Текст книги "Тайны Реннвинда. Сердце тьмы"

Глава 39

По ощущениям уже полночь. Мы останавливаемся на привал потому, что Ингрид уже валится с ног. Нас с Карин Арвид привязывает к дереву веревкой, а у меня нет даже возможности высказать Микке все, что я думаю о его подлом поступке, когда он опоил меня, похитил и притащил сюда. Да и он старается не смотреть в мою сторону: явно чувствует, что виноват.

– Ингрид, откуда в тебе столько злобы и ненависти? – Немного наивно спрашивает Карин, пока Микаэль разводит костер. – Что мы тебе сделали плохого? За что ты так с девочкой? Отпусти, хотя бы, ее, а меня оставь.

– Однажды я уже упекла тебя в клинику, чтобы не слушать нотаций, обойдусь без них и сейчас. – Опускаясь на траву, хрипит Ингрид. – Если не заткнешься, тоже залеплю рот!

Карин вздыхает, но на рожон не лезет. Сжав добела губы, смотрит с жалостью на меня.

– Все нормально, мама. – Говорю ей одним взглядом.

Меня больше беспокоит другое: почему книга решила, что наступил подходящий момент, чтобы открыть мне тайну захоронения древней? Какой в этом смысл, если при помощи этих знаний хульдра тут же добралась до этого тайного места. Вернее, доберется. Потому что они с Арвидом изучают карту, и сходятся на том, что идти нам осталось не более двух часов.

– Попей. – Подносит к мим губам фляжку Микке, когда костер уже разгорелся.

Я хмурю брови так, чтобы он понял: что-то когда-либо пить из его рук я больше никогда не буду.

– Я предупреждал тебя, что нужно вести себя хорошо. – Шепчет он. – И чего ты добилась своей дерзостью?

Показала бы ему сейчас язык, если бы могла. Или средний палец. Или и то, и другое. Но все, что мне остается, лишь выразительнее кривить лицо.

– Попейте воды, Карин. – Перемещается он от меня к ней.

Я в это время наблюдаю, как в нескольких метрах от нас Арвид тихо напевает, колдуя над ранами Ингрид. Заботливо обрабатывает, мажет мазями, дует, чтобы не было больно. Прямо идиллия.

Возможно, Микаэль вылечил бы ее быстрее – все-таки, взял дар от старшего в роду. Но он не спешит стелиться ковриком в ее ногах, подобно отцу, и это меня немного радует. Возможно, удастся обмануть его и сбежать. Лишь бы не было слишком поздно.

Через час мы снова выдвигаемся в путь. Арвид отвязывает нас от дерева и, все так же угрожая ножом, грубо подталкивает вперед. Мы идем какими-то горными тропами, пробираемся через густой лес, переходим ручей, и надежды на то, что скоро выйдем к нужной точке у меня становится все меньше. Но Ингрид, собрав все оставшиеся силы, прокладывает путь вперед, несмотря, ни на что.

– Сюда. – Уверенно сворачивает она вслед за ручьем.

И мы карабкаемся по каменистому склону, освещенному лишь светом луны.

– Чего встала? – Толкает меня Арвид, когда я вдруг замираю посреди пути.

«Но мне показалось, что я слышала что-то. Чье-то дыхание».

– Шевелись! – Прикрикивает он.

И я продолжаю идти, оглядываясь и не понимая, откуда в глубине леса может доноситься этот звук. Но чем дальше мы поднимаемся вдоль ручья, тем звук дыхания становится отчетливее. Интересно, они тоже слышат его? Да я даже спросить не могу, потому что эта полоумная своим заклинанием лишила меня голоса!

– Вот оно. – Дрожащим голосом восклицает Ингрид, когда мы выходим из леса к подножью горы.

– Ты уверена?

– Это где-то здесь. – Подхватив полы плаща, она бросается по скользкой каменистой поверхности земли к самому основанию горы.

