Текст книги "Фантомные боли"

– После завтрака предлагаю прокатиться по прекрасному сибирскому лесу. Лошадка наша готова. Погодка – что надо! Затем во второй половине дня – русская банька. И главное. Собственно, из-за чего ваше пребывание здесь, как мы надеемся, окажется незабываемым. Но об этом расскажет Тихон.

– Только давай без этих твоих технических подробностей, – сказал Фёдор, уже обращаясь к Тихону.

Тихон встал, как для доклада. Полю показалось, что Тихон более всего напоминает инопланетянина в том виде, как их изображают в кино и комиксах. Несоразмерно большая лысеющая голова, узенькие плечи, длинные худые руки, впалая грудь. Только что цвета не зелёного.

– Если изложить суть дела вкратце, то речь идёт об одном моём изобретении, а точнее, о приборе НЭМО, расшифровывается как напульсный эмоциональный модулятор. Сфера его применения пока ограничена, но эффект потрясающий. На этом этапе для полного воспроизведения эмоций мы выбрали картины известных художников. Кстати, наш сайт поэтому так и называется www.geiis.ru – гений и искусство. Гений, как считает мой брат, это я, – сказал Тихон, скромно потупив взор. – От вас никаких особых усилий не требуется. В течение трёх дней минут по сорок вы будете рассматривать один большой художественный альбом с репродукциями известных картин. На запястье у вас будет закреплён мой прибор. Он будет фиксировать наиболее сильную вашу эмоциональную реакцию на определённые произведения. За три раза станет ясно, какие именно картины произвели на вас наибольшее впечатление. После третьего раза модулятор просто воспроизведёт ваши же эмоции, вы их прочувствуете, как будто… Впрочем, вы сами потом расскажете. Из альбома мы в силу определённых причин убрали всех художников-баталистов и современную живопись, которая зачастую бывает депрессивной. Должен вас предупредить, что мы не можем заранее предугадать, какие именно эмоции вы испытаете. Они могут быть и неприятными. Прибор сам отберёт несколько наиболее сильных эмоциональных всплесков и потом их воспроизведёт. Мы подготовили документ, который вы должны подписать. Там кратко изложено всё, о чём я вам тут только что рассказал. Вы можете и отказаться, конечно, – закончил Тихон и внимательно посмотрел на очередного подопытного.

Прежде, чем подписать бумагу, Поль поинтересовался, не опасен ли прибор для здоровья.

– Не больше, чем опасны любого рода эмоции. Все мы по какому-то поводу радуемся, печалимся, переживаем, и, конечно, наш организм на всё это реагирует, – сказал Тихон. Поль поставил свою подпись.

– Ну вот и ладненько, – сказал Фёдор. – Теперь пора воздухом подышать.

Полю выдали тулуп, меховую шапку, валенки и шерстяные рукавицы.

Обещанной в рекламе тройки у ворот не было. А была не очень упитанная лошадка, запряжённая в сани. Лошадка, как показалось Полю, не очень добро на него взглянула, представив, что сейчас ей придётся везти двух бугаёв по рыхлому снегу. Она выбрала подходящий для себя и, надо сказать, щадящий ритм передвижения и совершенно не реагировала на покрикивание Фёдора «Эх, залётная!!!» Впрочем, прогулка по зимнему лесу оказалась весьма приятной.

После обеда и сиесты Тихон отвёл Поля в отдельную комнату, усадил на диван и закрепил на его запястье хитрый прибор. Прибор более всего напоминал напульсный тонометр. Только когда Тихон нажал на зелёную кнопку, на панели вдруг заиграли разноцветные огоньки.

– Ну вот, теперь возьмите вот этот альбом и просто смотрите репродукции. Света здесь достаточно. Располагайтесь поудобнее. А я к вам загляну минут через сорок. В идеале вам не надо отвлекаться. Но, если что-то будет надо, зовите, конечно. – На этом Тихон удалился.

