Текст книги "Букет кактусов"

– Заткнись! – Александра залилась густой краской, как когда-то давным-давно.

– Ага, я, конечно, прав. Все это нормально, детка. Потому что ты – живая! Вот если б ты об этом не думала, тогда ты действительно была бы трупом. Сейчас ты стыдишься этих желаний и чувств, они кажутся тебе ужасными, предательскими по отношению к нему. Я знаю, как это бывает... Но так будет не всегда, поверь мне!

– Ты знаешь?..

– Знаю. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом, если захочешь. Когда мы теряем кого-то близкого, мы думаем, что теряем... свою собственную жизнь. Но это не так. Мы не просто можем жить после этого: мы должны жить – за себя и «за того парня». Это вовсе не значит, что мы забываем, предаем тех, кого потеряли. Я знаю, ты никогда не забудешь Рэя. Ради него, ради его памяти ты теперь обязана жить. Как ты думаешь, что он сказал бы, если б узнал, что ты хотела сотворить с собой тогда в ванне? То-то...

– Нет, ты все не то говоришь! То есть то, но только... Рэй же погиб из-за меня, как ты не понимаешь?! Это я его втянула в эту историю, в свою проклятую месть, в эти запутанные отношения. Если б не я, он был бы сейчас жив и здоров и жил бы в мире и согласии с семьей и с самим собой. Его сын не лишился бы отца, а молодая жена – мужа...

Горькие слова Александры звучали выстраданно, но без прежнего надрыва. Казалось, они шли из самого сердца.

– Это все я, Вано! Я мечтала о справедливости, а сама принесла страдания стольким безвинным людям. Рэй и Филя в могиле, Данька тоже чуть не погиб... Должно быть, Бог решил, что я хочу взять на себя его функции карать и миловать, и послал эти смерти в наказание мне! Это мой грех, а я даже не могу покаяться, потому что не верю в небесный суд, потому что не научена подставлять вторую щеку... А ты говоришь – «жить»!

«Какой я молодец, что не сказал ей еще и про Жемчужникова!» – подумал Стас.

– Я не очень гожусь в исповедники. С Богом у меня тоже непростые отношения. Но... ты попробуй-ка посмотреть на это дело с другой стороны. Не слишком ли ты сложно трактуешь высший промысел? С чего ты взяла, что все случившееся случилось в наказание тебе, а не им самим? По-моему, у каждого из нас хватает собственных грехов, и Господу намного проще воздать за них каждому лично, чем вдумываться в хитросплетения человеческих отношений и выискивать – кто и в чем больше виноват. Если, к примеру, завтра мне на голову упадет кирпич, не станешь же ты считать, что эта кара послана тебе за то, что называла меня отвратительным типом?

– Ну, разве что кирпич будет величиной с дом! В противном случае это будет кара тому самому кирпичу, богохульник.

– Вот видишь, детка, ты уже улыбаешься... Однако, если ты думаешь, что из-за твоей исповеди дядя Вано будет жарить другой омлет, то ты очень ошибаешься. На такой подвиг я не способен даже во имя искупления всех смертных грехов на свете.

«Я знаю, что буду наказан, Саша. Жестоко наказан... – вспомнилось девушке. – Но я буду тебя любить, пока Божий гнев не настигнет меня...»

Наверное, Стас в чем-то прав. Но это слишком жестокая кара, Господи! Нельзя так наказывать за любовь.

Саша удивилась, она в первый раз мысленно назвала его просто по имени. Не Господа – нет, конечно, а странного бородатого человека с голубыми глазами.

В тот же самый день, когда Стас выводил свою «пациентку» из нервного шока поцелуем, девушку ожидало еще одно потрясение. После завтрака, оставшись одна и пообещав «дяде Вано» вести себя хорошо, она тихо лежала на своем диване, вытирала набегавшие слезы и размышляла над его словами о том, что надо жить ради памяти Рэя. Как вдруг ее пронзило: Господи, она же беременна! Вернее, была беременна, когда все это случилось. Как она могла забыть об этом?!

Весь этот кошмар... У нее и без того было очень немного шансов выносить ребенка – практически никаких, а теперь?! По ее подсчетам, уже два месяца – значит, близится критический срок... Неужели выкидыш уже случился – во время неудачной попытки самоубийства или после, когда она лежала без памяти?! А Стас просто не знает, как ей сказать об этом, ему ведь и так досталось с нею, дурехой...

