Текст книги "Шепот ночи"

Думитру раздраженно заворчал. Его возмутило, что Алси не выполнила его приказ, но он не желал, чтобы она тратила огромную сумму на тряпки. Он был уверен, что новые наряды обойдутся не меньше чем в тысячу фунтов.

Словно прочитав мысли Думитру, Алси самодовольно улыбнулась и повернулась к Волынроскому, поинтересовавшись его путешествием. Думитру так и не понял, чего ему хочется больше: поцеловать ее или хорошенько встряхнуть за упрямство.

Думитру сел, и Волынроский, оставив напускную игривость, принялся развлекать их рассказами о забавных происшествиях, тщательно избегая упоминаний, где именно он был и с какой целью. Его истории длились, пока не было покончено с супом и рыбой. Когда подали жаркое, Петро с тайной иронией взглянул на друга, молчаливо намекая на неожиданную роскошь обычно простого и скромного стола. Думитру не удостоил его вниманием.

Алси ни к чему знать, что до ее приезда в Северинор постоянным блюдом за ужином была жесткая тушеная баранина.

Думитру положил на тарелку большой кусок ягнятины и, поставив перед Алси, откашлялся и спросил:

– Как тебе понравилась лошадь, на которой ты сегодня ездила?

Алси подняла на него глаза. По выражению его лица она не могла понять, какого ответа он ожидает и какие слова хочет услышать.

– Я не разбираюсь в лошадях, но мне понравилось ездить на ней, – неуверенно ответила она, вспомнив черную кобылу. – Она спокойная, умная, чуткая, но большего я не могу сказать.

– Тогда она твоя, – улыбнулся ей Думитру.

Алси не могла удержаться, чтобы не сравнить его с сидящим рядом гостем. Волынроский, златокудрый красавец, определенно обладал шармом, как и ее муж, но она не могла отделаться от мысли, что управляющий несколько простоват. Хотя за его обаянием чувствовался острый ум, но в нем не было ни сложности, ни глубины Думитру. Алси встречала подобных мужчин и хорошо их знала: очаровательные, снисходительные, на свой лад честные, они интересовались только тем, что тешило их самолюбие.

– Здесь мало развлечений, но, имея верховую лошадь, ты, по крайней мере, сможешь ежедневно упражняться, – продолжал Думитру.

– Ты пытаешься обратить внимание на энергичные упражнения и тугую шнуровку? – машинально парировала она.

Волынроский тихо кашлянул. Алси, вспыхнув, проклинала свой длинный язык. Она приготовилась к выговору мужа.

Думитру, однако, повел себя так, будто ничего не случилось.

– Я никогда не посмею убеждать тебя в чем-то, – ответил он торжественно, – только по той причине, что ты придерживаешься других принципов.

Алси улыбнулась:

– Хорошо бы так. Как зовут эту лошадь?

Думитру задумался.

– Честно говоря, не помню, что я записал в племенных книгах. Конюхи дают каждой лошади собственные клички, которыми пользуюсь и я, но если хочешь, можешь назвать ее по-своему.

– Поскольку она теперь моя, то я с удовольствием это сделаю, – сказала Алси.

Она на минуту задумалась. Она не настолько хорошо знала лошадь, чтобы дать ей кличку, связанную с ее особенностями. Самой очевидной характеристикой была ее масть. Ломовых лошадей в таких случаях называли Черныш, а клички скаковых, на вкус Алси, были слишком мелодраматичны и откровенно намекали на горячий нрав, которым, как она уже знала, черная кобыла не обладала.

– Что, если я назову ее Изюминка? – наконец сказала она. Она произнесла кличку по-английски, и Волынроский, нахмурившись, посмотрел на нее.

Думитру фыркнул от смеха, и от этого звука у Алси по спине пробежала дрожь.

– Прекрасно подходит, хотя и совершенно не подобает будущей матери лошадиных аристократов.

– Это звучит как веселая кличка пони, правда? – спросила Алси, довольная собой. – Думаю, имя прекрасное. Лошадь темная, быстрая, чуждая показным действиям.

