Текст книги "Золушка и ее команда"

«Хватит! – сердито оборвала его волшебница. – Лучше давай об эльфах!»

«Вот-вот!» – неслышно остальным поддакнул Дробуш.

«Почему ты сразу не сказал, что мы в Лималле?! – продолжала мысленно бушевать волшебница. – Почему не предупредил, что за нами следят?!»

«Да я сам не понял, куда мы попали! – возмутился божок, не решаясь появляться перед лицом разъярённой жрицы. – И этого… хлыща я заметил, только когда он снял маскировку!»

«И что ты думаешь обо всем этом? – уточнила Вителья».

«Плохи наши дела…» – грустно ответил Кипиш и умолк.

– Моё имя, – между тем говорил эльф Грою, – Дариан Ровинианиль Тирэа Кос Алкаслотль…

– Аксолотль? – громким шёпотом переспросила фарга у Виньо. – Никогда бы не подумала, что они так выглядят!

Сверху снова раздался противный скрип. Это вернулся не удовлетворённый предыдущей бомбёжкой псериоархус.

Дариан Ровинианиль и так далее и тому подобное Алкаслотль щёлкнул пальцами. Ископаемое заорало и вспыхнуло. Дымящимся метеоритом упало под ноги отшатнувшейся к Варгасу Вителье. Продолжая орать, стряхнуло с себя перья и, розовея в полумраке голой гузкой, удрало в лес.

– Мы не вредим природе, – блеснув глазами, Дариан посмотрел на Виту, – мы просто не позволяем ей взять над нами верх. Следуйте за мной, дорогие гости! Позвольте вашу руку, прекрасная незнакомка. Вы так и не назвали мне вашего имени!

Ощущая своё запястье в пальцах эльфа, как в кандалах, волшебница шла рядом с ним и думала о том, что Кипиш был прав.

* * *

Вежливый зеленоглазый Дариан-как-его-там-Алкаслотль привёл членов бригады… в милое такое подземелье, вдоль стен которого стояли скамьи, а на стенах, в цепях, покоились чьи-то останки.

– Это чего такое, а? – возмутилась Торусилья, озираясь. – Обещал же, что никаких подземелий!

– Я слово сдержу, – чуть поклонился ей эльф, с явным сожалением выпуская руку Вительи, – но мне нужно доложить моему господину о вас как о нарушителях границы. Правила должны быть соблюдены!

И ушёл.

Вита растерянно посмотрела на Вироша. Тот источал насмешливое спокойствие, чем сильно успокаивал остальных. А вот в голубых глазах Виньо волшебница увидела самый настоящий ужас. Оглядываясь на трогательно белеющие в цепях кости, гномелла явно представляла на их месте почтенного мастера Йожевижа. Вита не одна обратила на это внимание, потому что старшая рубака вдруг подошла к Виньовинье и сказала, положив руку ей на плечо:

– А чего мы стоим? Сказано ждать – значит, надо ждать! Давайте споем!

– А давайте! – поддержала её Вителья, повела рукой, как театральная актриса, приглашая всех присаживаться. – о чём будем петь?

– Надо что-нибудь для поднятия боевого духа! – заметил, улыбаясь, Вирош.

– Ща! – выставила ладони Руфусилья. – Тори, запевай!

 
Эй, следи за спиной, салага,
Не роняй понапрасну меч!
После боя в кувшине брага
Сможет нервы твои сберечь!
Твой клинок – самый верный спутник,
Остальное – как ляжет кость,
Жизнь заставит – убьёшь и друга,
Как бы брата не довелось…
 
 
Ты, рубака, забудь о прошлом,
О семье не мечтай, забудь!
Звон монет – это звук хороший,
Он вперёд означает путь!
Ты – наёмник, и ты обязан
Выполнять свой контракт всегда,
Береги его пуще глаза,
Остальное всё ерунда!
 

Акустика в подземелье была потрясающая – то ли стены отражали и усиливали звук, то ли мертвецы резонировали. Вителья, не знавшая слов, но с детства имеющая музыкальный слух, подстроилась под ритм песни, выводя боевое «ла-ла-ла».

 
Сорок лет ты учился драться,
Сорок лет ты салагой был,
Стал клинок тебе лучше братца,
Голос матери ты забыл,
Ближе братьев друзья-рубаки,
Но, однако же, будь готов
Убивать их в кровавой драке,
Если будет контракт таков!
 

