Текст книги "Угол падения"

5

Новогдняя ночь, как по волшебству, рассеяла все ее сомнения. Родители Маши не смогли пойти с ней к Кротовым встречать новый год. Они привели к ним дочь около одиннадцати часов, поздравили Анну Самуиловну и Юру с наступающим Новым годом, торжественно вручили Юре часы, а Анне Самуиловне миниатюрную хрустальную вазочку, и поспешили удалиться.

– Мы придем позже, часа в два-три. Ничего? Новый год мы встречаем в компнии наших старых друзей, а потом присоединимся к вам.

Анна Самуиловна обрадовалась приходу гостей и была рада, что они придут опять.

– Приходите конечно! Шампанского выпьем, потом будет чай с наполеоном, я испекла сегодня. Ждем вас.

Юра все это время не сводил с Маши глаз. Она пока не раздевалась, так и стояла в шубке и сапожках, пока родители обменивались любезностями с Анной Самуиловной. Юноша с большим достоинством поблагодарил родителей Маши за подарок и улыбнулся им своей подкупающей, такой доброй и красивой улыбкой.

Маша поцеловала отца и маму, и они ушли.

– Ну что же ты, Машенька не раздеваешься?

Но Маше и самой уже нетерпелось снять шубку и остаться в своем нарядном, необыкновенно красивом платье. Она выглядела в нем взрослее, и ей вдруг показалось, что она уже не ребенок, не девочка-подросток, а девушка, женщина почти. Это немного смущало Машу, но в то же время придавало ей больше уверенности.

Девушка быстро скинула шубку, переобулась в туфельки и снова вошла в комнату. На какое-то мгновение она вдруг ощутила легкий испуг, ей показалось, что Юра подался вперед и даже попытался привстать. Она смотрела на него во все глаза, а он даже и не пытался скрыть своего восхищения.

– Смотри, Юрий! Это твой подарок. У Маши отличный вкус, она купила это платье и украшения к нему. Нравится?

– Юрочка, спасибо тебе за все. Это прекрасный подарок, о таком можно только мечтать.

Маша подошла к юноше и протянула ему изящный сверток.

– Это тебе от меня. С наступающим новым годом.

Маша чмокнула было Юру в щеку, но он придержал ее, и вдруг она почувствовала запах и привкус мяты, она как бы вдохнула в себя аромат лета, глоток свежести и не сразу поняла, что это был поцелуй, настоящий, первый в ее жизни!

Юра целовал ее долго и нежно, и у Маши закружилась голова. Где в это время была Анна Самуиловна, неизвестно. Но когда Маша пришла в себя, оказалось, что они в комнате одни. Девушка смотрела на своего возлюбленного удивленно и с восторгом. Она не произносила ни слова и только думала о том, что она счастлива! Счастлива как бывают, должно быть, счастливы все влюбленные на свете.

– Ну все, давайте к столу, а то мне уходить скоро, а хочется еще и с вами побыть.

Оказалось, что Анна Самуиловна договорилась с соседями идти на городской стадион после встречи нового года. Там с часу ночи начнется салют, ей хотелось посмотреть. Раньше Маша с родителями тоже ходила, но сегодня ей очень хотелось остаться здесь, рядом с мужчиной, который мог дарить ей такие минуты наслаждения! Она уже знала, что сегодня она решится на все, она скажет Юре, что хочет выйти за него замуж и связать с ним свою судьбу. А там будь, что будет!

Но разговор получился тяжелым и мучительным. Сначала Маша не знала, как и с чего начать. Она сидела на диване, Юра рядом в своем кресле, они смотрели новогодний концерт и пили шампанское. Юра держал Машину руку в своей и иногда целовал ее пальцы, нежно прикасаясь к ним губами. Но он молчал, он не говорил Маше ничего, только обменивался с ней иногда комментариями к новогодним шуткам.

Наконец Маша решилась. Она набрала в грудь воздуха и сказала:

– Юра, я так люблю тебя, что не могу больше этого скрывать. Ты мой единственный, я хочу, чтобы ты знал об этом.

