отличить одно от другого» – стара как мир. Но, на мой взгляд, не менее важно уметь отличать свое счастье от своей же мечты об идеальном счастье. Еще важнее – отличать свое счастье от чужого, навязанного социумом: коллегами, друзьями, родителями. Хуже всего, когда ты скачешь, пытаясь допрыгнуть до поставленной кем-то высокой планки, как собачонка за приподнятой хозяином палкой, и горестно скулишь от обиды, оттого что не можешь это сделать. И бежишь со всех ног, стоит кому-то швырнуть ее в кусты… не подумав, а тебе туда надо? А что нужно лично тебе?

Можно искренне и страстно страдать от того, что твой муж зарабатывает не так уж много, твой ребенок – не учится на «отлично», твой дом – в непрестижном районе. А можно столь же искренне радоваться, что работа мужа позволяет ему проводить больше времени с семьей и у вас всегда хватает на жизнь, сын – не тихий заучка, а нормальный парень (да и большинство великих людей вовсе не были отличниками в школе), в доме бывает много гостей и постоянно звенит чей то смех. Все зависит от отношения!

В миг, когда я впервые осознала, что вряд ли стану великой писательницей, мой мир рухнул. Поставленная планка – мой идеал, оказалась недостижимой, и с этим было невозможно смириться. А потом я подумала… А может, достаточно того, что я делаю то, что хочу, и мне нравится выдумывать сказочные истории. Может, нужно просто творить в свое удовольствие, совершенствоваться себе на радость, а там видно будет… Зачем грезить величием? Может, я уже счастлива?

И все-таки странно, что внутри нас живет некий невидимый регулировщик с палочкой-планкой. Одним взмахом руки он может изменить нашу жизнь как угодно, послать нас куда угодно: вверх, прямо, вниз, заставить карабкаться на гору, сдирая руки в кровь, осесть и построить дом, упасть в ад и день за днем мучить себя, попрекая несовершенством. Но самое странное, что он – это мы…

И наше счастье часто зависит лишь от того, позволяем ли мы себе быть счастливыми.

Конфликтная ситуация

В гороскопах, посвященных «Весам», написано: люди моего уравновешенного знака склонны тщательно обминать все острые углы. Что, увы, отнюдь не означает, будто углы столь же тщательно обминают нас. Иногда они врезаются в твою жизнь совершенно неожиданно, как айсберг в бок «Титаника», и оканчиваются такой же катастрофой…

На днях ко мне приехал за утешением друг-артист. Он «побил горшки» с главным режиссером из-за того, что за три дня до спектакля объявил: я не смогу в нем играть. «Я все ему объяснил!» – сетовал он. – «У меня уважительная причина! И на роль есть дублер. Да, на афишах стоит мое имя. Но можно вывесить объявление о замене. Это ж не то, что я сорвал ему график…»

Тем не менее, ссора меж ним получилась настолько остроугольной, что поставила под угрозу его работу в театре. Да и разве так уж редко «высокие отношения» летят в тартарары из-за, казалось бы, сущей ерунды? Так, однажды я монументально разругалась с матерью из-за… котлет. Ко мне в гости собирались прийти люди, обсудить важный для моего карьерного роста проект. Визитеры были курящие, и я попросила уступить нам кухню. «Нет», – безапелляционно отрезала мама, – «мне нужно пожарить котлеты». Мысль, что котлеты и мой карьерный взлет можно в принципе ставить на чаши одних весов была для меня настолько абсурдной, что «Весы» во мне сломались, и я разразилась плачем.

То же самое сделала моя соседка, когда ее муж отказался идти в аптеку за лекарством на том основании, что на улице дождь. «Ты представляешь», – плакалась она. – «Мне плохо, поднялась температура, в доме ни одной противопростудной таблетки – и завтра нужно выйти на работу, хоть застрелись, иначе сорву договор. А он мне: «Там же дождик!» Ну не обидно? Я умирать буду, он мне стакан воды не подаст!»

