Текст книги "Высокое искусство"

Новое толкование

Так, шаг за шагом стали открываться неожиданные последствия наркоза.

В свете этих открытий новое объяснение получили такие факты, которые раньше казались непонятными или которые не обращали на себя должного внимания. Хотя они относятся не к животным, а к человеку и, следовательно, требуют особой осторожности в толковании, но всё же некоторые сопоставления напрашиваются сами по, себе.

Существует так называемая горная болезнь, которая наблюдается у людей, живущих на больших высотах. Она проявляется стеснением в груди, затруднением дыхания, слабостью, головокружением. Возникает она оттого, что на большой высоте очень разрежен воздух и организму не хватает кислорода.

Профессор Жуков совершил ряд экспедиций на Кавказский хребет, на гору Эльбрус. Он заметил, что такое лекарство, как люминал, помогает легче переносить горную болезнь.

Люминал дают людям, страдающим бессонницей. Это снотворное средство.

Профессор Жуков не знал тогда, почему люминал помогает справляться с горной болезнью. Но нас это явление уже удивить не может, особенно, если мы вспомним' «полеты» животных в барокамере. Сонное состояние, вызванное люминалом, ослабило, благодаря охранительному торможению клеток мозга, реакцию организма на недостаток кислорода.

Лет сорок-пятьдесят назад новокаин еще не был известен. Для местного обезболивания прибегали к впрыскиванию раствора кокаина. А кокаин – вещество сильно действующее, обладающее побочным вредным влиянием на организм. Кокаин, всасываясь в кровь, нередко вызывал так называемое кокаиновое отравление, что являлось довольно грозным осложнением.

Как боролись с кокаиновым отравлением? Впрыскивали, например, сердечные средства, давали возбуждающие лекарства, боролись и другими способами. Но некоторые хирурги на основании своего опыта тотчас погружали таких больных в хлороформенный сон, и это приносило быстрое облегчение. Признаки отравления как бы таяли на глазах врачей.

Хирургов поражало такое действие наркоза, но объяснить его они не могли.

Об этом рассказал, вспоминая начало своей хирургической деятельности, видный деятель советской медицины, действительный член Академии медицинских наук СССР, профессор Николай Николаевич Петров, на одном из докладов профессора Галкина.

Теперь мы, пожалуй, можем понять, чего не понимали хирурги того времени. Наркоз, охранительное торможение искусственным сном центров головного мозга, прекращал и реакцию тканей на всасывающийся ядовитый кокаин.

Великий физиолог Павлов предложил лечить некоторые душевные болезни длительным искусственным сном. Психиатры нашли, что это действительно приносит пользу. Нам понятен успех такого лечения – сном. Глубокий длительный сон останавливает процессы, неправильно протекающие в мозгу.

Конечно, здесь сон вызывается не хлороформом или эфиром. Ведь лечебный сон длится – с перерывами на еду, умывание, уборку – не час, не два, а много дней. Поэтому хлороформ или эфир, как сильно действующие вещества, не могут применяться для этой цели. Сон при так называемой шизофрении, особой психической болезни, вызывается обыкновенными безвредными снотворными средствами – небольшими дозами люминала, бромистых препаратов, мединала, веронала, хлоралгидрата.

Удлинение ежедневного сна до пятнадцати-восемнадцати часов такими лекарствами можно применять в течение пяти, десяти и даже пятнадцати дней. Подобный сон и является целебным.

Отсюда видно, что усыпление при наркозе и сон, вызванный снотворными средствами, совпадают по некоторым своим проявлениям и свойствам, и результатам, и действию. Но во многом и не совпадают.

Надо помнить, что нас в данный момент интересует не любой вид усыпления, а наркоз, погружение в глубокий, непробудимый на период действия наркоза сон, хлороформенный или эфирный. Он отличается от слабого, спокойного сна, вызываемого обычными снотворными. Он имеет свои особенности, свои свойства. Эти свойства оказались во многом необыкновенными.

Работники лаборатории патологической физиологии Военно-морской медицинской академии на основе учения великого Павлова внесли и свою долю в дело разгадки сущности этих явлений. Еще на группе фактов была подтверждена ведущая роль головного мозга.

Так открылась связь между событиями, ранее представлявшимися непонятными.

Но отсюда возникает главный вопрос.