Александра в ужасе прислушивалась к своим внутренним ощущениям, пытаясь обнаружить признаки женского несчастья, слишком хорошо ей памятные. Но их не было. Наоборот, у нее было чувство, что ребенок здесь, с нею. Что он жив, и с ним все хорошо! Саша потихоньку встала, пробралась в ванную и тщательно обследовала себя, насколько это было возможно. Результаты лишь прибавили ей уверенности. Она стояла и поглаживала свой пока еще нисколько не изменившийся живот забинтованными руками, и смеялась сквозь слезы, и ругала себя за глупость и эгоизм, и шептала имя того, кому собиралась подарить этот «рождественский подарок»...

Теперь она подарит его себе. Только себе!

С этого дня Александра быстро шла на поправку. Ее молодой сильный организм, до сих пор успешно справлявшийся со всеми физическими испытаниями, преодолевал и это. Уже к вечеру восьмого, когда Вано принес ей из магазина обновки – теплый байковый халатик, спортивный костюм и еще кое-какую мелочь, – она ходила по однокомнатной квартирке, которую детектив называл «своей московской хазой». А со следующего дня стала все активнее подменять хозяина по хозяйству.

Через неделю они сняли повязки с Сашиных рук. Остались небольшие, но очень неприятные шрамы. Стас сказал, что со временем они сгладятся, а вообще-то...

– Эти зарубки – на память о твоей глупости, детка. Слава Богу, что у тебя не хватило пороху совсем перерубить вены, не то бы...

И правда, с каждым днем болезненная краснота таяла, и «зарубки» все меньше бросались в глаза.

Далеко не так просто было с рубцами на душе. Но и их лечило время, похоже, Вано и в этом оказался прав. Саша больше не билась в истерике, не бросалась на стены и на их хозяина. В ее душе установилось некое печальное равновесие. Нет, она не то чтобы стала забывать Рэймонда Кофи – разве можно его забыть?! Она даже не смирилась с его гибелью и знала, что не смирится никогда. Но Саша ее приняла. Быть может, если б не ребенок Рэя, которого она носила в себе, процесс восстановления шел бы куда хуже, но... Александра была беременна, и больше не забывала об этом ни на миг.

Сейчас ее больше всего терзала невозможность подать весточку друзьям. Она представляла, как сходит с ума Маринка, в какой печали пребывают Кулики... Но Стас был непреклонен. Пока не может быть и речи, чтоб хотя бы намекнуть им об истинной судьбе Саши Александровой. «Пусть все уляжется, детка. О тебе должны все забыть». От таких слов на нее находила тоска, но она понимала, иначе нельзя.

– Что ты собираешься делать дальше? – спросил сыщик через два или три дня после ее «воскрешения».

Александра не раздумывала ни минуты.

– Я хочу домой, Вано. Домой, в Звенигорск.

Он не стал ничего уточнять – просто кивнул.

– Хорошо. Как только будет можно, я тебя отвезу. Может быть, через месяц.

– Стас, я хочу тебя спросить... Зачем тебе все это нужно? Чтоб расплатиться с тобой, мне уже не хватит тех десяти тысяч баксов, которые остались в банковском сейфе в Воронске. Если я теперь вообще смогу когда-нибудь их получить...

Детектив насмешливо приподнял брови, пыхнул своей трубкой.

– В самом деле, детка? Как жаль! А я-то рассчитывал даже на проценты.

Догадывалась ли Саша об истинных причинах? Наверное... Но эту тему она боялась обсуждать даже с самой собою. Лишь иногда с каким-то странным смешанным чувством вспоминала его губы. Кажется, то и правда была всего лишь «шоковая терапия». Больше Вано не предпринимал попыток с ней сблизиться – вообще никаких. И слава Богу! Эта тема для нее закрыта. Навсегда, теперь уже точно.