Поль раскрыл альбом. Качество репродукций было прекрасным. Сами картины были представлены без всякой системы. Не было подборки ни по художникам, ни по эпохам, ни по тематике. Поль стал с удовольствием рассматривать картины. Время пролетело незаметно. Оставалось ещё буквально несколько страниц, когда дверь открылась и появился Тихон. Он подошёл к Полю и отключил прибор.

– Ну что, не очень устали? – спросил Тихон.

– Да, нет. Напротив. Получил большое удовольствие. Вот, до конца даже не успел досмотреть, – ответил Поль.

Появившийся в дверях Фёдор объявил, что банька уже натоплена и можно пойти получить огромное удовольствие и помочь организму обрести былую силу и здоровье.

Поль, естественно, бывал и в сауне, и в хамаме. Но про русскую баню слышал только от бабушки. Первый раз он услышал от неё описание традиционной русской бани ещё мальчишкой. Впечатление осталось несколько странным, – никак он не мог понять, какое может быть удовольствие от нахождения в удушающей парилке с запредельной температурой, когда при этом тебя ещё хлещут каким-то веником. Чтобы не надоедать бабушке с расспросами, он разыскал описание русской бани в литературе. И пришёл в ещё больший ужас, когда ознакомился с воспоминаниями апостола Эндрю (вот ведь совпадение, здесь тоже относительно недавно побывал Эндрю). Так вот в далёком 1113 году апостол посетил землю славян. Видел он и особенные деревянные сооружения, используемые как бани. Судя по его описанию, сначала бани нагревались до чрезвычайно высокой температуры, затем славяне раздевались донага и после нанесения на тело специального масла, начинали стегать друг друга молодыми тростниками. После этого окатывали себя с головы до ног ледяной водой. Затем процесс повторялся. Апостол так и не понял, зачем они устраивали такую добровольную пытку и превращали простой процесс мытья в истинное мучение. Правда, баня в те далёкие времена считалась ещё и первым верным способом избавления от хвори (вторым была водка, а третьим – чеснок). Вот и Фёдор тоже про здоровье упомянул.

«Ну раз уж я сюда забрался, никто, так сказать, не неволил, – надо пройти испытание и русской баней», – подбодрил себя Поль и решительно последовал за Фёдором.

В парилке пахло травами. Сначала Полю показалось, что просто нечем дышать, но потом организм привык и с удовольствием раскрыл все поры. Фёдор профессионально отхлестал Поля берёзовым веничком, и Поль от счастья даже покрякивал. Действительно, во всей этой процедуре было что-то волшебное. Спал в эту ночь Поль так крепко, как не спал уже с детства.

Утром Поль проснулся с полным ощущением безмятежности и покоя. Не тренькал мобильный, никто его не разыскивал, хотя, может, и разыскивал, да где ж его найти в такой глухомани? Не было никаких назначенных встреч, ни деловых ланчей, ни запрограммированных ужинов. Время здесь шло своим размеренным неспешным ходом.

Ещё два вечера подряд Поль рассматривал художественный альбом с закреплённым на запястье таинственным прибором. Ему уже не терпелось наконец узнать, что имел в виду Тихон, когда рассказывал про воспроизведение эмоций. За день до отъезда, после обеда, Тихон ему сообщил, что прибор сделал нужный сопоставительный анализ и Поль может наконец пережить свои же собственные наиболее яркие эмоции, которые он почувствовал во время просмотра альбома. На этот раз Тихон попросил Поля лечь на диван.

– Я сейчас закреплю свой прибор у вас на запястье. Только теперь вам уже не надо смотреть альбом. Вы закроете глаза, прибор пошлёт импульс, и вы реально будете переживать эмоции, которые вы почувствовали, глядя на картины, и которые на подсознательном уровне произвели на вас наибольшее впечатление. Не передумали? – на всякий случай спросил Тихон.

– Не зря же я сюда ехал за незабываемыми впечатлениями, – ответил Поль, покорно лёг на диван и закрыл глаза.

Прибор на этот раз тихонько зажжужал.

