Текст книги "Букет кактусов"

18

Главный редактор «Воронского колокола» сидел над стаканом ледяного кофе, потерянно подперев руками свою лысо-лохматую голову.

– Александра, ты понимаешь, что это очень серьезное обвинение?

– Не более серьезное, чем то, которое было предъявлено мне. И по которому я отсидела на полную катушку, Данечка. Пардон: годочек все-таки скостили – за примерное поведение. И на том спасибо!

– Да я не об этом, это я все знаю! Я имею в виду, у тебя есть доказательства?

– Ни единого. Есть только уверенность, что все было именно так и не иначе. За доказательствами я и приехала в Воронск.

– Это спустя семь с половиной лет, о Господи... Нет, как хочешь, а я не могу поверить! Борька Жемчужников...

– Имей в виду, ты первый, кому я об этом сказала! Так что если ты распустишь язык...

– Об этом можно было не предупреждать! – взорвался Кулик. – Если ты обо мне такого невысокого мнения, могла бы вообще со мной не откровенничать! Да если хочешь знать, твое сфабрикованное «дело» все эти семь лет не дает мне покоя! Совесть гложет, что тогда не довел до конца свое расследование...

– Значит, ты даже вел расследование?

– А ты как думала? Я же не только твой товарищ по универу, но и журналист, между прочим!

– Не «между прочим», Данечка. Ты отличный журналист! Да и редактор, по-моему, неплохой. Твоя газета в городе нарасхват, я сегодня не могла ее купить... Так что, как видишь, я о тебе очень высокого мнения, не кипятись.

– Да, я вел расследование, Шура. Вернее, начал, но не закончил. Мне мало что удалось раскопать, почти ничего. Так – слухи, намеки, недомолвки, не имеющие прямого отношения к делу. Гольдштейн, Мыздеев, судья Колчин – все они наотрез отказались разговаривать со мной. Но в конце концов материала набралось все же достаточно для острой корреспонденции, доказывающей, что следствие было проведено некомпетентно, наспех, а суд не имел достаточных оснований поддерживать обвинительное заключение. Однако в последний момент тогдашний редактор «Колокола» просто перестраховался. Не захотел рисковать своим креслом из-за сомнительных доводов пятикурсника журфака. Идти в «Правду Черноземья» или в «Молодой коммунар» было бы и вовсе зряшной тратой времени. Я сунулся в несколько центральных газет, да куда там... Как только они узнавали, что мой материал фактически оспаривает решение суда, вступившее в законную силу, со мной переставали разговаривать. Я понял, что мне не пробить эту стену, и отступил. Я ничего не мог сделать!

– Так, может быть, мы попытаемся сделать что-нибудь вместе, Данька? Теперь, когда ты сам стал редактором «Колокола»?

Он посмотрел на девушку из-под насупленных косматых бровей, прикрытых ладонью. В этом взгляде Саша отчетливо увидела борьбу журналиста с редактором.

– Единственное, что мы с тобой сможем сделать, Александра, это подставить наши с тобой головы! Или – в лучшем случае – извини меня, задницы. Ну, ты сама подумай, кто мы с тобой такие? Кто ты такая? Погоди, не перебивай! Ты же знаешь, что я вовсе не хочу тебя оскорбить. Ты – судимая, безработная, бездипломная, женщина без связей и наверняка без денег...

– Ты прав во всем, кроме последнего. Деньги у меня есть.

– Да? Хм... Действительно, по твоему прикиду я должен был догадаться. Ладно, это не мое дело, откуда они у тебя. Но должен предупредить, для того предприятия, которое ты задумала, могут потребоваться не просто деньги, а большие деньги. Впрочем, и они еще не все решают. Нужны связи в так называемом обществе и... много чего еще.

– А ты, Данечка? Ты и есть моя связь в обществе! В Воронске ты теперь фигура заметная.

– Н-да? – Кулик взглянул на Сашу со всем ехидством, на какое был способен. – Сказал бы я тебе, для кого она заметная, да уж ладно... Так что ты собираешься делать?

