Текст книги "Хождение по звукам"

Глава 6
Холодный пот
Джеймс Браун

Трек-лист:

1). Get Up (I Feel Like Being a) Sex Machine

2). Superbad

3). Please Please Please

4). Try Me

5). Papa’s Got a Brand New Bag

6). Cold Sweat

7). It’s a Man’s Man’s Man’s World

8). Ain’t It Funky Now

9). The Payback

Джеймсу Брауну сполна подходит незабвенное ленинское определение «глыба, матерый человечище». Впрочем, если вам оно не нравится или кажется набившим оскомину, то в его собственной, с позволения сказать, агиографии – а жизненный путь этого человека в самом деле описан во множестве источников с подробностями, подобающими скорее житиям святых, пусть святым он и не был ни разу – есть и другие устойчивые дефиниции. «Крестный отец соула», «Мистер динамит», «Самый трудолюбивый человек в шоу-бизнесе», «Министр нового нового супертяжелого фанка»… Последнее определение принадлежит самому артисту, и «нового нового» – это не опечатка, а точная цитата: видимо, одного слова не хватало для того, чтобы донести мысль с должной аффирмативностью, – требовалось повторить его дважды.

Ну и конечно – «Секс-машина»! Трек «Get Up (I Feel like Being a) Sex Machine» вышел в 1970-м, и прозвище закрепилось за музыкантом сразу же, благо реальность его ничуть не опровергала и даже наоборот: у Джеймса Брауна только законных, официально признанных детей было с десяток, а еще до сих пор на экранах радаров периодически появляются женщины, требующие провести анализ ДНК – дескать, отцом их ребенка был именно знаменитый певец. Сейчас все эти дети ссорятся из-за творческого наследия своего плодовитого папаши – а плодовит он был в том числе и музыкально: бэк-каталог «крестного отца соула» насчитывает около восьмисот песен, и одних синглов там было столько, что уже в эпоху CD хватило на то, чтобы забить ими двадцать два компакт-диска. Пожалуй, про «самого трудолюбивого человека в шоу-бизнесе» – это тоже в точку.

Большинство этих синглов, к тому же, были хитами – правда, не в общечеловеческих поп-чартах, а в специализированном R&B-рейтинге. 96 песен в верхней десятке – больше было только у Элвиса, и Пресли, к слову, был единственным, кого Браун считал равным или даже превосходящим себя артистом; когда тот умер, Джеймс добился того, что ему организовали персональное прощание и разрыдался над телом покойного короля рок-н-ролла, причитая: «Ах, Элвис, сукин сын, это что же получается, я больше не номер два?..». Почти все эти песни – так или иначе о самом Брауне: например, припев «I got soul and I’m super bad» из трека «Super Bad» (тоже 1970-й) – очередная вполне исчерпывающая характеристика. «У меня есть соул, и я суперкрут» – конечно, нас в школе учили, что «bad» означает «плохой», но в определенном контексте это может быть и позитивным эпитетом: как у Джеймса Брауна или, скажем, в «Bad» Майкла Джексона. Между прочим, именно Джексону в 2003 году довелось вручать Джеймсу так называемую BET Lifetime Achievement Award, премию развлекательного телевидения, ориентированного на темнокожую аудиторию, – король поп-музыки не смог сдержать слез и сказал, что «никто не оказал [на него] такого влияния, как Браун».

Для того чтобы понять, в чем это влияние заключалось, историю Джеймса Брауна нужно вкратце рассказать с самого начала: революционность его канонических хитов 1960–70-х годов становится ясна именно в сравнении с тем, как он начинал, и с тем, как выглядела американская музыкальная сцена в описываемый период. На сцену эту наш герой явился с черного хода, он не был никак связан, например, с фирмами Motown или Stax, которые традиционно определяли ее звучание. Однако в полном соответствии с собственным бурным темпераментом Браун навел на ней такого шороха, что мало не покажется.