– Уверен, что такого имени в племенных книгах нет. – Глаза Думитру смеялись, хотя на губах не было и намека на улыбку.

– Не беспокойся, – чопорно сказала она. – Я уверена, что Изюминка не возражает против того, как ты ее назвал.

Наступившую ненадолго тишину прервал Волынроский, задав вопрос Думитру:

– Ты намерен в этом году наблюдать за уборкой урожая из Замка?

Думитру задумчиво посмотрел на Алсиону:

– Да. Думаю, в этом году дела под контролем, хотя весной мне снова нужно будет объехать все деревни.

– Разве земля требует такого внимания? – поколебавшись, спросила Алси, искренне любопытствуя, хоть и побаивалась, что муж сочтет ее вопрос глупым. – Я полагала, что у аристократов есть управляющие, как мистер Волынроский, чтобы следить за таким и делами. Мой отец вряд ли думает об управлении своим новым поместьем.

– Твои отец не пытается коренным образом изменить местные нравы, – сказал Думитру, весело блеснув глазами, отчего у Алси затрепетало сердце. – Мне надо убедить пастухов снова заняться фермерством. Фермеров нужно уверить, что мои новые методы направлены на то, чтобы улучшить их жизнь, а не наоборот. Бояр успокоить, что я не превращу их в торговцев, поскольку они скорее умрут от голода и уморят своих крестьян, чем унизятся до такого позора, чтобы разбираться в эффективности производства и рынках сбыта. Все это довольно трудно, поскольку мой дед в свое время пытался ввести систему севооборота земель и потерпел поражение.

– А теперь она работает? – спросила Алси.

– В этом году рекордный урожай, – ответил Волынроский. – Но видели бы вы, как бранятся местные крестьянки из-за добавки бобовых в овсянку и проса в маис!

– Могу себе представить, – ответила Алси.

Когда на фабриках отца устанавливали новое оборудование, он приходил домой в отвратительном настроении, поскольку рабочие сопротивлялись всяким переменам, независимо оттого, насколько изменения облегчали им жизнь, и приходилось убеждать их, что новые методы так же хороши, как и старые. Как, наверное, сопротивляется новациям здешнее закоснелое, почти средневековое общество!

Алси неуверенно взглянула на Волынроского, задумавшись, не смутит ли мужа следующим своим вопросом. Но Волынроский – управляющий, так что он должен быть осведомлен о намерениях Думитру относительно нее, о его мотивациях и нуждах.

– Так вот зачем тебе понадобились мои деньги? – почти застенчиво спросила она Думитру. – Чтобы провести модернизацию?

– Твои капиталы помогут мне прорыть канал от северной части Северинора до реки Черна, которая впадает в Дунай около Оршовы, – напрямик ответил Думитру. – Когда это произойдет, мы сможем быстро и дешево доставлять свою продукцию в Вену. Русло уже давно спроектировал опытный инженер, но до сих пор я и думать не мог о строительных работах. Так что пока приходится пользоваться двугорбыми верблюдами. – Он состроил гримасу. – Их веками использовали на юге, и они отлично делают свое дело, гораздо лучше, чем ослы, но по сравнению с каналом это очень неэффективно.

– Вот как объясняется необычный транспорт для моего багажа! – воскликнула Алси. – Я мучилась вопросом, обычное ли дело верблюды в этих краях, но не осмелилась спросить. Да что там, я даже не подозревала, что они такие лохматые!

– Видишь ли, я не рассчитывал легко тебя добиться, – серьезно сказал Думитру. – Чтобы увеличить свой капитал, я испробовал все способы, кроме отказа от независимости.

– Ты мог бы пожертвовать этим? – запнувшись, спросила Алси и, увидев выражение лица мужа, торопливо добавила: – Я не думаю, что ты сделал бы это, но мне интересно, кто в этом заинтересован.