– Я собираюсь доказать, что у Борьки Жемчужникова был мотив убить свою мачеху. Я собираюсь доказать, что его так называемое алиби – липа. Я собираюсь достать «судейскую шакалью публику», как ты их назвал. И настоящего убийцу, разумеется. Пока не знаю, как я это сделаю, но каждый из них получит по заслугам. А для начала мне нужны Филя и Чип. Они были вместе с Борькой в день убийства и должны что-то знать!

Даня покачал головой.

– На это не надейся: вряд ли они тебе помогут.

– Почему?

– Толька Чипков пропал в Чечне три месяца назад. Я думал, ты знаешь.

– О господи! Маринка мне не сказала... Как это случилось?

– Никто не знает. Пограничники нашли расстрелянную машину на границе с Дагестаном, со следами крови – вот и все, что известно. Чипков возвращался из Грозного вместе с оператором. Он был собкором «РТР» – российского телевидения.

– Бедный Чип... У него семья?

– Нет, только родители. Я недавно навещал их, хотя после универа мы с Чипом встречались нечасто. В отличие от Филимонова, этот фрукт нынче возглавляет пресс-службу «Омега-банка». Одному Богу известно, как он туда пролез.

– Вот это Филя! «Перпетуум мобиле»... Ты хочешь сказать, что такая важная птица откажется принять судимую, безработную и бездипломную женщину без связей?

Данька пожал плечами.

– Этого я не говорил. Принять-то он тебя, конечно, примет, и даже ностальгически вспомнит с тобой «золотые деньки», и чаем угостит с пирожными, и приударит за тобой – это уж как пить дать. Да только про Жемчужникова он тебе ничего не скажет, попомни мое слово! Даже если ему действительно известно что-то про те старые дела – в чем я, честно говоря, сомневаюсь. Ты думаешь, я не разговаривал с ними, когда готовил тот свой материал? Конечно, говорил со всеми, включая Борьку.

– Вот как? И тебе не показалось, что эта троица знает больше, чем говорит?

Подперев рукой щеку, Кулик сначала наморщил лоб, размышляя, потом закусил губу и сдвинул брови.

– Ты знаешь... Тогда – нет, не показалось. Когда я их расспрашивал, все они выглядели смущенными, выбитыми из колеи, но я подумал, что им неприятно вспоминать. А сейчас, после того, что ты мне сообщила... Черт! Не знаю, Шура. Честное слово, не знаю, что и думать!

– Что, что? – затормошила его Александра.

– Да нет, ничего. Ничего конкретного. Мне кажется, Чип точно не кривил душой. Впрочем, в день убийства он сильно перебрал, так что свидетель из него был плохой. А вот те двое... Видишь ли, с Борькой мы к тому времени давным-давно не разговаривали, но я пересилил себя. Сказал ему, что не согласен с приговором в отношении тебя и провожу собственное расследование. Мол, мне нужна его помощь. Он хмыкнул и сказал, что если мне не жаль терять время, то он к моим услугам. И рассказал мне все в подробностях: чем занимался в день убийства, где и с кем был, что увидел, когда вернулся домой. В общем, ничего существенного, все это было в «деле». Разумеется, Филя и Чип подтвердили все, что он сказал.

– Ты думаешь, наши «поручики» Жемчужников и Филимонов и сейчас связаны между собой?

– Не думаю – уверен! – кивнул Данька. – Во всяком случае, Филя бесконечно мотается в Москву. Не надо быть большого ума, чтобы понять – к кому именно. Он повсюду раззвонил, что у него «прихват в Москве». А этим летом его «прихват» посетил родной город, они встречались здесь. Своими глазами видел, как однокурсники жали друг другу ручки в местных теленовостях. Это было за несколько дней до того, как погиб Толька. Я хотел сказать – пропал...

– Извините, Даниил Викторович, – вклинился откуда-то извне смущенный голос девушки-буфетчицы. – Вы что-нибудь еще хотите? А то мне закрываться пора...

– А? Да-да, хорошо, мы уже уходим.

Он встрепенулся и стал собирать со стола посуду. Александра удержала его за руку.

– Так что же, Даня? Ты со мной или нет?