Он посмотрел на нее немного удивленно, потом погладил ее ладошкой по своей щеке и тихо сказал:

– Девочка моя, солнышко… спасибо тебе за эти слова, но я не могу принять твою любовь. Я всю жизнь готов просидеть у твоих ног, но я не эгоист. Я себе этого не позволю.

– Чего не позволишь? Ты о чем, Юра?

– Машенька, посмотри на себя. Тебе же жизнью уготовлено быть счастливой и беззаботной. Разве я смогу разрушить твою жизнь? Превратить ее в обузу… Нет! Мы всю жизнь можем оставаться друзьями, но любить ты должна другого, не меня.

– Юра, ты говоришь страшные вещи, ты рассуждаешь как человек, который понятия не имеет о том, что такое любовь! Как ты можешь отказываться от меня, отталкивать. Я люблю тебя, понимаешь, и моя любовь – это не обуза! Это счастье, да-да-да! Самое настоящее.

У Маши немного кружилась голова, она чувствовала, что шампанское слегка раскрепостило ее. Она резко встала и близко подошла к Юре.

– Поцелуй меня опять, я хочу, чтобы ты повторил тот поцелуй, я прошу тебя.

Они снова поцеловались, Маша присела перед Юрой на колени и взяла его лицо в свои ладони.

– Какой же ты красивый! Юрочка, любимый мой, я хочу быть с тобой. Я не знаю ничего об интимной жизни, но я уверена, раз мы любим друг друга, у нас все получится. Ведь я права?

– Ма-ша, – прошептал Юрий, – ты меня с ума сведешь! Я много думал обо всем, поверь мне. И ты единственная девушка на свете, о которой я могу мечтать и днем и ночью. Но это только мечты, им не суждено сбыться, потому что ты слишком красива и молода, чтобы приносить себя в жертву.

Но Маша не сдавалась. Она четко шла к своей цели и пыталась убедить любимого ею мужчину, что он заблуждается.

– Юра, ты поправишься, я уверена! У тебя сильный, здоровый организм! Мы будем бороться, лечиться, и все придет в норму. Доверься мне!

Они говорили еще долго, до прихода Анны Самуиловны. Они обсуждали проблему со всех сторон, не спорили, не доказывали ничего друг другу, но и не соглашались. Юра как будто-бы заранее принял окончательное решение, и его не менял.

– Ну как вы тут? – спросила Анна Самуиловна, вошедшая в дом с мороза, румяная и веселая.

– Мы прекрасно, – грустно ответил Юра.

– Мы решили пожениться, Анна Самуиловна! – выпалила Маша, и Юра лишь усмехнулся.

– Ну вот и славненько. Только знаете что, сейчас придут Машины родители, давайте пока их не будем посвящать. Я не думаю, что Александру Михайловичу это очень понравится. Скажем потом, когда время придет. Договорились?

6

Маша и Юра поженились примерно через полгода после этого разговора. Девушке все же удалось убедить своего любимого в том, что она действительно любит его и хочет стать его женой. Свадьба была довольно скромной и тихой, в кругу самых близких. Родители Маши сохраняли спокойствие, они конечно же не раз переговорили с дочерью, пытаясь понять, насколько серьезно принятое ею решение, но вскоре убедились в том, что Маша очень сознательно идет на этот шаг и отступились.

Александр Михайлович воспринимал это как благородный, достойный уважения поступок, а Дина Борисовна рассуждала более по-житейски: ей хотелось видеть дочь счастливой, материально обеспеченной и любимой. Все было как раз подстать: молодые люди безусловно любили друг друга, Маша выглядела очень счастливой, и ее ожидала безбедная жизнь с любимым мужем.

Сама же Мария мечтала только об одном – приложить все усилия к тому, чтобы поставить Юру на ноги. Но уже через год стало ясно, что все их мечты напрасны. Самое большое достижение, которого им удалось добиться усиленными упражнениями, массажами и процедурами – это то, что Юра смог подниматься со своего кресла, опираясь на Машу, он мог даже стоять с полминуты, конечно тоже не самостоятельно, но передвигаться ему не удавалаось. Конечностей он не чувствовал и шевелить ногами практически не мог.

