Текст книги "Зал ожидания: две с половиной повести в карантине"

Глава 8

Сирена смолкла, когда звук ее стал уже почти невыносим, по-хозяйски вошел Идрисов, а следом Захарченко. Глава с разбегу напоролся на Эда:

– А это еще кто?!

– I didn’t touch anything here, I just want to get my wife out of here…[23]23
  Я здесь ничего не трогал. Я всего лишь хотел увезти отсюда свою жену… (англ.)


[Закрыть]

– Он ничего тут не трогал, – перевела Даша.

– Иностранные наблюдатели? Почему мне не сообщили сразу? По закону не положено.

Мальчик бросил играть, а скрипка еще пискнула.

– Наблюдатель – это я, а это мой жених, он из штата Массачусетс, – объяснила Даша.

– Это профессор, случайно затесался, мы его сейчас нейтрализуем, – сказал Захарченко.

– А что за машина в кустах? И что за мужик в ней сидит и читает, тоже из Америки? На ней номер какой-то блатной, но нашего региона…

Захарченко зашептал ему что-то на ухо, Идрисов вскинул брови, кивнул. Захарченко под руку вывел Эда, тот, пятясь, оборачивался на Дашу, но не сопротивлялся.

– Ну как тут у нас, Елена Викторовна? – спросил Идрисов, смягчаясь. – Активно голосует народ? Нарушений нет?

– Вот у нее спрашивайте, – сказала Затеева, кивнув на Настю.

– А, наблюдатели! – Глава как бы даже обрадовался. – Отлично, выборы должны проходить строго по закону, иначе какая же легитимность! Много замечаний?

– А вы неужели глава района? – спросила Настя. – Отлично, я вам сейчас вручу. Я до сих пор таких безобразий…

– Хорошо, спасибо, разберемся, – бодро сказал глава. – Надеюсь, что это не повлияет на общее волеизъявление. Елена Викторовна, к надомникам поехали уже?

– А вы машину прислали? Это ж вон куда – в деревню.

– Хорошо, готовьте урну, я сейчас сам отвезу, – распорядился Идрисов. – Наблюдатели с нами поедут?

Между тем он глазами спрашивал у Антона, что тут происходит, тот глазами же показал на Настю и руками на горло: душит. Завуч достала переносную урну.

– Вы кандидат, вам не положено! – Настя, закончив писать, подошла, стала совать свою бумагу Идрисову: – Поедет водитель с членом комиссии и наблюдателями, а вы тут вот это почитаете пока.

– Я сам сегодня за рулем, у меня, знаете, каждый человек на счету, – сказал Идрисов. – Ну и поеду, ничего страшного. Бюллетени где?

Учительница достала подозрительно толстую пачку.

– Отлично. Так кто с нами из наблюдателей?

– Я поеду! – вызвалась Лаптева. – Я от ЛДПР, в прошлый раз уже ездила.

Настя колебалась. Даша поднялась:

– Я поеду!

– О, вот это наглядная агитация! – весело сказал Идрисов, посмотрев на ее живот, и мигнул Лаптевой. – Будущее с нами! Поехали!

Идрисов взял у завуча урну, оставив ей бюллетени, и пошел к выходу. Все, кроме манекенов учительниц, двинулись следом.

Вышли на площадку перед клумбой, где собрался уже целый гараж: белый джип судьи, черная машина Идрисова, даже не дешевле, с замершей пока самодельной мигалкой на крыше, Эдов мотоцикл.

Журков все так же сидел в своей машине сзади, держа в руках лист приговора. Идрисов решительно кинул урну в черный «Ленд Крузер» и сел за руль. Завуч жадно затянулась сигаретой, плюнула на бычок, выбросила его в кусты и полезла с бюллетенями к нему.

– Нет! – закричала Настя. – Вы сами кандидат, вы не имеете права…

– Папа, – сказала Даша судье, – это машина главы района, на ней нельзя. А нам надо в деревню, там бабушки. Давай на нашей съездим, очень нужно.

