Текст книги "Хроники Дерябино в трёх частях. Часть 1. Эффект Малевича"

Глава 3

Прокуратура города Дерябино располагалась в двухэтажном белокаменном особняке бывшего купца Малышева. Архитектурным памятником сие строение не являлось, однако сильно отличалось от построек эпохи застоя и периода первичного накопления капитала. Дух раскулаченного хозяина не тревожил обитателей кабинетов ни днем, ни ночью, только самым ранним утром позволял себе пискнуть о своей незавидной доле мелким дрожанием лестничных балясин.

Особняк до последнего вздоха сопротивлялся современным строительным реалиям, но всё же в этом году сдался. И принял в наши дни вид молодящейся старухи безо всяких надежд на романтическое знакомство в будущем. По настоянию втайне исповедающего монархические взгляды градоначальника, фасад здания и парадное мраморное крыльцо были сохранены в первородном виде. Архитектурная мысль тут же сомлела и не пошла дальше уменьшения втрое проёмов окон, а также возведения перегородок в бывших жилых помещениях.

Кабинет следователя прокуратуры Петра Ефимовича Бессмертного содержал в себе те же признаки двойственности дерябинского сознания, как и весь город в целом. На сейфе утвердился бюстик Дзержинского, над головой – портрет гаранта Конституции, на стене – календарь с изображением Мадонны с младенцем на руках, а прямо над ним на гвозде колыхалась ядовитого цвета будёновка. На столе Бессмертного стоит компьютер с устаревшим программным обеспечением и лежит Уголовный кодекс РФ в последней редакции. Им он пользуется всякий раз, когда нужно было оказать психологическое давление на подследственного и очень редко – для урезонивания обнаглевшей мухи. Чем не оставляет себе никаких шансов рассчитывать на славу убившего сие назойливое создание одними голыми руками в прямом эфире Обамы.

В «конторе» Пётр Ефимович слыл оригиналом, поскольку был ярым поклонником Дим Димыча, его метода и советовался с ним по поводу и без оного. Репутация Бессмертного была бы белоснежнее горных вершин, если бы неистребимая тяга к населяющим город в изобилии дерябинским прелестницам. Она вынуждала следователя прокуратуры эпизодически «отстреливаться» до последнего патрона от местных блюстителей нравов и вставать в интересную позицию перед редактором газеты «Особый путь» всякий раз, как на его столе появлялось фото тропической красотки в объятиях неугомонного Петра Ефимовича. В случае с Бессмертным Амуру пришлось наладить конвейерное производство разящих стрел, дабы не чинить тому препятствий в романтических похождениях по городам и весям. Особенно, с учётом его фамилии.

К чести следователя прокуратуры, нержавеющий меч правосудия ещё ни разу не выпал из ослабленных плотскими утехами рук. Бессмертный был на хорошем счету у руководства и пользовался уважением дерябинского общества. Дело о наезде на сына местной учительницы разбирал не он, чему Пётр Ефимович был несказанно рад. Возможно, оно могло стать последним в правоохранительной карьере – Бессмертный относился к закону не как к ветренной любовнице, а как к законной супруге и не признавал классовых различий в обществе. Но в глубине своей сыскной души Пётр Ефимович понимал – его любвеобильность в извращённых мозгах криминалитета могла подвигнуть оный к созданию следователю прокуратуры пакостных проблем. Особенно в борьбе за равную ответственность всех перед уголовным кодексом и послужить подножкой в погоне за криминальным элементом. И посему по мере возможностей пытался ограничить свои эротические фантазии.

Бессмертный стремительно покинул прокуратуру после исполненного цинизма звонка редактора местного таблоида «Особый путь». В дверях он чуть не сбил с ног репортёра криминальной хроники Алису Ковалёву. Бойкая девица с повадками пумы тут же вцепилась в него зверской хваткой. Преодолев путь до лесополосы на машине за полчаса и мужественно пресекая все алисины попытки проникнуть в тайны следствия через самые уязвимые части своего тела, Пётр Ефимович застал у трупа идиллическую картину.