Нам ничего не остается, как броситься следом. Даже Микке заметно оживился: его взгляд наполнился надеждой, он расправил плечи, ускорил шаг. Власть, конечно, сводит всех с ума, обещая многие блага, но если даже ламия не смогла ее удержать, то на что надеются они?

– Тащи ее сюда! – Ревет Ингрид. – Здесь цыганское заклятье!

Она исследует горную твердь ладонями – гладит, трогает, слушает, ищет. Носится, как безумная, пытается увидеть, наверное, какие-то знаки. А что, если карта посмеялась над всеми нами?

И тут я снова слышу это – дыхание.

– Нужна ее кровь! – Поторапливает она Арвида.

«Опять? – мысленно стону я. – Да сколько можно?! Я и так уже вся в шрамах!»

– Нужна кровь дхампири. – Обнюхивая стену, словно ищейка, рычит Ингрид.

Похоже, она не на шутку возбудилась.

– Руку. – Дергает меня Арвид.

Я сопротивляюсь, но он силой разжимает мою неповрежденную ладонь. Мне ничего не остается, кроме как беспомощно всхлипнуть: она только зажила после оживления Улле. И в следующую секунду ее уже касается лезвие ножа – оно проползает огненной змеей по коже, и горячая кровь выбирается наружу. Стекает по ладони в глубокую чашу, заботливо подставленную Микаэлем, и тот исчезает с ней во тьме.

Самое время смыться, пока эти трое заняты чашей с кровью, но Арвид снова хватает меня за шкирку и подтаскивает к основанию горы. Я падаю на колени. Карин могла бы убежать, но покорно следует за нами: видимо, не хочет оставлять меня с ними одну. Пока они мажут кровью каменную твердь, она отрывает кусок ткани от своей рубашки, наклоняется и вкладывает мне в руку. Я смотрю на нее с благодарностью. Перевязать не получится, но, хотя бы, прижму, чтобы остановить кровь.

– Все будет хорошо. – Говорю ей без слов. – У них ничего не получится.

Но в следующий миг одна из каменных глыб поддается, и Арвиду с Микке удается сдвинуть ее в сторону. Я поднимаюсь с колен и, как завороженная, наблюдаю за ними.

– Свет. Нужен свет! – Гремит голос Ингрид.

Микаэль достает из рюкзака отца фонарик и первым входит в пещеру. Мы терпеливо ждем, прислушиваясь к каждому звуку, и только теперь я отчетливо уверяюсь в том, что дыхание доносится изнутри – сейчас оно еще громче.

– Тащи этих. – Бросает Ингрид, едва в пещере становится светлее.

Микке зажег факелы, находящиеся внутри.

– Вперед. – Толкает меня Арвид.

Карин заставлять не нужно, она идет сама.

Мы входим в пещеру, и я оглядываю коридор с низкими сводами. Проходим дальше, и нашим глазам открывается широкое пространство, которое сгодилось бы и как бальный зал, если бы не было таким затхлым, холодным и мерзким. От запаха плесени мне хочется съежиться – воняет еще хуже, чем раны Ингрид.

– Это здесь. – Подзывает нас Микаэль в конец зала.

Мы подходим ближе, и он вставляет факел в держатель, закрепленный на стене. Нашему взору предстает большая черная глыба – каменный гроб.

– Ты уверена, что знаешь, как быть дальше? – Взволнованно шепчет Арвид.

Если бы меня не лишили голоса, я непременно пошутила бы про то, что такие вопросы надо было решать заранее – до того, как откроете проход в пещеру и обнаружите гроб.

– Мне нужны мои вещи. – Просит Ингрид, тоже заметно волнуясь.

Арвид подает ей узелок, и она развязывает его на полу – расстилает платок, устанавливает свечи по кругу, зажигает их, рассыпает и раскидывает вокруг еще какие-то прибамбасы, о природе и происхождении которых я предпочитаю даже не думать. Затем опускается на колени и что-то нашептывает, потом встает и говорит:

– Для ритуала пробуждения нужно открыть гроб. Я должна положить на нее руки.

