Текст книги "Фантомные боли"

 
«Я был смышлёным мальчиком
Уже так лет с пяти,
По жизни стал начальником
И деньги стал грести.
 
 
По трупам шёл, не глядя, я
И сам вот трупом стал.
Зачем же, блин, ломался я,
Чтоб был такой финал?»
 

– Глумился, гад, – подытожил скелет. Из пустой глазницы выкатилась скупая скелетова слеза.

– Ну, а от меня-то вы чего хотите?

– Василий, ты реально меня удивляешь! – сказал скелет, взял папиросу и сделал затяжку. Изо рта он выпустил одно кольцо, а из ушных отверстий вышло по два. – Ну и гадость ты куришь! – скелет затушил папиросу в пепельнице. – Каждый маленький скелет хочет стать большим. У нас, в нашем мире, тоже есть своя иерархия. Всё как у людей. Чем ты выше и чем крепче твои плечевые и локтевые кости, тем больше шанс прорваться наверх, – скелет многозначительно поднял указательный палец вверх. – А выше и крепче мы становимся от чего? Правильно. От того, насколько страшна ваша тайна. Чем она ужаснее, тем лучше для нас, – скелет сухо рассмеялся. – Должен сказать, что конкуренция нынче не та, что раньше. Посмотришь вот так на людишек – вроде и неплохие попадаются, принципиальные, порядочные. Но стоит им попасть в необычную ситуацию, я уже даже и не говорю про экстрим, как тут же из них вылезает такое, что растёт наш брат – скелет в шкафу, как на дрожжах. Короче, пришёл я тебя лично поблагодарить.

– За что? Ужасной тайны у меня нет. Так что не выбиться тебе в начальники, – попытался пошутить Василий.

– О, так это не ты довёл до сердечного приступа полицейского, не ты с сообщницей потом закопал его в безымянной могиле, и не ты скрылся с места преступления?

Скелет привстал с кресла, и Василий заметил, что он сильно увеличился в размерах. Его миролюбиво-философский тон напрочь исчез. Скелет буквально навис над Василием, а его лязгающие челюсти неотвратимо приближались к его лицу. В отчаянии Василий нащупал тюбик с клеем для зубных протезов, чудом умудрился его открыть и выдавил содержимое прямо на зубы скелета. Скелет машинально сжал челюсти и уже не смог их больше разъединить.

Василий из всех сил оттолкнул его от себя. Скелет неудачно упал на бедренную кость и некоторое время лежал без движения.

Василий в считанные секунды схватил свои вещи, нащупал ключ от машины в джинсах и выбежал из номера.

Пулей пролетев мимо дремавшего за стойкой Герасима, Василий выскочил на улицу, сел в машину и до отказа выжал педаль газа. Пришёл он в себя только через несколько километров.

Василий включил радио.

«В СМИ продолжают обсуждать последствия сильнейшей солнечной бури, которая бушевала последние несколько дней, – вещал диктор. – У нас в гостях известный гелиобиолог Марк Вельховский. Вам слово».

«Добрый день, уважаемые радиослушатели! Мы с вами стали свидетелями мощнейшей солнечной бури за последние почти сто пятьдесят лет. Как известно, мощные солнечные бури вызывают «фантомные токи» в линиях электропередач и повреждения трансформаторов, после которых они уже не подлежат ремонту. Высоко над нами многие спутники навигации и связи превратились в бесполезный орбитальный хлам. Технологические атрибуты нашей цивилизации могли быть в одночасье разрушены градом электрифицированных, перегретых газов, которые катапультировались от Солнца с энергией тысяч атомных бомб. Но и это ещё не всё. Изменения активности Солнца напрямую связаны с учащением внезапных смертей и обострений хронических заболеваний человека. Кроме того, мы получаем много сообщений о разного рода аномальных или паранормальных явлениях, которые имели место за истекший период. Нам ещё предстоит обработать всю эту информацию».

«А о каких аномальных и паранормальных явлениях идёт речь?» – спросил ведущий.