Кулик тяжело вздохнул. Потом одним махом допил из своего стакана коричневатую жидкость и скривился, точно хлопнул сто грамм.

– Прости меня, Шура. Мне кажется, что все это не имеет никакого смысла.

Она поняла, что редактор победил журналиста. Вернее, их обоих победил трус.

– А как же твое расследование?

Кулик не выдержал и опустил веки, спасаясь от презрительно-насмешливых зеленых глаз, прожигавших его насквозь.

– Пойми же ты, я теперь не только журналист, я прежде всего редактор! Нет, да это просто дикость какая-то, средневековье... Вендетта, синдром графа Монте-Кристо!

Саша резко отодвинула стул.

Итак, мелкие удачи этого дня обернулись первым по-настоящему крупным разочарованием. Даниил Викторович Кулик оказался вовсе не орлом. Александра не опасалась, что он проболтается кому-нибудь об их разговоре – нет, этого можно было не опасаться. Но она рассчитывала на его помощь, и крепко рассчитывала!

«Значит, остаются Рэй и Маринка. Но они в Москве, и не владеют всей информацией, и вообще... Один слишком заметен, другая слишком глубоко затянута в рыночное болото. Это хорошо, что я не проговорилась им, что это Борька убил! Было бы слишком много эмоций, а эмоции трудно контролировать».

Приводя в порядок мысли, Саша побродила немного по центру города, на который быстро опускались осенние сумерки пополам с мелкой дождевой моросью. Нахохленные прохожие под зонтами и капюшонами, быстро пробегавшие мимо, с удивлением посматривали на элегантную даму в черном, которая никуда не спешила.

Она без труда нашла в совершенно незнакомом ей районе нужные дом и квартиру и провела совсем неплохой, почти семейный вечер. Саше понравился Ленкин муж, простой работяга с дипломом инженера-механика.

Дом был уютный, компания приятная, ужин вкусный. И однако Александра, пропустив пару рюмочек, почувствовала себя совсем разбитой. Наверное, сказалось все: и прощание со Звенигорском, и встреча с Воронском, и трудный разговор с саморазвенчавшимся «опальным редактором». Да и необходимость все время «держать удар» чужого сочувствия на грани жалости – она тоже утомляла... Словом, едва только по телику кончилась программа «Время», Александра засобиралась домой. Радушные хозяева пытались было оставить ее на ночевку, но она чувствовала потребность побыть наедине с собой.

Прощаясь, гостья еще раз предупредила, что о ее появлении в Воронске не должен знать никто, включая бывших однокурсников. Возможно, Ленка и заподозрила, что дело тут нечисто, но свои подозрения оставила при себе.

У своего подъезда Александра чертыхнулась, зацепившись полой пальто за бампер старенького зеленого «жигуленка», припаркованного довольно неуклюже: «Понаставили тут...». Она с опаской миновала самую темную часть подъезда, пока еще чужого, непривычного, и с сомнением остановилась возле лифта. В Москве Маринка порассказала множество жутких историй о том, что маньяки делают с женщинами в лифтах. Разумеется, Саша была уверена, что с ней ничего подобного случиться не может, но тут поневоле задумаешься... Она услышала, как лифт лязгнул дверями где-то вверху, тоскливо взглянула на лестницу, по которой ей придется карабкаться аж до седьмого этажа, и решительно нажала кнопку вызова. В конце концов, пустынная лестница в ночное время не более безопасна, чем лифт!

Кабинка со скрипом спустилась на первый этаж, двери, испещренные автографами жильцов и формулами любви, разъехались в разные стороны... И матерый грабитель, он же насильник, в черной куртке и вязаной шапочке, надвинутой на глаза, схватил девушку за руку, одним махом втащил в лифт!

– Ага! Попалась...

Она знала, конечно, в какое место надо бить грабителей и насильников, пока они не опомнились. Но привычка сработала быстрее, чем сознание. Саша резко выбросила вперед сжатый кулак, в который постаралась вложить всю накопившуюся в ней злость. Он вошел в черную куртку, словно нож в масло. Преступник хрюкнул и сложился пополам.