Она с удивлением чувствовала, что Стас почти перестал ее раздражать. Разве что иногда, чуть-чуть, когда он откровенно ставил перед собой цель ее разозлить. Теперь, обреченные коротать время вместе, они часто подолгу болтали, и Саша обнаружила, что ее дважды спаситель – умный и очень интересный собеседник, настоящая ходячая энциклопедия, и отнюдь не только энциклопедия сыскного дела. Ее больше не бесили его внушительные габариты, его прокуренная борода и вонючая трубка, постоянные пивные бутылки и бочонки, его манера двигаться и говорить. И даже необходимость кантоваться с ним дни и ночи в замкнутом пространстве уже не вызывала у Александры стесненности и беспокойства. Хотя обычно Вано полночи ворочался на своей раскладушке, мешая ей уснуть, а вторую половину ночи жутко храпел.

Правда, он часто исчезал из дому. Иногда на двое-трое суток, предварительно затарив Саше холодильник и строго-настрого проинструктировав, как себя вести. Она не спрашивала, где он бывает и что делает. Во-первых, бесполезно, во-вторых, это не ее дело. Но в одиночестве девушка чувствовала себя гораздо хуже, чем со своим странным сожителем. А как его еще назвать, если они живут под одной крышей? Александра была уверена, что причиной тому – обычные скука и тоска. Что же еще?

Однажды после такой отлучки Вано вернулся веселый.

– Есть хорошая новость, детка. Нашелся этот парень, ваш «кавказский пленник». Ну, Данькин однокурсник.

– Чип?! Да ты что, неужели?! Живой?

– Живой, живой. Не совсем здоровый – в Чечне он был ранен – но живой. Он уже в Москве.

– Как здорово! Ой, просто в себя не приду... Скорее рассказывай, что и как.

– Подробностей не знаю, детка. Ты же висишь у меня на шее, так что я не могу светиться. Знаю только, что у этого Чипкова, кажется, наметилось взаимопонимание с твоей подружкой, Маринкой. Видел издали, как они ворковали вдвоем.

– Не может быть!

– Почему это нет? Никогда нельзя сказать, что может быть, а чего не может, особенно в делах сердечных. Он же теперь герой! Кстати, говорят, держался в плену очень достойно. Маринка встречала его в аэропорту от своей газеты – ты же знаешь, она теперь работает по специальности. Ну, вспомнили золотые студенческие деньки, слово за слово... Наш старичок Куличок тоже прилетел, между прочим.

– Разумеется, и нас с Рэем помянули.

– Я думаю, не без этого. Значит, ты нас всех переживешь, детка. Короче, точек сближения оказалось достаточно. Завидую я этому Толяну, черт меня подери! Маринка – классная девочка.

– Ну, разумеется! Это единственная подробность, которую ты знаешь наверняка.

«Нет, я не подам тебе и вида, что злюсь, медведь! В конце концов, ты сказал правду. Маринка действительно классная, не то что я. Особенно сейчас... И я буду очень рада, если у них с Толиком что-нибудь получится. Я всегда считала его славным парнем, хотя и немного простоватым. Но, может, из Чечни он и в самом деле вернулся героем ее романа? Ведь в его друге Славике героического было еще меньше, пока он не попал в критическую ситуацию...»

Вано, хитро прищурившись, дымил своей трубкой в открытую форточку. Не мог же он рассказать, что из-за «подробностей» по делу Толи Чипкова он в декабре провел две недели, считай, в самом логове некоего полевого командира! Из-за этого и только из-за этого он на время выпустил из-под контроля московские дела своей клиентки, что чуть-чуть не стоило ей жизни. И уже потом, когда Чип и его оператор были фактически на свободе, детектив из Воронска подключил к делу поисковую группу, которой и достались все лавры...

Как-то в феврале, появившись домой из очередного «загула», Стас коротко сказал Саше:

– Пора, детка. Если ты в порядке, завтра мы можем выехать. Я все подготовил.

Она ответила еще короче:

– Хоть сегодня.

У Александры не было никаких причин задерживаться в столице. Она мечтала поскорее покинуть Москву и постараться вообще забыть, что она есть на карте.

В комплекс подготовки, помимо обычных дорожных припасов и снаряжения автолюбителя, входили документы на имя Ивановой Марии Петровны, шестидесяти восьми лет, и гримерный набор, с помощью которого Саша Александрова должна была на время обратиться в старушку. Мало ли какие неожиданности могли возникнуть в дороге!

– Если не будете занудой, матушка, – Вано шутливо поклонился, – обещаю в точности исполнить последний сыновний долг. Просто не дождусь, когда сбуду тебя с рук, старая карга!