«Ну, много о каких. Люди сообщают, что, как наяву, общались с умершими, оказывались в параллельных мирах, где всё как будто то же самое, но не совсем, совершали странные, несвойственные им поступки. Я пока воздержусь от конкретики. Однако должен повторить, что такого рода сигналы прекратились. Можно с полной, и я повторяю, с полной уверенностью сказать, что всё окончательно вошло в норму. Призываю всех отнестись к произошедшему, как к лёгкой форме галлюцинации, связанной с капризами нашего светила».

«Слава Богу, теперь понятно. Не один я такой», – с облегчением вздохнул Василий.

Справа от дороги он увидел небольшую речку и решил там сделать остановку. День был прохладный и ветреный.

Василий надел куртку и подошёл к воде, засунув руку в карман. Там лежали ключи от его московской квартиры. Через секунду он выдернул руку из кармана, вскрикнув от боли, как будто его кто-укусил. Из пальца шла кровь. Он вытряхнул содержимое кармана на землю и осторожно поднял связку ключей. Вместо Эйфелевой башни на брелоке, который он купил в Париже в качестве сувенира, на нём извивался малюсенький скелет, тщетно пытающийся соскочить с кольца. Скелет издавал какие-то звуки, похожие на писк комара. Василий поднёс брелок к уху.

«Ты ещё увидишь! Благодаря тебе я стану настоящим великаном… И скоро! Я…»

Дальше Василий слушать не стал. Сняв ключи с кольца, он швырнул брелок в реку и, не оглядываясь, пошёл к машине. Из бардачка он достал пачку сигарет. Вместо надписи «Курение опасно для вашего здоровья» на ней было написано «Помните – в действительности всё не так, как на самом деле».

Королевство кривых

Лика проснулась, но пробуждение не принесло никакого облегчения. Напротив, постепенно из полузабытья стали одно за другим всплывать события, произошедшие с ней за последнее время. Да и сон был рваный, неспокойный. А уж проснулась она и вовсе от кошмара, – под утро приснилось ей, будто несётся на неё какой-то огромный астероид мерзкого коричневого цвета, с неровными острыми краями и вот-вот уже сметёт её, как пылинку-былинку, но в самый последний момент полёт его прервался, – она смогла остановить его взглядом.

В последнее время ей снились неприятные сны, правда, с хорошим исходом. То вдруг бежит она вверх по лестнице, а ступени рушатся у неё под ногами. И вот она почти добежала до последней ступеньки, а сил уже нет, и она понимает, что это конец. Но тут чьи-то сильные руки подхватывают её, и она оказывается в безопасности. Или приснилось как-то, будто идёт она по улице и держит какого-то мальчика за руку. Знает, что мальчику угрожает опасность, поэтому держит его за руку крепко-крепко. Вдруг видит, что навстречу идут два человека в длинных балахонах с капюшонами, а лица закрыты плотной тканью. И она нутром чувствует, что они опасны. Когда они прошли мимо, она не удержалась и обернулась. Оказалось, что капюшон сзади был сделан из прозрачной зеленоватой ткани, и она увидела два зловещих лица, которые смотрели ей вслед. Она и от них спаслась вместе с мальчиком. Но иногда ей снились и потрясающе красивые сны, – будто взбегает она по зелёному холму, а за ним хрустально-прозрачное озеро, такое, что каждый камушек на дне виден, да ещё и рыбки плавают среди водорослей. Или вдруг приснится какое-то фантастически красивое архитектурное сооружение, шпиль которого уходит аж в поднебесье. Когда она делилась увиденным со своей подругой-психологом, та неизменно говорила, вздыхая: «Ну это чистый Фрейд». Ну, и почему, спрашивается, всё объясняется Фрейдом? Лике же ближе были другие толкования. Недавно она где-то вычитала, что во время сна мозг-разум отключается, и душа спокойно отправляется путешествовать по разным параллельным мирам. Иначе, как объяснить, что порой во сне мы видим то, о чём никогда не читали, чего никогда в своей жизни не видели, и в кино тоже не смотрели.