– Легче сказать, кто не заинтересован, – фыркнул Думитру. – Больше всего, конечно, Россия, Австрия и Турция. Но и Франция не отказалась бы от маленького вассала, чтобы проводить в этих краях свою политику. Четыре века назад Османская империя принесла стабильность в регион, где после распада тысячелетней Византии царил хаос, но со временем стабильность, сменившись стагнацией и коррупцией, сошла на нет. Тут были и будут мятежи и революции, но никто не знает, где и когда это произойдет в очередной раз. Из-за требований турок, чтобы все чиновники были мусульманами, из-за монополии на этих землях греков-фанариотов[7]7
  Греческая аристократия Константинополя


[Закрыть] любое из сколько-нибудь знаменитых исконно христианских семейств готово поднять бунт. Поэтому предсказать, какой крестьянский князь в Сербии или захудалый боярин в Валахии возглавит революцию, невозможно.

– Но твоя семья знаменита, – подчеркнула Алси, не понимая, куда ведет этот разговор.

Думитру невесело улыбнулся:

– Отсюда шпионы и дипломаты, о которых я упомянул вчера вечером. Мы ухитрились сохранить свои земли и свои головы благодаря удачному географическому положению. И достаточно практичны, чтобы только на словах признавать тех, кто в данный момент играет главную роль в этом регионе. – Его лицо его стало суровым, даже сердитым. – Мой дед, увлекшись революционной риторикой, чуть не погубил нас, поверив обещаниям России и отдав все средства грекам, которые подняли восстание, чтобы освободить себя, а не Валахию. Только его смерть во время войны спасла нас. Великие державы Европы могут попытаться сделать Турцию своей шахматной доской, но будь я проклят, если стану пешкой в их игре.

Алси не нашлась, что на это ответить. Повисла напряженная тишина. Вскоре Волынроский нарушил ее какой-то шуткой и развлекал гостеприимных хозяев байками о своих подвигах, пока не было покончено с фруктами и сыром. Алси с кружащейся от выпитого кларета головой начала обмениваться с Думитру нескромными взглядами и многозначительными улыбками.

– Ах! – наконец воскликнул, взглянув на них, Волынроский. – Понимаю, я тут лишний. Оставляю вас наедине, влюбленные голубки. Мадам, графиня, княгиня, – он склонился к ее руке в экстравагантном поклоне, от которого Алси хихикнула, – я желаю вам доброй ночи и прощаюсь, поскольку утром ваш немилосердный владыка снова отправит меня по делам. – С этим он вышел.

Думитру встал и решительно закрыл за гостем дверь. Повернувшись и перехватив взгляд Алси, он слабо улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ, ее окатило теплой волной, и совсем не от вина.

– Итак, – сказала она с хрипотцой в голосе, – мы одни.

– Снова, – согласился Думитру, сокращая расстояние между ними.

– Наконец-то, – добавила Алси, подняв к нему лицо. Он наклонился поцеловать ее, и в последнюю секунду перед тем, как губы их встретились, она прошептала: – Я рада.

Она подразумевала под этим гораздо большее, чем то, о чем могла мечтать всего лишь два дня назад.

Глава 10

Две недели спустя Алси была гораздо больше довольна жизнью, чем ожидала, Постепенно она втянулась в рутину дел и приспособилась к графику жизни хозяина Северинора. Она просыпалась с Думитру на рассвете, хотя часто они проводили в постели еще полтора часа, потом вместе завтракали и расставались до обеда. Думитру занимался бесконечными делами, а Алси возвращалась к своим книгам и переписке.

Главной и мучительной ее задачей было составить письмо родителям, объяснить, что произошло, и постараться убедить их, что она счастлива. Алси была уверена, что мать ее поймет, а отец будет ошеломлен, но вскоре простит ее, потому что она променяла барона на графа и князя.

Она также написала друзьям, родственникам, математикам и философам, с которыми переписывалась, сообщив, что письма для нее нужно направлять в Вену, там капитан корабля будет забирать их и доставлять в Оршову, а уж оттуда их два раза в месяц будут привозить в замок Северинор. Изоляция – это единственное, что не удовлетворяло ее в новой жизни, поскольку она привыкла не отставать от того, что происходит в мире, в жизни родственников, в поле ее интересов.