Конечно, ранние записи Джеймса – примером здесь может служить, например, песня «Please Please Please» 1956 года – звучат совсем по-другому, чем «Sex Machine» или «Super Bad». Никаким фанком, стилем, апологетом которого Браун станет позже, тут и не пахнет – вместо этого коллектив Famous Flames под его управлением играет вполне традиционный пятидесятнический ритм-энд-блюз, или R&B. В саунде выделяется разве что сам харизматичный фронтмен, повторяющий рефрен композиции – please, please, please – с такой убежденностью, с такой искренней мольбой в голосе, что, кажется, от этого и впрямь зависит его жизнь или, как минимум, личное счастье.

На момент записи первого сингла Джеймсу Брауну было 23 года, и в его биографии уже было немало мрачных страниц – рожденный в очень бедной семье, он еще маленьким ребенком был отправлен на воспитание к родной тетушке, Хани Вашингтон, которая промышляла тем, что гнала самогон и владела борделем в городке Августа, штат Джорджия. Там Браун получал крохи денег за то, что пел и танцевал на улице, привлекая внимание публики к тетиному заведению. Из школы его выгнали в шестом классе, когда выяснилось, что у Джеймса нет приличной одежды, чтобы появляться на уроках; после этого в резюме будущей звезды оказались такие профессии, как «сборщик хлопка» и «чистильщик ботинок». Кончилось все так, как, видимо, и должно было кончиться – за угон автомобиля Браун в шестнадцать лет попал в тюрьму, где отсидел три года. В тюрьме, однако, он стал петь госпелы и даже заслужил первое (но далеко не последнее!) в своей жизни прилипчивое прозвище – «музыкальная шкатулка». В итоге при пересмотре его дела судья согласился отпустить Джеймса на волю, взяв с него обещание, что тот будет петь в церкви и восхвалять деяния Господа нашего Иисуса Христа. Именно этот эпизод можно считать официальным началом его карьеры.

Первым брауновским хитом номер один оказалась композиция «Try Me» 1958 года, записанная с тем же самым составом Famous Flames; в него нашего героя сначала приняли барабанщиком, но потом он быстро взял бразды правления в свои руки, победив номинального фронтмена Бобби Берда в сценическом вокальном поединке. У Берда не было ни единого шанса – Браун, во-первых, был певец от Бога, а во-вторых, прирожденным лидером. К середине 1960-х он выбил себе новый контракт с лейблом King Records, по которому сам принимал все решения относительно состава и репертуара – задолго до того, как того же самого добились соул-певцы с лейбла Motown: например, Марвин Гэй или Стиви Уандер. Кроме того, он и впрямь был трудоголиком – с программой под названием James Brown Revue концертировал практически ежедневно. При этом он жестко продумывал в каждом выступлении, во-первых, последовательность песен (в этом смысле Браун был своего рода прото-диджеем, который «сводил» живые песни так же, как современные диджеи сводят пластинки), а во-вторых, некоторые сценические кунштюки и ритуалы. Так, в финале Джеймс непременно должен был убедительно сымитировать обморок или страшное изнеможение, его начинали уносить со сцены, после чего он как бы «воскресал», приходил в себя и вприпрыжку возвращался к микрофону.

То есть – блистательный певец, выдающийся шоумен, а кроме того, если позволите перефразировать название знаменитого фильма с Чарли Чаплиным, – великий диктатор! Чего только не натерпелись от него аккомпанирующие музыканты! «Ты должен был всегда вступать вовремя, – рассказывал позже долго сотрудничавший с Брауном джазовый саксофонист Масео Паркер, – кроме того, ты должен был выглядеть с иголочки, в отутюженной униформе, вплоть до галстука, иначе плохи твои дела». «Плохи дела» означали как минимум штраф, как максимум – отчисление из ансамбля; когда Джеймс Браун танцевал, развернувшись спиной к публике и лицом к своим музыкантам, он на самом деле мимикой и жестами демонстрировал им, кто где сбился и сколько должен будет за это заплатить из собственного кармана. Впрочем, играть в его ансамбле все равно уже к середине 1960-х было настолько престижно и почетно – а главное, настолько интересно с непосредственно музыкальной точки зрения, – что противоречивая личность бэндлидера никого не смущала.