– Я не имею права заниматься политической деятельностью, – сказал Журков. – Вы со своими глупостями…

– Ну тогда дай ключи… – Она протянула руку.

Все смотрели на судью. Он встретился взглядом с Затеевой, отвел глаза. Собрал свои листки в стопку и прикрыл папкой. Достал ключ из кармана, протянул дочери. Та взяла, открыла водительскую дверцу, села.

– Молодец, здорово придумала! – похвалила ее Лаптева. Она повернулась к завучу и забрала у нее пачку бюллетеней. – Сейчас поедем…

Открыла правую дверцу, кинула пачку бюллетеней на сиденье и захлопнула:

– Заводи!

Даша повернула ключ в замке, двигатель заработал.

Лаптева бросилась перед машиной, схватилась за капот, закричала истошно:

– Она хотела украсть у нас бюллетни! Все видели? Фотографируйте! Журналист, ну, снимай! Захарченко, протокол!..

– Я тоже видел! – с запозданием закричал Антон. – А-а! Братва, на помощь!

Он рванул дверцу, схватил Дашу за руку, но та ее выдернула. Подскочил Эд, ловко сбил Затеева подножкой, тот вскочил, началась потасовка.

– I heard a lot about Russia at the University, but I could not even imagine that this is so! – кричал Эд, умело орудуя кулаками, а руки у него были длинные, как шлагбаум. – Dasha, are you all right? Who’s the senior officer here? You mast call the Sheriff![24]24
  Я много слышал о России в университете, но такого даже представить себе не мог! Даша, как ты? С тобой все в порядке? Кто здесь старший офицер? Пусть позвонит шерифу! (англ.)


[Закрыть]

Тут он достал Антона прямым в подбородок, и тот сел на клумбу в нокдауне.

– Он говорит, что теперь понимает, как работает российская демократия, пора звонить шерифу, но все равно надо валить из этой страны, – перевел Хурали.

Юнатов все это время бегал кругами и снимал.

– Прекратите! – крикнул судья. – Да вы у меня все сядете тут!

– А вы что, правда из областного суда? – спросил его Идрисов.

– Тогда узнаете!..

– Ну прекратите же, наконец, этот цирк, – крикнула Затеева, забирая бюллетени с переднего сиденья. – Я больше не могу! Ну расстреляйте меня, я никогда больше… О-о!..

– А-а!.. – застонала Даша, с трудом выбираясь из машины и держась за живот.

– Oh, My God! We must go, quickly![25]25
  Боже мой! Надо скорее ехать! (англ.)


[Закрыть] – крикнул Эд, подхватывая невесту.

Хурали уже не переводил, а молился по-арабски.

– Что? Даша?! – закричала Настя.

– Ой, нет, кажется, ничего. – Даша выдохнула, осторожно убирая одну руку с живота. – Это она просто сейчас повернулась – там…

Затеева бросила бюллетени на землю и порывисто обняла Дашу:

– Это ничего, не бойся, девочка, они всегда поворачиваются. Она же живая!.. Живая, господи! Дочка! Господи! Прости нас, мы все тут охренели совсем! Ну, пойдем, милая, тебе водички, соку…

Антонина уже бежала впереди наливать, а Лаптева вдруг бухнулась на колени:

– Даша, прости! Господи, прости! – крестилась она и плакала. – Ребеночек!..

Захарченко собирал рассыпавшиеся голубоватые и белые бюллетени. Антон встал, потирая подбородок. Юнатов просматривал в окошке камеры снятый материал.

– А что это вы всё снимаете? – спросил Идрисов. – Вы на кого работаете, Юнатов? В прошлый раз мы с вами вроде нормально разошлись, а сейчас вот это – зачем?

– Чисто профессиональное. Сначала факты, выводы потом.