Написать Гретхен Роут было почти столь же трудно, как составить письмо родителям, поскольку Алси очень скучала по старой гувернантке, они давно стали закадычными подругами. Единственный, кто отсутствовал в перечне ее адресатов, – это Эзикьел Макгрегор, которому она начала писать в детстве и, откровенно пренебрегая приличиями, продолжала это делать, будучи взрослой девушкой. Комизм ситуации не укрылся от Алси: теперь, став замужней дамой, она могла писать холостяку, не нарушая этикета, но не могла заставить себя это сделать. Не могла после и последней встречи, которая закончилась скверно: Алси была в ярости, считала, что ее предали, и с радостью ухватилась за сомнительное предложение отца найти ей мужа на континенте.

В дополнение к обычным своим занятиям Алси начала изучать валашский язык под руководством отца Алексия и пользовалась любой возможностью попрактиковаться в нем с местными жителями, которых, казалось, удивляло, что такая замечательная леди на первых порах с трудом могла попросить чашку чаю.

Думитру всегда возвращался к обеду, обедали они вдвоем, поскольку Петро Волынроский исчез так же быстро, как появился, – по делам, сообщил Думитру, не вдаваясь в подробности. Алси ждала этих коротких встреч, чтобы на досуге поговорить с Думитру, хотя скоро поняла, что, несмотря на краткий всплеск интереса к математике, он был равнодушен к ее научным изысканиям. Тогда она заводила разговор о ремонте, о солнечном уголке двора, где на следующий год хотела устроить розарий, о своих надеждах изучить валашский язык, об очередных стычках горничной Селесты с его камердинером Гийомом. А Думитру говорил о своей земле, о людях, эта тема целиком занимала его ум. Алси много узнала об образе жизни людей, живущих во владениях Думитру, о сельском хозяйстве, о пастбищах. Выяснив, что все крестьяне неграмотны, она стала неустанным сторонником их образования и даже сумела убедить Думитру, что умение читать и писать не помешает и крестьянским девушкам.

Думитру – дитя двух разных миров, как постепенно узнавала Алси, – был непоследователен и полон противоречий. В нем уживались ценности восточного общества, на которых он вырос, и стремление к западному либерализму и прогрессу. Казалось, эти два мира существуют в нем отдельно друг от друга, не смешиваясь, словно от их соприкосновения произойдет грандиозный взрыв. В силу двойственности натуры Думитру с пониманием относился к занятиям и увлечениям Алси, но в то же время спорил с тем, что крестьянским женщинам нужно знать что-то помимо того, как растить детей, угождать мужьям, содержать в порядке дом и огород. В такие моменты Алси, скрывая досаду, старалась быть еще более рассудительной и убедительной, чтобы постепенно склонить его к своей точке зрения. Она получила лучшего мужаи лучшую жизнь, чем заслуживала, говорила она себе. Конечно, она счастлива. Как может быть иначе?

Дважды за эти две недели у них были гости. Сначала с визитом явилась боярская чета под предлогом повидать молодую жену графа, а на самом деле, решила Алси, на дармовщину пообедать. Они явно бедны, но скорее умерли бы с голоду, чем отказались от привычного стиля жизни. Они ездили в дребезжащей старой карете, запряженной четырьмя тощими клячами, в сопровождении шести слуг. Платья жены были сшиты по последней парижской моде, но из дешевой ткани. Визитеры явно намеревались прогостить столько, сколько их будут терпеть, но Алси сразу же невзлюбила их за претенциозность и заносчивость. Думитру они всегда утомляли, и после того как гости провели в Севериноре одну ночь, он откровенно намекнул им, что пора собираться домой.

– Если бы они знали, что мой отец своим трудом зарабатывает на жизнь, не сомневаюсь, они бы плюнули в меня, – сказала Алси после их отъезда.

– Исключительно потому, что их сын не женился на тебе раньше меня, – рассмеялся Думитру.

Другой гость заинтересовал Алси гораздо больше, но, к несчастью, ей не удалось с ним пообщаться. Думитру коротко и неохотно представил его, на этом разговор и закончился.