Дробуш принялся звенеть цепями в самые трагические моменты куплетов и делал это так энергично, что часть останков навсегда обратилась в прах.

 
Здесь и женщины, и мужчины
Перед сталью клинка равны.
Мы рубаки, и есть причина:
Дети бога самой войны!
Если стал ты одним из наших,
Позабудь о былой судьбе,
Мы не сеем, не жнём, не пашем,
Мы сражаемся на войне!
 
 
Как бы мир ни стремился к миру –
По окраинам кровь и бой.
Мы обнимем в руках секиру,
Где война, там и мы с тобой!
Охраняем, прикрыв собою,
Псы на службе и щит живой,
Мы за золото платим кровью,
Дети бога войны самой!
 

Мрачноватая удаль рубак захватила сердца. Остальные шумели как могли: свистели, топали ногами, хлопали в ладоши и всячески подбадривали певиц. В финале даже Виньо расслабилась, заулыбалась, вскочила со скамьи, размахивая руками в такт. В конце концов, гномелла она была или нет?

В получившемся гаме никто не заметил, как раскрылись двери, и на пороге показался высокий эльф в сопровождении Дариана. Брови на его лице изумлённо поднимались до тех пор, покуда не была спета последняя строка, а слушатели не разразились криками.

– Это балаган какой-то… – пробормотал эльф и обернулся к сопровождающему: – Они что, бродячие артисты?

Грой и Тариша мгновенно перестали шуметь и недобро посмотрели на вошедшего. Оборотень поднял руку, призывая к тишине, подошёл к незнакомому эльфу, представился с лёгким поклоном. С не менее лёгкой улыбкой поинтересовался:

– Вижу, вы здесь главный! Так какова будет наша судьба, высокородный?

Тот шагнул через порог. Медленно двинулся вдоль помещения, подходя к каждому члену бригады и заглядывая в глаза. Когда он посмотрел на Вителью, она содрогнулась – во взгляде высокородного не было ничего, кроме ледяного равнодушия.

Обойдя всех, он вернулся к дверям и взглянул на Вироша:

– Если вы сообщите нам имена ваших спутников, как сообщили своё, мы сможем сделать запрос в ту страну, откуда вы прибыли. Естественно, это потребует времени!

Он замолчал, будто сказал всё и собрался уходить.

– И на это время… – мягко подсказал оборотень.

Однако прозвучало в его голосе нечто такое, что заставило эльфа взглянуть на него с изумлением.

– И на это время, – с усилием выговорил он, – я прошу вас быть гостями цитадели! Мой сын Дариан позаботится о вас!

После чего поспешил ретироваться.

– Вот видите, – улыбнулся зеленоглазый Дариан. – Я же обещал! Следуйте за мной.

Осклизлые ступени привели их на ту самую площадку, куда они попали после того, как по приказу эльфа одно из деревьев, составлявших стену цитадели, отступило внутрь, открывая проход. Миновав череду одинаковых помещений, они оказались в круглой зале, откуда начинался резной всход. Язык не поворачивался назвать это грубым словом «лестница». Вителья однажды видела в Драгобужье работы гнома – мастера-резчика по дереву. Он делал ажурные светильники в виде раскрывших крылья птиц. Дерево в его руках превращалось в тончайшую бумагу, в кружевных узорах которой терялся взгляд. Увиденный в цитадели всход поражал своей длиной, скрываясь в темноте наверху, однако казался именно таким, невесомым, и на него страшно было ступать.

– Э-э… – с сомнением протянул Дробуш, трогая балясину пальцем. – Нам туда?

– Туда, туда, – охотно кивнул Дариан и вновь предложил Вите руку. – Идти нам долго, моя прекрасная госпожа, чтобы вы не заскучали, давайте я вам погадаю?

– Каким это образом? – спросил из-за их спин Варгас.

В присутствии любезного эльфа он моментально мрачнел.

– По уникальному рисунку линий, что есть на ладони любого живого существа, – охотно пояснил Дариан. – О-о! Прекрасный рисунок, моя дорогая! Всё, как в книге, крупными буквами написано!

– И что же там такое? – невольно заинтересовалась Вителья.

Эльф задумчиво поводил пальцем по её ладони.

– Скоро вы встретите любовь всей своей жизни, – наконец выдал он. – Вас также ожидают приключения и богатство… И хорошие друзья, не всем из которых стоит доверять!