Лечащий врач подолгу беседовал с Машей, он пытался убедить молодую женщину в том, что надежды на то, что ее муж сможет ходить, практически никакой.

– А что, если прооперировать его как следует, где-нибудь за границей? Вы не знаете какой-нибудь известной клиники, куда можно было бы обратиться? – спрашивала Маша, не теряя надежды на чудо.

Но врач на ее вопросы отвечал неохотно и настаивал на бесперспективности ее усилий. Маша приходила в отчаяние. Юрий напротив, был спокоен и хладнокровен.

– Машенька, надо наверное смириться с тем, что это навсегда, – говорил он ей не раз.

Ему был жаль жену, молодую, красивую, любящую. Они проводили вместе очень много времени, читали, разговаривали, обсуждали всякие житейские проблемы. Спали они тоже вместе. Анна Самуиловна оборудовала им прекрасную спальню с огромным ковром ярко-рубинового цвета на стене. Шторы были розово-малиновые, отчего в комнате всегда был розоватый полумрак. Огромная кровать занимала основное пространство спальни, но в комнате еще разместилось трюмо и платяной шкаф.

Лежа в кровати по вечерам, молодые супруги нежно ласкали друг друга, Юра страстно и с огромным чувством целовал Марию, он наслаждался ее нежностью, податливостью и тонким умением понимать, чего он хочет от нее. Маша училась любви постепенно, она внимала каждому слову своего первого мужчины, она обожала его.

Про себя молодые супруги называли свою спальню «сад наслаждений», и однажды Маша купила маленькое искусственное цветущее деревце персика. Она поставила его в угол у окна, и спальня вновь преобразилась.

Пару раз за этот год совместной жизни Маша выполняла странные Юрины поручения, она отправляла наложенным платежем какие-то письма в толстых конвертах во Францию. Она не спрашивала Юру, что это за письма, но он сам вышел на этот разговор.

– Машенька, я привожу в порядок свои дела, касающиеся моего наследства. Я женат теперь, у меня есть ты, и завещание должно вступить в силу.

Он подробно рассказал Маше об их семейном наследовании огромного капитала, который находится во Франции, так как достался он их семье от Юриного прадеда, жившего в этой стране в начале двадцатого века.

– Я по закону имею право только на определнную часть капитала, но это огромные деньги, Машенька. Мы сможем безбедно жить на них, остальная часть должна перейти нашему потомству.

Тут Юра немного сник.

– Я плохо представляю себе пока, как мы обзаведемся потомством, Машенька, но как бы там ни было, пока мы живы, деньги наши. Но нам нужен ребенок, а то остальная часть денег не достанется никому.

Маша призадумалась. Та близость, которая у них была с Юрой, не позволяла им все же стать отцом и матерью.

– Давай немного подождем, – тихо сказал Маша, – у нас все получится, вот увидишь. Попозже.

Но Юра знал, что это не так. Ребенка, скорее всего, у них не будет никогда. Его недуг хоть и не мешал им быть счастливыми, но их семейные радости были все же весьма ограничены.

Когда наконец Юрины права на наследство вступили в силу, Маша с Юрой почувствовали необыкновенный прилив сил. У них появилось множество идей, планов, которые они с энтузиазмом начали воплощать в жизнь.

В первую очередь супруги решили купить себе квартиру, большую, солнечную, с видом на речной простор. Вступили в кооператив, и приобрели четырехкомнатные хоромы на третьем этаже, на лестничной площадке они сразу же поставили перегородку, так что вход к ним был особенный, через дополнителную дверь. Из кухни, из спальни и из гостиной окна выходили на набережную, из остальных двух комнат – во двор, утопающий в зелени. Еще до их переезда в совершенно новой квартире был сделан ремонт, заменены обои на красивые английские, поменяна вся сантехника на финскую, застеклена лоджия. Мебель тоже была приобретена на заказ по каталогам. Когда все было готово, супруги, сопровождаемые своими близкими родными, переселились.

– Машенька, да это же настоящий дворец! – восклицала Машина мама, а Анна Самуиловна шептала ей:

– Я же вам говорила, что не прогадаете. Маша будет жить с ним как королева, уж поверьте мне.