Какую практическую ценность имеет это открытие ученых для медицины? Удастся ли использовать эту новую особенность наркоза в качестве оружия в борьбе с болезнями?

Первые шаги

В военно-морской госпиталь доставили тяжело обожженного матроса. Пульс больного сильно частил, прощупывался с трудом. Сердце работало плохо.

Больному угрожало тяжелое осложнение – шок, главным признаком которого является падение кровяного давления, упадок сердечной деятельности. Нужно было опасаться и других серьезных осложнений.

Когда матроса привезли в госпиталь, наступил очень ответственный момент. Надо было надрезать пузыри, очистить пострадавший участок от кусков омертвевшей ткани и принять меры к тому, чтобы не допустить развития возможной инфекции, – сделать то, что у хирургов называется обработкой обожженной поверхности.

В чем была сложность положения? Не забудем, что матросу угрожал шок. Обработка ножом – лишняя травма для пострадавшего организма. Она способна лишь ускорить появление шока.

Тогда хирург дал больному наркоз и произвел обработку раны, не вызвав шока.

Наркоз пресек возникновение шока.

Чтобы объяснить причину успеха, надо ясно представить себе в данном случае картину шока.

Шок – это как бы болевой удар по нервной системе.

Таким ударом для нервной системы матроса явился огромный ожог. Шок выражается резче всего в нарушении и крайнем замедлении кровообращения. У доставленного в госпиталь больного обожженная поверхность выделяла массу сукровицы, называемой на медицинском языке серозным отделяемым. Это значит, что из крови выделялась жидкость, плазма; следовательно, кровь сгущалась, так как организм терял много воды. Сгущение крови еще более ухудшило работу сердца.

Из раны в кровь всасывались продукты распада тканей. Это в свою очередь ухудшало и без того тяжелое состояние больного.

Вот почему шок был почти неизбежен. Но наркоз предупредил его наступление. Наркоз, если и не остановил все реакции организма на ожог, на болевой удар, на всосавшиеся продукты распада, то значительно ослабил их.

Чтобы еще лучше использовать это свойство наркоза, хирург госпиталя продолжал усыплять матроса еще некоторое время и после обработки обожженного участка кожи.

Результатом врач остался очень доволен. И когда после этого к нему поступали такие же пострадавшие, он уже шел по знакомому и испытанному пути.

В клинику доставили маленькую пациентку. Это была девочка восьми лет. Ее привезли в состоянии начавшегося столбняка. Столбняк – болезнь ужасная, обычно неизлечимая, если вовремя не сделали предохранительного вливания антитоксиновой сыворотки.

Врач, в палате которого находилась маленькая больная, одновременно с запоздалым вливанием в вену столбнячного антитоксина стал лечить девочку наркозом. Дважды в день он усыплял ее гексоналом. Так продолжалось восемь дней.

В данном случае единственным средством борьбы со столбняком был наркоз: способ применения его на этой стадии болезни отличается от всех других способов, обычно ничего не дававших и не приносивших спасения. На девятый день прекратили лечение наркозом. Девочка была вне всякой опасности. Никаких признаков страшного столбняка не осталось,

Новые факты

Неожиданные свойства наркозного сна обнаруживали свою силу всё в новых и новых случаях, в таких, в которых еще недавно их участие и не предполагалось.

В списке болезней сейчас существует особое заболевание, очень тяжелое, – так называемый посттрансфузион-ный шок.

Переливание крови в XVI веке. (Старинная гравюра.)

Посттрансфузионный – значит наступающий после переливания крови. Чем он вызывается? Известно, что люди по составу своей крови делятся на четыре группы. У каждого человека кровь только одной из этих групп. Переливание можно производить только тогда, когда лицо, у которого берут кровь для переливания, и лицо, которому кровь эту переливают, принадлежат к одной и той же группе крови. Иначе – неизбежен посттрансфузионный шок. На заре применения крови для переливания, когда не умели определять группы крови да и не знали, что эти группы существуют, такой шок был явлением очень частым и опасным. Теперь он встречается гораздо реже, только как исключение, и в более слабой форме. Выработаны хорошие способы, парализующие вред этого осложнения и даже предупреждающие возможность его появления.

Но при колоссальной распространенности, которой достигло теперь переливание крови, подобные осложнения даже в более слабой форме крайне нежелательны. Они всё же являются большим злом. С ними надо бороться. И врачи ищут новых способов борьбы.