Последний раз Александра пользовалась своим коронным ударом в солнечное сплетение в камере 412-б лет пять назад и сильно опасалась, что утратила навыки, разучилась концентрироваться. Но ничего: кажется, все в порядке! Она с удовлетворением смотрела на результат своих трудов, совсем не думая о последствиях.

– Ну что, козел?! Получил?

– Совсем ты рехнулась, Шурка?! У-у-у... чокнутая! Какого черта?!

Не может быть...

– Данька!!! Это ты, что ли?!

– Нет, бандитка! Это был я – еще пять минут назад, но теперь сильно в этом сомневаюсь... По-моему, здесь осталось мое мертвое тело, а душа уже вылетела наружу сквозь дырку, что ты во мне проделала!

Побитый редактор медленно, придерживаясь за стенку лифта, принял вертикальное положение и, стащив свою вязаную шапочку, отер со лба испарину. А Александру одолел нервный смех. Она зажала рот ладонью и тут заметила, что ее бьет дрожь. Впрочем, если б не моральные и физические потери с обеих сторон, ситуация и в самом деле была бы смешной до чертиков!

– Не волнуйся, Данечка, мертвые тела не разговаривают. Это я тебе могу сказать: какого черта?! Шутить ему со мной вздумалось... Сам виноват!

– Да уж... – Кулик вымученно ухмыльнулся. – Чтоб я еще раз попытался или хоть помыслил с тобой пошутить... Да ни в жизнь – клянусь своим солнечным сплетением! Ты у нас женщина сугубо серьезная.

Он потер живот, и оба засмеялись.

– Кстати, теперь я не сомневаюсь, что ты доведешь свою «страшную месть» до конца, Александра!

Она вспомнила о том, что сегодня Даниил Викторович уже имел перед ней бледный вид, и набрала в рот побольше желчи для ответа.

– Весьма тронута твоим доверием. Только, по-моему, эту тему мы уже обсудили и закрыли. Я думаю, ты не затем явился сюда ночью, чтобы бередить мои старые раны, которые уже начали рубцеваться?

Данька смущенно усмехнулся.

– Перестань кусаться, Шура. Я и так уже сам себя изгрыз... А тут еще ты меня вздула! Не кажется тебе, что уже достаточно даже для меня?!

– Пожалуй, ты прав. Во всем нужна мера. И поскольку ты есть пострадавший от моих рук, – хоть и не безвинно! – я согласна загладить содеянное, напоив тебя чаем. А то так мы можем и задохнуться в этом лифте!

Только сейчас оба заметили, что кабинка с закрытыми дверями все еще стоит на первом этаже.

– О чае, Шура, я не смел и мечтать! Надеялся только, что ты не захлопнешь дверь перед моим носом и выслушаешь.

– Значит, считай, тебе крупно повезло. Кстати, как ты меня разыскал?

– Секрет фирмы.

– Э, коллега! Ты думаешь, я отстану так просто?

– Да нет, не думаю. Поэтому сдаюсь без боя. Это было элементарно, Ватсон: простая дедукция и немного везения! На проверку гостиниц я не стал тратить время.Ясно же, что с твоими далеко идущими планами ты не станешь там останавливаться. Да и дорого. Самый простой вариант – однокурсники, местные или осевшие в Воронске. Их не так уж много. Я просчитал всех, и вышло, что это должна быть Ленка Кудрина, больше некому!

Саша уже отпирала ключом квартиру на седьмом этаже.

– Она теперь Журавлева, наша Ленка. Проходи.

Саша провела позднего гостя в небольшую кухоньку, которую Ленка предусмотрительно оснастила всем самым необходимым для жилички – впрочем, как и всю квартиру. Как только на плите запел чайник, а вокруг распространился божественный запах краковской колбасы, сыра и свежего масла, в кухне сразу стало чертовски уютно.

– Полный кайф!

Данька блаженно щурил близорукие глаза. Его длинные ноги вытянулись с табурета почти до противоположной стенки.

– А жена тебе что дома скажет? Вернешься под утро – такой «кайф» тебе устроит, что мало не покажется!