Поль вдруг увидел свои босые ноги, утопающие в раскалённом песке. Идти было невыносимо трудно. Он ощутил резкий запах пота, исходивший от порядка ещё семи-восьми бородатых и грязных мужиков, которые шагали перед ним. Поль замыкал эту вереницу. Болело плечо, перетянутое бечевой. Казалась, этой дороге не будет ни конца и ни края. Мужик, шагавший перед ним, злобно оборачивался время от времени и матерно ругался, когда Поль, сбившись с шага, наступал ему сзади на ноги. Оглянувшись назад, Поль увидел, что они тащат то ли баржу, то ли ещё какое судно, – разглядеть было трудно, так как пот застилал глаза. Бурлаки пели заунывную песнь, чтобы шагать в такт. Петь Поль, конечно, не мог. Каждый шаг отдавался в теле дикой болью, которая вдруг распадалась на мириады ядовитых иголок, пронзающих тело, и казалось, что нет уже уголка, куда бы они не проникли. Поль готов был рухнуть на песок, и будь что будет. Ему нестерпимо захотелось оторваться от земли, взмыть в это чистое лазурное небо и освободиться наконец от этого смрада, тоски и безысходности.

То ли от жары, то ли от боли ему вдруг привиделось, что какая-то огромная белая птица с человеческим лицом подхватила его на своё белоснежное крыло, и он увидел, как его ободранные ноги отрываются от земли, а сам он начинает парить над землёй. «Сирин», – прошептал Поль потрескавшимися губами.

Птица запела странную мелодию необыкновенным голосом, и Поль ощутил, как быстро исчезла боль. Его сердце наполнилось блаженством и негой. Людишки на земле уже казались мелкими муравьями. Он перестал ощущать своё тело, оно как будто растворилось в этой синеве, стало частью пространства и при этом являло собой сгусток материи, источающей радость и тепло. «Вот, что такое счастье», – подумал Поль.

В этот момент он почувствовал толчок, нежная мелодия прервалась, и он оказался на иссиня-чёрном крыле Алконост. Из груди птицы печали вырывались то ли стоны, то ли звуки рыданья. Несла его птица невысоко над землёй, и пейзаж, открывшийся взору Поля, совсем его не радовал. Ни зелени, ни цветов, ни деревьев… Одна чёрная земля с каменюками. Птица стала кружить над одним местом, которое Полю особенно не понравилось. Там была глубокая впадина, и Поль понял, что именно здесь птица от него и избавится. Страшное предчувствие не обмануло его, и через секунду он полетел вниз, в эту чёрную бесконечную дыру, из которой веяло могильным холодом. Вслед ему нёсся зловещий хохот птицы.

Плюхнулся он рядом с весьма странным существом с непомерно большой грушевидной головой и неприятными чертами лица – два маленьких, близко посаженных глаза, толстый мясистый нос и тонкая щель вместо рта. У существа был огромный зелёный живот в пупырышках. Оно что-то помешивало веслом в большом чане, который висел над костром. Приглядевшись, Поль увидел, что из чана вылезают то чьи-то руки, то ноги. «Чёрт меня дёрнул Босха рассматривать», – подумал Поль. В этот момент к нему подскочили два демона, схватили его и потащили к чану.

– Вот тебе ещё один, – прошипел первый демон, обращаясь к существу с веслом.

– Я здесь случайно, – пытался протестовать Поль.

– Все так говорят, – сказал второй демон. – Может, тебя ещё на какие вечные муки определить? Здесь у нас выбор большой.

Краем глаза Поль заметил в темноте лестницу, которая вела наверх, откуда струился тусклый свет. «Выбора нет, – либо сварят, либо сожгут. Была не была», – подумал Поль и рванул к лестнице. В нём проснулась огромная жажда жизни. Откуда только взялись эти нечеловеческая ловкость и прыть! Несколько секунд, и вот он уже наверху. Дырка в полу затянулась.

Поль оказался в углу залы, где стоял большой трапезный стол, а за столом сидели мужчины в странном старинном одеянии и ужинали. Вдруг Поля осенило, – это же последний ужин… Тайная вечеря!

«Раз я здесь, значит, Его ещё не предали. Я должен что-то сделать, я обязан предупредить», – лихорадочно соображал Поль.