Новая страница в творчестве Джеймса Брауна и его группы началась в 1965-м, когда вышел сингл «Papa’s Got a Brand New Bag», который, судя по всему, и маркировал тот ускользающий, трудноуловимый, но чрезвычайно важный и для биографии конкретного артиста, и для мировой музыки в целом момент, когда госпел и ритм-энд-блюз превратились в соул и фанк. Собственно, чем ранние записи Брауна принципиально отличаются от зрелых, «классических», середины 1960-х и далее? Прежде всего – субординацией структурных элементов: мелодии, гармонии и ритма. Если песни типа «Try Me» или «Please Please Please» были прежде всего мелодичны – каковой и подобало быть поп-музыке 1950-х годов, – то «Papa’s Got a Brand New Bag» и тем более «Sex Machine» или «Superbad» – это великая ода ритму. В некоторых композициях этого периода вообще нет даже куплетов и припевов как таковых – вместо этого всю дорогу звучит, строго говоря, один лишь качающий ритм, на который работает не только собственно ритм-секция (бас и ударные), но и гитара, и духовые, а на его фоне Джеймс Браун занимается своим знаменитым камланием: хрипит, рычит, кричит, произносит какие-то речевки, которые от постоянного повторения уже превращаются в своего рода мантры, и так далее и тому подобное. И вот эта «мантраобразность» прежде всего и обеспечивает гипнотическое воздействие этой музыки, от которой то и дело в прямом смысле слова бросает в холодный пот; в 1967-м у Брауна очень кстати вышел сингл (а затем и целый альбом), который так и назывался – «Cold Sweat».

Между прочим его синглы золотого периода, включая и «Cold Sweat», по-своему очень интересно устроены: как правило, на двух сторонах сорокапятки тут записана одна и та же песня – соответственно, первая и вторая ее часть. В самом деле, полные версии брауновских композиций такого рода зачастую длились по шесть, семь, а то и десять минут – именно в силу их ритмической организации. Просто-напросто требовалось время для того, чтобы исчерпать выразительную силу этих гипнотических ритмических рисунков! В ограниченное пространство сингла такие произведения вмещались с большим скрипом, а вот на альбомах и особенно на концертах Джеймса Брауна и его ансамбля ими можно было насладиться в полной мере. Первый концертник у Брауна вышел еще в 1963-м, он был записан в зале «Аполло», и именно там, к слову, Джеймс спустя несколько лет познакомится с очередной своей пассией.

Менялись они у «секс-машины», как нетрудно догадаться, довольно часто, но Бетти Джин Ньюсом заслуживает того, чтобы назвать ее по имени, ведь в загашнике у нее была песня, которую она хотела с помощью Брауна записать и выпустить. Песня была, скажем так, прото-феминистического склада, говорилось в ней о том, что миром правят одни мужчины – и последующие события доказали, что Бетти Джин была полностью права, поскольку Браун взял да и записал композицию «It’s a Man’s Man’s Man’s World» сам, прибрав к рукам, соответственно, и сам трек, и все доходы от него. И это был не единичный случай – саксофонисту Джей Си Дэвису наш герой обещал издать композицию «Night Train» под его именем, а в результате выпустил ее под своим, из-за чего тот даже угрожал певцу пистолетом. Впрочем, с оружием Браун вообще был на «ты»: однажды, например, спровоцировал перестрелку в баре, после того, как ему не понравилось, как музыкант Джо Текс пародирует его движения на сцене – в начавшейся заварухе подстрелили семерых человек, но каждому в итоге выдали по сто долларов, чтобы те держали язык за зубами и не стучали на Брауна в полицию. В общем, не человек, а ураган – как в хорошем, так и в плохом смысле этого слова; ну а Бетти Джин Ньюсом впоследствии пришлось доказывать авторство песни «It’s A Man’s Man’s Man’s World» в суде.