Но что такое посттрансфузионный шок с интересующей нас точки зрения? Это реакция сыворотки крови на посторонние красные кровяные шарики, внесенные переливанием.

Так по крайней мере думали раньше. Павловское учение дает другое, верное объяснение возникновению посттрансфузионного шока. Заключается оно в следующем. Несовместимая кровь является ненормальным раздражителем для воспринимающих нервных окончаний, заложенных в стенках кровеносных сосудов. Здесь возникают неправильные патологические импульсы, идущие в большие полушария головного мозга и нарушающие там нормальную работу клеток мозговых центров. Неправильная работа мозговых центров влечет за собой расстройство физиологических процессов в организме, в тканях и органах: расстройство дыхания, обмена, сердечно-сосудистой деятельности.

Это и дает картину посттрансфузионного шока.

В шестом номере медицинского журнала «Хирургия» за 1945 год можно прочитать об очень любопытных фактах, описанных доктором Хромовым. Сто переливаний, проведенных им с соблюдением всех требуемых правил, дали шестнадцать процентов очень легких посттрансфузионных осложнений. Затем Хромов сделал еще сто переливаний, но уже другим больным. И тут оказалось, что осложнения совсем исчезли. У этой второй группы посттрансфузионный шок отсутствовал.

Загадка перестает быть загадкой, если добавить, что переливание крови второй группе больных происходило в состоянии их наркозного усыпления. Те неприятности, которые, безусловно, угрожали многим из них, были предотвращены наркозом.

Наркоз вызвал охранительное торможение в мозговых клетках.

Неудивительно, что некоторые врачи, руководствуясь накопленным опытом, даже не зная о работах Галкина по изучению механизма действия наркоза, производили перед переливанием крови впрыскивание пантопона или морфия, – погружали больных в сон. Эти врачи ощупью выходили на новую, но многообещающую дорогу.

В связи с этим следует рассказать об интересном событии, имевшем место во время войны на Ленинградском фронте.

В мае 1943 года в один из медсанбатов доставили раненого, находившегося в очень тяжелом состоянии. Его немедленно положили на стол и приступили к операции. В этот момент обнаружилось опасное падение кровяного давления. И тогда хирург решил, не прекращая ни на минуту работы, сделать больному переливание крови тут же на операционном столе, во время самой операции. Но вдруг выяснилось, что консервированная кровь требуемой группы, кровь второй группы, которая нужна была раненому солдату, вся израсходована. Тогда немедленно дали свою кровь двое врачей. У них как раз была кровь той же второй группы. У каждого из них спешно взяли по 350 граммов крови и получившуюся огромную для одного переливания дозу, в 700 граммов, влили раненому.

И операция, и переливание прошли удачно, без осложнений. Раненый чувствовал себя хорошо. Через несколько дней состояние больного было удовлетворительным, и его решили эвакуировать в тыл. Но солдат был бледным, малокровным, и врачи пришли к заключению, что следовало бы произвести ему еще одно переливание крови. Как и полагается, опять определили группу его крови. И тут врачи ахнули. Они не верили своим глазам. У раненого оказалась не вторая группа крови, а третья. Произошел исключительно редкий случай: ему влили нечаянно на операционном столе кровь второй группы и влили целых семьсот граммов!

Семьсот граммов крови второй группы, влитые человеку с кровью третьей группы, семьсот граммов несовместимой крови – это верная смерть!

Смятение врачей было совершенно понятным, но к нему присоединилось и величайшее недоумение. Раненый не испытал ничего неприятного. Никаких явлений посттрансфузионного шока у него не наблюдалось. Наоборот, после переливания наступило заметное улучшение. Несовместимая кровь почему-то дала не гибельные, а хорошие результаты.

В 1943 году хирурги медсанбата отказывались понять смысл происшедшего.

Но в 1944 году они уже могли бы понять, в чем дело. Они поняли бы, что наркоз меняет некоторые свойства организма. Интереснейшие и неожиданные по своим результатам исследования, опубликованные тогда профессором Галкиным и его учениками, проливали свет и на случай с солдатом. Ведь переливание крови было ему сделано под наркозом.

Существует так называемая язвенная болезнь: язвы желудка, двенадцатиперстной кишки, толстой кишки. Лечат их разными методами. Язву желудка, например, нередко приходится вырезать; лечат ее и покоем, и диетой, а чаще всего тем и другим сразу.