Спустя пару месяцев после переезда, Юра спросил жену:

– Тебе не скучно, Маша? Мне кажется, что ты как-то потерялась, думаешь о чем-то, никуда почти не ходишь. Не привязывай себя к дому, ходи, общайся с друзьями, я не против.

– Да нет, мне не скучно без друзей. У меня их особо-то и не было никогда. Но я думаю о том, что надо бы учиться поступить куда-нибудь. Мама с папой все твердят, что я после школы никуда даже не пыталась поступить. Ну а куда поступать, если я замуж выходила?

– Одно другому не мешает. К тому же замуж ты уже вышла, – шутливым тоном сказал ей Юра. – Куда ты хочешь? В какой институт?

– Я не хочу в институт. Хочу что-нибудь для души.

– Например? – Юра проявлял явный интерес.

– Хочу быть модельером или манекенщицей. Если я выучусь, из меня получится неплохой дизайнер одежды.

Юра призадумался. Казалось, что он представлял для своей жены несколько иное, более серьезное занятие. Но спорить и навязывать свою точку зрения ему не хотелось.

Маша купила справочник для поступающих в средние учебные заведения, но ничего подходящего для себя там не нашла, во всяком случае в их городе. Помогла ей опять-таки Анна Самуиловна. Она позвонила невестке в один из субботних вечеров и сказала, что одна из ее бывших приятельниц работает костюмером в местном драматическом театре и сейчас ищет себе помощницу.

– А что нужно делать? – спросила Маша. – Я умею шить, но портнихой я ведь никогда не работала.

– А кто тебе сказал, что ей нужна портниха? Будешь придумывать костюмы, помогать ей одевать актеров, следить за сохранностью театрального гардероба. Ну я не знаю точно, она сама тебе расскажет, если интересуешься.

И в ближайший понедельник Маша отправилась в театр. С ней там долго не разговаривали, объяснили, что от нее требуется совсем немного на первых порах и спросили, когда она сможет приступить к работе.

– Давайте со следующей недели, – разочарованно сказала Маша.

Ей не понравилось пыльное, полутемное помещение, где ей предстояло находиться почти каждый день, она толком не поняла, что придется делать помимо того, что просто быть девочкой на побегушках, но ее заворожила сама обстановка за кулисами театра, где она раньше никогда не была.

Она поделилась своими мыслями с Юрой.

– Знаешь, мне неудобно отказаться, Анна Самуиловна старалась, просила за меня. Но это все не то, чего мне хотелось бы. Какие-то ужасные бутафорские костюмы, ватные парики, старые туфли. Все это нужно содержать в порядке, чистить как-то, проветривать. Я боюсь, что я там долго не пробуду.

– Ты можешь отказаться, Машенька, для чего заниматься тем, что тебе не по душе?

И Маша отказалась. Она сама перезвонила в театр и честно сказала, что работа ей не по душе, извинилась и попрощалась.

– Вот и умница. Запомни, нужно уметь говорить «нет» прямо и открыто. Если будешь юлить и оправдываться, придумывать несуществующие причины отказа, будешь выглядеть жалко и несерьезно.

Но Маше от этих слов легче не стало. Мысль о том, кем ей быть в этой жизни, не покидала ее.

– Юрочка, а может мне на врача выучиться, изучить твою проблему и посвятить свою жизнь твоему выздоровлению? По-моему, это мой святой долг.

Юра взял Машу за руку и сказал, глядя ей в глаза:

– Успокойся, Машка. Ты у меня и так самый лучший доктор. Не ломай голову, не надо тебе ни на кого учиться, живи себе спокойно, хочешь, поедем куда-нибудь? Хочешь в Сочи или в Ялту?

Маша чуть не подпрыгнула от радости.

– Хочу конечно, и в Сочи, и в Ялту.

7

Очень скоро Маша поняла, что для нее в этой жизни никаких преград нет, любое ее желание было выполнимо, любой каприз осуществим. Но она совершенно не умела пользоваться всеми этими благами. Роскошная обстановка их квартиры, дорогие вещи, шубы, украшения – все это очень быстро стало для нее обыденным и перестало являться предметами роскоши.