Сейчас, в политкорректную эпоху гендерного равенства, Браун вряд ли был бы героем эпохи – но начиная со второй половины 1960-х он в самом деле стал вторым артистом в США вслед за Элвисом, а среди чернокожего населения так и вовсе первым: широко известна история о том, как Брауну удалось практически в одиночку остановить расовые бунты в городе Бостоне. Дело было весной 1968-го, когда убили Мартина Лютера Кинга; городские власти опасались, что поднимется настоящее восстание афроамериканского населения, ведь Кинг был настоящим голосом своей расы, главным борцом за права темнокожих. Так вот, Джеймс Браун договорился, что его концерт, назначенный на следующий день, будут транслировать в прямом телеэфире – тогда, мол, потенциальные мятежники останутся дома и прильнут к голубым экранам. Так все и произошло.

Впрочем, сам Браун политически был не то по-змеиному гибок, не то попросту неразборчив – поэтому делать из него глашатая гражданских прав и свобод было бы, мягко говоря, опрометчиво. Зато в культурной сфере он дал афроамериканской музыке очень и очень многое – и в частности, был одним из первых темнокожих музыкантов, с кем считалась, кого любила и слушала, кем восхищалась в том числе и белая Америка. И немудрено – талант, харизма, яркость, драйв, все было при нем. Причем до самого конца: уже в 2000-е годы он, например, во время гастролей в Южной Америке, будучи уже очень больным человеком, заставлял врачей вынимать из него катетер на полтора часа выступления, а потом вставлять обратно. А выступая примерно в тот же период на джазовом фестивале в Тбилиси, который проводился в спорткомплексе, взял и прямо со сцены нырнул в находящийся неподалеку бассейн! Охранникам пришлось прыгать вдогонку, чтобы звездный артист не дай бог не утонул – Брауна достали, он весь мокрый выбежал обратно на сцену и допел песню.

В целом, десять лет, с 1965-го по 1975-й, стали для Джеймса Брауна временем расцвета, после чего начался спад – как творческий, так и коммерческий. Хотя, выпустив в 1979 году альбом под названием «The Original Disco Man», то есть «Оригинальный/первоначальный диско-музыкант», Браун не кривил душой: стиль диско действительно вырос именно из его патентованного «нового нового супертяжелого фанка». И не только он – другим вариантом развития брауновских идей стал, конечно же, хип-хоп. Более того, «самый трудолюбивый человек в шоу-бизнесе» стал еще и одним из самых популярных источников семплов для хип-хоп-треков: фрагментами его записей пользовалось бесчисленное количество рэперов, от классиков вроде Public Enemy или Eric B & Rakim до современных хитмейкеров типа Джей Зи и Канье Уэста. А все почему – потому что ритм, потому что грув: диско, хип-хоп и едва ли не все остальные стили афроамериканской музыки с 1970-х годов и далее вслед за Джеймсом Брауном именно ритм провозглашают главным структурным элементом музыки.

И возрождением померкшего было в конце 1970-х и первой половине 1980-х интереса к своему творчеству он обязан именно новому поколению чернокожих музыкантов, диджеев и эмси. В композиции рэп-группировки Stetsasonic «Talkin’ All That Jazz» 1988 года MC Дэдди О читает следующий текст: «По правде говоря, Джеймс Браун был обыкновенным старпером, пока Эрик и Ра [то есть Eric B & Rakim] не записали свой трек "I Know you Got Soul"», – ну да, наверное, это правда. А с другой стороны, тремя годами ранее Браун попал в первый призыв кавалеров Зала Славы Рок-н-Ролла – так что мейнстрим и не думал о нем забывать. Ну а дальше был еще один трехлетний тюремный срок, за целый набор разнообразных провинностей, включая домашнее насилие, бегство от полиции, хранение оружия и наркотиков – Джеймс Браун к этому моменту окончательно слетел с катушек. Впрочем, показательный момент – на четыре дня его выпустили на волю специальным распоряжением, чтобы он мог выступить перед солдатами, отправляющимися на войну в Персидском заливе.