А еще года два тому мы чуть не рассорились с лучшей подругой из-за гримера. Перед пафосной акцией нам выделили одного визажиста на двоих. Зная, подружка неисправимая копуша, я заранее приняла реверансное решение. «Пусть он красит тебя, я приеду уже готовая», – предложила я, рассчитывая, что перед началом действа профессионал слегка подретуширует мой грим. Но, появившись в назначенное время, увидела на лице напарницы только слабые зачатки «красы». Праздник приближался. Даже на мою компромиссную ретушь времени уже не оставалось. Получалось: она будет красивая, а я – урод! И я высказала свое «фе» по полной программе… Она ответила мне тем же. Конфликт обернулся испорченным торжеством (на котором мы обе чувствовали себя недокрашенными полуфабрикатами) и месячным разрывом (поскольку «похищать» твою красоту не позволено даже лучшим подругам!)

Когда же кое-как переобижавшись, мы все-таки постарались объясниться, выявилась парадоксальная вещь. Она искренне считала: я собираюсь воспользоваться услугами другого визажиста, а этого щедро уступаю ей. И появление с требованием уступить мне кресло восприняла как гром среди ясного неба. Вчера я обещала ей одно, сегодня, не предупредив, меняю свое решение, подвожу ее, еще и возмущаюсь, что она недовольна!

«Иногда я думаю, почему они не могли сказать друг другу все с самого начала?» – говорит героиня одного из моих любимых произведений. «Но тогда не было бы пьесы», – отвечает герой.

Любое литературное художество строится на конфликте между персонажами. И именно недоговорка является одним из самых заштампованных сценарных приемов. «Я должна сказать тебе важную вещь», – заявляет она. «Нет-нет, скажи мне главное, ты любишь меня? Все остальное не имеет значение!» – целует ее он. А потом, узнав несказанное, обижается и разрывает с ней отношения.

Но в реальности нам редко закрывают рот голливудским поцелуем, – обычно мы недоговариваем что-то сами. Подразумевая: это понятно и так! Хотя, озвучь я свое «само собой разумеющееся» намерение слегка подретушировать грим, не было б ни разрыва, ни переживаний. Пьеса бы в таком случае, безусловно, проиграла, потеряв драматический виток, заставляющий зрителя мелодрамы напряженно ждать, помирятся ли герои ближе к титру «конец фильма». И данность «жизнь не театр, а люди в нем не актеры!» – не понимают даже театральные режиссеры.

Сутки спустя, прояснилось: главный разозлился на артиста оттого, что пригласил «на его имя» спонсоров, надеясь с их помощью профинансировать его же следующий спектакль. И, как и я в случае с моей подружкой, был разобижен прежде всего тем, что хотел сделать как лучше! А в результате человек, которому он пытался оказать услугу, его и подвел. Но не обидно ли? Ужасно! Обиднее вдвойне, что, обидевшись, режиссер даже не произнес истинную причину конфликта вслух. А друг мой, как и большинство из нас, телепатией не страдал, и совершенно не понимал, отчего тот так разлютовался? «Он пробубнил нечто абстрактное, мол, это очень важный вечер», – пожаловался друг. – «Неужели нельзя было произнести все прямым текстом? Естественно, я изменил бы решение. И проблемы бы не было!».

Приятель прав. «Очень важный вечер» – столь же мало говорящая непосвященному абстракция, как и «очень важный проект». И кабы я открыла рот не семнадцать, а семьдесят один раз, и не поленилась объяснить родной маме, насколько проект важен для меня, в чем заключается и как долго я к нему шла, котлеты автоматически слетели б с повестки дня. Если б моя соседка сказала супругу не обтекаемое: «Мне что-то нехорошо. Сбегай за лекарством», а растолковала, ей и впрямь ОЧЕНЬ ПЛОХО, и она боится сорвать завтрашнюю сделку, он бы молча кивнул и взял зонтик. Зонтик, кстати, он все равно взял. Но только после того, как она ему это прокричала! Он, понятно, тоже не промолчал. Пустяковая недосказанность вылилась в болезненный конфликт, слезы, разом припомненные прошлые обиды и горький осадок: «Я совершенно одинока. Муж мне даже воды не подаст!»