Он хотел было уже пойти к столу и вдруг поймал на себе взгляд Спасителя. В этом взгляде было столько спокойствия, скорби и глубинного знания того, что не дано знать простым смертным, что Поль застыл. Обращаясь в никуда, Спаситель сказал: «Я всё знаю. Ступай с миром». И Поль понял, что эти слова обращены именно к нему. Он покорно открыл дверь и вышел.

Теперь в его левой руке горела церковная свечка, а свою правую изящную женскую руку он протянул священнику, который должен был надеть на палец обручальное кольцо.

Рядом стоял мерзкий старик, который высокомерно поглядывал на свою будущую юную жену. «Какой же он противный! Зачем я за него замуж иду? Угораздило же быть бесприданницей. Вот тётка и пристроила. И голос у него брюзжащий, и старческие пятна на лице. И вообще, он весь сморщенный, как печёное яблоко. Разве что богат – платье подвенечное справил красивое, всё в кружевах. Никогда я не думала, что моё венчание будет столь грустным.

Одна надежда, – может, хоть овдовею скоро. Нет, всё равно не могу!» Поль подхватил подол длинного платья и под неодобрительный ропот приглашённых на торжество выбежал из церкви.

Вот она, свобода! А красота-то какая! Как он любил гулять по утрам в этом сосновом бору с мамой и братишкой-медвежонком. Мама-медведица вкусно пахла молоком и ещё каким-то терпким незнакомым запахом. Солнце пробивалось сквозь деревья, и медвежата с удовольствием стали играть на поляне. Они то залезали на поваленное дерево, то спихивали с него друг друга. Сколько безмятежности было в этих детских играх. Заигравшись, медвежонок больно прихватил своего братишку, и его острые зубы до крови расцарапали бедро. Конечно, случайно, но так больно!

Поль взвизгнул и открыл глаза.

Тихон наклонился и отключил прибор.

– И долго я был… там? – спросил Поль.

– Да с полчаса примерно. Хотя дольше, чем все остальные. Как вы себя чувствуете? Всё нормально?

– Я очень устал. Но вы не обманули, впечатления действительно незабываемые.

По просьбе Тихона Поль рассказал ему, что видел и чувствовал. Тихон что-то записывал в блокнот.

На следующий день Фёдор отвёз Поля на станцию.

Сидя в салоне самолёта, взявшего курс на Париж, Поль пытался задремать, но сильно болело натёртое бурлацкой лямкой плечо, и саднило бедро, укушенное братишкой-медвежонком. Сзади Поля расположились двое неприметных мужчин.

Один тихо сказал другому: «Ну как нас только угораздило его упустить? Про эту лестницу никто не знает. Да и не видно её в темноте-то. А теперь ищи его свищи неизвестно где».

Поль вдавил голову в плечи. Обернуться назад он не рискнул.

Жертвы рекламы

Бережно прижимая к себе заскорузлыми руками пакетик из супермаркета с заветными тапками, о которых она давно мечтала, такими нежно-розовыми, что аж дух от счастья захватывало, Зинка Ложкина неспешно погребла домой. На её родном камвольном комбинате, где она давно потомственно трудилась мотальщицей-валяльщицей, прошёл нездоровый слух, будто есть шанс получить бесплатную турпутёвку в Монако. Из жёлтой прессы ей было доподлинно известно, что именно там живёт принц на белом коне. Есть ещё, конечно, принц Чарльз. Но уж больно он сам похож на лошадку, даже ещё в большей степени, чем известная голливудская звезда, которую так нещадно недавно раскритиковал один очень привередливый кинокритик.

Сидя дома на продавленном диване и поджав под себя ноги в новых тапках, она закрыла глаза, и её опухшее после вчерашнего бодуна лицо озарила мечтательная улыбка. Мысли, а их в её голове роилось обычно не больше трёхчетырёх в день, куда-то улетучились, и она погрузилась в приятную полудрёму.