Спешить сегодня было решительно некуда. И вовсе не потому, что выходные. Обычная пятница. Вот только вчера босс сухо сообщил ей, что редакция более не нуждается в её услугах. Хорошо ещё, что заплатили за три месяца вперёд. Как же всё глупо и банально. Всё началось ещё до майских праздников. Босс пригласил её пообедать. Они иногда обедали вместе время от времени – дела обсудить, да и просто потрепаться. И тут он вдруг разоткровенничался. Сказал, что устал от всех семейных заморочек, от вечно недовольной жены и уже взрослых детей, которые, хотя и выросли, но забот с ними меньше не стало. А секунды бесценной жизни уходят в песок. Надоели и все эти юльки-шпульки и соски-присоски, как он выразился. Потом был длинный монолог о том, что уже надо пожить и для себя, в своё удовольствие, что с женой, понятное дело, отношения себя уже исчерпали и поддерживаются исключительно по инерции. Лика вдруг с удивлением осознала, что именно её босс выбрал в качестве тихой гавани, где он собрался периодически швартоваться в удобное для него время. И с чего он только взял, что ей-то это надо? Ну да, в редакции знали, что она на последней стадии развода с мужем. И что с того?

«Надо же, как интересно получается, – подумала Лика. – Муж, впав в маразматическое состояние кризиса среднего возраста и безвозвратно войдя в образ непонятого и неудовлетворённого своей жизнью мужчины, отправился на поиски лучшей доли. Нашёл себе провинциальную подружку в фитнес-клубе, повесил серьгу в ухо, выдрал пинцетом из груди седые волосы, стал носить тяжёлый металлический браслет и отмелировал остатки шевелюры. Босс по некоторым схожим поведенческим признакам тоже впал в такое же состояние помешательства. Правду говорят, сколько с одной стороны убыло, столько прибудет с другой стороны. Убыл муж, готов прибыть начальник. Лика впервые взглянула на босса как на мужчину. Внешности он был крайне неприятной. Маленький и толстый. Но отвратительнее всего были его вечно влажные губы и холодные мокрые ладони. Эротических фантазмов босс никак не пробуждал. Лика и так и сяк интеллигентно пыталась уклоняться от его назойливых ухаживаний. И даже специально неожиданно укатила в отпуск, сославшись на редкую удачу – горящий тур. Думала, за время её отсутствия всё устаканится и её поклонник найдёт себе иное увлечение. Но не тут-то было. Увидев её загоревшей и посвежевшей, босс удесятерил свои нечеловеческие усилия. И вот, убедившись в их полной тщетности, решил попросту её уволить, доходчиво объяснив, что к нему желающих ежели выстроить, то в цепочку по двое они аккурат до конца набережной и вытянутся. Лика ответила, что если такой сумасшедший спрос налицо, то нечего время тратить на тех, кто кобенится. На том и расстались.

В прошлый уикенд ей наконец-то удалось собрать у себя подруг. Психологиня, как называла Риту Лика, пришла почти вовремя. А вот безалаберная Лерка опоздала минут на сорок. Для неё вовсе и не опоздание. Считай, что тоже пришла вовремя. Лика наготовила для подруг всяких вкусностей – пару тазиков с салатами, тушёное мясо с черносливом под красное винцо, да ещё и пирог успела испечь.

– Так, ну, я смотрю, на столе чего-то не хватает, – мрачно сказала Ритка.

– Да вроде ничего не забыла, – растерянно ответила Лика.

– Ну как же? А где фаршированные мозги? – язвительно спросила подруга.

– За мозгами – это тебе к моему бывшему надо, – рассмеялась Лика.

Бывший муж Лики имел странное кулинарное пристрастие. Он обожал потроха. Лёгкие, сердце, печень… Но особенно он тащился от мозгов. Лику же просто выворачивало от одного их вида. Однажды муж привёз с рынка чьи-то свежие мозги и бросил их на стол. Бумага развернулась. Мозги были настолько свежие, что даже дрожали, как будто по ним пронеслась последняя мысль. Лику аж передёрнуло от такого воспоминания.

Разные бывают странности. Кто-то потребляет тёртые сушёные гениталии носорога, полагая, что в нужный момент станет титанически-монументальным. Ну а бывший муж, видимо, подсознательно полагал, что мыслей в голове станет роиться больше, ежели кушать мозги. Примитивная, однако, причинно-следственная связь, но ничего не поделаешь…

Подруги сели за стол. Лика хорошо готовила, так что лишний раз рекламировать приготовленное нужды не было.