По моей коже бежит лед.

– Помоги мне сдвинуть крышку, – бросает сыну Арвид.

Ингрид берет в руки чашу с остатками моей крови, а Микаэль и Арвид толкают плиту, чтобы открыть гроб. Толкают изо всех сил. Карин в ужасе медленно пятится назад.

– Призываю твой дух, Великая! – Раздается эхом по сводам пещеры голос Ингрид, окропляющей камень. – Над твоим священным прахом клянусь…

– Зачем обзывать прахом того, кто все еще дышит? – Сказала бы я.

Если бы могла.

Но вместо этого тоже медленно пячусь к стене.

Глава 40

– Мой род и твой род будут связаны навеки. – Сказала Сара. – Помогая тебе, я спасаю своих потомков. После смерти, обернувшись черным вороном, буду следить за ними и оберегать, только ты должен сделать все правильно. Сделать, как я тебе скажу.

– Так что за пророчество? – Не терпелось узнать мне.

– Подойди ближе, – позвала она.

И после того, как я приблизился, взяла меня за руку. Кожа ее ладони была сухой и грубой.

– Не счесть полукровок, что будут продолжать твое дело, Абрахам. Сильные воины, слава о которых останется в веках. Но будут и темные силы, что не раз объединятся против них. Если дать им победить – изменятся время и пространство, и все черное хлынет в наш мир. И только Великий Правитель сможет уберечь эти земли от Тьмы.

– Великий Правитель?

– Твой прямой потомок. Спаситель. Тот, в ком возродишься и ты – с силой, превосходящей силы полукровок во много раз.

– Спаситель? – Недоверчиво хмыкнул я.

– Сильнейшее дитя, вобравшее в себя силы отца и матери и умножившее эти силы многократно. Дитя, которое, как и ты, не должно было появиться, но появится потому, что природе опять понадобится его помощь.

– Послушайте. – Кашлянул я.

И тут старая цыганка с небывалой силой сжала мою руку, и я увидел все, о чем она говорила. Так четко и ярко – словно бы оно стояло предо мной. Все будущее. Если я не спятил, конечно.

– Только белая кровь поможет ему родиться. – Отпустив мою руку, сказала Сара. – И она же сделает его неуязвимым. Проклятье рода будет снято.

– Проклятье? Какое еще проклятье?

– Ты ведь еще не знаешь об этом… – Вздохнула старуха. – Разбитое сердце – проклятье каждого полукровки. Судьба будет оставлять в одиночестве каждого из вас, пока не родится Спаситель – начиная с него, дхампири будут избавлены от страданий.

– Разбитое сердце? Мне такое не страшно. – Пожал плечами я. – Я и так уже тридцать лет один, и пока справляюсь.

Она лишь покачала головой и добавила:

– Адельгейд нельзя убивать, только ее кровь может спасти твой род. Старые правила рухнут, и придет новая эра.

– И что я должен делать? – Спросил я.

И тогда Сара нашептала мне в ухо, как мы поступим.

Я застал Адельгейд за очередным пиршеством. Поздно было обращаться в кого-то иного, поэтому она лишь лукаво улыбнулась, когда я попросил ее выйти из ванной, полной человеческой крови. Полагаю, ее план был прост: умерщвить хозяев этого замка и пожить здесь какое-то время, обращаясь то одним из них, то другим.

– О, Брэм. – Подняв бокал с кровью, она вынула оттуда глазное яблоко, сунула в рот и разжевала. – Как-то неловко. Я не была готова к приему гостей.

– Хорошо. Можешь не вставать. – Пожал плечами я и направился к ней.

– Нам давно пора забыть о наших разногласиях. – Ощутив напряжение, проворковала она. – Мой брат был твоим отцом, и, уж не знаю, каким образом Фридхелму удалось зачать дитя с твоей матерью, но готова побиться об заклад, это была великая любовь – иначе, откуда взяться жизни в мертвом семени?