Вкрадчиво зашелестело подсознание: «Ну ты чё, Зинка? Права, что ли, не имеешь на счастье женское? В жизни чё только не бывает? Ну помнишь, супермодель вышла замуж за дряхлого миллиардера? И жили они недолго, но счастливо, так как он быстро помер. Или вот по телеку показывали, простая училка из Урюпинска по объявлению поехала во Францию преподавать русский язык одному французу, владельцу собственного замка с виноградниками. И что? Вышла за него замуж. Училка, надо сказать, быстро привыкла к новой роли замковладелицы и даже стала отличать хорошее вино от низкопробного по послевкусью и последней ноте. Одно настораживало, француза стало всё чаще тянуть в её родной Урюпинск. Экстремалом оказался француз. – Подсознание перевело дух и принялось долбить дальше. – Ну хорошо. На супермодель ты у нас не тянешь. Ну уж не хуже училки из Урюпинска». Доказательной базы в пользу последнего утверждения, однако, тоже не нашлось. Подсознание грустно вздохнуло, уж очень ему хотелось оказаться в Монако, а без Зинки туда ходу нет. Чувствуя, что Зинка вот-вот выйдет из полудрёмы, подсознание от отчаяния чётко сформулировало задачу: «Знаешь что, Ложкина? Человек – кузнец. Быка за рога!»

Зинка приоткрыла глаза. При чём тут бык, какие рога? А может, бык – это Витёк Быков, начальник их бригады? Зинка хихикнула и включила телевизор. С экрана на Зинку смотрел грустный человек, который, судя по всему, сильно нервничал. Видимо, непривычно ему было выступать по телевизору. Его близкопосаженные глазки всё время бегали, пока он наконец не сфокусировал своё внимание на маленьком зелёном огоньке в студии, куда ему надлежало смотреть. Человек собрался наконец с духом и сказал глуховатым голосом: «Дорогие телезрители! Сегодня мы с вами поговорим о пантах».

«Вот чудила, – подумала Зинка. – Уже совсем малограмотных стали приглашать на телевидение. О пантах он, видите ли, разговор будет вести. Сейчас всяк знает, что правильно говорить о понтах». Зинка встала с дивана и отправилась на кухню ставить чайник.

Между тем человек продолжал вещать с экрана: «Неизвестно, сколько пантов производилось в Китае и прочих странах в древности, однако, когда с середины 19 века в нашей стране начали заниматься их промышленной заготовкой, экспорт этого сырья достигал значительных размеров. Так с 1882 по 1907 год только через Онгудайскую таможню по Чуйскому тракту было вывезено 1635 пудов пантов, что приносило в среднем в год до 35 тысяч золотых рублей».

Когда Зинка вернулась в комнату с чашкой чая и любимыми сушками, человек на экране уже демонстрировал какие-то таблетки, обладающие, по его словам, самыми фантастическими свойствами. Зинка даже отметила, что глазки человека загорелись от собственного энтузиазма, а голос изменил модуляцию. «Врачи древнего Китая и Тибета считали, – продолжал он с некоторым надрывом, – что панты, а это, как мы уже тут говорили, – неокостеневшие рога оленей, увеличивают жизненную силу человека, укрепляют волю, отдаляют старость, растворяют камни в мочевом пузыре, излечивают гнойные нарывы, улучшают кровообращение, способствуют росту зубов и усиливают половую потенцию».

Укороченная извилина в Зинкиной голове вдруг отчаянно завибрировала, и она поняла, что пошёл процесс зарождения какой-никакой мысли. Мысль оказалась довольно странной. Поскольку логические и абстрактные рассуждения не были сильной отличительной чертой Зинкиного мыслеобразования, она сильно озадачилась. Сначала Зинка вообще ничего не поняла, и вдруг нарисовалась цепочка: Быков-рога-Монако. Путь к заветной цели – поездке в Монако – лежал через Витька Быкова и рога.

«Как же я сразу-то не подумала! Ведь на первом этапе решать, кому отдать заветную турпутёвку, будет именно Витёк. То-то я смотрю – наши тётки все активизировались! Глазки ему строят, завлекают, как могут. А давеча вот Клавка ему и пакет какой-то сунула со словами, мол, возвращаю вам свой долг». – Зинка даже расстроилась. Время было бездарно потеряно, и надо было срочно что-то предпринимать. Причём что-то радикальное, так, чтобы точно завладеть этой путёвкой. Зинка схватила ручку и быстро записала «пантовый препарат». Вроде бы так говорил этот мараловед или мараловод.