Затеева проводила и усадила Дашу на стул, с ненавистью посмотрела на занавески с орлами, вышла и села в буфете за столик, уронив голову на руки. Антонина молча полезла куда-то за решетку гардероба, вынесла рюмку коньяку и поставила перед ней:

– Елена Викторовна!.. А помните, как вы меня на фортепьяно учили?.. А? Ну же!.. – Она стала напевать, и даже довольно точно, «К Элизе»: – Тара-та-та-та-та-та-тара-рам!.. – и закружилась сама под свою песенку даже очень грациозно для своей комплекции.

Судья вышел с участка, куда ходил проведать дочь, но был ею, видимо, изгнан, и теперь молча смотрел на Елену Викторовну и на танец буфетчицы.

– Ну, блин, – сказала Антонина, перестав танцевать. – Никогда такого не было!..

Затеева махом опрокинула рюмку с коньяком:

– И кофе, пожалуйста. И уйди, уйдите все…

Антонина налила стаканчик кофе из ворчавшего титана, поставила перед директрисой на столик и вышла на улицу.

Кофе после коньяка обжег той горло, и некоторое время она старалась отдышаться.

– Налей там соку, лучше виноградного, холодного, да дочери отнеси… – сказала Елена Викторовна, не поворачивая к Журкову головы.

Тот осторожно, стараясь не шуметь, отодвинул стул и сел за ее столик. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

– Ну что тебе теперь? – спросила она. – Возьми сок и иди к дочери. Там будущее, а тут только прошлое, но и этого прошлого у тебя давно нет.

– Ты обиделась тогда?

– Что? – Она засмеялась несколько истерично. – Дай сигарету.

– Я не курю.

– Я тоже. А ты когда-то курил.

– Когда-то много чего было. Я на нашей с тобой лавочке даже посидел. Только ее перекрасили, она раньше зеленая была.

Наступила пауза. Прошел, не взглянув на них, одинокий избиратель. Где-то на втором этаже заиграло пианино: «К Элизе».

– Нарочно, что ли… – сказал Журков, вздрогнув. – Вот это ты играла.

– Это все играют, – сказала она, успокоившись, и отхлебнула кофе. – Это нетрудно.

– А кто все-таки эту книжку привез, тогда так и не дознались? – спросил судья.

– Какая разница? А потом уже сразу перестройка началась, и никому за нее ничего не было. А мы думали, когда ты уехал, что это ты.

– Значит, ты за Кольку замуж вышла? – после паузы спросил Дмитрий Петрович.

– Ты ведь знаешь, где он сейчас? Ну, отвечай – не знаешь разве?

– А ты… Знаешь, кем я стал?

– Знаю. Затеев говорил. Все собирался тебе позвонить, на рыбалку позвать, вы же вместе учились… Но я была против. Так ты ведь можешь сейчас ему помочь?

Он так и не ответил на ее вопрос, вместо этого спросил:

– А ты знаешь, кому теперь достанутся акции стекольного завода?

– Нет, и мне это совершенно неинтересно.

– И правильно: меньше знаешь – крепче спишь… – сказал судья. – А Затеев сам-то, конечно, знает… Но на следствии молчал. Короче, если бы это его дело попало ко мне, я должен был бы взять самоотвод: у нас с ним личные отношения.

– Да кто бы узнал-то, тридцать лет прошло… – Она повернулась к нему и посмотрела с интересом: – А ты что, стал бы ему мстить? Или… помог бы?

– Мстить? Да я даже не знал, что ты за него… Вообще, что мы тут обсуждаем?.. А я тебя в кудряшках сразу и не признал. Лена, зачем ты их…

– У меня волосы стали выпадать… Дима. После обыска, у нас обыск был, а потом его увезли… Ты тоже изменился. А я ведь думала, не съездить ли к тебе попросить за него… Так ты не можешь помочь? А я бы…

– Не знаю, смотря кому будет передано дело, – сказал он. – Понимаешь, мы же вместе учились, стукнут же сразу. Ты думаешь, у меня там мало врагов?

– Возьми виноградный сок и иди к дочери…

Вернулась Антонина, удивленно посмотрела на них. Дмитрий Петрович встал и отошел – вроде и разговор был какой-то случайный.