Она знала, чего ей хочется больше всего – посмотреть мир, поездить по Европе, побывать в разных экзотических странах, но это желание было настолько трудно выполнимым, что Маша никогда даже не заикалась о нем, чтобы не расстраивать Юру.

Но вдруг однажды Юра сказал ей:

– Машенька, мы с тобой скоро наверное во Францию поедем.

У Маши округлились глаза, меньше всего она ожидала именно такого известия.

– Я нашел там связи, каких-то дальних родственников, мой юрист мне помог. Они готовы определить меня в одну из ведущих ортопедических клиник, там проведут соответствующее лечение, возможно даже прооперируют. У меня появился шанс и надежда.

После этих слов Маша не находила себе места. Она воспряла духом, у нее появился прилив сил, поднялось настроение, и жизнь перестала казаться бестолковой.

«Вот оно, счастье!» – думала про себя Маша. – «Конечно же его вылечат в Париже, а если нет, то возможно мы останемся там жить? Хотя бы на несколько лет».

Маша была совсем молода и наивна. Жизни она толком еще не знала, была бесконечно влюблена в своего мужа, а все остальное решалось как-то само собой, как бы без ее участия. Она никогда не вникала в финансовые дела своего супруга, он пытался ей объяснить, рассказать о том, чем они владеют, сколько у них денег, как они могут ими распоряжаться, но Маша понимала его объяснения не до конца, а на разъяснениях не настаивала.

У нее появилась своя сберкнижка, на которой ежемесячно появлялась круглая сумма, деньги Маша могла тратить по своему усмотрению, не отчитываясь перед мужем. Часто она давала деньги маме. Та брала неохотно и умоляла не рассказывать отцу.

– Нам не то, чтобы не хватает, дочка, но и лишнего себе позволить не можем. Я вот костюм хочу отцу обновить, но он и слышать не хочет.

– Давай я куплю ему костюм, только ты выберешь.

Так они с мамой сделали отцу подарок на день рождения. Он ворчал, отнекивался, спрашивал, откуда деньги. Но в конце концов смирился, хотя рад подарку не был.

Анна Самуиловна тоже видимо получала субсидию от своего племянника. Она приоделась, у нее появились хорошие вещи, новый телевизор. К тому же летом она сделала ремонт во всей квартире. К молодым супругам она наведывалась довольно часто, помогала Маше готовить и управляться по хозяйству. Она хлопотала вокруг Юры, ухаживала за ним, к тому же каждый день к ним домой приходила нанятая медсестра по имени Антонина. Появлялась она обычно после обеда, делала Юре массаж, процедуры, вывозила его на улицу, а вечером, приготовив своего пациента ко сну, медсестра уходила. Была она женщиной среднего возраста, лет сорока пяти, довольно крупная, но дело свое знала хорошо.

Маша мало с ней общалась, в ее помощи медсестра не нуждалась, весь уход за Юрием осуществляла сама, хотя Маша не раз предлагала ей свою помощь.

– Мне платят за мою работу, я обязана делать все самостоятельно и строго по инструкции. Вы уж, милочка, не мешайте мне.

Но на прогулку Маша всегда ходила с ними. Антонина обычно катила кресло-каталку сама, а Маша шла рядом, иногда держа мужа за руку, и разговаривала с ним. Юра любил их совместные прогулки, и на свежем воздухе старался бывать каждый день. Он совершенно не смущался, никогда не отказывался от помощи, наоборот просил Антонину о разных пустяках, идти помедленнее или отвезти его на набережную, или купить ему мороженое. Антонина выполняла его просьбы беспрекословно, и Машу старалась ограждать от всяких забот о муже.

– Поступайте как хотите, когда вы с ним одна, но когда я на дежурстве, уж увольте. Это моя работа, – любила повторять она, и Маша немного обижалась на такие слова.