Дамочка неопределённого возраста в лохматом парике с собачкой лет пяти стояла справа от трупа. Хозяйка крепко прижимала к ходящей ходуном груди мелко дрожащую псину. Слева расположился архивариус Викентий Павлович, заложив усыпанные бумажной пылью руки за крестец. Оный всем своим видом демонстрировал равнодушие к молоденькой практикантке дерябинского архива, неизвестно зачем и неизвестно как оказавшейся со своим куратором в лесополосе в столь дивный час. Этим собственно и объяснялось его нежелание звонить в полицию, о чём Дымов нехотя уведомил хозяйку шпица, а засим долго и нудно торговался с ней о цене исчезновения с места происшествия. Бессмертный вызвал по «мобиле» оперов и отогнал подальше от трупа исполненную недовольства публику – торг был прерван на завершающем этапе.

Все попытки Викентия Павловича тенью отца Гамлета удалиться с Сиреневой поляны под руку с окаменевшей от страха спутницей он решительно пресёк жестом Командора. Удерживать глубоко законспирированную пенсионерку с собачкой на поводке не пришлось, скорее наоборот – труднее было бы от неё избавиться.

Сам Пётр Ефимович склонился над телом. Коротенькая блузка макового цвета на девушке не была расстёгнута, молния на белой юбке не потревожена. Кокетливые носочки под тон блузки и белые кроссовки венчали это ещё с утра горячее тело. Подошва обуви была испачкана грязью с зелёными прожилками травы. Видимо, пытаясь освободить руки от липкой ленты, Марина отчаянно упиралась кроссовками в землю. Банан во рту девушки уже утратил свой живой вид и выглядел очень неуместно. С таким орудием преступления Бессмертный сталкивался впервые и непроизвольно ловил себя на мысли выбросить оный вон, дабы трагедия не выглядела фарсом и глумлением над человеческой сущностью.

При звуке мотора приближающейся машины вся троица поодаль от трупа насторожилась и приняла позы истуканов. Пётр Ефимович встретил опергруппу, проводил к трупу и сразу же направился к выгружавшим носилки из белоснежной «газели» санитарам. Потеряв бдительность во время этого процесса, он выпустил из вида атаковавшую свидетелей Алису. В высоких шпильках на босу ногу она принялась «долбить» человеческое сознание, взывая к общественному долгу.

Оперативник Валентин Валентинович Пекшин призывным жестом вернул Бессмертного к месту преступления. И первый его вопрос к следователю прокуратуры был более, чем естественным:

– Ефимыч, ты как здесь первый? От кого узнал?

Тот неопределённо махнул рукой в сторону города и передающим ключом «отстучал» в телеграфном стиле:

– Из альтернативных источников. Это труп Марины Дробышевой, единственной дочери владельца сети «Медяк» в городе. Она – гимназистка со всеми вытекающими отсюда поведенческими признаками: напыщенна, легкомысленна, из тех, кто считает себя венцом природы.

Пекшин оживился и начал строить версии в свойственной ему манере бывшего комсомольского функционера словами:

– Слушай, а не просматривается ли здесь, так сказать, пролетарский след? Может, на ананасы денег не хватило. А? И это первая жертва пробуждающихся общественных масс?

Пётр Ефимович по-братски потёр испачканный дешёвой губной помадой примятый воротничок рубашки опера и снисходительно заметил:

– Ага, конечно! Ты всё мыслишь категориями марксизма-ленинизма! Экспроприации не было – сумка не тронута, сережки на месте, кулон как блестел очищенным тазом на груди, так и блестит. Никакой классовой борьбы в виде затянутого на шее пионерского галстука. Ни следов насилия, ни крови, ни рванных ран!