Умер Джеймс Браун на Рождество 2006 года и был похоронен в золотом гробу – статистики Google потом подсчитали, что по количеству запросов в поисковик Браун обогнал и Джеральда Форда, и Саддама Хусейна, которых не стало примерно в эти же дни. То есть он остался первым даже после смерти; думаю, если бы Джеймс об этом узнал, ему бы понравилось.

Глава 7
Общество по охране традиций английской деревни
The Kinks

Трек-лист:

1). I’m Not Like Everybody Else

2). You Really Got Me

3). See My Friends

4). All Day and All of the Night

5). Autumn Almanac

6). Rosie, Won’t You Please Come Home

7). Sunny Afternoon

8). Mr. Pleasant

9). Harry Rag

10). Shangri-La

11). Alcohol

Не вижу необходимости скрывать: The Kinks – моя любимая группа из 1960-х. Единственные и неповторимые, великие и ужасные, талантливые, невезучие, невыносимые, неровные, непредсказуемые, удивительные и уникальные «чудаки»: именно так стыдливо переводили на русский их название первые русскоязычные рок-энциклопедии, которыми я зачитывался в детстве. В действительности The Kinks – это не просто «чудаки», а «фрики» и даже «извращенцы», такие, в общем, странные и немного стремные личности; ну и пожалуй, во многих отношениях название ансамбля, когда-то давно навязанное музыкантам их менеджментом, оказалось пророческим. Собственно в музыкальном плане они принялись его отыгрывать почти сразу же – с помощью нескольких композиций, экстремально тяжелых по звучанию для своего времени. Главная из них – конечно, «You Really Got Me», про которую даже ходил слух, что гитарный рифф в ней играет Джимми Пейдж, в будущем лидер Led Zeppelin, классиков тяжелого рока, а на тот момент востребованный сессионный музыкант. На самом деле вроде бы нет, он тут ни при чем, но живучесть сплетни вполне объяснима, если принять во внимание дальнейшие достижения Пейджа и чудовищно мощный для 1964 года саунд композиции The Kinks – велик соблазн задним числом связать революционный хит с именем будущего автора риффов «Black Dog», «Kashmir» или «Achilles Last Stand».

Но не «You Really Got Me» единой – скажем, композиция «All Day and All of the Night» звучала ничуть не менее сокрушительно. Это был мощный гаражный рок с риффами и пауэр-аккордами, предвосхищающими панк, хэви-метал и другие жанры более зрелой рок-музыки… Обычно первооткрывателями всей этой жесткой рок-музыки среди британских шестидесятников считают скорее The Who, но The Kinks тут, пожалуй, даже играли на опережение. А кроме того, саунду этих песен идеально отвечало и поведение их авторов: история The Kinks – это хроника перманентного скандала. Впрочем, чего еще ожидать от группы, у руля которой – двое родных братьев, которые терпеть не могли друг друга? Уже в 1990-е, на своем последнем студийном альбоме «Phobia», Рэй и Дэйв Дэвисы записали песню с говорящим названием «Hatred (A Duet)». А тридцатью годами ранее их непрерывные склоки в конечном счете заразили и других участников группы: в 1965-м прямо на одном из концертов в рамках австралийского турне The Kinks ударник Мик Эйвори в сердцах шандарахнул Дэйва Дэвиса по голове барабанной стойкой – Дэвис натурально потерял сознание, а Эйвори в ужасе сбежал, решив, что он невзначай убил коллегу по ансамблю. После того, как Дэйв оклемался и ему наложили 16 швов, музыкантам The Kinks в полном составе пришлось давать объяснения в полицейском участке: в итоге выдумали легенду о том, что драки на сцене с использованием инструментов и прочего оборудования – это часть их нового театрализованного шоу.