– Если бы вы только знали, как мне всё надоело, – сказала Ритка. – Просто осточертело разбирать чужие проблемы, возиться с чужими комплексами. Выслушивать всех этих параноиков, шизиков и сексуальных извращенцев. Я им говорю, типа, ребята, вам надо к психиатру, там, к сексопатологу… Какой там! Все считают себя вполне вменяемыми, а от одного слова «психиатр» у них начинается внесезонное обострение. Деньги иногда хорошие платят, и то ладно.

– А ты к нам в школу переходи работать. После детишек тебе все твои шизики и параноики, да, пожалуй, и сексуальные извращенцы, покажутся людьми практически без отклонений, – сказала Лерка. – Я их, если честно, перестала понимать. Представляете, дала им тему для сочинения про любовь, чувства… Самый возраст подходящий. И вот, что мне пишет одна пятнадцатилетняя красавица. Нет, ну вы послушайте.

 
«Ко мне пришла любоффь-маркоффь,
Куда её сажать не знаю,
А ну как вырастет не то?
Тогда её я закопаю.
Лопатой землю утрамбую,
Гранитной плиткой уложу,
Я не хочу любоффь такую,
Её на волю отпущу.
Пошлю её друзьям заклятым,
Пусть насладятся ею всласть,
Скажу вам честно я, ребята,
Мне не нужна така напасть».
 

Каково, а? Циники юные!

– И что ты ей влепила за это? – спросила Лика.

– Пять баллов за оригинальность. Давай выпьем за тебя, Лика! Ты у нас в самом вроде бы нормальном месте работаешь, – Лерка подняла бокал.

– Ах, да. Ты же ещё не знаешь. Уже в нормальном месте не работаю, – вздохнула Лика. – Сказали, что в моих услугах больше не нуждаются. Уволили меня, Лерочка.

– Почему? Ты там уже много лет, и проблем вроде не было.

– Да всё банально, Лерка. Боссу не дала.

Лика рассказала подругам нехитрый сюжет из своей личной жизни.

К этому времени подруги уже выпили первую бутылку красного и приступили ко второй. Под прекрасную закуску вино пилось легко.

– Всё-таки мужики – козлы, – сказала Лерка.

– Ну это самое примитивное толкование, – встряла Ритка. – Я бы сказала, что они относятся к классу членистоголовых. Какие ещё будут уточнения?

– Вид – амёба, – добавила Лика.

– Подвид – амёба лоботомированная, – внесла свой вклад Лерка.

– Вот мы и вывели общее определение. Мужчина – есть членистоголовая, лоботомированная амёба, – подытожила Ритка.

Подруги рассмеялись.

– Вам не кажется, что наша встреча напоминает сходку воинствующих феминисток? – спросила Лика.

– Да ладно тебе. Уж и посмеяться нельзя. Они тоже нас, знаешь, как кроют, когда выпьют. Хотя обычно их вердикт будет попроще нашего. Типа, все бабы – дуры, суки, стервы и т. д. А мы во какое околонаучное определение вывели! За это надо выпить. – Ритка подняла бокал.

– Кстати, о феминистках. От них тоже есть своя польза. Или вам, подруги, по нраву такое?

Ритка начала цитировать нудным назидательным тоном: «Вы должны помнить, что к приходу мужа со службы нужно готовиться ежедневно. Подготовьте детей, умойте их, причешите и переоденьте в чистую, нарядную одежду. Они должны построиться и приветствовать отца, когда он войдёт в двери. Для такого случая сами наденьте чистый передник и постарайтесь себя украсить, например, повяжите в волосы бант. В разговоры с мужем не вступайте, помните, как сильно он устал и на что ему приходится идти каждодневно на службе ради вас, молча накормите его, и лишь после того, как он прочитает газету, вы можете попытаться с ним заговорить». – Это были советы для женщин. Для мужчин тоже были дивные рекомендации. Типа вот этой: «После совершения интимного акта с женой вы должны позволить ей пойти в ванную, но следовать за ней не нужно, дайте ей побыть одной. Возможно, она захочет поплакать». – Ритка победно посмотрела на подруг.