Пока он говорил, процессия медленно поднималась по лестнице.

«Любовь всей твоей жизни – это я! – довольно заявил Кипиш в голове у волшебницы. – Приключений у нас и так по самое брюшко, а богатство завоюем!»

«Не-а, – подал мысленный голос Дробуш, – про тебя там другое – хороший друг, которому не стоит доверять!»

«ДРОБУШ? ДРОБУШЕК?!»

Вителья споткнулась о ступеньку и едва не покатилась вниз, но её поддержали сразу двое – эльф и маг. Посмотрев на них отсутствующим взором, девушка пробормотала слова благодарности.

– Не будем торопиться, – разулыбался Дариан, – идти нам ещё долго. Давайте лучше познакомимся!

«Вита?» – взволнованно спросил Дробуш.

«Вителья? Что случилось?» – в один голос с ним сказал Кипиш.

«Вы разве не слышали его?» – беззвучно ответила, теперь уже внимательно глядя под ноги, чтобы не спотыкаться.

«Кого?» – в один голос воскликнули собеседники.

«Дикрая Денеша Охотника Мглы!»

* * *

Аргониэль стояла, облокотившись на парапет, и смотрела в ночь. Ягорай рю Воронн не был первым встреченным ей человеком – однажды при дворе Владыки она присутствовала при прибытии Крейской делегации, после имела короткую беседу с послом, приятным мужчиной средних лет и масленых взглядов, от которых хотелось скрыться в тени. Черноволосый пленник отца – а Арго прекрасно представляла себе их участь, коли отец не получит желаемого! – был другим. Да, вожделение плескалось в его взгляде, как пряное вино, но оно было чистым, правдивым и… запретным для него самого. Наверное, там, откуда он прибыл, у него есть женщина, думала эльфийка. Но разве может человеческая женщина сравниться с той, в которой природа столетиями оттачивала красоту и грацию? Конечно, нет! Тогда почему он так холоден, хоть она и видит противоположное в его глазах?

Арго сердито передёрнула плечами. Унизительное задание отца, на которое она согласилась только ради выживания нации, приобрело черты личной заинтересованности.

– Дочь моя!

Отец подошёл как всегда неслышно, однако окликнул ее за пару шагов, чтобы не испугать.

Она обернулась, склонила голову.

– Дани!

– Почему не спишь?

– Ты хочешь спросить, почему я не сплю не одна? – уточнила она. Никакой дерзости отцу, просто сразу расставленные точки над и.

Ровиниан едва заметно улыбнулся. Детьми он гордился, и не зря.

– Отец, он избегает меня, хотя желает сильно! Я не понимаю почему! Почему?

Владыка цитадели встал рядом с ней. Темнота леса, разукрашенная лималльскими огнями, как тканое полотно – золотым и серебряным шитьём, отразилась в его красивых глазах.

– По-видимому, он не глуп, дочь. И подозрителен. Такой человек во всех будет видеть врагов.

– Но он принял моё приглашение!

– А что ему оставалось на нашей земле? – улыбнулся Ровиниан. – Не принял бы – привели бы в цепях, вон их сколько в подвале болтается… Надо бы там уборку, что ли, сделать… Не расстраивайся, милая! Ты – копия своей матери, а пред её красотой не мог устоять никто, даже я! Куда уж какому-то простому смертному!

– Простые смертные умеют преподносить сюрпризы, отец! – раздался с порога голос Дариана.

Подойдя, принц встал рядом с отцом и сестрой.

– Отпусти Арго спать, надо поговорить!

Владыка поцеловал дочку в лоб.

– Иди, дитя! Тени плохих снов да не коснутся тебя!

– Да, дани, – дрогнула ресницами та, – я лишь пожелаю добрых снов маме!

Придерживая подол платья, она выбежала из комнаты.

Ровиниан посмотрел ей вслед с хорошо скрытой болью. Затем обернулся к сыну.

– Что случилось, Дари?

– Наши новые гости… Как ты думаешь, отец, с какой целью они прибыли в Лималль?

– Я даже не сомневаюсь: они разыскивают тех, кого мы удерживаем в цитадели, – пожал плечами он. – Впрочем, здесь их никогда не найдут! А этих циркачей мы подержим для вида пару месяцев и вышлем.

Дариан покачал головой.