В этой ситуации неудивительно, что наряду с почти прото-панковыми композициями, о которых говорилось выше, The Kinks в 1960-е записали еще и своеобразный манифест нонконформизма – музыкального и жизненного: трек под названием «I’m Not Like Everybody Else». Всегда здорово, когда песня манифестирует какую-то внятную и понятную эмоцию – и этот как раз такой случай: я не такой, как все, и у вас нет выбора, кроме как принять меня таким, какой я есть! Замечательная декларация, в которой отразилась и конкретная ситуация с группой The Kinks, и – шире – бунтарский дух эпохи в целом.

Но параллельно громким рок-боевикам в их творчестве развивалась и иная линия, блистательно выраженная, например, в композиции «See My Friends» 1965 года. Рэй Дэвис, основной сонграйтер The Kinks, сочинил ее – где бы вы думали? – в Индии! Из Австралии музыканты группы именно сюда и полетели, Дэвис подслушал песни местных рыбаков и придумал тему, неуловимо напоминавшую индийские раги. На всякий случай напомню – дело происходит в 1965-м, песня «Norwegian Wood» группы The Beatles, которая повсеместно считается первым примером использования индийских мотивов в британской поп-музыке, выйдет только через несколько месяцев. И кто тут, спрашивается, первооткрыватель? Более того, по некоторым данным, битлы слушали «See My Friends», открыв рот, и пришли к своим собственным замечательным опытам рага-рока во многом под ее влиянием.

Однако коммерческого успеха, сравнимого с тем, что был у битлов или у The Rolling Stones, ни эта, ни другие композиции группе The Kinks не принесли: в Англии «See My Friends» остановилась на одиннадцатом месте в хит-параде, а в США не попала даже в верхнюю сотню. И вообще с Америкой у музыкантов не сложилось – казалось бы, с саундом песен вроде «You Really Got Me» братьям Дэвисам прямая дорога за океан в рамках «британского вторжения», вдохновлять и наставлять на путь истинный местных гаражных музыкантов вроде, например, группы The Seeds, которая как раз готовилась появиться на свет. Но в середине 1965-го пришла беда: громом среди ясного неба стало заявление Американской федерации музыкантов, главного заокеанского профсоюза Соединенных Штатов, по которому The Kinks на четыре года запрещалось выступать в этой стране. Собственно, потому группа и оказалась в Индии – пришлось осваивать новые рынки!

О причинах этого решения федерации так до сих пор внятно и не высказались ни американцы, ни братья Дэвисы – по слухам, виной всему было как раз несдержанное сценическое поведение музыкантов The Kinks; в середине 1960-х мир еще не был готов к тому, что стало нормой для рок-музыки десять или пятнадцать лет спустя. Но так или иначе Америка отвернулась от Рэя Дэвиса и его группы – а он в ответ отвернулся от нее, и в истории The Kinks началась новая глава.

The Kinks с 1966 года и The Kinks до 1966 года – это почти что две разные группы: что по саунду, что по содержанию песен. «Это моя улица, и я никогда с нее не уеду», – поется в композиции «Autumn Almanac», гениальном образце изобретательной поп-музыки, который мог выйти только из-под пера Рэя Дэвиса. Трудно сказать, впрямую ли тут сказался вышеупомянутый запрет The Kinks на посещение США или опосредованно, но факт остается фактом: начиная с альбома «Face to Face» Рэй Дэвис стал Английским Певцом с больших букв, настоящим акыном своей большой (Соединенное Королевство) и малой (лондонский район Масуэлл-Хилл) родины. В ближайшие лет пять он напишет бесчисленное множество Чисто Английских Песен – один альбом, «The Village Green Preservation Society», будет посвящен сельской Англии в целом (его можно было бы сделать саундтреком, например, к книге «Среди Йоркширских холмов» Джеймса Хэрриота), другой, «Arthur», всей британской империи и, конечно же, образу маленького человека на фоне турбулентной истории страны.