Но язвенную болезнь можно рассматривать как реакцию тканей кишечника на какой-то раздражитель. В клинике ленинградского профессора Черноруцкого имеется несколько необычных палат. В них почти всегда тишина, не слышно шагов медсестры и сиделки. Очень часто там царит такое безмолвие, что возникает представление о полном отсутствии живых людей.

Но живые люди в этих палатах есть. Они лежат на своих кроватях, глаза их закрыты, они спят.

Здесь лечат язвенную болезнь искусственно вызванным сном. Сон прекращает реакцию тканей кишечника на раздражитель. Благодаря этому язва может зажить, закрыться.

Таков смысл лечения сном.

Сон – это охранительное торможение. Он не допускает в клетки центров головного мозга импульсы из язвенного очага; поэтому в них не возникают ненормальные ответные импульсы, которые вызывают в стенках желудка, дойдя до них, различные нарушения, поддерживающие язвенный процесс.

Существует растение, носящее название болиголова; его научное наименование – цикута вероза. У него есть своя легендарная история: знаменитого философа древности Сократа заставили в тюрьме выпить настой цикуты, от которого Сократ умер.

Цикута растет и в Советском Союзе. Ее много на Урале, Дальнем Востоке, в Карело-Финской ССР; встречается она и в Московской области. Корень цикуты похож на корневище сельдерея, поэтому их иногда смешивают и употребляют цикуту в пищу. В результате – смертельное отравление.

На Урале, в городе Верхняя Тавда, работает в поликлинике доктор Pop. В этих местах цикуты очень много. В медпункт к доктору довольно часто доставляются жертвы этого растения-убийцы.

Доктор Pop, как любой врач в таких случаях, пускает в ход всё, что полагается для спасения человека, – впрыскивает камфару, лобелин, кофеин, чтобы возбудить деятельность сердца и дыхания, применяет искусственное дыхание, внутрь дает танин и всё другое, что может хоть сколько-нибудь принести облегчение.

Но доктор Pop отлично знает, что медицина бессильна против яда цикуты. И когда в приемном покое лежит человек, тело которого сводят судороги, с пеной у рта, с синеющим лицом, без сознания, когда пульс так мал, что его трудно уловить, когда дыхание становится хрипящим, доктору понятно, что всё уже напрасно, что всё безнадежно, что всё кончится так, как кончалось всегда, – смертью.

И вот 7 июля 1947 года к доктору Pop привезли больного, отравившегося цикутой. Слабое поверхностное дыхание, пена на губах, судорожные приступы через каждые пять минут говорили о безнадежности положения.

Но через шесть часов отравившийся был уже вне опасности, а через три дня больной уехал домой. Через полтора месяца, когда доктор Pop снова увидела своего пациента, пришедшего показаться, трудно было себе представить, что этот цветущий, крепкий парень был почти мертвецом.

Чудо заключалось в том, что за несколько дней до 7 июля 1947 года доктор Pop прочитала о работах профессора Галкина. Когда она увидела человека, отравленного сильным ядом, после короткого колебания она приняла твердое решение применить наркоз. Тем более, что терять было нечего: жизнь покидала больного, лежавшего в судорогах.

Шесть часов с небольшими промежутками длился наркозный сон, вызванный серным эфиром. Когда Pop пришла к заключению, что весь яд уже удален из организма, дача наркоза была прекращена.

В течение июля, августа и сентября 1947 года еще три жертвы растения-убийцы были спасены тем же способом. А в 1952 году их уже было семь человек.

Существует одно очень интересное наблюдение в мире животных.

Суслик, всем известный полевой зверек, легко заражается чумой и быстро гибнет. Но если суслик заражается во время зимней спячки, то он живет и живет. Стоит только заболевшему суслику проснуться, как он тут же гибнет. Если бы у суслика можно было каким-нибудь способом удалить во время спячки из организма микроб чумы, то он мог бы проснуться здоровым.

Так с некоторым правом можно думать не только о чуме суслика, но и о любой инфекционной болезни у человека.

Но надо хорошо помнить, что наркоз как лечебное средство еще требует длительного, всестороннего изучения. Здесь далеко не всё еще ясно. То, что сделано, еще очень мало, но рождает большие надежды. Можно думать уже теперь, что при некоторых заболеваниях наркоз окажется прекрасным лечебным средством, быть может даже наилучшим.