– Выслать из страны бриллиант в сотню каратов?

Владыка внимательно посмотрел на сына. Губы того лукаво улыбались, но глаза были серьёзны и… алчны.

– Что тебе известно? – резко спросил Ровиниан. – Говори сейчас же!

– Одна из них – рокури аркаэлья, отец. Роковая звезда.

* * *

Аргониэль легко бежала по коридорам цитадели. Центральную лестницу она не любила, ей больше нравился большой боковой коридор, спиралью тянущийся между двумя рядами древних деревьев, образующих внешние стены цитадели. На самом деле коридоров в обители Владыки лесных эльфов было бессчётное множество, особенно потайных, ведомых лишь избранным. В них рос фосфоресцирующий разноцветный мох, делавший любой путь, даже на кухню, полным волшебства. По таким коридорам Арго спешила вниз – одышка эльфам была неведома, они запросто преодолевали огромные пространства бегом. Поэтому, наверное, в Лималле почти не было лошадей, лишь их мифические прародственники единороги до сих пор таились в укромных местах, объедая головки цветов и листья с молодых веток.

Наверху, где было больше воздуха и света, проникавшего в цитадель через неровные, образованные сплетениями ветвей окна, мох играл светлыми и яркими цветами спектра – красным, жёлтым, оранжевым, но чем ниже спускалась эльфийка, тем темнее становилось свечение, пока не превратилось в фиолетовое. Очень красивое и очень мрачное, даже пугающее. Здесь, ниже уровня земли, где кончались корни огромных мэллорнов, раскинулись известковые пещеры, подобно кротовьим норам прошивающие пространство под Лималлем. В пещерах парили горячие источники, некоторые из них были целебными, другие – ядовитыми. Пройдя пещеры, полные горячего влажного воздуха, Аргониэль очутилась в огромном подземном зале, в стенах которого переливались в неярком свете разложенных на полу магических шаров-светильников самоцветные камни и драгоценные жилы. Гномы отдали бы бороды ради такого великолепия, но никогда нога ни одного гнома не ступала сюда – эльфийская магия была сосредоточена именно здесь, и кокон её силы никому, кроме самих хозяев, преодолеть не удавалось.

В сиянии светильников помещение отдавало жутью, ибо на полу, на шкурах единорогов, лежали многочисленные тела. Лежали неподвижно, сложив руки на груди, смежив веки и стиснув челюсти. Как то и полагается мёртвым.

Арго шла, неслышно ступая, и пол холодил босые ступни. Дойдя до одного из тел, положенного между двумя светильниками на каменную плиту, она опустилась на колени.

Эльфийка, замершая в смертном сне, была прекрасна, величава и спокойна. Улыбающиеся алые губы казались свежим бутоном розы, щёки были бледны, длинные тёмные ресницы роняли неподвижную тень на нежную кожу. Светлые волосы волной ниспадали с ложа, трижды струились сияющей лунной рекой вкруг него. Шестьдесят лет как её не стало! Шестьдесят – как неизведанная болезнь в одночасье прекратила жизни всех эльфов, лежащих здесь, рядом с Тириноиэль, матерью Арго! Шестьдесят лет… Но губы улыбались, а волосы… волосы росли.

Арго погладила мать по голове, как маленькую. Она уже давно перестала плакать рядом с ней, не удерживалась лишь, когда отец был рядом. То ли боль в его глазах била в сердце тараном, то ли ей хотелось вновь почувствовать себя ребёнком, которого любят и жалеют.

– Тени плохих снов да не коснутся тебя, мама! – прошептала Аргониэль и коснулась её лба губами.

Вскочила, будто вспорхнула, и быстро пошла прочь.

* * *

Администрация Народной больницы имени королевы Рейвин во главе с главным целителем Ажаданом Жданиным встречала высокую делегацию на улице и уже значительно подмёрзла.

Пока собирали кортеж её высочества принцессы Бруни, пока свои места занимали гвардейцы охраны и четыре отобранные принцессой из юных дворянских дочек фрейлины, пока подавали экипажи, пока Хризопраз повторно согласовывал с начальником караула маршрут – прошла пара-тройка часов.

– Терпение, терпение, ваше высочество, – шептал всё это время секретарь, которого бюрократические дворцовые процедуры, кажется, весьма забавляли.

А Бруни думала о том, что прекрасно понимает желание короля и его сыновей ускользать из замка незамеченными!