Этот маленький человек – и сам Рэй Дэвис, и те, кто его окружает: например, члены семьи. У них с Дэйвом было целых шесть старших сестер; одна, Рози, вышла замуж за австралийца и уехала на другой конец земли. Сам факт ее эмиграции, отъезда не только из родного северолондонского района Масуэлл-Хилл, но и вообще из Англии, Рэй переживал непросто в силу как родственных привязанностей, так и своего новообретенного патриотизма – Рози посвящена композиция «Rosie, Won’t You Please Come Home» с альбома «Face to Face». Еще тяжелее было только тогда, когда другая его сестра пошла на танцы и прямо там умерла от сердечной недостаточности – по рассказам близких к семье Дэвисов, именно после этого события Рэй стал превращаться в того брюзгу и интроверта, каким его всегда знал и по-прежнему знает мир шоу-бизнеса. Пару лет назад вышел гигантский том английского журналиста Джонни Рогана под названием «Рэй Дэвис и его непростая жизнь», настоящий фолиант, без малого 800 страниц плотного текста, в который, разумеется, включена масса цитат из разговоров автора с разнообразными людьми, окружавшими The Kinks на протяжении их карьеры, – поразительно, но почти ни у кого не находится о Рэе добрых слов. Даже Дэвис-младший, бунтарь, хам, большой любитель нарушать правила и возмущать общественное спокойствие – и тот вызывает у героев книги больше симпатии, Рэй же предстает в ней на редкость неприятным типом.

И при этом именно этот человек сочинял такие фантастические, светлые, неотразимые песни, как, например, «Sunny Afternoon». Или «Waterloo Sunset» – в 2012-м Дэвиса позвали спеть эту нетленку на закрытии лондонской Олимпиады и правильно сделали, ведь мало кто, даже в густо населенной талантами истории британской поп-музыки, смог так прославить старушку Англию, с ее сельскими и городскими пейзажами, с ее смешными традициями и с ее дождливой меланхолией.

Интересно, как изменилась музыка The Kinks с перерождением Рэя Дэвиса вот в этого английского поэта-почвенника. Если на раннем этапе группа, как и было сказано, играла по сути дела гаражный рок, причем едва ли не тяжелее и жестче, чем у The Rolling Stones, то теперь все стало иначе. В частности, в музыке стало значительно больше клавишных, в том числе клавесина – как в песне «Rosie Won’t You Please Come Home»; здесь стоит вспомнить о том, что в эпоху Возрождения именно Англия была центром клавирной музыки, именно отсюда до нас дошло больше всего композиций для тогдашнего варианта клавесина, инструмента под названием «вирджинал». А в квартете музыкантов The Kinks во второй половине 60-х появился пятый участник, пусть и до поры до времени не входивший непосредственно в состав группы – клавишник Ники Хопкинс; его фортепиано можно слышать, к примеру, в замечательной композиции «Mr. Pleasant».

То есть получается, что пока большинство соратников The Kinks по ранней британской рок-музыке ужесточали с течением времени свой саунд – здесь можно назвать и The Rolling Stones, и The Who, и многих других, – они пережили обратную эволюцию. В «Mr. Pleasant» из рецепта фактически полностью изъят рок как таковой – это в чистом виде поп-музыка, со старомодными элементами мюзик-холла. Известно, что большая семья Дэвисов регулярно устраивала у себя дома своеобразные музыкальные посиделки и приглашала соседей: все играли на разных инструментах, пели хором и так далее – видимо, именно отсюда растут ноги у англоманских пьесок Рэя Дэвиса образца 1967–1968 годов. В их основе при этом может лежать все что угодно: например, старинные фолк-марши, как в композиции «Harry Rag» – практически «Мальбрук в поход собрался» на новый лад.

Свою философию лидер The Kinks наиболее лаконично и внятно отразит чуть позже, в 1971-м, на альбоме «Muswell Hillbillies», где в песне «20^th Century Man» будут такие строчки: «I’m a 20^th Century Man, but I don’t want to be here», то есть «Я человек XX века, но я совершенно не хочу в нем жить». И дальше там же еще один прекрасный отрывок: «забирай себе своих модных современных писателей, а мне оставь Шекспира; забирай себе модных современных художников, а мне оставь Рембрандта, Тициана, да Винчи и Гейнсборо».