Но с годами я стала понимать: люди, плачущие о пресловутом «стакане воды», зачастую просто забывают его попросить! Причем, чем сильнее мы хотим пить, тем упрямее молчим, проглотив от обиды язык. И чем дольше наше молчание, тем больше вероятность, что непроговоренная конфликтная ситуация станет необратимой…

Наверное, во всей моей пестрой биографии был только один мужчина, о котором и годы спустя я могу сказать: я действительно любила его. И наш разрыв произошел в стиле самых низкопробных мыльных опер. Мы расстались на конфликтной ноте. Он заподозрил меня в измене. Я надулась («Ты еще поймешь, как ты не прав!») и сочла оправдания ниже своего достоинства. В тот же день я слегла с гриппом и провалялась в постели три недели, страдая от сорокоградусной температуры, оглушающих антибиотиков и обиды, что за все это время он не позвонил мне ни разу. Конечно, он о моей насущной потребности в «стакане» знать не знал, мы разъехались на нейтральном: «Кажется, я заболеваю». Но разве трудно было набрать номер и поинтересоваться: так это или нет?

А разве трудно это было сделать мне? Но я молча ждала, злорадно представляя, как он будет каяться, узнав, насколько виноват передо мной! А пока я болела, кто-то наплел ему, будто видел меня с другим в ночном клубе. И подлый поклеп, вместе с фактом «Он поверил в него!», разобидели меня еще больше. Я так и не позвонила. Он так и не позвонил мне. И когда больше месяца спустя я спохватилась, осознав: моя огромная обида – невероятно крохотная в сравнении с кошмарным страхом потерять его навсегда, было уже поздно. Он успел смириться с моей несуществующей изменой, переплакать и перестрадать мое «предательство». Начал встречаться с другой… И мой запоздалый лепет про вирусный грипп выглядел глупой, притянутой за уши и до смешного мелодраматической ложью. А ведь стоило сказать ему все с самого начала! Правда, я могу до пенсии утешать себя мыслью: он был не прав.

«Он был не прав!» – хнычет телефонная трубка голосом друга-артиста. Но «поезд ушел». Спектакль состоялся, спонсоры сорвались, и непонятно помирится ли он с главным. И это уже не мелодрама, а драма. А в моем случае – трагедия. «С тех пор», – призналась я приятелю, – «я перестала измерять конфликты чьей-то правотой. Пусть не прав не ты, а другой. Но если ты понимаешь: он не прав, – ты не прав уже в том, что не сказал ему это! Предпочел стать в красивую позу… Да пусть даже ты ни черта не понимаешь! Когда дорогой тебе человек вдруг обижается из-за, казалось бы, «сущей ерунды», стоит подойти к нему и спросить: «Что случилось, милый? Ты случайно не хочешь пить, мой родной? Знай, что я всегда готова поднести тебе стакан воды!»

Я обиделась!

Глупые обижаются, умные – делают выводы! – этот постулат я сформулировала еще много лет назад. Все последующие годы мне пришлось потратить на то, чтоб научиться следовать своему собственному мудрому совету.

Говорят, мужчины прощают, но не забывают. Женщины не прощают, но забывают… Я представляю дивный гибрид: не прощаю и не забываю. Спросите – и я сходу по пальцам перечислю вам все ситуации, которые я никогда не прощу своим близким. На каждого из них в архивах моей памяти хранится отдельное «дело». Но есть важный нюанс – я на них не обижаюсь…

На днях, перечитав свой детский дневник, я поняла, что в те годы моя жизнь состояла из сплошных обид. Двадцать (!) страниц душещипательного текста посвящены непростительному поступку моей тогдашней приятельницы. Она «не так себя со мной повела» на вечеринке! И дело не в том, что бесчисленные обидки, большие и маленькие, и трагическое переживание оных, были тогда самыми бурными событиями моей биографии… И не только в том, что в юности мы так страшно ранимы: нас может оцарапать случайный взгляд, а некорректная реплика – стать причиной тотального комплекса… Дело в том, что скандальная, слезная или немая демонстрация позиции «Я обиделась!» – наше единственное оружие против непонятного и несовершенного мира.