Пекшин с трудом оторвал взгляд от трупа и пойманным на краже золотого портсигара пижоном изрёк:

– Не скажи, Ефимыч. Кстати, именно то, что она не подверглась сексуальному насилию и не ограблена, отлично укладывается в мою версию. У неё украли жизнь не из корысти и взыгравшего либидо, а во имя чего-то… Кстати, борьба с олигархами – в наши дни тренд модный. Лишь бы не сдулся от чинопочитания, как проткнутый сучком воздушный шарик. Кстати, антиглобалисты вовсю «кошмарят» европейский бизнес. Так что встретимся на баррикадах!

С интонацией читающего рабкоровскую заметку в газете «Искра» гниющего в окопах солдатика тот ответил:

– Истинно так, а дерябинцы станут передовым отрядом пролетариата в выворачивании булыжников из мостовых! Порезвились, и ладно. Давай к делу! Подтяни своих, опроси свидетелей, пока не разбежались. В общем, всё как обычно. Да, личная просьба: разреши Дим Димычу на девочку посмотреть…

Пекшин не без удивления кивнул и обратился к склонившемуся над трупом судмедэксперту Кошкину с искательным вопросом:

– Ну, что скажите, Борис Петрович?

Кошкин по-рысьи сверкнул глазами, пригладил вставшие торчком усы и отозвался на обращённый к нему вопрос словами:

– Предварительный осмотр тела, как предварительные ласки: нежное касание, осторожный присмотр и так далее, и тому подобное. Акт о вскрытии дня через два. А так могу сказать – не смогла дышать. Рот бананом забит, нос намертво простужен. На скотче отпечатков пальцев нет, потожировые отсутствуют. Банан тоже ничего не даст, разве только утолить легкий голод. Шутка! Да, оный можно спокойно выбросить – как вещдок долго не протянет.

Тин Тиныч сопроводил остывающее тело в санитарную «газель» и вернулся к месту преступления. Молодой опер Лёша Веснин с энтузиазмом штурмующего Казбек альпиниста снимал показания со свидетелей. Точнее, с двух. С дамочкой неопределённого возраста в лохматом парике уединился в машине Бессмертный, прихватив с собой пятилетнюю собачку – они представлялись ему наиболее перспективными в сборе «груздей» в мыслительный «туесок» для Дим Димыча.

Алиса Ковалёва с кошачьей грацией примостилась на заднем сидении автомобиля и, что-то мурлыча себе под нос, набирала текст уже насыщенного реальной плотью шедевра в «ноуте». Дама с собачкой не обманули ожиданий следователя дерябинской прокураты. Во-первых, Софья Марковна и Артос оказались первыми на месте преступления. Во-вторых, её покойный муж Макар был совладельцем продуктовой империи Дробышева. И в-третьих, они слышали преступника, который голосом дающего обет богу монаха произнёс над трупом: «Ну вот, начало положено!». Перед тем, как слиться с прикрывшими безжизненное тело кустами.

Пекшин трудолюбивым муравьём собрал улики в оккупированных улитками кустах: макового цвета сумку, лежавший недалеко от тела аляповатый смартфон, солнцезащитные очки таких размеров, что способны были не только защитить от света, но и скрыть самые скверные мысли. Упаковав в пакет также образцы почвы и надломленную, если повезет, преступником веточку над девичьим телом, опер расположился в машине для написания протокола с места происшествия. Не прошло и получаса, как к нему присоединился Веснин с досадливым видом вскрывшего пустой сейф «медвежатника». Лёша тронул за плечо увлекшегося писаниной коллегу и с горечью утратившего статус неприкосновенности депутата доложил:

– Этот Викентий Павлович со своей юной практиканткой ничего не видели, ничего не знают. Услышали истеричный лай собаки, заполошные женские вопли и выскочили на полянку. Так сказать, к занавесу. Что они вообще в лесополосе делали в это обеденное время, я по видимым причинам спрашивать не стал. Практикантку до сих пор трясёт, рубашка архивариуса сильно помята, значит, что?

Тин Тиныч рассеяно кивнул, не оценив по достоинству сексуальную опытность молодого опера. Казённая машина размеренно тронулась из лесополосы в город.