Есть такое хорошее слово из Серебряного века: «пассеист» – то есть человек, живущий прошлым; пожалуй, именно так можно охарактеризовать Рэя Дэвиса (а равно и некоторых других героев этой книги, о которых будет рассказано ниже). И конечно, для молодого человека – а на момент описываемых событий Дэвису, на секундочку, нет и 25 лет – подобный консерватизм чрезвычайно необычен: рок-музыка же по идее должна быть про ниспровержение авторитетов, про юность, про революцию, про бунт! А здесь что? Квинтэссенция старомодной английскости! Ключевым понятием в философии The Kinks стало слово «preservation», то есть «сохранение»: один из их лучших дисков назывался «The Kinks – это общество по охране зеленой деревни», а уже в 1970-е музыканты даже напишут двухчастную рок-оперу «Preservation Act 1» и «Preservation Act 2». То есть, другими словами – верните все, как было раньше, и не трогайте это больше! Очень стариковская позиция, правда?

Но это-то и здо2рово, и в этом, в сущности, куда больше бунта, чем в разбивании гитар на сцене и во всей триаде «секс, наркотики, рок-н-ролл», вместе взятой. Хотя, разумеется, немногие с ходу смогут это понять и оценить – и по сравнению с прочими классиками британского рока 1960-х, The Kinks, за исключением редких удачных синглов, продавали свои пластинки хуже всех. Должен сказать, что это тот редкий случай, когда мои коллеги – музыкальные журналисты в кои-то веки показали себя с лучшей стороны, – мир знает немало примеров групп, страшно недооцененных критиками при их жизни, но к нашим сегодняшним героям это не относится: рецензии на их альбомы конца 1960-х были в основном лестными, даже восторженными, что, впрочем, никак не конвертировалось в продажи. И это дико обидно, потому что песни на них были просто великолепными: рискну сказать, что в альбомах «Something Else by the Kinks», «Village Green Preservation Society» и «Arthur or the Decline and Fall of the British Empire» подобной характеристики заслуживают практически все отрывки.

В 1969 году Рэй Дэвис слетал в Америку и договорился об отмене концертного запрета – в результате, упустив кучу времени, ансамбль все же смог добиться определенного успеха и за океаном, главным образом благодаря своему последнему суперхиту, композиции о трансвестите, которая называлась «Lola». Правда, снятие с The Kinks ярлыка «персон нон-грата» обидным образом совпало с кризисом Рэя Дэвиса как композитора – если во второй половине 1960-х каждая вторая его песня была маленьким шедевром музыки, текста и аранжировки, то теперь подобные попадания стали удаваться ему реже. В 1970 и 1971 годах у группы еще вышли довольно сильные альбомы – «Lola vs Powerman or the Moneygoround» и «Muswell Hillbillies» (на последнем был записан один из моих любимых треков, «Alcohol», удивительная горькая ода выпивке!), но затем страсть Дэвиса к театрализованным концептуальным проектам окончательно взяла свое, и группа превратилась в некий бесформенный оркестрик слегка водевильного свойства.

Возвращением к рок-музыке ознаменуется диск «Sleepwalker» 1977-го года, первый, вышедший на новом лейбле Arista Records: по рассказам, Arista согласилась подписать The Kinks при условии, что отныне – никаких концептуальных альбомов, никакого водевиля и рок-театра. Однако дальнейшие записи группы, тем не менее, мало чем напоминают их классические сочинения 1960-х: сам саунд безнадежно изменился, гитары теперь звучали в таком стадионно-металлическом ключе, все не то и все не так. Другое дело, что тогда же песни ансамбля стали в массовом порядке перепевать новые культурные герои: Jam, The Fall, The Knack и даже Van Halen, замахнувшиеся ни много ни мало на композицию «You Really Got Me».