– Тогда уж вези сразу в дом престарелых, сынок!

Они выехали ни свет ни заря и без всяких приключений покинули Москву все на той же доброй старой «Ниве». В дороге тоже не случилось ничего примечательного – если не считать, что Стас вдруг отчего-то стал опять немногословным и даже угрюмым, как в первые дни их знакомства. В девять вечера, обогнув стороной губернский город, машина уже отсчитывала спящие за своими палисадниками хатки на окраине Звенигорска, ничем не отличающейся от деревенского пейзажа. Александра примолкла, щемящая, пронзительная грусть сжала ей сердце.

Можно было не опасаться, что кому-нибудь станет известно об их прибытии раньше утра, в таких городках девять вечера, да еще в январе, приравнивается к глубокой ночи. Лишь в двух-трех окнах родного дома еще горел свет.

– Запри машину и не беспокойся, в нашем дворе с ней ничего не случится, – прошептала Александра, которая уже успела размотать свой старушечий платок и снять грим с помощью косметического молочка.

У нее и в мыслях не было, что ее водитель не останется переночевать после такого-то переезда... Стас коротко ответил, чтобы она поспешила, и взял небольшую дорожную сумку Александры, которую сам же купил для нее вместе со всем содержимым. Все ее вещи – кроме того, что было на ней в день «трагической гибели», – так и остались в квартире Марины Воронковой.

Как и тогда, в свой осенний наезд, она перво-наперво обошла свое нежилое жилье, окинула его ностальгическим взглядом блудной дочери. Только сейчас оно не вызвало у Саши того острого, болезненного приступа жалости к себе. Теперь она могла без слез смотреть в свое прошлое и знала, что ее ждет в будущем. Это опять была новая, другая Саша Александрова.

– Вот и все, детка, – услышала она за спиной. – Ты дома. Думаю, я тебе больше не нужен.

Девушка порывисто обернулась.

– Как? Разве ты не останешься до утра?

– До утра – нет. Будь здорова, детка.

– Но как же... Куда ты поедешь? Ты же устал!

– Ерунда. С моим пламенным мотором до Отмашки час езды. Ремонт там закончен – сплошной шик и блеск. Ты еще и вещички не распакуешь, а я уже буду спать как младенец в собственной кроватке. Ну, бывай, детка!

Он неуклюже протянул ей пятерню, и Саша машинально пожала его огромную лапу. Вано повернулся к двери...

И вдруг Александра поняла – она не хочет, чтобы он уходил. Она не может себе представить, что этот человек уйдет навсегда!

– Стас...

Он остановился.

– Подожди, Стас. Останься...

– Не понял?

– Останься со мной. Пожалуйста...

– Детка, ты имеешь в виду... тебя и меня?

Саша разозлилась на его медвежью непонятливость.

– Уж конечно не соседа! Я прошу тебя остаться, и ты это прекрасно понял. Ты же этого хочешь, разве не так?

Какой-то вредный черт подзуживал его: «Не поддавайся, Вано! Она посмеется над тобой – значит, посмейся над ней первый. Ответь так, как ты умеешь. Скажи: „С чего ты взяла, детка?“

Он послал черта в нокаут. Он вернулся и остановился почти вплотную к девушке. Посмотрел ей прямо в глаза.

– Ты выйдешь за меня замуж, Александра?

– Замуж?!

Внутри у нее все перевернулось от этих простых слов.

«Как странно! Еще никто и никогда не говорил мне такого. Даже Рэй... А я, выходит, только и мечтала о предложении надеть на шею обычный бабский хомут?! И именно теперь, когда его услышала, – должна отказаться».

– Не прикидывайся глухой, детка. Но прежде чем ответишь, я хочу, чтобы ты знала, я останусь с тобой или насовсем, или никак. Если я останусь, тебе придется стать моей женой и нести этот крест до конца моей жизни. А прожить я намерен долго, так что не рассчитывай от меня отделаться! Тебе придется принять меня таким, какой я есть, с моей бородой, трубкой и пивом, с моим ночным храпом и неожиданными исчезновениями из дому, с моими дурными манерами и странными знакомствами. Мне сорок четыре года, и мне уже поздно меняться, детка! Я мог бы сказать, конечно, что союз со мной определенно будет иметь и свои положительные стороны. Но предпочитаю, чтобы ты узнала об этом не с моих слов, а из собственного опыта. И я хочу, чтобы ты дала мне ответ здесь и немедленно, у тебя было достаточно времени, чтобы прицениться к товару, который я тебе предлагаю. В противном случае я уйду, и ты меня больше не увидишь. Надеюсь, я выразился ясно?