– Вот так же ты и в тот раз тоже сделал, – тихо-тихо сказала Елена Викторовна, но вряд ли он сейчас мог это услышать.

Дмитрий Петрович подошел к решетке, отделявшей вешалку от вестибюля, зачем-то ее потряс – крепка ли? Вдруг увидел кого-то там ниже, за барьером: Хурали.

– А я тут эта… уснул, – сказал тот, боязливо высунув голову, с акцентом, которого у него, может, никакого и не было. – Начальник… Работа много! Устал…

Дмитрий Петрович порылся в карманах, протянул Антонине деньги:

– Мне пачку виноградного, пожалуйста. И стаканчик…

Та молча подала ему сок. Журков вдруг куда-то заторопился, сунул пачку Хурали:

– Вот это отнеси моей дочери туда… Скажи ей, я сейчас приду, мне только надо кое-что посмотреть… Вспомнилось кое-что…

Он торопливо вышел на улицу, Хурали понес пакет, а навстречу ему с участка вышли Идрисов и Захарченко.

– Ну все-все, Елена Викторовна, последний раз, – сказал глава, трогая директрису за плечо. – Вот уж стану избранным главой, тогда… А сейчас поеду. Участков много. И еще этот ТИК шайтанский!.. А вам тут чуть-чуть осталось, уже, считай, все прошли…

С улицы вошла странная тетка с полиэтиленовым пакетом «Мальборо», в котором угадывалась пачка их, голубеньких и белых. Увидев главу и участкового, она попятилась.

– Никитична! – сказала Затеева и снова истерично засмеялась. – А вот и ты! Давай-давай, смелей! Ты что, с главой-то не поздороваешься, не признала? А вы что же, Рамиль Вахитович? Куда же вы, не спешите, насладись демократией…

Глава решительно повернулся и ушел на улицу, Захарченко немного поколебался и тоже побежал следом.

Затеева встала, торжественно взяла Никитичну под руку, повела ее на участок. Та вдруг стала упираться – теперь Затеева тянула ее силком. Антонина глядела им вслед, с участка выбежал Хурали и опять спрятался за барьером у вешалок.

Глава 9

Никитична с сумкой зашла на участок, испуганно озираясь, – Затеева толкала ее вперед. Все насуплено молчали. Тетка, как автомат, подошла сначала к столу, завуч молча ткнула ей где расписаться, выдала бюллетени. Лаптева и Шитова молча и обреченно пошли загораживать. Пошли Настя и Антон, так же молча стали пихаться, стараясь занять позицию получше. Затеева смотрела издали с интересом, как будто это было не про нее кино.

– Настя! – сказала Даша, не вставая со стула и даже закрыв глаза. – Не мешай! Это же карнавал, тут все шиворот-навыворот, пусть…

Никитична пошла к урне, опустила свои два бюллетеня и полезла в сумку. Возле урны стремительная заваруха: Антон пытался поймать Настину руку, та выскользнула, поймала руку Никитичны, Лаптева и Шитова бросились на нее, все повалились на пол. Настя ужом выскользнула из-под кучи с пачкой бюллетеней в руках. Музыканты спрятались за рояль, Юнатов бегал вокруг и снимал, и только Даша с Еленой Викторовной глядели безучастно каждая со своего места.

– Есть! – крикнула Настя.

– Это не ее! – тупо сказала Лаптева, но куража в ее голосе уже не было. – Это ты сейчас с собой принесла!

– Там галки заранее проставлены! – торжествовала Настя. – И с печатями!..

– Отдай, дай сюда, зараза! – Антон уже забыл, что к чему и чего он тут добивается, и в нем теперь кипела только ненависть к этой приезжей.

Началась опять возня, но Блямба была вся какая-то скользкая и выворачивалась умело.

Прибежал Эд, тоже наблюдал, ничего не понимая, но готовый вступить в схватку.