На одиннадцатый день после свадьбы Думитру и Алси, вернувшись после верховой поездки, увидели на конюшенном дворе только что прибывшего путешественника.

Заметив черноволосого мужчину, Думитру нахмурился и напрягся, но запыленный путник улыбнулся и поклонился им обоим.

– Мой дорогой граф, – сказал он по-немецки, блеснув маленькими умными глазами, – я слышал, что вы женились, но не ожидал, что буду иметь удовольствие познакомиться с новобрачной. Если ее нрав столь же хорош, как и лицо, то вы счастливейший человек на свете.

– Не завидуйте, потому что это не так, – тут же парировала Алси.

Вместо того чтобы возмутиться, мужчина расхохотался:

– Блистательно! Она похитила мое сердце.

Думитру, однако, не улыбнулся.

– Графиня, – сказал он с официальной сухостью, – позвольте представить вам Николая Ивановича. Он один из дипломатов, о которых я вам говорил.

– Приятно познакомиться, – ответила Алси и вопросительно взглянула на Думитру. – Надеюсь увидеть вас за ужином.

– Боюсь, это невозможно, – остудил ее пыл Думитру. Он тут же проводил русского гостя в свой кабинет.

Алси его больше не видела, неожиданный визитер уехал на следующее утро. Когда она попыталась заговорить на эту тему с мужем, он сказал:

– Чем меньше ты будешь иметь дел с подобными людьми, тем спокойнее будет нам обоим.

Алси больше не настаивала.

Почти каждый день они после обеда выезжали верхом, если дела не требовали присутствия Думитру, а Алси не приходила в голову внезапная математическая идея, которую следовало немедленно изложить на бумаге. Если Алси хотелось подумать на досуге и проехаться, а Думитру был занят, она отправлялась на прогулку в компании вооруженного конюха. Хотя с тех пор, как сербские гайдуки и местные бандиты наводили страх в этих местах, прошло пять лет, Думитру настоял, чтобы она на всякий случай выезжала под охраной, а поскольку конюх никогда не вмешивался в ее маршруты, она свыклась с этой разумной предосторожностью.

Однажды, вернувшись с такой прогулки, она услышала в холле незнакомый грохочущий голос и остановилась.

– Где моя жена?

Алси застыла у подножия лестницы. Мужчина говорил по-немецки, но и без этой отличительной черты человека благородного происхождения по одному тону было понятно, что он привык отдавать приказы. Насколько она понимала, только один человек мог явиться в замок Северинор и потребовать вернуть похищенную жену.

Она вглядывалась в коридор, ведущий в главный зал. В профиль к ней там лицом к лицу стояли двое мужчин: Думитру и светловолосый незнакомец. Алси затаила дыхание, желая посмотреть, какая сцена тут разыграется. Если один из них краем глаза заметит малейшее движение, ее поймают. Хоть бы какая-нибудь портьера, подумала Алси, чтобы спрятаться, как Полоний в покоях королевы Гертруды, но, увы, на голых стенах ничего не было, поэтому ей пришлось прошмыгнуть за угол.

Ненадежное укрытие, но, по крайней мере, отсюда у нее был прекрасный обзор. Пока мужчины испепеляли друг друга взглядами, Алси могла подробно рассмотреть златокудрого незнакомца. Он был ростом с Думитру, но по сравнению с атлетической фигурой ее мужа как-то романтически строен. Удивительно, что он обладал таким густым раскатистым голосом. Алси узнала прекрасные юношеские черты, запечатленные на миниатюре в медальоне, который она до сих пор хранила в своей спальне.

Янош Бенедек. Конечно, это он.

– Ты украл ее, подлый шпион! – обличал Бенедек. Слова эхом отдавались от стен. Он стоял, гордо выпрямившись, полный негодования и уверенный в своей правоте. – Я знаю, чего ты хочешь: выпытать мои тайны и в обмен на безопасность этой женщины узнать мои планы. Никогда! – Он внушительно повысил голос. – Хоть я и влюбился в эту женщину по переписке, но свою первую жену и мать – мою родину – я люблю еще больше.