Но часто вечером, когда они оставались наконец одни, без Анны Самуиловны и Антонины, Маша не отходила от мужа ни на шаг и старалась во всем ему угодить. Он обычно восседал в кровати в чистой отутюженой пижаме, за спиной у него была куча подушек, вокруг него газеты, книги и журналы, работал телевизор. Маша прикатывала в спальню маленький столик с чаем, вином, фруктами, конфетами и они до поздней ночи были рядом друг с другом.

Далеко за полночь укладывались спать и предавались любовным утехам. Маша обожала эти минуты любви, она уже прекрасно знала, чего ждет от нее Юрий и делала все, чтобы только он шептал эти волшебные слова: «Радость моя, счастье мое, любовь моя… я тебя люблю, больше всего на свете, больше жизни…»

А когда слова кончались, Юра сладостно стонал, и гладил нежное, красивое тело своей любимой женщины. Они c чувством предавались взаимным ласкам и не скупились на них.

Вряд ли можно представить себе более полноценное семейное счастье этих влюбленных. Они, казалось, даже не замечали или не придавали никакого значения тому, что один из них калека. Им обоим казалось, что это временные трудности и неудобства, скоро все пройдет, закончится, и у них начнется новая полоса в жизни, еще более светлая и радостная.

8

Наконец состоялась их поездка в Париж! Предварительно пришлось уехать в Москву для получения виз. Туда их сопровождал Машин отец. Позже, перед самым отлетом, приехали и Дина Борисовна с Анной Самуиловной. Было долгое прощание, много слез, напутствий, пожеланий. После регистрации на рейс Юру забрали представители специальной службы и повезли на таможенный досмотр и паспортный контроль. Маша, наскоро расцеловавшись с родными, поспешила за мужем и тремя служащими в униформе. В самолет их привезли самыми первыми и разместили на передних местах, где было большое расстояние между креслами и перегородкой. Там спокойно разместилась Юрина коляска и откидной столик.

Маша первый раз летела бизнес-классом, и ей очень понравился сервис. В Париже их тоже забрали из салона в первую очередь и аккуратно скатили Юру по трапу. У самого самолета уже ждала специально оборудованная машина, на которой они и приехали в здание аэропорта «Шарль-де-Голль».

Их встретил невысокий коренастый мужчина лет тридцати пяти. Он галантно поклонился при встрече, поцеловал Маше руку и представился:

– Геннадий Готье, добрый день, господа.

Говорил он по-русски с едва уловимым акцентом, все время улыбался и всячески старался помочь. Он объяснил молодым людям, что их ждут в зале ожидания Юрины дальние родственники.

Мадам и месье Дюпресси, довольно пожилая пара, которые, казалось, так были рады встрече, что аж прослезились.

С этого момента у Маши началась совершенно другая жизнь, настолько другая, что у нее голова шла кругом. Сначала все приехали в огромный и роскошный особняк Дюпресси. Там Маше и Юре выделили часть дома с отдельным входом из сада и прислугой. В их распоряжении была спальня, две ванные комнаты, комната отдыха и веранда. К завтраку, обеду и ужину их приглашали в огромную столовую. Геннадий Готье всегда был при них, у него, вероятно, тоже была своя комната в этом доме.

В доме все дышало чистотой, комфортом и уютом, и обстановка располагала к отдыху и беззаботному времяпровождению.

Но через три дня Юру уже забрали в клинику.

– Это надолго, – сказала ей мадам Дюпресси, которая попросила Машу называть ее просто Мишель.

Маша никак не могла привыкнуть к тому, чтобы обращаться к своим новым родственникам в солидном возрасте просто по имени: Мишель и Жерар. Поэтому она всегда говорила «мадам Мишель» и «месье Жерар», чем вызывала снисходительную улыбку седоволосой элегантной дамы.

И все же в этом доме ей было неуютно, особенно после исчезновения Юры. Ей приходилось по вечерам долго беседовать с Дюпресси, с помощью Геннадия конечно. Ей задавались всякие вопросы о жизни в России, о ее занятиях, о ее образовании, о родителях и тому подобное.