Уже смеркалось, когда Пётр Ефимович вернулся в Дерябино. По дороге Бессмертный по-цыгански тасовал свои мысли, останавливаясь по очереди то на одной, то на другой. Причастность Софьи Марковны к убийству поначалу казалась ему сродни бреду, но с учётом деловых отношений супруга с отцом погибшей – не очень. Добровольно ли ушёл из жизни её муж, Макар? Может это месть за отлучение от райских кущей! И банан тогда более, чем уместен. «Типа» – подавитесь моей долей! Во всяком случае, впихнутая в горло жертвы экзотическая ягода наводит на такие размышления. С другой стороны – кто ходит на преступление с собачкой? Ну, могла увязаться за хозяйкой без ведома в силу своей врождённой преданности. И про мужской голос Софья Марковна могла соврать, дабы отвести от себя подозрения – как-то уж очень вовремя для неё он раздался.

Хотя следователь прокуратуры и сам интуитивно чувствовал – Сиреневая поляна застыла в ожидании других девичьих тел. И постановочный характер преступления никак не соответствовал мировоззрению Софьи Марковны, которая была реалисткой до кончиков поражённых артритом пальцев, не признавала театральных пьес из-за оторванности оных от почвы и не смотрела фильмов о том, чего никогда не было и никогда не будет. Кроме того, она не выносила сериалы, а фраза убийцы недвусмысленно намекала на многослойное банановое продолжение. Всё это поведала ему сама дамочка в лохматом парике под утвердительный лай остриженной наголо собачки.

Путь Петра Ефимовича лежал в центр города к бывшему Дому пионеров. Вопреки неумолимой логики подъёма рыночных отношений на победный пик капитализма, он не стал домом терпимости. Однако, знающие люди говорят – в бассейне оного плещутся отнюдь не юные пионерки с загнутыми вверх бантами.

Освободившись от назойливого присутствия Алисы самым бесцеремонным образом на пересечении улиц Советской и Корнилова, следователь прокуратуры легко вбежал на бывшее пионерское крыльцо. В своё время Бессмертный также резво бегал по этим ступенькам, наступая на горло молодецкой песне. Бегал, пока страна Советов не приказала долго жить в головах «скурвившихся» элит, коим надоело рассматривать свои сберегательные книжки в сортирах и ласкать взором многочисленные парюры жен в тёмных кладовых.

Это была наиболее глубоко взрыхлённая журналистской мотыгой тема для редактора подпольной газеты «Вилы» Кротова Прокопия Сидоровича.

По нему выходило вот что:

«Обласканные заокеанской кликой партийные боссы решили втиснуть победительный народ в прокрустово ложе либерализма. Народ, для которого достоинство страны всегда было выше личного успеха и который заплатил кровью за право быть независимым и великим. Архитекторы построения либерализма в России наивно или намеренно внушили обществу: рынок – это такая волшебная скатерть-самобранка, которая накормит всех, включая сирых и убогих. Но по умолчанию накрытая только для своих, она очень скоро скаталась до размеров носового платка по утиранию слёз бедных и больных.

Слава богу, народ облегчился от либерализма через клизму в бесовской фантазии заменившего ею соборные купола галериста Гельмана. И зря сбежавшие за рубеж либералы брызжут слюной на руководство страны в надежде вернуться назад белоснежными фрегатами на волне вызванного санкциями и угрозой ядерной войны общественного гнева. Для них и Иуда – не предатель, а жаждущий освободить иудеев от лжепророка оппозиционер. А то, что за предательство ему ещё и заплатили, характеризует оного как эффективного менеджера. И посему им никогда не понять – попытка нового опыления демократической «пудрой» российского народа равносильна жалкой беготне с газонокосилкой по асфальту».

Глава 4

Бывший Дом пионеров являл собой типичный образчик архитектуры поствоенного периода. Колонны при входе, широкие лестницы внутри, треугольная крыша и выложенные на фасаде мозаикой сцены из советского бытия. Вот Ильич несёт бревно на субботнике, далее комсомольцы строят БАМ, ближе к крыльцу – космодром с устремлённым в небо космическим кораблем на фоне суровой сцепки рабочего и колхозницы. Все попытки нынешнего мэра Дерябино абортировать настенное советское наследие упирались в героическое сопротивление ностальгирующих по тем временам древних дерябинцев.

