Текст книги "Высокое искусство"

Восстановленный путь

Осколок мины ударил сержанта в левую руку. От боли он потерял сознание. Пришел он в себя на батальонном медпункте. Левая рука у самой подмышечной ямки была перехвачена резиновым жгутом, наложенным еще на передовой.

В медсанбате приступили к операции. Раненый, находясь в состоянии наркозного сна, ничего не слышал из того, что говорили врачи. Врачи, обнажив рану, говорили о том, что им делать: ампутировать руку или, несмотря ни на что, попытаться сохранить конечность. Решили сохранить. У раненого удалили размозженные мускулы, осколки кости, засыпали во все углубления и складки раны стрептоцид, во избежание развития инфекции, и наложили повязку.

Руку удалось спасти. Это было в 1944 году.

Война окончилась. Сержант жил в Ленинграде, но работать, как раньше, слесарем на заводе уже не мог. Он стал инвалидом. Рука у него уцелела, но кисть висела, как плеть. Лучевой нерв не только был перебит осколком мины, но и лишился своих волокон на протяжении почти трех сантиметров. Между концами разорванного нервного ствола образовался промежуток. Нервы кисти были лишены связи с центральной нервной системой. Поэтому кисть руки превратилась, собственно, в простой придаток к туловищу, не способный ни к какой самостоятельной работе, вследствие крайней ограниченности движений. Кисть и пальцы руки были почти неподвижны.

В 1946 году рука у него стала опять обыкновенной, нормальной рукой. Ее кисть не висела, как плеть, а выполняла любую работу. И если бы не глубокий шрам на плече и предплечье, который был виден, когда он закатывал рукав сорочки, нельзя было бы догадаться о недавнем травматическом параличе пальцев и кисти.

Что же сделали с разрывом ствола лучевого нерва? Куда исчез промежуток в три сантиметра, эта пропасть, непреодолимая для передачи нервного импульса?

Пропасть уничтожили мостиком из нервной ткани.

Что же, это просто и легко сделать?

Нет, такая операция очень сложна. Ведь еще несколько лет назад ее и не пытались делать. Она не удавалась и казалась невыполнимой.

Советские же ученые и здесь добились успеха. Особенно большое значение имели в этой области труды профессора Анохина. Он разработал технику и способы восстановления прерванной нервной связи. Им же был указан материал для этой операции. Наиболее подходящими оказались нервы теленка.

Извлеченные полосы нервных стволов теленка консервируют и сохраняют в. формалине. Перед операцией такой кусок консервированного нерва отмывают от формалина, чтобы не получилось раздражения формалином живой ткани.

Сама операция заключается в том, что полоску нерва теленка нужного размера вшивают между разошедшимися концами поврежденного нервного ствола, заполняя ею отсутствующий участок. Накладывают, таким образом, мостик.

И вот тут происходит удивительное явление.

Сохранившаяся часть лучевого нерва, идущая от мостика к мозгу, не потеряла своей жизнеспособности, а та часть его, которая находится ниже места повреждения и идет от мостика к пальцам, уже перестала участвовать в нервном процессе. Она стала как бы мертвым нервом. Значит, пересаженная полоска являлась мостиком между живым и мертвым нервами. Что же у них может быть общего? Какая единая функция свойственна им? Да и сам формалинизированный мостик – разве это живая ткань? Какую жизненную роль он способен выполнить?

Подобные вопросы вполне естественны.

И, однако, соединение мертвой и живой ткани приводит к нужной цели. Нервы всей кисти от предплечья до пальцев начинают действовать. В них появляется способность вызывать сокращение мышц, и пальцам возвращается движение.

Это в самом деле удивительно, но никакого чуда здесь нет. Здесь нет тайн, «нет воскрешения из мертвых». То, что восстанавливаются функции всего нерва, имеет объяснение не мистическое, а научное, физиологическое.

Пересаженный мостик создал новые условия для той силы регенерации, которая, хотя и в ничтожной доле, но всё же имелась в нервной ткани. Регенерирует тот конец нервного ствола, который связан с мозгом, – конец живого отрезка нерва.