Больница располагалась в здании, которому было более ста лет. Высокие потолки, мощные стены, способные выдержать осадные орудия, окна-бойницы – архитектор именно так представлял себе Высшую Целительскую школу, нынче переехавшую в соседний, новый корпус, построенный уже при Редьярде. Коридоры внутри были достаточно широки для прохода учащихся, но оказывались узки, если встречались две и более каталки с больными. Из вентиляции попахивало. Топили углём, которого часто не хватало, поэтому в палатах царил бодрящий холод, а кое-где из ртов больных даже вырывался парок. В Народную больницу, как следовало из названия, попадала в основном беднота, не имеющая денег на отопительные артефакты.

Идя по коридорам и слушая мэтра Жданина, Матушка куталась в подбитый горностаем плащ, и ей было стыдно перед людьми, лежащими под тонкими одеялами. Случайно взглянув на Григо, Бруни увидела в его глазах боль. Он вспомнил себя немощным стариком, не имеющим средств для отопления комнаты, вспомнил одеяло на своей кровати, очень похожее на те, которыми были укрыты больные. И с этого момента в палатах, куда они заходили, неожиданно становилось теплее, будто сами стены начинали источать тепло.

Вместе с тем в больнице было чисто и опрятно, снующие туда-сюда целители, санитары и санитарки из людей, не обладающих целительскими способностями, явно знали своё дело, ибо действовали слаженно, не мешая друг другу. Шедший рядом с принцессой секретарь быстро черкал что-то в блокноте.

В отделении, где лечили детей из приютов и детских домов, Матушка заметила рядом с одной из кроваток просто одетую женщину, чья осанка и руки выдавали знатную госпожу. Она читала детям какую-то сказку негромким, но хорошо поставленным голосом, и некрасивое лицо светилось тихой радостью. Когда Бруни зашла в палату, женщина моментально отложила книгу, встала и присела в изящном реверансе.

Принцесса обходила детей, присаживалась рядом с каждым, расспрашивала о болезни, о выздоровлении. Шедшие за ней фрейлины раздавали принесённые игрушки и вафли, запах от которых стоял такой, что сопровождающая её высочество свита шумно сглатывала слюни.

– Кто вы? – дойдя до незнакомки, поинтересовалась Бруни. – На санитарку вы не похожи!

– Я – Фирона рю Воронн, ваше высочество, – с достоинством склонила голову та.

– Герцогиня рю Воронн, – шепнул Григо.

– Её Светлость регулярно жертвует деньги на нужды нашей больницы, – расплылся в улыбке Главный целитель, а герцогиня, наоборот, нахмурилась, – и почти каждый день приходит, чтобы развлечь наших маленьких пациентов. Увы, иногда им не хватает простого человеческого общения!

– Больница делает их молчаливыми, – улыбнулась Фирона, погладив по голове сидящего на кровати рядом с ней мальчишку, – но слушают они замечательно!

– Ваша Светлость любит вафли? – задумчиво поинтересовалась у неё принцесса.

Если герцогиня и была удивлена, вида не показала.

– Если вы имеете в виду те вафли, ваше высочество, аромат коих буквально затопил больницу, – мой ответ: да!

– Приглашаю вас завтра ко мне на чаепитие. С вафлями, разумеется! Придёте?

Бруни испытующе посмотрела на собеседницу.

Та присела в глубоком реверансе.

– Буду польщена!

– Мой секретарь сообщит время, – кивнула принцесса и посмотрела на Главного целителя. – А теперь, мой друг, пойдёмте в ваш кабинет. Хочу послушать, что вы скажете представителю королевской власти за закрытыми дверями!

Спустя ещё пару часов делегация отбыла из больницы. Мэтр Жданин шумно выдохнул и, вытерев пот со лба, бережно вытащил из ящика стола схороненную вафлю.

– Чего вы хотите от герцогини? – поинтересовался у Бруни секретарь, когда они сели в экипаж.

Та смотрела в окно, хмурив брови, будто что-то подсчитывала.

– У меня до сих пор нет статс-дамы, Григо, – она перевела на него взгляд. – Эта рю Воронн умеет разговаривать с больными детьми, и они слушают её. Мне это многое говорит о человеке!

– Хм-м… – протянул Григо. – Идея отличная! Если желаете, я вечером принесу вам досье на неё.