– Все под контролем, Шура. Ее самой дома нет. Теща приболела, и Нина решила у нее переночевать вместе с Дашкой. А вообще-то она мне уже перестала устраивать сцены ревности, привыкла, что никто на меня не покушается. Другие «сцены», правда, случаются частенько. Вот, не далее как вчера вечером...

Кулик отодвинул чашку с ароматным дымящимся чаем, прочистил горло.

– В общем, ты прости меня, Шура! Я был дурак. С женой только что поцапался из-за своих вечных «производственных стрессов», ну, сама понимаешь... Она пригрозила, что заберет Дашку и уйдет, а я ведь без них не могу... Словом, то была минутная слабость. Прости!

– Значит, ты правда хочешь, чтобы мы с тобой друг друга поняли?

– Эх, да я-то тебя понял с полуслова! Неужели ты подумала, что Данька Кулик струсил?! Говорю ж тебе, то было краткосрочное помрачение моего гражданского самосознания, вызванное внешними обстоятельствами. Ты можешь на меня рассчитывать во всем, Александра. Если, конечно, тебе еще нужна моя помощь.

19

Вечером следующего дня Саша сидела рядом с водителем зеленого «жигуленка», который колесил по темным кривым улочкам Отмашки – дальнего пригорода Воронска. Все они вели к главной, так сказать, градообразующей «достопримечательности»: железнодорожной станции с тем же названием.

Александре никогда прежде не приходилось здесь бывать, однако прошедшей ночью она узнала, что именно здесь живет человек весьма редкой профессии. Настолько редкой, что одно его присутствие делает Отмашку знаменитой на всю губернию! Правда, большинство аборигенов об этом и не подозревают...

– Надеюсь, что он в своей берлоге, – в который раз нарушил напряженное молчание Данька. – Иначе нам придется устроить здесь засаду.

– Что это за частный детектив, у которого нет даже телефона, чтоб договориться о встрече? – ворчливо подхватила Александра, и тоже далеко не впервые.

– Был у него телефон, я же тебе говорил. Полгода назад отрезали за неуплату.

– Что это за частный детектив, у которого отрезают телефон за неуплату?! Если, как ты говоришь, он зарабатывает тысячи...

– Долларов, Шура, долларов! Только гонорары для Вано – не самоцель, скорее дело принципа. Он может отказаться работать за целое состояние, если дельце ему не по вкусу, и может раскопать целый какой-нибудь «ирангейт», взяв с тебя только оплату телефонных разговоров. Кстати, телефон для него тоже был делом принципа. Это он таким образом протестовал против повышения тарифов и абонентской платы, понимаешь?

– Мысль интересная. Только кому он сделал хуже, оставшись без телефона?

– Нам, конечно. Самому Вано телефон ни к чему. Он как-то сказал, что за свою жизнь подслушал столько телефонных разговоров, что это навсегда отбило у него охоту иметь собственный аппарат. То есть, конечно, сотовым он обзавелся, но совсем не для того, чтобы звонили ему. Говорит, если он кому нужен, то и без телефона найдут.

– И что – находят?

– Еще как! Если б ты видела, какие шикарные «мерсы» и «роллс-ройсы» паркуются иной раз в его подворотне...

– Ну хорошо, а как друзья с ним связываются? Так же, как ты – выясняют друг у друга, кто, когда и где его в последний раз видел?

– У Вано нет друзей. То есть в нашем, привычном понимании нет. Таких, чтоб вместе выпивать после работы, резаться в карты и ходить в баню по субботам. Он делит весь род человеческий на людей и клиентов. Клиент – не обязательно тот, кто его нанимает. Это означает всего лишь, что данный тип годится только для того, чтоб его использовать. А человек... В общем, это тот, который не клиент – вот и все. Вано может напиться и проговорить всю ночь с самым последним бомжем, если он человек. Вот так-то.

– А к какой из категорий относятся женщины? – скептически спросила Саша, предчувствуя недоброе.

– Ни к какой. Выделены в отдельную: бабы.

– Так я и думала. И ты меня уверял, что этот дикарь будет нам полезен! По-моему, мы зря теряем время.

– Александра, я тебя предупреждал, что встреча с ним будет далека от светских канонов! Но все это сейчас неважно! Важно, что другого такого профессионала в Воронске нет. А может быть, таких вообще единицы. Поверь мне, Шура, я знаю, что говорю!