– Хрен тебе! – кричала Настя, выскальзывая. – Как ее фамилия? Покажите журнал! А ну, вызовите наряд! У нее там еще бюллетени, она же обходит все участки…

Действие вдруг забуксовало, словно пленка в киноаппарате, последнюю фразу Настя произносила все тише и медленней, вот уже и застыла с бюллетенями в руках, как на стоп-кадре. Все остальные тоже замерли, только тяжело дышали, как собаки после драки.

– Все видели? – спросила Настя, разморозившись первой.

Она обвела всех взглядом, стараясь заглянуть каждому в глаза, но все отворачивались и только мотали головами. Наконец она встретилась глазами с девочкой, которая выглянула из-за пианино.

– Да! Я видела! – сказала девочка.

Постепенно стали размораживаться и остальные.

– Ну знаешь, это уж слишком, – сказала Лаптева. – Детей-то в это дело как можно вовлекать?

– Да! Слышь! – поддержала ее Шитова. – Езжай к себе, нарожай своих и их зомбируй.

Юнатов переводил камеру с одного лица на другое, снимая теперь видео, что-то случайно нажал, и голос Насти зазвучал вдруг еще и из камеры эхом.

– Это вы здесь учите детей лжи! А ведь ложь – это то же убийство!..

«…ство, ство, ство»… – откликнулось эхо.

– На! На, окаянная! – крикнула Никитична, крестясь, вывернула свою сумку, оттуда посыпались бюллетени с синими печатями – много.

Настя нагнулась, чтобы собрать бюллетени.

– Ты всех достала, сука городская! – крикнул Антон и пихнул ее ногой в зад.

Настя упала, поползла, собирая бюллетени…

– В избирком! – крикнула Даша, поднимаясь. – Блямба, я с тобой! Едем! Ключи там, в зажиганье, едем, сейчас!..

Даша двинулась к двери, гордо неся перед собой живот, и никто, даже Антон, уже не решался ей помешать. Настя с бюллетенями шла у нее в кильватере, а Эд бежал сбоку, лопоча по-своему. Антон обогнал их и выскочил первым. Все остальные, кроме манекенов, тоже вывалились с участка, только несколько голубых листков осталось валяться на полу.

На заднем сиденье белого джипа Журков читал приговор: перекидывал страницы, сверялся, взяв по листу в каждую руку и глядя то на один, то на другой. Пока еще в школе все было тихо – оттуда только что вышли Идрисов и Захарченко.

– Работаете, ваша честь? – спросил Идрисов. – А у нас тут, в Тудоеве, между прочим, архитектура, церкви, красиво… Я для вас даже краеведа могу пригласить из музея, очень интересная женщина, кстати…

– Что?.. А, нет, спасибо, я видел, – рассеянно сказал Журков. – А Рамиль Идрисов – так это вы и есть, глава администрации?

– Да, а что? – переспросил тот настороженно.

– Да нет, ничего, так…

– Точно не хотите экскурсию? Восемнадцатый век даже есть. Ну как хотите…

Он взялся за ручку на дверце своего «Ленд Крузера».

– Тут все нормально будет, товарищ глава, – сказал Захарченко, сняв фуражку и утирая со лба пот. – Вам лучше, где народу больше. А тут я и один в случае чего…

– Что-то там тихо стало, – сказал глава, кивнув в сторону школы. – А ведь Никитична не просто так зашла, а она еще и дура полная. Как-то странно, что никакого кипежа нет…

Он уж собрался ехать, пока не началось, завел мотор и закрутил на крыше мигалку, которая сразу завыла и стала пускать красные и синие всполохи, не слишком, впрочем, впечатляющие на солнце, но тут в школе послышались возня, крики, выбежал Антон, за ним шла Даша животом вперед, за ней Настя с пачкой бюллетеней, следом Затеева.

– Не подкачала Никитична, – мрачно сказал глава, но мотор глушить не стал, и сирена все так же продолжала завывать, а мигалка отбрасывать всполохи.

– Антон, не трогай ее, есть предел, остановись! – сказала Затеева.