– И откуда этот страшенный ужас? – спросила Лика.

– Из старой книги по домоводству. Так что назад дороги нет.

– А я вот что в женском журнале недавно вычитала, – сказала Лика. – Нынче любят давать всякие советы, чтобы примирить разнополых.

Лика взяла со столика журнал и открыла на заложенной странице.

– Вот, нашла. «Общаясь с мужчиной, желательно говорить с ним ровно и размеренно, ибо смысл сказанного дойдёт до него не сразу. Если через пару дней реакции на сказанное по-прежнему не будет, следует повторить текст и усилить смысл интонацией».

– Ну это чисто продолжение моей цитаты из домоводства, – рассмеялась Ритка.

– Да, что-то, по-моему, в целом мать Природа нынче халтурит. Совсем не следит за эволюционным процессом, – сказала Лерка. – Уже давно нет, слава тебе, Господи, ни эпидемий, которые уносили бы миллионы жизней, ни войн, от которых на грань выживания были бы поставлены мужчины. Короче, нет таких уже условий, когда Природа действительно была обеспокоена продолжением рода человеческого. Наоборот, планета уже и так перенаселена. И пора бы уже было переориентировать мужчин на иные задачи, кроме продолжения рода. Откорректировать, так сказать, ситуацию в связи с изменившимися реалиями. Сместить акцент на мозги. Ан нет, большинство особей мужского пола по-прежнему выстраивает жизнь по прихоти своей пендехалки. Как говорят англичане, против члена разум бессилен.

– Меня сейчас слеза прошибёт от жалости к мужикам, членистоголовым и неразумным, – сказала Лика и отправилась на кухню за пирогом.

На следующее утро, после завтрака, подруги уехали на Риткином слегка подержанном «мерсе», купленном на деньги шизиков и параноиков.

«Душевно тогда посидели, – подумала Лика. – Ну ладно, пора вставать».

Лика пошла на кухню, поставила чайник и, как была в халате, не переодеваясь, спустилась вниз за почтой. Выбрасывая из ящика макулатуру, она краем глаза заметила, что из её подъезда вышел мужчина.

«Опять он», – пронеслось в голове. Она бы не спутала его ни с кем другим по очень простой причине. Он был высокий, с приятным, чуть бледноватым лицом. Таких можно встретить немало. Но у этого человека был один заметный дефект – небольшой горб, хотя при этом он не сутулился.

Отобрав из почты всё нужное, Лика поднялась к себе в квартиру, бросила корреспонденцию на стол и приготовила кофе.

Она вспомнила, когда увидела его в первый раз. Это было уже давно, в операционной роддома, куда её экстренно доставила скорая. Беременность была очень тяжёлая, и врачи в один голос говорили, что она подвергает свою жизнь опасности. Запомнилось страшное ощущение полной беспомощности, когда ровным счётом ничего не контролируешь. И вся надежда на этих людей, которые что-то говорили друг другу, суетились, подключали приборы. Операционный стол, лампа над столом – шесть огней над головой…

И вот тогда она его и заметила. Он стоял в стороне, совершенно спокойный и даже вроде улыбался. В общей суете он участия не принимал, просто наблюдал за происходящим. Тогда она подумала, что он практикант, потому и в стороне. Ещё подумала, что красивый, и машинально отметила, что горбат, когда он повернулся боком. Последнее, что она услышала перед тем, как погрузиться в наркотический сон, было «Вряд ли…». Но на какую-то долю секунды она увидела лицо практиканта и почему-то сразу успокоилась. В тот миг она уже точно знала, что всё будет хорошо.

Врач, увидев, что она открыла глаза после наркоза, сказал коллеге: «А ты говорил, что чудес не бывает!»