– Оставляю это утверждение на твоей совести. Так, значит, его зовут не Иваном? А я думала...

– Зовут его Стас. Станислав Сергеевич Иванов. Кстати, он где-то вычитал, что Сергеи довольно часто становятся отцами великих людей: Пушкин, Грибоедов, Тургенев, Даргомыжский, Станиславский...

Саша фыркнула:

– А он нигде не вычитал, что Станиславы – люди с гипертрофированным самомнением?

Данька тоже усмехнулся.

– Между нами говоря, ты права на все сто. Но говорить об этом Стасу вовсе не обязательно. Впрочем, сам он предпочитает «Вано». И я тебе от души советую избегать в общении с ним имени-отчества!

– Но я не могу называть незнакомого человека какой-то кликухой!

– Ох, Александра... Ну, кажется, мы у цели. Молись!

Данька заглушил мотор у какой-то двухэтажной длинной избушки с каменным фундаментом и бревенчатым верхом. Выглянул наружу. Саша последовала его примеру, ища глазами вереницу иномарок, но ничего такого не увидела.

– Ну конечно, света у него нет. Впрочем, это еще ничего не значит. Выходи, я запру машину.

В подъезде, где было темно как в склепе и пахло мышами и кошками, спутник предупредил Александру, чтобы двигалась со всей возможной осторожностью. И вовремя, иначе она запросто могла бы переломать ноги! Скрипучие деревянные ступеньки с громадными щелями прогибались под тяжестью двух пришельцев в черную бездну; повсюду были понатыканы детские коляски, велосипеды, лыжи, какие-то ящики, железнодорожные «башмаки», которые подкладывают под колеса вагонов, и даже обрезки рельс...

– Это что-то вроде «общежития имени монаха Бертольда Шварца» Ильфа и Петрова, только на железнодорожный лад, – пояснил Даня, понизив голос.

– Неужели знаменитый частный сыщик не может купить себе квартиру в более презентабельном местечке?! – чертыхнулась потенциальная клиентка.

– Разумеется, может. Но Вано здесь нравится. Он уверен, что тут гораздо чаще встречаются люди, чем в так называемых «презентабельных местечках». И в этом я с ним, между прочим, согласен. Можешь считать, что это один из его прибамбасов, в которых у него нет недостатка... Тсс! Мы пришли.

Кулик остановился в самом конце коридора на втором этаже, перед дверью, которая отличалась от прочих разве тем, что на ней не было номера. Прислушался и громко постучал – каким-то сложным, по-видимому, условным стуком. Опять прислушался и разочарованно покрутил голово. За дверью стояла гнетущая тишина. Данька стукнул еще разок, приложил нос к дверному косяку и громко позвал: «Вано!» Но и без того было очевидно, что дверь им открывать не собираются. Барометр Сашиного настроения резко упал от вполне понятного возбуждения к глухому разочарованию.

– Так я и думал: его нет. Надо быть фантастическим везунчиком, чтобы застать Вано в его берлоге!

– Ты ошибаешься, старик, – прозвучал за их спинами густой прокуренный баритон, который заставил обоих мигом обернуться.

– С некоторых пор я стал таким домоседом, что аж самому противно! – продолжал живописный обладатель этого голоса. – Решил устроить себе бессрочный отпуск и заняться хозяйством. Ты давно не бывал у меня, парень.

– Фу ты, Вано... Как хорошо, что ты дома, черт бородатый! Привет! Но почему ты...

– Привет, старик. Кого это ты ко мне притащил? Я вроде не рассылал приглашения на вечеринку.

Слова приветствия замерли на губах у девушки.

– Вано, это моя... – Данька запнулся на слове «подруга», которое наверняка было бы неправильно понято этим медведем. – Это мой товарищ, ее зовут Александра. У нас к тебе дело.

– Товарищ, говоришь? А косит под госпожу!