Даша, переваливаясь, отстала, а приноравливаясь к ней, и Эд. Лаптева и Шитова больше не вмешивались, только Юнатов все снимал на ходу.

Антон подбежал к машине судьи, открыл переднюю дверцу, нагнулся – вытащил ключ из замка зажигания. Настя его нагнала, но сделать ничего уже не могла, тем более руки у нее были заняты бюллетенями. Антон, паясничая, показывал ей ключ в руке и язык.

– Эй, это что за самоуправство? – сказал Журков с заднего сиденья. – А ну отдай ключи!.. Капитан!..

– Эд, заводи мотоцикл! – крикнула Даша в горячке по-русски, но Эд уже и сам понял, вскочил в седло, а Настя, тоже сообразив, прижимая пачку к животу, устроилась сзади.

– She will show you the way![26]26
  Она покажет тебе дорогу! (англ.)


[Закрыть] Настя, там внизу ручка. Держись!

Байк взревел и рванул с места, и они бы умчались, но Настя никогда до этого не ездила на мотоцикле и чуть не упала, боясь выпустить из рук бюллетени, и они замешкались.

Антон успел прыгнуть в машину Журкова, искал, куда вставить ключ, и Эд с Настей на мотоцикле, и он с судьей на заднем сиденье стартовали друг за другом. Настя на ходу что-то кричала Эду, но английские слова вылетели у нее из головы, и она могла вспомнить только «left», «right» и «Sheriff»[27]27
  Налево, направо, шериф (англ.).


[Закрыть]. Идрисов прыгнул в свой «Ленд Крузер», скомандовал Захарченко:

– В машину!

Пока тот залезал на переднее сиденье, Юнатов тоже успел запрыгнуть к ним на заднее, а выдворять его оттуда уже не было времени, и эти тоже умчались следом втроем.

Даша, придерживая живот, отошла и прислонилась к стене у крыльца. Оставшиеся молчали, и только Хурали шептал что-то по-арабски – молился.

Глава 10

На переезде тревожно мигали красные огни, оглушительно гудел зуммер – шлагбаум только что опустился и еще подрагивал. Эд начал тормозить, но Настя головой толкала его в бок и что-то кричала – он снова газанул, приняв в сторону от шлагбаума, но мотоцикл не был достаточно устойчив, чтобы перевалиться через рельсы на скорости, и на переезде их нагнала белая машина судьи. В черной машине главы Юнатов, повинуясь инстинкту журналиста, снимал видео, держа камеру на весу между головами Идрисова и Захарченко. И тут то ли мотоцикл вильнул, то ли Антон специально чуть довернул руль, но белый джип задел его крылом, и оба седока вместе с мотоциклом опрокинулись влево на рельсы.

Черный «Ленд Крузер» остановился у переезда по эту сторону, а белый джип успел переехать и остановился на той. Антон выскочил, но стоял как столб, не понимая, что он сделал и что ему делать теперь. Судья открыл заднюю дверцу и смотрел в сторону переезда, но не выходил, а мотор продолжал еле слышно работать. Оба видели, как поднялся Эд, тоже еще ничего не понимая и пошатываясь, но Настя неподвижно лежала на рельсах рядом с мотоциклом с той стороны, откуда шел поезд – уже был слышен его звук, переходящий в скрежет: заметив людей на рельсах, машинист начал экстренно тормозить.

Из «Ленд Крузера» выскочили Идрисов, Захарченко и Юнатов. Ветер нес между рельсов голубые и белые бюллетени. Юнатов бросился на пути и перед носом у скрежещущего поезда успел вытолкать Настино тело дальше и накрыть его своим, но ее кисть осталась на рельсе, и с этим ничего уже нельзя было сделать. С воем и скрежетом громадный электровоз переехал Настину кисть, отбросив Юнатова пахнувшей дегтем жаркой волной в сторону вместе с ее телом, которое он обнял, протащил метров двадцать мотоцикл, оттеснив его тоже вправо, и остановился. Пассажиры первых вагонов, прильнув к окнам, глядели на патлатого рыжего мужика, ползущего по щебню, и на два лежавших тела – у одного из них, худенького, из руки, как из пожарного рукава, лилась алая кровь.

Поезд больше не скрежетал, а крики ужаса из вагонов не были особенно слышны, пока там кто-то не разбил изнутри окно.

– Скорей, пока никто не успел запомнить наш номер! – крикнул с этой стороны Идрисов. – Пока пассажиры смотрят в ту сторону…

Захарченко вовсе не был уверен в правильности такого решения, но подчинился, и «Ленд Крузер», быстро развернувшись, уехал.

С другой стороны Эд нашел очки, у которых одно стекло выскочило и потерялось, а другое треснуло, водрузил их на нос и теперь рвал ковбойку, чтобы сделать из нее жгут. Машинист спускался по лесенке с локомотива. Юнатов поднялся вместе с телом Насти – она была без сознания; следом, прихрамывая, – видимо, ушиб колено, заковылял Эд. Они распахнули заднюю дверцу джипа и запихали туда Настино тело – кровь сразу же залила листы дела, разлетевшиеся по сиденью, бежевую кожу сиденья и забрызгала рубашку судьи, вжавшегося в дальний угол сиденья. Они пихали Настю дальше, и Эд уже перевязывал ей руку выше локтя, чтобы остановить кровь.

– Отвертка какая-нибудь есть в бардачке? – крикнул Юнатов, но уже и сам без спросу влез в бардачок и обнаружил там револьвер с длинным стволом, видимо спортивный. Это было то, что нужно, и он передал его Эду – они сейчас отлично понимали друг друга – Эд сунул ствол в петлю самодельной повязки и туго закрутил – кровь перестала течь.

– Быстро из-за руля! – крикнул Юнатов Антону, пихая его на правое сиденье и сразу газуя – двигатель продолжал работать, и машина рванула с места. – Говори, как ехать в больницу, и звони пока туда, у тебя телефон с собой?.. Звони, сука!..

– В объезд теперь придется, – сказал, приходя в себя, Антон. – Шесть километров до следующего переезда. Честное слово, я не хотел…

– Молчи, сука! Звони!..

– У вас камера разбита, – сказал Журков, пытаясь поймать взгляд Юнатова в зеркальце у того над головой. – У меня на крыле тоже вмятина, наверное, придется менять, но камеру вашу точно в утиль.

– Что? – не сразу понял Юнатов, машинально чуть притапливая тормоз.

– Остановите, высадите меня тут, – сказал Журков. – Я дойду пешком, я знаю дорогу. Я должен быть рядом с дочерью. Документы на машину вот… – Он достал и положил между передними сиденьями бумажник. – Там и деньги, тысяч тридцать должно быть. Отдайте врачам…

Юнатов остановился у обочины, и Журков вышел. Антон дозвонился до кого-то в больнице и кричал:

– Михалыч! Михалыч, ты у себя? Готовьте операционную, у нас девушке на переезде поездом руку оторвало! Что?.. Потом объясню, мы минут через десять будем…

– God, it’s like a scary movie. But I can’t see anything with my broken glasses[28]28
  Боже, это похоже на фильм ужасов. Но я ничего не вижу… очки разбились (англ.).


[Закрыть], – лопотал Эд, укладывая голову Насти себе на колени и прислушиваясь к ее дыханию.

– Жива? – спросил Юнатов. – Live?

– Yes, she is alive, but we must hurry[29]29
  Жива, но нам нужно поторопиться (англ.).


[Закрыть].

– Не впутывайте меня в это дело, если возможно, – сказал судья Юнатову уже снаружи. – Я вообще не должен был быть здесь. Все, что понадобится, я оплачу тогда уже оттуда. Операцию, любое лечение, реабилитацию…

– Идите на хуй! – сказал Юнатов и нажал на газ.

А судья стал перебираться через рельсы. Тут пути были проложены выше дороги, и надо было лезть вверх, зато от стоящего поезда и всего этого незапланированного кошмара было уже далеко.