К слову, о моей ужасной злопамятности. Я до сих пор помню гнусный поступок своей воспитательницы в яслях! Она забрала у меня красивую золотую бумажку-фольгу сделала из нее шляпу и одела ее на куклу стоявшую в общем шкафу. Но это была моя бумажка! Я ужасно обиделась… Как еще я, четырехлетняя, могла отреагировать на такую всемирную подлость? Устроить с тетей дискуссию и аргументировано доказать ей свое исключительное право на фантик от подаренной мне конфеты?

Впрочем, в четырнадцать лет я реагировала точно так же и в двадцать четыре ситуация изменилась не сильно. А аккурат когда мне исполнилось двадцать семь, моя двадцатичетырехлетняя подруга устроила бунт. Она была младше, и я всегда относилась к ней свысока. В юности разница в три-четыре года столь же огромна, как дистанция между абитуриентом и выпускником института. А принятую единожды схему трудно менять. На пятом году нашей дружбы я по-прежнему относилась к ней как к ребенку до тех пор, пока, держа в руках гордый стяг «Я обиделась!», она не ушла восвояси.

Обида – нота протеста, направленная одной стране другой: «Меня не устраивает ваше поведение. Быстро исправляйтесь, иначе…» В нашем случае, это была уже революция. Низы не хотели жить по старому, верхи не могли управлять иначе. Тем паче, что любая революция – тоже обида, в глобальном ее проявлении, – люди выходят с транспарантами на площадь только тогда, когда не способны решить проблему в цивилизованной форме. Мы с подругой не общались несколько месяцев. А помирившись, перешли на новый этап взаимоотношений – полное равенство. С тех самых пор мои обиды на мир больше не сопровождались недельными забастовками и крикливыми лозунгами «Не подходи ко мне, я обиделась!». Впервые оказавшись на месте «жертвы революционных событий», я увидала себя со стороны и начала делать выводы…

Вывод первый – мы с моей лучшей подружкой могли разойтись навсегда, и разошлись бы, если бы на ее большую обиду я ответила еще большей. Вывод второй (помянутый в предыдущей статье) – кабы, сидя у меня дома на кухне, она изложила мне все свои претензии спокойно, четко и ясно, в революции не было б ни малейшей нужды. Но в том то и суть, что все ее, предшествующие бунту, обидки мало чем отличались от страшных трагедий, описанных в моем дневнике… Она могла поссориться со мной из-за рецепта приготовленья омлета (я не хотела добавлять в него майонез!) и разругаться насмерть из-за наших диаметрально противоположных взглядов на развитие украинской культуры. На третьем часу споров о национальном и интернациональном искусстве моя оппонентка хлопала дверью и в три часа ночи демонстративно уходила домой пешком. У нее было оправданье – в основе всех ее истерик лежала одна причина: мое желанье доминировать во всем. Но как я могла догадаться, в чем камень преткновения, если вместо этой вполне конкретной проблемы мы с криком обсуждали, как готовить омлет? Вывод третий – когда обиды становятся вашей повседневностью, отличить глупый каприз от серьезного конфликта почти невозможно… Протестовать против несовершенства мира с помощью надутых щек и обиженных выкриков «Я с тобой больше не дружу!» – можно лишь в детстве. Детсадовские и школьные дружки и подружки редко остаются с нами. А та часть мира, которая именуется мама, папа, дедушка, бабушка – никуда от нас не денутся. Родственники, скорее всего, примут ультиматум ребенка, постараются разобраться в его подоплеке и сделают первый шаг.