Матушка пожала плечами.

– Не нужно! Всё, что меня интересовало, я и так увидела.

Заметив, с какой тоской она смотрит в окно, Григо бережно коснулся её руки.

– Хотите на волю? Вас утомили эти пляски с бубнами вокруг вашей особы?

Бруни невольно засмеялась.

– Пляски с бубнами? Но вы правы, мой друг, от них устаёшь… Я будто целый день пробыла на ногах, таская подносы с кружками, полными пива!

– А я бы выпил! – облизнулся секретарь. – Пива! В местечке под названием «Трактир у Матушки Бруни», знаете такой?

– Знаю, – в улыбке принцессы промелькнула грустинка. – Хочу просто пройтись по улице, Григо… Да и от пива бы не отказалась!

– Сбежим? – понимающе улыбнулся тот.

– Когда? – оживилась Бруни.

– Сразу как приедем. Выйдем из кареты и… свернём не туда!

В его глазах полыхнуло драконьим огнём, хотя облизнулся секретарь совершенно по-кошачьи:

– Интересно, что сегодня приготовили на ужин мастер Пип и Питер?

* * *

Дикрай Денеш Охотник Мглы кружил по комнате рю Воронна, будто запертый в клетку зверь.

– Я клянусь тебе, что слышал в своей голове голос Дробуша Вырвиглота! Клянусь! Почему ты не веришь мне?

– Верю, Рай, – устало поморщился Ягорай, – но здесь, в Лималле, действует какая-то магическая завеса, отсекающая его от остального мира. Ты не должен был слышать ничего такого… Мне не нравится это место, и чем дальше, тем больше!

Оборотень резко остановился.

– Ты что-то почувствовал, Яго? Предвидение?

– Слава Индари, нет! – качнул головой тот. – Это обычная интуиция, которая говорит мне, что, несмотря на всю красоту, этот мир – с гнильцой. Но я пока не понимаю, в чем тут дело!

– Здесь все лгут, – вдруг сказал молчавший доселе мастер Йожевиж, устроившийся в кресле у камина с трубочкой в руках, – даже та девчонка, с которой мы славно пили нашу родимую самогонку, о чём-то умалчивает!

– Вы с ней только пили? – прищурился на него Дикрай.

Йожевиж смутился, пошёл пятнами.

Рю Воронн молча покачал головой.

– Ещё пели, – признался гном. – Наши старые песни – новых она, понятное дело, не знает, наверное, давно не бывала на родине!

– А откуда она родом? – заинтересовался Ягорай. – Из Синих гор или с Серой скалы?

– Да я как-то не спросил… – растерялся Йож.

– Пили они, – сердито фыркнул оборотень, – и пели… Между прочим, ты, мой длиннобородый друг, собрался летом жениться!

Почтенный мастер хрюкнул и ничего не сказал.

– И не смотри на меня так! – добавил Дикрай. – Я – свободный самец, кого хочу, того и покрываю!

– Ну и каковы они? – спросил рю Воронн. – Покрытые?

– О-о! – закатил глаза Дикрай. – Правда, на мой взгляд, фарги всё же более раскрепощены в постели. Эти меня даже не укусили ни разу!

– Ну-у, это никуда не годится! – поддел обиженный Йожевиж и посмотрел на Ягорая: – А с твоей что?

– С моей? – удивился тот.

– Ну, с этой… от которой мысли улетучиваются и дыхание в горле застывает!

Рю Воронн сердито передёрнул плечами.

– Ничего!

– Мы ждали другого! – мурлыкнул Дикрай.

– Они тоже ждут другого, – хмыкнул Йожевиж, – но наш Яго непреклонен, в смысле неукладаем! Только вот надолго ли тебя хватит, друг мой? Я неспроста спрашиваю: мы все знаем, что им нужно от нас, и пока они это не получили – мы в безопасности! Однако если…

– Никаких если! – отрезал Ягорай. – Ничего они не получат! Пусть хоть все эльфийские девственницы станут обнажёнными плясать вокруг – у меня нет того, что им нужно!

– А я бы не отказался… – мечтательно вздохнул Дикрай.

– А если бы было? – уточнил гном и неодобрительно взглянул на оборотня: – Кошак, он и есть кошак!

– А если б было… – начал Яго и осёкся.

На пороге стояла Аргониэль, и свет из коридора прошивал фигуру, делая её платье практически невидимым.

