Текст книги "Н. В. Гоголь и Россия. Два века легенды"

Часть II
Пушкинский период в жизни и творчестве Н. В. Гоголя

Глава II
Рядом с гением. Н. В. Гоголь и А. С. Пушкин

Едва ли не с детских лет Гоголь ощутил в себе черты исключительности и предопределенности. Это обнаруживается уже в первых его письмах родителям и близким друзьям, особенно Г. И. Высоцкому, окончившему Нежинскую гимназию несколько ранее. Он считает окружающих его гимназистов, «профессоров-школяров» глупцами и ничтожествами. Легче всего здесь сослаться на юношеский эгоизм, самовлюбленность. Но чувство избранности, «предначертанности» у гимназиста Гоголя столь велико, что порой он в своем сознании как бы балансирует на грани двух миров – доступного всем, реального и необычного, запредельного. В одном из первых своих писем матери из Нежина он высказывает свою тайную заветную мечту «быть ясновидцем», проникать в неведомое, невидимые глубины человеческих отношений и поступков. Ощущение избранничества, гениальности, видимо, свойственно всем великим натурам. У Пушкина поэт – «пророк», противостоящий толпе. У Лермонтова – «неведомый избранник».

Но, может быть, формула неслиянности с остальным миром: «ты – царь, живи один» полнее всего выразилась в жизни и творчестве Гоголя. Гоголя и Пушкина по рождению отделяет одно десятилетие: оба они стоят у начала золотого века русской литературы – XIX века – они основатели этой литературы. Странно ли, что Гоголь обозначил главный труд свой жизни «Мертвые души» как поэму. В душе он всегда был поэтом, но, если можно так сказать вне жанра или независимо от жанра. Об этом свидетельствует многообразие интересов Гоголя-гимназиста, выраженное в его первых письмах из Нежина. Письма эти, кроме того, позволяют утверждать, что будущий писатель уже на родине, в доме родителей, получил основательные знания и приобрел навыки в целом ряде искусств: рисовании, поэзии, актерском мастерстве. В доме, где писателем-драматургом был отец В. А. Гоголь-Яновский, где частым гостем являлся известный драматург В. В. Капнист, а богатый родственник Д. П. Трощинский имел в своем имении театр. Таким образом, интерес к литературе и искусству в доме родителей Гоголя можно рассматривать как традицию.

Уже в доме родителей Гоголь записывает в тетради стихи и целые произведения различных авторов. Так, в письме от 1 октября он просит родителей прислать ему «Собрание образцовых русских сочинений и переводов…», издаваемых А. И. Тургеневым, А. Ф. Воейковым и В. А. Жуковским. Видимо, Гоголь чувствовал себя достаточно одаренным в целом ряде искусств и занимался ими вполне серьезно. Это следует отнести, прежде всего, к живописи. В письме родителям от 22 января 1824 г. Гоголь просит выслать ему рамки для написанных им картин самых различных размеров. При этом он строго учитывает размеры, вплоть до вершков, чтобы картины не утрачивали своих первоначальных качеств. В гимназическом театре Гоголь участвовал в спектаклях по Мольеру, Коцебу, Д. Фонвизину, Я. Б. Княжнину. Это в основном комедии – еще один из интересующих Гоголя жанров искусства, интерес, восходящий к его характеру. Сам Гоголь так говорит об этой черте его характера в одном из писем к матери 26 февраля 1827 г.: «Вы одни только видели, что под видом иногда для других холодным, угрюмым таилось кипучее желание веселости (разумеется, не буйной), и часто в часы задумчивости, когда другим казался я печальным, когда они видели или хотели видеть во мне признаки сентиментальной мечтательности, я разгадывал науку веселой, счастливой жизни, удивлялся, как люди, жадные счастья, немедленно убегают его, встретясь с ним». Как видно из последующего, «наукой веселости» Гоголь обладал вполне.