Маша порой терялась, некоторые вопросы ей были не совсем понятны, такие как например «как высока инфляция в вашей стране» или «каков уровень безработицы». Откуда ей знать? Нет у них никакой безработицы, и что такое «инфляция»? Маша старалась уходить от ответов и переводить подобные разговоры на совершенно другие темы.

К счастью Жерар Дюпресси подолгу с ними не задерживался, выпив немного коньяка или вина, когда как, и выкурив сигару, он обычно галантно раскланивался и удалялся в библиотеку, огромную комнату со стеллажами, полными книг. Их тут было не меньше тысячи. В библиотеке месье работал до поздна, а мадам около одиннадцати отправлялась спать. Маша уходила к себе и предавалась тоске. Ей было совершенно нечем заняться, она скучала по Юре, переживала за него и иногда плакала.

Но днем туман ее плохого настроения рассеивался. После завтрака ее обычно отвозили к мужу в клинику. Ей разрешалось навещать его каждый день с десяти до двеннадцати и с четырех до шести. За эти часы они наслаждались обществом друг друга, Юра рассказывал о том, как его лечат, какого результата ждут от этого лечения, и однажды он вдруг продемонстрировал Маше, как он может уже слегка шевелить пальцами правой ноги.

Маша завизжала от восторга, она бросилась в объятия Юры и долго и страстно целовала его со слезами на глазах. Но вскоре, после долгого и сложного обследования, выяснилось, что без операции все же не обойтись.

– Ничего, не грусти, Машенька. Я должен пойти на этот шаг, это мой единственный шанс. Или сейчас, или никогда.

– Юра, а что если не поможет, или будет хуже? Это же нейрохирургия, тебе будут, как я поняла, чуть ли не нервы сшивать. Это так страшно.

– Здесь хорошие специалисты, они знают, что делают. Не волнуйся ты так. Сама же меня к этой мысли об операции готовила, а сейчас дрейфишь. Эх ты, декабристка.

Юра отшучивался, успокаивал жену и твердо шел к своей намеченной цели. Маша понимала, что он прав. Она так долго мечтала о том, чтобы свершилось чудо, и ее любимый встал с инвалидного кресла, что просто заставила себя не думать о плохих последствиях и не переживать до поры до времени.

Юру оперировали ранним августовским утром, когда в Париже ярко сияло солнце, шумело лето, и все вокруг буквально дышало жизнью. Маша приехала в клинику к восьми часам утра, но с Юрой перед операцией ей увидеться не удалось. Она помнила их вчерашнюю встречу, долгий разговор, поцелуи в тихой теннистой аллее больничного парка и его улыбку, немного грустную, но такую родную, такую любимую.

– Все будет хорошо, Машенька, вот увидишь! Я вернусь домой на собственных ногах, я обещаю тебе.

***

Маша сидела в комнате ожидания, листала глянцевые журналы и иногда смотрела на экран телевизора, просто так, без всякого интереса. Там шли какие-то утренние шоу, публика смеялась и принимала самое активное участие в обсуждении каких-то маловажных жизненных проблем. В смысл этих проблем Маша даже и не пыталась вникнуть.

Ей иногда приносили чай с печеньем, она пила и ела без аппетита и с нетерпением смотрела на часы. Ей казалось, что время тянется бесконечно долго, почти стоит на месте. Прошло уже без малого пять часов, сколько же еще ждать? Маша стала нервничать. Наконец она не выдержала и отправилась в отделение. Там она нашла дежурный персонал и кое-как объяснилась, спросив, когда же наконец закончится операция.

– Все уже закончено, – поняла она и очень удивилась, что ей ничего не сказали.

Еще немного подождав, она попросила разрешения позвонить Геннадию Готье. Тот появился в клинике минут через двадцать после звонка, и они вместе стали настаивать на разговоре с хирургом.

– Нельзя ли меня к мужу проводить? Где он? – спрашивала Маша, начиная терять терпение.

Ей казалось, что от нее что-то скрывают, что-то не договаривают. И тут ей стало страшно. Она испугалась своих мыслей и догадок, но еще больше ужаснулась, увидев наконец врача. Он вошел в кабинет с посеревшим лицом, сгорбленый и потерянный.

– Сядьте, мадам, – произнес он, и сам сел напротив Маши.