Всю ночь Зинку мучили кошмары. То она убегала от огромного оленя, который зычным голосом требовал вернуть ему рога, то вдруг мерещился Витёк, который насильно пытался влить ей в рот какую-то тошнотворную жидкость из колбы и при этом приговаривал: «А теперь твоя очередь…»

Утром, совершенно не выспавшись, Зинка до работы зашла в аптеку. Аптекарша, похожая на вымученную совсем белую моль, с реденькими волосами и устоявшимся взглядом безнадёжно-незамужней женщины, всё же сжалилась над Зинкой, увидев её красные от недосыпа глаза, и выдала ей без рецепта упаковку пантового препарата в таблетках. Это была первая удача нового трудового дня. «Вот свезло, так свезло», – мрачно подумала Зинка и отправилась на родной комбинат.

* * *

Накануне Витёк вернулся домой с работы усталый и злой. Мало того, что Палыч не отдал должок, хотя клялся своей пролетарской честью, что отдаст всенепременно. А тут ему ещё поручили втайне от всего трудового коллектива выбрать достойную кандидатуру для турпоездки в Монако. Одна путёвка была уже железно обещана ему. Поэтому с выбором кандидатки ошибиться было ну никак нельзя. Нельзя было допустить, чтобы такое редкое счастье было омрачено из-за глупого недосмотра. Времени для принятия решения практически не было, путёвка была сверхгорящая, вылетать надо было уже на следующей неделе, а турагентство обещало решить все оргвопросы за один день.

Надо сказать, что Витёк не любил, когда жизнь ставила перед ним сложные задачи. Так было на заре его бурной молодости, когда он решал, на ком ему всё-таки лучше жениться, – на Иришке из соседнего дома или на её бабушке, которая воспитывала её с детства. Пока он мучился этой непростой дилеммой, в его жизнь стремительно ворвалась лимитчица Анюта родом из села Новая Тушка, что расположено в относительной близости от города Омутнинск. Ему бы тогда сразу сообразить, что не только имя определяет сущность и характер человека, как утверждают астрологи. Места рождения и проживания также накладывают на человека неизгладимый отпечаток. Омутнянка, работавшая маляршей на стройке, длинными зимними вечерами рассказывала Витьку, какой он необыкновенный, классный и распрекрасный, какого редкого ума человек. Поначалу внутренний голос пытался достучаться до разума Витька, одурманенного елейными речами. И не единожды закрадывались в его душу сомнения относительно искренности омутнянки. Ну вот, например, однажды вечером, после просмотра фильма «Терминатор 2», Анюта сладко проворковала ему на ухо: «Шварци ты мой!» От такого неожиданного сравнения Витёк даже вздрогнул, а внутренний голос аж по-немецки завопил: «Ахтунг!» – лишь бы только его услышали. Ибо даже невооружённым глазом непредвзятого человека, исключительно хорошо относящегося к Витьку, было видно, что между будущим начбригом камвольного комбината и голливудским Терминатором наблюдаются некоторые отличия в экстерьере. Раньше, чтобы развлечь читающую публику во время выходных после трудовой недели, в некоторых журналах печатали с виду идентичные картинки и ставилась задача найти пять или десять отличий, в зависимости от уровня интеллекта читающего данный журнал контингента. Если расположить рядом фотографии Витька и Шварци, то таких отличий можно было бы найти немерено.

Насмотревшись на косые мышцы живота Терминатора, Анюта не в меру распалилась и быстро и незамысловато овладела Витьком. В ванной Витёк осмотрел себя в зеркале критическим взглядом. «Ты и Шварци – есть вещи несовместные!» – прогнусавил голос рассудка. А с другой стороны, это ведь как посмотреть. Ежели не давать Шварци стероидов, лишить пищевых добавок и закрыть доступ в тренажёрный зал, то все мышцы его сдуются и станет он похож… Ну вот аккурат на Витька и станет похож! Только ростом будет сильно повыше да в плечах заметно пошире.