Именно в его волокнах обнаруживается рост. Этот конец нервного ствола начинает удлиняться. Волокна его неуловимо медленно движутся по пути, проложенному для них мостиком, проникают в мостик, врастают в старое ложе и так же незаметно движутся всё дальше и дальше к мышцам, потерявшим способность сокращаться, – к мышцам кисти, а затем и пальцев. Так неподвижная часть конечности вновь обретает возможность получать нервные импульсы и двигаться.

Проходят дни, недели, месяцы. Во всей кисти, до того почти неподвижной, застывшей и бессильной, появляется жизнь, сначала неощутимо, потом всё заметней. Начинают шевелиться и пальцы.

Так было и у нашего раненого.

Путешествующая кожа

Всякий дефект на теле человека неприятен и нежелателен. Особенно тягостны дефекты, обезображивающие лицо. При ранении головы может быть разорван рот, уничтожена губа или обе губы, часть зубов и десен, размозжен нос… Потом, по мере заживления, на месте разрушенной ткани образуются грубые, стягивающие рубцы. Все эти дефекты не только удручают больного, но и нередко затрудняют питание. Может быть резко нарушена речь.

Наилучший способ избавить больного от этого страдания – закрыть дефект пересаженной кожей. Если уже образовались рубцы, то их предварительно вырезают, чтобы приготовить, так сказать, площадку для пересадки.

Но где же взять пересаживаемый материал – трансплантат? Это очень существенный вопрос. Взять его рядом, тут же на лице, было бы удобно, но это значит создать новый дефект, новый рубец. При большом дефекте заимствование на лице куска кожи крупных размеров еще более нежелательно. Нужно взять его с какого-нибудь другого места, где рубец после отсечения трансплантата будет не так заметен; например, с шеи, руки, ноги, живота. Но такая вырезанная полоска кожи погибнет, пока ее перенесут на лицо и она здесь приживет. В ней не успеют развиться и в нее не прорастут кровеносные сосуды, необходимые для ее питания. Она ссохнется, начнет отмирать.

Совсем другое получится, если взять трансплантат с отдаленного участка кожи и не отрывать его от артерий и вен, – от организма.

Но разве это осуществимо?

Оказалось, что осуществимо. Такой способ пересадки, который объединял бы обе задачи, удалось выработать. Это явилось замечательным достижением медицины. Теперь можно было вырезать кусочек кожи почти в любом месте тела и доставлять его куда угодно без всякого опасения за омертвение трансплантата.

Самое интересное в том, что кусочек кожи не переносили, а он как бы сам совершал путешествие от места своего естественного нахождения до места пересадки.

В клинику был доставлен двадцатилетний железнодорожник. Хотя он был еще молод, но у него оказалась болезнь, которая обычно встречается только в пожилом возрасте. Он страдал так называемым варикозным расширением вен бедра. Варикозное – значит, мешкообразно расширенное и, в дальнейшем, склонное к изъязвлению.

В клинику железнодорожник попал из-за последствий операции, которая была ему сделана три года назад.

Тогда на правом бедре и колене у него вырезали кусок расширенной вены. Всё было сделано правильно, но послеоперационная рана плохо зажила, а на рубце образовалась большая язва, не поддававшаяся излечению. С этим незаживающим рубцом железнодорожника и приняли в клинику.

Врачи детально ознакомились с состоянием больного. Стало ясно, что обычные меры лечения не дали бы успеха.

Решено было вырезать рубец с язвой и закрыть рану свежей кожей, – прибегнуть к пересадке кожи. Рубец был значительных размеров; требовался, следовательно, и кожный трансплантат большой величины.

Конечно, его можно было взять с другой, с левой ноги. Однако и там были расширены вены, может быть, не в такой степени, как на правой ноге, но всё же достаточной, чтобы сказаться отрицательно на питании кожи. Если же питание кожи несколько ослаблено, то, конечно, использовать ее для пересадки нет смысла, так как на ней может развиться язва. Надо было брать такой трансплантат, который подходил бы для этой цели.

Тщательный осмотр больного показал, что наиболее подходящей является кожа спины. Оттуда и взяли трансплантат.

Вернее, не взяли, а заставили его самого передвинуться. Сделали это следующим образом.