По разумению оных, до братания воров и обворованных было ещё очень далеко и наглядное пособие для проезжающих мимо «Лексусов» и «Мерседесов» было весьма кстати. Прошлое наступало на пятки настоящего с неутомимостью зловредного рока. Слишком зыбким было состояние относительного общественного покоя в окружении враждебных стихий, слишком памятны ещё были и клокот в груди, и вздыбленная песнь в начале пути.

И в самом деле, не помещать же на стенах социально-значимого объекта акт свержения в либеральном угаре Дзержинского с постамента, обугленный копотью во имя торжества демократии Парламент, групповой портрет пылесосом «почистивших» народное добро семи банкиров и светлый лик раздающего трудовому люду ваучеры Чубайса? А, может, зарисовкой тайной сходки татей в Беловежской пуще после обильного для храбрости возлияния? Или вот ещё – торжественным открытием нового продуктового магазина Дробышева на месте бывшего завода по производству шарикоподшипников?

Бессмертный поднялся на второй этаж и по-свойски открыл дверь кабинета, на которой висел плакат «Интернет – нет!». На нём был изображён набросивший паутину на земной шар в виде беззащитной мухи жадно сосущий её соки большой жирный паук. Сей «едучий» процесс в «агитке» молодёжного движения под авторством лидера был описан так:

«Интернет – забава прошлась по человечеству ледорубом. «Колпак» Мюллера по сравнению с ней жалкий «чепчик» на голове поверженной англосаксами подкаблучницы Европы. Суверенитет вообще и в частности перестали существовать как право государства и личности на защиту своих интересов. Каждый может безнаказанно напасть и на страну, и на гражданина, не нарушая границ жилища и не испепеляя города огнем.

Да и национальные интересы перестали быть таковыми. Сегодня это потребности жующих жвачку на зелёной лужайке у Белого дома транснациональных кампаний. И, если это не империализм, тогда что? Наступающий на носок туфли дамы-евро кавалер-доллар увлекает оную в пляске к выходу с танцпола, а она только кокетничает и жеманится».

Руководитель общественного молодёжного движения «Интернет-нет!» Иван Васнецов сердечно приветствовал вечернего гостя. Иваново движение носило чахоточный характер, не ставило перед собой политических целей и не прибегало к запрещённым методам борьбы. Его слабой стороной была неопределённость конечной цели. В программной брошюрке движения утверждалось: «Растворение в сети индивидуума неизбежно ведёт к потере социальной идентичности, к утоплению человеческой особи в океане ей подобных, к вырыванию производителя материальных благ из привычной среды. Интеллектуальный продукт социальных сетей ничуть не лучше по запаху и вкусу начинённой ароматическими добавками и примесями с лживой имитацией мяса колбасы из супермаркета».

Поскольку вирусом этой болезни была заражена только креативная часть населения Дерябино, движение «Интернет-нет» не имело широкой поддержки масс и не вызывало отрыжки у власть имущих города. Надломленные гайдаровской пропагандой о грядущем изобилии всего и вся на закате перестройки дерябинцы относились к Васнецову, его адептам с симпатией и незлобиво.

Пётр Ефимович не располагал временем и желанием копаться в социальных сетях в рабочее время и тем более в объятиях вулканизирующих городских кокоток на досуге. Следователь прокуратуры часто пользовался услугами Ивана, собирающего в интересах своего движения целые досье на освобождённых от идеологических вериг граждан Дерябино. Сам Бессмертный испытывал чувство брезгливости к обнажавшим тело и душу на потеху улюлюкающей толпы пользователям Интернета. Что и выразилось в тошнотворном позыве его голоса при обращении к Васнецову с доверительной просьбой:

– Вань, страничку Марины Дробышевой открой. Может ещё не удалили! Что она там о себе воображала?