В Нежинском гимназическом театре ставили и музыкальные вещи. В марте 1827 г. Гоголь пишет Высоцкому, что они «разыграли четыре увертюры Россини, две Моцарта, одну Вебера». При этом десять гимназистов успешно заменяли оркестр. И наконец стихи – многолетний интерес раннего Гоголя. Большинство произведений Гоголя нежинского периода – стихи в романтическом духе, как и первые публикации в Петербурге. Правда, эта аналогия более структурная, нежели тематическая. Но в то же время очевидно, что мощное влияние Пушкина, которое к середине 1820-х годов испытывала литературная Россия, не могло миновать Гоголя.

Наиболее раннее упоминание Гоголем имени Пушкина относится к 1824 году Пятнадцатилетний нежинский гимназист Николай Гоголь просит родителей выслать ему «новую балладу и Пушкина поэму про “Онегина”». «Еще нет ли у Вас каких-нибудь стихов, то и те пришлите», – добавляет он. Как Гоголь мог воспринимать «Онегина» в 1824 г.? «Онегин» в 1824 г. – это еще пока не «энциклопедия русской жизни», как обозначил поэму Пушкина В. Г. Белинский.

Гоголь почитает себя «загадкою» для окружающих, мистически предопределяя свое будущее. «Что-то непонятное двигало пером моим, – говорит он в письме к П. П. Косяровскому 3 октября 1827 г. из Нежина, – какая-то невидимая сила натолкнула меня, предчувствие вошло в грудь мою… Я затаил в себе одном свои упрямые предначертания». Через два года, из Петербурга, в одном из писем матери 1828 г. он переключает свои «предначертания» на житейские трудности: «если бы втрое, вчетверо, всотеро раз был более чужд, и тогда бы они не поколебали меня и не остановили меня на моей дороге», – пишет он. Но, видимо, дорога его представляется ему пока еще в общей форме: он пробует себя в конкретных искусствах. Но именно события 1829 г., когда, по его словам, он оказался «на распутье», привели к пересмотру первоначальных планов его деятельности.