Дикрай шумно выдохнул. Йожевиж заёрзал в кресле, подавившись дымком из трубки.

– Идём, человек, – улыбнулась эльфийка, входя. – Я обещала тебе прогулку!

Когда Яго, двигаясь будто под гипнозом, вышел, оставшиеся переглянулись.

– Замирает… – мечтательно вздохнул гном.

Оборотень укоризненно покачал головой.

– Наоборот, шевелится!

* * *

Разместили членов бригады по-царски. Поначалу каждому собирались выделить отдельные покои, но и женская часть группы, и мужская в один голос воспротивились. В результате всех распределили по двое – сестёр-рубак, Виньо и Таришу, Гроя и Варгаса и, как водится, Виту и Дробуша. Переживания последних дней сделали своё дело – компания отказалась от ужина, променяв его на чистоту и мягкость эльфийских перин. Даже тролль уснул моментально, хотя, казалось бы, тролли особого уважения ко сну не испытывали.

Тариша Виден проснулась среди ночи. Она точно знала время – оборотни отлично ощущали дневные и ночные переходы в сутках. На родине, в Весеречье, этот час – последний час до рассвета – называли часом Полярного Волка. Разбудило фаргу нечто неслышимое и неощущаемое, и, проснувшись, она какое-то время лежала, пытаясь понять, что происходит. Странное дело – она слышала, как жучок-древоточец пилит засохшую ветку мэллорна, как бежит мышка между моховыми наростами в коридоре, но абсолютно не слышала обитателей цитадели, которыми та должна была кишмя кишеть. Но вот это… пришедшее извне… неназываемое… тревожило.

Тариша встала – спала по привычке в одежде. Натянула мягкие охотничьи сапожки – в таких было сподручно ходить без шума и бежать на долгие расстояния. С умилением посмотрела на сопящую во сне Виньовинью и выскользнула из комнаты. Заблудиться в незнакомом месте не боялся ни один оборотень – коли существовал хотя бы единственный след, а он всегда существовал: свой собственный, всегда можно было вернуться туда, откуда пришёл!

В коридоре от стены к стене плескало разноцветное сияние. Зрелище было таким фееричным и ярким, что фарге пришлось постоять, успокаивая внутреннюю тигрицу. Как и все кошачьи, яркого света Тариша не любила, потому и красотой мха не вдохновилась, а сердито наморщила нос. Беспокоящее её ощущение имело слабое, но чётко выраженное направление, и Тариша последовала в ту сторону, отчаянно зевая и недоумевая: чего же ей не спится?

От мягко заворачивающих коридоров, от их извивающихся ответвлений у неё едва не закружилась голова. Она ужасно жалела, что не может перекинуться, однако опасалась встретиться с каким-нибудь гуляющим по ночам эльфом и напугать его до смерти. Обитателей цитадели она по-прежнему не слышала – видимо, слуху в здешних помещениях доверять не стоило, не то что обонянию. Неясное ощущение, наконец, сформировалось в совершенно понятное: фарга чувствовала самца. И его запах едва не свёл её с ума! Тяжело дыша, Тариша остановилась. Скинула капюшон, надвинутый по привычке на изуродованное лицо. Сколько прошло вёсен с тех пор, как она испытывала желание? Сколько лет с того времени, когда люди, вооружённые факелами, пиками, арбалетами, охотились на неё и Дастина в оттаивающих лесах Весеречья, загоняли, как диких зверей в лощину-ловушку и после с наслаждением убивали. Долго. Давая время прийти в себя и вновь начиная мучить. Тогда её спас Ашрам. Лишившись лапы, на собственной крови призвал дух Арристо на себя и Таришу, сделавший обоих тигров неуязвимыми. Берсерками, не помнящими себя, не ощущающими боли и слабости. Дастин к тому времени был уже мёртв – боли и издевательств ему досталось больше. Мелкие жалкие человечки смеялись, стоя над телом великолепного белого тигра, радовались его низвержению, не понимая, что попирают не животное, а саму природу. И природа отомстила. Человечки пытались бежать. Молили о помощи. Некоторые из них пробовали защищаться. Другие обделывались от ужаса. Но две полосатые тени, два сгустка смертельной ярости, один, изуродованный кровоточащими шрамами, и другой – на призрачной лапе, заменившей отрубленную, преследовали молча. В конце охоты не осталось ни одного волоска на их шкуре, ни единого чистого волоска, так всё было забрызгано кровью, чужой, сладкой, человеческой кровью, смывшей собственную.