Иван с прытью кенгуру бросился к компьютеру. Не прошло и пяти минут, как с изумлением обнаружившей пустой сумку на животе мамаши он воскликнул:

– Ничего себе! Петр Ефимович, тут соболезнование в её адрес и какой-то голубой квадратик в углу!

Следователь прокуратуры тут же к нему присоединился увидевшим незнакомую доселе птаху орнитологом и принялся читать с экрана монитора «птичий» текст:

«Привет всем поклонникам Голливуда! Считаю себя реинкарнацией Мэрилин Монро, кто не согласен – тому глаз вон. Для остальных – ждите новых подтверждений. Готовлю портфолио для фанатов, как только развяжусь с насморком и припудрю носик. И не верьте, что все блондинки – дуры, и это – не окрас, а диагноз. Они просто нам завидуют!».

Пазл сложился. Где портфолио там и Чижиков, фотокор дерябинской газеты. Этот прыщ на теле местного организма как-то первым узнал о трагической кончине Дробышевой. Как? Либо причастен, либо у него посмертное фото Марины с места преступления. Давила на мозг и фраза преступника над телом невинно убиенной жертвы. Нещадно обуреваемый ею Бессмертный обратился к Васнецову с предложением:

– Так, посмотри еще пару страничек девичьих контактов Марины. Ничего необычного нет?

Иван деловито извлёк побитую временем флешку из клюва чучельного филина со словами: «Я вам „инфу“ на неё скину. Для протокола!». Засим приступил к поиску в соцсетях. Надо сказать – лесной вещун олицетворял борьбу молодёжного движения с интернет-зависимой живностью и был её символом. Некоторые адепты даже видели в ней стерегущую от грызунов покой дерябинцев хищницу. Через пять минут Васнецов с удовлетворением поймавшего суслика сыча заметил:

– Ага, контакты гимназисток. Дарья Воронова, Мария Ненашева, Анастасия Вьюн. Ничего необычного, простой трёп о килограммах и сантиметрах. Кстати, все они простужены, о чём и поведали всему миру. Это всё? Поздно уже. Да, и очень прошу – достаньте мне вечернюю местную газетку, киоски-то все закрыты. Как никак сенсация…

Расстались они как всегда чрезвычайно приятственно по отношению друг к другу. Покинув бывший Дом пионеров, Бессмертный уже в машине наметил план действий на завтра. Утром – к редактору, в обед – вызвать оперов, вечером – к Дим Димычу. В отличии от членов российского правительства Пётр Ефимович всегда действовал пошагово, и посему был избавлен от необходимости прыгать из окопа в окоп в поисках дна оного.

Утро застало Валерия Ивановича Гудкова в чужой постели. Запах свежесваренного кофе заставил редактора местного таблоида «Особый путь» окончательно очнуться от временно омрачённых лязгом челюстей капиталистических баракуд светлых видений. Мужчина суетливо ощупал охладевшее место рядом с собой и с интонацией юного Вертера призвал хозяйку дома вопросом:

– Люси, ты где?

На зов явилось не обременённое липоксацией и не изуродованное шрамами от гинекологических процедур молодое тело. Жена Валерия Ивановича давно отошла в мир иной и не имела решительно никакой возможности воспрепятствовать в этом плотским утехам бывшего супруга. Посему личико Люси не туманилось тенью сомнений в правильности выбора партнёра по умиротворению своего женского естества. Кроме того, она кое что знала о взаимоотношениях любовника с представителями местного бизнеса, непорочность которых ставилась всем местным обществом под интуитивное сомнение.

Что, впрочем, не мешало Гудкову при случае всячески способствовать инициативам местных коммунистов по консервации примет советского периода, а ей – иметь камень за пазухой для упрочения романтической связи.