Готье стоял рядом и переводил каждое его слово.

– Мадам Кротова, я должен исполнить свой долг до конца и сообщить вам о том, что мой пациент, Юрий Кротов, скончался во время операции. У него произошла остановка сердца из-за закупорки легочной артерии тромбом. Тромб оторвался во время операции и перекрыл доступ крови, а следовательно и кислорода в легкие. Сердце остановилось. Мы ничего не могли сделать. Простите.

Ледяной ужас сковал Машу по рукам и ногам. От сбивчивых слов Готье, от их смысла, который доходил до Маши медленно, с трудом ей стало трудно дышать. Она смотрела на хирурга огромными глазами, полными ненависти и отчаяния. Она качала головой и повторяла:

– Нет, нет, вы врете… Вы негодяй, убийца… вы отняли у меня мужа, где он?! Пустите меня к нему!!

Готье ее слов хирургу не переводил, он держал Машу за плечи, а она вырывалась из его объятий и рвалась вон из кабинета, в котором они находились. Ее кое-как успокоили и отвезли домой. Маша не помнила, что с ней происходило последующие два-три дня. Мелькали какие-то лица, появлялись и исчезали люди, она слышала голоса, но все это никак не было связано с ней, с Машей. Она лежала на своей кровати и не реагировала ни на кого и ни на что.

Однажды она все же поднялась, вышла в гостиную, где сидели мадам и месье Дюпресси, Геннадий Готье и пожилой мужчина, который тут же подошел к ней и стал проверять ее пульс, взяв за запястье.

– Оставьте меня, я в порядке, – тихо сказала Маша. – Геннадий, скажите им, что я улетаю домой, в Россию сразу же после похорон, в тот же день. Сколько еще ждать?

– Извините, мадам, но похороны только на следующей неделе, в субботу. Это неразумно лететь в тот же день.

– Вас это не касается, вы ничего не решаете. Как я сказала, так и будет.

Геннадий, видимо, перевел ее слова, мадам Дюпресси покачала головой, а Жерар ответил:

– Я узнаю, когда ближайший рейс на Москву после похорон. Все будет как вы хотите.

Маша поблагодарила месье Депрюсси и снова ушла к себе. Всю оставшуюся неделю до похорон и отъезда она провела в своей комнате, даже еду ей приносили туда. Она ни с кем не разговаривала, не общалась и чем занималась все эти дни, не известно. К ней часто приходил Геннадий Готье, он садился рядом и пытался разговорить ее. Маша на его вопросы не отвечала, смотрела мимо него, но и не выгоняла.

В один их холодных дождливых вечеров Готье задержался у нее допоздна. Он рассказывал ей какие-то истории, потом принес альбом с фотографиями, очень старыми, должно быть сделанными в начале века, и стал объяснять, кто есть кто и в каком родстве состоит с Дюпресси и даже с Юрой. Машу его рассказы неожиданно заинтересовали.

– А вы-то откуда это все знаете? Тоже что ли родственник? – вскользь спросила она.

– Ну как вам сказать, мадам. Дальний, очень дальний родственник по третьей ветке. Но у меня русские корни. Вот смотрите…

И он снова углубился в рассказ, перелестнув альбом назад и начав все сначала. Маша потеряла нить его объяснений очень быстро, она перестала слушать Готье, но стала внимательно разглядывать его.

Ухоженный, и даже холеный мужчина, не красавец, конечно, но есть в нем что-то аристократичное что ли, тонкий профиль, аккуратные усы, немного высоковатые скулы, что наверное выдавало в нем славянское происхождение.

Геннадий заметил ее взгляд, повернулся к ней, отложил альбом в сторону и обнял. Он прижал Машу к себе и вдруг стал ее страстно и пылко целовать. Он целовал ее лицо, шею, волосы. Она не отталкивала его. Трудно объяснить, что удерживало Машу. Либо это была полная апатия, либо она просто отдалась своему собственному чувству, желанию быть снова любимой. Ей вдруг показалось, что любовь к ней кого-то исцелит ее, поможет пережить горе, избавит от страданий.