Барон не замечал Алси, а Думитру смерил ее быстрым понимающим взглядом. Алси не шелохнулась.

– Она теперь моя жена, Янош, – сказал Думитру. – Мне от тебя ничего не нужно, потому что ни при каких условиях я не отдам ее.

– Она без ума от меня, – надменно заявил самоуверенный барон. – Она знает мою прекрасную душу. И если она теперь твоя жена, то исключительно потому, что ты принудил ее к этому. Но я не стану держать на нее зла за это. Слабость женщины – это ее величайшее достоинство и огромный недостаток. Если рядом нет мужчины, на которого можно положиться, она не может нести ответственность за то, что ее сбили с пути истинного.

Думитру скрестил на груди руки, скорее задумавшись, чем защищаясь. Вместе они являли собой странную картину: ее муж и мужчина, который должен был им стать. Оба с длинными волнистыми волосами и чисто выбритыми лицами, но на этом сходство кончалось. Лицо Бенедека светилось юностью и искренней верой в свою правоту, от Думитру же исходила какая-то древняя, лишенная эмоций уверенность. Казалось, Думитру понимал, какую шутку сыграла с ним судьба. Алси восхищалась Бенедеком, зная его только по письмам. Когда она увидела его воочию, барон оказался еще более ослепительным, но по сравнению с Думитру – поверхностным, он словно был покрыт блестящей фольгой, тонкой и бессмысленной.

– Она вышла за меня, когда узнала, что ты мошенник и пообещал ей баронский титул, на который не имеешь права, – возразил Дум игру.

Алси сообразила, что ее муж умышленно провоцирует Бенедека, старается довести до бешенства, чтобы тот продемонстрировал перед ней свои худшие качества. Почему Думитру решил, что это необходимо? Разве он не знает, что она довольна своим выбором?

Алси внезапно пришло в голову, что это ее первый шанс покончить со своим замужеством, если она того пожелает, и, должно быть, последний. Думитру понимает это так же хорошо, как и она, отсюда этот спектакль, в который неразумно включился Бенедек. Думитру ей не верит, не верит себе, что завоевал ее.

– Чтобы быть бароном, мне не нужно императорского соизволения, – с чувством превосходства взглянул на Думитру Бенедек. – Мое наследие доказывает благородство происхождения. Я не даю пустых обещаний. Из того, что я писал, можно сделать ложные выводы, но в делах я предельно честен. Как бы то ни было, я тебе не верю. Она не могла меня так легко забыть. Она приехала сюда, чтобы выйти за меня замуж, и, видит Бог, она это сделает.

Неужели и в письмах он был таким же тщеславным и напыщенным? Алси так не думала, но теперь едва могла вспомнить его слова. «Думитру, Думитру, что ты с нами делаешь?» – безмолвно вопрошала она и, наблюдая этот фарс, чувствовала себя оскорбленной и униженной.

– Я так не думаю, – объявила она, выходя из своего укрытия.

Когда Бенедек увидел ее, у него округлились глаза и открылся рот. Алси позволила себе эту маленькую радость, несмотря на горечь ситуации. Она знала, что прекрасно выглядит с порозовевшими от прогулки верхом щеками, в затканной золотом безупречной амазонке, сшитой точно по фигуре. Думитру тоже разинул рот, но его глаза вспыхнули от восхищения и триумфа, прежде чем он спрятал свою реакцию под слабой улыбкой.

Окинув мужчин холодным взглядом, Алси остановилась в нескольких шагах от них.

– Я здесь, как видите, – сказала она. К ее удивлению, голос звучал поразительно твердо. Она повернулась к Бенедеку: – Вам не нужно больше беспокоиться обо мне, сэр. Мой муж сказал правду. Я выбрала его. Мое приданое теперь недоступно. – И тоном, полным презрения к Бенедеку, к Думитру, ко всей этой безобразной сцене, добавила: – Возвращайтесь домой.