Не успел Витёк опомниться, как Анюта сообщила ему, что уже заказано подвенечное платье и на свадьбу приглашены гости. Слабая надежда на то, что женихом на свадьбе будет не он, угасла, как свеча. Череду дальнейших событий Витёк помнил смутно. Отгуляла, отшумела пьяная свадьба, на которую прибыл внушительный десант омутнян. Особенно веселился Анютин папаша, запойный алкоголик, трудившийся на благо отечественного здравоохранения. К ужасу Витька он всё грозился часто бывать и подолгу гостить у новобрачных. Подружки Анюты тоже не теряли времени даром. Так и клеились к приятелям Витька, строя планы перебраться в стольный град.

Дальше-хуже. Папаня Анюты оказался человеком слова и появлялся у них в доме неожиданно. Гостил, как обещал, подолгу. Сама же Анюта претерпела невиданные метаморфозы. В голосе появились командные нотки, запросы сильно возросли, Витька хвалить перестала и даже начала подвергать резкой критике, а потом и просто есть поедом. Анекдоты, которые она приносила со стройки, Витёк не осмелился бы рассказать даже в чисто мужской компании. И уже в следующий момент осознанного просветления Витёк оказался в просторной, совершенно изолированной 14-метровой комнате коммунальной квартиры. Соседствовал он теперь с учителкой, которую выгнал муж, обнаружив после 20 лет совместной жизни, что она не совсем похожа на предмет его вожделения – Памелу Андерсон, и с водилой-бомбилой, который повторил жизненный подвиг Витька.

С тех пор Витёк шёл исключительно на случайные половые связи разового характера, а всякие предложения продолжить и развить знакомство отвергал на корню.

Вернувшись домой, Витёк переоделся – надел свои любимые синие, растянутые на коленях тренировочные штаны, стоптанные тапочки и стиранную-перестиранную майку в сеточку. После нехитрого холостяцкого ужина взял лист бумаги и стал составлять список кандидаток в турпоездку.

Собственно, список был недлинным, так как некоторые кандидатуры отпали сразу, кто по объективным, а кто и по субъективным причинам. Ну взять хотя бы ту же Клавку, которая пыталась его задобрить своим кульком. Так у неё муж-громила. С таким не забалуешь. А Ритка… Эта длинная, тощая жердь! Да её там ветром в море сдует! Ещё две не подходили по возрасту. Одна была стажёрка-малолетка, а другая работающая пенсионерка, вышедшая на пенсию ещё в лихие 90-е годы прошлого века. Про гренадершу Кувалдину вообще говорить нечего. Не совсем определённой половой принадлежности и ориентации была Кувалдина. Если уж ей не удавалось вручную разжать тиски гребнечесальной машины в случае сбоя, то это не удавалось уже никому. Даже специнструмент был бессилен.

Витёк наморщил лоб, потёр стремительно редеющую шевелюру и поставил галочку рядом с фамилией Ложкина. «Вот ведь хрень какая! И выбора-то нет никакого. Ну что же, – на безрыбье, как говорится, и Зинка – рыба. Надо будет устроить ей тест-драйв, чтобы не отравила существование и отдых в Монако», – Витёк хмыкнул и допил чай.

На следующее утро вставать в рань на работу не было никакой необходимости, так как Витёк записался на приём к врачу-урологу, а на работе предупредил, что придёт после обеда. В 10.30 утра Витёк уже сидел в очереди на приём среди мужчин грустного вида и разного возраста. «Вот ведь как бывает. Пока в больницу не придёшь, кажется, что там никого и нет. А придёшь, – полно народу», – философски рассуждал Витёк. В этот момент медсестра назвала его фамилию, и он вошёл в кабинет. За столом сидел врач необъятных размеров и огромными волосатыми руками перебирал карточки пациентов. От одной мысли, что вот этими вот огромными волосатыми ручищами врач будет производить осмотр интимной части его тела, Витьку резко поплохело, но он мужественно сел на стул. После ряда общих вопросов о состоянии здоровья врач перешёл к конкретике. А конкретика заключалась в том, что беспорядочная половая жизнь не способствует могучей потенции, о чём Витёк и поведал врачу. Врач же рассказал Витьку о неутешительной статистике такого рода дисфункции, и Витёк сразу же почувствовал себя не столь одиноким. Даже одним из очень многих почувствовал себя Витёк. К его беспредельной радости выяснилось, что медицина всё это время не стояла на месте, что лучшие светлые умы бились-бились, да и придумали чудодейственные средства, которые помогают таким дисфункциональным, как Витёк, снова обрести счастье в интимной жизни.