Гоголь выехал в Петербург, имея в своем творческом портфеле два стихотворных произведения: поэму «Ганц Кюхельгартен» и стихотворение «Италия». Связывая свои надежды с этими своими произведениями, он вместе с тем, видимо, намеревался вынести их на суд самого авторитетного литературного судьи России А. С. Пушкина. Фактически сразу же по приезде в Петербург зимой 1829 г. Гоголь попытался встретиться с Пушкиным. Но эта попытка не удалась, и Гоголь отдает в печать свои произведения на свой страх и риск. Отрицательные отзывы в печати о поэме «Ганц Кюхельгартен» привели ее автора к серьезным раздумьям о дальнейшем направлении его жизни и деятельности: скупив и уничтожив экземпляры поэмы, он пишет в письме к матери (в конце мая 1829 г.) не только о том, что его «небольшие способности» «были презрены», но и о собственном «запасе сомнения», не позволявшем ему быть вполне уверенным в успехе. Трудно представить, как сложилась бы дальнейшая судьба Гоголя, если бы он встретился с Пушкиным зимою 1829 года. По крайней мере, несостоявшаяся встреча с Пушкиным явилась дополнительным основанием к пересмотру Гоголем его творческих планов. Он избрал наиболее радикальные условия для своих размышлений – поездку за границу. Тем более что длительные поездки в «Чужие края» являлись его давним «намерением». Возможно, ему необходимы были серьезные сопоставительные наблюдения о характере жизни в России и за ее пределами. Запросив у матери триста рублей, в июле 1829 г. он выехал в Германию, откуда возвратился в сентябре того же года. В течение почти двух лет, уже, будучи в Петербурге, Гоголь буквально пробивается к Пушкину. Не отличаясь щепетильностью в вопросах знакомства, он мог сам организовать свою встречу или первым обратиться с письмом к интересующему его человеку. В случае с Пушкиным, с чисто украинским лукавством, он избирает косвенный путь выхода на Пушкина. В конце 1830 г., видимо, на базе совместного сотрудничества в журнале «Отечественные записки» он знакомится с В. А. Жуковским и П. А. Плетневым, друзьями А. С. Пушкина. Г. М. Фридлендер полагает, что это знакомство могло состояться через О. Сомова, в творчестве которого отмечались украинские мотивы. Как бы то ни было, Гоголю удалось заручиться сочувствием друзей Пушкина, хотя к этому времени им были опубликованы лишь повести «Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала» и отрывок из исторического романа «Гетьман», да и то без подписи. Особенно сильное впечатление Гоголь произвел на Плетнева, который отлично представил Гоголя Пушкину в одном из своих писем. 22 марта 1831 г. В 17 номере «Литературной газеты» выходит второй отрывок «Из малороссийской повести «Страшный кабан»» Гоголя под названием «Успех посольства», – без подписи. Очевидно, Плетнев напоминает Пушкину о Гоголе, так как в письме к Плетневу в апреле 1831 г. Пушкин пишет: «О Гоголе не скажу тебе ничего, потому что доселе не читал его за недосугом. Отлагаю чтение до Царского села…». В этом же письме Пушкин просит снять ему квартиру в Царском селе. Гоголь в это время, по-видимому, все еще живет на Большой Мещанской улице в Петербурге, откуда уезжал за границу. 