В следующий раз она увидела его, когда сынуле Алёшке исполнилось пять лет. Чувствуя, что заболевает, она отвезла его на пару дней к свекрови. Домой возвращалась на машине уже в одиннадцатом часу вечера. С утра в тот ноябрьский хмурый день шёл дождь, потом к вечеру резко похолодало и дороги обледенели. Лика ещё заехала на заправку, залила полный бак бензина и потом уже поехала домой. Машину порой вело, но она особой опасности не чувствовала. Вдруг ехавший перед ней автобус стало заносить, и она машинально нажала на тормоз. Машину сразу закрутило, и она поняла, что ничего уже сделать не может. Пронеслась лишь одна мысль: «Вот, оказывается, как мне суждено умереть!» Потом был сильный удар, – машина боком врезалась в дерево на разделительной полосе. Тут же в сторону вылетело лобовое стекло и жалобно заболтались в разные стороны «дворники». В те не так уж и далёкие времена машин на дороге было мало, а мобильники ещё не изобрели. Лика некоторое время сидела в ступоре, потом открыла дверь, вышла и сразу же ощутила страшный холод. Одета она была для поездки в тёплой машине. Подкатил какой-то лихач, ловко и красиво затормозивший рядом. Предложил отбуксировать разбитую машину за баснословные деньги. Незнакомый прохожий спросил, всё ли в порядке, и побежал звонить в милицию. Лика лепетала приехавшему гаишнику о том, что вот машину разбила, что жалко её и непонятно что делать. Пожилой гаишник, увидев, как покорёжен автомобиль, сказал тогда: «Ну что вы всё о машине да о машине? Железо – оно и есть железо. А вы, девушка, просто в рубашке родились». Позже ей сказали, что машина восстановлению не подлежит, – такой силы был удар. А у Лики ни одной царапины, ни ушиба, ни синяка. К тому времени вокруг собрались прохожие, кто-то спрашивал, не нужна ли скорая. И среди прохожих опять был он. Одет он был легко, не по погоде. Вздохнул он ещё тогда, как будто с облегчением.

Лика села за стол с чашкой кофе и стала разбирать принесённую корреспонденцию. Хотя большую часть рекламы она уже выбросила, всё равно остался целых ворох рекламных бумажек с самыми разными услугами, с предложениями освоить новую профессию в условиях невостребован-ности и экономического кризиса. Лика вспомнила, как они смеялись с сыном, когда он где-то раздобыл реестр профессий, о которых они и понятия не имели. Лёшка тогда заявил, что если не найдёт после института работы по специальности, то он уже определился с выбором и всенепременно станет мотористом механической лопаты или на худой конец травильщиком стёкла плавиковой кислотой. Хотя, как будущему медику, не помешала бы и практика обрезчика анатомического материала. Лика была уверена, что эта очередная хохма, но поняла, что была не права, когда увидела объявление «Требуются». А требовались расправщики, опрокидчики и давильщики, зубополировщики деталей часов, навивальщики основ, а также электрослесарь подземный в количестве одного. Страшный, наверно, зверь.

Из вороха на пол упало письмо. «Очередной счёт», – подумала Лика.

Конверт был весь в водяных подтёках. «Господи, да где же тебя носило? Почтальон, что ли, с почтой в лужу свалился?» Адрес отправителя размыт, «…ская область. Деревня Королев…». Лика вскрыла конверт.

Письмо было написано обыкновенными чернилами, а потому и текст тоже был размыт.

«Здравствуй…ая…очка!

Давно с тобой не….елись. Соскучилась я, да и захворала. Приезжай, если…жешь, а то так и не свидимся больше.

Кроме тебя ведь и нет никого. Дорогу ты…жна помнить. Сразу после речки поворачивай…во. Через… километра примерно наша деревня Корол…. Да там добрые люди подскажут. Врач говорит – в боль…цу мне надо. Если что – ключ в…ом сапоге, что под скамейкой на…льце.

Вот что…тела сказать: не спускайся в погреб. Лестница там прогнила, упадёшь ещё, убьёшься, не пр…ди Господи.

Трудно мне долго писать, рука болит. В ПОГРЕБ ЗАКЛИНАЮ НЕ ХОДИ!!! Жду тебя, твоя……я».