– Ты... Ты ужасный тип! Деспот и собственник... Я совсем не имела в виду замужество, понимаешь? Я – и вдруг замуж, да это же просто смешно! Мы с тобой такие разные, и вообще... На кой черт я тебе сдалась?!

– Это уж мое дело. Кстати, мы с тобой – те самые два сапога, которые пара, но ты, безусловно, можешь иметь на сей счет свое мнение. Я жду ответа.

– Нет. Замуж я не могу.

Он кивнул, как будто даже удовлетворенно.

– Так я и думал. Мне не следовало бы протягивать лапы к драгоценному брильянту, которым владел черный принц. Даже мертвый, этот парень продолжает держать тебя. Прощай, детка.

И Вано быстро пошел к двери. Он был уверен, что в спину ему полетят проклятья. Но полетело совсем другое...

– Погоди ты, дурак! Дело не в этом. У меня... у меня будет ребенок.

Широкая спина замерла в прихожей.

– У тебя будет ребенок?..

– Да. Я беременна, Стас! Теперь ты понимаешь, почему я не могу...

– Но это же здорово, детка!

– Ты не понял. Это будет черный ребенок, ребенок Рэя. Неужели не ясно?!

– Ты могла бы этого не говорить, я вроде не дурак. Если это единственная причина, можешь о ней забыть.

– Что?! Ты пытаешься меня убедить, что хочешь этого ребенка? Что тебе будет наплевать на косые взгляды и ухмылки, на легенды о твоей благоверной, на намеки насчет рогов и на все прочее?

– Я тебя ни в чем не пытаюсь убедить, детка. Я просто говорю тебе, как будет. Мне действительно наплевать на все это, с моей благоверной я как-нибудь разберусь сам. И я правда хочу твоего ребенка, Александра. Я хотел бы его не меньше, даже если б он был не черный, а серо-буро-малиновый. Он будет моим точно так же, как и твоим. Только я надеюсь, детка, что на этом мы с тобой не остановимся, правда?..

Потом они стояли обнявшись посреди большой пыльной комнаты с зачехленной мебелью, и Александра прятала мокрое лицо на груди у Стаса, вдыхая его мужской табачный дух, который стал теперь для нее родным. Ей казалось, что она – маленькая лодочка, затерявшаяся в океане и наконец-то прибившаяся к земной тверди, к спасительному утесу. Только утес этот был горячий и полный жизни.

– Дурачок, – шептала она. – Рэймонд Кофи не держит меня. Я его никогда не забуду, но... Надо жить – ты сам это сказал. И я буду жить! Мы будем жить. Я давно стараюсь жить, Вано – у меня было две попытки. Борька Жемчужников был моим наваждением, тяжелой инфекцией. Но я вылечилась! Рэй – красивой африканской сказкой, но сказкам, даже самым красивым, всегда приходит конец. У этой конец оказался печальный, но в том мы были виноваты сами. Ты совсем другой, ты – реальность. Ты – моя последняя попытка, Станислав Сергеевич Иванов. И она будет удачной, черт возьми! Только ты не очень торопи меня, ладно? Я должна привыкнуть к мысли, что я теперь с тобой...

– Конечно, детка. Теперь дядя Вано может ждать долго. У нас с тобой впереди уйма времени.

Саша встрепенулась, высвободилась из его рук.

– Ой, подожди-ка... Как же я забыла о нем?

– О ком, детка?

Девушка нырнула за занавеску и осторожно вытащила большой горшок с кактусом.

– Здравствуй, мой бедный зеленый дурачок! Вот я и вернулась. Ты жив?

– Ты еще спрашиваешь? Взгляни-ка...

Александра посмотрела туда, куда указывал мизинец Стаса, – и ахнула. Между жестких ребер старого растения, среди огромных колючек топорщился крохотный сосочек, покрытый нежным розовым пухом.

– Невероятно! Он собирается цвести.

– Почему невероятно, детка? Он тоже имеет право на последнюю попытку!

Они посмотрели друг другу в глаза – и засмеялись.