Хирург наметил в подлопаточной области кожную площадку необходимого размера. Она представляла собой четырехугольник, имевший 12 сантиметров в длину и 5 сантиметров в ширину. Кожу, однако, не отрезали сразу, а только надрезали с двух длинных сторон. Затем тонким хирургическим ножом, помещенным в боковой надрез, отслоили, или, как говорят, отсепарировали эту площадку кожи от лежащих под ней тканей.

Получилась пластинка кожи. Однако она не была отделена от остальной кожи спины; ее связывали два других, неотрезанных, края – короткие края четырехугольника.

Затем хирург взял в руки иглу с продетой в нее шелковой нитью. Длинные отслоенные стороны кожной пластинки врач загнул раневой поверхностью внутрь и сшил их. Образовалось нечто вроде цилиндрика, круглого тяжа, похожего на ручку чемодана. Будучи сшитой именно в таком виде, внутренняя кровоточащая поверхность пластинки была защищена от попадания микробов, от инфекций.

Может этот тяж отмереть, ссохнуться? Нет. Кровеносные сосуды, проходящие через два коротких неотрезанных края, прекрасно питали его.

Если теперь пересечь один из этих краев, то длинный кожный тяж с этой стороны освободится и будет походить уже не на ручку чемодана, а на кругловатый стебель с одной ножкой. Он становится подвижным. Его можно согнуть на этой ножке в любую сторону.

Теперь «стебель» мог начать путешествовать. На коже спины отмерили по направлению к ноге расстояние, равное длине «стебля», и сделали насечку – надрезали кожу в этом месте. Свободный, отсеченный конец «стебля» наклонили и вшили в насечку. Через несколько дней он прирос, и получилась снова «чемоданная ручка», только переместившаяся в сторону ноги на расстояние, равное своей длине.

Так трансплантат сделал свой первый двадцатисантиметровый шаг.

Мог теперь отмереть кожный тяж? Тоже нет. Он питался по-прежнему через свою неотрезанную ножку. А для чего вшили отрезанный край в насечку? Чтобы из надреза кожи вросли в «стебель» новые кровеносные сосуды. Тогда питание трансплантата опять будет обеспечено с двух сторон. Это очень хорошее питание, которое не позволит трансплантату ссыхаться и отмирать.

Через некоторое время он снова мог передвинуться. Для этого отрезали вторую ножку и ее освобожденный конец, описавший дугу, вшивали в новую насечку, приготовленную опять на расстоянии длины «стебля». Это был второй шаг трансплантата к больному месту на ноге.

Так, передвигаясь, «стебель» совершал намеченное врачом путешествие. От лопатки он добрался до бедра и колена правой ноги. Теперь его свободный конец вшили в насечку, сделанную рядом с границей дефектного, изъязвленного участка кожи.

Трансплантат прибыл к месту назначения. Последний раз он стал похожим на ручку чемодана.

Предстояла заключительная операция. Задняя ножка была пересечена. «Стебель» держался на одной ножке, вшитой в границу дефектного участка кожи. Его разрезали по длине шва, и «стебель» расправился. Из круглого он стал плоским и уже походил не на ручку чемодана, а на развернутый лоскут. К этому моменту старый рубец с язвой был удален, на его месте образовалась раневая поверхность, на которую и наложили развернутый лоскут «стебля». Трансплантат занял свое место. Наложенные швы укрепили его здесь навсегда. Пересадка была закончена.

Что же стало с той раной на спине, которая образовалась на месте взятия трансплантата? Она к этому времени зажила.

Хорош этот способ пересадки? Да, конечно, очень хорош. И тот ученый, кто его придумал, заслуживает большой благодарности, так как он дал врачам оружие в борьбе против обезображивания и страданий.

Но и у этого способа имелся один довольно крупный недостаток. Пока «стебель» передвигался от пункта его образования до пункта назначения, приходилось много раз по дороге вшивать в кожу то одну ножку «стебля», то другую, много раз ждать приживления «стебля». Это делало путь трансплантата очень долгим и, следовательно, выполнение всей операции очень затяжным процессом. Иногда во время проведения этой операции наступали осложнения. Значит, надо было сократить продолжительность всей процедуры пересадки. Задача казалась трудной, сложной. И всё же мысль ученого, одушевленная желанием помочь больным, нашла решение.

«Стебель» делал «шаги», он был «шагающим стеблем», весь путь он проделывал «шаг» за «шагом».