Вожделение…

Тариша рванула ворот куртки. Если бы они с Дастином были внимательнее, если бы не были так заняты друг другом и любовными играми той весной, они почуяли бы, что их выследили, и ушли из-под облавы. С тех пор чувства у фарги будто отрубили. Какие бы самцы ни оказывались рядом, она ими не интересовалась, а уродство, сохранённое на память о той охоте, недурно помогало в этом. И вот её снова накрыло это душное, выворачивающее нутро чувство! Когда хочется ползти к НЕМУ на брюхе, бия себя хвостом по бокам, распластаться под тяжёлым телом, прикусить густой мех и задрожать от низкого рыка Властелина твоей плоти! Ползти… Но куда?

Фарга с изумлением огляделась, щёки были мокры от слёз, а в животе ныла тупой выматывающей болью неудовлетворённость. ОН где-то рядом… Запах в воздухе уже осязаем. Запах распалённого страстью самца…

Низко зарычав и сама того не замечая, Тариша отлепилась от стены и побежала по следу. Запах становился всё ярче, пылал, как факел, криком звал, звенящим в ушах… Она со всего размаха ударилась лицом и грудью в стену цитадели: коридор, по которому пришла, окончился тупиком. Между плотно прижатыми ветвями стены не было даже щёлочки. Удар отрезвил ее. Тряся головой, фарга побрела прочь, оглядываясь на стену, словно ждала, что та разойдётся под силой её взгляда, дав проход к НЕМУ. К символу той жизни, которая, как Тариша думала, уже давно для неё кончена.

* * *

Эльфийка шла вперёд, не оглядываясь на спутника. Впрочем, Ягораю было не привыкать ходить, уворачиваясь от лесных плетей, не наступая на сухие ветки или шуршащие листья. Они шли уже около часа, молча, поскольку Аргониэль не говорила ни слова, а Яго не знал, о чем её спрашивать, да и следует ли? Без голоса, звучащего как хрустальный колокольчик, на душе было спокойнее, тише… И не только на душе!

Он с интересом крутил головой, прислушивался, принюхивался, кожей впитывая чужой мир. Да, они с «хорьками» провели некоторое время под пологом этого заколдованного леса, но сейчас он будто открывался с другой, потайной стороны. Чувства у Яго обострились, как у оборотня, вышедшего на охоту, однако граф рю Воронн оборотнем не был.

В траве драгоценными рубинами взблёскивали ягоды лесной земляники…

По стволам деревьев проносились изумрудными молниями шустрые маленькие ящерки…

Из кустов высунулась любопытная голова на длинной шее… Существо клацнуло острыми зубами и сделало вкрадчивый шаг – ходило оно на двух ногах, несло за собой толстый чешуйчатый хвост, а к груди поджимало смешные кургузые лапки, оканчивающиеся нехилыми коготками.

Арго, не останавливаясь, хлопнула в ладоши. Вспышка огня прямо перед носом существа заставила его издать птичий крик и ломануться обратно. Воистину в Лималле всё перемешалось: звери, птицы!

Чаща становилась гуще, воздух – тяжелее, слаще. У Яго начала кружиться голова, и зрение «поплыло», заставляя искривляться прямые, как свечи, древесные стволы, зеленовато дымиться землю… Ему показалось, что он ушёл в сон и не вернулся. Мелькнула мысль: а что, если их убили там, в «Драной кошке»? И его, и Рая, и Йожа? А всё вокруг, включая эльфийку, – плод его сознания, растворяющегося в Вечности? От подобных мыслей ему стало не по себе, поэтому Ягорай применил уже испытанное не раз средство – вспомнил Виту в своих руках. Тепло и аромат её бархатной кожи, шёлк волос, которые так приятно было пропускать сквозь пальцы, наматывать на ладонь, мягкость и податливость алых губ… Интересно, станет ли она когда-нибудь целовать его так же жадно, как он её? Яго усмехнулся. Девчонка сопливая! Боится целоваться по-настоящему, не сдерживая себя! Ничего, если Индари будет милостива к нему, он всему научит свою суженую. Ведь ему жить с ней в болезни и горести, в печали и радости и до тех пор, пока смерть не разлучит их!