20 мая 1831 г. Плетнев приглашает Гоголя к себе на вечер, где происходит его первая встреча с Пушкиным. По существу, Плетнев организует их встречу. Пушкин просит Плетнева снять для него не очень дорогую дачу на лето в Царском селе, где были бы «кухня, да сарай». Жить там будут, по словам Пушкина, «3 или 4 человека, да 3 бабы». С этого времени в жизни Гоголя происходят изменения к лучшему. Не без помощи Пушкина и его друзей, оставив работу писца в Департаменте уделов, он определяется учителем сына А. И. Васильчиковой в Павловске под Петербургом. Неподалеку, в Царском селе, живут и работают Жуковский и Пушкин. Цель Гоголя достигнута: отныне он в постоянном контакте с его литературным идеалом А. С. Пушкиным. Следует отметить, что к этому времени относится его знакомство с А. О. Смирновой-Россет, которую он ласково называет «Розетта». Через Жуковского он посылает Смирновой «наряду с Пушкиным и Жуковским» экземпляры первой книги сборника повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки», очевидно, полагаясь на ее литературный вкус. В этом же 1831 г. Гоголь устраивается учителем истории в Институте Патриотического общества. Светлой «радостной минутой» называет Гоголь посещение его квартиры на Вознесенском проспекте Пушкиным 8 августа 1831 г. По-прежнему он смотрит на Пушкина и Жуковского снизу вверх, как ученик на учителей. Пушкин для него «ангел святой», Жуковский «Ваше поэтическое превосходительство». Хотя и не совсем просто отличить здесь истину от иронии. Гоголь на равных обсуждает в своих письмах к Жуковскому и Пушкину вопросы «эстетического разбора» литературных произведений. Жуковского и Пушкина он называет «великими зодчими», воздвигающими «огромное здание чисто русской поэзии».

В это время Пушкин работал над «Повестями Белкина» и «Сказкой о царе Салтане», а Жуковский – над «Сказкой о царе Берендее…» и «Спящей царевной». Эти произведения соотносимы с проблематикой «Вечеров на хуторе близ Диканьки», над которыми работал в это время Гоголь.

Характеризуя свое состояние после отъезда Пушкина 8 августа 1831 г., Гоголь цитирует шестую главу «Евгения Онегина»: окна мелом Забелены, хозяйки нет. А где? Бог весть, пропал и след.

Уже в первых письмах Гоголя Пушкину и Жуковскому, может быть, в зародыше, воссоздается христианская лексика с соответствующими идеями. «Да сохранит Вас Бог», – пишет он в конце письма Пушкину. Показывая величие подвига Жуковского и Пушкина в деле создания «чисто русской поэзии», Гоголь сравнивает этот подвиг с подготовкой рая для «истинных христиан» и ада «для язычников, ренегатов и прочего сброду». Желая своим новым друзьям «благословления Божия», свою роль при этом он рассматривает как роль их «верного богомольца», воссылающего Богу «теплые…молитвы» за них и их «священные струны». Итак, пока Гоголь – только «верный богомолец» на путях создания «чисто русской поэзии». Чтобы решить, насколько генетически органична эта лексика, следует обратиться к анализу ранних писем Гоголя его друзьям и родителям.