Алси медленно вышла с достоинством королевы, хотя на самом деле едва удерживалась от желания броситься бежать.

После драматического ухода Алси Думитру понадобилось лишь несколько минут, чтобы выпроводить Бенедека. Юный щеголь продемонстрировал себя во всей красе и получил недвусмысленный отказ от бывшей нареченной – теперь ему оставалось лишь как можно скорее убраться восвояси. Выждав время и убедившись, что соперник уехал, Думитру поднялся наверх, чтобы найти жену. Он победил, но в певших в его душе фанфарах звучала диссонирующая нота, он знал, что что-то не так.

Сдавленные звуки, доносившиеся из приоткрытой двери, подсказали ему, что Алси в старом кабинете его деда. Думитру никогда не любил эту комнату и, хотя знал, что в ней почти ничто не напоминает о суровом старике, замялся на пороге и не сразу открыл дверь.

Алсиона плакала. Думитру застыл на пороге, страх и шок пронзили его, словно ружейная пуля. Алси сидела у письменного стола и, уронив голову на руки, всхлипывала. «Что случилось? – подумал в замешательстве Думитру. – Она прогнала Бенедека. Неужели теперь она жалеет об этом?»

– Алсиона, – мягко окликнул он.

Вздрогнув, она выпрямилась и, шмыгая носом, принялась вытирать слезы. Затем, поняв тщетность этой затеи, рассмеялась. От этого отчаянного, полного рыданий смеха у Думитру воздух застрял в легких.

– Я не… не люблю его, если ты об этом думаешь, – запинаясь сказала она.

– Нет, – спокойно ответил он. – Я не думал, что ты его любишь. Когда ты смотрела на него, я понял, что никакой любви не было. – Несмотря на свои мимолетные страхи, Думитру сказал правду.

Алсиона долго молчала и даже не смотрела на него. Хрипло дыша, она пыталась овладеть собой. Ее молчание ранило Думитру куда сильнее, чем самые яростные обвинения. Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, но он знал, что Алси сейчас не позволит ему прикоснуться к себе. Он никогда не видел ее такой настороженной, даже в день свадьбы, когда она очень старалась казаться спокойной и уверенной, какой не была на самом деле. Сейчас, ссутулившись, Алси всем видом давала понять, что надо держаться подальше. Что ж, он заставит себя сохранять дистанцию.

– А до того как ты увидел нас вместе, ты знал, что я не любила его? – наконец спросила Алси, подняв глаза. Прямолинейность теперь была ее оружием, откровенность – щитом.

– Нет, – признался Думитру, хоть правда и задевала его гордость. – Я надеялся на это, но точно не знал. И даже сейчас, после всего случившегося, я боюсь, что ты решишь оставить меня. – Подвинув стул, он сел рядом, и Алси повернулась к нему, то ли чтобы прогнать, то ли внимательно посмотреть, он не мог сказать. – Ты из-за этого плачешь? – рискнул спросить Думитру, хотя толком не понимал, что значит этот вопрос.

– Нет. Да. – Она запнулась и опустила глаза на свои маленькие белые руки. – Ты не доверял мне. У тебя не было веры в меня, в нас, в то, что нас связывает. И поэтому ты вынудил его говорить ужасные вещи, превратил все в фарс, выставил нас всех глупцами… потому что хотел, чтобы он обидел меня… потому что ты хотел обидеть меня…

Думитру окаменел от этих слов, хлестнувших его, словно пощечина.

– Я не хотел тебя обидеть, – глухо сказал он.

– Разве? – Алси бросила на него быстрый взгляд. – Окажись ситуация противоположной, сомневаюсь, что на его месте ты поступил бы лучше. «Зачем вам моя жена?» – Алси точно изобразила возмущенный тон Бенедека. – «Потому что мне нужны ее деньги, чтобы купить овец и прорыть канал». – Попытка копировать голос Думитру оказалась неудачной. – «Выйти за меня замуж, чтобы финансировать революцию, более романтическая идея», – продолжила она воображаемый диалог.

Алси замолчала и быстро опустила ресницы, а когда снова открыла глаза, они были полны слез.