– Куда ты клонишь? – Спросил я, склоняясь над ней.

Она поставила бокал на край ванны и подобралась, готовясь к схватке.

– Ты мне не чужой, – улыбнулась Адельгейд, слизнув каплю крови с пухлых губ. – Мы могли бы править миром, Абрахам. Объединив наши силы…

Но в следующий момент я крепко обхватил ее за горло и поднял вверх. Кровь струями полилась на пол и мне на одежду. Адельгейд зарычала, дернулась, оттолкнулась от моей груди, и битва началась.

Мы катались по полу, молотили друг друга, и кровь застилала нам глаза. Вампирша то хохотала, как безумная, то шипела, как кошка, пытаясь напугать меня резкими звуками.

Она была быстра и ловка, как тысяча чертей, но и мои силы были не намного меньше, чем ее. Адельгейд извивалась змеей, если мне удавалось подмять ее под себя, и била кулаком так, что у меня звезды плясали перед глазами. Через пару минут вся мебель на этаже была разрушена, а на мне была порвана почти вся одежда.

Когда ей удалось свалить меня с ног, меня объял страх смерти – впервые в жизни я остро и по-настоящему почувствовал это. Тварь запрыгнула на меня сверху и вонзила длинные когти мне в плечи. Обнажив перепачканные кровью зубы, она громко рассмеялась. И в следующий миг резким ударом я пробил ее грудную клетку и обхватил рукой сердце. Оно и, правда, билось.

Даже, когда я его вырвал у нее из груди.

Улыбка на безупречном лице Адельгейд сменилась гримасой. Она вместе со мной смотрела на белое, как снег, сердце, подрагивающее меж моих пальцев, и медленно оседала, теряя силы. Я сбросил ее с себя и уже, было, решил, что все кончено, когда она вдруг завизжала и снова бросилась на меня. И тогда мой левый кулак пригвоздил ее к полу.

А дальше в комнату вбежали цыгане. Двое из них спрятали сердце в ларь и тут же удалились. Другие шестеро держали ламию за руки и за ноги, пока остальные пятеро, обратившись в воронов, выклевывали ей глаза и вырывали язык.

Затем мы вывезли ее в тайное место, где Сара Барнабар наложила заклятие на оковы, что должны будут удерживать Адельгейд внутри.

А потом мы вернулись в Реннвинд, где цыганка велела мне завести дневник, в котором я мог бы оставить послание.

– Для своих потомков. – Объяснила она. – Мои найдутся сами, как только придет час. Назови им мое имя, и они помогут тебе, сколько бы сотен лет не прошло.

– Оно точно будет в сохранности? – Спросил я.

– Только цыгане могут спрятать что-то так, чтобы никто не нашел. – Улыбнулась Сара. – Ее сердце будет далеко отсюда, за диким лесом, там, где мало солнца, зато много снега. Оно будет там, где она его не услышит и не никогда найдет.

Мы обнялись, и Сара собственноручно нарисовала карту в моем дневнике. Сначала я изумлялся тому, как ей это удалось, ведь она была слепа, но через минуту карта исчезла, и я удивился еще больше.

– Проявится, когда будет нужно. – Улыбнулась цыганка.

Села за стол, пошептала что-то над дневником, затем над коробом, что изготовил Вайда специально для его защиты. Потом посмотрела на меня так, словно действительно меня видит, и умерла.

Из-за двери – словно только того и ждали, в тот же миг появились цыгане. Подхватили ее тело и унесли. И только Вайда Барнабар задержался, чтобы пожать мне руку. И поблагодарил за то, что я оказал его матери эту великую честь.

Глава 41

– Кх-х-ха! – Раздается из гроба, едва сдвигается крышка.

– Что это? – Успевает спросить Арвид, уставившись на содержимое гроба, как вдруг оно начинает шевелиться, издав еще один противный скрежещущий звук.