Лика, и правда, уже давно не общалась с тётей Тасей. Строго говоря, Таисия Ивановна была ей не тёткой, а дальней родственницей по линии мамы. Очень давно, в детстве, мама несколько раз отвозила Лику к тёте Тасе на летние каникулы. Тогда Лике там нравилось, – симпатичная деревушка надалеко от речки, куры во дворе с задиристым петухом, приветливый пёс Марс, который всегда бегал с Ликой и её местными подружками купаться на речку. Ещё Лика любила лазить в погреб. В нём тётя Тася хранила всякие соленья да варенья. В погребе всегда было прохладно, и, как тогда казалось Лике, таинственно. Там в небольшом тайнике Лика хранила своё сокровище – маленькую шкатулку, где лежала старая позолоченная пуговица, несколько цветных стёклышек, засохший чудодейственный цветок, волшебный порошок и прочие ценности, которые Лика любила перебирать.

«Ну вот, даже и с работы не надо отпрашиваться, потому как этой самой работы уже и нет», – подумала Лика. – Съезжу туда на пару-тройку дней, проведаю тётку, помогу, чем смогу, и обратно».

На следующий день Лика с утра съездила в супермаркет, купила продукты дня на три, гостинцы для тёти Таси, собрала вещи, которые могут пригодиться в дороге, а самое главное, в деревне, где то электричество отключат, то газ. Она слышала, что в той деревне мало кто остался, – молодёжь уехала в город, старики поумирали. Так что всё необходимое надо было брать с собой. На выезде из города Лика простояла в пробке часа полтора. Потом дело пошло поживее, но километров за двадцать до деревни небо заволокли свинцовые тучи, появились первые сполохи молний, и начался ливень. Лика свернула с шоссе и оказалась одна на просёлочной дороге. Сначала перед ней маячил грузовик, но и тот куда-то исчез. Скорость пришлось сбросить, так как дождь шёл стеной, да и колёса то и дело попадали в выбоины. Лика включила свет. Вскоре фары выхватили из темноты указатель, на котором было написано «р. Мжуть».

«Что-то не припомню, чтобы была речка с таким названием. Может, переименовали…» – подумала Лика. А через километр она оказалась на развилке, где тоже стоял указатель с проржавевшей табличкой, на которой было написано «деревня Королев…». Снизу было ещё что-то намалёвано краской. Причём указатель стоял аккурат на развилке, и никакой стрелки на нём не было.

«Ладно. Коня направил он налево, а сам направо поскакал, – сказала Лика вслух. – Если что – развернусь там». Ни сзади, ни впереди не было ни одного даже вяло движущегося транспортного средства и ни одной живой души.

Лика обрадовалась, когда через некоторое время увидела вдалеке деревню. «Вот и хорошо, возвращаться не придётся», – подумала она.

Дом тёти Таси Лика нашла быстро. Оставив машину во дворе, она быстро под зонтом добежала до крыльца. Лика постучала в дверь, но ответа не было, да и свет в доме не горел. Под скамейкой стояла пара сапог, но ключа ни в одном из них не было. Тут Лика заметила ещё один замызганный сапог, почему-то без пары. Зато там-то и был спрятан заветный ключ.

Лика вошла в прихожую и зажгла свет. «Наверно, тётю Тасю в больницу забрали, – подумала Лика. – Завтра надо будет всё разузнать».

Она принесла вещи из машины, положила продукты в холодильник. Дождь всё шёл, не переставая. С дороги Лику разморило, она быстро съела бутерброд с чаем и отправилась спать, предварительно тщательно закрыв дверь и ставни. Одна в деревенском доме всё же.

К утру дождь прекратился. Лика проснулась и спросонья не сразу сообразила, где она и как тут оказалась. Приготовила себе кофе, который предусмотрительно привезла с собой, и с чашкой в руках приступила к осмотру дома, в котором не была уже столько лет.

Мебель в доме была всё та же. Да и откуда тёте Тасе, пенсионерке, было взять деньги, чтобы её сменить. На комоде стояли фарфоровые фигурки ещё советских времён – лыжник с лыжницей, сестрица Алёнушка с братцем Иванушкой, который успел превратиться в козлёночка, пограничник со служебной овчаркой да разные зверушки.