Вано-Стас бросил на Сашу такой взгляд, словно она была манекеном. Та снова открыла было рот – на этот раз чтобы поставить грубияна на место, – но Дейл толкнул ее в бок, и она сдержалась. Главный редактор «Колокола» ответил вместо своего товарища:

– Считай, что мы оценили твой юмор, Вано. Так как же насчет дела?

– Мне плевать, что вы там оценили. Разве я не сказал, что в отпуске? К тому же сейчас у меня тут, – детектив ухмыльнулся себе через плечо, – предстоит дельце явно поинтереснее твоего. Знаешь что, старик? Приходи после нового года, если не передумаешь.

Саша увидела, как бородач захлопывает дверь перед их носами. Но тут Дейл отважно бросился вперед и сунул ногу в щель.

– Послушай, Вано! – Данька тоже «завелся» не на шутку. – Я понимаю, что мы не вовремя, извини! Но ты прекрасно знаешь, когда не горит, я тебя не тревожу без приглашения. И тебе придется нас выслушать прямо сейчас или собственноручно спустить с лестницы. А свой «новый год» можешь засунуть себе в задницу!

Его спутница опять стояла с разинутым ртом – теперь уже от изумления. Она никак не ожидала от интеллигентного Дейла таких подвигов! Между тем здоровенный субъект в атласном халате, который едва доставал ему до коленок, да и вообще грозил разъехаться полами каждую секунду, широко распахнул свою дверь и оказался по эту сторону порога. Если б не серьезность момента, Александра, наверное, покатилась бы со смеху. В куцем бабском халатике с крикливым рисунком из «огурцов» этот Алеша Попович смотрелся донельзя комично. А тот, задумчиво глядя на непрошеных гостей, так же задумчиво почесал курчавую каштановую бороду, которая являлась естественным продолжением его буйной шевелюры. Из-за этой густой поросли, сплошь покрывающей лицо детектива, да еще из-за коридорного полумрака Саша не могла определить, сколько ему может быть лет – тридцать или все пятьдесят. Последнее, вероятно, было ближе к истине.

Как видно, хозяин берлоги вполне серьезно размышлял над поступившими предложениями – в смысле выбора между лестницей и деловой беседой. Решив, видимо, что первое всегда успеется, Вано вернул свои огромные лапищи в карманы халата.

– Надрать бы тебе как следует твою задницу, пацан, – процедил он. – Ну да ладно, с этим можно обождать. Говори, что у тебя ко мне? Только живо!

– Изволь, если тебе угодно объясняться в коридоре. Эту девушку зовут не просто Александра, а Саша Александрова, – Данька подчеркнул фамилию. – Если ты помнишь, Вано, я тебе о ней говорил. Та самая, что...

– Не трынди! – оборвал его бородач. – Если ты мне говорил, значит, помню. Какого ж ты... сразу не сказал, что это она? Ну, а от меня вам чего надо?

Александра отметила, что этот ужасный тип впервые обратился не к одному Даньке, а к ним обоим. Да и в быстром остром взгляде, которым одарил ее детектив, было теперь гораздо больше интереса. Она почувствовала, что должна, наконец, что-то сказать.

– Нам нужна ваша помощь.

Вано принял решение через несколько секунд, в течение которых откровенно разглядывал свою гостью, как бы вовсе не замечая больше ее спутника. Потом крикнул в глубь комнаты:

– Эй, крошка! Планы изменились. Даю тебе минуту на сборы. Ко мне пришли.

Возникшую паузу заполнил Данька.

– Вано, какого черта ты делаешь в этой комнате?! Тебе что, надоел вид на твой Пятый железнодорожный тупик, и ты решил поменяться с Михалычем, чтобы лицезреть в окошко мусорку у себя во дворе?

Бородач даже хохотнул – настолько улучшилось его настроение.

– Зачем меняться? Я просто купил ее у Михалыча, Данька! Старик решил перебраться к сыну, тот давно звал. А я тут подумал, что при моей вредной работе неплохо иметь обзор на обе стороны, мало ли какие гости вздумают наведаться к Вано... К тому же две комнаты – это уже свобода маневра! Есть у меня кое-какие соображения по этому поводу. В общем, можешь поздравить меня с расширением, как у нас раньше говорили. А там, – он кивнул на запертую дверь, в которую Даня безуспешно ломился, – сейчас ремонт. Говорю ж тебе: давненько ты в наших краях не был!