– Если я и любила его или хотела воспользоваться его благородством, чтобы сбежать отсюда, теперь это невозможно. Ты разбил мне сердце, показав, какой он тщеславный и эгоистичный человек.

– Твое сердце принадлежит мне, – выдавил Думитру.

Слова вырвались у него прежде, чем он успел их обдумать. На лице Алси отразилось изумление, и Думитру стиснул зубы. Как он мог рассказать ей о безумной ярости, охватившей его, когда другой мужчина явился в его замок, в его дом, с требованием вернуть нареченную? Как мог объяснить охватившее его умопомешательство, когда он увидел, что она смотрит на Бенедека словно на волшебное видение? В ее взгляде не было любви, это правда, но какое-то неприкрытое восхищение заставило его незамедлительно действовать. Выставить этого типа с проклятиями и угрозами у нее на глазах было невозможно. Перед мысленным взором Думитру тогда мелькали картины, как Алси умоляет соперника увезти ее из Северинора, стать ей мужем и бежит с ним. Думитру понимал, что эти страхи смешны, но ничего не мог с собой поделать, даже сейчас от одних воспоминаний об этой мифической возможности у него сдавило грудь.

– Я боялся, – наконец признался он. – Я знаю, это глупо. Но, глядя на него, я подумал, что того, что нас объединяет, тебе недостаточно, что ты захочешь оставить меня… – Думитру не договорил.

– Это жестоко, – тихо сказала Алси. В ее голосе не было обвинения. Она просто констатировала факт.

– Да. – Думитру замялся. – Я сожалею о случившемся.

В самом деле? Сейчас – да, он раскаивался в содеянном. Но он действительно мог потерять ее – и не в приданом дело, в тот момент он не думал о фунтах и талерах, – потерять ее…

У Алсионы вырвался дрожащий смех. Даже в слезах она была красива, ее кожа напоминала полупрозрачный тончайший фарфор, а глаза отливали яркой зеленью.

– Храни нас Господь! Думитру, доверяй мне хоть немного.

От этих слов у него в сердце словно нож повернули.

– Конечно, – ответил он.

Но внутренний голос предательски напоминал о двух тайнах, которые Думитру скрыл от жены: о планах на ее приданое и о втором, неофициальном, своем занятии, о котором, к несчастью, упомянул Бенедек. Ей не нужно об этом знать, сказал себе Думитру. Он хороший муж. Знай отец Алси, что дочь выйдет замуж за человека, который станет заботиться о ней, он не стал бы прятать от зятя ее деньги. Зачем жене деньги? Они ей нужны только в том случае, если муж негодяй и скряга. А что касается другого секрета… Алси нужно защитить от тех игр, которые он ведет с великими державами. Однажды это может обернуться большими неприятностями, и она должна быть невиновной и ни в чем не замешанной. Скверно уже то, что Николай Иванович Бударин узнал о ее существовании, поскольку наличие семьи – это слабость, которой может воспользоваться русский шпион, да и другие не упустят такой возможности.

Алсиона подняла руку к рассыпавшимся по его плечам локонам и намотала прядь на палец.

– Ты изменил внешность, чтобы походить на барона? – спросила она. – И одурачить меня?

Думитру смущенно провел рукой по чисто выбритому подбородку.

– Честно говоря, да. Я хотел вернуться к бороде и коротким волосам, но вспомнил, как сильно чешется лицо, пока отрастает борода, и всегда забываю сказать Гийому, чтобы подрезал мне волосы.

Алси легко провела рукой по его щеке.

– Если хочешь, можешь подстричь волосы, но мне нравится твое гладкое лицо, – почти застенчиво сказала она.

– Потому что оно напоминает тебе Бенедека? – улыбнувшись, поддразнил ее Думитру.

– Потому что оно напоминает мне тебя, когда я впервые тебя увидела, – серьезно ответила она.

Потом она улыбнулась, и Думитру с гордостью и облегчением почувствовал, что все будет хорошо. Пока оба его секрета останутся тайной.