Христианская лексика Гоголя 1820-х гг. не носит целенаправленного характера. Он поздравляет с «Днем Ангела», просит «Милости», часто упоминает о праздниках, особенно о «Масленице», просит Бога о здоровье и благе, перечисляет народные праздники. Он не описывает храмов Украины и России, религиозных обрядов, которыми начинает интересоваться, уже работая над сборником повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки». Таким образом, именно в общении с Пушкиным возникает у Гоголя более или менее ярко выраженная христианская ориентация в творчестве, сменившая, либо дополнившая мистическую концепцию предопределенности «допушкинского» периода.

Если с оценкой Гоголем творчества и личности Пушкина все ясно: Пушкин для него – гениальный поэт, то Пушкину пока не представляется возможности высказаться по вопросу о Гоголе-художнике. Работая домашним учителем в доме Васильчиковых в Павловске и преподавателем истории в Институте Патриотического общества, Гоголь летом 1831 г. выполняет почтовые поручения своих друзей в Царском селе, доставляя в Петербург рукописи. В письме Пушкину от 16 августа 1831 г. он просит извинения за то, что не мог заехать к нему по причине карантина и обещает через Васильчикову доставить в Петербург рукопись «Повестей Белкина». В качестве своего адреса он называет Институт Патриотического общества на Васильевском острове. Одновременно 15 августа 1831 г. Пушкин уведомляет Плетнева в письме, что посылает ему «с Гоголем» «сказки» Белкина.

Впервые речь о творчестве Гоголя заходит у него в письме к Пушкину от 21 августа 1831 г., где говорится о реакции наборщиков сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки», которые, увидев автора, по словам Гоголя, «фыркали» и «прыскали себе в руку, отворотившись к стенке». В конце концов «фактор» типографии разъяснил Гоголю причину: «штучки, которые изволили прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву». «Из этого я заключил, что я писатель совершенно во вкусе черни», – добавляет Гоголь. В ответном письме Гоголю от 25 августа 1831 г. Пушкин благодарит его за передачу Плетневу рукописи и письма и поздравляет его «с фырканьем наборщиков» как с успехом. Здесь же Пушкин одобряет гоголевский «проект» «учебной критики», добавляя при этом, что Гоголь «слишком ленив», чтобы этот свой план «принести… в действие». Но уже в середине сентября 1831 г. (с выходом в сентябре первой части «Вечеров…») в письме к Вяземскому Пушкин шутливо и восторженно восклицает: «Каков Гоголь?». В «Письме к издателю «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду»» (опубликовано в номере 79 «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду» за 1831 год в составе рецензии Л. Якубовича) Пушкин поздравляет читателей «с истинно веселою книгою». Он видит в ней искренность, непринужденность и вместе с тем замечательную поэтичность. «Мольер и Фильдинг, вероятно, были бы рады рассмешить своих наборщиков», – добавляет он полушутя, имея в виду рассказ Гоголя. В первой книге журнала «Современник» за 1836 год в небольшой рецензии Пушкин вновь дает высокую оценку «Вечерам на хуторе близ Диканьки», назвав сборник «русской книгой», заставившей смеяться читателей, «не смеявшихся со времен Фонвизина». Отметив, что талант Гоголя развивается от «Арабесок» к «Миргороду», Пушкин выделяет повести «Невский проспект», по его словам, «самое полное из его произведений», «Старосветские помещики», «шутливую, трогательную идиллию, которая заставляет… смеяться сквозь слезы», «Тарас Бульба», «коего начало достойно Вальтер Скотта». В примечании Пушкин указывает, что на днях в театре пойдет комедия Гоголя «Ревизор». К этому времени относится идея устройства Гоголя преподавателем истории сначала в Киевском, затем в Московском университете. В апреле 1831 г., еще до своего знакомства с Гоголем, Пушкин в одном из писем Плетневу характеризует как «дельного» молодого ученого – М. П. Погодина, а С. П. Шевырева советует «посадить» на кафедру словесности Московского университета на место умершего А. Мерзлякова, которого считает невеждой и пьяницей. В целом же Пушкин невысокого мнения о деятельности Московского университета. В том же 1831 г. он пишет Погодину: «Жалею, что Вы не разделались еще с Московским университетом, который должен рано или поздно извергнуть Вас из среды своей, ибо ничего чуждого не может оставаться ни в каком теле. А ученость, деятельность и ум чужды Московскому университету». Поэтому Пушкин не был удивлен, когда Гоголь, как он сам сказал, «расплевался» с университетом в 1835 г.