Однако не следует чрезмерно увлекаться. Не надо забывать, что пока речь идет больше о будущем. Широкие обобщения преждевременны. Еще сейчас рано требовать применения к людям наркозного лечения, каким бы увлекательным и многообещающим оно ни было.

Никто и нигде не лечит наркозом крупозное воспаление легких, ревматизм или гнойное воспаление среднего уха, скарлатину, брюшной тиф или какую-нибудь другую болезнь. И это вполне естественно: много еще в наркозе неясного и неизученного. Неизвестно даже, как освобождать во время искусственного наркозного сна человеческое тело от попавших в него возбудителей болезней.

Пока что вся работа еще не вышла из стен лабораторий. Да и здесь она еще не закончена и требует огромного количества длительных исследований.

Но те положительные результаты, которых уже достигли советские ученые, применяя наркоз против некоторых заболеваний, а не только при операциях, заставляют думать, что наркоз может оказаться действенным средством против ряда недугов.

Если это окажется справедливым, то в лечебной медицине откроется новая страница, творцами которой явятся советские ученые.

* * *

Хотя в этой главе рассказывается преимущественно не об операциях, а только об одном элементе, сопровождающем операции, – о наркозе, тем не менее вызываемые им явления настолько интересны и новы, что мы сочли возможным поместить сведения о них и в книгу о хирургии.

ОБМАНУТАЯ СМЕРТЬ
Оживление организма

Джульетта

В трагедии «Ромео и Джульетта» великого английского драматурга Вильяма Шекспира Джульетта – главное действующее лицо – выпила снотворное и заснула так глубоко, что родители приняли ее за умершую. Ей устроили пышные похороны. Тело Джульетты поместили в склеп.

Шекспир рассказал об этой смерти с такой силой, с таким чувством, что нельзя не поверить всему тому, что произошло с Джульеттой. Всему, кроме одного. Кроме того, что заснувшего человека можно принять за мертвого и похоронить. Так могло случиться лишь в том случае, если к заснувшему не был вызван врач.

Врач сразу узнал бы, в чем дело. Он услышал бы, что бьется сердце. Очень тихо, может быть, но всё же бьется. Он нащупал бы пульс, может быть очень слабый, но всё же ощутимый.

Какое бы снотворное средство Джульетта ни приняла, сердце ее остановиться не могло.

Перестань оно биться хоть на пять-шесть минут – Джульетта никогда не проснулась бы.

В пьесе Джульетту похоронили, как умершую. Но в действительности так вряд ли могло бы произойти при участии врача.

Врачи льют растопленное олово на руку мнимо умершей, чтобы вернуть ее к жизни. (Рисунок XIII века.)

Пока не остановится сердце

При одних болезнях человек спит мало. У него бессонница или плохой сон. При других – человек спит больше обычного.

Но имеется такой недуг, при котором человек спит всё время. И сама болезнь внешне выражается именно сном.

Болезнь эта называется летаргическим сном. Заболевший ею погружается в особое состояние, напоминающее непробудный сон. Сколько ни тормошить такого больного, – ничего не поможет. Он не проснется.

Летаргический сон может длиться день, два, три, неделю, две недели, даже месяцы.

Человек спит, но он живет. У него работает сердце, но работает замедленно. Он дышит, но очень поверхностно, неглубоко, так, что почти не видно, как опускается и поднимается грудная клетка. Иногда дыхание может даже остановиться, но только на минуту, две. Пока бьется сердце, больной жив, хотя и производит полное впечатление мертвеца.

Человека в летаргическом сне надо пробовать будить хотя бы на короткий срок, чтобы дать ему пищу. Если разбудить не удается, прибегают к искусственному питанию.

Если заснувшего не кормить, он погибнет от истощения, от голода.

Но даже если остановится сердце и прекратится дыхание, это не всегда еще означает конец, смерть.

Когда я был студентом-медиком последнего курса, мне пришлось однажды присутствовать на операции.

У больного, художника лет тридцати пяти, правая почка была наполнена камнями, образовавшимися в результате мочекаменной болезни. Такую почку предстояло вскрыть, а камни удалить.

Операция эта длилась уже довольно продолжительное время.

Вдруг хирург, известный тогда в Киеве профессор Волкович, крикнул:

– Темная кровь! Смотрите за сердцем!