Валерий Иванович был вынужден коротать ночи у Люси исключительно в целях конспирации и сохранения статуса блюстителя городских нравов. Редактор был общественной фигурой, которая тем не менее требовала соответствующих сексуальных инъекций в интересах сохранения мужского начала в рабочем состоянии. Пользоваться же в этом интимном деле непроверенными кадрами было бы с его стороны крайне неосмотрительно.

Квартирка Люси ничем не отличается от тысяч таких же дерябинских квартир. Разве что плакатами с изображениями Эрнесто Гевары и Фиделя Кастро в революционный период, удивительно похожим на профиль с октябрятской звездочки портретом юного Леонарда Ди Каприо и обретшим смысл жизни киношным фото Корчагина на стенах единственной комнаты жилища. Она же была спальней и залом одновременно. Валерий Иванович не торопился с решением вопроса об улучшении жилищных условий владычицы своего тела, поскольку разница в возрасте не внушала ему оптимизма на марафонность эротических отношений.

Этим утром Люси была более чем обворожительна. Вчерашний выпуск дерябинского таблоида «Особый путь» с посмертной фотографией Марины Дробышевой и мутными комментариями оперов разошелся влёт. К тому же Алиса Ковалёва напустила в своём материале такого тумана, сквозь который едва различался контур драмы. Однако, отчётливо проявились очертания картины воздаяния отцу за грехи его – был чётко прописан генезис трупа, включая социальный статус. Читательский ажиотаж довёл до душевного оргазма изнуренного ночной оргией Гудкова и внушил Люси эфемерную надежду на получение какой-нибудь безделушки из редакторских рук. Увы, этой надежде не суждено было сбыться.

Резкий дверной звонок вырвал Валерия Ивановича из объятий люсиной постели. Посвящённый в глубоко законспирированные тайны личной жизни начальника водитель Василий возвестил о начале нового дня. Гудков по-военному быстро оделся в аскетически строгий гражданский китель и стремительным аллюром выбежал в розовеющее дерябинское утро покидающим явочную квартиру заговорщиком: по пути бдительно мониторился и зорко оглядывался по сторонам. Вскочив на переднее сиденье машины, уже не доступный людскому взору Валерий Иванович с гиканьем клаксона умчался прочь.

Гудков появился на рабочем месте в редакции за час до начала трудовых будней. Редакция располагалась в здании бывшего прачечного комбината. В частных руках стирка как-то сразу не заладилась из-за непомерно высоких тарифов и низких заработанных плат прачек. Перепрофилировать его под отмывание бюджетных денег также не сложилось.

Здание ушло с молотка и досталось мэрии Дерябино. Определив оное под редакцию местной газеты с прицелом на лояльность пишущей братии, тогдашний градоначальник сильно просчитался. В стремлении «калёным железом» выжигать из дерябинского быта всё «совковое», он переполнил чашу терпения общества и был слит им на очередных мэрских выборах. Редакционный коллектив в стороне от этого процесса не остался и самоотверженно бросился в горнило борьбы за традиционные ценности. В следствии чего была выброшена на берег покусившаяся на основы рыночных законов и попавшая в сети выборного постсоветского нигилизма мелкая газетная «рыбёшка».

Когда следователь прокуратуры Пётр Ефимович Бессмертный вошёл в кабинет редактора, реконструированные кабинеты редакции по заоблачной смете кузена сброшенного на землю градоначальника уже стали наполняться сотрудниками. Валерий Иванович в глубокой прострации рассматривал страничку Марины Дробышевой в соцсетях со скорбной надписью наверху и бирюзовым квадратиком внизу. Она до сих пор не была удалена, возможно, как памятная «стела» в честь жертвы. Это обстоятельство угнетало сознание Гудкова до умопомрачения и только появление следователя прокуратуры спасло редакторский интеллект от неизбежных потерь.

Пётр Ефимович пронзил ухоженным перстом фотографию на первой полосе вечернего выпуска не без борьбы позаимствованной у Люси газеты и с непримиримостью Бабаяна ко всем ворогам Отечества задал редактору выстраданный ещё вчера вопрос:

– Ну, Валерий Иванович, «колись»! Откуда у тебя это?