Не дослушав врача, который вещал ему про возможные побочные эффекты препарата, Витёк сказал, что должен уже срочно возвращаться на работу, схватил выписанный рецепт и помчался в аптеку, что была неподалёку от комбината. Та же самая аптекарша, что утром снабдила Зинку Ложкину пантовым препаратом, выдала Витьку по рецепту упаковку с таблетками небесно-голубого цвета. Глаза аптекарши на секунду загорелись при мысли о том, для чего покупателю может быть нужно лекарство такого рода, но так же быстро и погасли, а лицо приняло привычное безучастно-равнодушное выражение.

В цех Витёк пришёл ещё до окончания обеденного перерыва.

* * *

В это пятничное утро Зинке совсем не работалось. Под горячую руку она даже шуганула стажёрку-малолетку, которой всё никак не давались азы чесального мастерства. Всё утро Зинка мучительно соображала, как ей заманить к себе Витька, чем завлечь, чтобы именно её он выбрал для поездки в сказочную страну Монако. И без того скудная фантазия буксовала. Праздников не предвиделось, дня рождения тоже. Зинку осенило, когда в очередной раз остановился вверенный ей агрегат. «Надо будет слёзно попросить Витька о мужской помощи. Пусть чего-нибудь починит. Надо только придумать – что», – лихорадочно, но уже с долей оптимизма, заработала Зинкина извилина. «Пусть чинит декодер», – решила Зинка. Она в жизни не запомнила бы это лишённое для неё смысла слово, если бы именно из-за декодера не потеряла целый вечер и не посмотрела любимый сериал, пытаясь решить задачу, достойную ума Эйнштейна. Чем конкретно был знаменит Эйнштейн, Зинка не знала, но запомнила, что считался он шибко умным.

Неделю назад, поддавшись на брошенную в почтовый ящик рекламу, в которой обещали за недорого «подарить весь мир», Зинка вызвала телевизионного мастера, который установил ей декодер и, радостно сообщив, что теперь она сможет смотреть тысячу сто шестнадцать каналов, вручил ей пульт. Настойчивые попытки мастера получить с Зинки побольше денег ввиду особой сложности установки оказались тщетными. Зинка заплатила ровно столько, сколько было указано в рекламном проспекте, и вытолкала мастера за дверь. Усевшись поудобнее в кресле, Зинка стала щёлкать пультом. Реклама не обманула – окно в мир было открыто. Сначала Зинка с интересом стала смотреть передачу про туземцев, но вскоре туземцы наскучили ей своей монотонностью, – никак им не удавалось поймать медленно плавающую рыбу, и она переключила на телешопинг. Ведущая рекламировала чудо-кастрюлю, которая жарит, варит и парит, и всё без использования вредоносного масла и с сохранением всех витаминов. Зинка собиралась уже переключить на другой канал, как вдруг вскрылись новые качества чудо-кастрюли. По картинкам Зинка поняла, что ежели чистую кастрюлю привязать дном к спине, закутаться в плед и походить так несколько дней, то навсегда исчезнут межпозвоночные грыжи. А если ежедневно стоять на перевёрнутой кастрюле босиком не менее часа в день, то можно избавиться от плоскостопия. Попав на унылый арабский канал, Зинка вспомнила, что сейчас начнётся её любимый сериал и нажала на соответствующую кнопку. Полилась знакомая мелодия заставки, но картинки не было. Экран был чёрным. Зинка щёлкнула другим пультом – тот же эффект. «Вот гад! – в сердцах подумала Зинка. – Одно настроил – другое сломал».