Ускорить это движение можно было одним способом: посадить «стебель» на подвижную основу, дать «пешеходу» – стеблю – «транспорт». Транспортом могла быть рука.

Пересадка кожи по Филатову (трансплантат).

Так и сделали. Полоску кожи, превращенную в круглый тяж, в «чемоданную ручку», переводили со спины на живот, что требовало сравнительно немного времени, или «стебель» сразу же образовывали из кожи живота. Отсюда, с живота, один конец круглого тяжа пришивали к руке, обычно к коже нижней трети предплечья, несколько выше кисти. Когда этот край таким образом приживал к руке и кровоснабжение тяжа обеспечивалось, второй конец трансплантата отрезали от кожи живота и «стебель» держался только на предплечье. Теперь руку можно было поднести сразу же к тому месту, которое нуждалось в пересадке: к голени, щеке, носу, почти к любому участку тела.

Итак, срок путешествия «стебля» резко сокращался. Вся операция облегчалась.

Опасность осложнений также уменьшалась.

Весь этот способ пересадки, и первоначальный и сокращенный, получивший признание во всем мире, носит название: пластика круглым мигрирующим кожным стеблем. Его ввел в хирургию ученый, окулист, профессор, академик Владимир Петрович Филатов.

Владимир Петрович Филатов.

Новый орган

В один из дней августа 1943 года во время ожесточенных боев в полевой госпиталь доставили раненого воина Петра Сигаева. Осколок снаряда не причинил ему смертельных разрушений, непосредственно угрожающих жизни, но это было очень тяжелое ранение по своему расположению и по своим последствиям.

Когда врачи разбинтовали голову раненого, то перед ними оказался человек с поврежденной половиной лица. Нижняя челюсть была переломлена в двух местах. Все зубы на ней, за исключением четырех, оказались выбиты, был размозжен язык. От языка остались обрывки тканей, которые тут же под новокаиновым обезболиванием пришлось отрезать вплоть до самого корня.

Раненого эвакуировали в Москву. Когда он прибыл в Центральный институт травматологии, то состояние раненого ухудшилось. И это вполне понятно. Отсутствие языка постепенно подкашивало силы раненого. Без языка человек не может говорить, но гораздо большая беда в том, что без языка человек не может есть. Прием пищи у Сигаева был резко затруднен, разжевывание и проглатывание пищи были почти невозможны. Еду, даже в ограниченной степени, можно было принимать только лежа.

В Институте травматологии раненого стали лечить. Прежде всего занялись его раздробленной челюстью. Через месяц после того, как удалось искусственным питанием несколько поднять силы больного, укрепить его, улучшить общее состояние, была произведена операция: все плотные рубцы в области перелома челюсти рассекли, челюсть вытянули вперед, чтобы она заняла нормальное положение, и наложили на нее гипсовую шину сроком на шесть недель.

Когда нижняя челюсть была укреплена и срослась, на четыре уцелевших зуба и на верхнюю челюсть поставили протезы, позволявшие хорошо пережевывать пищу. Осколки нижней челюсти были удалены, а дефект кости устранен пересадкой хряща; подбородок образовали тоже с помощью пересаженного кусочка хряща.

Так, шаг за шагом, хирурги восстанавливали лицо Сигаева.

Оставалось самое трудное – язык. Врачи приняли единственно правильное решение – создать язык заново. Наиболее подходящим материалом для этого оказалась кожа, но нужен был большой кусок ее. Решено было трансплантат взять со спины. На спине, несколько пониже лопатки, приготовили филатовский круглый стебель. Но для функций языка одной тонкой кожи было мало. Поэтому пластинку кожи отсекли вместе с подкожной клетчаткой и с жировым слоем. Получился стебель почти нужной толщины.

Путь для его путешествия выбрали самый короткий. Со спины стебель переместили на живот, а оттуда сразу на руку. Место на руке выбрали такое, что стоило только руку поднести к лицу, как стебель оказывался у рта.

В ноябре 1946 года была произведена заключительная операция. Остаток корня языка прошили крепкой шелковой нитью и сильно, насколько было можно, натянули. С трудом работая инструментами в глубине полости рта, хирурги освежили раневую поверхность корня языка, – срезали образовавшиеся рубцы. Площадка для приема филатовского стебля была готова.