В статье «Торжество дружбы или оправданный Александр Анфимович Орлов», опубликованной в тринадцатом номере журнала «Телескоп» за 1831 г. и подписанной «Феофилакт Косичкин», Пушкин одобрительно отзывается о сборнике Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». Продолжая тему в письме А. А, Орлову (ноябрь 1831 г. – январь 1832 г.) он благодарит последнего за поддержку Гоголя и уточняет свою позицию относительно Гоголя в указанной выше статье. «Радуюсь, что посильное заступление за мое дарование, конечно, не имеющее нужду ни в чьем заступлении, заслужило Вашу благосклонность», – пишет Пушкин, защищая Гоголя от нападок Н. Полевого. В поддержку Гоголя выступил также О. Сомов под псевдонимом «Н. Луговой». Как видно, от общего одобрения формы «Вечеров…» (юмор) Пушкин переходит к оценке гоголевского литературного таланта вообще, который считает безусловным.

В ноябре 1831 г. в письме Данилевскому летняя встреча с Пушкиным уже воспоминание о прошлом. «Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я», – пишет Гоголь почти с хлестаковским восторгом. «Прелесть невообразимую», «живую» «петербургскую природу» видит Гоголь в поэме Пушкина «Домик в Коломне», которую он считает повестью и называет «Кухаркой». Отмечает Гоголь у Пушкина и Жуковского русские народные сказки. Судя по замечанию о безразмерности, имеется в виду «Сказка о попе и работнике его Балде», которая «не то что «Руслан и Людмила», но совершенно русск[ая]>>. Как видно, Гоголь озабочен идеей русской народности, идя в этом отношении вслед за Пушкиным. Происходят изменения и в его творческом методе. Они также связаны с Пушкиным. Гоголь показывает специфику поэзии Пушкина, сравнивая ее с творчеством Н. М. Языкова. «Любовь до брака – стихи Языкова, они эффектны, огненны, и с первого раза уже овладевают всеми чувствами, – пишет Гоголь. – Но после брака любовь – это поэзия Пушкина: она вдруг обхватит нас, но чем более вглядываешься в нее, тем она более открывается, развертывается и, наконец, превращается в величавый и обширный океан…», куда впадает и поэзия Языкова. В этой оценке Гоголь основывается на «Повестях Белкина», которые он вслед за Пушкиным называл «сказками», а также на поэме «Евгений Онегин», которую хорошо знал и постоянно цитировал в письмах. В связи с этим «Вечера на хуторе близ Диканьки» к 1832 г. становятся для Гоголя делом пройденным и в какой-то степени преодоленным. В повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка», включенной Гоголем во вторую часть «Вечеров…», довольно отчетливо просматривается влияние пушкинских «Повестей Белкина» с их социальным и бытовым реализмом. Он мечтает о чем-нибудь «увесистом, великом, художническом». Помимо «яркой поэтичности», «высокое драматическое искусство» отмечает Гоголь в «Моцарте и Сальери» Пушкина, «чудесными» называет его стихи «Эхо», «Анчар», «Бесы», «Делибаш». Конечно, не без влияния «Маленьких трагедий» и «Бориса Годунова» Пушкина Гоголь обращается к драматургии. Но в отличие от Пушкина Гоголь разрабатывал в драматургии «науку веселости», и его стихией была комедия. В 1833–35 гг. он работает над первой своей комедией «Владимир 3-ей степени», оставшейся незавершенной. Тем не менее содержание комедии было хорошо известно Пушкину, который внимательно наблюдал за развитием гоголевского таланта. Видимо, еще на стадии замысла комедии 30 октября 1833 г. он пишет В. Ф. Одоевскому в Петербург из Болдина: «Кланяюсь Гоголю. Как его комедия? В ней же есть закорючка». В свою очередь Гоголь внимателен и заботлив в отношении к Пушкину: он оберегает его от излишних, с его точки зрения, забот. Сожалея, что Пушкин «транжирит» свою жизнь на балах, Гоголь в то же время одобряет отказ поэта от издания газеты «Дневник» в начале 1830-х гг. и альманахов «Гомозейки» В. Одоевского и «Рудого Панька» Гоголя, предложенных Пушкину Одоевским осенью 1833 г. Гению заняться ремеслом журналиста – «значит помрачить чистоту и непорочность души своей и сделаться обыкновенным человеком», – утверждает он. Гоголь защищает Пушкина от нападок его противников, чаще всего от Булгарина, Сенковского, Кукольника. Достается от Гоголя и его другу А. Данилевскому, уличавшему Пушкина в фальшивом байронизме. Он видит натянутость чувств скорее у Байрона, чем у Пушкина, в стихах которого любовь выражается сильно и просто. «Сильная продолжительная любовь проста, как голубица, – пишет Гоголь, характеризуя поэзию Пушкина, – то есть выражается просто, без всяких определительных и живописных прилагательных, она не выражает, но видно, что хочет выразить, чего, однако ж, нельзя выразить, и этим говорит сильнее всех пламенных красноречивых тирад».