Но со временем мы переносим этот не единожды апробированный способ в нашу взрослую жизнь. Мы дуемся на своих кавалеров, друзей и начальников, ожидая, что мир, как и прежде, пойдет нам навстречу, задумается о наших скрытых мотивах и отыщет пути к примирению. Ведь мы же обиделись! Мы ясно дали понять: «Что-то не так. Быстро исправляйтесь, иначе…»

Недавно моя поклонница объявила мне в письменной форме, что она на меня обиделась. Ей-богу, я не знаю причин… Меня больше интересует вопрос, чего она этим достигла?

Недавно моя двадцатипятилетняя знакомая ушла с работы. Она обиделась на шефа (он не разглядел ее потенциальные способности!) и подала ему заявление об уходе. Тот молча подписал его. Думаю, он даже не понял из-за чего она решила уйти. А расшифровывать тайнописи ее женского сердца у него попросту не было времени.

Недавно мой друг побил горшки с пятидесятипятилетним отцом. У родителя имелись свои непоколебимые взгляды на то, как должен жить его отпрыск. Любой шаг сына вправо иль влево немедленно наказывался громогласной обидой и криками «Все! Можешь мне не звонить». «Я больше не буду звонить ему, – сказал друг. – Мне тридцать пять лет. Я устал извиняться, объяснять… Сколько можно меня шантажировать?»

Вывод четвертый – с человеком, который обижается на тебя по три раза на дню, не больно то хочется мириться. Пятый – объявлять о разрыве нужно только в том случае, если ты и впрямь намерен уйти.

Но иногда, вплоть до преклонных лет, мы не отдаем себе отчет, что позиция «Я обиделся!» – детская. Малыш же не способен усесться за стол переговоров, разложить по полочкам «за» и «против» и предложить свой способ развязывания «гордиевых узлов». В младенчестве он просто ревет, слегка повзрослев – обижается. А ломать себе голову над его ранимой душой, искать компромисс между его обидами и реальной действительностью, отличать капризы от страхов должны родители. Но нам, взрослым, увы, никто ничего не должен. И наша попытка шантажировать окружающих с помощью бесконечных обид, рано или поздно вызывает у них одно чувство – усталость. И, приведя однажды решающий контраргумент «Я ухожу навсегда!» – оглянувшись, мы с ужасом выясним: нас никто не удерживает.

Я никогда не забываю и не прощаю обид – но делаю все, чтоб, пережив их, как можно скорей забыть свои негативные чувства. Я помню не обиды, а выводы: этот поступок мне трудно простить, этот человек может подвести меня. И держу их в уме, дабы, наступив ненароком на те же самые грабли, не поддаться эмоциям и не потерять дорогих мне людей и важные достижения…

Обида – эмоция. Причем негативная и непродуктивная. Очень часто она только мешает нам достигнуть желаемого. Заставляет ссориться, плакать, кричать, говорить глупые слова, бросать телефонные трубки, зарабатывать отрицательные баллы, портить имидж, разворачиваться, уходить, замыкаться в себе и дуться на мир – вместо того, чтоб, успокоившись и проанализировав причины своего дискомфорта, вывести: как можно его изменить. В самом крайнем случае, сделать неутешительный вывод – это невозможно. Как ни старайся, начальник не изменит своего отношения к вам, подруга не перестанет строить глазки вашему мужу… Так какой смысл обижаться на них? Нужно просто порвать. Какой смысл обижаться и топать пешком в ночь, ожидая, что обидчик броситься следом, выяснять, что он сделал не так, если порой достаточно сесть за стол и озвученная вслух проблема исчезнет сама собой. Или не исчезнет… И для того, чтобы прогнуть мир под себя, вам придется разобраться в сотне мельчайших психологических нюансов, провести десятки дипломатических переговоров, прихлопнуть кучу обид и сделать из них новые выводы (или воспользоваться советом из следующей статьи «Повысь голос!»)

Но, поверьте, еще не родился, свет человек, которому удалось бы сделать карьеру, заработать миллион, построить идеальную семейную жизнь, произнеся всего лишь два слова «Я обиделась!»