– Давно, это точно... А что ты будешь делать со второй комнатой, Вано?

– А я решил обеспечить себе максимум комфорта, старик. Буду жить цивильно. В одной комнате оборудую рабочий кабинет с приемной, все как положено, а в другой – будуар с ванной! Как тебе идейка?

И тут на сцеле появился новый персонаж. Огромного роста рыжая деваха, в профессиональной принадлежности которой не приходилось сомневаться, выплыла из бывшей Михалычевой комнаты, виляя задом. Это у нее выходило особенно эффектно, потому что из одежды на ней были только черные колготки с сапогами-ботфортами, закрывающими колени, да коротенький полушубок из какого-то искусственного барса. До минусовой температуры на улице было еще далеко, но с учетом того, что этот распахнутый лапсердак был напялен прямо на голое тело...

Проститутка окинула ту, на которую ее променяли, взглядом, полным превосходства, потом притиснула Стаса к дверному косяку своими буферообразными грудями.

– Пока, пупсик! Платить будешь наличными или как?

– «Или как», крошка. Запиши на мой счет!

Он сунул обе лапы под пятнистую душегрейку и блаженно зажмурился.

– Ты видишь, старик, как много я теряю по твоей милости... Клянусь чертом, есть очень немного людей, ради которых Вано способен на такие жертвы! Цени это, парень.

Редактор промямлил нечто невразумительное, опустив свои близорукие глаза. Но Александра все же успела прочитать в них, что Данька совсем не прочь обрести то самое, что потерял его приятель. «Все ясно, дружище Дейл: основной инстинкт! Перед ним бессилен даже такой моралист, как ты. Впрочем, на такое „хозяйство“ не клюнул бы разве что труп».

Сама она была не то чтоб смущена разыгравшейся сценкой – нет! Да и возмущаться уже устала за последние десять минут. Просто Саша поняла окончательно и бесповоротно, что в лице частного детектива Иванова-Вано она вынуждена иметь дело с конченным типом.

«Он еще хуже, чем Борька Жемчужников. Хотя я думала, что хуже быть уже невозможно!»

– Ну, заползайте! – Бородач толкнул дверь перед гостями и отступил в сторону. – За бардак не извиняюсь, потому что я вас не приглашал, сами явились.

Просторная квадратная комната, в которой очутилась Александра, вряд ли могла бы натолкнуть кого-либо на мысль о необходимости снять обувь. Наоборот, у девушки возникло желание подобрать длинные полы пальто. Господствующее положение здесь занимала громадная тахта – арена любовных сражений. Впечатление, однако, было такое, что в последней битве, прерванной несколько минут назад, досталось всей обстановке без всяких исключений. В этом тотальном бедламе глаз не мог определить, где кончается скомканная простыня и начинается линолеум, серый в черную крапинку; не мог отличить спортивную гирю от бочонка из-под пива «Балтика» – тем более что гиря почему-то стояла посреди журнального столика с остатками закусок, а бочонок валялся на полу...

Нет, одно исключение, пожалуй, все-таки было. На письменном столе под окном стоял компьютер, и вот он-то – единственный! – не был завален грязной посудой и всяким хламом, утыкан окурками, загажен липкими кругами от мокрой питейной посуды. Вокруг машины тоже царил порядок, прямо-таки образцовый для подобной комнаты. «Электронный разум» казался тут чем-то инородным, чудом заброшенным в этот примитивный бордель из другого мира, из другой цивилизации.

Еще в коридоре гости почувствовали, что из комнаты разит, как из пивной. Теперь же, когда они переступили порог, концентрация алкогольных и табачных паров достигла предельно допустимых значений. Девушка почувствовала легкий приступ тошноты. Кулик сморщил нос:

– Фу, Вано! Ты бы хоть форточку открыл, что ли.

– Щас, разбежался! Ты видишь, как я легко одет, могу и простудиться, между прочим... Снимай пальто, крошка, у меня тут не холодно. Давай-ка помогу: что-что, а раздевать я умею!