Высоко оценивает Гоголь пушкинскую «Историю Пугачева», которую называет романом и считает «единственным в своем роде сочинением», изобразившем здесь «всю жизнь Пугачева». Под влиянием «Истории Пугачева» в 1833 г. Гоголь начинает работать над «Историей Малороссии», как он говорит над историей «нашей единственной, бедной Украины». В 1833 г. М. Максимович просит Гоголя похлопотать перед Пушкиным для издаваемого Максимовичем альманаха «Денница». Гоголь обещает «подгонять» Пушкина в его работе над стихами. Для самого Гоголя это год депрессии, «переворотов», уничтожения написанного.

Не исключено, что резко отрицательная оценка Гоголем своего цикла повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки», как и депрессия, явились результатом эталонного сопоставления своего творчества с произведениями Пушкина – столь недосягаемым был в его глазах уровень его художественности. Вероятно, Гоголь чувствует себя сильнее в историческом жанре. К этому времени Пушкин стал всерьез относиться к писательским возможностям Гоголя в историческом жанре. Четырьмя годами ранее, в письме к Гоголю 25 августа 1831 г. Пушкин писал: «Проект Вашей ученой критики удивительно хорош. Но Вы слишком ленивы, чтобы привести его в действие». В дневниковой записи 7 апреля 1834 г. Пушкин снимает свои сомнения. «Гоголь по моему совету начал Историю русской критики», – записывает он. На это замечание исследователи до сих пор не обращали должного внимания. А между тем это первое из трех пожеланий Пушкина (наряду с «Ревизором» и «Мертвыми душами»), к которым Гоголь не мог не прислушаться. Что же он «начал» в это время в жанре истории критики? Если учесть, что год спустя, в 1835 г., вышел в свет сборник Гоголя «Арабески», помещенные здесь соответствующие работы явились началом реализации планов Пушкина – Гоголя по Истории критики. Завершение же цикла литературно-критических статей Гоголя явились соответствующие разделы книги «Выбранные места из переписки с друзьями». Вместе с тем, к этому времени Гоголем были написаны повести в манере, резко отличающейся от «Вечеров…». Гоголь следует за Пушкиным как ученик за учителем. Забыты романтические «Вечера…». Появились «Арабески», «Миргород» (1835), «Ревизор» (1836). В «Арабесках» основное содержание – статьи по вопросам истории и искусства. А три повести – «Записки сумасшедшего», «Портрет» и «Невский проспект» напоминают пушкинские повести. В сборниках «Миргород», а затем в «Петербургских повестях» завершилось становление Гоголя-реалиста по пушкинскому образцу: в повести «Шинель» он вышел на проблему «маленького» человека, поставленную Пушкиным в «Станционном смотрителе». Теми же самыми произведениями открывается и новое направление в русской литературе – реализм. Ориентируясь на «Повести Белкина» и в то же время стараясь придать своим повестям целостный структурный характер, Гоголь использовал при этом только средства композиционной организации. Создавая в течение 10 лет (1832–1842) окончательный вариант цикла повестей, он объединил в третьем томе всю беллетристику «Арабесок» («Записки сумасшедшего», «Портрет» и «Невский проспект») и дополнил их повестями «Коляска», «Рим», «Нос», «Шинель». Эти семь повестей, позднее названных «петербургским», не включали в себя ни одной повести из «Вечеров…» и «Миргорода», который автор считал продолжением «Вечеров…» (по тематике). Таким образом, в «Петербургских повестях» Гоголь вышел на «совершенно русскую» проблематику, которую считал главным достижением творчества Пушкина. Последние пять лет Гоголь уже работал без своего надежного советчика и консультанта.

В 1833–1834 гг., в период творческого и жизненного кризиса, о чем Гоголь неоднократно говорил в своих письмах, он вполне серьезно думал о пересмотре основного направления своей деятельности. Это можно отметить и на уровне его общения. Он знакомится, а затем активно переписывается с профессором Московского университета М. П. Погодиным, бывая в Москве, останавливается у него на квартире. В письмах Гоголя к М. А. Максимовичу, М. П. Погодину обсуждаются практические вопросы преподавания истории и устройства Гоголя преподавателем истории. Гоголю хотелось работать в Киевском университете, и его литературные друзья Пушкин и Жуковский активно хлопотали об этом, правда, безуспешно. Гоголь работал над «Историей Украины», опубликовал «Взгляд на составление Малороссии» и «План преподавания всеобщей истории», статью «О малороссийских песнях». В июле 1834 г. он назначен адъюнкт-профессором кафедры всеобщей истории Петербургского университета, в сентябре прочитал первую лекцию «О средних веках», а в октябре в присутствии Пушкина и Жуковского читает лекцию об Аль-Мамуне. Он готовил работу по всеобщей истории, полагая, что в Европе нет хорошей работы по всеобщей истории. Трудно сомневаться в том, что Пушкин искренне помогал Гоголю перебраться в Киев. Тем более, что к этому времени он мог судить о Гоголе-писателе лишь по сборнику «Вечера на хуторе близ Диканьки». Обучаясь в Нежинской гимназии, сам Гоголь всей душой стремился в Петербург. Что же произошло? Очевидно, что четыре года петербургской жизни заставили его усомниться в возможности быстро и успешно реализовать свои писательские таланты в российской столице. К тому же рядом с ним был постоянный пример Пушкина, который при всей его гениальности часто оказывался в сложном материальном положении. Едва ли хлопотами о переезде в Киев Гоголь намеревался проверить искренность отношений к нему его литературных друзей, как это он сам неоднократно проделывал в Нежине: он действительно подготовил в это время целый ряд серьезных исторических работ и задействовал солидных людей, вплоть до министра просвещения С. С. Уварова в помощь для своего переезда в Киев.