У художника действительно в этот момент сердце перестало биться. Пульс исчез. Остановилось дыхание.

Немедленно прекратили наркотизирование, прекратили операцию. Художнику впрыснули под кожу камфору и кофеин, возбуждающие деятельность сердца. Одновременно начали делать искусственное дыхание. Сердце, однако, оставалось неподвижным.

Лицо художника побледнело. Ногти на пальцах приобрели зловещий сизоватый оттенок.

Тогда хирург взял длинную тонкую иглу. Он внимательно смотрел на нее, словно обдумывая что-то очень серьезное, словно высчитывая все шансы за и против. Это продолжалось всего несколько секунд, но они показались мне бесконечно долгими. Наконец, хирург решился. Он пронзил иглой стенки грудной клетки, точным движением ввел иглу в сердце и тут же впрыснул раствор адреналина. Сердце забилось раз, другой, чуть-чуть, с длинными паузами. Потом всё сильнее и быстрее.

Адреналин – это сильнейший возбудитель сердечной мышцы, иногда помогающий в тех случаях, когда другие средства оказываются бессильными.

Впрыскивания, укол в сердце заняли около трех минут.

Искусственное дыхание производилось безостановочно всё это время.

Послышался еле уловимый вздох. Одновременно с сердечной деятельностью возвращалось и дыхание.

Еще через несколько минут операция возобновилась и была благополучно доведена до конца.

Больной, еще не очнувшийся от наркоза, лежал неподвижно, но с порозовевшим лицом. Его ногти приобрели нормальную окраску.

Я всё это очень хорошо помню, ибо впервые видел, как у человека остановилось сердце и как оно снова начало биться. Две-три минуты сердце не работало и не было дыхания. Две-три минуты человек был вне жизни. Еще две-три минуты – и смерть была бы неотвратимой.

Если не каждый врач, то каждый хирург, наверное, наблюдал такие осложнения.

Почему наступило возвращение больного к жизни уже после того, как сердце его стало неподвижным? Как это понять?

Дело заключалось в том, что все органы больного были еще вполне жизнеспособны. Его сердце остановилось не оттого, что оно износилось. Нет, его сердце могло бы работать еще долго и безотказно. Прекращение сердечной деятельности вызвал хлороформ. Хлороформ, поступая в организм в большом количестве, является ядом для центров дыхания, для центров регуляции сердечно-сосудистой деятельности, для самого сердца.

Операция иногда продолжается час, полтора и больше. За это время хлороформ обычно не успевает вызвать в органах стойких изменений, таких, которые уже не могут исчезнуть. И если вовремя заметить, что с сердцем или дыханием происходит неладное, то дело еще можно исправить.

Хирург Волкович заметил неладное по крови, по ее цвету. Он крикнул: «Кровь темная!» Кровь темнеет оттого, что в ней исчезает кислород. А кислород исчезает оттого, что кровь перестает двигаться и уже не попадает в легкие, где мог бы поступить в нее кислород воздуха. Тут надо действовать быстро, энергично. Теперь уже нельзя терять времени. Все меры должны быть пущены в ход безотлагательно.

Больному художнику производили искусственное дыхание, вводили большие дозы лекарств, которые возбуждают деятельность сердца, – камфоры, кофеина.

Можно ли догадаться, почему камфора и кофеин не помогли? Можно. Ведь их впрыскивали под кожу. А как они могли бы попасть отсюда в сердце или в мозговой центр, управляющий работой дыхательных органов? Только с движущейся кровью. Но кровообращение у больного уже прекратилось. Значит, впрыскивание, в сущности, было бесполезным. Тогда оставалось одно: ввести лекарство прямо в сердце, в толщу мышц неподвижного сердца. И теперь уже надо было брать лекарство очень сильное. Волкович так и сделал, использовав для этого адреналин.

Известны примеры, когда хирург вскрывал грудную клетку, обнажал остановившееся сердце и рукой массировал его. Это, конечно, крайняя мера. Очень серьезная, доступная не каждому рядовому хирургу. Да и более опытные хирурги на нее не всегда пойдут. Но когда ничего больше не остается, решаются и на такой шаг. Терять в таких случаях нечего, а спасение может прийти. Поэтому хирурги обязаны действовать здесь смело и решительно.

Из всего сказанного следует, что не всегда остановка сердца означает конец, гибель, смерть.