– Кхи-и… – Этот глухой звук режет по ушам.

Через мгновение к нему добавляются сопение, влажный хлюпающий звук и какой-то непонятный треск.

Все трое отступают на пару шагов назад, и что-то страшное начинает подниматься из гроба: большая темная тень, постепенно обретающая очертания человеческого тела по мере того, как распрямляется. Она похожа на женщину.

Молочно-белая кожа, облепленная чем-то темным, на ней остатки одежды, ссохшейся и свисающей рваными тряпками, но не скрывающие высокой маленькой груди, красивого живота, крепких бедер и идеальной сложенной фигуры в целом.

– Она жива… – Ошарашено произносит Микке.

Демонша встает, и ее длинные темные волосы, слипшиеся и спутанные на концах, свисают вниз, точно паучьи лапы. Поднимает голову, и у меня сердце падает в пятки: вместо глаз у твари глубокие темные провалы, но она все равно оглядывает каждого из нас так внимательно, будто видит каждую деталь нашего лица. Затем принюхивается, дергая носом и втягивая воздух, как собака, отчего я решаю спрятать раненые руки в карманы – от греха подальше.

– А-кх-х! – Оскаливается тварь, резко наклонившись вперед.

И Карин испуганно охает. Остальные же просто застывают в ужасе. В широко раскрытом рте демонши мелькают острые мелкие зубы.

Арвид инстинктивно хватается за нож, а Микке выставляет перед собой фонарик, которым тоже в теории можно отбиться, и лишь Ингрид, быстро сориентировавшись в ситуации, падает на колени и вытягивает перед собой чашу, на дне которой еще осталась моя кровь.

– Ultimus! – Подобострастно шепчет она, преклоняя голову. – Великая, приветствуем тебя…

Спрятав нож, Арвид следует ее примеру – валится на колени, рабски опуская взгляд. И только Микке продолжает, как завороженный, наблюдать за существом, которое, угрожающе озираясь, медленно вылезает из каменного гроба.

Хищница двигается, точно вода – изящно, плавно передвигаясь. Вытягивает руки с острыми ногтями, пробуя воздух на ощупь и вращая безглазой головой. Ступает босыми ногами по каменной поверхности пола, наклоняется вперед и, приоткрыв рот, издает мерзкий хлюпающий звук.

– Прими дар. – Растерянно бормочет Ингрид, боясь поднять голову.

Ламия склоняет голову и тянет ноздрями аромат крови. Секунда – выхватывает чашу и приставляет к своим сухим губам.

– Кхы… – Шипит она через мгновение, отбросив пустую чашу в сторону.

Трясет головой, и ее волосы сбрасывают вековую пыль. Дергает плечом, и старая одежда спадает с ее совершенного тела, точно прах, обнажая глубокую черную рану на груди. Кожа очищается, белеет, а по ней тонкой каплей с губ до подбородка стекает моя кровь.

– Склони голову. – Подсказывает Ингрид Микаэлю.

И тот медленно опускает взволнованный взгляд.

– Мы освободили ее, она ведь нас не тронет? – Обеспокоенно шепчет Арвид.

– Будь почтителен. – Шикает на него Ингрид. – Мы преданы тебе, госпожа!

И в следующее мгновение ламия склоняется над ней.

Протягивает руку, кладет ей на голову, и все уставляются на них. Ингрид не двигается. Существо глубоко вдыхает и медленно выдыхает, а затем ласково спускает капюшон плаща с головы ведьмы. Проводит ладонью по волосам, поддевает пальцем подбородок Ингрид и подтягивает его вверх, чтобы та встала.

И уж не знаю, что происходит в следующее мгновение в голове ламии, но, едва Ингрид встает, она хватает ее за шею и с силой сжимает.

– А-а-акх! – Вопль ведьмы сходит на хрип.

Ее глаза лезут из орбит, а лицо, перечеркнутое шрамом, кривится от боли.