Вот отрывок из одного гоголевского письма Пушкину, относящегося к тому времени: из письма можно судить о серьезности намерений писателя. Он пишет ему 23 декабря 1833 г.: «Я восхищаюсь заранее, когда воображу, как закипят труды мои в Киеве. Там я выгружу из-под спуда многие вещи, из которых я не все еще читал Вам. Там я кончу историю Украины и юга России и напишу Всеобщую историю, которой, в настоящем ее виде, до сих пор, к сожалению, не только на Руси, но и даже в Европе нет». Итак, Пушкин, дает добро Гоголю на его переезд в Киев для работы в качестве профессора истории Киевского университета. И все же в глубине души Гоголь не собирается совсем оставлять писательскую деятельность, которая к тому же дает ему заработок. Он собирается продолжить работу над «украинскими» повестями. В конце своего письма Пушкину он добавляет: «А сколько соберу там преданий, поверьев, песен и пр.!» Кто знает, не имели ли бы мы в лице Гоголя в этом случае украинского писателя, судя по тематике его творчества? Впрочем, о Киеве Гоголь думал как о будущих «русских Афинах». Гоголь собирает списки летописей, украинские песни, над изданием которых по существу работает вместе с Максимовичем. Он послал ему в Москву свыше 33 песен, читал присылаемые ему корректуры. Гоголь замечает, что именно Максимович «подбил» его ехать в Киев, где легче совместно собрать и издать украинские песни. Работая над проблемами украинской истории и помогая М. Максимовичу в подготовке сборника украинских песен, Гоголь в апреле 1834 г. опубликовал в «Журнале министерства народного просвещения» две своих статьи: «Взгляд на составление Малороссии» и «О малороссийских песнях». В последней работе, которая вошла затем в сборник «Арабески», Гоголь глубоко и всесторонне разрабатывает вопросы песенного жанра в духе пожелания Пушкина о создании работы по истории критики. В письмах к Максимовичу Гоголь неоднократно упоминает Пушкина. 26 марта 1834 г. он пишет, что в хлопотах о получении места профессора в Киевском университете Максимовичу могли бы помочь Вяземский, Жуковский, «да и Пушкин тоже». В письме 20 апреля 1834 г., получив от Максимовича оттиск его сборника «Украинских народных песен», Гоголь собирается «похвастаться» сборником перед Пушкиным и сообщить его мнение Максимовичу. В этот период, готовясь к преподаванию истории и собирая песни, Гоголь основательно пополнил свои знания в этой области. Он знакомится со сборниками И. И. Срезневского, М. Максимовича, В. Залесского, А. Чарноцкого (Ходаковского).

Гоголь выделил три «разряда» песен: исторические, народные и обрядовые. Испрашивая помощи Пушкина в получении кафедры истории Киевского университета, Гоголь в своем письме от 13 мая 1834 г. не советует писать киевскому генерал-губернатору В. В. Левашову, которому удобнее представиться лично по приезде. Он просит Пушкина поговорить с министром народного просвещения С. С. Уваровым. При этом Гоголь советует сослаться на плохое состояние его здоровья. «Скажите, что Вы были у меня и застали меня еле живым», – пишет он. Гоголь разрабатывает для Пушкина целую систему тактических хитростей в разговоре с министром. «Выбраните меня хорошенько за то, что живу здесь и не убираюсь сей же час из города; что доктора велели ехать сей же час и стараться захватить там (в Киеве – Л. К.) это время. И сказавши, что я могу весьма легко через месяц протянуть совсем ножки, завесть речь о другом, как то: о погоде или о чем-нибудь подобном. Мне кажется, что это не совсем будет бесполезно», – добавляет он. В тот же день Пушкин ответил ему: «пойду сегодня же назидать Уварова…». Пушкин принимает тактические рекомендации Гоголя: «…и кстати о смерти «Телеграфа» поговорю и о Вашей. От сего незаметным и искусным образом перейду к бессмертию, его ожидающему. Авось уладим». Без сомнения, Пушкин вполне серьезно воспринимал желание Гоголя заняться преподаванием истории. В октябре 1834 г. Гоголь уже читает лекции по истории в Петербургском университете (получив отказ из Киева).