– У меня свои источники информации, – уклончиво ответил Гудков, проигнорировав прокурорский тон следователя в память о сексуальных проделках оного.

Пётр Ефимович задиристо уселся на стул прямо напротив вазы с пожухлыми полевыми цветами на приставке начальственного стола и в балаганной интонации клоуна продолжил:

– Знаю я ваши источники информации! Володька Чижиков! Видит бог, я его привлеку за вторжение в частную жизнь дерябинцев как живых, так и мёртвых. Кстати, а где сейчас ваш источник? В какой клоаке обретается?

Валерий Иванович показательно махнул рукой по направлению к канализационному люку во дворе. В целях отвлечения тигра от шныряющего в городских джунглях шакала Гудков с зудящим томлением в голосе спросил:

– Как думаешь, что всё это значит? Дробышевская страничка в соцсетях…

Бессмертный ответил на поймавшего арканом редакторский мозг вопрос по-ковбойски:

– На подружку Кеннеди она, конечно, не тянет. Ладно, ладно, проскакали. Или это чья-то злая шутка… Хотя – девчонка-то, похоже мертва и какие тут могут быть шутки. Скорее, страничку редактировал преступник. Знаете, а мне этот дурацкий банан не даёт покоя! То ли это издёвка, то ли символ, то ли мотив. Кстати, хорошо, хотя бы пощадили чувства родителей на страницах газеты – ягода во рту почти не видна. Другое плохо – убийца может решить, что не достиг своей цели, не высказался, так сказать, до конца. И попробовать ещё раз!

Последняя фраза повергла редактора в преддефолтное состояние, но он нашел в себе силы подняться и возвысить голос до уровня курса евро по отношению к рублю восклицанием:

– А меня тревожит, что Дробышев планирует спустить своих цепных собак на него! Лучше бы денежную премию обещал за поимку! Слушай, может, в этом всё дело? Убийца хочет сорвать куш, подставив за себя какого-нибудь местного лузера!

Следователь прокуратуры объявившим об окончании всех ставок крупье отмел умозаключения редактора вскинутой вверх рукой и с достоинством сорвавшего джек-пот игрока ответил:

– Чёртов банан в эту схему никак не укладывается! Чем-то он преступнику важен! Кстати, как и этот голубой квадратик внизу дробышевской странички. Между прочим, в контактах у Марины гимназистки – Дарья Воронова, Мария Ненашева, Анастасия Вьюн. Вместе с ней четыре! Ни о чём не говорит?

До глубины бурно заявившего о себе урчанием нутра потрясённый следовательской догадкой Валерий Иванович ничего не успел ответить. В редакторскую дверь вломился Дробышев в сопровождении не отягощённых мозговой деятельностью двух «лбов». По-тореадорски беспощадно обладатель товарной империи с ходу набросился на Петра Ефимовича «пиками» слов:

– Вот ты где! Я тебя по всему городу с собаками ищу, а ты здесь прохлаждаешься! Что, убийца уже найден?

«Собаки» у редакторской двери приняли боевую стойку. Бессмертный невозмутимо убрал обретённую в борьбе газетку в карман и, набычившись, отбился тирадой:

– Ищут опера, а я довожу дело до суда. Это, во-первых. Во-вторых, отчёт о вскрытии будет у меня после двух, свидетели опрошены и во всем сознались. Шучу. И, наконец, в – третьих, как упокоился незабвенный супруг Софьи Марковны, второй совладелец вашей торговой сети? Не припомните?

Пётр Ефимович встал со стула и по-шутовски выгнулся вопросительным знаком. Аркадий Васильевич Дробышев напрягся офеней при уличной городской торговле и непроизвольно сжал сбитые в конкурентной борьбе костяшки пальцев в кулаки. Сопровождение «взлохматилось» и шагнуло перёд. Безутешный отец приблизился вплотную к Петру Ефимовичу, нацелил угрожающую пятерню на заострившийся нос Бессмертного и выкрикнул в его покрасневшее варёной свёклой лицо: