Текст книги "Возрождение"

Лукреция с рождения сына спала чутко, но теперь ей приходилось, забыв о сне, приглядывать еще и за Фра Филиппо. Тот вроде бы не давал повода для ревности. Казалось, его любовь к ней не стала меньше: он усердно заботился и о жене, и о маленьком сыне, много работал, без ропота кормил еще и девушек.

Пришло воскресенье. Лукреция прилегла отдохнуть рядом с Филиппино, но очнулась быстро, уловив обрывки женского смеха. Осторожно встала с кровати, сердце её затрепетало от испуга пред очевидным, да так, что колени ослабели. Похолодевшей рукой приоткрыла дверь спальни и выскользнула к лестнице. Она увидела внизу Фра Филиппо с завязанными глазами, тот изображал птицелова, усердно отлавливающего девушек-птичек. Бывшие послушницы, в том числе и сестра Спинетта, играли азартно, с удовольствием. Все смеялись, то и дело подставляясь под руки художника. Если Филиппо

ловил кого-то в кольцо рук своих, то осторожно ощупывал лицо, шею, девичью грудь, живот, бедра: по правилам игры ему предстояло угадать имя птички-невольницы. Если капеллан ошибался, пойманная, но не узнанная им птичка щипала своим «клювом» Фра Филиппо за задницу. Разгоряченные послушницы были очень довольны. Не сказав ни слова, Лукреция вернулась в комнату. С того дня покой был забыт ею и днём, и ночью.

Вскоре обитатели дома Липпи стали жить ожиданием часа очередных родов. Когда пришло их время, повивальная бабка появилась неслышно за час до полуночи. Сердце Лукреции разрывали на части крики роженицы. К пяти утра в доме стало на одного мальчика больше. Фра Филиппо не проявил к новорожденному отеческих чувств, но тревогу в глазах жены заметил-таки.

– Это не мой ребенок. Я не трогал её. Тебя ведь это беспокоит, Лукреция?

– Но… кто отец… если не ты?

– Не знаю, она не хочет говорить. Может, молочник? Только она ходила к нему за молоком для Филиппино.

– Поклянись, Филиппо! – Лукреция и верила и не верила мужу.

– Конечно! Клянусь сыном нашим!

Миновало два месяца. В один из дней Спинетта пошла в подвал дома за оливковым маслом к обеду. Она не возвращалась около получаса и Лукреция забеспокоилась. Оставив тесто, взяла свечу: вдруг случилось что! Лестница в подвал была крута, а ступени узки. Вскоре Лукреция расслышала женский стон и только потом во мраке разглядела на винной бочке сидящую Спинетту. До глиняных кувшинов с маслом она так и не дошла. Фра Филиппо находился рядом, он с упоением покрывал поцелуями высвобожденную из платья налитую девичью грудь. Лукреция выронила свечу и лишилась чувств, скатившись по ступеням на земляной пол.

Она очнулась в своей кровати в спальне дома. Муж был рядом.

– Как ты, дорогая? Я обеспокоен, ты бледна, – Фра Филиппо гладил её по волосам.

– Где сестра моя? – Едва слышно произнесла Лукреция.

– Откуда мне знать? Может, на кухне, сейчас уже время обеда.

– Позови сестру мою!

Он повиновался. Лукреция слышала его шаги, потом различила легкую поступь Спинетты. Та вошла без тени смущения, голова её была аккуратно прибрана, платье выглядело безупречно, узкую талию подчеркивал широкий пояс.

– Как ты, сестренка? – В глазах Спинетты читалась неподдельная тревога. – Тебе нужно больше отдыхать! Я очень испугалась, когда нашла тебя на кухне без чувств. Хорошо, что муж твой вернулся к обеду. Мы перенесли тебя в спаленку.

Неужели было лишь дурное видение? Оба встревожены моим состоянием, – подумала Лукреция. Мои подозрения, мой страх подведут меня к могиле. Нужно что-то делать, эта жизнь уже невыносима, а дальше будет лишь хуже.

Вечером, когда маленький Филиппино заснул, Лукреция набралась решимости, чтобы сказать:

– Филиппо, девушки должны оставить нас.

– Почему? – Муж искренне удивился. – Они твои подруги. Тебе, дорогая, без них будет скучно.

– Нет, я способна сама позаботиться о доме, да и люди будут меньше говорить о нас.

– Дорогая, им некуда идти, не в монастырь же им возвращаться. Пусть живут с нами. Мне они не мешают.

Лукреция не нашла чем возразить мужу.

Ночное время ползло черепашьими шагами. Вспоминалось их с Филиппо время, когда счастье парило над ними как ангел. Они засыпали лишь в объятиях друг друга, их ноги переплетались, словно корни деревьев, тепло обволакивало их как жар полуденного летнего солнца. В те ночи он не отпускал её от себя ни на миг, а сейчас спит в отдалении, почти не касаясь.

Едва стало светать, Лукреция поднялась, умылась, тщательно оделась, потом долго всматривалась в спящего сына. Филиппино, распахнув глаза, улыбнулся ей, и сразу же протянул ручки навстречу. Она подхватила ребенка, нежно прижав к теплу своей груди. Когда малыш вновь погрузился в сон, поцеловала несколько раз, надолго припадая губами к его щечкам, аккуратно укрыла одеялом и спустилась вниз.

Лукреция вышла на улицу Святой Маргариты и, не оглядываясь на дом радости своей и любви, перешла по диагонали дорогу. Чтобы мужество не оставило её в последнюю минуту, считала шаги. Насчитала – 57. В монастыре то был ранний час утренней общей молитвы. Фра Филиппо удивился исчезновению жены, затем опечалился, потом разъярился настолько, что бывшие послушницы сочли за благо для себя вернуться в монастырские стены.

Так они все вновь оказались под кровом монастыря. Девушкам предстояло год замаливать грехи. Когда миновало тягостное время нескончаемых молитв, каждая, в том числе и Лукреция, преклонили пред алтарем колени. Обряд пострига в монахини состоялся в 1461 году, его почтили присутствием викарий города Прато, епископ Пистойи и аббатиса монастыря Святой Маргариты. Раскаявшиеся грешницы, дав обещание отныне и навсегда сохранять целомудрие, всецело подчиняясь строгим правилам монастырской жизни, облачились в монашеские одежды.

В этой истории мы обнаружили множество невероятных поворотов, и, увлеченные её ходом, не заметили, где и когда к нам присоединились Филиппо и Филиппино.

– Храбрая моя девушка, как же тебе хватило сил все наши ночи перечеркнуть? Отречься от меня, от сына, от нашей семьи? Верится мне, рассудок твой помрачился на время. Я же чуть не умер от горя и ярости, – Фра Филиппо, глядя на жену, укоризненно покачивает головой.

– Я помню день, когда ты исчезла. Тебя не было с нами долгие дни, мама, – тихо говорит Филиппино.

Потеряв Лукрецию, Филиппо стал меньше времени уделять работе. Всякий день во всех делах его сын был с ним. В Прато уже не удивлялись, когда видели художника со спящим ребенком на руках. Вскоре общественное мнение городка, да и всей

Флоренции, было на стороне Фра Липпи. Ему сочувствовали и главные ценители его дарования – влиятельный Козимо Медичи и еще более влиятельный папа Пий II, и простые люди. Ни у кого более язык не поворачивался сплетничать о распущенности капеллана, а повидавшие всякое на своем веку сановные священнослужители более чем когда-либо восхищались его творениями. Работы Липпи не только радовали глаз цветами венето, но и возвышали душу всякого, кто находился с ними рядом.

Бедная Лукреция страдала от мук любви сильно. Она уже знала, что отцом сына послушницы был не кто иной, как местный молочник: тот почти каждый день навещал ребенка в монастырском приюте. Однажды среди ночи Лукреции привиделся маленький Филиппино. Тот усердно искал маму и звал её без надежды увидеть. Малыш Филиппино не мог того ведать, что она, мать, живет рядом, в шаге от дома.

– Итак, я повторно убежала из монастыря Святой Маргариты. Убежала к сыну и мужу, нарушив монашеские обеты. Я была изо дня в день под неусыпным присмотром. Даже в монастырском садике меня ни на минуту не оставляли одну. Как же мне удалось повторно расстаться с той жизнью? Спросите старика-contadino[25]25
  Contadino (итал.) – крестьянин


[Закрыть], того самого, который раз в месяц поставлял в монастырские погреба вино. Contadino, contadino scarpe grosse e cervello fino [26]26
  Contadino, scarpe grosse e cervello fino (итал. поговорка) – синоним в русском языке: Мужик груб, да умен.


[Закрыть]. Спасибо тебе, vecchietto[27]27
  Vecchietto (итал.) – старичок/старикашка


[Закрыть]!

– Утром я встретил мужа твоего с ребенком на руках, – сказал он мне. – Странно, что ты не с ними. Неужели молитва тебе дороже дитя? Или тут легче твоим изнеженным пальчикам?

Лукреция не в силах более сдерживаться, заплакала.

– Помогите, пожалуйста…

Он помог, а кто бы поступил иначе?

В том же 1461 году папа Пий II снял с Фра Филиппо и Лукреции обеты, дав разрешение на брак. Но художник, получив обожаемую Лукрецию, так и не расстался до конца жизни с уже привычным для всех «Фра». Он сделал всё от него зависящее, чтобы его Мадонна приобрела достойное положение в городе. Довольно быстро Лукреция стала всеми уважаема. Ведь это она, изображенная мужем в ореоле святости, Мадонна с младенцем, почитаемая и бедными, и богатыми – Богородица. Да кто мог бросить камень в неё? И в том её величии прижизненном заслуга Филиппо. Почти каждый день ходила Лукреция на Рыночную площадь за продуктами. Там с ней все были не только честны, но и старались продать самое лучшее, а кое-что подарить. Если Лукреция не отказывалась от подарка, видели в том знак хороший, и каждому делалось на душе хорошо.

Отчаянная Спинетта также умудрилась повторно сбежать из монастыря, и вновь дальше дома старшей сестры не ушла. Фра Филиппо и Лукреция позволили ей остаться с ними навсегда.

Филиппо продолжил работу над фресками в Старшей капелле (Capella Maggiore) главного собора Прато (il Duomo di Prato), потратив на них тринадцать лет жизни. Подрастающий сын непременно был рядом. Отец рано разглядел талант художника в мальчике и уже не волновался за его судьбу, зная, что успеет многому научить ребенка.

Сцены «Пир Ирода» посвящены Святому Иоанну Крестителю, но главное украшение их – Саломея. Сюжет из Нового Завета рассказывает, как царь Ирод пообещал падчерице своей Саломее всё, что она пожелает, за один танец пред ним. Саломея не отказала, но по просьбе матери своей пожелала странное вознаграждение – видеть на блюде голову Иоанна Крестителя…

Краски Фра Филиппо нежны, переходы утонченны. По полу из разноцветных квадратов грациозно скользит в танце исполненная света Саломея. На её миловидном лице нет и следа эмоций, словно девушка здесь лишь для того, чтобы выполнить волю Божию. В чертах её лица не трудно узнать жену художника Лукрецию Бути. Три Саломеи на фреске, и каждая с печатью лика Лукреции.

– Почему она? Как могла в голове вашей нежная мадонна совместиться с роковой плясуньей? – Я не удержалась от нового вопроса к Филиппо, вспомнив в это мгновение строки поэтессы Анны Ахматовой:

 
Дымное исчадье полнолунья,
Белый мрамор в сумраке аллей,
Роковая девочка, плясунья,
Лучшая из всех камей.
От таких и погибали люди,
За такой Чингиз послал посла,
И такая на кровавом блюде
Голову Крестителя несла.
 

– Моя, только моя, заворожила меня навеки! Столь красивая, что я мог бы убить себя, если б она то пожелала. Её слова, её просьбы священны для меня. Потому и Саломея, – задумчиво отвечает Фра Липпи. – Я заработал на той росписи 208 флоринов. Весьма солидные деньги. Было за что! Всё для семьи. Но ведь и я там, на фреске! Видели ли вы меня в образе покоренного танцем царя Ирода? Если нет, прошу вас, посмотрите на Саломею моими глазами, и не потребуется иных слов, чтобы понять чувства мои.

Я верю ему, и всё еще в нем сомневаюсь.

– Но что тогда помешало вам официально жениться на Лукреции?

– Я, – отвечает невенчанная жена Фра Филиппо. – Мне хотелось удержать мужа в стороне от искушения очередной женщиной. Если он будет знать, что в любой момент я смогу его оставить, – так я размышляла тогда, – он станет больше дорожить мной. Я не хотела делить Филиппо с другими женщинами, а еще я ревновала его к моей сестре Спинетте. Сильно ревновала, очень сильно!

– Каким вы видели его, своего Филиппо? – деликатно интересуется Мария Липпи. – Почему вы пошли за ним, несмотря на большую разницу в возрасте?

– Филиппо никогда не взрослел, даже в преклонные годы. Он жил, как мальчишка, без оглядки на окружение. И если что-то хотел, он то имел. Он обожал солнце, виноград и вино, любил насвистывать веселые мотивы. Если творил, то, забывая о времени. Если создавал красоту, то такую, что сердце трепетало. Он смотрел на мир доверчивыми глазами и ничего не боялся.

– Ему по силам было даже сотворить ваше бессмертие! – Слова не могли передать всё, что я чувствовала в тот момент. – Ваш утонченно-совершенный образ, Лукреция, до сих пор пленяет сердца. «Липпина» Фра Липпи, размноженная на десятки тысяч копий, украшает дома самых разных земель, поверьте, не только Италии. Многие хотят зреть вас не в музее, а в доме своем, рядом с собой изо дня в день. Лукреция, я не стала исключением!

– О, да, – Мария солидарна со мной, – «Мадонна с младенцем и двумя ангелами» Липпи старшего открыла в Европе эпоху наивысшего подъема ренессанса. На протяжении почти шести веков «Липпина» восхищает и покоряет сердца, являясь украшением Галереи Уффици во Флоренции. Могли ли вы представить, что ваша судьба будет столь яркой?

– Девочки, какие два ангела? Где они? Людей устраивает надуманность: они предпочитают не видеть полотна своими глазами. Если кто-то нашел смыслы высокие и выразил их, знать так оно и есть! И надобно повторять их за другими, чтобы соответствовать уровню. Итак, «Липпина»! Когда Филиппо затеял работу эту, я ведь была беременна. Я позировала ему подолгу, чтобы было полегче, расставляла ноги как все женщины в моем положении. Я молилась, да. Я просила Бога помочь мне разрешиться от бремени без проблем: я ведь затворницей была тогда и под гнетом осуждения. Филиппо видел, как трудно мне было, и приговаривал часто:

– Липпина, голубка моя, потерпи еще немного!

Так вот появилась «Липпина». Ангелочек на картине один, тот, с крыльями, и он – мой хранитель-ангел по замыслу мужа. Второй, кто помогает ему, – это же сам Филиппо в юности. Только слепой не увидит сходство. Ангел-хранитель дает мне ребенка, Филиппо как муж мой помогает ему в этом деле. Ребёнок, конечно же, мальчик, ведь ко мне еще в монастыре сошло видение, что сын великий родится.

И я, и Мария видим в эту минуту, что совершенство образа «Липпины» укрывает от множества глаз самую обычную женщину, способную бояться и быть очень сильной. Она ревнива, даже в зависимости своей, и любит страстно до жертвенности. Она не верит и верит всякому слову мужа своего, и обманывается в чем-то, как все женщины, несмотря на великолепную интуицию.

– Девочки, знайте, мы просто жили изо дня в день, поддерживая друг друга, мы не задумывались о чем-то значимом. Дни проходили в заботах о доме, о детях. Мы нуждались в деньгах, и Филиппо работал не ради высоких смыслов, он трудился ради денег и во имя достатка семьи нашей. Да, была любовь с нами и всё остальное, даже отчаяние моё. В 1465 году родилась наша Алессандра. Филиппино повзрослел рано и много времени проводил с отцом, желая зарабатывать для семьи. Я занималась малышкой и домом. Спинетта помогала мне во всём. В следующем году Филиппо был приглашен в Сполето на роспись кафедрального собора. Я не боялась остаться одна, опасалась другого, что вдали от дома муж станет много времени проводить с женщинами в поисках вдохновения. Но мы нуждались в деньгах, а за ту работу Филиппо должны были выплатить очень большую сумму. Он чувствовал, что мне тревожно и, желая дать хоть какие-то гарантии, пообещал, что возьмет в поездку помощника-монаха фра Диаманте и Филиппино. Расставание не только с мужем, но и с сыном не далось мне легко, но меня утешали мысли, что Филиппо озабочен благополучием нашей семьи. Ведь он уже был не молод, а нужно было растить детей. За три года его работы в Сполето мы виделись лишь дважды: муж брал небольшой отпуск и возвращался с Филиппино в Прато.

Фра Липпи получил заказ на роспись кафедрального собора Успения Девы Марии в Сполето благодаря посредничеству Козимо де Медичи. Как оказалось это были последние его фрески. Исполненные символизма и предвидения, они демонстрируют вершину умения Филиппо. В них всё – и Коронация Девы Марии с ангелами, пророками и сивиллами, и Благовещение, и Рождение Иисуса, и даже Успение Марии. Яркие краски, просветленные лица, изысканная красота. Он творил свой рай для себя и… мадонны, ненаглядной Липпины. Вся жизнь его Лукреции проявилась в соборе Сполето вплоть до смертного часа. Он писал лики жены по памяти, с невысказанной силой мужской любви. Фра Филиппо прорисовывал любимые черты так, словно касался её лица в первом сеансе в монастыре Святой Маргариты – легко и нежно. Он предвидел её скорый уход, ибо не хотел лишиться её прелести. На фреске «Успение» Фра Филиппо изобразил и себя. Упокоилась мадонна. У изголовья смертного одра многочисленная группа опечаленных горожан, в ногах – ангелы, среди них он, Фра Филиппо Липпи, в простом одеянии монаха-кармелита… Его лицо обращено к зрителям, но глаза… Взглядом он прикован навсегда к Богородице-Липпине.

Пристально вглядываюсь в положение его рук на фреске: ибо чувствую, вот-вот найду ответ на очередную загадку великого Липпи. Указательный палец левой руки Фра Филиппо задает направление для поиска. Палец указывает на кисть другой руки монаха. Вижу, что мизинец и указательный палец его правой руки ориентированы к земле, большой палец спрятан, средний и безымянный пальцы, поддерживая накидку, загнуты к ладони. Этот жест известен многим и означает он: Наша жизнь завершилась, желаю удачи вам!

Фра Филиппо Липпи словно пророк предвидел и свой скорый уход, и близкую смерть Липпины, а потому оставил напутствие каждому, кто посещал Дуомо Сполето: La nostra vita è finita. Buona fortuna, buona fortuna a voi…[28]28
  La nostra vita ё finita. Buona fortuna, buona fortuna a voi… – Наша жизнь завершилась. Желаю удачи, желаю удачи вам.


[Закрыть] Эта фреска – его последнее послание нам, потомкам, и последнее свидетельство для милой сердцу Лукреции: в Сполето, где было так много всевозможных радостей жизни, он, Филиппо, жил как монах – аскетично, праведно, в трудах, с обязательной утренней и вечерней молитвой.

Он умер здесь же, в Сполето, внезапно, в одну минуту: как-то вдруг сердце сильно споткнулось, но поднял ось-таки, постояло чуть, затем сделало несколько неуверенных шагов, но лишь для того, чтобы сорваться в ущелье там, где парит Понте делле Торри[29]29
  Понте делле Торри – знаменитый мост Сполето, возведенный над пропастью уже в XIII веке.


[Закрыть]. Стоял ласковый октябрь – сухой, тёплый, солнечный. Неистово пели цикады, в отдалении им вторил страстный мужской голос, пожелавший разделить с миром богатство своей любви. Гордость Филиппо – его сын, продолжатель дела и наследия, видел кончину своего отца. Так надо было, пусть Лукреция знает, что даже в смертный час её муж пребывает в великом союзе с его несравненной Липпиной. Не беда, что фрески собора еще не закончены: Богородица на каждой из них уже прописана абсолютно, об остальном Филиппино сможет позаботиться в полной мере.

В новый день Фра Филиппо Липпи был погребен в южном крыле трансепта[30]30
  Трансепт (позднелат. transeptum, от лат. trans – за и septum – ограда), поперечный неф в базиликальных и крестообразных храмах. Трансепты возникли в раннехристианских храмах, когда усложнение обрядов потребовало увеличить пространство пред алтарём.


[Закрыть] собора Успения Девы Марии. Его последние работы и Липпина рядом, так можно ли желать лучшего места? Земная жизнь монаха-художника завершилась намного лучше и значимее, чем началась когда-то. Да, он, Филиппо, был из года в год несказанно удачлив: надо признать, кому еще везло так, как ему? Ведь ни один завистливый взгляд не смог умалить творений его. Каждый знает, что всякий плохой глаз молнии подобен, но и молнии те, даже если и ударяли по нему, то едва задевая, ничего не разрушив необратимо.

В общем, жизнь состоялась на зависть многим, и если время её истекло, надо принять то без печали!

Двенадцатилетний сын Филиппино и фра Диаманте продолжили работу над фресками собора, довершив замыслы начинателя. Спустя два с половиной месяца 23 декабря 1469 года великий труд Фра Филиппо Липпи предстал пред глазами жителей Сполето. Однако еще два месяца мальчик и монах ждали оговоренное вознаграждение. Вся работа была оценена в 511 дукатов, из которых 137 предназначались безвестному фра Диаманте и 48 дукатов Филиппино Липпи – новому светилу флорентийской школы живописи.

Знаменитый художник много раз просил фра Диаманте позаботиться о Филиппино как о собственном сыне, если судьба призовет Фра Липпи на тот свет, прежде чем мальчик вырастет. Монах обещал, но без энтузиазма приступил к выполнению взятых на себя обязательств, и вскоре Филиппино вынужден был оставить негостеприимный кров. Он вернулся в дом матери почти без денег.

Красота не тускнеет и не вянет, пока она купается в любви. Цветение Лукреции длилось всю её жизнь, и увядать она стала стремительно лишь потому, что умер её Бог – драгоценнейший Филиппо.

Останки художника намеревались перевезти во Флоренцию в прославленный собор итальянского кватроченто Санта Мария дель Фьоре, но умбрийский город Сполето воспротивился тому, пожелав оставить всё так, как сложилось по судьбе. Новый властитель Флоренции Лоренцо де Медичи Великолепный, проявив такт, согласился с доводами горожан, но поступил в соответствии с флорентийской традицией чествования великих, выделив сто дукатов на мраморную гробницу для Фра Липпи. Он также заказал Анджело Полициано эпитафию на латыни к ней:

CONDITUS HIC EGO SUM PICTURE FAMA PHILIPPUS

NULLI IGNOTA MEE GRATIA MIA MANUS

ARTIFICIS POTUI DIGITIS ANIMARE COLORES

SPERATAQUE ANIMOS FALLERE VOCE DIU

IPSA MEISSTUPUIT NATURA EXPRESSA FIGURIS

MEQUE SUIS FASSA EST ARTIBUS ESSE PAREM

MARMOREO TUMULO MEDICES LAURENTIUS HIC ME

CONDIDIT ANTE HUMILI PULVERE TECTUS ERAM

В марте 1914 года текст эпитафии Полициано в переводе поэта Александра Блока завершил блоковский цикл итальянских стихов:

ЗДЕСЬ Я ПОКОЮСЬ, ФИЛИПП, ЖИВОПИСЕЦ НАВЕКИ БЕССМЕРТНЫЙ,

ДИВНАЯ ПРЕЛЕСТЬ МОЕЙ КИСТИ – У ВСЕХ НА УСТАХ.

ДУШУ УМЕЛ Я ВДОХНУТЬ ИСКУСНЫМИ ПАЛЬЦАМИ В КРАСКИ,

НАБОЖНЫХ ДУШИ УМЕЛ – ГОЛОСОМ БОГА СМУТИТЬ.

ДАЖЕ ПРИРОДА САМА, НА МОИ ЗАГЛЯДЕВШИСЬ СОЗДАНЬЯ,

ПРИНУЖДЕНА МЕНЯ ЗВАТЬ МАСТЕРОМ РАВНЫМ СЕБЕ.

В МРАМОРНОМ ЭТОМ ГРОБУ МЕНЯ УПОКОИЛ ЛАВРЕНТИЙ

МЕДИЧИ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ Я В НИЗМЕННЫЙ ПРАХ ОБРАЩУСЬ.

Место упокоения Фра Филиппо Липпи. Эскиз мраморной гробницы выполнен сыном художника Филиппино Липпи, он же контролировал весь процесс работы с мрамором.

Кафедральный Собор Успения Девы Марии (итал. La Cattedrale di Santa Maria Assunta), Сполето, Италия.

Эскиз гробницы отца выполнил Филиппино Липпи, он же контролировал весь процесс работы с мрамором.

– Мне не забыть ту ночь, – вспоминает Лукреция. Привиделся мне сон дивный. Филиппо и я, взявшись за руки, шли по тропе. Не так долго шли, но мы видели горы и обрывы, цветы и деревья. Солнце светило над нами и птицы пели. Тепло было, радостно. Петляла тропа, но, в конце концов, вывела нас к морю. В море том солнце купалось, а пред водой расстилался песок белый. Нас отделяла от той благодати лишь невысокая каменная стена. Филиппо говорит мне: Подержи-ка, Липпина! И протягивает тяжелую шкатулку. Как он нёс её, я даже не заметила. Я взяла шкатулку ту в руки, а он проворно на стену запрыгнул и скрылся по ту её сторону, где песок и море. И вот уж вижу, как гуляет мой donnaiolo[31]31
  Donnaiolo (итал.) – волокита; бабник


[Закрыть] с девушками, и каждая краше другой, и все они в белых нарядах. Сильно испугалась я, что уведут его от меня. Кричу: Филиппо, дорогой, подожди меня, иду к тебе уже…

– Я мечтал купить для семьи новый дом в Прато. Мечтал на старости много, как ребенок, – говорит нам Фра Филиппо. – Однако нам пора, девочки…

– До встречи! – улыбается Лукреция. – Если располагаете временем, послушайте, что расскажет наш Филиппино, вероятно, мы что-то забыли упомянуть.

Мария, сын художника и я видим, как Липпи старший взял за руку свою ненаглядную Липпину. Они оба спокойны и ни о чем не сожалеют. Жизнь сложилась из дней, в которых и мыслей не было о славе, о признании. Кто ж знал, что о них будут говорить потом несколько веков? Богородица, может быть? Будь это известно им наверное, что-то бы сложилось не так как вышло.

Они неспешно удаляются от нас по улице Святой Маргариты в сторону Рыночной площади, и вскоре белая дымка, более легкая, чем туман, стирает с наших глаз их силуэты.