На стене висел женский портрет некогда без сомнения красивой женщины. Судя по костюму, жила она примерно в 19 веке. На безымянном пальце красовался перстень с большим кроваво-красным камнем. В ушах горели такие же серьги. Лика сразу узнала эти драгоценности. В детстве ей их показывала тётя Тася. «Это семейная реликвия, – рассказывала она, – единственное, что осталось после раскулачивания деда. Бабушке чудом удалось спрятать маленький бархатный мешочек с драгоценностями. Со временем остальное было распродано или выменяно на продовольствие в голодные годы. Только этот набор и остался». У тёти Таси всегда наворачивались слёзы на глаза, когда она вспоминала об этом. Лика же, с присущей детям жестокостью, тогда ещё спросила тётю Тасю, подарит ли она ей эти драгоценнности, перед тем, как помрёт. По детской логике выходило, что не пригодятся они ей на том свете. «Ну а кому же ещё мне такую красоту оставить?» – улыбалась в ответ тётя Тася. Бог не дал ей детей, и родни у неё не было.

Лика внимательно разглядела портрет. Что-то жутковатое было в лице. «Ну, конечно, – глаза», – подумала Лика. Несмотря на лёгкую улыбку, глаза оставались холодными, отчего взгляд даже с полотна заставлял поёжиться. Более того, было такое впечатление, что эти глаза следят за каждым её движением. Ещё в детстве Лика смотрела фильм про нарушителей границы. У главного шпиона был агент, который работал парикмахером. Над входом в парихмахерскую висел рекламный щит с изображением гладко выбритого и аккуратно подстриженного мужчины. И была между шпионом и агентом договорённость, что если агент почувствует опасность, то он должен подрисовать изображённому на щите мужчине усики. Наступил момент, когда агент должен был предупредить шпиона. Ночью, в разгар грозы, парикмахер вскарабкался по лестнице к щиту и, озираясь по сторонам, весь бледный и дрожащий, кисточкой намалевал усики. Всё действо происходило под напряжённую, нагнетающую атмосферу музыку. Лике тогда долго снились кошмары на тему этих пририсованных усиков на портрете. «Ну с тобой-то мы поступим просто», – сказала Лика и перевернула портрет лицом к стене.

На стене висело ещё несколько гравюр. «Ну чисто персонажи из последней серии «Капричос» Гойи», – подумала Лика. Когда она впервые увидела эту серию в музее, она решила, что таких лиц и персонажей в природе просто не бывает. Отнесла это к болезненному воображению художника. Потом она посмотрела несколько фильмов Феллини и поймала себя на мысли, что некоторые его персонажи в чём-то похожи на те, что изобразил Гойя. А потом её взгляд стал часто выхватывать такие лица в толпе. И она поняла, что не таким уж и больным было воображение великого художника, несмотря на разные эпохи.

Лика допила кофе, поставила чашку в раковину и пошла к телефону, чтобы позвонить в больницу. У тёти Таси рядом с аппаратом всегда лежала бумажка с нужными номерами – скорая, милиция… Но в трубке была полная тишина. Лика взяла свой мобильный. Он тоже не работал – села батарейка. И тут Лика вспомнила, что зарядное устройство она забыла дома. «До чего же я безалаберная!» – с досадой подумала она.

Лика открыла дверь в кладовку. Там под ковриком была дверца в погреб. На неё нахлынула волна воспоминаний детства, да таких ярких, что ей нестерпимо захотелось спуститься вниз и проверить, хранится ли в её тайнике сокровище, посмотреть на старый сундук тёти Таси, на всякие хитрые старинные причиндалы и теперь уже антикварную рухлядь, которую и хранить смысла нет, и выбросить жаль.

Дверца поддалась не без труда. Лика посветила фонариком вниз. В этот момент раздался страшный грохот. От неожиданности Лика выронила фонарик, и он упал вниз. Лика обернулась на шум. Портрет неизвестной в гостиной слетел со стены и, каким-то невероятным образом развернувшись в воздухе, упал на пол так, что женщина снова смотрела на Лику. Снизу вверх. Теперь её улыбка показалась Лике наглой и вызывающей.