Поднятая рука больного приблизила трансплантат к самому рту. Конец стебля распластали и образовавшийся плоский лоскут ввели в глубину ротовой полости. Его сшили там с верхней и нижней поверхностью корня языка. Одна ножка стебля находилась теперь на корне будущего языка, другая оставалась на руке. Чтобы больной не прикусил стебель, на зубы надели добавочный пластмассовый протез с так называемым повышенным прикусом, который мешал зубам сомкнуться.

Три недели Сигаев держал у рта руку, прибинтованную к голове плотной повязкой; три недели хирурги наблюдали за оперированным. Кормили его только жидкой и полужидкой пищей, которую вводили через резиновую трубку.

Всё шло гладко. Стебель прижил. Потом его отсекли на расстоянии восьми сантиметров от корня. На руке осталась меньшая часть стебля, которую вскоре удалили; во рту находилась его вторая часть, приросшая к корню языка. Таким путем образовался язык.

Спустя еще две недели Сигаев уже не был немым. Это был человек с разборчивой и понятной всем речью. Он завтракал, обедал и ужинал, как здоровые люди.

Высшим удовольствием Сигаева стало показывать язык соседям, демонстрировать его гибкость, подвижность. Все радовались за Сигаева, которому врачи вернули язык, почти не отличимый от нормального.

Эта тонкая операция, великолепно сделанная профессором Михельсоном, является еще одной крупной победой советской восстановительной хирургии.

Закрытый путь

В доме, где я живу много лет, недавно произошло несчастье. Мальчик Толя из соседней квартиры нечаянно выпил едкую щелочь, которую отец забыл убрать.

Вызвали машину «Скорой помощи». Сделали всё, чтобы обезвредить выпитый яд, но беда была уже неустранима.

Произошел ожог пищевода. Толю отправили в больницу.

Принимать пищу через рот так, чтобы она продвигалась через обожженный пищевод, в котором слизистая оболочка представляет сплошную рану, оказалось невозможным. Но пострадавшего надо было кормить.

Ему сделали операцию гастростомии. Это значит, что у него вскрыли стенку живота, а затем в желудке прорезали отверстие. Через отверстие в стенке живота и отверстие в желудке ввели резиновую трубку. Приставив воронку к наружному концу трубки, наполняли желудок пищей, разумеется, жидкой или очень размельченной.

Чем кончаются такие случаи, когда кислоты или едкие щелочи сжигают внутреннюю поверхность пищевода?

Кончаются они тем, что на месте уничтоженной ткани появляются рубцы… Рубцы постепенно уплотняются, стягиваются и суживают просвет пищевода. При незначительном сужении пищу, особенно жидкую, еще можно принимать. Она, хотя и с затруднением, но проходит.

При сильном сужении пищевод становится непроходимым и для жидкой пищи.

Пострадавший обречен всю жизнь питаться через трубочку в желудке.

Существует еще одна причина возникновения непроходимости пищевода.

Когда я учился в средней школе, у меня был товарищ по имени Саша. Как-то я остался у него обедать. За столом сидела семья Саши.

Когда после супа подали жаркое, отец Саши отодвинул тарелку и сказал с недоумением:

– Не понимаю, что такое. Опять пища у меня задерживается в горле. Мне трудно ее проглатывать.

Потом он придвинул к себе тарелку и снова начал есть. Но, сделав два-три глотка, он с тревогой произнес:

– Очень странно. Сегодня пища проходит еще хуже, чем вчера, чем в предыдущие дни.

Спустя неделю я встретил Сашу; он куда-то спешил и был очень грустен. Я остановил его, и Саша сказал, что торопится в больницу к отцу.

Потом я узнал, что у Сашиного отца врачи обнаружили очень тяжелую болезнь – рак пищевода – и он подвергся срочной операции. Заключалась она, как мне объяснил Саша, в том, что у больного вскрыли желудок и теперь вводят пищу через трубку. Иначе он мог умереть от голода, так как из-за опухоли в пищеводе глотание у него стало совсем затруднительным.

Два месяца его поддерживало питание через трубку. Ничего другого врачи сделать не могли. Болезнь продолжала развиваться, и приблизительно через два месяца отец Саши умер от рака пищевода.