– Что же это… – Отползает на пару шагов назад на четвереньках Арвид вместо того, чтобы броситься подружке на подмогу.

Микке тоже стоит, точно вкопанный, и наблюдает за тем, как ламия поднимает Ингрид в воздух. Она придушивает ее все сильнее, и Ингрид хрипит, болтая руками до тех пор, пока практически не обессиливает, затем теряет остатки сознания. Тогда тварь бросает ее на пол, а сама садится сверху.

– Ах, – делает последний вдох Ингрид и лишается языка: ламия просто вырывает его у нее изо рта зубами.

Карин вскрикивает, прижимается к стене. Микке отшатывается, но убегать не спешит. Арвид бледнеет, точно мел.

А ламия продолжает свое кровавое дело: выдирает у Ингрид глаза и вставляет в свои пустые глазницы. Ведьма под ней больше не дергается – лежит, раскинув руки и не подавая признаков жизни, пока повсюду медленно растекается ее кровь.

– Глаза и язык ей больше не понадобятся. – Растирая лицо кровью, произносит древняя. И, не спеша поднимаясь с тела жертвы, оглядывает всех нас. Каждого. – А вам пусть послужит уроком. Не знаю, с чем вы пришли ко мне, но если также, как эта ведьма, заговорите о преданности, держа в уме желание подчинить себе мою силу, то лучше забудьте об этом. Я могу прочесть мысли любого из вас. И любого могу убить.

– Нет, Великая. – Бросается к ней в ноги Арвид. – Мы пришли служить тебе!

– Кто такие, и зачем освободили? – Звенит ее голос.

Мужчина подползает к ней, унизительно склоняя голову. И ламия кладет на нее свою ладонь. Очевидно, она воздействует болью – потому, что Арвид стонет, стиснув зубы.

– Полукровки все еще живы? – В возмущении уставляется она на него, все еще сидя на Ингрид, как на троне.

– Дхампири. – Кивает он, едва ламия убирает руку. – Они считают себя властителями этих земель с тех пор, как тебя сюда заточили.

– Так ты хочешь быть моим воином? – С кровавой улыбкой, спрашивает она.

– И мой сын Микаэль.

Она поворачивается к парню и смотрит на него глазами Ингрид.

– Шаман…

Микке сглатывает, затем берет себя в руки и делает шаг:

– Сделай меня вампиром! – Решительно говорит он.

Это вызывает у нее улыбку.

– Адельгейд. – Лукаво произносит она, оценивающе оглядывая его. – Так меня зовут. – Затем резко поворачивается к нам с Карин. – А эти?

– Еда. – Спешит ответить Арвид. – Тебе нужны силы, Великая.

– Мне нужны силы, ты прав. – Воркующим шепотом произносит ламия и опускает взгляд на изуродованное лицо Ингрид. – Начнем с этой, что считала себя самой хитрой.

И резким движением она отрывает ей голову. Микке отворачивается, а Арвид морщится. Я ощущаю, как с моих губ сходит онемение: Ингрид мертва, а, значит, ее чары спали.

– Подвесьте на стену, пусть вся кровь стечет в гроб. – Командует она, вставая.

Голова Ингрид все еще у нее в руке. Ламия поднимает ее над головой и высовывает язык, собирая им стекающие капли крови. Фактически принимает кровавый душ.

– Помоги, чего встал! – Рычит на сына Арвид.

И они вдвоем оттаскивают тело Ингрид к стене, чтобы соорудить приспособление, на котором можно будет его подвесить. Микаэля рвет. Он прислоняется к стене, чтобы перевести дух, затем вытирает рот рукавом.

– Слабенький. – Вгрызаясь в голову Ингрид зубами, усмехается Адельгейд. Отрывает кусок кожи с мясом и прожевывает. – Но ничего, сейчас мы это поправим. – Затем бросает взгляд на нас. – Даже не думайте бежать, вам не уйти.